– Любви сильнее не было на свете, – тихо произнес он. – Что бы я ни сказал, всего будет мало. Она моя дочь, Гарри. Спасибо.
   Я почувствовал, что краснею.
   – Ну-ну. Послушайте, не надо делать из этого отдельного блюда. Вряд ли кому это понравится.
   Майкл гулко, от души расхохотался.
   – И это наставничество – в чем оно заключается?
   – В занятиях. Ежедневных – по крайней мере в первый период, пока я не удостоверюсь, что она умеет владеть собой. Придется упражняться вдали от огнеопасных материалов. Деревьев, домов, домашних животных… ну и так далее.
   – Как долго вам придется с ней работать?
   – Пока не закончим. – Я неопределенно махнул рукой. – Не знаю еще. Никогда не участвовал в этом в качестве старшего.
   Он согласно кивнул.
   – Очень хорошо.
   Минуту мы ехали в молчании.
   – Помните, я хотел обсудить с вами профессиональный вопрос? – произнес он наконец.
   – Угу, – кивнул я. – Валяйте.
   – «Фиделаккиус», – сказал Майкл. – Меня интересует, не нашли ли вы кандидатов на ношение меча.
   – Мимо, – вздохнул я, нахмурившись. – Вы думаете, мне надо искать?
   – Трудно сказать. Но пока нас только двое, мы с Саней, так сказать, немного перерабатываем.
   Я почесал подбородок.
   – Широ сказал мне, что я узнаю его преемника. Пока ничего такого не было. До сих пор, во всяком случае.
   – Боюсь, это требует большего, чем просто терпения, – вздохнул Майкл. – Я тут лазил в наши архивы. В истории уже имелся прецедент, когда члена Белого Совета просили стать хранителем одного из мечей.
   Я удивленно покосился на него.
   – Вы это серьезно?
   Он кивнул.
   – Я… и еще кто?
   – Мерлин.
   Я фыркнул.
   – Вы уверены? Потому как Мерлин та еще штучка с ручкой. Уж поверьте моему опыту.
   – Нет, Гарри, – возразил Майкл терпеливым тоном. – Не Мерлин, председатель Совета. Тот Мерлин. Настоящий.
   Некоторое время я вел машину, широко раскрыв рот.
   – Bay, – выдавил я в конце концов и тряхнул головой. – Может, вы считаете, что мне нужно найти большой камень или еще чего такое? Вонзить туда меч и оставить на лужайке перед Белым домом?
   Майкл перекрестился.
   – Боже упаси! Нет. У меня просто… – Он почесал кончик носа. – Инстинкт.
   – Вы хотите сказать, вроде того, как когда Бог посылает вас на очередную операцию?
   – Нет. Обычное стариковское чутье. Мне кажется, вам стоит поизучать историю «Амораккиуса» – как его передавали от носителя к носителю.
   Упомянутый меч покоился в данный момент на перевязи, в ножнах, упершись острием в коврик под Майкловыми рыцарскими башмаками.
   – Ух ты. Вы хотите сказать… этот меч… Ваш меч… – Я не стал договаривать.
   – Возможно, – кивнул он. – Хотя церковные записи отрывочны, нам удалось установить, что два других меча на протяжении столетий время от времени перековывались. Этот – ни разу.
   – Это любопытно, – задумчиво произнес я. – Это черто… очень интересно.
   Майкл одарил меня легкой улыбкой и кивнул.
   – Интригующая тайна, правда?
   – А знаете, – сказал я. – Тайны, конечно, вещь замечательная. – Я задумчиво пожевал губу. – Но я надеюсь, вы не слишком спешите. Вы, наверное, заметили, что год у Совета выдался хлопотный. Конечно, я выкрою время рано или поздно, но пока… – Я пожал плечами.
   – Понимаю. – Он тоже помолчал немного. – Но знание истории меча может оказаться очень важным. Чем раньше, тем лучше.
   Что-то в голосе Майкла заставило меня взглянуть на него более внимательно.
   – Почему?
   Его рука непроизвольно погладила рукоять «Амораккиуса».
   – Мне кажется, мне недолго осталось носить этот меч, – произнес он очень мягко.
   Когда Рыцари Меча выходят в отставку, они получают извещение напрямую от работодателя.
   – Майкл? – спросил я. – Вам что… э… контора письмо прислала? – Я старательно избежать добавления «Как сделали с Широ».
   – Нет. Инстинкт, – ответил он и улыбнулся мне. – Просто мне кажется, у меня начинается кризис среднего возраста. Впрочем, я не собираюсь менять образ жизни и уж не имею ни малейшего намерения уходить в отставку преждевременно.
   – Что ж, хорошо, – сказал я, хотя это прозвучало мрачнее, чем мне хотелось бы.
   – Вы не будете против, если я задам вам вопрос личного характера? – спросил Майкл.
   – Я как-то слишком занят, чтобы отвечать на риторические вопросы.
   Он улыбнулся и кивнул. Потом прикусил губу, явно подбирая слова.
   – Гарри, вы довольно долго избегали меня. И вы производили впечатление… ну, скажем так, более сурового, чем прежде.
   – Ну, лично вас я не избегал, – возразил я.
   Он внимательно, спокойно смотрел на меня.
   – Ну ладно, – буркнул я. – Угу. Только я почти всех избегал. Не принимайте это на свой счет.
   – Может, я чего-то не так сделал? Или кто-то из моей семьи?
   – Да хватит риторики! Вы сами знаете, что нет.
   Он кивнул.
   – Тогда, возможно, это вы что-то сделали. Что-то такое, что стоило бы обсудить с другом.
   Знак падшего ангела на моей левой ладони начал зудеть. Я хотел было сказать «нет», но удержался. Квартал или два я вел машину молча. Надо было ответить. Майкл мой друг. Он заслуживал доверия и уважения. Он заслуживал ответа.
   Но я не мог.
   А потом губы мои шевельнулись, и я понял: то, что терзает меня больше всего, не имеет никакого отношения ни к монетам, ни к падшим ангелам.
   – В прошлый Хэллоуин, – тихо сказал я, – я убил двоих.
   Он медленно вдохнул и кивнул.
   – Один из них был Кассий. Когда он уже лишился сил, я скомандовал Мышу сломать ему шею. Второй – женщина, некромант по имени Собиратель Трупов. Я застрелил ее в затылок. – Я судорожно сглотнул. – Я убил их. Я никогда прежде не убивал людей… вот так. Хладнокровно. – Я помолчал еще немного. – Меня мучают кошмары.
   Я услышал, как он вздохнул. Когда он заговорил, голос его звучал натянуто, будто от боли.
   – Я занимаюсь этими делами дольше, чем вы. Я могу понять, что вы ощущаете. По крайней мере отчасти.
   Я не ответил ему.
   – Вам кажется, все никогда больше не будет как прежде, – продолжал он. – Вы очень отчетливо это помните, и это вас не отпускает. Это как ходить с острым камешком в ботинке. Вы чувствуете себя запятнанным.
   Чертовы дурацкие уличные огни… кой черт они расплываются? Я поморгал, не произнося ни слова. Да и в горле все равно стоял ком, мешавший говорить.
   – Я знаю, каково это, – повторил он. – И заставить это исчезнуть невозможно. Но со временем станет легче. – Он помолчал, судя по всему, глядя на меня. – Если бы вам пришлось сделать это еще раз, вы бы это сделали?
   – Вдвое решительнее, – ответил я, не раздумывая.
   – Значит, то, что вы сделали, было необходимо, Гарри. Это может причинять боль. Это может преследовать вас. Но в конечном счете, до тех пор, пока вы поступаете так, как считаете нужным, вы сможете жить в мире с собой.
   – Правда? – спросил я, закусив губу.
   – Обещаю вам, – заверил он.
   Я покосился на него и снова отвернулся вперед.
   – Вы… вы не думаете обо мне хуже? Зная, что я убийца?
   – Не мне судить вас за то, что вы сделали. Я сожалею о тех, чьи души потеряны. О том, что они никогда не обретут спасения. Меня беспокоит боль, которую вы причинили этим себе самому. Но я ни на мгновение не сомневаюсь, что вы лишили кого-то жизни лишь в том случае, когда это было абсолютно необходимо.
   – Серьезно?
   – Я вам доверяю, – спокойно произнес Майкл. – Будь иначе, я бы ни за что не оставил семью под вашей зашитой. Вы достойный человек, Гарри.
   Я медленно выдохнул, и напряжение, сковывавшее мои плечи, немного ослабло.
   – Хорошо. – И тут же, прежде чем мой мозг успел помешать этому, я снова открыл рот. – Я подобрал один из Темных Динариев, Майкл. Ласкиэль.
   Мое сердце замерло, забыв биться, пока я делал это признание.
   Я ожидал потрясения, ужаса, гнева, возможно, недоверия.
   Вместо этого Майкл кивнул.
   – Я знаю.
   Я зажмурился.
   – Вы… что?
   – Я знаю, – повторил он.
   – Вы… знаете… Вы знали?
   – Да. Я выносил помойку с кухни, когда мимо проехала машина Никодимуса. Я видел все. Я видел, как вы спасли моего младшего.
   Я прикусил губу.
   – И… Я в том смысле, что вы не собираетесь глушить меня и тащить в персональную палату в Психушке для Блудных Динарианцев?
   – Не говорите ерунды, – вздохнул Майкл. – Не забывайте, орден Рыцарей Креста основан не для того, чтобы уничтожать динарианцев. Нас основали для того, чтобы спасти их от Падших. Поэтому мой долг помогать вам всем, чем могу. Я могу помочь вам исторгнуть монету, если вы захотите. Лучше всего, если вы сами предпочтете сделать это.
   – Собственно, мне нет нужды исторгать ее, – сказал я. – Я ее, собственно, почти не касался. Я замуровал ее, похоронил. Ни разу не пользовался ею.
   Майкл, похоже, искренне удивился.
   – Правда? Что ж, это добрая весть. Хотя из этого следует, что тень Падшего продолжает пытаться соблазнить вас, я верно понял?
   На сей раз иллюзорное хихиканье послышалось чуть отчетливее. Ох, заткнись, подумал я как мог решительнее и послал эту мысль в направлении Ласкиэли.
   – Пытается, – сказал я вслух.
   – Не забывайте, Ласкиэль – искусительница, – тихо напомнил он. – С тысячелетним опытом. Она знает людей. Она знает, как подавать вам ложь, чтобы вы поверили в то, что это правда. Она существует с единственной целью: разлагать волю и веру человечества. Помните об этом.
   Я поежился.
   – Угу.
   – Могу я спросить, что она вам говорила? – Он помолчал и щурился. – Нет, подождите. Дайте я сам угадаю. Она явилась к вам в виде привлекательной юной женщины. Она предлагала вам знания, да? Преимущества, которые дает ее опыт?
   – Угу. – Я помолчал немного. – И Адский Огонь, – добавил я. – Он дает моим заклятиям дополнительную силу, когда мне это необходимо. Я стараюсь использовать его как можно реже.
   Майкл покачал головой.
   – Ласкиэль зовут Искусительницей не за красивые глаза. Она знает вас. Знает, что предлагать вам и как предлагать.
   – Еще как знает. – Я снова помолчал. – Порой это меня пугает.
   – Вам нужно избавиться от монеты, – произнес он мягко, но настойчиво.
   – Рад бы, – сказал я. – Как?
   – Откажитесь от монеты добровольно. И от своей силы. Если вы сделаете это, тень Ласкиэли уйдет с ними и сгинет.
   – Что вы хотите сказать, «от силы»?
   – Откажитесь от своей магии, – сказал он. – Бросьте ее. Навсегда.
   – Черта с два.
   Он поморщился и отвернулся.
   Остаток пути до его дома прошел в молчании.
   – Шмотки Молли у меня дома, – сказал я Майклу, остановив машину. – Я бы сейчас отвез ее туда за ними. Тем более мне надо переговорить с ней сегодня же, пока все свежо. Я привезу ее часа через два самое позднее.
   Майкл, беспокойно нахмурившись, посмотрел на спящую дочь, но кивнул.
   – Хорошо.
   Он вышел и закрыл за собой дверцу, но пригнулся и сунул голову в опущенное окошко.
   – Можно спросить у вас пару вещей?
   – Валяйте.
   Он оглянулся на свой дом.
   – Вы никогда не допускали возможности того, что Господь послал меня на последнюю операцию вовсе не для того, чтобы я мог спасти свою дочь? Что Он не намеревался использовать вас для ее защиты?
   – Что вы хотите сказать?
   – Только то, Гарри Дрезден, что вполне вероятно, вся эта история от начала и до конца затевалась с целью спасти вас. Что, придя на помощь Люччо и ее ученикам, я делал это не для того, чтобы освободить Молли, но чтобы предотвратить конфликт между вами и Советом. Что ее положение вашей подопечной имеет целью не защитить ее, но защитить вас?
   – Э?.. – произнес я.
   Он покосился на дочь.
   – Дети обладают своей особенной силой. Обучая их, защищая их, вы сами становитесь чем-то большим, чем вам казалось возможным. Вы становитесь более понимающим, более терпеливым, более способным, более мудрым. Возможно, это дитя сделает с вами то же самое. Возможно, в этом и есть ее предназначение.
   – Если Бог так заботится о помощи нам, почему он не послал никого, чтобы защитить меня от Кассия? Одного из приближенных старины Ника? Ведь неплохой бы спасательный сценарий вышел.
   Майкл пожал плечами и открыл было рот.
   – И не кормите меня этими байками насчет неисповедимых путей.
   Он закрыл рот и улыбнулся.
   – Сложная это штука, – признался он.
   – Что именно?
   – Жизнь. Ладно, увидимся через пару часов. – Он протянул мне руку. Я пожал ее. – Я не знаю другого способа избавиться от влияния Ласкиэли, но это не означает, что его нет. Если вы передумаете насчет монеты, Гарри, если захотите избавиться от нее, обещаю, я помогу вам.
   – Спасибо, – ответил я совершенно искренне.
   Его лицо посерьезнело.
   – А если вы падете перед искушением… если поддадитесь Падшему или угодите в западню ее воли… – Он коснулся рукой эфеса своего тяжелого меча, и лицо его сделалось тверже гранита. Перед этой ветхозаветной решимостью даже фанатизм Моргана казался так, струйкой пара. – Если вы преобразитесь, я тоже буду здесь.
   Страх окатил меня ледяной волной. Вот блин!
   Я сглотнул, и мне пришлось крепче сжать руль Жучка, чтобы не было видно, как дрожат руки. При всем при этом в голосе Майкла не прозвучало угрозы, не проявилось ее и на его лице. Он просто констатировал факт.
   Отметина на левой ладони жгла руку, и я в первый раз всерьез задумался, не переоцениваю ли я своих способностей вести дела с Ласкиэлью. Что, если Майкл прав? Что, если я уже облажался в чем-то и кончу так, как несчастный ублюдок Расмуссен? Как серийный убийца с демонической энергетикой?
   – Если это случится, – ответил я сиплым шепотом, – я хочу, чтобы так и было.
   По его глазам я видел, что ему эта мысль нравится не больше, чем мне, – но он просто изначально не мог вести себя со мной иначе, чем предельно искренне. Он мой друг, и его это тревожило. Если бы ему пришлось причинить мне боль, это терзало бы его самого еще больнее.
   Может, эти слова вырвались у него как подсознательная попытка уговорить меня избавиться от монеты. Он не мог стоять в стороне, позволяя происходить чему-то нехорошему, даже если это означало, что ему придется убить друга.
   Я мог относиться к этому с уважением. Я понимал это – ведь я тоже не мог бы стоять в стороне. Но и отказаться от своей магии, лишив себя возможности творить с ее помощью добро, я тоже не мог.
   Даже если это убьет меня.
   Жизнь – сложная штука. Видит Бог, еще какая сложная. Порой мне кажется, что чем старше я становлюсь, тем сложнее мне в ней разобраться. Есть в этом что-то извращенное. Я думал, мне полагалось бы умнеть. Вместо этого я продолжаю получать по башке из-за своей невежественности. Сложная штука – жизнь.
   Но и альтернативы, черт подери, ей немного.
   Я вернулся к себе. Я не будил девчонку, пока мы не приехали, и только тогда коснулся ее плеча. Она вздрогнула и сразу проснулась, недоуменно моргая.
   – Где мы? – спросила она.
   – У меня дома, – ответил я. – Нам надо поговорить.
   Она еще поморгала и кивнула.
   – Зачем?
   – Затем, что тебе нужно понять кое-что. Заходи.
   Мы вышли из машины. Я подвел ее к двери.
   – Стань рядом со мной, – скомандовал я. Она послушалась. Я взял ее за левую руку. – Растопырь пальцы и зажмурься, – приказал я. Она снова сделала все, как я сказал. Я поднес ее ладонь на расстояние в пару дюймов от двери. – А теперь сосредоточься. Посмотрим, что ты почувствуешь.
   Она наморщила лоб.
   – Эм-м, – произнесла она, беспокойно покачиваясь взад-вперед. – Тут… давление, что ли? М-м… или скорее жужжание. Вроде как в высоковольтных проводах.
   – Горячо, – похвалил я и отпустил ее запястье. – То, что ты почувствовала, – это энергия, которую я использую для охраны моего жилья. Если бы ты попробовала войти, не обезвредив ее, ты схлопотала бы электрический разряд, который бы от тебя и кучки пепла не оставил.
   Она уставилась на меня, потом вздрогнула и поспешно отвела руку подальше от двери.
   – Я дам тебе амулет, позволяющий проходить мои обереги – до тех пор, пока я не буду знать наверняка, что ты сама умеешь отключать их, входить и включать за собой. Однако сегодня просто не пытайся открывать дверь. Ни заходя, ни выходя. Идет?
   – Идет, – тихо пробормотала она.
   Мы вошли. Мои уборщики уже закончили работу. Молли оставила у меня рюкзак с одеждой и бельем, раскидав шмотки по всему дивану. Теперь рюкзак лежал аккуратно застегнутый и подозрительно уменьшившийся в размерах. Не сомневаюсь, мои уборщики уложили его так, что все вошло без малейшего усилия.
   Молли потрясенно оглядывалась по сторонам.
   – А ваша горничная как сюда заходит? – поинтересовалась она.
   – Не знаю, о чем это ты, – отозвался я, потому что об уборшиках-фейри говорить нельзя, если не хочешь, чтобы они прекратили тебя обслуживать. Я махнул рукой в сторону дивана, на котором лежал ее рюкзак. – Садись.
   Она повиновалась, хотя я видел, что мой командный тон мало ее вдохновляет.
   Я сел в кресло напротив. Тем временем из спальни выплыл Мистер и бесцеремонно обвился вокруг ее ноги, приветственно мурлыкнув.
   – О'кей, детка, – произнес я. – Мы остались живы. У меня не было особенных надежд на такой исход.
   Она потрясенно уставилась на меня.
   – Ч-что?
   – Я не думал, что смогу провернуть все это. Совершить набег на столицу фейри? Устоять перед Советом Старейшин? Перед всеми этими киношными жутиками? Твоей мамой? Блин, я до сих пор поверить не могу, что жив, не говоря уже о том, что мне удалось вытащить тебя.
   – Н-но… – Она нахмурилась. – У вас ни разу не было… То есть вы все это время держались, как будто контролируете ситуацию. Вы казались так уверены в том, что происходит.
   – Правило номер один в чародейском бизнесе, – сказал я. – Никогда не давай другим увидеть, как ты дрейфишь. Люди ожидают от тебя всякого такого. Это может обернуться большим преимуществом. Не профукай этого, состроив такую физиономию, будто ты так же растерян, как все остальные. Это вредит имиджу.
   Молли чуть улыбнулась.
   – Ясно, – сказала она и нагнулась погладить Мистера. – У меня, должно быть, жуткий вид.
   – Что ж, у тебя позади тяжелый день, – кивнул я. – Послушай. Нам нужно поговорить о том, как тебе предстоит жить. Я так понимаю, ты уже решила порвать с Нельсоном. Я типа уловил намек на это, когда мы вносили за него залог.
   Она кивнула.
   – Что ж. Раз так, тебе и впрямь не стоит с ним оставаться. Не говоря уже о том, что ему понадобится время, чтобы выздороветь.
   – Я не могу оставаться дома, – тихо произнесла она. – После всего, что случилось… и мама никогда не одобрит магии. Она считает ее порочной – всю без остатка. И если я буду там, это будет пугать младших – ну, как мы с мамой все время ссоримся.
   Я хмыкнул.
   – Тебе все равно надо где-то жить. Этот вопрос придется решить чем быстрее, тем лучше.
   – Идет, – кивнула она.
   – Следующее, что тебе нужно знать, – продолжал я. – Прямо с этой минуты у тебя не будет никаких послаблений. Тебе не позволено делать ни единой ошибки. Ничего такого, после чего только говоришь «упс». Стоит тебе раз облажаться и соскользнуть в свои дурные привычки еще глубже, это убьет нас обоих. Порой я буду с тобой жесток, Молли. Это необходимо. Потому что от этого зависит и моя жизнь, не только твоя. Усекла?
   – Да, – сказала она.
   Я еще раз хмыкнул, встал и прошел в свою маленькую спальню. Порывшись в шкафу, я нашел там старую коричневую ученическую рясу, оставленную у меня кем-то из свежеиспеченных Стражей после какого-то из местных собраний. Я вынес ее в комнату и вручил Молли.
   – Храни ее там, где ты можешь забрать ее в любой момент. Тебе предстоит присутствовать со мной на собраниях Совета, и это твоя форменная одежда. – Я нахмурился и потер виски. – Черт, надо аспирин принять. И поесть. Ты голодна?
   Молли кивнула.
   – Только я грязная как свин. Вы не против, если я помоюсь?
   Я покосился на нее и вздохнул.
   – Нет. Давай, только живее. – Я встал и прошел на кухню, пробормотав на ходу заклинание, от которого загорелось несколько свечей, в том числе та, что стояла рядом с девушкой. Она взяла рясу, свечу, подхватила свой рюкзак и скрылась за дверью.
   Я проверил содержимое ледника. Убирая мое жилье, фейри обыкновенно добавляли в ледник и шкаф какой-нибудь еды, хотя в том, что касается здоровой пиши, наши понятия порой расходились. Помнится, как-то раз я открыл шкаф и не обнаружил в нем ничего, кроме огромного количества коробок сухофруктов. Удивляюсь, как я не свалился тогда с диабетом, а Томас, который не знал точно, откуда у нас берется еда, объявил меня сухофрукнутым.
   Впрочем, обычно все обстояло не так драматично, хотя в леднике из продуктов преобладала замороженная пицца, ради которой мои магические уборшики пополняли запасы льда с прямо-таки религиозным рвением. Большую часть пиццы я оставлял на поверхности нетронутой к их очередному визиту, что можно считать продолжением моей политики бессовестного подкупа маленького народца – с вполне успешными, надо сказать, результатами.
   Я слишком устал, чтобы готовить что-либо, да и никаких деликатесов в доме не было, так что я просто сунул пару сосисок между ломтями хлеба, добавил туда латук и проглотил всухомятку.
   Потом взял несколько кусков льда, кинул их в кувшин и наполнил его водой. Сняв с полки стакан, я налил в него ледяной воды из кувшина и забрал стакан и кувшин к камину. Я поставил кувшин на каминную полку, почти механически растопил заклинанием камин и принялся ждать неизбежного, потягивая холодную воду и глядя в огонь. Мистер составлял мне компанию, сидя на книжной полке.
   Молли потребовалось некоторое время, чтобы подготовиться, но меньше, чем я ожидал. Дверь моей спальни отворилась, и она вышла в гостиную.
   Она приняла душ. Ее волосы цвета сладкой ваты свисали мокрыми прядями. Она окончательно смыла весь макияж, но на щеках розовели пятна, не имеющие, как я предположил, никакого отношения к косметике. Разнообразные колечки и прочие пирсинговые штучки, которые я мог разглядеть, сияли в свечном свете оранжевым. Она шла босиком. И в коричневой рясе. Я приподнял бровь и стал ждать продолжения.
   Она зарделась сильнее и медленно подошла ко мне, остановившись на расстоянии меньше фута.
   Я не дал ей никакой зацепки. Никакого выражения на лице. Ни слова. Я просто молчал.
   – Вы заглянули в меня, – тихо прошептала она. – А я заглянула в вас.
   – Это действует именно так, – подтвердил я тихим нейтральным тоном.
   Она поежилась.
   – Я увидела, какой вы человек. Добрый. Мягкий. – Она подняла взгляд и заглянула мне в глаза. – Одинокий. И… – Она порозовела еще на пару градусов. – И голодный. Никто не касался вас уже очень давно.
   Она подняла руку и положила мне на грудь. Ее пальцы были очень теплыми, и волна чисто биологической реакции, миновав мозг, разлилась по телу горячим наслаждением – и желанием. Я опустил взгляд на руку Молли. Пальцы ее, едва касаясь, описывали медленный круг по моей груди. Я испытал легкую брезгливость к самому себе и к моей реакции. Блин! Я знал эту девицу с тех пор, как ей еще не приходилось покупать женских гигиенических товаров.
   Мне удалось запугать свои мужские гормоны, не дав им зарычать или пустить слюни, хотя голос мой все-таки сделался чуть более хриплым.
   – Тоже верно.
   Она снова подняла на меня взгляд, широко раскрыв глаза – достаточно бездонные и голубые, чтобы в них утонуть.
   – Вы спасли мне жизнь, – сказала она, и я услышал, как дрожит ее голос. – Вы собираетесь учить меня. Я… – Она облизнула губы и повела плечами. Коричневая ряса соскользнула на пол.
   Татуировка, начинавшаяся на ее шее, спускалась к самому проткнутому пирсингом соску. У нее обнаружилось еще несколько колечек и других штучек на местах, где я подозревал (чисто гипотетически!) их существование. Она поежилась и задышала чуть чаше. Отсветы огня в камине весело играли на ее теле, меняя очертания.
   Я видел тела и круче. Правда, по большей части обладательницы оных использовали внешность для того, чтобы скрыть от меня что-то, так что разница заключалась больше в презентации. Молли не обладала особым опытом выставлять себя перед мужчиной или разыгрывать кокетку. Она могла бы стоять иначе – прогнув спину, развернув бедра, напустив на лицо выражение чувственного сексуального интереса, словно приглашая меня броситься к ней. Она могла бы выглядеть богиней совращенной юности.
   Вместо этого она стояла неуверенная, напуганная, слишком наивная (а может, честная?), чтобы держать себя неискренне, – и уязвимая. Напуганная, неуверенная принцесса, заблудившаяся в темном лесу.
   Это оказалось хуже, чем если бы она охмуряла меня, как опытная куртизанка. То, что я видел в ней, было честным и полным надежды, доверчивым и испуганным. Она была подлинной, и хрупкой, и бесценной. Мои эмоции, объединившись с моими железами, накинулись на меня, визжа, что она нуждается в человеческом тепле, и что самое лучшее, что я могу сделать, – это обнять ее и сказать, что все будет хорошо, – и что если за этим что-нибудь последует, кто может винить в этом меня?
   Я мог. Поэтому я просто смотрел на нее с непроницаемым лицом.
   – Я хочу научиться у вас, – продолжала она. – Я хочу сделать все, что могу, чтобы помочь вам. Отблагодарить вас. Я хочу, чтобы вы научили меня этому.
   – Чему? – тихо, осторожно спросил я.
   Она облизнула губы.
   – Всему. Покажите мне все.