– Сухмет, у этого Мешка в самом деле нет никаких ограничений?
   Сухмет, запихивая в неширокое отверстие толстый дорожный плащ, что получалось не очень аккуратно, вздохнул:
   – А ты как думаешь, господин мой?
   – Я думаю, что-то тебя ограничивает, иначе на этот раз ты бы ограбил Сроф подчистую.
   Сухмет усмехнулся:
   – Ну, я все-таки не так меркантилен, для виду я бы оставил кое-что, чтобы про меня не разносили бессмысленные сплетни… Но вообще-то одно ограничение есть. Я не смогу унести этот Мешок, если он будет слишком тяжел из-за вещей, которые в нем окажутся. Уж как я ни пытался его облегчать, как ни экспериментировал – ничего не получается. Вес, к сожалению, до конца не уничтожается. Если бы к этому Мешку еще и Туман Безвесия – был такой колдовской инструмент, исчезнувший примерно тысячу лет назад, – ценность Мешка значительно увеличилась бы.
   – Значит, как я и подозревал, все, что попадает тебе под руку, ношу я на своих крыльях?
   Сухмет только хмыкнул, быстро дособирал остальные вещи, и они подошли к двери. Ду-Лиа, проявив небывалую предусмотрительность, вдруг уселась Лотару на левое плечо, чтобы случайно не перекрыть доступ к рукояти Гвинеда, которая торчала из-за правого плеча Желтоголового. Это было необычно, Сухмет стал серьезным.
   – По ту сторону нет опасности? – спросил Лотар виану.
   Она не ответила, и это было еще красноречивее. Она ничего не чувствовала. Или дверь была настолько хорошо замаскирована магическим покрывалом, что даже виана, гораздо более чуткая, чем Сухмет, не понимала, что происходит с той стороны. Молчали и колокольчики.
   Сухмет начал читать наговор. Потом он повысил голос, один раз даже закашлялся от напряжения, но справился, и текст получился все-таки без срывов. По мнению Лотара, это было идеальное повторение слышанного им заклинания, но Сухмет, более подготовленный лингвистически, несколько раз морщился, должно быть, переживая какие-то свои неудачи. Но, как бы там ни было, дверь со знакомым скрипом приподнялась, застряла, еще поскрипела, а потом поднялась до конца.
   Перед ними лежал открытый коридор. Он был пуст. Никто их с этой стороны не ждал.
   Они пошли, пытаясь чувствовать все, что представляли собой стены этого коридора. Как всегда в этих каналах, Лотар быстро оглох, ослеп и почти совсем перестал ощущать свое тело. Он лишь переставлял ноги за Сухметом. Он не знал, сколько они прошли, когда вдруг восточник издал странное восклицание и опустился на колени.
   Лотар дошел до него, положил руку на плечо, чтобы понять, куда нужно смотреть, и тоже наклонился к полу.
   Перед ними лежал Азмир. У предателя на лице застыло выражение такого ужаса, что даже Лотар содрогнулся. В этом было что-то дьявольское, словно пустынник умер от того, что его кто-то жутко испугал. Чтобы проверить эту догадку, Лотар спросил:
   – Раны есть?
   – Не видно, господин мой. Может, ты прав, и он в самом деле умер от…
   – Нет, – ясно и легко, как свет звезд на спокойной поверхности воды, прозвучал голос вианы. – Он умер от отравления, я слышу его предсмертные мысли, он задохнулся.
   Способность так легко читать предсмертные мысли на миг поразила Лотара, он не знал, что это возможно, но… Но предупреждение было куда ценнее магической экзотики. Он распрямился и посмотрел в один конец коридора. Оттуда, клубясь, приближалось облако какой-то мути. Лотар оглянулся назад – с той стороны к ним двигалось другое облако. Сухмет стиснул зубы.
   – Ядовитый газ. И выйти отсюда я не смогу, пока не дочитаю заклинание переноса…
   – Не нужно заклинания, – быстро ответил Лотар. – Виана, ты говорила, что воздуха в Бесконечном Мешке достаточно, чтобы сидеть там часами?
   – Мешок вбирает в себя все, даже воздух.
   – Тогда быстро полезай внутрь. А мы, Сухмет, будем дышать по очереди.
   Не очень вежливо протолкнув виану в Мешок, Лотар для пробы обузил завязками горловину и попробовал вдохнуть из него. Воздух втекал в легкие без труда, только пах какими-то сушеными фруктами. Задержав воздух в легких, Лотар сунул Мешок Сухмету. Тот повторил эксперимент, у него даже глаза заискрились от удовольствия.
   Потом, чтобы не тратить воздух на разговоры, он произнес ментальным образом: «Пожалуй, двинулись вперед, нам не страшна эта ловушка».
   Когда они вступили в клубящийся газ, из их глаз потекли слезы, а потом Лотар вдруг понял, что у него из носа пошла кровь. Но он уже заращивал глаза защитной пленочкой, а сосуды носа пережались сами, что-то подобное произошло с Сухметом, и они продолжили путь.
   Пройдя несколько десятков шагов, передавая друг другу Мешок, воздух в котором оставался на удивление сладким и свежим, Сухмет вдруг стал пьянеть. Вероятно, немного отравляющего газа все-таки попало ему в легкие. Ему захотелось поболтать:
   – Бедный предатель, он так хотел выиграть, что не рассчитал чужого предательства…
   На это Лотар ничего не ответил, он лишь набрал побольше воздуха в свои легкие, которые сделал более емкими, чем у нормального человека, раз в пять, потом прижал Мешок к губам Сухмета и держал его до тех пор, пока восточник не показал пальцами, что все в порядке.
   Газовая полоса кончилась не скоро. Прежде чем они вышли из нее, у Лотара еще раз пошла носом кровь, потом неизвестно почему у Сухмета стали синеть пальцы, но все-таки она кончилась. Когда стало ясно, что они справились и необходимость в Мешке отпала, Сухмет вдруг сказал:
   – Интересно, они хотели что-то замаскировать или просто от нас избавиться?
   – Замаскировать? – не понял Лотар.
   – Ты забываешь, господин мой, что главное назначение тумана – все-таки что-то скрывать. Вот я и думаю…
   Что он думает, восточник не пояснил, теснота коридора стала настолько тугой, что Лотару пришлось повернуться боком, чтобы протиснуться в эту щель. Сухмет снял Мешок и понес его перед собой. Потом узкое место кончилось, и они вышли в небольшой зал, в котором помимо довольно высокого потолка было еще и светло. Откуда-то лился призрачный, рассеянный свет. В этом зале Лотар мог хотя бы ориентироваться.
   Сухмет с удовольствием огляделся по сторонам.
   – Если бы я мог выбирать…
   Больше он ничего добавить не успел. Из стен впереди них возникли острые, как клыки тигра, снежно-белые и толстые острия. Они закрыли проход вперед более надежно, чем если бы перед ними выросла крепостная стена. В сознание ворвался звон колокольчиков. Лотар закричал:
   – Сухмет, назад…
   Но было уже поздно. Когда Желтоголовый оглянулся, выход перекрывала точно такая же непреодолимая решетка из светящихся в полумраке костяных пик. Между ними оставалось не больше десятка дюймов. «Вообще-то, – подумал Лотар, – если постараться, то можно расплющиться, вот только Сухмет… Но зато хотя бы виана спасется».
   Но виана не собиралась спасаться. Она вырвалась из своего Мешка и принялась носиться, внося хлопаньем своих крыльев ноту непреодолимого отчаяния. Лотар оглянулся, он еще не понимал, откуда последует атака… И вдруг сверху ему на голову упало несколько песчинок, он поднял голову.
   Потолок пещеры, высокий, не очень еще видимый даже в этом сумраке, определенно приближался. Его сумрачный свод вдруг сделался неоднотонным, на нем появились разводы. Лотар попытался вглядеться в одно странно распластанное пятиугольное пятно, а потом резко отвел глаза. Это было не пятно, это был отпечаток раздавленного человека. И хотя он погиб давно, очень давно, кажется, уже несколько веков прошло, почему-то следы от него остались на странном материале этого пресса.
   Но особенно переживать было некогда, следовало что-то придумывать. Лотар повернулся к Сухмету. Восточник сидел в позе медитации и сосредоточенно, легко, как будто находился в своей лаборатории в Лотарии, читал какое-то магическое вызывание несусветной сложности. Он торопился. Так как Лотар не знал, сколько времени потребует от Сухмета это колдовство, он просто принялся наращивать мускулы на руках и плечах. Виана, должно быть от отчаяния, его не поняла. Она что-то прокаркала, но Желтоголовый даже не обратил на нее внимания.
   Когда мускулы стали такими, как он хотел, потолок опустился уже на четверть своей высоты. Лотар подошел к одному из клыков и положил на него руку.
   Кожу тут же пронзила жуткая боль, но она не была чрезмерно глубокой. Лотар нарастил на коже ладоней толстый роговой слой и взялся за бивень двумя руками. Потом уперся ногами в нижние прутья этой белой решетки и нажал.
   Бивень не поддался, лишь собственные кости драконьего оборотня захрустели. Внутренним зрением Лотар увидел, как кости его рук становятся длиннее, потому что начинают выходить из суставных сумок в локтевых и плечевых суставах. Но он только сделал суставы грубее и нажал еще сильнее. Вдруг один бивень пошел, только не тот, за который он держался, а тот, в который он уперся ногами. Но больше выдерживать такое напряжение не мог даже Желтоголовый.
   Он на мгновение сбросил напряжение, передохнул, набрал свежего воздуха в легкие и снова рванул прутья этой решетки… Раз, другой, третий… Бивень внизу определенно раскачался. Теперь он ходил в своем гнезде более чем на три дюйма. Лотар поднял голову. До потолка осталось не более десяти футов. Он снова надавил на обжигающую гладкую поверхность. Снова и снова… Он остановился, когда понял, что ничего сделать уже не успеет. Потолок сначала несильно толкнул его в макушку, потом придавил, потом нажал по-серьезному.
   Лотар бросил свой прут и попытался изобразить атланта, чтобы удержать этот падающий на них свод. Куда там! Он даже не мог замедлить его. Тогда он снова взялся за бивень. Пару рывков, и вдруг стало ясно, что он мог бы выйти, если бы у них была хотя бы еще пара минут. «Как жаль, как жаль, – подумал Желтоголовый, – мы, кажется, не успеваем».
   – Держись за меня! – вдруг дико заорал Сухмет, обхватывая Лотара за талию.
   Лотар попытался оглянуться на него, но не сумел, потому что прямо ему в лицо бросилась виана в воронихином воплощении. Автоматически, не вполне понимая, что происходит, Лотар схватил ее натруженной левой, обнял Сухмета…
   Удар о поверхность был так силен, что и без того некрепкое сознание Лотара грозило вовсе вывалиться из его головы. Он покатился по мелкому, мягкому, как пух, горячему песку. «Когда-то такое уже было», – решил он.
   Потом, осознав, что рядом вот так же прокатились по песку Сухмет и что-то еще, он открыл глаза и сел.
   Небо горело ослепительной голубизной, это была реакция на темноту подземелья, откуда они только что вырвались. Песок уже хрустел на зубах, но зато им не грозил смертью каменный свод, опускающийся сверху, как проклятие древних богов. Колокольчики умолкли.
   Прямо перед собой, на расстоянии в сотню футов, Лотар увидел потрясающую желтизну Яйца Несбывшегося. Он проверил Гвинед и Акиф, мечи были на месте. Значит, все в порядке, Сухмет успел, они снова выжили. Он поднялся, помог утвердиться на ногах и восточнику. Тот острее, чем обычно, переживал световой шок, возникший от слишком резкого перехода из подземелья под это небо, а может быть, слишком много сил от него потребовало то заклинание, которое перенесло их сюда.
   Наконец, отдышавшись, Лотар решил получше понять, что же с ними произошло.
   – Сухмет, как тебе удалось? Ты же сам говорил, что переход возможен только из подпространственного канала. Или из нормального пространства к какому-нибудь маяку…
   Сухмет махнул рукой:
   – Да все эти коридоры, господин, представляли один большой канал. А что касается маяка, то вот он. – Восточник указал на Яйцо. – Мне и придумывать ничего не нужно было, только следовало поторапливаться.
   Лотар с удовольствием осмотрелся.
   – Неплохо, что ты поторопился. – Потом в его сознании возникла одна смутная идея. – Как думаешь, они этого не учли или все сделали специально?
   – Что именно? – не понял Сухмет.
   – Если пресс – штука, которая должна разить наповал, логично предположить, что толковый колдун навел бы изоляцию и на внешние стены. Чтобы нельзя было отстрелиться в другое место и избежать…
   – Ну, такая изоляция потребовала бы очень сложной магии, которая предупредила бы любого. А что ни говори, половина успеха пресса – в неожиданности. Они сделали проще, отстрелиться, как ты сказал, из того места и в самом деле невозможно. Просто никто не в силах прочитать необходимое колдовское заклинание так быстро.
   – Но ты-то успел.
   Сухмет таинственно улыбнулся:
   – Помнишь, я ставил эксперименты по сдвижке людей или предметов по времени назад и вперед. Вот я и сдвинулся назад, когда понял, в чем дело. Иначе и я бы не успел.
   – Так вот почему ты так здорово среагировал, – рассмеялся Лотар.
   – Да, именно потому, что предыдущую фазу, когда я метался, вздымал кулаки вверх и придумывал, что бы предпринять, ты не заметил, – усмехнулся восточник. Он неторопливо достал из Мешка флягу с водой, отпил из нее и протянул Лотару. – А вообще эта ловушка была сделана мастером. Каменные прессы – одна из самых опасных ловушек, ее не пройдешь. А та была просто шедевром. И если бы не посох Гурама, если бы не мои упражнения со временем, мы бы…
   Он не договорил. Лотар напился, полил немного на руки, памятуя, что где-то тут поблизости должна быть река и недостатка воды у них не будет, попытался смыть слизь, оставшуюся на коже после обратной трансмутации нелепых, громоздких мускулов.
   – Одно плохо, – сказал он с расстановкой, – теперь мы снова в начале.
   – Были бы ноги, – произнес Сухмет, поднимаясь и оглядываясь, – а дорога найдется, как говорят соотечественники моего друга Ди.
   Прямо над ним вдруг появилась виана. Она прокаркала, чувствовалось, что этот мир доставляет ей особенное удовольствие. Лотар крикнул ей:
   – Эй, тут может быть опасно, этот мир не обжит.
   – Оставь ее, господин мой, – ответил Сухмет.
   Тогда виана вдруг вспомнила, что может еще и говорить. Своим спокойным, слегка замедленным голоском она поведала:
   – Какая прелесть, какая чистота и свежесть! Никаких тебе злобных эманаций, никаких наслоений, даже зверья нет. Если бы у меня не было дел, я бы поселилась тут навечно.
   Лотар покачал головой. Он не понимал, как можно радоваться полному безлюдью, или не хотел этого понимать. Ду-Лиа вдруг сорвалась в сторону, исчезла в ставшей вполне терпимой лазури, но уже через пару минут вернулась. На этот раз в ее черном клюве тяжело билась огромная рыбина.
   – Держите, я пойду еще добуду! – прокричала она с высоты и бросила серебристую добычу прямо на людей.
   – А ты говоришь, зверья нет, – сказал Лотар, ловя сброшенный сверху подарок.
   Но виана не ответила, она умчалась на следующую рыбалку. Стемнело быстро. Виана наловила рыбы раза в три больше, чем они могли съесть. Сухмет соорудил костер и принялся жарить на прутиках ужин. Он явно не торопился отсюда уходить. Это заинтересовало Лотара.
   – Ты о чем думаешь?
   Сухмет попробовал кусочек со своей стороны пламени, покачал головой.
   – Когда мы проходили через туман, мне кажется, там было одно интересное ответвление. Ты его, конечно, не заметил. Штука в том, что на нем никто не поставил ловушек, я в этом уверен. Видишь ли, оно из класса тех, которые, по мнению строителя, невозможно пройти.
   Логика в рассуждении Сухмета явно была восточная, поэтому требовала осмысления.
   – Если невозможно пройти, значит… – Лотар сделал над собой усилие. – Так, кажется, понимаю. Именно оттуда нападение будет самым успешным, потому что неожиданным. Верно?
   Сухмет улыбнулся. В свете пламени, пляшущего на ветру, пахнущего близким морем, эта улыбка казалась вечной, мудрой и торжественной, как звездное небо над головой.
   – Верно.
   – Но как мы туда попадем, Сухмет?
   – Я оставил в пещере Сроф модель Дракона Времени, и мы можем попасть туда, несмотря на слои защитной магии, как шарик катится по наклонному желобу вниз.
   – Давайте поедим и скатимся, – предложила виана.
   – Не знаю, дело в том, что перед входом в то место, если я правильно все рассмотрел в тумане, висел иероглиф, который можно перевести как Беспредельный Лабиринт.
   Название было красивым, но в нем Лотару послышался зов смерти, знак безусловной погибели, полного небытия.
   – Что это может быть? Тебе не встречалось это название в твоих манускриптах?
   – Сухмет, – снова подала голос виана, – не пережарь мне рыбу. Я не совсем человек.
   Сухмет все понял, сорвал поскорее с одного из прутиков рыбину посырее и разложил ее на куске ткани, расстеленном на песке. Ворониха с удовольствием наступила на нее ногой и принялась рвать на куски.
   – Я могу разделать ее, – предложил Лотар, но виана не обратила на него внимания.
   Сухмет снова вгляделся в огонь, казалось, он именно там пытался высмотреть наилучшее решение.
   – Видишь ли, господин мой, Беспредельный Лабиринт – это место, откуда выхода не существует.
   – А если все-таки попробовать?
   Вид пирующей вианы раззадорил и Лотара. Он снял одну рыбку поменьше, потому чуть более пропеченную, чем другие, и принялся остужать ее, перебрасывая из руки в руку. Пахла она превосходно.
   – Это очень опасно.
   – Давай подумаем, что мы реально имеем? Мы можем, конечно, вернуться и обойти пресс, верно? Но если у них там стояло какое-нибудь сигнальное устройство, то они уже знают, что мы пробовали там пройти. И они наверняка приняли меры предосторожности. Идти той дорогой вторично тоже опасно, Сухмет.
   Сухмет вздохнул:
   – Я знаю.
   Лотар решил, что восточник почти дал себя уговорить.
   – Послушай, а этот твой иероглиф не может быть обыкновенной обманкой?
   Вдруг подала голос виана. Так как она говорила ментально, то торчащий у нее из клюва рыбий скелет совершенно не мешал ей:
   «Вообще-то в одной книге было сказано, что Беспредельным Лабиринтом как раз окружен дворец архидемона».
   Лотар замер на миг, потом разломил свою рыбу и отведал ее.
   – Вкусно, хотя и жаль, что зелени нет. – Он прожевал кусок. – Значит, если мы туда попадем, то будем очень близко от Врага?
   – Или очень далеко, – проговорил Сухмет и тоже снял с прутика подрумянившуюся тушку, – это как посмотреть. Но еще раз предупреждаю, возврата оттуда может и не быть.
   Неожиданно Лотар стал очень серьезным:
   – А я не собираюсь просто так возвращаться.
   Сухмет долго смотрел на него, потом вспомнил о рыбе, но, прежде чем попробовать ее, произнес:
   – Этого я и боюсь.

Глава 17

   Дверь над входом в подпространственные каналы из зала птицы Сроф, поднявшись, больше не опускалась. Застряла на этот раз накрепко. И все-таки Лотар не поверил ей, хотя и не ощущал никакой ловушки. По его предложению Сухмет сделал фантом с очень похожей на живого человека аурой и послал его вперед. Фантом миновал дверь без приключений. Лишь тогда прошли люди и виана.
   Отравленный туман не показался: должно быть, устройство, которое его вырабатывало, еще не перезарядилось. Но Лотар был последним человеком, который стал бы по этому поводу горевать. Чем меньше помех, тем отчетливей он видел, куда они идут.
   Особенно хорошо стало видно после того, как они и в самом деле прошли в низкую и очень узкую раму с непонятным рисунком на темной притолоке. Собственно, прохода как такового и не существовало, Сухмету пришлось с заметным усилием раздвигать какую-то шуршащую ткань, чтобы показать Лотару новый коридор.
   Зато после этой завесы Желтоголовому удалось даже разглядеть стены. С каждым шагом в глубь нового лабиринта они становились все более неопределенными, покатыми, зализанными, гладкими, а начиная с какого-то момента и вовсе начали напоминать пищевод какой-нибудь огромной рыбы. Иногда стены сжимались, чуть подрагивая, тогда приходилось ждать, пока они снова разойдутся, иногда раздавалось приглушенное бульканье.
   В одном месте, где бульканье стало очень уж вызывающим, Лотар ударил в стену Акифом. Но его клинок вдруг так разогрелся, что Лотар стал опасаться, что затупится сталь. И вообще, из этой затеи ничего хорошего не вышло, потому что из прорубленной дыры вдруг ударил такой тошнотворный запах, что Лотар поспешил догнать Сухмета и долго еще чувствовал прилипшую к одежде и его коже несильную, но отчетливую вонь, к которой невозможно было подобрать никакого определения.
   Потом они вдруг вышли на огромное поле. Словно бы из темного и тесного, как чужой карман, леса вывалились на поляну. Это было здорово. Вот только поле оказалось не простым, потому что противоположных стенок было не видно, хотя Лотар отчетливо ощущал себя в замкнутом и даже не очень обширном пространстве. Но за годы знакомства с Сухметом он вполне уверился, что магии, особенно старинной и изощренной, всякое доступно.
   Все поле было усеяно небольшими, не больше иного фонтана в богатом замке, озерцами, только, разумеется, из них не били никакие струи. Зато около каждого озерца росло по кусту со странными листьями и непонятным, небывалым образом сплетенными ветками. Стоило Лотару посмотреть на эти озерца, на ветви кустов, на скрывшуюся в магической дали пещеру, из которой они только что вышли, как он решил, что убраться отсюда будет очень непросто.
   Виана тоже не радовалась, что они тут оказались. Она выбралась из Бесконечного Мешка, где просидела все время, пока Сухмет шел через подпространственные коридоры, полетала над полем, уселась на левое плечо Лотара и спокойнее, чем когда-либо прежде, поведала:
   – Тут нет стен. Их не просто не видно, их в самом деле нет. Куда бы я ни полетела, спустя десяток взмахов оказывается, что я лечу к центру поля, где вы сидите под этими кустами.
   Лотар повернулся к Сухмету, впавшему в таинственную и не вполне обычную для себя заторможенность:
   – Наверное, что-то вроде той магической завесы, которой окружили некогда Мирам, помнишь?
   Сухмет нехотя кивнул:
   – Я все помню, мой господин. Конечно, ты прав. Только это теперь не самое главное, меня гораздо больше интересует, что будет, если мы прыгнем, разумеется предварительно связавшись веревкой для страховки, в один из этих прудиков?
   – Или во все прудики по порядку? – поддержала его Ду-Лиа. – Ты прав, восточник, это единственное, что тут приходит в голову.
   Они так и сделали. Нашли подходящую веревку, Сухмет прочитал непонятное, очень старинное заклятие, после которого, как он объяснил Лотару, все монетки начинали падать только на одну сторону, кости выкатывали одну-единственную цифру, а шарики залетали в единственную лунку. Это было нужно, чтобы преодолеть ловушку, если в прудике окажется расходящийся канал. А потом они упрятали виану в Мешок и прыгнули, обнявшись.
   Чернота, удар, потом сильная боль, и когда Лотар открыл глаза, он стоял по пояс в воде точно такого же прудика, в который только что прыгнул. Но Сухмета рядом не было, веревка, которой они связались, была аккуратно обрезана, да так чисто, что лучше бы ее не рассек и свежеотполированный Гвинед.
   На миг Лотар запаниковал, он вылетел из своей лужи и понесся по полю, зовя Сухмета во всю мощь своей глотки. Но оказалось, что делать этого не следовало, потому что Сухмет точно так же, как только что Лотар, стоял в прудике на противоположной стороне поля и с задумчивым видом осматривался.
   Сухмет вылез из воды, отказавшись от помощи Лотара. С него сплошными потоками стекала вода. Он отжал халат, штаны, повесил их сушиться на один из кустов, а потом, полуголый, вдруг прыгнул в пруд.
   Лотар и остановить его не успел, а он уже появился в соседней луже, хмурый больше обычного. После этого весьма наглядного эксперимента он подошел к Лотару, обсыхающему на берегу, и проговорил, не разжимая зубов:
   – Твоя очередь, господин мой. Можешь убедиться, это все очень здорово, только никуда не ведет.
   Лотар тоже разделся, чтобы чувствовать себя в воде более удобно, разбежался и прыгнул руками вперед, чтобы перекатиться, достигнув дна, как на тренировке. Но перекатываться не пришлось. Дна не оказалось, он пролетел что-то, очень похожее на мягкую мембрану, на миг укутавшую его тело, а потом вынырнул из соседнего пруда. И лишь потом вспомнил, что снова была чернота и удар. Выбравшись на берег, он проговорил:
   – Никогда не думал, что лабиринт может быть таким.
   Сухмет огляделся.
   – Таким он и должен быть – просто, понятно и непроходимо.
   Виана, кружащая над ними, проговорила:
   – И подняться вверх тоже не удается. Как ни старайся, оказывается, что ты падаешь вниз головой к земле.
   Лотар отряхнулся, как собака, вылезшая из воды, лег на мягкую траву, посмотрел вверх, в сумрачное нечто, льющее на них серый, безрадостный и бестеневой свет, и сказал уверенно:
   – И все-таки отсюда должен быть выход, иначе все это бессмысленно. Ловушку можно сделать куда проще, а тут все довольно сложно. Что-то эта сложность значит.
   Сухмет кивнул:
   – Может быть, и так, только пока у меня нет ни одного предположения.
   Лотар представил, что ему на ум должно прийти решение этого лабиринта, но, как он ни концентрировался, ничего не получалось. У него тоже не возникало ни одного разумного предположения.
   Концентрация, которую он пытался на себя напустить, вдруг превратилась в полное рассеяние, расслабленность, он будто спал и не спал, думал и не мог зацепиться ни за одно из своих соображений. Более всего это было похоже на дурацкое оцепенение, он не мог ни пошевельнуться, ни позвать на помощь, не мог даже ментально обратиться к Сухмету. Ему осталось только не сопротивляться, а потом, когда что-то стало наконец понятно, он уснул. Потому что, как ни кратковременно было это состояние, оно или открытие, к которому оно привело, потребовало такого расхода энергии, что он вымотался не меньше, чем после самой свирепой тренировки, какую только мог себе вообразить.