Батров Александр. Завтра - океан

   - Да, о водной станции.
   - Мы хотим... Мы согласны... - начал Борис, - но только без Чижиковой. Она, знаете, как нас оскорбила!
   - Нина? Ведь она добрая, скромная девочка!
   - Она назвала меня бегемотом.
   - А меня верблюдом.
   - А я вот... козел.
   - Нина?
   - Истинная правда, Анна Алексеевна!
   - Значит, вы обидели ее.
   - И не думали!
   - Тогда расскажите все по порядку. Ну, ты, Коля...
   Коля неохотно стал рассказывать о ссоре. Когда он дошел до письма Нины, Анна Алексеевна рассмеялась. У нее даже слезы выступили от смеха. Сначала Борис, Коля и Вадя обиделись, а потом и сами рассмеялись.
   - Я вам ничего не советую и не приказываю, - на прощанье сказала Анна Алексеевна. - Поступайте так, как велит сердце.
   В этот же день к вечеру все трое сидели у ворот и глядели, как дворник Никита поливает из шланга деревья. Вадя, задумавшись, вслушивался в журчание струи.
   - Знаете, - неожиданно сказал он, - верблюд очень красивый... Настоящий корабль пустыни.
   Борис собрался было согласиться с Вадей, но передумал и из чувства противоречия сказал:
   - Бегемот лучше верблюда!
   - Лучше? Чем же лучше? Речной сонный бездельник!
   - Лучше! - повторил Борис. - Он умница!
   - Это бегемот умница? - смеясь, спросил Коля.
   - Ну да. Не козел же! - сказал Борис.
   Рассердившись, Коля с силой толкнул локтем Бориса, и тот чуть было не свалился со скамьи, на которой они сидели.
   - Ладно, хватит шутки шутить! - сердито произнес Вадя и поднялся. - Да, хватит! По-моему, нам нужно прийти и сказать: "Мы согласны и мириться, и строить".
   Коля не сказал ни "да", ни "нет". Он только слабо кивнул головой. Глаза Бориса стали печальными. Долго сидели молча. Наконец Борис сказал:
   - Трудно...
   А на самом деле не было ничего более легкого, чем прийти на берег Отрады и сказать: "Ребята, мы с вами!".
   Но есть на свете такая штука - мальчишеская гордость. Такая гордость была и у Васи Херсоненко. И все же он первый собрался идти к неразлучной тройке.
   А друзья в это время все еще продолжали сидеть у ворот дома.
   - Хватит шутки шутить! - решительно повторил Вадя.
   - Я тоже так думаю! - подтвердил Коля. - Просить нас не придут!
   - Не придут? - вдруг обрадованно произнес Борис. - А ну-ка, глядите! Сам Вася Херсоненко идет... Вон переходит улицу. Видать, круто пришлось без нас - парламентера прислали!
   Коля оживился, а Вадя даже великодушно сказал Борису:
   - Раз так, будь нашим капитаном. Я не возражаю. Слово за Колей.
   - Я тоже не возражаю... Все вышло по-нашему! - обрадовался Коля.
   Так неожиданно закончился давнишний спор.
   Гордый своим избранием в капитаны, Борис победно усмехнулся и встретил Васю Херсоненко едва приметным движением головы.
   - Здравствуйте, ребята!
   - Здравствуй, Вася.
   - Я к вам...
   - Видим!
   - С одним разговором...
   - Что же, выкладывай!
   - Дело такое, - сказал Вася, - плохие вы товарищи: обиделись, как маленькие...
   - Ну и обиделись, - вызывающе глядя на Васю, признался Борис, - только это не ваше дело!
   - Ерунда ваша обида! - сказал Вася.
   - Вадя, Коля, слышите?
   - Ну да, ерунда! - подтвердил Вася. - Хватит задаваться!
   - А что, может быть, вы снова протянете нас в "Ежике"?
   - Можно и в "Ежике".
   - Эх, Вася, Вася! Пришел нас пригласить, а "Ежиком" пугаешь! сказал Вадя, краснея.
   - А как же вас еще надо приглашать? - Вася рассердился. - Ну как? Ковры-дорожки стелить вам под ножки?
   - Ну ладно, мораль нам не читай! - сказал Борис. - Хотим - придем, а хотим - не придем. Ведь вы без нас все равно не справитесь... Эх вы, морячки!
   Васино лицо побледнело. Он почти до крови прикусил нижнюю губу и, резко повернувшись, зашагал в сторону.
   - Эй, ты, все равно без нас не обойдетесь! - крикнул Борис ему вдогонку. - Верно, ребята?
   А Вася Херсоненко шел по улице, шел куда глаза глядят и думал о своей ошибке. Ведь они расценили его приход как свою победу и стали куражиться. Нет, не надо было приходить... Он сделал непоправимую ошибку.
   10
   Во второй половине апреля, в теплый воскресный день, началось строительство водной станции.
   - Веселей, веселей! - голосом настоящего бригадира кричал Вася Херсоненко.
   Штыковых лопат было две: у Нины и Шевчука. Алеша с Липецким выкладывали стены. Было жарко. Волосы прилипали ко лбу.
   Если дул ветер, Нина подставляла под свежую струю воздуха свое разгоряченное лицо и негромко напевала:
   - Дуй, дуй, ветерок!
   Она крепко уперлась ногой в плечо лопаты-штыковки. Раз! - Нина всем корпусом навалилась на нее. Два! - лопата с глиной описала дугу. Три! - бросок. При этом нужно было произвести выдох. Лопату - простой шанцевый инструмент - надо хорошо знать, когда работа идет без остановки.
   Работали два часа в сутки, иногда сразу после занятий, а чаще после обеда. Работа была нелегкой. Но дни пролетали быстро.
   Алеша и Нина изредка до самого вечера оставались на берегу. Вот и сегодня, тут же приготовив уроки, они сидели на морской скале.
   Издали доносилась песня. На теплоходах зажигались огни. На верхней террасе берега засветились окна дачного поселка.
   - Вот видишь, лампочка слева, - сказал Алеша, - над самым обрывом... Там живет наш классный руководитель, учитель географии Петр Ильич Белов. Он у нас недавно, вместо заболевшего Николая Васильевича. В Петра Ильича весь наш седьмой "Б" сразу влюбился.
   - Это за то, что он бывший моряк-полярник, - сказала Нина.
   - Совсем нет. Он хороший учитель. Послушала бы - завидно бы стало... И, конечно, за то, что моряк, тоже. Разве ты еще не видала его?
   - Нет, Алеша.
   - А он сегодня был на берегу. С удочкой. Ловил бычков. Ну, высокий, толстый...
   - Это я толстый? - неожиданно раздался из темноты сердитый голос.
   Послышались шаги, и перед глазами сестры и брата предстал географ, Петр Ильич Белов. В левой руке он держал связку бычков, в правой удочку.
   - Алеша Чижиков, неужели я такой толстый?
   Не находя слов для оправдания, Алеша поднялся и стоял, опустив голову.
   Петр Ильич, словно обращаясь к кому-то невидимому, продолжал:
   - Вы подумайте - "толстый"!
   - Извините нас, пожалуйста, - сказала Нина.
   - Не прощу, нет!.. А впрочем, так уж и быть - на первый раз прощаю! - Петр Ильич добродушно засмеялся и спросил: - Не знаете ли, кто сейчас пел? Хорошая песня.
   - Да. Это старый моряк, Матвей Корнеевич, - сказала Нина. - Он живет здесь, на берегу.
   - Матвея Корнеевича я знаю. Кстати, ребята, как приготовляются эти киты?
   - Вы не смейтесь, Петр Ильич, - ответила Нина, - они очень вкусные. Самая сладкая уха в мире приготовляется из бычков.
   - Вот не знал! А чем же плоха стерляжья?
   - Куда там! Стерляжья и в подметки ей не годится!
   Петр Ильич весело рассмеялся:
   - Вы, одесситы, - ужасные патриоты. Ваше море, ваши бычки... А на самом деле, море как море.
   - Наше - самое лучшее! Так все моряки говорят. Правда, Нина?
   - Правда!
   - Все наши моря хорошие, - сказал Петр Ильич, вертя связку бычков. - Как же приготовляется ваша знаменитая уха? Ну-ка, Нина, скажи.
   - По правилам?
   - По правилам. Люблю правила!
   - Сначала чистят.
   - Так, чистят.
   - Потом в соленой воде варят картофель, лук, а когда они почти сварятся, кладут рыбу, затем черный перец, душистый перец, лавровый лист. Еще можно лимон...
   - Лимон? Неплохо! Что же, Нина, прошу дать мне урок по варке ухи по правилам... Прошу ко мне!
   Алеше и Нине понравилась дача Петра Ильича Белова. Воздух был насыщен слегка горьковатым запахом цветущих персиков. Под ногами приятно шуршал гравий. Жилое помещение дачи состояло из одной просторной комнаты, обставленной простой мебелью. Большая тахта, книжный шкаф, кадка с пальмой, четыре стула, на стене карта северного побережья Азии - вот и вся обстановка.
   Уху варили на веранде. Петр Ильич, приспособив под фартук кусок кальки, весело хохотал, помогая Алеше чистить рыбу. Нина разожгла примус и поставила на него кастрюлю.
   Уха вышла на славу. Петр Ильич ел похваливая.
   - Да, действительно хороша! - Он приветливо поглядывал на сестру и брата.
   Они нравились ему. Особенно Алеша с его широким, немного выпуклым над бровями лбом, зоркоглазый, широкоплечий.
   - Отчего вы, Петр Ильич, не придете к нам на водную станцию? вдруг спросил Алеша.
   - Приду, непременно приду... Слышал, что вы строите. А не трудно?
   - Нет, не трудно.
   - Ну, может, появились какие-нибудь непредвиденные трудности?
   - Да, с лесом у нас плохо, - подумав, ответил Алеша. - Но вы не беспокойтесь, нам обещали помочь шефы, судоремонтный завод.
   - Ну, молодцы! Значит, все в порядке!
   - Нет, не все, - грустно произнесла Нина.
   - Как - не все?
   Нина молчала.
   - Это она о неразлучной тройке, - ответил за нее Алеша.
   - Разве они не пришли?
   - Нет.
   Петр Ильич подошел к окну и, как показалось Нине, чему-то улыбнулся.
   Взглянув на часы, висевшие над тахтой, Алеша заторопился:
   - Нам пора, Петр Ильич. Спокойной ночи!
   - И вам, ребята. А вот Бориса, Колю и Вадю я видел сегодня на берегу, неподалеку от водной станции.
   - Возле нас? - удивился Алеша. - Неужели? Это вам показалось...
   - Может быть, я и ошибся, - сказал Петр Ильич и на этот раз не скрыл улыбки.
   Не прошло и четверти часа после ухода Чижиковых, как в дверь Петра Ильича кто-то постучался.
   Это был Вася Херсоненко. Он держал в руке свернутый лист бумаги.
   - Петр Ильич, простите, что я так поздно...
   - Пожалуйста. Садись, Вася.
   Вася осторожно присел на край тахты и протянул Петру Ильичу бумагу:
   - Это план нашей водной станции. Все ребята хотят узнать ваше мнение...
   Петр Ильич развернул принесенный план и одобрительно кивнул головой:
   - Все хорошо! Все. Все. Вот только нелады с так называемой неразлучной тройкой. Неважная штука...
   - И об этом вы знаете, Петр Ильич? - удивился Вася.
   Вася поднялся. Губы у него чуть-чуть дрогнули.
   - Петр Ильич, - сказал он тихо, - я очень уважаю Анну Алексеевну... только вот мне кажется, что отношение к этим ребятам у нее неправильное. Ну, какая-то мягкая она с ними. А по-моему, надо строже. Надо поставить о них вопрос на совете отряда и на классном собрании.
   - Ты с ними говорил?
   - Конечно. Решили, что мы без них не обойдемся.
   - Значит, верят в собственные силы... - Петр Ильич не то насмешливо, не то одобрительно кивнул головой, закурил папиросу и добавил: - Думка у меня, Херсоненко, такая: вот-вот выбросят они белый флаг. Ведь самое трудное дело - не дружить с товарищами. Понимаешь, Вася...
   11
   Стены из легкого, пористого камня - ракушечника - незаметно поднялись над морем. Каждый камень был аккуратно обтесан крепкими мальчишескими руками. Оставалось раздобыть лес для крыши.
   - Дверь можно фанерную, - говорил Алеша, - рама для окна уже есть, а стропила...
   Стропила ничем не удавалось заменить.
   - Где же достать лес? - беспокоилась Нина.
   - Все будет, - успокаивал ее Алеша - Шефы обещали, надо ждать. Ты лучше погляди, какой у нас будет пол - из настоящей пробки!
   Алеша принялся раскладывать на земле пробковую кору. Эти легкие, ноздреватые пластины были недавно выброшены на берег зыбью. Их нашел Липецкий.
   Крыши еще не было: вместо нее над головой синел квадрат неба. Но водная станция уже стала обзаводиться инвентарем. Линецкий принес из дому стул, Шевчук - большой медный чайник, Нина - морской компас, а Сименцул - несколько метров парусины, вполне годной для тента. Анна Алексеевна обещала прислать стол и географические карты.
   Но лес для крыши? Его не было. Вдобавок Сименцул, плотничая, сломал столярную пилу.
   На море была тишина.
   Ни всплесков весел, ни шороха паруса, ни шума корабельного винта. Было слышно, как выползший на берег краб ворочает под собой гравий.
   - У меня звенит в ушах, - сказал Алеша.
   - Это от тишины, - заметила Нина. - Звенит, как тонкая струнка.
   - Тишина не звучит. Это отголоски далекого шторма, - возразил Липецкий.
   - Нет, не далекого: глядите, какое небо на востоке, - сказал Вася Херсоненко. - Пожалуй, скоро заштормит.
   Как бы в подтверждение Васиных слов, с юго-востока налетел резкий порыв ветра. Тишины словно и не бывало. Шорохи, всплески, далекий гул и протяжное злое посвистывание послышались на берегу.
   - Что делать? - спросил Алеша. - Леса у нас все-таки нет.
   Вася предложил ребятам разойтись по домам.
   Всю ночь штормило море. Под утро ветер утих, и в наступившей тишине торжественно и могуче прозвучал гудок океанского теплохода.
   Нина проснулась и подошла к окну. Тучи медленно ползли со стороны моря и громоздились одна на другую. Упали первые дождинки, сначала робкие, тихие, а потом дождь загудел и гулко забарабанил в окно.
   Тревога охватила девочку. Что будет с их домиком? Потоки воды могут размыть стену. Алеша спит как убитый. Сразу не добудиться. Пока он проснется, пройдет много времени. А дождь идет все сильнее. Потоки желтой бурлящей воды скоро хлынут с горы. Надо немедленно бежать к морю - там, на берегу, взять лопату и вырыть канаву для стока воды...
   Набросив на себя Алешину куртку, Нина стремглав выбежала из комнаты.
   Было рано. Склянки в гавани лишь недавно пробили четыре часа утра. Еще гнездились в углах серых зданий ночные тени.
   Перепрыгивая через лужи и поминутно попадая под каскады воды, летящие из жерл водосточных труб, девочка бежала к морю.
   Город остался позади. Вот и берег Отрады. Когда Нина подбежала к домику, она удивилась, да и было чему удивляться!
   Метрах в шести от западной стены домика была вырыта водоотводная канава, с усами на юг и на север. Правда, канава была еще недостаточно глубокая, но ее уже наполнили бегущие вниз ручейки. Только заботливый друг мог сделать такое доброе дело. Но кто же он, этот неизвестный? Нина оглянулась. Средняя терраса берега была безлюдна. У моря не было ни души.
   В глубокой задумчивости стояла девочка над канавой.
   По-прежнему лил дождь. Гулкий и неумолимый, он старался пересилить шум морских волн. Но море было сильнее.
   Нина напрасно глядела на берег. Никого. Даже рыбаки и те сегодня не вышли на лов.
   Лишь возле одной из скал стоял человек в просмоленном корабельном костюме и наблюдал за девочкой. Он курил трубку и улыбался.
   Нина так и не увидела его.
   Когда она вернулась домой, Алеша сердито взглянул на нее:
   - Обожди, мама задаст тебе! Куда ты пропала? Я тебя жду, надо спешить к домику...
   - А я уже там была.
   - Была?
   - Да, там все в порядке. Кто-то вырыл канаву. Отличную, с усами на юг и север.
   - Ну, это неразлучная тройка! - обрадовался Алеша.
   - Нет, не они, - печально сказала Нина. - Я тоже сначала так подумала...
   - Они, они! - настаивал Алеша.
   - Нет. На глине остались следы от сапог.
   - Каких?
   - Самых обыкновенных: больших, с вафельными подошвами.
   - Эх, здорово! - воскликнул Алеша. - Значит, у нас появился еще какой-то таинственный друг!
   - Не Петр ли Ильич? - спросила Нина.
   - Он носит ботинки.
   - Тогда старший пионервожатый Николаев.
   - Может быть, - кивнул головой Алеша. - Только он носит туфли. Может быть, наш дворник Никита... У него есть сапоги.
   - Есть, только у них подошвы гладкие.
   - Откуда ты такая всезнайка? - улыбнулся Алеша.
   - Я видела, как дядя Никита мыл свои сапоги под краном... Но кто же все-таки этот таинственный друг?
   - Объявится, - уверенно сказал Алеша.
   - А если не объявится?
   - Значит, нам помогает какая-нибудь морская сирена. Но, как известно, сирены не носят сапог с вафельными подошвами. И вообще, откуда ты взяла, что это сапоги?
   12
   Все было готово - дверь, оконная рама и наблюдательная вышка, похожая на корабельную рубку, - а леса для стропил все еще не было.
   Мальчики решили поторопить шефов.
   - Пойдемте к ним все вместе, - предложил Вася Херсоненко. - А ты, Нина, останешься на берегу.
   Секретарь директора судоремонтного завода приветливо встретила мальчиков.
   - Пожалуйста, доложите о нас директору, - попросил Вася Херсоненко.
   - Алексей Федорович занят, с Москвой разговаривает...
   - А мы подождем.
   - Смешной вы народ! Ведь все в порядке. Мы, шефы, лес вам дадим, только нельзя же так сразу, по щучьему веленью!
   - Нам к директору, - упрямо сказал Херсоненко.
   - Занят. Очень занят. - И, взглянув на ребят и почему-то весело подмигнув, секретарь сказала: - А что, если я дам вам слово, что лес сегодня же будет у вас, тогда уйдете?
   - Уйдем, - ответил Вася.
   - Ну, честное слово!
   А Нина в это время сидела на водной станции.
   Весь день с севера тянуло свежестью; к концу дня ветер переменился - подул с юга. На берегу стало жарко. Нина решила выкупаться. Она быстро сбежала вниз, к морю...
   Те, кто ранней весной приходил в Отраду, наверное, видели разбитую штормом "Анастасию" - шаланду, которая всем своим днищем вросла в береговой песок.
   Но не только от штормовой зыби шаланда пришла в негодность. На ее правом борту, ближе к носу, зияло несколько дыр - следы от снарядов малокалиберной скорострельной пушки.
   Шаланду считали безнадежной. Лишь один старый рыбак, в прошлом боцман торгового флота, Матвей Корнеевич Прохоров, думал иначе.
   "Жить будешь, развернешь еще парус", - говорил он, дымя своей кривой черной трубкой.
   И тот, кто видел шаланду ранней весной, теперь не узнавал ее. Очищенная от песка и ракушек, с просмоленными бортами и мастерски заделанными пробоинами, она приобретала мало-помалу настоящий ходовой вид.
   Матвей Корнеевич любовно восстанавливал шаланду. В то время как ребята возводили стены, он настилал палубу, мастерил руль и тут же, на берегу, отделывал стройную мачту.
   Раздевшись недалеко от "Анастасии", Нина вошла в воду. Плывя вдоль берега, она с любопытством наблюдала, как трудится старый моряк, всегда молчаливый, всегда держащий в зубах кривую матросскую трубку.
   Открытое бронзовое лицо старика казалось суровым. Взгляд зеленоватых глаз, обычно обращенных к морю, был задумчивый, строгий и в то же время приветливый. Матвей Корнеевич жил в домике на берегу Отрады, получал пенсию, рыбачил и занимался ремонтом осводовских шлюпок. Он ладил и с парусом, и с волной. И никто не сказал бы, что этот мирный рыбак, шестидесяти лет от роду, был боцманом катера "Скадовск", на котором моряки-партизаны остановили туманной ночью фашистский транспорт с грузом термитных мин.
   Глядя, как девочка резво, по-дельфиньи плещется в воде, Матвей Корнеевич отложил в сторону кисть, которой красил борт шаланды, и негромко произнес вслух странное имя:
   - Энка!
   Нине, выходящей из воды, послышалось, будто Матвей Корнеевич позвал ее.
   - Я слушаю вас, дядя Матвей! - радуясь случаю познакомиться с ним, крикнула Нина.
   - Разве ты Энка? - спросил Матвей Корнеевич. - Ты Нинка. И Алешу я знаю.
   - А я думала, вы совсем не знаете нас...
   - Как не знать - ведь соседи, - вытряхивая из трубки пепел и вновь набивая ее табаком, ответил моряк.
   Тем временем Нина пристально рассматривала сапоги Матвея Корнеевича.
   - Дядя, - краснея, выговорила она, - вы извините... Очень толстые у вас подошвы.
   - Ничего, подходящие.
   - Можно их посмотреть?
   Прежде чем ответить, Матвей Корнеевич с некоторым удивлением взглянул на девочку, а затем, дружески хлопнув ее по плечу, сказал:
   - Ой, и хитрая ты девчонка!
   Нина смутилась.
   - Ладно, гляди, - улыбнулся Матвей Корнеевич. - А лучше и не гляди: это я у вас повозился.
   - Вы?
   - Я.
   - Спасибо, дядя Матвей!
   - Не за что, - махнул рукой Матвей Корнеевич.
   Вечерело. На теплоходах зажглись рейдовые огни. Вдоль берега пронесся рыбацкий сейнер "Отважный". Замигали то ярко-зеленым, то ярко-красным лампы маяка.
   - Красивые огоньки, - глядя на них, промолвила Нина. - Они, наверное, что-нибудь говорят.
   - "Добро пожаловать!" - говорят они. Душа радуется, когда видишь их после дальнего рейса.
   Матвей Корнеевич улыбнулся, осторожно погладил девочку по голове шершавой рукой и сказал:
   - Ну, Нина, до завтра!
   А мальчишки все не возвращались. День прошел зря. Нина собралась было уже уходить домой, как вдруг заметила Алешу, Васю и Шевчука с драгоценной ношей - тремя досками в руках. Нина бегом бросилась к ним навстречу, радостно сообщая:
   - Алеша, Вася, я узнала: наш таинственный друг - дядя Матвей.
   - Неужели он?
   - Он, ребята!
   - Здорово! - обрадовались мальчики.
   - Это нужно ценить. Ведь мы мечтали познакомиться с ним. Он настоящий, бывалый моряк.
   - Партизан!
   - Здорово!
   - Нина, зажги свет и занеси доски, - попросил Алеша.
   Нина зашла в домик и зажгла фонарь "летучая мышь".
   - Сюда, сюда! - громко и радостно закричала она. - Глядите.
   На полу лежали доски, фанера и новая пила. На одном фанерном листе было написано мелом: "Видите, шефы вас не подвели".
   - А я купалась и не видела, когда все это привезли! - смущенно призналась Нина.
   - Молодцы шефы! - крикнул Вася Херсоненко. Он взял фонарь из рук Нины и, высоко подняв над головой, торжественно произнес: - Через два-три дня наша водная станция будет готова. Только нам еще придется крепко потрудиться, ребята!
   - Есть, Вася!
   Всеми звездами неба и всеми огнями порта светила южная ночь.
   В воскресенье, как только начали гаснуть последние утренние звезды, строители водной станции собрались на берегу. Работа шла весело, споро. К полудню достроили крышу. Укрепили флагшток на вышке. Теперь оставалось немного - побелить стены, смастерить тент из парусины.
   В фабричных гудках, рокоте портовых кранов и напеве весенней легкой волны промчался день, солнечный, быстролетный. Алеша Чижиков, беливший стены, устало отложил кисть в сторону.
   - На сегодня хватит, - сказал он. - Завтра обязательно закончим.
   - Давайте сегодня! - предложил Шевчук. - Поработаем при свете фонаря.
   - Верно! А сперва отдохнем и поужинаем, - добавила Нина.
   Она развела костер и поставила на огонь чайник. Все подсели к костру, усталые, запыленные. Неожиданно поднялся Алеша:
   - А что, если крыша протекает?
   - Быть не может! - возразил Липецкий. - Посмотри, какая она прочная, красивая.
   - Вот было бы здорово, если бы пошел дождь! - сказал Шевчук. Сразу бы узнали.
   - А мы обойдемся без дождя. - Вася Херсоненко оживился.
   - Как же так?
   - Очень просто: будем лить воду из ведра, морскую, - ответил Вася.
   После чая Алеша взобрался на вышку. Сименцул в цинковом ведре таскал морскую воду. Нина привязывала к ведерной дужке веревку и кричала, как грузчики в гавани:
   - Вира помалу!
   Алеша поднимал ведро и с силой опрокидывал на крышу. Вылили десять полных ведер. Все было хорошо. Крыша не протекала. Вылили еще шесть. Все было в полном порядке. И еще два...
   - Вода! - крикнула Нина тревожно.
   Все торопливо вбежали в помещение водной станции. С потолка падали капли. Одна из стен потемнела от сырости.
   Вася поглядел на Алешу, Алеша - на Васю. Оба не произнесли ни одного слова. А вода просачивалась. Определить место течи было невозможно.
   - Придется законопатить по-корабельному, - наконец заговорил Алеша. - Все швы до единого.
   - Значит, не закончим завтра? - упавшим голосом спросила Нина.
   - Нет, еще два-три дня. Сами виноваты... - с грустью признался Вася.
   13
   Петр Ильич не ошибся, когда сказал Алеше и Нине, что видел на берегу неразлучную тройку. Притаившись за высокой скалой, мальчики жадно следили, как идет строительство водной станции.
   У стен, выложенных из камня-ракушечника, пестрели майки Алеши, Васи и Нины. Иногда слышалась песня.
   - Не понимаю, зачем мы сюда приходим? - спрашивал Вадя и сурово глядел на Бориса.
   - Интересно... А вот про вышку они забудут... Куда им! Моряки! - не слыша товарищей, угрюмо бормотал Борис.
   - Верно, Вадя, ты прав: зачем мы сюда приходим? - сердился Коля, притаившийся у скалы.
   - А Нина, Нина!.. - кричал Борис. - Глядите, и мореплаватель, и плотник... Вся в стружках... Знаете, я ей кактус в прошлом году подарил. Редкий... Теперь жалею. И Колосов здесь. Тот, что боится всплеска морской воды! Эх, ребята, на кого они нас променяли!
   - Хватит тебе, Борис, петушиться! Никто не станет нам кланяться! - разозлился Вадя.
   - Станут, станут, головой отвечаю!
   - Головой ответишь? - еще больше разозлился Вадя. - Головой? Ну, тогда дай расписку, что отвечаешь головой.
   - Какую расписку? - насторожился Борис, чувствуя что-то недоброе в словах Вади.
   - Боишься? Ну вот, Коля, сам видишь, какой у нас капитан!
   Борис с достоинством поднял голову.
   - А команда у меня - сплошные нытики! Вадя, иди мириться с Ниной... Эх ты, корабль пустыни!
   - А ты бегемотище!
   - Повтори-ка, что ты сказал!
   - Нет, ты повтори!
   - Хватит! Ну вас, дошкольники! - как всегда примиряющим тоном сказал Коля. - Давайте лучше больше сюда не приходить.
   - И не будем! Зачем приходить? Еще увидят и скажут, что мы завидуем им. Правильно, Коля!
   Но все же они приходили сюда, на берег Отрады. Приходили каждый день.
   И однажды, придя на свой наблюдательный пункт, они увидели карикатуру - круглое лицо Бориса, нацарапанное на камне, по-видимому, осколком стекла. На голове карикатурного изображения, наподобие пучков волос, были выведены строчки:
   Невольно
   к этим
   грустным
   берегам
   меня
   влечет
   неведомая
   сила
   - Нина! - сжав губы, сказал Борис. - По почерку узнаю.
   Даже Вадя, который был не прочь примириться с Ниной, на этот раз возмутился.
   А Коля молчал, моргая глазами, словно в них попали песчинки.
   - Теперь мы ее проучим! - решительно заявил Борис. - Отомстим? Мишку Пахомова с Каретной забыли? Забыли. Тюфяки мы соломенные! Борис с укором поглядел на друзей, словно они одни были во всем виноваты. - Вот что, Коля. Сможешь ли ты наловить к вечеру штук шесть кошек?