Интересно, что вот этот специфический, несколько расслабленный стиль вполне уживается с бурным техническим прогрессом, с серьезными зарубежными контактами, с интенсивными торговыми переговорами. В городских офисах я вижу подтянутых, хорошо одетых клерков. А вечером во двор своего дома те же люди выходят, что называется, неглиже. Бедная Виолетта больше всего, кажется, страдает именно от этого пренебрежения к уличной форме одежды. Она же бывшая модель (а может, еще и будущая). Она привыкла к подтянутой, красивой одежде – рабочей, домашней, уличной.
– А тут, представляете, выхожу в воскресенье во двор, и что я вижу? Кто-то в нижнем белье, кто-то в трусах, кто-то в легком халате.
– Так ведь жара же, – пытаюсь я вступиться за тайбэйцев.
– Для жары тоже есть наряды – шорты, майки, сарафаны. Но это для кое-кого из моих соседей как будто даже и не существует. Простота.
Я, в свою очередь, тоже отмечаю некоторую непривычную простоту. Один мой знакомый, заведующий кафедрой, запаздывал на лекцию. Я спросила у его секретарши, не известно ли ей, где он.
– Известно, спит у себя в кабинете, – охотно ответила она.
Ну и ну, подумала я, так заложить своего начальника! Через некоторое время профессор появился в аудитории и без тени смущения сказал:
– Прошу прощения, я сегодня немножко заспался.
Студенты безо всякого удивления раскрыли тетради. Оказалось, профессор спит в кабинете каждый день. А что же здесь плохого? Отдохнул человек, посвежел, пошел работать дальше. И никакого секрета в этом нет.
Другой преподаватель, человек очень уважаемый, любимец студентов, откровенно сообщает:
– Пять минут перерыв. Мне нужно зайти ненадолго в туалет.
И опять никакого удивления, потому что вообще слова «уборная», «туалет» здесь не носят такого «полустыдного» характера, как в Европе. Модно одетая молодая дама подходит в метро к незнакомому и тоже модному мужчине и громко спрашивает: «Не знаете, где здесь туалет?»
Все делается для того, чтобы человеку было легко, комфортно, чтобы не напрягать его понапрасну, чтобы не обидеть. Отсюда вот эти ласковые, мелодичные голоса, обволакивающие интонации. Когда я говорю с Хон Мэйлан (Лили), молодым профессором университета Ченчжи, я чувствую себя жителем глухомани, приехавшим в столицу. Хотя на самом деле все наоборот. Я коренная горожанка, а Лили – селянка из далекой тайваньской деревни. Правда, она уже давно переехала в Тайбэй и говорит по-здешнему – плавно, с мелодичными интонациями, слегка поднимая их к концу фразы. Я же, слушая себя как бы со стороны, чувствую, как резки мои интонации, как громок голос. Я очень стараюсь, но мне так и не удается обрести эту плавность, мелодичность, эту успокаивающую тихость…
Однажды меня пригласили на вечер факультета русского языка университета Ченчжи. Студенты ставили отрывки из русских классиков на языке оригинала. Я попала на инсценировку рассказов Зощенко. Участники – режиссеры, художники, дизайнеры, ну и, конечно, актеры – очень постарались. Студенты отлично выучили тексты, костюмы были грамотно подобраны, а декорации хорошо продуманы. И все-таки это был совершенно не русский спектакль, а именно тайваньский. Потому что привычный моему уху с детства зощенковский текст в исполнении вот этих мелодичных, обволакивающих голосов звучал диссонансом – слишком резко, пожалуй, даже грубо.
Мальчики и девочки
Красота по-тайваньски
Кто им нравится?
Секс до брака
– А тут, представляете, выхожу в воскресенье во двор, и что я вижу? Кто-то в нижнем белье, кто-то в трусах, кто-то в легком халате.
– Так ведь жара же, – пытаюсь я вступиться за тайбэйцев.
– Для жары тоже есть наряды – шорты, майки, сарафаны. Но это для кое-кого из моих соседей как будто даже и не существует. Простота.
Я, в свою очередь, тоже отмечаю некоторую непривычную простоту. Один мой знакомый, заведующий кафедрой, запаздывал на лекцию. Я спросила у его секретарши, не известно ли ей, где он.
– Известно, спит у себя в кабинете, – охотно ответила она.
Ну и ну, подумала я, так заложить своего начальника! Через некоторое время профессор появился в аудитории и без тени смущения сказал:
– Прошу прощения, я сегодня немножко заспался.
Студенты безо всякого удивления раскрыли тетради. Оказалось, профессор спит в кабинете каждый день. А что же здесь плохого? Отдохнул человек, посвежел, пошел работать дальше. И никакого секрета в этом нет.
Другой преподаватель, человек очень уважаемый, любимец студентов, откровенно сообщает:
– Пять минут перерыв. Мне нужно зайти ненадолго в туалет.
И опять никакого удивления, потому что вообще слова «уборная», «туалет» здесь не носят такого «полустыдного» характера, как в Европе. Модно одетая молодая дама подходит в метро к незнакомому и тоже модному мужчине и громко спрашивает: «Не знаете, где здесь туалет?»
Все делается для того, чтобы человеку было легко, комфортно, чтобы не напрягать его понапрасну, чтобы не обидеть. Отсюда вот эти ласковые, мелодичные голоса, обволакивающие интонации. Когда я говорю с Хон Мэйлан (Лили), молодым профессором университета Ченчжи, я чувствую себя жителем глухомани, приехавшим в столицу. Хотя на самом деле все наоборот. Я коренная горожанка, а Лили – селянка из далекой тайваньской деревни. Правда, она уже давно переехала в Тайбэй и говорит по-здешнему – плавно, с мелодичными интонациями, слегка поднимая их к концу фразы. Я же, слушая себя как бы со стороны, чувствую, как резки мои интонации, как громок голос. Я очень стараюсь, но мне так и не удается обрести эту плавность, мелодичность, эту успокаивающую тихость…
Однажды меня пригласили на вечер факультета русского языка университета Ченчжи. Студенты ставили отрывки из русских классиков на языке оригинала. Я попала на инсценировку рассказов Зощенко. Участники – режиссеры, художники, дизайнеры, ну и, конечно, актеры – очень постарались. Студенты отлично выучили тексты, костюмы были грамотно подобраны, а декорации хорошо продуманы. И все-таки это был совершенно не русский спектакль, а именно тайваньский. Потому что привычный моему уху с детства зощенковский текст в исполнении вот этих мелодичных, обволакивающих голосов звучал диссонансом – слишком резко, пожалуй, даже грубо.
Мальчики и девочки
Красота по-тайваньски
В дни моего пребывания в Тайбэе я то и дело впадаю в панику: как я их буду различать, их так много, и они же все одинаковые. Все маленькие, худенькие, все черноголовые; у всех раскосые глаза и плоские носы. Я, конечно, знаю про этот эффект восприятия другой расы: выделяешь то, что их отличает от тебя, а различия между ними самими не замечаешь. Я насмешничаю над собой: вспоминаю рассказ одного нашего кинорежиссера, который с небольшой киногруппой снимал сюжет в африканском племени. Однажды предводитель племени спросил, почему у него сегодня нет с собой кинокамеры. Оказалось, что он принял режиссера за его кинооператора. «Как нас можно было спутать, – изумлялся режиссер, – я полноватый шатен, а он худой блондин? Очевидно, мы все у него на одно лицо». Я чувствую себя здесь, на Тайване, совершенно тем же диким африканцем.
Утром ко мне подходит студент, предупреждает, что сегодня не сможет прийти на мой семинар, он встречает сестру в аэропорту. Однако перед началом занятий я вижу, как этот студент входит в аудиторию.
– Привет, – говорю, – уже встретил сестру?
Он не отвечает, только улыбается. Впрочем, они все и всегда улыбаются. Вид у этого парня, однако, несколько озадаченный, его явно что-то беспокоит. В перерыве он подходит ко мне.
– Извините, – говорит, – но у меня нет сестры. И я никого сегодня не встречал. Это, наверное, был другой ст удент.
Еще один случай. Я жду водопроводчика: он обещал прийти на другой день, но не пришел. И вдруг я встречаю его в автобусе. Прошу Нину выяснить, почему он ко мне не приходит, я его очень жду. Нина, обменявшись с ним несколькими словами, переводит глаза на меня, на него и обратно. И молчит. Мужчина смотрит на меня с интересом.
– В чем дело? – спрашиваю я Нину.
– Он говорит, что ничего вам не обещал и вообще видит вас впервые, – удивленно отвечает Нина.
Потом, конечно, эта болезнь прошла. Я стала различать не только отдельные типажи, но и отдельные лица. Я увидела, что разнообразия тут не меньше, чем в Америке или Европе. Скажем, мои аспирантки Нина и Таня. Они близкие подруги, но очень разные. Нина – маленькая, подвижная, лицом не очень приметная. Однако ее узкие глазки уголками вверх выдают ум и ироничность, а тонкая улыбка – способность глубоко понимать. Таня считается красавицей. Во-первых, она высокая – конечно, по здешним меркам, сантиметров 158–160. Во-вторых, у нее довольно светлая кожа. В-третьих, большие и не очень раскосые глаза. Она знает о своей красоте и гордится ею.
Кстати, о том, что Таня красавица, я узнала от другой аспирантки Института русских исследоаний Лин Куан-линь (Сони). Она мне объяснила, что именно ценится в женской красоте:
– Прежде всего рост: чем выше девочка, тем красивей. Потом – глаза. Чем они более круглые, тем лучше. Таких круглых, как у белых людей, здесь не встретишь, но совсем узкие, прикрытые верхним веком, считаются не очень красивыми. Потом – нос. Иногда встречаются носы подлиннее, – тут Соня посмотрела на меня и вздохнула. – Ну, не такие, конечно, как у вас. Это было бы слишком хорошо. Затем – кожа. Девочки стараются сделать ее как можно светлее, пользуются для этого разными кремами, мазями…
– А как же загар? – вспомнила я русских и американских красавиц, часами загорающих на пляжах.
– О загаре мы думаем все время, – по-своему поняла меня Соня, – бережем от него лицо. Когда на улице солнце, ни одна уважающая себя женщина из дома без зонта не выйдет.
– Рост, нос, глаза, кожа, – подытоживаю я наш разговор. – Что еще важно в женской красоте? Фигура?
– Нет, фигура большого значения не имеет. Мы же все худенькие, тонкокостные. Правда, иногда встречаются толстушки, но очень редко.
– А ноги?
В свое время Пушкин сокрушался, что по всей России не сыскать две пары стройных женских ног. Интересно, что бы он сказал о китаянках?
– А что ноги? – удивляется Соня. – По-моему, никто на них внимания не обращает.
Да уж, это точно. Иначе не носили бы модницы короткие юбочки, обнажающие и подчеркивающие огурцеобразное пространство между коленками. Отсюда, кстати, даже у самых привлекательных женщин не очень красивая походка, слегка вразвалочку. Интересно, что у молоденьких городских девушек этот дефект меньше, а в центре Тайбэя, на улицах я пару раз даже встретила совсем прямые женские ноги. Как и почему изменяется эта генетика, сказать не могу.
Я еще хотела спросить Соню, почему у многих девушек неровные зубы. Но передумала: сама она была бы прехорошенькой, если бы ее передние зубки не налезали друг на друга. Соня, однако, их не стеснялась, как и другие девушки с тем же недостатком. Правда, у двух-трех студенток я все-таки увидела брекеты. Но они, кажется, недавно вернулись из Америки. Остальных это явно не беспокоило.
«А что ценится в мужской красоте?» – этот вопрос я задавала нескольким своим студенткам, но внятного ответа не получила. Как правило, они отвечали, что внешность для мальчика дело десятое, но раз уж я так настаиваю… И дальше шел примерно тот же ряд критериев – высокий рост, круглые глаза, длинный нос. Спрашивать «блондин или брюнет» смысла не имело: брюнеты здесь все. Хотя именно у мальчиков – кажется, даже больше, чем у девочек – принято красить волосы. Я встречала и рыжеватых шатенов, и выбеленных блондинов.
Кстати, насколько мне удалось заметить, студенты не меньше, чем студентки, внимательны к одежде, как сказали бы у нас, к своему «прикиду». Впрочем, тайбэйцы лет до 50, а часто и старше, вообще большие модники.
– Как вы отличаете тайваньца от китайца с материка? – спросила я Нину.
– По одежде. Они, если только не из Пекина, Харбина или какого-нибудь другого крупного города, совершенно не следят за мировой модой.
Тайваньцы же стараются не отставать от мировых тенденций. На их худеньких изящных фигурках (без учета ног) все эти брючки, маечки, пиджачки сидят очень ловко. При огромном количестве товаров в магазинах и на рынках здесь совсем несложно подобрать правильную цветовую гамму – одежда, сумка, туфли, поясок, все в тон. И, скажем, Таня меняет свои туалеты, а с ними и стиль, едва ли не каждый день. И делает это очень умело.
Но и пожилые дамы, например профессора университета, стараются не отстать от моды: их шляпки, шарфики, украшения вполне соответствуют последним образцам, предлагаемым модными журналами Европы.
Вся эта хорошо одетая публика особенно заметна по вечерам на главных «прогулочных» улицах вроде Ксимен, Данхуа Роуд, Фуксин. Разнообразие нарядов хорошо дополняется форменной одеждой школьников и студентов профессиональных колледжей. Форма не только не скучна, наоборот, она яркая по цветовым сочетаниям, оригинальная по покрою и весьма разнообразная. Учеников одной школы сразу отличишь по красным с золотом пиджакам и шортам в клетку-шотландку. А ученицы из другой щеголяют в длинных юбках колоколом и в бело-черных пелеринах. Попадаются иногда прохожие и в национальных костюмах. Обычно это либо люди пожилые, либо, наоборот, очень молодые. Например, на углу Ксимена почти каждый день стоит старик в костюме баньфу, он продает китайские национальные корзинки. А молодые девушки в национальных платьях – это участницы народных ансамблей.
Утром ко мне подходит студент, предупреждает, что сегодня не сможет прийти на мой семинар, он встречает сестру в аэропорту. Однако перед началом занятий я вижу, как этот студент входит в аудиторию.
Он не отвечает, только улыбается. Впрочем, они все и всегда улыбаются. Вид у этого парня, однако, несколько озадаченный, его явно что-то беспокоит. В перерыве он подходит ко мне.
– Извините, – говорит, – но у меня нет сестры. И я никого сегодня не встречал. Это, наверное, был другой ст удент.
Еще один случай. Я жду водопроводчика: он обещал прийти на другой день, но не пришел. И вдруг я встречаю его в автобусе. Прошу Нину выяснить, почему он ко мне не приходит, я его очень жду. Нина, обменявшись с ним несколькими словами, переводит глаза на меня, на него и обратно. И молчит. Мужчина смотрит на меня с интересом.
– В чем дело? – спрашиваю я Нину.
– Он говорит, что ничего вам не обещал и вообще видит вас впервые, – удивленно отвечает Нина.
Потом, конечно, эта болезнь прошла. Я стала различать не только отдельные типажи, но и отдельные лица. Я увидела, что разнообразия тут не меньше, чем в Америке или Европе. Скажем, мои аспирантки Нина и Таня. Они близкие подруги, но очень разные. Нина – маленькая, подвижная, лицом не очень приметная. Однако ее узкие глазки уголками вверх выдают ум и ироничность, а тонкая улыбка – способность глубоко понимать. Таня считается красавицей. Во-первых, она высокая – конечно, по здешним меркам, сантиметров 158–160. Во-вторых, у нее довольно светлая кожа. В-третьих, большие и не очень раскосые глаза. Она знает о своей красоте и гордится ею.
Кстати, о том, что Таня красавица, я узнала от другой аспирантки Института русских исследоаний Лин Куан-линь (Сони). Она мне объяснила, что именно ценится в женской красоте:
– Прежде всего рост: чем выше девочка, тем красивей. Потом – глаза. Чем они более круглые, тем лучше. Таких круглых, как у белых людей, здесь не встретишь, но совсем узкие, прикрытые верхним веком, считаются не очень красивыми. Потом – нос. Иногда встречаются носы подлиннее, – тут Соня посмотрела на меня и вздохнула. – Ну, не такие, конечно, как у вас. Это было бы слишком хорошо. Затем – кожа. Девочки стараются сделать ее как можно светлее, пользуются для этого разными кремами, мазями…
– А как же загар? – вспомнила я русских и американских красавиц, часами загорающих на пляжах.
– О загаре мы думаем все время, – по-своему поняла меня Соня, – бережем от него лицо. Когда на улице солнце, ни одна уважающая себя женщина из дома без зонта не выйдет.
– Рост, нос, глаза, кожа, – подытоживаю я наш разговор. – Что еще важно в женской красоте? Фигура?
– Нет, фигура большого значения не имеет. Мы же все худенькие, тонкокостные. Правда, иногда встречаются толстушки, но очень редко.
– А ноги?
В свое время Пушкин сокрушался, что по всей России не сыскать две пары стройных женских ног. Интересно, что бы он сказал о китаянках?
– А что ноги? – удивляется Соня. – По-моему, никто на них внимания не обращает.
Да уж, это точно. Иначе не носили бы модницы короткие юбочки, обнажающие и подчеркивающие огурцеобразное пространство между коленками. Отсюда, кстати, даже у самых привлекательных женщин не очень красивая походка, слегка вразвалочку. Интересно, что у молоденьких городских девушек этот дефект меньше, а в центре Тайбэя, на улицах я пару раз даже встретила совсем прямые женские ноги. Как и почему изменяется эта генетика, сказать не могу.
Я еще хотела спросить Соню, почему у многих девушек неровные зубы. Но передумала: сама она была бы прехорошенькой, если бы ее передние зубки не налезали друг на друга. Соня, однако, их не стеснялась, как и другие девушки с тем же недостатком. Правда, у двух-трех студенток я все-таки увидела брекеты. Но они, кажется, недавно вернулись из Америки. Остальных это явно не беспокоило.
«А что ценится в мужской красоте?» – этот вопрос я задавала нескольким своим студенткам, но внятного ответа не получила. Как правило, они отвечали, что внешность для мальчика дело десятое, но раз уж я так настаиваю… И дальше шел примерно тот же ряд критериев – высокий рост, круглые глаза, длинный нос. Спрашивать «блондин или брюнет» смысла не имело: брюнеты здесь все. Хотя именно у мальчиков – кажется, даже больше, чем у девочек – принято красить волосы. Я встречала и рыжеватых шатенов, и выбеленных блондинов.
Кстати, насколько мне удалось заметить, студенты не меньше, чем студентки, внимательны к одежде, как сказали бы у нас, к своему «прикиду». Впрочем, тайбэйцы лет до 50, а часто и старше, вообще большие модники.
– Как вы отличаете тайваньца от китайца с материка? – спросила я Нину.
– По одежде. Они, если только не из Пекина, Харбина или какого-нибудь другого крупного города, совершенно не следят за мировой модой.
Тайваньцы же стараются не отставать от мировых тенденций. На их худеньких изящных фигурках (без учета ног) все эти брючки, маечки, пиджачки сидят очень ловко. При огромном количестве товаров в магазинах и на рынках здесь совсем несложно подобрать правильную цветовую гамму – одежда, сумка, туфли, поясок, все в тон. И, скажем, Таня меняет свои туалеты, а с ними и стиль, едва ли не каждый день. И делает это очень умело.
Но и пожилые дамы, например профессора университета, стараются не отстать от моды: их шляпки, шарфики, украшения вполне соответствуют последним образцам, предлагаемым модными журналами Европы.
Вся эта хорошо одетая публика особенно заметна по вечерам на главных «прогулочных» улицах вроде Ксимен, Данхуа Роуд, Фуксин. Разнообразие нарядов хорошо дополняется форменной одеждой школьников и студентов профессиональных колледжей. Форма не только не скучна, наоборот, она яркая по цветовым сочетаниям, оригинальная по покрою и весьма разнообразная. Учеников одной школы сразу отличишь по красным с золотом пиджакам и шортам в клетку-шотландку. А ученицы из другой щеголяют в длинных юбках колоколом и в бело-черных пелеринах. Попадаются иногда прохожие и в национальных костюмах. Обычно это либо люди пожилые, либо, наоборот, очень молодые. Например, на углу Ксимена почти каждый день стоит старик в костюме баньфу, он продает китайские национальные корзинки. А молодые девушки в национальных платьях – это участницы народных ансамблей.
Кто им нравится?
Девочки наряжаются, наводят макияж. Мальчики делают фасонистые прически, красят волосы. Для чего это все? Ну конечно, чтобы понравиться друг другу. А что на самом деле им друг в друге нравится? По каким критериям определяются симпатии? У меня на магнитофоне десятки интервью с молодыми людьми от 18 до 25 лет.
Преимущественно это студенты, аспиранты и начинающие специалисты. То есть образованная часть тайваньской молодежи. Они, конечно, не отражают взглядов всех своих сверстников. Но, я думаю, что по их ответам можно все-таки уловить ведущие настроения и тенденции. Итак, что же им нравится друг в друге?
Мальчики
Чен Шен-шоу– 20 лет, урожденный тайбэец, сын известного в городе врача. Несмотря на свой возраст и свою занятость в университете, где он готовится к карьере дипломата, уже успел стать лауреатом нескольких конкурсов скрипачей, в том числе международных. Он интеллигентен, обаятелен, хорошо воспитан, к тому же обладает прекрасным чувством юмора. Думаю, что путь в дипломатическую сферу он выбрал правильно.
– Что для меня важно в девушке? – переспрашивает он меня. – Чтобы она всерьез относилась к учебе. Карьера в наше время для девушки так же важна, как и для юноши. Я сам трудоголик, хотелось бы, чтобы и моя девушка была трудоголиком: так нам будет легче понять друг друга. Она не станет обижаться, что я уделяю ей меньше внимания, чем работе. Еще она должна уметь себя вести в любом обществе. Быть не снобом, но и не простушкой. Внешность? Ну, это большого значения не имеет, пусть будет просто симпатичной.
Чен Пен-лин– его друг, 21 год, приехал из небольшого провинциального городка на юге Тайваня. Он тоже любит музыку, но другую: играет на гитаре в рок-группе. Он совсем не похож на друга, очень серьезен, молчалив; со своей будущей профессией еще не определился.
– С девушкой прежде всего хотелось бы найти общие темы для разговора. Как только моя новая знакомая начинает меня спрашивать: «Как я сегодня выгляжу?» или «Тебе нравится моя губная помада?» или еще: «У меня не потекли ресницы?» – у меня сразу же пропадает к ней интерес. Такую я мог бы найти и в своем городке, но я ведь приехал в большой город, в столицу, правда? Приехал с надеждой, что здесь найду умную подругу, которая, так же как и я, много читает, у которой широкий круг интересов. Да, и еще для меня очень важно, чтобы у нее была грамотная речь и хорошее столичное произношение. Внешность? Мне, если честно, кажется, что все девочки красивые. Но я обращаю внимание в первую очередь на тех, у кого длинные волосы.
Чен Чен-хоэй– аспирант, 24 года, в Тайбэе живет давно. Он занимается наукой и сотрудничает с фирмой, в которой собирается трудиться после защиты диссертации. Он твердо стоит на ногах, знает, чего хочет, работает на свою карьеру много и напористо, что, впрочем, не мешает ему быть большим сердцеедом: девочки от него без ума, и я их понимаю. Мужественность у него как-то естественно сочетается с душевной теплотой. Он всегда готов услужить. Меня перед началом лекции каждый раз встречает полупоклоном и словами: «Happy to see you, teacher!» При этом он несет либо кружку зеленого чая, либо баночку с соком, либо какую-нибудь сладость. Так же обходителен он и с девочками, и, мне кажется, каждая думает, что – только с ней. Он охотно пользуется этим расположением:
– Девочка должна иметь легкий характер. И, конечно, обязательно быть веселой. Внешность? Я люблю пухлые щечки. Знаете почему? Потому что на таком лице часто играет улыбка. А что может быть приятней улыбающейся девушки?
У Мон Йи– 25 лет, из большой семьи небогатого фермера, из далекой от Тайбэя деревни. Вопреки сопротивлению родителей и уговорам старших братьев и сестер, он вырвался в столицу, сдал экзамен в университет и теперь заканчивает аспирантуру. С девушками у него как-то не ладится. Ему нравятся серьезные отличницы, а им он – не очень. Возможно, из-за своей деревенской наивности, от которой он еще не избавился.
– Мне нравится одна девушка. Она прямая, честная, не кокетка. Пока не отвечает мне взаимностью, но я надеюсь. И она к тому же хорошенькая.
Йи Лин-у– 25 лет, коренной тайбэец, биолог, научный сотрудник Академии наук Синика.
– Я знаю, многие девушки хотят со мной познакомиться, завязать отношения. И я стараюсь никого не обидеть. Но пока еще никому не назначил свидания. Почему? Не встретил такую, чтобы почувствовать в ней родственную душу. Ведь можно говорить о чем угодно – о работе, семье, политике, но говорить по-разному. У меня так еще не было, чтобы я чувствовал, что мы имеем с нею в виду одно и то же. Слова вроде бы те же, а смысл, который в них вкладывается, разный. Это, наверное, трудно объяснить, вы меня понимаете? Насчет внешности… ну, не знаю, на дурнушку я, наверное, внимания бы не обратил, хотя красавица мне тоже ни к чему. Мне кажется, что умная девочка некрасивой быть не может: она знает, как сделать себя привлекательной. А красоток я, пожалуй, даже боюсь.
Я специально взяла людей из разных социальных слоев, разного географического происхождения и выявила некоторые общие черты. Впрочем, об этом потом. Вернусь к интервью, но теперь уже с девочками.
Девочки
Сяо Чен-хуа– 23 года, высокая, статная, правильные черты лица. Говорит неспешно, вдумчиво.
– Мой бойфренд, американский моряк, старше меня на 10 лет, мы с ним видимся раза два-три в году. Меня все спрашивают: почему ты не выбрала себе кого-нибудь в Тайбэе, было бы удобнее. А потому что некого выбирать. Все здешние мальчики именно «мальчики», у них нет чувства ответственности за девушку, за будущую семью. Они сексуально озабочены. Для них главное – доступность. А мой жених должен быть обстоятельным, всерьез думать о семейной жизни. И он должен заботиться обо мне.
Красота? Для меня во внешности мужчины главное, чтобы был не меньше меня ростом, я, видите, какая высокая, а китайцы ведь все маленькие. Все остальное никакого значения не имеет.
Лин Куан-линг– 23 года, приехала из небольшого городка, быстро вписалась в столичную жизнь, покоряет всех своей живостью и острым умом.
– В мальчике самое главное серьезность. И начитанность. Я сама люблю читать, мне нравится говорить о книгах, ну и, конечно, он должен меня хорошо понимать. А как он выглядит – для меня это вообще не вопрос.
Чин Йи-чен– 19 лет, коренная тайбэйка, студентка первого курса.
– С мальчиком прежде всего должно быть весело. Я люблю шутников, люблю посмеяться. Внешность, конечно, тоже имеет значение. Люблю симпатичных. Но некоторые мальчики считают, что «симпатичный» – это когда волосы крашеные, лакированные и торчат кверху. Мне это просто смешно.
Шелли Су– 21 год, коренная тайбэйка, студентка.
– Знаете, на что мальчики больше всего обращают внимание? Как девочка одета, какие у нее сережки, колечки, что у нее болтается на шее. А я ищу такого, чтобы мог оценить мой внутренний мир, которого бы интересовало мое «я».
Не стану излагать другие интервью. Они так или иначе повторяют приведенные, хотя, конечно, и варьируются. Но главное, они дают возможность сделать некоторые выводы.
Вывод первый. Девочки и мальчики плохо знают друг друга, судят поверхностно, а потому часто и неправильно. Вывод второй. Для тех и других внешние качества партнера играют далеко не главную роль. Для мальчиков, естественно, внешность более важна, для девочек – менее. Однако привлекательность – это не столько красота в прямом смысле слова, сколько улыбчивость, притягательность, обаяние. И третье – в критериях молодых людей обоих полов важную роль играют интеллект и душевность.
Преимущественно это студенты, аспиранты и начинающие специалисты. То есть образованная часть тайваньской молодежи. Они, конечно, не отражают взглядов всех своих сверстников. Но, я думаю, что по их ответам можно все-таки уловить ведущие настроения и тенденции. Итак, что же им нравится друг в друге?
Мальчики
Чен Шен-шоу– 20 лет, урожденный тайбэец, сын известного в городе врача. Несмотря на свой возраст и свою занятость в университете, где он готовится к карьере дипломата, уже успел стать лауреатом нескольких конкурсов скрипачей, в том числе международных. Он интеллигентен, обаятелен, хорошо воспитан, к тому же обладает прекрасным чувством юмора. Думаю, что путь в дипломатическую сферу он выбрал правильно.
– Что для меня важно в девушке? – переспрашивает он меня. – Чтобы она всерьез относилась к учебе. Карьера в наше время для девушки так же важна, как и для юноши. Я сам трудоголик, хотелось бы, чтобы и моя девушка была трудоголиком: так нам будет легче понять друг друга. Она не станет обижаться, что я уделяю ей меньше внимания, чем работе. Еще она должна уметь себя вести в любом обществе. Быть не снобом, но и не простушкой. Внешность? Ну, это большого значения не имеет, пусть будет просто симпатичной.
Чен Пен-лин– его друг, 21 год, приехал из небольшого провинциального городка на юге Тайваня. Он тоже любит музыку, но другую: играет на гитаре в рок-группе. Он совсем не похож на друга, очень серьезен, молчалив; со своей будущей профессией еще не определился.
– С девушкой прежде всего хотелось бы найти общие темы для разговора. Как только моя новая знакомая начинает меня спрашивать: «Как я сегодня выгляжу?» или «Тебе нравится моя губная помада?» или еще: «У меня не потекли ресницы?» – у меня сразу же пропадает к ней интерес. Такую я мог бы найти и в своем городке, но я ведь приехал в большой город, в столицу, правда? Приехал с надеждой, что здесь найду умную подругу, которая, так же как и я, много читает, у которой широкий круг интересов. Да, и еще для меня очень важно, чтобы у нее была грамотная речь и хорошее столичное произношение. Внешность? Мне, если честно, кажется, что все девочки красивые. Но я обращаю внимание в первую очередь на тех, у кого длинные волосы.
Чен Чен-хоэй– аспирант, 24 года, в Тайбэе живет давно. Он занимается наукой и сотрудничает с фирмой, в которой собирается трудиться после защиты диссертации. Он твердо стоит на ногах, знает, чего хочет, работает на свою карьеру много и напористо, что, впрочем, не мешает ему быть большим сердцеедом: девочки от него без ума, и я их понимаю. Мужественность у него как-то естественно сочетается с душевной теплотой. Он всегда готов услужить. Меня перед началом лекции каждый раз встречает полупоклоном и словами: «Happy to see you, teacher!» При этом он несет либо кружку зеленого чая, либо баночку с соком, либо какую-нибудь сладость. Так же обходителен он и с девочками, и, мне кажется, каждая думает, что – только с ней. Он охотно пользуется этим расположением:
– Девочка должна иметь легкий характер. И, конечно, обязательно быть веселой. Внешность? Я люблю пухлые щечки. Знаете почему? Потому что на таком лице часто играет улыбка. А что может быть приятней улыбающейся девушки?
У Мон Йи– 25 лет, из большой семьи небогатого фермера, из далекой от Тайбэя деревни. Вопреки сопротивлению родителей и уговорам старших братьев и сестер, он вырвался в столицу, сдал экзамен в университет и теперь заканчивает аспирантуру. С девушками у него как-то не ладится. Ему нравятся серьезные отличницы, а им он – не очень. Возможно, из-за своей деревенской наивности, от которой он еще не избавился.
– Мне нравится одна девушка. Она прямая, честная, не кокетка. Пока не отвечает мне взаимностью, но я надеюсь. И она к тому же хорошенькая.
Йи Лин-у– 25 лет, коренной тайбэец, биолог, научный сотрудник Академии наук Синика.
– Я знаю, многие девушки хотят со мной познакомиться, завязать отношения. И я стараюсь никого не обидеть. Но пока еще никому не назначил свидания. Почему? Не встретил такую, чтобы почувствовать в ней родственную душу. Ведь можно говорить о чем угодно – о работе, семье, политике, но говорить по-разному. У меня так еще не было, чтобы я чувствовал, что мы имеем с нею в виду одно и то же. Слова вроде бы те же, а смысл, который в них вкладывается, разный. Это, наверное, трудно объяснить, вы меня понимаете? Насчет внешности… ну, не знаю, на дурнушку я, наверное, внимания бы не обратил, хотя красавица мне тоже ни к чему. Мне кажется, что умная девочка некрасивой быть не может: она знает, как сделать себя привлекательной. А красоток я, пожалуй, даже боюсь.
Я специально взяла людей из разных социальных слоев, разного географического происхождения и выявила некоторые общие черты. Впрочем, об этом потом. Вернусь к интервью, но теперь уже с девочками.
Девочки
Сяо Чен-хуа– 23 года, высокая, статная, правильные черты лица. Говорит неспешно, вдумчиво.
– Мой бойфренд, американский моряк, старше меня на 10 лет, мы с ним видимся раза два-три в году. Меня все спрашивают: почему ты не выбрала себе кого-нибудь в Тайбэе, было бы удобнее. А потому что некого выбирать. Все здешние мальчики именно «мальчики», у них нет чувства ответственности за девушку, за будущую семью. Они сексуально озабочены. Для них главное – доступность. А мой жених должен быть обстоятельным, всерьез думать о семейной жизни. И он должен заботиться обо мне.
Красота? Для меня во внешности мужчины главное, чтобы был не меньше меня ростом, я, видите, какая высокая, а китайцы ведь все маленькие. Все остальное никакого значения не имеет.
Лин Куан-линг– 23 года, приехала из небольшого городка, быстро вписалась в столичную жизнь, покоряет всех своей живостью и острым умом.
– В мальчике самое главное серьезность. И начитанность. Я сама люблю читать, мне нравится говорить о книгах, ну и, конечно, он должен меня хорошо понимать. А как он выглядит – для меня это вообще не вопрос.
Чин Йи-чен– 19 лет, коренная тайбэйка, студентка первого курса.
– С мальчиком прежде всего должно быть весело. Я люблю шутников, люблю посмеяться. Внешность, конечно, тоже имеет значение. Люблю симпатичных. Но некоторые мальчики считают, что «симпатичный» – это когда волосы крашеные, лакированные и торчат кверху. Мне это просто смешно.
Шелли Су– 21 год, коренная тайбэйка, студентка.
– Знаете, на что мальчики больше всего обращают внимание? Как девочка одета, какие у нее сережки, колечки, что у нее болтается на шее. А я ищу такого, чтобы мог оценить мой внутренний мир, которого бы интересовало мое «я».
Не стану излагать другие интервью. Они так или иначе повторяют приведенные, хотя, конечно, и варьируются. Но главное, они дают возможность сделать некоторые выводы.
Секс до брака
На темы сексуальных отношений я много раз говорила со своими студентами в Америке. И это не составляло ни малейшего труда. Студенты обоего пола откровенно и естественно делились со мной своим сексуальным опытом. При этом разницы между девочками и мальчиками почти не было. Эта открытость облегчала мою задачу. Однако, признаюсь, она меня немного смущала. Очень уж трезво, деловито говорили юные американцы об интимных отношениях.
В Тайбэе это оказалось значительно трудней. Почти каждый раз на мой вопрос об отношении к сексу собеседник или собеседница смущались, отводили глаза в сторону. Бывало, и довольно часто, вообще отказывались говорить на эту тему. В других случаях соглашались, но нехотя, испытывая большую неловкость.
Сексуальная революция здесь, конечно, тоже победила. Однако, в отличие от Запада и Америки, все-таки не стала нормой и эталоном отношений между полами. Да, девочки и мальчики получают свой сексуальный опыт на два-три года раньше, чем двадцать лет назад. Однако далеко не все, и даже не большинство. И общественное мнение к этому еще совсем не приучено. Я долго искала социологические данные, листала диссертации и академические исследования. Однако, как только тема касалась отношений сексуальных, обязательно следовало примечание: «Достоверные данные получить не удалось ввиду закрытости респондентов».
«Респонденты» закрыты не только для социологов: даже друг с другом они не так откровенны, как те же американки. Нина призналась мне, что сериал «Секс в большом городе» покоробил ее не столько откровенно эротическими сценами, сколько откровенностью подруг, которые делятся друг с другом подробностями этих отношений. «Я не могла бы этого рассказать ни одной своей подруге, даже Тане», – сказала мне Нина.
Поэтому и мои выводы будут верны лишь в той степени, в какой мне удалось раздобыть факты.
Итак, мне показалось, что по отношению к сексуальному опыту тайбэйские студентки делятся на три категории. Первая: современная девушка не должна следовать традиционному запрету на интимные отношения до брака. Она может выбирать себе сексуального партнера на любой срок и в любом возрасте, даже в школьном. Ничего стыдного в этом нет. С таким отношением к сексу мне лично пришлось столкнуться всего три раза, из чего я делаю вывод, что мнение это не сильно распространено.
Вторая группа, и, как я понимаю, самая многочисленная: нет ничего предосудительного в том, чтобы завести бойфренда до брака, но только такого партнера, за которого ты потом собираешься выйти замуж (это, конечно, не значит, что так оно и случится). С таким отношением я встречалась часто, и мне показалось, что оно наиболее распространено.
Третья группа считает, что девственность нужно сохранять до самого брака. По моим наблюдениям, эту точку зрения разделяет достаточное число девочек и даже мальчиков.
Как я уже сказала, сексуальная революция сюда пришла позднее, чем в Европу и Америку. Если там либерализация половых отношений стартовала в 1960-е годы, то на Тайване это началось лишь к концу прошлого века. В 1990 году в Тайбэе вышла книга: «Почему они молчат?», а в 1994-м – «Отважная женщина». Обе книги призывали к сексуальной свободе для женщин, бунту против мужского господства в семье. Авторы особенное внимание уделяли chastity(целомудрию, традиционному сохранению невинности для девушки). За 10–15 лет сексуальная революция, как и положено любой революции, произвела огромные перемены в менталитете и поведении молодых тайваньских женщин. Однако не всех.
Приведу рассуждения Л. (по понятным причинам я не называю имени), 24-летней аспирантки:
– Я встречаюсь со своим бойфрендом уже четыре года. Он за это время окончил университет и получил престижную работу в успешном бизнесе. Но ему еще нужно время, чтобы встать на ноги. Я тоже еще не готова к замужеству. Слишком много времени уходит на учебу, да я еще и подрабатываю. Видимся мы раз в неделю, на выходные. Он заезжает за мной на мотороллере, и мы едем гулять. Иногда в парк, иногда в кино. Потом идем в кафе. Там же встречаемся с друзьями.
Мы любим друг друга, мы знаем, что обязательно поженимся. В наших отношениях много нежности, но секса, однако, нет. Он несколько раз просил меня перейти эту черту, укорял меня, что я несовременная девушка. Я отвечала, что знаю, что я несовременна, и не стыжусь этого. Почему я должна следовать моде? У меня есть свои принципы. Мое chastityдо брака – залог того, что я сохраню верность мужу и потом, на всю жизнь. Он меня понял, сказал, что любит меня и уважает мои принципы.
Еще более поразительный образец целомудрия явила С., преподаватель русского языка и литературы:
– Я встречаюсь со своим женихом – теперь, когда назначен день свадьбы, я могу так его называть – десять лет. Я несколько раз уезжала в Россию, училась там в университете, потом в аспирантуре. Все это время мы переписывались, и я всегда знала, что у меня есть надежный друг, который меня поддержит, когда надо, всегда придет на помощь. И у нас были очень теплые, сердечные отношения. Потом я вернулась, стала преподавать, можно было бы пожениться. Но мы работаем в разных городах и хотим сначала скопить денег на квартиру. Мой университет расположен близко к его дому, и я довольно часто остаюсь у него ночевать. Правда, спим мы в разных комнатах.
– Как это? – не поняла я. – Неужели после секса не хочется остаться рядом?
– А у нас нет секса, – ошарашила она меня.
– Это после десяти лет сердечных отношений? Сколько же вам лет?
– Мне 32 года. Но ждать осталось совсем немного – через полгода свадьба.
А вот еще одна история. В Тайбэе я познакомилась с очень милым человеком, русским художником Олегом. Он синолог-любитель. Сам выучил китайский язык, глубоко изучал культуру и философию Китая. А оказавшись в Тайбэе, влюбился именно в этот город, в его, как он говорит, «ауру романтизма и неги». Насколько адекватно он воспринял этот романтический настрой, показала жизнь. Довольно скоро он встретил 20-летнюю Ю-синь, студентку университета.
– Я тогда еще плохо знал мандарин, а она вовсе не знала русского. Но я почувствовал какое-то странное чувство, близкое к чуду, будто мы воспринимаем окружающий нас мир – горы, деревья, закат, дождь – совершенно одинаково, как продолжение нас самих. Нам практически не надо было даже тех слов, которые мы знали из языка друг друга. Восприятие происходило на уровне чувств, интуиции.
Они встречались почти каждый день, он видел, как счастливо блестели у нее глаза при его появлении. И Олегу стало ясно, какую проблему необходимо решить «здесь и сейчас», – найти пустую квартиру. Она охотно приняла приглашение в квартиру его отсутствующего друга. Олег, ни на минуту не сомневаясь, что поступает адекватно ситуации, подвел ее к дивану. В решающий момент, однако, произошло необъяснимое. Девушка вдруг вскочила и с криком: «Так вот чего ты хотел!» вырвалась из его объятий и выбежала вон.
В Тайбэе это оказалось значительно трудней. Почти каждый раз на мой вопрос об отношении к сексу собеседник или собеседница смущались, отводили глаза в сторону. Бывало, и довольно часто, вообще отказывались говорить на эту тему. В других случаях соглашались, но нехотя, испытывая большую неловкость.
Сексуальная революция здесь, конечно, тоже победила. Однако, в отличие от Запада и Америки, все-таки не стала нормой и эталоном отношений между полами. Да, девочки и мальчики получают свой сексуальный опыт на два-три года раньше, чем двадцать лет назад. Однако далеко не все, и даже не большинство. И общественное мнение к этому еще совсем не приучено. Я долго искала социологические данные, листала диссертации и академические исследования. Однако, как только тема касалась отношений сексуальных, обязательно следовало примечание: «Достоверные данные получить не удалось ввиду закрытости респондентов».
«Респонденты» закрыты не только для социологов: даже друг с другом они не так откровенны, как те же американки. Нина призналась мне, что сериал «Секс в большом городе» покоробил ее не столько откровенно эротическими сценами, сколько откровенностью подруг, которые делятся друг с другом подробностями этих отношений. «Я не могла бы этого рассказать ни одной своей подруге, даже Тане», – сказала мне Нина.
Поэтому и мои выводы будут верны лишь в той степени, в какой мне удалось раздобыть факты.
Итак, мне показалось, что по отношению к сексуальному опыту тайбэйские студентки делятся на три категории. Первая: современная девушка не должна следовать традиционному запрету на интимные отношения до брака. Она может выбирать себе сексуального партнера на любой срок и в любом возрасте, даже в школьном. Ничего стыдного в этом нет. С таким отношением к сексу мне лично пришлось столкнуться всего три раза, из чего я делаю вывод, что мнение это не сильно распространено.
Вторая группа, и, как я понимаю, самая многочисленная: нет ничего предосудительного в том, чтобы завести бойфренда до брака, но только такого партнера, за которого ты потом собираешься выйти замуж (это, конечно, не значит, что так оно и случится). С таким отношением я встречалась часто, и мне показалось, что оно наиболее распространено.
Третья группа считает, что девственность нужно сохранять до самого брака. По моим наблюдениям, эту точку зрения разделяет достаточное число девочек и даже мальчиков.
Как я уже сказала, сексуальная революция сюда пришла позднее, чем в Европу и Америку. Если там либерализация половых отношений стартовала в 1960-е годы, то на Тайване это началось лишь к концу прошлого века. В 1990 году в Тайбэе вышла книга: «Почему они молчат?», а в 1994-м – «Отважная женщина». Обе книги призывали к сексуальной свободе для женщин, бунту против мужского господства в семье. Авторы особенное внимание уделяли chastity(целомудрию, традиционному сохранению невинности для девушки). За 10–15 лет сексуальная революция, как и положено любой революции, произвела огромные перемены в менталитете и поведении молодых тайваньских женщин. Однако не всех.
Приведу рассуждения Л. (по понятным причинам я не называю имени), 24-летней аспирантки:
– Я встречаюсь со своим бойфрендом уже четыре года. Он за это время окончил университет и получил престижную работу в успешном бизнесе. Но ему еще нужно время, чтобы встать на ноги. Я тоже еще не готова к замужеству. Слишком много времени уходит на учебу, да я еще и подрабатываю. Видимся мы раз в неделю, на выходные. Он заезжает за мной на мотороллере, и мы едем гулять. Иногда в парк, иногда в кино. Потом идем в кафе. Там же встречаемся с друзьями.
Мы любим друг друга, мы знаем, что обязательно поженимся. В наших отношениях много нежности, но секса, однако, нет. Он несколько раз просил меня перейти эту черту, укорял меня, что я несовременная девушка. Я отвечала, что знаю, что я несовременна, и не стыжусь этого. Почему я должна следовать моде? У меня есть свои принципы. Мое chastityдо брака – залог того, что я сохраню верность мужу и потом, на всю жизнь. Он меня понял, сказал, что любит меня и уважает мои принципы.
Еще более поразительный образец целомудрия явила С., преподаватель русского языка и литературы:
– Я встречаюсь со своим женихом – теперь, когда назначен день свадьбы, я могу так его называть – десять лет. Я несколько раз уезжала в Россию, училась там в университете, потом в аспирантуре. Все это время мы переписывались, и я всегда знала, что у меня есть надежный друг, который меня поддержит, когда надо, всегда придет на помощь. И у нас были очень теплые, сердечные отношения. Потом я вернулась, стала преподавать, можно было бы пожениться. Но мы работаем в разных городах и хотим сначала скопить денег на квартиру. Мой университет расположен близко к его дому, и я довольно часто остаюсь у него ночевать. Правда, спим мы в разных комнатах.
– Как это? – не поняла я. – Неужели после секса не хочется остаться рядом?
– А у нас нет секса, – ошарашила она меня.
– Это после десяти лет сердечных отношений? Сколько же вам лет?
– Мне 32 года. Но ждать осталось совсем немного – через полгода свадьба.
А вот еще одна история. В Тайбэе я познакомилась с очень милым человеком, русским художником Олегом. Он синолог-любитель. Сам выучил китайский язык, глубоко изучал культуру и философию Китая. А оказавшись в Тайбэе, влюбился именно в этот город, в его, как он говорит, «ауру романтизма и неги». Насколько адекватно он воспринял этот романтический настрой, показала жизнь. Довольно скоро он встретил 20-летнюю Ю-синь, студентку университета.
– Я тогда еще плохо знал мандарин, а она вовсе не знала русского. Но я почувствовал какое-то странное чувство, близкое к чуду, будто мы воспринимаем окружающий нас мир – горы, деревья, закат, дождь – совершенно одинаково, как продолжение нас самих. Нам практически не надо было даже тех слов, которые мы знали из языка друг друга. Восприятие происходило на уровне чувств, интуиции.
Они встречались почти каждый день, он видел, как счастливо блестели у нее глаза при его появлении. И Олегу стало ясно, какую проблему необходимо решить «здесь и сейчас», – найти пустую квартиру. Она охотно приняла приглашение в квартиру его отсутствующего друга. Олег, ни на минуту не сомневаясь, что поступает адекватно ситуации, подвел ее к дивану. В решающий момент, однако, произошло необъяснимое. Девушка вдруг вскочила и с криком: «Так вот чего ты хотел!» вырвалась из его объятий и выбежала вон.