– Нехристь! – взъярилась толпа. – За что он мирных католиков побил?!
   В Рошана полетели камни, палки, ножи. Храмовник прыгнул вперед:
   – Попробуй-ка этого, язычник! – и выхватил меч.
   – Пусть его святой рыцарь порежет! – взревели простолюдины. – На-ка! Вмажьте ему, ваша милость!
   Аршамбо был достойным сыном своего времени. Он совершенно не понял обвинений, выдвинутых святошей. Ему плевать было на парадокс Иова и тому подобную заумь. На его глазах оскорбили Христа (по крайней мере, так сказал священник), а значит, обидчик должен умереть.
   Аршамбо отшвырнул плащ и остался в коричневой полотняной рубахе до колен.
   – Сразимся?
   – С превеликим удовольствием, франк! – отвечал Рошан.
   Толпа отступила, давая место бойцам. Непрошибаемая стена вони – сандал, пот, мускус и прелое полотно – чуть рассеялась. Гебр и храмовник закружили по площади, нанося незначащие удары, приглядываясь друг к другу. Меч храмовника прыгнул вперед. Рошан отразил удар, сбив клинок у самого горла.
   – Силен, паршивец! – изумился рыцарь. – Клянусь титьками святой Агаты. А это как?
   От второго удара гебр увернулся. И тут же атаковал посохом в ключицу и голову, едва не убив. Пошла потеха. Рубился храмовник самозабвенно. На шесть ударов пришлось пять упоминаний святых. Правда, святую Сесилию он вспомнил дважды. Первый раз, получив локтем по шее, второй – поскользнувшись на ослином навозе.
   – А парень неплох, – уважительно заметил Аршамбо. – Жаль, что язычник… Ну а это возьмешь?
   Меч плеснул серебристым языком пламени. Фаррох чудом убрал голову. Посох его скользнул по запястью рыцаря. Раньше, чем тот успел выругаться, второй конец дубинки сбил кожу на скуле. В голове взорвался океан белого пламени.
   Пока храмовник поднимался с земли, Рошан мог трижды его убить. Но не сделал этого.
   – Эй, франк! – крикнул он. – Ты заметил, что у священника нет тонзуры?
   Рыцарь мотал головой, пытаясь вытрясти из нее огонь:
   – Э-э… У-у… Что?!
   Смысл вопроса с трудом доходил до него. Аршамбо напряг память. Вот капюшон слетает с головы крикуна. Овечьи локоны, злое смуглое лицо… И – ни намека на лысину.
   Священник без тонзуры – ложный священник. Переодетый ассасин.
   – Сир рыцарь! – отчаянно закричал оруженосец. – Спасайтесь! Сюда идет стража!
   Зеваки бросились врассыпную. Гасан и лжесвященник переглянулись и тоже заспешили прочь. К поединщикам бежали шестеро солдат во главе с тощим растрепанным рыцарем. Вид их не предвещал ничего хорошего.
   – Эй, вы! – закричал командир патруля. – Бросайте оружие и сдавайтесь!
   – Обвиснешь, сурок! – прохрипел в ответ Аршамбо. – Сдавалка еще не отросла.
   Его мутило. Перед глазами плавали зеленые круги. Даже убежать и то становилось проблемой.
   – Я с вами, сир, – Гуго выхватил меч. – Держитесь!
   – Зря ты это, юноша… Очень зря.
   Аршамбо поискал взглядом гебра. Тот, как и следовало ожидать, проявил благоразумие и ретировался. И правильно. Ему-то что геройствовать?
   – Что я вижу? – хмыкнул командир стражи. – Похоже, эти олухи решили сопротивляться. Не убивайте их, ребята. Просто избейте хорошенько!
   Стражники двинулись на Аршамбо. Тот стоял неподвижно, низко наклонив голову, словно бы к чему-то прислушиваясь. Эта мнимая неподвижность и обманула стражников. Никто не ожидал от него той прыти, с которой он вступил в бой. После первого удара командир патруля лишился меча, а его помощник – доброй половины зубов. Храмовник бил наверняка. Гуго защищал спину приятеля. От его неуклюжих выпадов толку было мало, но их хватало, чтобы удержать противника на расстоянии.
   – Да взять же его, остолопы! – надрывался командир. – И меч! Меч мне верните!
   Но стражники уже утратили свой боевой пыл. Оружие крикуна валялось под ногами Аршамбо – с таким же успехом оно могло висеть на луне. Против закаленного рыцаря шансов у гарнизонных вояк было мало.
   – Что вы ждете?! Нападайте!
   Аршамбо подобрал клинок с земли и взмахнул для пробы. Тяжело с двумя-то. Непривычно.
   – Слышь, Гуго… – бросил он через плечо. – Как я атакую, ты беги.
   – Но…
   – Без разговоров! Это ловушка ассасинов. Ты должен предупредить магистра.
   – Слушаюсь, сир.
   Юноша сглотнул слюну. Второй раз ему предстало бежать, бросив хорошего человека в опасности. Но что еще делать? Ведь иначе в беде окажутся многие хорошие люди.
   – Олухи вы, олухи! – объявил храмовник. – Аршамбо де Сент-Аман таких по дюжине на завтрак ест. Ну, кто первый?
   Гуго бросился наутек. Видя это, рыцарь-растрепа вырвал меч у стоящего рядом солдата.
   – Получай, ублюдок!
   Обидеться на «ублюдка» Аршамбо не успел. Звон в висках охватил всё тело. Заскрежетала сталь. Меч растрепы скользнул по щеке и покатился по земле. Где-то закричала женщина.
   Рукоять меча охватывали мертвые пальцы. Кровавая дорожка протянулась по камням. Растрепа рухнул на колени и завыл, прижимая культю к груди.
   Чтобы вырваться из кольца, Аршамбо не хватило совсем немного: лишней пары рук или удвоенном быстроты. Стражники навалились на него толпой, подминая под себя.
   За углом лжемонах подбросил на ладони финик. Первый из крестоносцев угодил в ловушку.
 
   Примерно в это же время на другом конце города храмовнику Гундомару несказанно повезло: он поскользнулся на яблочной кожуре. Пока он ругался, пока отряхивал плащ, над его головой скрипнула ставня. Водопад помоев обрушился на то место, где Гундомар неминуемо бы оказался, продолжай он движение.
   – Морду за такие штуки бить! – фальцетом возопил храмовник. – Эй, вы, хамы!
   И осекся. На балконе стоял ангел с помойным ведром. Смугленькая востроглазая красотка с очаровательными ямочками на щеках. Согласно шариату, незнакомка одевалась просто возмутительно. С франкскими приличиями дела обстояли чуть лучше, но тоже неважно. Дева не носила пояса. А это, как известно, признак простолюдинки, сумасбродки или просто безумицы.
   – Бог мой! – задрожал Гундомар. Усы его встопорщились, как у мартовского кота. – Неземное видение посетило меня. О чудо!
   Жадный взгляд его опускался всё ниже. От копны иссиня-черных волос и смеющегося рта к смуглым грудям, выглядывающим из открытого лифа платья. От бесстыдно оголенного пупка к бедрам, соблазнительно сверкающим в разрезах юбки. Ниже. Еще ниже…
   – Это же розмарин! Иисусе праведный! А вон мирт в горшочке… И рута. И золотой корень! Сударыня, я иду к вам.
   Подхватив меч и плащ, Гундомар нырнул в дверь. Тут же из-за угла выскочил бородач в чалме и черном халате, судя по всему – сарацинский выкрест.
   За ним шли стражники.
   – Он там, клянусь Иисусом-богом! – воскликнул бородач. – Доколе, скажите, терпеть будем? Мерзавцы женам нашим докучают!
   – Мы его арестуем, господин Абдукерим. Будьте покойны.
 
   Зазвенело золото, переходя из рук в руки. Стражники ринулись в дом следом за храмовником.
   В чайхане жизнь била ключом. Пылинки танцевали в столбе света, боясь коснуться грязи на полу и стенах. Над коврами стоял неумолчный гул голосин. Здесь ели и пили, продавали и покупали, играли в кости и воровали. Аромат гашиша мешался с запахами горячей лапши, майорана и базилика.
   Тощий смуглый араб в выцветших шароварах подался вперед. Единственный глаз его округлился.
   – Клянусь Аллахом, ты подменил кости. Эй, правоверные! Этот франк – жулик!
   – Ты лжешь, Абдулла! И я докажу это!
   Фразу Жоффруа закончил, уже стоя на ногах. При этом жаровня летела в лицо одноглазого, а в руке сверкал нож. Чайханщик бросился наперерез, но не успел. Получив пинок в пах, он обиженно булькнул и повалился на землю.
   – Бей! Держи! – завопили посетители. – Христианского дьявола!
   Жоффруа разбросал своих противников и прыгнул к выходу. Но уйти ему не удалось. Полог откинулся, и в чайхану ворвалась рябая рожа с вывернутыми ноздрями.
   – Сюда, господа стражники! – заголосила рожа – Вот она, юдоль гашиша. А франк – первый гашишин!
   Стоит ли упоминать, что рожа эта носила черный халат?
 
   Завидев патруль, сир Пэйн де Мондидье со всех ног бросился ему навстречу.
   – Стража! Стража! – отчаянно завопил он. – помогите!
   Солдаты остановились.
   – Что случилось, сир? – поинтересовался их командир. – От кого вы спасаетесь?
   – Меня… клянусь флорентийским котом, это невозможно! Та женщина – моя теща. О, спасите меня!
   Командир стражи презрительно усмехнулся:
   – У нас нет причин вмешиваться. Разбирайтесь сами.
   – О нет! Я погиб! – Пэйн рухнул на колени. – Арестуйте меня, господа. За что именно, я расскажу позже.
   В глазах стражников промелькнул интерес.
   – Вы храмовник? – спросил командир.
   – Да, сир.
   – В таком случае вас нам и надо. Следуйте за мной, сир. Вы арестованы.
   – О благодарю, господа!
   Когда храмовника увели, из переулка вышла дородная женщина в черной абайе. Никого не стесняясь, женщина принялась разоблачаться. Абайя полетела на землю, открывая черный халат, усы и кинжал. Воровато оглядевшись, ассасин побежал следом за стражниками.
 
   Над домом у Собачьих Ворот с самого утра витало беспокойство. Ушли и не вернулись Мелисанда и Гуго де Пейн. Пропал брат Роланд. От Гундомара, Жоффруа и Аршамбо не было ни слуху ни духу.
   – Меня терзают предчувствия, – хмурился Андре. – Сир Годфруа, а не сходить ли мне на разведку?
   – Магистр приказал ждать. Клянусь апостолами, ты, Андре, будешь сидеть и ждать, даже если кости твои превратятся в песок!
   Храмовник помрачнел еще больше. Рассудком он понимал, что Годфруа прав, приказы магистра не обсуждаются. Но вдруг случилась беда? Что же, так и сидеть сиднем, пока братьев убивают ассасины?
   Когда на улице зазвучали шаги, он был внутренне готов к любым неприятностям. И те не замедлили себя ждать.
   – Здесь, что ль, храмовники проживают? – из-за забора вынырнула голова в овечьих локонах. – Того-этого… Сир магистр весточку вам шлет. Замели его, балакает. Выручайте.
   – Ты обезумел, хам?! Что ты несешь?
   – Хам не хам, а вот хожу по верхам. Не хотите, не надо. Только сидит он в башне у Железных Ворот. Говорит, не размечете тюряшку по камешкам – сгинет совсем. И девка ваша с ним.
   – Мелисанда?! Эй, Годфруа! Годфруа, на помощь!
   Тут уж не до размышлений. Храмовники похватали мечи и кольчуги и бросились на выручку магистру.
 
   Мишель Злой Творец подкинул на ладони два финика и побежал к Габриэлю докладывать об успехе операции.
   У Железных Ворот храмовников уже ждали.
   В тайном доме, ранее принадлежавшем Исааку, а ныне ассасинам, собирались тени. Люди в черном выходили из полумрака. Кланяясь, они клали на ладонь Габриэля финики.
   Один. Еще один. И еще. Сразу три. Один, но очень крупный.
   Последним подошел Абдулла. На лице маленького батинита отражалось страдание. Робко-робко он протянул руку. Едва коснувшись ладони предводителя, тут же отдернул пальцы.
   Брови Габриэля поползли вверх.
   – Что это, Абдулла?
   – Э-э… м-м… ну…
   – Смелее, Абдулла! Я тебя не съем.
   Взгляд Тени свидетельствовал как раз об обратном. Ассасины притихли.
   – Это плод инжира, – набрался храбрости коротышка. – Иначе говоря, смоква. Или фига – но это по-простому. По-народному.
   – Слава Аллаху, я пока еще не лишился ни зрения, ни слуха. Что эта фига здесь делает?
   – О, повелитель! Клянусь всем, что имею, я был так голоден, что проглотил финик целиком. С косточкой. Времени искать замену не было, и я воспользовался тем, что подвернулось под руку.
   – Хорошо. В наказание будешь мести полы и чистить отхожие места, пока не вернемся в Аламут…
   Коротышка перевел дух. Счастливо отделался!
   – …а когда вернемся, поднимешься на стену и спрыгнешь вниз.
   Радость в глазах Абдуллы угасла.
   – На голове и на глазах, повелитель, – поклонился он.
   – Вот и прекрасно. А теперь настало время познакомить вас с моими планами. Слушайте же!
   Двадцать пять бород и один бритый подбородок придвинулись к Габриэлю. Ассасины готовились внимать своему повелителю.

НЕОЖИДАННЫЕ СОЮЗНИКИ МЕЛИСАНДЫ

   Магистр никогда не должен терять бдительности. Простым рыцарям можно, ему – нет. Стражников Гуго заметил задолго до того, как их увидела Мелисанда. Вот только он и в горячечном бреду не мог вообразить, что те пришли за ним.
   – Магистр ордена Храма, сир Гуго де Пейн? – почтительно наклонил голову их командир.
   – Да, это я.
   – Приказываю вам сдать оружие и следовать за нами.
   Гуго бросил быстрый взгляд по сторонам. Улицу перекрыли мастерски. Стража в обоих концах, переулки охраняются. Всего человек двенадцать, но как талантливо расставлены.
   – Позвольте спросить, на каком основании?
   – Вы требуете оснований? – вскипел командир. – Черт побери! Да ваши люди просто взбесились! Один устроил побоище прямо на ступенях церкви Святого Петра. Другого поймали, когда он ломился в дом купца Абдукерима. Еще двое атаковали башню у Железных Ворот. Вам мало оснований?
   – Это всё неправда! – воскликнула Мелисанда.
   – Прошу вас, сударыня, – поморщился стражник. – Дозвольте нам судить, что правда, а что нет. Я понимаю, вам тяжело слышать всё это. Но ваши друзья были пойманы с поличным. – Он повернулся к магистру: – Так вы идете, или же нам следует применить силу?
   Де Пейн вздохнул:
   – Хорошо, сударь. Вот мой меч. Я отправляюсь с вами.
   – И вы позволите свершиться несправедливости?! – поразилась Мелисанда. – Мессир! Но как же…
   Она не договорила. Храмовник и без того знал, что хотела сказать девушка.
   – Я сдержу свое слово, Ваше Высочество. Не беспокойтесь об этом. Завтра всё решится.
   Принцесса смотрела вслед стражникам, не в силах пошевелиться. Всё пошло кувырком. Не успели колокола отзвонить час девятый, как Мелисанда лишилась друзей и союзников.
   Одна.
   Против всего воинства ассасинов.
   Мир придвинулся, став колючим, злым и враждебным. Как в детстве, когда ушибешь коленку о стену и непонятно кого винить. И кажется, что все против тебя.
   – Принцесса Мелисанда? Ваше Высочество? – прозвучал за спиной вкрадчивый голос.
   Девушка обернулась:
   – Да, сударь. А вы кто?
   Человека, стоявшего перед ней, храмовники узнали бы без труда. Злое смуглое лицо, кудри, похожие на свалявшуюся паклю или овечью шерсть. И глаза – тусклые, цветом напоминающие линялое сирийское небо.
   – Какие нежные пальчики, – Мишель взял руку принцессы и любовно погладил. – Тонкие, хрупкие…
   – Лапы убери, мерзавец!
   Злой Творец легко уклонился от пощечины. Мелисанда ойкнуть не успела, как он оказался за спиной. Схватил за плечи, притянул к себе.
   – Эти ушки, – вдохновенно зашептал ассасин, почти касаясь Мелисандиной щеки. – О, эти драгоценные раковины, лепестки дивных цветов. Как бы я хотел коснуться их зубами! Прорвать нежную кику. Оросить дивным алым соком бархат платья…
   Мелисанда двинула затылком назад, метя убийце в переносицу. Мишель засмеялся. Его предплечье немного сместилось и легло на горло девушки. Совсем чуть-чуть, но у принцессы перед глазами поплыли круги.
   – Слушай меня и запоминай, детка. Больше повторять не буду. Завтра, после того как отзвонят час третий, явишься в известный тебе дом. Одна, без спутников. Там тебя встретит мой хозяин, Габриэль-Тень. Аллах ведает, чего он захочет от тебя, но советую быть покладистой. Иначе твоему папочке конец. Ты поняла меня, милая?
   Мелисанда закивала. Изо рта ассасина исходил сладковатый гнилостный душок. От этого девушку мутило. Рука, пережимавшая горло, чуть ослабила хватку.
   – И не пытайся втравить в дело стражу. А то твои друзья в темнице не переживут завтрашнего дня.У нас есть люди среди стражников.
   Мишель толкнул принцессу. Да так, что та упала в пыль.
   – До завтра, сладенькая! Твои пальчики и ушки бесподобны. Надеюсь, ты сохранишь их в целости? Для меня.
   Страшный человек растворился в мареве раскаленных улиц Антиохии. Принцесса осталась одна. Ее трясло.
   – Сир Гуго, – бормотала она онемелыми губами. – Сир Гуго, как же вы не вовремя оставили меня! Нет, я не виню… я всё понимаю… Господи!.. Но что же мне делать?.. Сир Гуго!
   В ногах разлилась слабость. Кожу в том месте, где к ней прикасался ассасин, обдавало то огнем, то холодом. Мелисанда не смогла бы подняться, даже если бы от этого зависела ее жизнь.
   Она прикрыла воспаленные веки.
   «Отец, – пронеслось в голове. – Отец, я не сдаюсь. Честно… Я всё равно спасу тебя, как бы ни было трудно. Но сейчас мне надо отдохнуть».
   И удивительное дело: отцовская жесткая ладонь коснулась ее волос. А еще – она почувствовала присутствие рыцарей Храма. Те стояли вокруг, охраняя лежащую на земле девчонку.
   – У флорентийца славный кот, – послышался голос Пэйна де Мондидье. – Не пес, не боров и не птица. Сударыня, вы помните, как там дальше?
   Мелисанда измученно прижала ладони к лицу. Господи, как больно… Надо вставать, что-то делать…
   – Да, сир де Мондидье… Я сейчас… Подождите немного!
   Она разозлилась сама на себя. Ну сколько можно валяться мешком соломы?! Овечий ассасин ее перепугал? Так завтра он умрет.
   Без пощады и сожаления.
   Нужные слова сами всплыли в памяти:
 
У флорентийца славный кот,
Не пес, не боров и не птица.
Храмовником зовется тот,
Кем может весь Левант гордиться.
 
   – Прекрасно, сударыня! Вот видите, как всё просто. И скажу вам по секрету: я тоже горжусь вами. Вы лучшая из принцесс, что я видел в жизни.
   – Спасибо, сир де Мондидье. А я уж было совсем разнюнилась. Я глупая, правда? Лежу, плачу… Я сейчас встану. Только помогите мне подняться. Сама я не могу.
   Мелисанда вытянула руку. Какой-то миг ей казалось, что она ощущает прикосновение ладони храмовника-поэта, но то была иллюзия.
   Принцесса открыла глаза. Никого. Только пыльные смерчики закручиваются над пустынной улицей.
   Черная безнадега отступила. Силы вернулись к Мелисанде, а с ними и уверенность. Ведь где бы ни находились ее друзья, они всегда рядом. И обязательно придут на помощь.
   Выяснить, куда поместили храмовников, ей не удалось. Во дворец ее не пустили. Боэмунду о ее визите доложить отказались.
   – Уже поздно, сударыня, – насмешливо скалясь, заявил коннетабль. – Приходите завтра к вечеру. А еще лучше – через недельку. Прислать вам запас ниток для вышивания?
   «Смейся, смейся, жирный боров, – подумала Мелисанда. – Посмотрим, кто будет смеяться последним».
   Вслух же ответила:
   – Благодарю за участие, сир. Вы тоже заходите как-нибудь. Научите меня вышивать крестиком. С мужскими умениями, как я погляжу, у вас туго.
   Бертран не нашелся что ответить. К счастью. Иначе Мелисанда его бы просто пнула.
   Что ж… Здесь не выгорело. Значит, надо пробовать где-нибудь еще.
   «И что за глупая манера всюду видеть предательство, – рассуждала она сама с собой, отправляясь в штаб-квартиру ордена. – Сир Гуго меня никогда не обманывал. С чего я решила, что сейчас будет иначе? Конечно, ему пришлось отправиться с этими мерзкими стражниками. А как бы он, интересно, помог мне, упав бездыханным у моих ног?»
   Она принялась загибать пальцы:
   «Остаток дня. Вечер и ночь. И еще кусочек утра – но это уже крайний случай. Времени предостаточно. Магистр освободит рыцарей, а потом они все вместе поспешат мне на помощь. Главное – не мешать им. А это означает, милая моя сударыня, что надо прекратить истерики и глупости. Если я погибну, кого, интересно, прикажете спасать мессиру де Пейну?»
   Принцесса повеселела. Да и в самом деле! Она столько переделала за это время. Вырвалась из мира, в котором глупенькие принцессы лупасят друг друга подушками и обмирают от ужаса, заслышав за дверью шаги матери. Не дала Морафии и Незабудке изуродовать себя. Ассасин не сумел ее убить, стражники остались с носом. Вспомнив, как лихо Аршамбо с ними рубился, Мелисанда рассмеялась.
   А потом? Ей удалось привлечь на свою сторону лучший на свете орден. Рыцарей, которым нет равных во всём Леванте! И она отплатит им неблагодарностью? Черта с два!
   – Клянусь яйцами святого Антония, – воскликнула она басом, – я не отступлюсь! Интересно, а как бы поступили на моем месте Аршамбо и мессир де Пейн?
   Ответ напрашивался неутешительный. Храмовники взяли бы мечи, отправились бы в гости к Габриэлю – и у флорентийца славный кот, всех ассасинов… Всех, кроме самого Габриэля. А уж его заставили бы бегом бежать в Халеб, освобождать короля.
   Этот вариант не годился. В Иерусалиме, тренируясь с рыжим оруженосцем, Мелис не смогла даже освоить колющий удар мечом. Не говоря уж о других, требующих ого-го какой силы и сноровки. Но если бы все на свете решала грубая сила, Господь не стал бы делить людей на мужчин и женщин.
   Ей следовало найти другой путь. Вот и всё. Может, наведаться в гости к де Бюру? Ведь письмо короля предназначалось ему. Пусть и поговорил бы с Габриэлем.
   Но нет. Как бы ни был соблазнителен этот план, от него пришлось отказаться. У Мелисанды не осталось доказательств. Письмо отца она сожгла, а на слово сир Гильом ей вряд ли бы поверил. Да и не такой он сторонник Балдуина, чтобы ради него рисковать головой.
   Что же еще можно сделать? Думай! Думай!
   «Судьба обходилась со мной по-разному, – вспомнились ей слова Гуго, – но никогда не оставалась равнодушной. Если есть в вашем сердце вера, надежда и любовь, остальное приложится».
   Вера.
   Надежда.
   Любовь.
   Мелисанда огляделась по сторонам. По другой стороне улицы понуро брел рыжий оруженосец. Взгляд его был устремлен на мостовую. Вряд ли он заметил бы принцессу, даже пройди та в двух шагах от него.
   Вот и знак судьбы.
   – Эй, Гуго! – закричала Мелисанда. – Гуго!
   Что там говорят правила приличия? Благородная дама должна быть сдержанна и немногословна? Ага, сейчас! Разбежалась.
   – Гуго, кому говорю! А ну стой, олух! Остановись!
   Оруженосец вздрогнул.
   – Мелис?! В смысле… Ваше Высочество?! Хвала Иисусу!
   Он бросился к принцессе и схватил ее за руку. Лицо его от пережитых страданий осунулось. Щеку украшала свежая царапина, ладонь была замотана грязной тряпицей. Нынешнее утро, казалось, состарило его лет на десять. По крайней мере бестолковщину из него повыбило.
   – Слушай, Мелис, – горячечно забормотал он. – Надо предупредить магистра! Ассасины устроили ловушку!
   – Некого предупреждать, Гуго. Их план удался. Храмовники все в тюрьме. Я одна.
   Оруженосец нахмурился:
   – Одна, говоришь? Клянусь сиськами святой Агаты, нет! Теперь я с тобой. И я буду сражаться!
   – Спасибо, Гуго, – Мелисанда обняла оруженосца. – Гуго… Прости, что я тебя тогда обидела!
   «Какой он милый, – подумала она. – Клясться сиськами у Аршамбо получается лучше. Но пройдет несколько лет, и Гуго отыщет свои клятвы и свою манеру держаться. Хвала Господу, меня окружают очень хорошие люди».
   Мелисанду действительно окружали хорошие люди. Правда, у каждого из них были свои недостатки. Гуго, например, совершенно не умел планировать свои действия.
   – А чего? – беззаботно объявил он. – Я возьму меч, войду в дом и перебью их.
   – Гуго! – укоризненно воскликнула принцесса, – Я нисколько не сомневаюсь в твоей храбрости, но ассасинов там два десятка, если не больше. Тебя просто-напросто зарежут!
   – Значит, я погибну во имя тебя. А эту неравную битву воспоют в песнях и преданиях.
   – Дурачок! Мне нужно, чтобы ты жил во имя меня. Живой мужчина лучше мертвого героя, это тебе любая женщина скажет. А еще я хочу сделать битву неравной для ассасинов. И разгромить их. Да так, чтобы они детям заказали обманывать франков. Понимаешь?
   В делах стратегии Мелисанда понимала куда больше Гуго. Она знала, как ставить цели. И как добиваться их выполнения.
   – Можно поступить, как поступают в таких случаях крестоносцы, – предложил Гуго.
   – То есть?
   – Предоставить выбор высшим силам. Помнишь легенды? Если рыцарь попадает в безвыходное положение, ему надо отпустить поводья. И конь, ведомый наитием свыше, привезет в нужное место.
   – Но у нас нет коня.
   – Можно его украсть. Или просто помолиться и спросить совета у первого встречного.
   – Хм…
   Эту идею Мелисанда сочла здравой.
   Надо вспомнить, что тогда было за время: демоны искушали пустынников, ангелы с огненными мечами сражались за правое дело. Сторона, чье дело считалось правым, менялась в зависимости от хрониста, описывающего битву, но разве в том суть?
   Не так давно Петр Варфоломей нашел в Антиохии Святое Копье. Когда в подлинности оружия усомнились, он решился на ордалию, и ему удалось выйти из пламени живым. А то, что он так недолго жил после испытания, объясняется недостаточной верой Варфоломея: усомнился провансалец. Дрогнул. Неудивительно, что огонь опалил его.
   – Это хорошая мысль, – сказала принцесса. – Преклони же колени.
   – Прямо сейчас?
   – А чего ждать? – И, подавая пример, опустилась на землю. Сложив ладони лодочкой, принялась молиться.
   Редкие прохожие шли мимо, не обращая внимания на коленопреклоненных юношу и девушку. В те времена, когда жизнь человеческая частенько висела на волоске, подобными сценами трудно было кого-то удивить.
   – Аминь! – наконец произнес Гуго, поднимаясь.
   – Аминь! – закончила молитву Мелисанда. Отряхнула платье. – Ну вот. Теперь осталось ждать первого встречного.
   – Боюсь, что мы уже дождались…
   По улице шел человек в черном халате. Несколько старых шрамов перекосили его лицо в разные стороны. Борода росла неравномерно – справа гуще, чем слева. За поясом торчали рукоятки кинжалов. Помня о приметной внешности Ахмеда, ассасины никогда не посылали его шпионить. Убивать или красть – сколько угодно. Но не шпионить.