Размышления следователя прервал вежливый стук в дверь. На пороге появился смущенный доктор Коровкин.
   – А, Клим Кириллович! – радушно приветствовал старого знакомца Вирхов. – Чем обязан? Какими судьбами?
   – Добрый день, Карл Иваныч. Решил заглянуть. Поблагодарить вас за спасение Марии Николаевны. Она уверена, что вы поймали напавших на нее бандитов. Они же при вас говорили о своих делишках на Варшавском вокзале, на Псковско-Рижской дороге.
   – Разглагольствовали, не спорю. Однако поймать я их не успел. – Вирхов хотел оставить неприятную тему.
   – Главное, наша «дикая кошка петербургской полиции» спасена. – Клим Кириллович отвел глаза, он испытывал чувство неловкости, хотя минувшей ночью согласился с Мурой и Бричкиным, что, щадя самолюбие следователя, историю с переодеванием лучше утаить.
   – Да, это было непросто, – сказал Вирхов, ведя гостя к кожаному дивану. – Хоть бы намекнули, каким делом занята наша юная сыщица. А то по неопытности попадет в пренеприятную ситуацию.
   – Увы, Карл Иваныч, я и сам толком ничего не знаю. Мария Николаевна и ее конторщик темнят. Знаю лишь, что она вела какие-то розыскные мероприятия на Петербургской стороне, у Николо-Труниловской церкви.
   – Что она там искала? – потер лоб Вирхов. – В последнее время там тихо. Я думал, милейший Клим Кириллович, что вы сопровождаете ее в храм. Вы же вместе присутствовали при гибели отца Онуфрия и Студенцова.
   – Она меня не приглашала, – возразил доктор. – Возможно, у нее есть более достойный сопровождающий.
   – Вы думаете, имеется романтическая подкладка?
   – Не знаю. – Доктор опустил голову. – Мне это кажется ерундой по сравнению с допущенной мною ошибкой.
   Вирхов насторожился.
   – Как друг профессора Муромцева я чувствую моральную ответственность за безопасность и благополучие членов его семьи, признался доктор.
   – То есть Марии Николаевны, – уточнил Вирхов.
   – Она одна в городе и окружена опасностями, – пояснил доктор. – Я намеревался дождаться, когда она завершит свое расследование и вместе с ней отбыть на «Виллу Сирень». Но... Она все время ускользает из-под моего контроля. Вот и вчера... Не пришла на велодром, хотя и обещала. В конторе ее не застал. Лишь заполночь убедился, что она дома, жива и здорова.
   – Вы так поздно наносили визит молодой девушке?
   – Выглядит неприлично, – вздохнул доктор. – Но, во-первых, я беспокоился. Во-вторых, белые ночи совсем сбили меня с толку, я перестал ощущать время...
   – А в-третьих?
   – А в-третьих, я вчера случайно набрался лишнего в «Аквариуме». Напрасно ждал вашего Тернова. Дашка была, пела. А он исчез. Зато там вовсю веселились господа Родосский, Оттон, Фрахтенберг и Ханопулос.
   – Как? И грек успел затесаться в эту компанию? – Вирхов поднял плоские белесые брови.
   – Я-то в основном беседовал с инженером. Занятный человек.
   – А как вам показался грек? – неожиданно спросил Вирхов.
   – Выразительный, – пожал плечами доктор. – Знаком, судя по всему, с калокагатией. Интеллектом не блещет. А что?
   – Этот самый грек, кажется, до безумия влюбился в нашу сыщицу.
   – Не может быть! – Доктор вскочил и забегал по кабинету. – Она мне ничего не говорила! Невероятно! Он слишком глуп!
   – Не говорит ли в вас ревность, милый доктор?
   – Какая ревность! Скорее Мария Николаевна испытывает странную ревность ко мне.
   – У вас есть подтверждения? – Вирхов иронически улыбнулся.
   – Она проговорилась ночью, что следила за мной на Петербургской стороне...
   – И что же вы делали в районе Посадских?
   – Навещал несчастную девушку, несколько дней назад она случайно оказалась на моем пути, была на сносях.
   Доктор плюхнулся на диван.
   – Ясно, – ответил Вирхов. – Конфиденциальное дело Марии Николаевны Муромцевой – расследование вашей тайной жизни, дорогой Клим Кириллович.
   – Почему тайной? – возмутился доктор. – Я ничего не скрывал. Не афишировал, конечно. Но, право, руководствовался самыми невинными и благородными побуждениями.
   – А нельзя ли узнать имя вашей посадской мадонны? – осторожно спросил Вирхов.
   – Можно. Ульяна Фроловна Сохаткина.
   Вирхов побагровел.
   – А отца ее младенца зовут Василием?
   – Откуда вы знаете? – опешил доктор.
   – Оттуда, – отрезал Вирхов. – Советую вам, милый доктор, оставить попечение вашей клиентки. По нашим сведениям она связана с преступником.
   – Я догадывался, – растерянно ответил доктор.
   – Но вы не догадывались, что у полиции руки коротки, чтобы предать злодея суду.
   – Не понял, Карл Иваныч, о чем вы?!
   – Главное, чтоб вы поняли – этот преступник готов на все. И дурочка Ульяна ему не нужна. Она в курсе его подвигов?
   Кажется, что-то знает, – осторожно, боясь выдать девушку, ответил доктор.
   – Считайте ее покойницей, – объявил Вирхов. – Довольно об этом. Вы, Клим Кириллович, хотели рассказать мне о совершенной вами ужасной ошибке.
   – Да, – приходя в себя, подтвердил доктор. – Ночью, вернее ближе к утру, я, под воздействием винных паров, потребовал от Марии Николаевны не появляться в конторе «Господин Икс». Я считал, она там в опасности.
   – Ход вашей мысли мне ясен, – поддержал друга Вирхов. – И что?
   – Она согласилась! – Доктор понурился. – Но, Карл Иваныч, сегодня утром я понял, что не прав! Мы хотя бы знали, где она, рядом был Бричкин. Теперь она будет ходить неизвестно где. А вдруг с ней что-нибудь случится?
   Вирхов откинулся на спинку дивана и потер ладонью брюшко – он чувствовал, что его организму требуется еще одна порция кофеина. Он кивнул письмоводителю, тот, вскочив, помчался заваривать кофе.
   – Карл Иваныч! Умоляю вас! Пошлите агента в храм – пусть ходит по пятам за дочерью профессора Муромцева. Вдруг что-нибудь случится? Ведь профессор скоро приедет!
   – От него пришла телеграмма?
   – Телеграммы не было. Но сегодня утром мне принесли извещение о посылке из Екатеринбурга. Не понимаю, почему он отправил ее на мой адрес?
   – Профессор уверен, что его семейство на даче. А что в посылке? – поинтересовался Вирхов.
   – Не знаю, не успел получить. Однако в извещении указано, что там находятся образцы шпата.
   – Действительно, странно. Что, ему шпата здесь не хватает?
   – В уральском больше фтора содержится.
   Появившийся в дверях с подносом письмоводитель, уловив паузу, шепнул Вирхову:
   – Карл Иваныч, там кандидат Тернов, не решается зайти. Изволите принять?
   Вирхов, не выпуская из рук кружки, поднялся и прошествовал к своему столу.
   – Объявился, голубчик. – Он подмигнул доктору. – Проси.
   Через мгновение в кабинете появился чистенький, отутюженный, благоухающий свежестью юный юрист.
   – Добрый день, господин следователь! – поклонился он, сохраняя горделивую осанку.
   – Докладывайте, Павел Мироныч, о проделанной работе.
   Кандидат покосился на доктора, но Вирхов, сдвинув брови, не ответил на его вопросительный взгляд.
   – По вашему указанию, Карл Иваныч, отоспался.
   – Поздравляю, – усмехнулся Вирхов. – Большая победа.
   – Кроме того, – не моргнув глазом, продолжил Тернов, – установил, что отец покойного Степана Студенцова ведет свои финансовые дела через банк Вавельберга.
   – Ну и?
   – Сам купец торгует в Гостином дворе коврами.
   – Индийскими и персидскими? – иронически поинтересовался Вирхов.
   – Да, – несколько сник Тернов. Я ковры осмотрел. Вряд ли он нелегально отправляет в ковровых рулонах социалистов за границу.
   – И на каком же основании вы делаете такой решительный вывод? – с издевательским вызовом спросил Вирхов.
   – Ковры индийские весьма марки. Я осмотрел выставленные в витрине. Один изображает синие цветы и зеленые листья на белом фоне. А другой и вовсе лазоревый с желтыми лотосами.
   – А вы уверены, что ковры индийские? – счел нужным вступить доктор.
   – Уверен, – через плечо ответил Тернов. – В витрине есть табличка. Ковер индийский ручной работы. Поставщик – фирма «Ханопулос и К°».
   – То, что индийские ковры поставляет в столицу фирма крымского грека Ореста Ханопулоса, мне известно и без вас, – осадил надменного юриста Вирхов, – и торгуют ими не только в Гостином дворе. Есть ли у вас, что сообщить мне по существу?
   – Но почему господин Оттон, служащий банка Вавельберга, не упомянул, что сын ковроторговца Эрос Ханопулос здесь, в Петербурге?
   – Я его об этом и не спрашивал, – парировал Вирхов. – И почему он должен знать, что Эрос Орестович прибыл в столицу? Господин Оттон не держит лавку в Гостином дворе!
   – Я думаю, господин Оттон умышленно скрывает свою связь с Эросом Ханопулосом! – уверенно изрек Тернов.
   – Павел Миронович, не морочьте мне голову вашими домыслами, – поморщился Вирхов.
   Юрист оскорблено замолчал.
   – Ваш спор не имеет смысла, – примирительно произнес с дивана доктор. – Если они не были знакомы, то познакомились вчера на велодроме и вместе гуляли в «Аквариуме».
   – И вместе оттуда ушли? – иронически спросил Тернов.
   – К сожалению, я не заметил.
   – А я этого не исключаю. – Тернов с вызовом смотрел на доктора. – Не удивлюсь, если Эрос Ханопулос и привез в своих коврах из Крыма взрывное устройство, передал его господину Оттону, а тот всучил его дураку Студенцову.
   – Как вы выражаетесь о мертвом, милостивый государь! Вирхов хлопнул ладонью по столу. – Да еще в день, когда несчастного отпевают и предают земле.
   – Извините, Карл Иваныч, увлекся расследованием, о похоронах забыл.
   – Ладно, прощаю, – махнул рукой Вирхов. – Сущее наказание эта молодежь. Продолжайте, что еще вы успели натворить?
   – У меня возникла идея: нет ли между греком и господином Оттоном преступного тайного сговора, не занимаются ли они совместными махинациями через банк Вавельберга...
   И вы отправились в банк? – Вирхов привстал.
   – Нет, Карл Иваныч, отправился я к господину Оттону. Хотел с ним побеседовать. Сразиться, так сказать, в интеллектуальном поединке.
   Вирхов с облегчением плюхнулся на стул и отхлебнул уже остывший кофе.
   – К сожалению, господин Оттон отсутствовал. Прислуга ответила, что он отправился на Псковско-Рижскую железную дорогу, на Варшавский вокзал.
   – И, разумеется, вы поспешили туда же?
   – Да. – Тернов оглянулся на доктора и перешел на шепот. – И что же делал на железной дороге господин Оттон?
   – Ума не приложу, – ответил Вирхов. – Покупал билет в кассе?
   – Господин Оттон билетов в кассе не покупал и никуда не выезжал.
   – Вероятно, у него там была назначена тайная встреча с братьями-каменщиками? – иронически подхватил Вирхов и подмигнул доктору.
   – Никогда бы не подумал, что господин Оттон – член масонской ложи, – покачал головой доктор.
   – Насчет масонов не знаю, – Тернов, сохраняя таинственный вид, продолжил свое повествование, – но мне удалось выяснить, что господин Оттон отправлял в Ригу солидный багаж. Ковры ли там были, адские ли машинки – не ведаю, не смог пронюхать. Не это самое главное...
   – А что же? Вирхов с интересом воззрился на юриста.
   – Оказывается, господин Оттон принял меры к изменению своей наружности. И при отправке багажа выглядел весьма странно.
   – И как же именно? – Вирхов похолодел.
   – Багажный контролер ничего особенного в его облике не заметил. Но из описания контролера следует, что господин Оттон побрил по-новому, на манер кошачьих, усы. Да на запястье левой руки имел диковинный браслет. Серебряную цепочку с топазом.
   – О! – радостно воскликнул доктор. – Оттон как две капли воды похож на Ваську-Кота! Да вы, Карл Иваныч, сами знаете, видели похитителя Муры. Но почему вы его не арестовываете?
   – Так господин Оттон и есть тот самый дерзкий Васька-Кот, который проходит по нашим сводкам? – ахнул пораженный Тернов.
   – Не морочьте мне голову, Павел Мироныч, – Вирхов досадливо отмахнулся. – Господин Оттон не Васька.
   – А Васька не Оттон? – кандидат тупо почесал затылок. – Странно. А кто же он?
   Вирхов отвел взор, заерзал на стуле и ворчливо буркнул:
   – Кто, кто... Кот в пальто. Государственная тайна.

Глава 21

   Это было ужасное зрелище – кот Рамзес, повешенный на перекладине железного козырька над дверьми конторы «Господин Икс»: неестественно вытянутая шея, перетянутая цветной тряпкой, крохотная мордочка, длинное тело, ветерок играл кончиком обтрепанного хвоста, грязные когти вылезли из розовых подушечек бессильно вытянутых лап.
   И когда бандиты успели вздернуть кота? Минувшей ночью, вернувшись в сопровождении доктора Коровкина в Пустой переулок и облекшись наконец в свою обычную одежду, Софрон Ильич, предвидя гнев квартирной хозяйки, домой не поехал, заночевал в служебном помещении. Спал он всегда чутко, но, к своему удивлению, ничего не слышал. Возможно, виной тому были потрясения, пережитые им в канализационных подземельях и в квартире профессора Муромцева. Факт оставался фактом: бандиты, прибегшие к акции устрашения, орудовали так искусно, что шума не произвели. Софрон Ильич проснулся рано, открыл дверь в контору: впустить свежий утренний воздух – и вот тут-то и увидел несчастного Рамзеса.
   Теперь окоченевший труп, прикрытый клеенкой, лежал в углу прихожей, притягивая к себе жирных зеленых мух. Софрон Ильич понимал, что медлить с кошачьими похоронами нельзя: время года жаркое, может и провонять, как старец Зосима.
   Сравнение с персонажем романа Достоевского возникло не случайно. Софрон Ильич по многолетней привычке продолжал изучать газеты – в свободное от составления фальшивых отчетов время он аккуратно вырезал материалы на определенную тему и раскладывал их по папочкам.
   В «Обществе трудолюбия для образованных мужчин» ему приходилось подбирать тематические вырезки, и каких только интересов – научных, политических, финансовых – не обнаружил он у столичных жителей! Он снабжал клиентов информацией о новейших двигателях, об исторических загадках, о звездном небе. Встречались и чудаки: одни желали знать все о масонах, другие – о призраках и привидениях. В последние месяцы нередко в самых неожиданных публикациях к месту и не к месту поминали имя старца Зосимы – как будто существовало какое-то тайное общество почитателей братьев Карамазовых. Кое-что Софрон Ильич оставлял для себя, складывал в отдельную папочку. Но сейчас, несмотря на то, что перед ним лежала целая стопка свежих газет, предаться любимому занятию он не мог.
   Требовалось срочно написать отчеты для госпожи Брюховец – Софрон Ильич ни минуты не сомневался, что неугомонная матрона скоро явится, чтобы терзать сыщиков своими умопомрачительными версиями.
   Отчет о собрании масонов был почти готов – и весьма солидную помощь в этом оказала ему заветная папочка, где хранились публикации за длительный срок. В отчете фигурировали известные петербургские персоны, и звучал он очень убедительно.
   Софрон Ильич приступил к повествованию о встрече Муры с Крысиным Королем в подземельях столичной канализации... Опыт позволял ему живописать воображаемый поход Муры самыми яркими красками. Свою сагу он завершил эффектной концовкой: отважную Муру, чьей красотой пленился Крысиный Король, короновали. Вместе с королем на помосте из живых крысиных спин ее перенесли в святая святых – огромную подземную залу жертвоприношений. Там, в небольших нишах по стенам, хранились отрубленные кошачьи головы, а на золотой стеле посреди зала были высечены имена жертв. Имя Василий Мура в списке не обнаружила. Влюбившийся в Муру Крысиный Король отпустил девушку в царство людей, но только до ночи. Отныне Муре суждено, подобно Персефоне, провести полжизни в подземном царстве.
   Софрон Ильич, забыв о трупе Рамзеса, любовался своим произведением – еще недавно он не мог и предположить, что способен на такие литературные подвиги! Софрон Ильич аккуратно промокнул последние слова отчета, дал чернилам подсохнуть и сложил листки в пухлую папочку, на которой в верхнем углу каллиграфически было выведено: «Г-жа Брюховец Василиса Аркадьевна».
   Он довольно потянулся, расправляя затекшие мышцы спины, выгнул поясницу, и в этот момент мелодично брякнул дверной колокольчик. Софрон Ильич резко вскочил, выдвинул верхний ящик письменного стола, где лежали заряженный пистолет, куриное крылышко в станиоли, рыбная снедь, – и напрягся.
   В следующий миг его лицо расплылось в обворожительной улыбке. Прикрыв ящик, он устремился навстречу госпоже Брюховец.
   Суровая дама приняла знаки почтения с охотой.
   – Чем это у вас пахнет, милостивый государь? – принюхиваясь, строго спросила она. Странный запах.
   – Мадам, – Бричкин, заглядывая в глаза клиентке, следовал за ней к облюбованному ею стулу, – мадам, небольшой промах. Пролил чернила. Пахнут дурно: мошенников множество, невесть чего в чернила подмешивают.
   Госпожу Брюховец объяснения удовлетворили, ее мясистый нос перестал дергаться.
   – Как идет наше расследование? – смягчившись, спросила она замершего в поклоне Бричкина.
   – Успешно, мадам, весьма и весьма успешно, – торопливо ответил тот. – Все ваши указания в точности исполняем. Результаты прекрасные – трупа Василия нигде не обнаружили. Ваше сокровище живо! Живо!
   – Я тоже в этом уверена, – изрекла госпожа Брюховец. – И веру терять не могу. Муж не переживет.
   – Василий ваш, скорее всего, загулял, и скоро сам вернется домой.
   – Он отсутствует шестой день. Без вашей помощи он не вернется. Отчеты готовы?
   Бричкин бережно передал клиентке папочку с отчетами. Она беглым взглядом пробежала страницы и бросила папку на стол.
   – Все верно! Мой Василий не дурак, без боя в руки масонов или крысиных королей не дастся. Дело гораздо сложнее.
   – Я весь внимание! – Бричкин убрал папочку на место, схватил перо и лист бумаги. – Готов со всевозможным рвением продолжить поиск. Благодаря вашим идеям, мадам, круг подозреваемых сужается.
   – Сужается? – Клиентка недовольно нахмурилась. – Скорее, расширяется.
   – Не буду спорить, – подхватил Бричкин. – Когда я служил в артиллерии...
   – Довольно, – бесцеремонно прервала гневная дама. – Не время предаваться воспоминаниям. Надо действовать. Где ваша беспутная помощница? – Она оглянулась на пустующий в углу стол. – Сократите ей жалованье. Любовная связь с Крысиным Королем порядочная гадость, хотя не хуже гражданского брака.
   Бричкин умильно улыбался:
   – Жалованье уполовиню. Работать заставлю.
   Госпожа Брюховец бросила на замершего Бричкина благосклонный взор и направила зонтик в узел галстука, подпиравшего его округлую шею.
   – Вы, милостивый государь, опросите подданных Норвегии, живущих в российской столице. Они могли похитить моего Василия.
   – Зачем? – Бричкин с ужасом смотрел на металлическое острие зонта.
   – Вы не знаете того, что знает каждая порядочная женщина? – Госпожа Брюховец убрала зонт. – Надо не только книжки читать, но и с людьми разговаривать. Моя прачка, из семьи обрусевших скандинавов, подсказала, что норвежцы отлавливают черных, крупных котов для Фрейи.
   – Фрейя? А кто это? – Бричкин лихорадочно записывал речь клиентки.
   – Норвежская богиня любви. – Госпожа Брюховец поджала губы. – О богах греческих да римских глаголите, а соседских богов не знаете.
   – Вы абсолютно правы, – закивал Бричкин, – народное просвещение так далеко от идеала...
   – Фрейя перемещается по миру в колеснице, в которую впряжены два черных кота.
   Бричкин выкатил глаза от удивления.
   – Но это, наверное, коты необычные...
   – Обычные слабосильны, – продолжала просвещать клиентка, – мой Василий богатырь. Могли украсть для упряжи: по всему белому свету ищут, не на каждого кота Фрейя согласится. Муж тоже так думает.
   – Сейчас же устремляюсь на поиск столичных скандинавов. – Бричкин промокнул написанное. – Надеюсь, их не так много. А что прикажете делать моей беспутной помощнице?
   – От нее толку мало, – согласилась госпожа Брюховец. – Дайте ей задание попроще – отправьте в цирк. Племянник считает, что циркачи, которым все равно, на чем деньги зарабатывать, отловили моего Василия. Он умный!
   – Вполне могли придумать какой-нибудь номер, – закивал Бричкин. – Допустим, кот-наездник. Белая лошадь под серебряной попоной идет по кругу арены, а в седле восседает царственный Василий!
   – Ужасно! И имейте в виду, я не намерена оставлять без присмотра вашу розыскную деятельность.
   Бричкин вышел из-за стола, шаркнул ножкой и застыл в полупоклоне перед клиенткой. Госпожа Брюховец тяжело поднялась со стула и, близоруко сощурившись, посмотрела на Бричкина.
   – Вы мне нравитесь, – сказала она угрожающе. – Вы женаты?
   – Никак нет, мадам, – смутился Бричкин. – Капитала не собрал. А семья – дело ответственное.
   Госпожа Брюховец милостиво протянула ему массивную руку в перчатке.
   – Вам нужна вдова с капиталом. Вот ваша судьба, запомните. И отрастите усы, напрасно вы их сбрили.
   Оставшись один, Бричкин обессиленно опустился на диван – сердце его бешено колотилось. Он проклинал свою излишнюю обходительность – неужели клиентка намекала ему на свое будущее вдовство? Никогда он не согласится провести лучшие годы жизни в объятиях этой сумасшедшей образины!
   Он потянул носом: пахло протухшей рыбой, несвежей курицей и еще чем-то мерзким. Он черкнул несколько строк на листке бумаги и вложил послание в конверт.
   Во дворе он швырнул пакет с курицей и корзиночку с рыбой в помойную яму. Испытав некоторое облегчение, он вышел на людную улицу – лето в нынешнем году было жаркое, солнце светило нещадно, и праздный взор с удовольствием скользил по белым зонтикам, причудливым шляпам, светлым платочкам. Он отдал конверт посыльному, крутившемуся у магазина, объяснил, где и как найти Марию Николаевну Муромцеву. Затем перекусил в ближайшем трактире и отправился в Гостиный, где, потоптавшись по открытой галерее второго этажа, выходившей на Садовую, решительно толкнул дверь, ведущую в лавку с игрушками. Отвергнув услуги приказчика, Софрон Ильич погрузился в изучение полок, забитых товаром – объяснить приказчику, что его интересует не товар, а его упаковка, он не мог.
   Наконец Софрон Ильич углядел подходящую черную коробку с серебряной волной по боковинке. По его требованию коробку водрузили на прилавок. Приказчик обтер рукавом поверхность крышки и открыл ее. Взору Бричкина предстала внушительная кукла в розовом атласном платье с оборками, с черными локончиками и темными глазками.
   – Всего пять рублей? – Брови Бричкина поползли вверх.
   – Да, мсье, сущие пустяки, а какая радость для ребенка. На именины дочери наилучший подарок.
   Бричкин был в смятении, он не мог решиться на такую значительную трату ради безродною кота.
   – Мсье беспокоится о качестве товара? Не извольте сомневаться. Вчера забегал известный коммерсант, господин Ханопулос, сынок поставщика ковров, не погнушался купить в подарок для своей дочери.
   Бричкин крякнул и полез в карман. Не видя иного способа завладеть вожделенной коробкой, он решил, что вычтет эти деньги из залога госпожи Брюховец – якобы на билеты в цирк.
   Он расплатился и, держа коробку наперевес, вышел из магазина.
   Он надеялся, что юная хозяйка одобрит его действия, а кукла смягчит Марии Николаевне горечь утраты, поможет забыть Рамзеса. Кукла ему и самому нравилась: она была темноглаза, как и горничная Муромцевых. Сердце его екнуло – и он вообразил, что в эту минуту Глаша вспоминает его. Чудесное настроение было испорчено самым неожиданным образом – с диким звоном и криками мимо промчалась санитарная карета, за ней бежали городовые, дворники, зеваки. Все двигались в сторону Сенной. Софрон Ильич рванул было следом, но тут же резко повернулся: у Введенской церкви, на Петербургской стороне, его ждало неотложное дело.

Глава 22

   Доктор Коровкин был обижен, выйдя из здания Окружного суда на Литейном, он уже совершенно ничего не понимал. По собственному признанию Марии Николаевны Муромцевой, она следила за ним на Петербургской стороне и видела его с Ульяной Сохаткиной А Вирхов утверждал, что между Мурой и глупым греком существует некая романическая связь, что человек с многозначительным именем Эрос неравнодушен к младшей дочери профессора Муромцева. Испытывала ли Мария Николаевна ответные чувства к коммерсанту? Неужели у нее настолько плохой вкус? Вполне возможно. А следила она за ним, наверное, по поручению своей сестры – негласно доктор все еще считался претендентом на руку и сердце Брунгильды Николаевны Муромцевой.
   Теперь доктор был абсолютно уверен, чта расследование Марии Николаевны – лишь прикрытие, чтобы задержаться подольше в городе, чтобы тайно, без ведома его и близких, встречаться с Эросом Ханопулосом. А горпожа Брюховец – лишь повод для этих встреч.
   Чем себя занять, он не знал и решил наведаться к княгине Татищевой: уже не первый дачный сезон его знатная пациентка, не желая расставаться с коллекциями покойного супруга, оставалась в городе. Общение со старой дамой всегда доставляло удовольствие доктору Коровкину. К несчастью, Клим Кириллович посещал дом на Караванной реже, чем ему хотелось, опасаясь излишне частого общения с перезрелой дочерью княгини, Ольгой: вдруг да и вообразит, что он жениховствует?