Страница:
Столлингз вздрогнул и поднял на меня взгляд.
– Что тебе нужно?
Я повторил свою просьбу.
Он зажмурился.
– Боже мой, Дрезден. Я не знаю. Не знаю, смогу ли получить ее. У нас в последнее время куча новых правил.
– Мне нужна эта тетрадь, – твердо сказал я. – Все эти штуки проделывает некое подобие демона. Имя этого демона должно быть записано у Кравоса в его тетради заклинаний. Если я получу это имя, я смогу отловить эту тварь и остановить ее. Я смогу заставить ее сказать мне, как помочь Мёрфи.
– Ты не понимаешь. Все это не так просто. Я не могу вот просто так пойти в архив и взять для вас эту чертову тетрадь, – он тревожно покосился на Мёрфи. – Это может стоить мне работы.
Я поставил свою коробку со Скуби-Ду на пол и открыл ее.
– Послушай, – сказал я. – Я хочу попытаться помочь Мёрфи. Мне нужно, чтобы кто-нибудь оставался с ней до рассвета, а потом отвез ее домой… нет, лучше домой к Малону.
– Почему? – не понял Столлингз. – И что это ты делаешь?
– Я полагаю, эта тварь заставляет ее переживать всякие страсти-мордасти. Я совершенно уверен в том, что смогу остановить это, но она все еще будет уязвимой. Поэтому я установлю вокруг нее защиту, чтобы до утра ей ничего не угрожало, – с первыми лучами солнца Кошмар окажется взаперти в том, в кого он вселится к этому времени, или будет вынужден бежать в Небывальщину. – Кому-то нужно присматривать за ней на случай, если она очнется.
– Рудольф может, – кивнул Столлингз, вставая. – Я поговорю с ним.
Я посмотрел на него, нахмурившись.
– Мне нужна эта тетрадь, Джон.
Он тоже нахмурился, уставившись в пол перед моими ногами.
– Но мы сможем поймать эту штуку, Дрезден? – по тому, как он произнес «мы», я понял, что он имеет в виду полицию.
Я покачал головой.
– Если я добуду для тебя тетрадь, – сказал он, – ты сможешь помочь лейтенанту?
Я кивнул.
Он зажмурился и тяжело вздохнул.
– Ладно, – пробормотал он и вышел. В открытую дверь слышно было, как он говорит что-то Рудольфу.
Я повернулся обратно к Мёрфи, захватив с собой из коробки пакетик песка. Я вынул из кармана кусок мела и отодвинул кресло с Мёрфи от стола, чтобы очертить вокруг нас с ней круг и замкнуть его. Это потребовало от меня больших усилий, чем обычно, и на секунду-другую у меня закружилась голова.
Я сглотнул набежавшую в рот слюну и принялся собирать по крохам энергию и фокусировать ее со всей тщательностью, на какую был способен в тогдашнем своем состоянии. Она накапливалась медленно, а Мёрфи все продолжала вдыхать и выдыхать беззвучные крики. Я положил руку на ее ледяные пальцы и подумал о всем, что нам с ней довелось пройти вместе, о той дружбе, что нас связывала. В добрые и недобрые времена Мёрфи оставалась честным полицейским и надежным товарищем. Она не заслуживала такой пытки.
В душе моей шевельнулся гнев – не испепеляющая короткая вспышка, но что-то глубже, темнее, спокойнее и на порядок опаснее. Ярость. Ярость на то, что такое смогло произойти с кем-то, таким самоотверженным и заботливым, как Мёрфи. Ярость на то, что эта тварь использовала мою силу, мое лицо, чтобы подобраться к ней и причинить ей боль.
И эта ярость дала ту энергию, которой мне так не хватало. Я собрал ее всю и слепил из нее самое мягкое, округлое заклятие, на которое был способен. Мягко, осторожно послал я эту энергию по своей руке в горстку песчинок, лежавших на подушечке указательного пальца. Я медленно поднял руку – заклятие удерживало песчинки, не позволяя им до срока ссыпаться вниз – и все так же осторожно посыпал по несколько песчинок сначала на одно ее веко, потом на второе.
– Dormius, dorme, – прошептал я. – Мёрфи, dormius.
Энергия словно вода вытекла из меня по руке. Я ощутил, как она упала вниз вместе с песчинками. Мерфи испустила долгий, прерывистый вздох, и глаза ее медленно закрылись. Выражение ее лица тоже изменилось с неприкрытого ужаса на глубокий, покойный сон, и тело ее обмякло в кресле.
Я выждал немного, убедился, что заклятие действует, и перевел дух. Потом опустил голову и дрожащей рукой погладил Мёрфи по волосам. Подумав, я устроил ее в кресле поудобнее.
– Спи, Мёрфи, – прошептал я ей. – Пусть тебе ничего не снится. Просто отдохни. Я прищучу для тебя эту гадину.
Напрягшись немного, я разорвал круг, вышел, и с помощью мела снова замкнул его за собой вокруг Мёрфи. Для этого мне пришлось напрячься так сильно, как со мной не было, пожалуй, с самого моего детства. И все же круг замкнулся, надежно прикрыв Мёрфи. Тонкая, в дюйм или два полоска едва заметного марева дрожала над меловой чертой. Круг не пустит к ней любого из Небывальщины, а зачарованный сон продлится до рассвета, отгоняя сновидения и не позволяя Кошмару причинить ей новую боль.
Едва волоча ноги, я выбрался из кабинета и потянулся к ближайшему телефону. Рудольф молча следил за моими действиями. Столлингза не было видно. Я набрал номер Майкла. У него все еще было занято.
Больше всего мне хотелось сейчас доползти до дома и наложить на себя такое же сонное заклятие. Мне хотелось найти какое-нибудь теплое, тихое местечко и отдохнуть. Однако Кошмар все еще разгуливал на свободе. И он все еще жаждал отомстить, на этот раз Майклу. Мне нужно было найти его, догнать и остановить. Или хотя бы предупредить Майкла.
Я положил трубку и принялся собирать свой инвентарь. Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся и увидел Рудольфа. Вид у него был неуверенный, лицо все еще бледно.
– Не дай Бог тебе, Дрезден, оказаться шарлатаном, – негромко произнес он. – Не знаю точно, что здесь происходит. Но Бог свидетель, если с лейтенантом что-нибудь случится по твоей вине…
Я внимательно посмотрел ему в лицо и кивнул.
– Я еще позвоню Столлингзу. Мне очень нужна та тетрадь.
Лицо Рудольфа оставалось совершенно серьезным.
– Я не шучу, Дрезден. Если из-за тебя пострадает Мёрфи, я тебя убью.
– Детка, если с Мёрфи что-нибудь случится из-за меня… – я вздохнул. – Мне кажется, я тебе это позволю.
Глава двадцатая
Глава двадцать первая
– Что тебе нужно?
Я повторил свою просьбу.
Он зажмурился.
– Боже мой, Дрезден. Я не знаю. Не знаю, смогу ли получить ее. У нас в последнее время куча новых правил.
– Мне нужна эта тетрадь, – твердо сказал я. – Все эти штуки проделывает некое подобие демона. Имя этого демона должно быть записано у Кравоса в его тетради заклинаний. Если я получу это имя, я смогу отловить эту тварь и остановить ее. Я смогу заставить ее сказать мне, как помочь Мёрфи.
– Ты не понимаешь. Все это не так просто. Я не могу вот просто так пойти в архив и взять для вас эту чертову тетрадь, – он тревожно покосился на Мёрфи. – Это может стоить мне работы.
Я поставил свою коробку со Скуби-Ду на пол и открыл ее.
– Послушай, – сказал я. – Я хочу попытаться помочь Мёрфи. Мне нужно, чтобы кто-нибудь оставался с ней до рассвета, а потом отвез ее домой… нет, лучше домой к Малону.
– Почему? – не понял Столлингз. – И что это ты делаешь?
– Я полагаю, эта тварь заставляет ее переживать всякие страсти-мордасти. Я совершенно уверен в том, что смогу остановить это, но она все еще будет уязвимой. Поэтому я установлю вокруг нее защиту, чтобы до утра ей ничего не угрожало, – с первыми лучами солнца Кошмар окажется взаперти в том, в кого он вселится к этому времени, или будет вынужден бежать в Небывальщину. – Кому-то нужно присматривать за ней на случай, если она очнется.
– Рудольф может, – кивнул Столлингз, вставая. – Я поговорю с ним.
Я посмотрел на него, нахмурившись.
– Мне нужна эта тетрадь, Джон.
Он тоже нахмурился, уставившись в пол перед моими ногами.
– Но мы сможем поймать эту штуку, Дрезден? – по тому, как он произнес «мы», я понял, что он имеет в виду полицию.
Я покачал головой.
– Если я добуду для тебя тетрадь, – сказал он, – ты сможешь помочь лейтенанту?
Я кивнул.
Он зажмурился и тяжело вздохнул.
– Ладно, – пробормотал он и вышел. В открытую дверь слышно было, как он говорит что-то Рудольфу.
Я повернулся обратно к Мёрфи, захватив с собой из коробки пакетик песка. Я вынул из кармана кусок мела и отодвинул кресло с Мёрфи от стола, чтобы очертить вокруг нас с ней круг и замкнуть его. Это потребовало от меня больших усилий, чем обычно, и на секунду-другую у меня закружилась голова.
Я сглотнул набежавшую в рот слюну и принялся собирать по крохам энергию и фокусировать ее со всей тщательностью, на какую был способен в тогдашнем своем состоянии. Она накапливалась медленно, а Мёрфи все продолжала вдыхать и выдыхать беззвучные крики. Я положил руку на ее ледяные пальцы и подумал о всем, что нам с ней довелось пройти вместе, о той дружбе, что нас связывала. В добрые и недобрые времена Мёрфи оставалась честным полицейским и надежным товарищем. Она не заслуживала такой пытки.
В душе моей шевельнулся гнев – не испепеляющая короткая вспышка, но что-то глубже, темнее, спокойнее и на порядок опаснее. Ярость. Ярость на то, что такое смогло произойти с кем-то, таким самоотверженным и заботливым, как Мёрфи. Ярость на то, что эта тварь использовала мою силу, мое лицо, чтобы подобраться к ней и причинить ей боль.
И эта ярость дала ту энергию, которой мне так не хватало. Я собрал ее всю и слепил из нее самое мягкое, округлое заклятие, на которое был способен. Мягко, осторожно послал я эту энергию по своей руке в горстку песчинок, лежавших на подушечке указательного пальца. Я медленно поднял руку – заклятие удерживало песчинки, не позволяя им до срока ссыпаться вниз – и все так же осторожно посыпал по несколько песчинок сначала на одно ее веко, потом на второе.
– Dormius, dorme, – прошептал я. – Мёрфи, dormius.
Энергия словно вода вытекла из меня по руке. Я ощутил, как она упала вниз вместе с песчинками. Мерфи испустила долгий, прерывистый вздох, и глаза ее медленно закрылись. Выражение ее лица тоже изменилось с неприкрытого ужаса на глубокий, покойный сон, и тело ее обмякло в кресле.
Я выждал немного, убедился, что заклятие действует, и перевел дух. Потом опустил голову и дрожащей рукой погладил Мёрфи по волосам. Подумав, я устроил ее в кресле поудобнее.
– Спи, Мёрфи, – прошептал я ей. – Пусть тебе ничего не снится. Просто отдохни. Я прищучу для тебя эту гадину.
Напрягшись немного, я разорвал круг, вышел, и с помощью мела снова замкнул его за собой вокруг Мёрфи. Для этого мне пришлось напрячься так сильно, как со мной не было, пожалуй, с самого моего детства. И все же круг замкнулся, надежно прикрыв Мёрфи. Тонкая, в дюйм или два полоска едва заметного марева дрожала над меловой чертой. Круг не пустит к ней любого из Небывальщины, а зачарованный сон продлится до рассвета, отгоняя сновидения и не позволяя Кошмару причинить ей новую боль.
Едва волоча ноги, я выбрался из кабинета и потянулся к ближайшему телефону. Рудольф молча следил за моими действиями. Столлингза не было видно. Я набрал номер Майкла. У него все еще было занято.
Больше всего мне хотелось сейчас доползти до дома и наложить на себя такое же сонное заклятие. Мне хотелось найти какое-нибудь теплое, тихое местечко и отдохнуть. Однако Кошмар все еще разгуливал на свободе. И он все еще жаждал отомстить, на этот раз Майклу. Мне нужно было найти его, догнать и остановить. Или хотя бы предупредить Майкла.
Я положил трубку и принялся собирать свой инвентарь. Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся и увидел Рудольфа. Вид у него был неуверенный, лицо все еще бледно.
– Не дай Бог тебе, Дрезден, оказаться шарлатаном, – негромко произнес он. – Не знаю точно, что здесь происходит. Но Бог свидетель, если с лейтенантом что-нибудь случится по твоей вине…
Я внимательно посмотрел ему в лицо и кивнул.
– Я еще позвоню Столлингзу. Мне очень нужна та тетрадь.
Лицо Рудольфа оставалось совершенно серьезным.
– Я не шучу, Дрезден. Если из-за тебя пострадает Мёрфи, я тебя убью.
– Детка, если с Мёрфи что-нибудь случится из-за меня… – я вздохнул. – Мне кажется, я тебе это позволю.
Глава двадцатая
Я бы никогда не подумал, что в пригородах Чикаго вообще возможно найти мирный, уютный жилой квартал. Майклу это удалось – чуть к западу от Ригли-филд. Древние, раскидистые деревья величаво росли по обе стороны улицы. Застройка состояла по большей части из домов викторианской эпохи, отреставрированных после того, как столетие экономии и нещадной эксплуатации превратила их в скрипучие призраки, готовые вспыхнуть от малейшей искры. Дом Майкла производил впечатление пряничного. Замысловатые карнизы, элегантная, бордовая со слоновой костью окраска – и непременная изгородь из белого штакетника перед палисадником. Лампа на крыльце отбрасывала на газон светлый полукруг.
Я поставил «Жучка» колесами на тротуар и похромал через калитку, вверх по ступеням, ко входной двери. Постучав в дверь, я принялся ждать. По моим расчетам на то, чтобы вылезти из постели и спуститься по лестнице, Майклу требовалось не меньше минуты, но вместо этого я сразу услышал стук, пару шагов, и занавеска у окна рядом с дверью чуть отодвинулась. Секундой спустя дверь отворилась, а за ней стоял зевающий Майкл. Он был одет в джинсы и футболку с надписью «ДЖОН 3:16» на груди. На руках он держал девочку – из тех, кого я еще не видел, на вид не старше года, с золотыми кудряшками; она спала, зарывшись личиком в папину грудь.
– А, Гарри, – сказал Майкл, и тут же изумленно выпучил глаза. – Боже праведный, что это с вами?
– Ночь выдалась нелегкая, – сказал я. – Меня здесь еще не было?
Майкл уставился на меня, открыв рот.
– Что-то я вас не очень понимаю, Гарри.
– Это хорошо. Значит, не было. Майкл, вам нужно будить своих. Быстро. Возможно, им угрожает опасность.
Он зажмурился.
– Гарри, поздно ведь. Что, ради Бога…
– Послушайте меня, – я сжато изложил ему то, что узнал про Кошмар, и как добирается он до своих жертв.
С минуту Майкл молча смотрел на меня.
– Дайте-ка разобраться, – сказал он наконец. – Призрак демона, которого я убил два месяца назад, рыщет по Чикаго, забирается в сны к своим жертвам и пожирает их рассудок изнутри – так?
– Угу, – подтвердил я.
– А теперь он отгрыз часть вас, соорудил себе тело, которое выглядит как ваше, и вы считаете, что он собирается явиться сюда?
– Да, – кивнул я. – Именно так.
На мгновение Майкл прикусил губу.
– Тогда откуда мне знать, не Кошмар ли вы? Может, это вы так пытаетесь заставить меня пригласить вас войти?
Я открыл рот. Закрыл его. Снова открыл.
– Так и так, – сказал я наконец, – мне лучше оставаться здесь. Черити, наверное, мне глаза выцарапает, если я ввалюсь к вам в такой час.
Майкл кивнул.
– Заходите, Гарри. Я пока пойду, уложу дочь.
Я шагнул в дверь, в маленькую прихожую с полированным паркетным полом. Майкл кивнул вправо, в сторону гостиной.
– Садитесь, – предложил он. – Я вернусь через секунду.
– Майкл, – сказал я. – Вам нужно разбудить семью.
– Вы сказали, что у этой твари материальное тело, так ведь?
– По крайней мере, полчаса назад так и было.
– Значит, она сейчас не в Небывальщине. Она здесь, в Чикаго. Она не может залезать в людские сны, пока она здесь.
– Я так не думаю, но…
– И она охотится за людьми, находившимися вблизи от нее в момент ее смерти. Ей нужен только я.
Я нерешительно пожевал губу. Потом решился.
– Она ведь заполучила изрядный кусок меня, не забывайте.
Майкл посмотрел на меня и нахмурился.
– Если бы я искал способ пробиться к вам, Майкл, – продолжал я, – я бы начал не с вас.
Он опустил взгляд на спящую девочку. Лицо его застыло.
– Сядьте, Гарри, – произнес он очень тихо. – Я сейчас вернусь.
– Но он может…
– Я буду иметь это в виду, – произнес он все тем же тихим голосом. Это меня напугало. Я сел. Майкл повернулся и, стараясь ступать бесшумно, поднялся по лестнице.
Некоторое время я посидел в большом, мягком кресле – из тех, в которых удобно раскачиваться взад-вперед. Слева от меня, на тумбочке лежали полотенце и полупустая бутылочка с детским питанием. Должно быть, Майкл укачивал девочку, которой не спалось.
Рядом с бутылочкой лежал клочок бумаги. Я машинально взял его, развернул и прочитал:
Майкл,
Не хотела будить вас с девочкой. Моему малышу захотелось пиццы и мороженого. Вернусь минут через десять – возможно, прежде, чем ты проснешься и прочитаешь это.
Целую, Черити.
Я встал и шагнул к лестнице. Я успел подняться на две-три ступени, когда наверху показался Майкл. Лицо его побледнело.
– Черити, – выпалил он. – Она куда-то исчезла.
Я протянул ему записку.
– Она вышла в магазин за пиццей и мороженым. Капризы беременности, наверное.
Майкл слетел вниз по лестнице и нырнул в стенной шкаф прихожей, откуда извлек голубую джинсовую куртку и «Амораккиус» в черных ножнах.
– Чего вы ждете, Гарри? Идемте ее искать.
– Но ваши дети…
Майкл закатил глаза, шагнул к двери и рывком распахнул ее, так и не спуская с меня глаз. На крыльце стоял отец Фортхилл с растрепанной редеющей шевелюрой; голубые глаза его удивленно сияли за стеклами очков.
– О, Майкл. Я не хотел заглядывать так поздно, но моя машина заглохла в квартале отсюда… Я отвозил миссис Хэмиш домой и как раз возвращался, вот я и подумал, не одолжите ли вы мне вашу… – он осекся, переводя взгляд с Майкла на меня и обратно. – А вам как раз нужна нянька, как я погляжу.
Майкл одел куртку и закинул на плечо перевязь меча.
– Они уже уснули. Вы не возражаете?
Отец Фортхилл шагнул в дверь.
– Ни капельки, – он перекрестил нас обоих по очереди. – Да пребудет с вами Господь, – прошептал он.
Мы вышли из дома и направились к Майклову пикапу.
– Вот видите, Гарри?
Я насупился.
– Ну да, особые льготы…
– Сейчас уже поздно, – сообщил Майкл, – так что открыто только у Уолсема. Она наверняка там.
Словно соглашаясь с его словами, ударил гром. Я побарабанил пальцами по обугленному посоху и на всякий случай проверил, хорошо ли держится на шнурке подвешенный на запястье жезл.
– Вот ее машина, – сказал Майкл. Он свернул на стоянку перед магазином и затормозил рядом с белым «Шевроле-Субурбаном». Даже не удосужившись захватить ключи от машины, он сразу схватил «Амораккиус» и бегом бросился ко входу в магазин, на ходу развязывая тесемки, удерживавшие меч в ножнах. Он успел сделать только пару шагов, прежде чем дождь прибил волосы к голове, а голубая джинсовая куртка сделалась темно-синей. Я потуже запахнул свою кожаную ветровку и ринулся следом, подумав про себя, что старая брезентовая куртка подошла бы к этой погоде гораздо больше.
Стиснув зубы, недобро сощурившись, Майкл ногой толкнул дверь, и она, звякнув колокольчиком, отворилась. Он ворвался в магазин и скользнул взглядом по рядам торговых стеллажей и кассам.
– Черити! – взревел он. – Где ты?
Пара юных кассирш удивленно повернулась в его сторону, а какая-то пожилая леди, рывшаяся на полке с витаминами, даже нацепила на нос очки. Я вздохнул и подошел к ближайшей кассирше, которой, судя по ее виду, не терпелось выскочить на перекур.
– Э… привет, – обратился я к ней. – Скажите, вы меня здесь не видели пару минут назад?
– Или беременную женщину, – добавил Майкл. – Примерно такого роста, – он помахал рукой где-то на уровне своего уха.
Кассирша переглянулась со своей подругой.
– Вас, мистер? – переспросила она.
Я кивнул.
– Другого парня, но очень на меня похожего. Высокого, костлявого – куртка как у меня, но вся остальная одежда черная.
Девица облизнула губы и окинула нас оценивающим взглядом.
– Ну, может, и видела. А что я с этого буду иметь?
Майкл с глухим рычанием шагнул вперед. Я ухватил его за плечо и вернул на место.
– Спокойно, спокойно, Майкл, – одернул я его. – Не кипятитесь.
– Некогда миндальничать, – буркнул Майкл. – Ладно. Вы спрашивайте, а я пошел искать, – с этими словами он повернулся и, не убирая руки с рукояти меча, устремился вглубь торгового зала. – Черити!
Я выругался про себя и снова повернулся к кассирше, порылся в кармане и извлек оттуда три жалких, измятых пятерки.
– О'кей, – сказал я, протягивая их кассирше. – Мой нехороший близнец или беременная женщина. Видели кого-нибудь из них?
Девица покосилась на деньги, потом на меня и закатила глаза. Потом высунулась из кассы и выдернула бумажки у меня из руки.
– Ага, – кивнула она. – Проходила тут беременная минут пять назад. Туда, к холодильникам.
– Да? – спросил я. – А что потом?
Она ухмыльнулась.
– А что? Этот ваш брат, или кто он там, он что, сбежал с вашей женщиной? Может, я это завтра по телеку у Ларри Фаулера увижу?
Я сощурил глаза.
– Это сложно объяснить. Так что вы еще видели?
Она передернула плечами.
– Ну, она заплатила за что-то и вышла вон к тому джипу. А он не завелся. Я видела, как вы – ну, или тот парень, что похож на вас – подошли к ней и заговорили. Она вроде как здорово сердилась, но все одно пошла с ним. Ничего такого особенного.
Внутри меня все сжалось.
– Пошла с ним? – переспросил я. – Куда?
Кассирша пожала плечами.
– Послушайте, мистер, она просто согласилась, чтобы ее подвезли. Она не дралась, или чего такого.
– Куда? – рявкнул я. Кассирша зажмурилась, и всю ее кассирскую наглость на мгновение как сдуло. Потом она ткнула пальцем вдоль улицы – в направлении кладбища.
– Майкл! – крикнул я. – Идем! – я повернулся и бросился на улицу, в темноту и дождь. На мгновение я задержался у машины Черити и попробовал поднять капот. Тот подался без сопротивления, открыв взгляду месиво из порванных проводов, приводных ремней и исковерканного железа. Я поежился и прикрыл глаза рукой от дождя, пытаясь разглядеть что-нибудь в направлении кладбища.
Вдалеке едва виднелись две фигуры: одна длинноволосая, неуклюже переваливающаяся; вторая – выше ее на голову. Долговязая фигура вела первую к кладбищу, держа ее за волосы.
Они скрылись в тени каменной ограды Грейсленда. Я поперхнулся и оглянулся на двери магазина.
– Майкл! – крикнул я еще раз, пытаясь заглянуть внутрь сквозь витрины. Безуспешно.
– Черт! – в сердцах буркнул я и пнул ногой передний бампер «Субурбана». Я был не в форме для погони за Кошмаром в одиночку. Тот был полон сил, похищенных у меня. Все факторы работали на него. И в довершение всего он имел в качестве заложников жену и неродившегося ребенка моего друга.
У меня же, блин-тарарам, не было ничего кроме головной боли, почти утекшего времени и сундука, полного змей. Самого большого кладбища Чикаго в темную, дождливую ночь, когда границу между материальным и потусторонним мирами можно, не покривив душой, сравнить с ситом. Нечисти там будет хоть отбавляй, а я окажусь там один.
– Что ж, – буркнул я себе под нос. – Все одно к одному.
И бросился бегом в темноту, в которой исчезли Кошмар и Черити.
Я поставил «Жучка» колесами на тротуар и похромал через калитку, вверх по ступеням, ко входной двери. Постучав в дверь, я принялся ждать. По моим расчетам на то, чтобы вылезти из постели и спуститься по лестнице, Майклу требовалось не меньше минуты, но вместо этого я сразу услышал стук, пару шагов, и занавеска у окна рядом с дверью чуть отодвинулась. Секундой спустя дверь отворилась, а за ней стоял зевающий Майкл. Он был одет в джинсы и футболку с надписью «ДЖОН 3:16» на груди. На руках он держал девочку – из тех, кого я еще не видел, на вид не старше года, с золотыми кудряшками; она спала, зарывшись личиком в папину грудь.
– А, Гарри, – сказал Майкл, и тут же изумленно выпучил глаза. – Боже праведный, что это с вами?
– Ночь выдалась нелегкая, – сказал я. – Меня здесь еще не было?
Майкл уставился на меня, открыв рот.
– Что-то я вас не очень понимаю, Гарри.
– Это хорошо. Значит, не было. Майкл, вам нужно будить своих. Быстро. Возможно, им угрожает опасность.
Он зажмурился.
– Гарри, поздно ведь. Что, ради Бога…
– Послушайте меня, – я сжато изложил ему то, что узнал про Кошмар, и как добирается он до своих жертв.
С минуту Майкл молча смотрел на меня.
– Дайте-ка разобраться, – сказал он наконец. – Призрак демона, которого я убил два месяца назад, рыщет по Чикаго, забирается в сны к своим жертвам и пожирает их рассудок изнутри – так?
– Угу, – подтвердил я.
– А теперь он отгрыз часть вас, соорудил себе тело, которое выглядит как ваше, и вы считаете, что он собирается явиться сюда?
– Да, – кивнул я. – Именно так.
На мгновение Майкл прикусил губу.
– Тогда откуда мне знать, не Кошмар ли вы? Может, это вы так пытаетесь заставить меня пригласить вас войти?
Я открыл рот. Закрыл его. Снова открыл.
– Так и так, – сказал я наконец, – мне лучше оставаться здесь. Черити, наверное, мне глаза выцарапает, если я ввалюсь к вам в такой час.
Майкл кивнул.
– Заходите, Гарри. Я пока пойду, уложу дочь.
Я шагнул в дверь, в маленькую прихожую с полированным паркетным полом. Майкл кивнул вправо, в сторону гостиной.
– Садитесь, – предложил он. – Я вернусь через секунду.
– Майкл, – сказал я. – Вам нужно разбудить семью.
– Вы сказали, что у этой твари материальное тело, так ведь?
– По крайней мере, полчаса назад так и было.
– Значит, она сейчас не в Небывальщине. Она здесь, в Чикаго. Она не может залезать в людские сны, пока она здесь.
– Я так не думаю, но…
– И она охотится за людьми, находившимися вблизи от нее в момент ее смерти. Ей нужен только я.
Я нерешительно пожевал губу. Потом решился.
– Она ведь заполучила изрядный кусок меня, не забывайте.
Майкл посмотрел на меня и нахмурился.
– Если бы я искал способ пробиться к вам, Майкл, – продолжал я, – я бы начал не с вас.
Он опустил взгляд на спящую девочку. Лицо его застыло.
– Сядьте, Гарри, – произнес он очень тихо. – Я сейчас вернусь.
– Но он может…
– Я буду иметь это в виду, – произнес он все тем же тихим голосом. Это меня напугало. Я сел. Майкл повернулся и, стараясь ступать бесшумно, поднялся по лестнице.
Некоторое время я посидел в большом, мягком кресле – из тех, в которых удобно раскачиваться взад-вперед. Слева от меня, на тумбочке лежали полотенце и полупустая бутылочка с детским питанием. Должно быть, Майкл укачивал девочку, которой не спалось.
Рядом с бутылочкой лежал клочок бумаги. Я машинально взял его, развернул и прочитал:
Майкл,
Не хотела будить вас с девочкой. Моему малышу захотелось пиццы и мороженого. Вернусь минут через десять – возможно, прежде, чем ты проснешься и прочитаешь это.
Целую, Черити.
Я встал и шагнул к лестнице. Я успел подняться на две-три ступени, когда наверху показался Майкл. Лицо его побледнело.
– Черити, – выпалил он. – Она куда-то исчезла.
Я протянул ему записку.
– Она вышла в магазин за пиццей и мороженым. Капризы беременности, наверное.
Майкл слетел вниз по лестнице и нырнул в стенной шкаф прихожей, откуда извлек голубую джинсовую куртку и «Амораккиус» в черных ножнах.
– Чего вы ждете, Гарри? Идемте ее искать.
– Но ваши дети…
Майкл закатил глаза, шагнул к двери и рывком распахнул ее, так и не спуская с меня глаз. На крыльце стоял отец Фортхилл с растрепанной редеющей шевелюрой; голубые глаза его удивленно сияли за стеклами очков.
– О, Майкл. Я не хотел заглядывать так поздно, но моя машина заглохла в квартале отсюда… Я отвозил миссис Хэмиш домой и как раз возвращался, вот я и подумал, не одолжите ли вы мне вашу… – он осекся, переводя взгляд с Майкла на меня и обратно. – А вам как раз нужна нянька, как я погляжу.
Майкл одел куртку и закинул на плечо перевязь меча.
– Они уже уснули. Вы не возражаете?
Отец Фортхилл шагнул в дверь.
– Ни капельки, – он перекрестил нас обоих по очереди. – Да пребудет с вами Господь, – прошептал он.
Мы вышли из дома и направились к Майклову пикапу.
– Вот видите, Гарри?
Я насупился.
– Ну да, особые льготы…
* * *
Майкл уселся за руль, и большой белый пикап, огибая знаменитое кладбище Грейсленд, понесся по узким улочкам к магазину на углу Байрон-стрит. Над городом нависли тяжелые тучи, и через пять минут пошел сильный дождь, от которого вокруг уличных фонарей повисли золотистые шары, а мокрая мостовая заблестела призрачными отражениями.– Сейчас уже поздно, – сообщил Майкл, – так что открыто только у Уолсема. Она наверняка там.
Словно соглашаясь с его словами, ударил гром. Я побарабанил пальцами по обугленному посоху и на всякий случай проверил, хорошо ли держится на шнурке подвешенный на запястье жезл.
– Вот ее машина, – сказал Майкл. Он свернул на стоянку перед магазином и затормозил рядом с белым «Шевроле-Субурбаном». Даже не удосужившись захватить ключи от машины, он сразу схватил «Амораккиус» и бегом бросился ко входу в магазин, на ходу развязывая тесемки, удерживавшие меч в ножнах. Он успел сделать только пару шагов, прежде чем дождь прибил волосы к голове, а голубая джинсовая куртка сделалась темно-синей. Я потуже запахнул свою кожаную ветровку и ринулся следом, подумав про себя, что старая брезентовая куртка подошла бы к этой погоде гораздо больше.
Стиснув зубы, недобро сощурившись, Майкл ногой толкнул дверь, и она, звякнув колокольчиком, отворилась. Он ворвался в магазин и скользнул взглядом по рядам торговых стеллажей и кассам.
– Черити! – взревел он. – Где ты?
Пара юных кассирш удивленно повернулась в его сторону, а какая-то пожилая леди, рывшаяся на полке с витаминами, даже нацепила на нос очки. Я вздохнул и подошел к ближайшей кассирше, которой, судя по ее виду, не терпелось выскочить на перекур.
– Э… привет, – обратился я к ней. – Скажите, вы меня здесь не видели пару минут назад?
– Или беременную женщину, – добавил Майкл. – Примерно такого роста, – он помахал рукой где-то на уровне своего уха.
Кассирша переглянулась со своей подругой.
– Вас, мистер? – переспросила она.
Я кивнул.
– Другого парня, но очень на меня похожего. Высокого, костлявого – куртка как у меня, но вся остальная одежда черная.
Девица облизнула губы и окинула нас оценивающим взглядом.
– Ну, может, и видела. А что я с этого буду иметь?
Майкл с глухим рычанием шагнул вперед. Я ухватил его за плечо и вернул на место.
– Спокойно, спокойно, Майкл, – одернул я его. – Не кипятитесь.
– Некогда миндальничать, – буркнул Майкл. – Ладно. Вы спрашивайте, а я пошел искать, – с этими словами он повернулся и, не убирая руки с рукояти меча, устремился вглубь торгового зала. – Черити!
Я выругался про себя и снова повернулся к кассирше, порылся в кармане и извлек оттуда три жалких, измятых пятерки.
– О'кей, – сказал я, протягивая их кассирше. – Мой нехороший близнец или беременная женщина. Видели кого-нибудь из них?
Девица покосилась на деньги, потом на меня и закатила глаза. Потом высунулась из кассы и выдернула бумажки у меня из руки.
– Ага, – кивнула она. – Проходила тут беременная минут пять назад. Туда, к холодильникам.
– Да? – спросил я. – А что потом?
Она ухмыльнулась.
– А что? Этот ваш брат, или кто он там, он что, сбежал с вашей женщиной? Может, я это завтра по телеку у Ларри Фаулера увижу?
Я сощурил глаза.
– Это сложно объяснить. Так что вы еще видели?
Она передернула плечами.
– Ну, она заплатила за что-то и вышла вон к тому джипу. А он не завелся. Я видела, как вы – ну, или тот парень, что похож на вас – подошли к ней и заговорили. Она вроде как здорово сердилась, но все одно пошла с ним. Ничего такого особенного.
Внутри меня все сжалось.
– Пошла с ним? – переспросил я. – Куда?
Кассирша пожала плечами.
– Послушайте, мистер, она просто согласилась, чтобы ее подвезли. Она не дралась, или чего такого.
– Куда? – рявкнул я. Кассирша зажмурилась, и всю ее кассирскую наглость на мгновение как сдуло. Потом она ткнула пальцем вдоль улицы – в направлении кладбища.
– Майкл! – крикнул я. – Идем! – я повернулся и бросился на улицу, в темноту и дождь. На мгновение я задержался у машины Черити и попробовал поднять капот. Тот подался без сопротивления, открыв взгляду месиво из порванных проводов, приводных ремней и исковерканного железа. Я поежился и прикрыл глаза рукой от дождя, пытаясь разглядеть что-нибудь в направлении кладбища.
Вдалеке едва виднелись две фигуры: одна длинноволосая, неуклюже переваливающаяся; вторая – выше ее на голову. Долговязая фигура вела первую к кладбищу, держа ее за волосы.
Они скрылись в тени каменной ограды Грейсленда. Я поперхнулся и оглянулся на двери магазина.
– Майкл! – крикнул я еще раз, пытаясь заглянуть внутрь сквозь витрины. Безуспешно.
– Черт! – в сердцах буркнул я и пнул ногой передний бампер «Субурбана». Я был не в форме для погони за Кошмаром в одиночку. Тот был полон сил, похищенных у меня. Все факторы работали на него. И в довершение всего он имел в качестве заложников жену и неродившегося ребенка моего друга.
У меня же, блин-тарарам, не было ничего кроме головной боли, почти утекшего времени и сундука, полного змей. Самого большого кладбища Чикаго в темную, дождливую ночь, когда границу между материальным и потусторонним мирами можно, не покривив душой, сравнить с ситом. Нечисти там будет хоть отбавляй, а я окажусь там один.
– Что ж, – буркнул я себе под нос. – Все одно к одному.
И бросился бегом в темноту, в которой исчезли Кошмар и Черити.
Глава двадцать первая
В жизни мне приходилось делать вещи и поумнее. Помнится, например, как-то раз я прыгал на ходу из машины, чтобы голыми руками схватиться с полным грузовиком ликантропов. С формальной точки зрения, если подумать, тот поступок и правда был умнее. По крайней мере, тогда у меня имелась почти твердая уверенность в том, что при необходимости я смогу их прикончить.
Нынешняя ситуация не шла с той ни в какое сравнение. Я уже убил Кошмара – во всяком случае, помогал сделать это. Черт, это представлялось мне не слишком справедливым. Надо, надо ввести правило, по которому не должно возникать необходимости убивать кого-то более одного раза.
Дождь уже не просто шел, он лил как из ведра, слепя мне глаза. Мне то и дело приходилось протирать их рукой чтобы видеть хотя бы на несколько футов перед собой. Я даже начал всерьез опасаться, не утону ли я здесь, неосторожно ступив с тротуара.
Я пересек улицу и пошел дальше, держась вплотную к ограде кладбища. Семифутовая стена из красного кирпича повышалась и понижалась ступенями, следуя неровному рельефу. Впереди замаячило темное пятно, и я сбавил шаг. В стене зиял пролом – какая-то сила проломила кирпичную кладку как бумагу, расшвыряв обломки во все стороны. Я попытался заглянуть за груду битого кирпича, но не увидел ничего кроме дождя, мокрой травы и неясных силуэтов деревьев.
Я помедлил. Тупая, тяжелая усталость навалилась на меня – а чего еще хотеть в полчетвертого утра? Она мурашками ползала по моей коже, и я слышал – нет, правда, буквально слышал сквозь шелест дождя – шепчущие голоса, десятки, сотни призрачных голосов. Я коснулся стены рукой, и ощутил в толще кирпича напряжение. Вокруг кладбищ всегда ставят ограды – каменные, кирпичные или просто чугунные решетки, но ставят обязательно. Это одно из неписанных правил, которые люди не замечают, но соблюдают, повинуясь инстинкту. Любая стена или изгородь является барьером, и не только в физическом смысле. Множество вещей обладают смыслом, который не ограничивается физической функцией.
Стены удерживают пришельцев снаружи. Кладбищенские стены удерживают пришельцев внутри.
Я оглянулся в надежде на то, что Майкл догоняет меня, но не увидел сквозь дождь ничего. Состояние мое не улучшилось – я ощущал себя все таким же слабым и изможденным. Голоса продолжали шептать, они слетались к пролому в стене в месте, где вошел на кладбище Кошмар. Даже если на тысячу смертей приходится один призрак (а в действительности их больше), по кладбищу должны были рыскать десятки потревоженных духов, некоторые из которых оказались бы твердым орешком даже для практикующего чародея.
Впрочем, говорить про десятки их было бы этой ночью непростительным преуменьшением. Я закрыл глаза и ощутил, как гудит воздух от потревоженной ими энергии. Сотни духов слетались сюда из охваченной смутой Небывальщины. Колени мои дрожали, желудок сжался – и от ран, нанесенных мне Кошмаром, и от самой что есть примитивной боязни темноты, дождя и обители мертвецов.
Обитатели Грейсленда тоже ощущали мой страх. Они подтягивались к пролому в стене, и я слышал уже настоящие, не призрачные стоны.
– Мне лучше подождать здесь, – бормотал я себе, дрожа под дождем. – Мне лучше дождаться Майкла. Так будет разумнее.
Где-то в темноте, в глубине кладбища, взвизгнула женщина. Черити.
Чего бы я только не отдал, чтобы вернуть себе талисман Мертвеца. Вот сукин сын чертов…
Я стиснул свой посох так крепко, что пальцы побелели, и достал жезл. Потом перебрался через битый кирпич и ринулся в темноту.
Я ощутил их сразу же, как пересек линию стены, стоило моим башмакам коснуться кладбищенской земли. Призраки. Тени. Души. Называйте их как хотите, но все они были мертвы как черт-те-что, и всем им надоело это терпеть. Вообще-то, взятые каждый в отдельности, духи они были слабенькие, которые в нормальную ночь разве что заставили бы меня поежиться. Но не сегодня.
Меня пробрал холод, резкий как в зимний ветер. Я сделал шаг вперед и ощутил сопротивление, словно кто-то пытался вытолкнуть меня обратно. Это напомнило мне вдруг кино, в котором западные туристы протискиваются сквозь толпу нищих попрошаек на площадях грязных ближневосточных городов. Именно это я испытывал сейчас, только призрачным образом – люди толкали меня, пытаясь урвать от меня хоть что-нибудь, чего у меня, возможно, и не было, но что в любом случае не помогло бы ни им, ни мне, даже если бы я это им дал.
Я собрал всю свою волю, снял с шеи материнский амулет и поднял его в руке высоко вверх.
Амулет засветился голубым волшебным сиянием – не таким, однако, ярким, как обычно. Серебряная пентаграмма в круге была символом моей веры – веры в магию. В порядок, при котором силой можно управлять, направляя ее на созидание. Мгновение я колебался, обязан ли я слабостью этого свечения своим травмам, или же это так убавилось у меня веры. Я попытался вспомнить, сколько раз за последние несколько лет я использовал свою силу, чтобы сжечь что-то. Или кого-то. Или чтобы разнести в щепки дом. Или учинить еще какой-нибудь погром.
Пальцев моих не хватило даже на самый приблизительный подсчет. Я поежился. Пора, давно пора мне вести себя хоть немного осмотрительнее.
От этого света духи отпрянули в тень – все, кроме нескольких посильнее, продолжавших нашептывать мне на ухо всякие гадости. Я не обращал на них внимания и не особенно прислушивался – от таких штук и сбрендить недолго. Я спешил все дальше, оглядываясь по сторонам.
– Черити! – крикнул я. – Черити, вы здесь?
Я услышал короткий вскрик справа от себя, который оборвался почти мгновенно. Я повернул в ту сторону, передвигаясь осторожнее и высоко подняв свою светящуюся пентаграмму. Снова ударил гром. Дождь прибил грязь и пропитал землю водой, отчего воображению моему представились мертвецы, пробивающиеся наверх сквозь размокшую землю. Меня пробрал зябкий озноб, и с дюжину духов подлетели поближе словно для того, чтобы полакомиться моим страхом. Я отогнал страх и невидимые, липкие пальцы, и ускорил шаг.
Черити я обнаружил лежащей на мраморной плите в сооружении, напоминавшем античный храм без крыши. Жена Майкла лежала на спине, охватив руками огромный живот и оскалив зубы.
Кошмар стоял над ней; мои мокрые волосы прилипли к его лицу, в моих темных глазах отражался свет моей пентаграммы. Одна рука его зависла над ее животом, другая – над горлом. Чуть склонив голову набок, он наблюдал за моим приближением. У границы света, излучаемого пентаграммой, роились, плясали мотыльками духи.
– Чародей, – произнес Кошмар.
– Демон, – отозвался я – ничего умнее в голову не пришло.
Он улыбнулся, блеснув клыками.
– Ужель и правда тот я, кем кличешь ты меня? – сказал он. – Занятно. Сам я не уверен в сем, – он отнял руку от горла Черити и нацелил в меня указательный палец.
– Прощай же, чародей, – негромко произнес он. – Fuego.
Я ощутил поток энергии прежде, чем с конца его пальца сорвался и ринулся на меня сквозь дождь язык пламени. Я успел поднять посох перед собой и выкрикнул: «Riflettum!»
Огонь и дождь сшиблись перед моим вытянутым горизонтально посохом с яростным шипением, и в воздухе передо мной повисло облако пара. Спасибо дождю, подумал я. Я ни за что бы не пытался жечь кого-то под таким дождем. Почти пустое занятие.
Черити пошевелилась в то же самое мгновение, когда Кошмар переключил свое внимание на меня. Она подобрала ноги к животу и с яростным визгом лягнула его в грудь.
Черити никак нельзя было назвать слабой женщиной. Демон охнул и отлетел назад. Сила удара оказалась такова, что сама Черити тоже не удержалась на плите и покатилась на землю, сжавшись в попытке защитить свое не родившееся еще дитя.
Я ринулся вперед.
– Черити! – крикнул я. – Уходите. Да бегите же!
Она повернулась ко мне, и я увидел, в какой она ярости. На мгновение она злобно оскалилась, но потом на лицо ее легла тень сомнения.
– Дрезден? – спросила она.
– Некогда! – рявкнул я. По ту сторону надгробья Кошмар снова поднялся на ноги. Глаза его утратили черный цвет – теперь они сияли злобным багровым. Я бросился в его сторону. – Бегите, Черити!
Нынешняя ситуация не шла с той ни в какое сравнение. Я уже убил Кошмара – во всяком случае, помогал сделать это. Черт, это представлялось мне не слишком справедливым. Надо, надо ввести правило, по которому не должно возникать необходимости убивать кого-то более одного раза.
Дождь уже не просто шел, он лил как из ведра, слепя мне глаза. Мне то и дело приходилось протирать их рукой чтобы видеть хотя бы на несколько футов перед собой. Я даже начал всерьез опасаться, не утону ли я здесь, неосторожно ступив с тротуара.
Я пересек улицу и пошел дальше, держась вплотную к ограде кладбища. Семифутовая стена из красного кирпича повышалась и понижалась ступенями, следуя неровному рельефу. Впереди замаячило темное пятно, и я сбавил шаг. В стене зиял пролом – какая-то сила проломила кирпичную кладку как бумагу, расшвыряв обломки во все стороны. Я попытался заглянуть за груду битого кирпича, но не увидел ничего кроме дождя, мокрой травы и неясных силуэтов деревьев.
Я помедлил. Тупая, тяжелая усталость навалилась на меня – а чего еще хотеть в полчетвертого утра? Она мурашками ползала по моей коже, и я слышал – нет, правда, буквально слышал сквозь шелест дождя – шепчущие голоса, десятки, сотни призрачных голосов. Я коснулся стены рукой, и ощутил в толще кирпича напряжение. Вокруг кладбищ всегда ставят ограды – каменные, кирпичные или просто чугунные решетки, но ставят обязательно. Это одно из неписанных правил, которые люди не замечают, но соблюдают, повинуясь инстинкту. Любая стена или изгородь является барьером, и не только в физическом смысле. Множество вещей обладают смыслом, который не ограничивается физической функцией.
Стены удерживают пришельцев снаружи. Кладбищенские стены удерживают пришельцев внутри.
Я оглянулся в надежде на то, что Майкл догоняет меня, но не увидел сквозь дождь ничего. Состояние мое не улучшилось – я ощущал себя все таким же слабым и изможденным. Голоса продолжали шептать, они слетались к пролому в стене в месте, где вошел на кладбище Кошмар. Даже если на тысячу смертей приходится один призрак (а в действительности их больше), по кладбищу должны были рыскать десятки потревоженных духов, некоторые из которых оказались бы твердым орешком даже для практикующего чародея.
Впрочем, говорить про десятки их было бы этой ночью непростительным преуменьшением. Я закрыл глаза и ощутил, как гудит воздух от потревоженной ими энергии. Сотни духов слетались сюда из охваченной смутой Небывальщины. Колени мои дрожали, желудок сжался – и от ран, нанесенных мне Кошмаром, и от самой что есть примитивной боязни темноты, дождя и обители мертвецов.
Обитатели Грейсленда тоже ощущали мой страх. Они подтягивались к пролому в стене, и я слышал уже настоящие, не призрачные стоны.
– Мне лучше подождать здесь, – бормотал я себе, дрожа под дождем. – Мне лучше дождаться Майкла. Так будет разумнее.
Где-то в темноте, в глубине кладбища, взвизгнула женщина. Черити.
Чего бы я только не отдал, чтобы вернуть себе талисман Мертвеца. Вот сукин сын чертов…
Я стиснул свой посох так крепко, что пальцы побелели, и достал жезл. Потом перебрался через битый кирпич и ринулся в темноту.
Я ощутил их сразу же, как пересек линию стены, стоило моим башмакам коснуться кладбищенской земли. Призраки. Тени. Души. Называйте их как хотите, но все они были мертвы как черт-те-что, и всем им надоело это терпеть. Вообще-то, взятые каждый в отдельности, духи они были слабенькие, которые в нормальную ночь разве что заставили бы меня поежиться. Но не сегодня.
Меня пробрал холод, резкий как в зимний ветер. Я сделал шаг вперед и ощутил сопротивление, словно кто-то пытался вытолкнуть меня обратно. Это напомнило мне вдруг кино, в котором западные туристы протискиваются сквозь толпу нищих попрошаек на площадях грязных ближневосточных городов. Именно это я испытывал сейчас, только призрачным образом – люди толкали меня, пытаясь урвать от меня хоть что-нибудь, чего у меня, возможно, и не было, но что в любом случае не помогло бы ни им, ни мне, даже если бы я это им дал.
Я собрал всю свою волю, снял с шеи материнский амулет и поднял его в руке высоко вверх.
Амулет засветился голубым волшебным сиянием – не таким, однако, ярким, как обычно. Серебряная пентаграмма в круге была символом моей веры – веры в магию. В порядок, при котором силой можно управлять, направляя ее на созидание. Мгновение я колебался, обязан ли я слабостью этого свечения своим травмам, или же это так убавилось у меня веры. Я попытался вспомнить, сколько раз за последние несколько лет я использовал свою силу, чтобы сжечь что-то. Или кого-то. Или чтобы разнести в щепки дом. Или учинить еще какой-нибудь погром.
Пальцев моих не хватило даже на самый приблизительный подсчет. Я поежился. Пора, давно пора мне вести себя хоть немного осмотрительнее.
От этого света духи отпрянули в тень – все, кроме нескольких посильнее, продолжавших нашептывать мне на ухо всякие гадости. Я не обращал на них внимания и не особенно прислушивался – от таких штук и сбрендить недолго. Я спешил все дальше, оглядываясь по сторонам.
– Черити! – крикнул я. – Черити, вы здесь?
Я услышал короткий вскрик справа от себя, который оборвался почти мгновенно. Я повернул в ту сторону, передвигаясь осторожнее и высоко подняв свою светящуюся пентаграмму. Снова ударил гром. Дождь прибил грязь и пропитал землю водой, отчего воображению моему представились мертвецы, пробивающиеся наверх сквозь размокшую землю. Меня пробрал зябкий озноб, и с дюжину духов подлетели поближе словно для того, чтобы полакомиться моим страхом. Я отогнал страх и невидимые, липкие пальцы, и ускорил шаг.
Черити я обнаружил лежащей на мраморной плите в сооружении, напоминавшем античный храм без крыши. Жена Майкла лежала на спине, охватив руками огромный живот и оскалив зубы.
Кошмар стоял над ней; мои мокрые волосы прилипли к его лицу, в моих темных глазах отражался свет моей пентаграммы. Одна рука его зависла над ее животом, другая – над горлом. Чуть склонив голову набок, он наблюдал за моим приближением. У границы света, излучаемого пентаграммой, роились, плясали мотыльками духи.
– Чародей, – произнес Кошмар.
– Демон, – отозвался я – ничего умнее в голову не пришло.
Он улыбнулся, блеснув клыками.
– Ужель и правда тот я, кем кличешь ты меня? – сказал он. – Занятно. Сам я не уверен в сем, – он отнял руку от горла Черити и нацелил в меня указательный палец.
– Прощай же, чародей, – негромко произнес он. – Fuego.
Я ощутил поток энергии прежде, чем с конца его пальца сорвался и ринулся на меня сквозь дождь язык пламени. Я успел поднять посох перед собой и выкрикнул: «Riflettum!»
Огонь и дождь сшиблись перед моим вытянутым горизонтально посохом с яростным шипением, и в воздухе передо мной повисло облако пара. Спасибо дождю, подумал я. Я ни за что бы не пытался жечь кого-то под таким дождем. Почти пустое занятие.
Черити пошевелилась в то же самое мгновение, когда Кошмар переключил свое внимание на меня. Она подобрала ноги к животу и с яростным визгом лягнула его в грудь.
Черити никак нельзя было назвать слабой женщиной. Демон охнул и отлетел назад. Сила удара оказалась такова, что сама Черити тоже не удержалась на плите и покатилась на землю, сжавшись в попытке защитить свое не родившееся еще дитя.
Я ринулся вперед.
– Черити! – крикнул я. – Уходите. Да бегите же!
Она повернулась ко мне, и я увидел, в какой она ярости. На мгновение она злобно оскалилась, но потом на лицо ее легла тень сомнения.
– Дрезден? – спросила она.
– Некогда! – рявкнул я. По ту сторону надгробья Кошмар снова поднялся на ноги. Глаза его утратили черный цвет – теперь они сияли злобным багровым. Я бросился в его сторону. – Бегите, Черити!