Страница:
Тем не менее, ей предстояло обсудить с Кливом совершенно неуместную симпатию, возникшую к нему у Артура.
Клив стоял к ней спиной и ловко снимал со своей высокой серой лошади седельные мешки. Однако по тому, как напряглись его широкие плечи, Уинн сразу поняла, что он почувствовал ее приближение, когда она остановилась в трех шагах от него.
– Мне нужно с тобой переговорить.
Он ничего не сказал в ответ, а только положил на землю мешки и опустился на одно колено, чтобы развязать подпругу.
– Мне нужно с тобой переговорить. – Проклятый негодяй, мысленно добавила она.
Клив отстегнул седло, затем медленно повернулся к Уинн. Несколько секунд он просто очень внимательно смотрел на нее. Его взгляд скользнул по ней – от загорелых щек и носа вниз по пыльному дорожному платью до заляпанной грязью обуви, носки которой выглядывали из-под юбок.
На какую-то долю секунды она почувствовала, как внутри у нее разливается странное тепло, оно проникло от живота к груди и достигло самых кончиков пальцев. Уинн пожалела, что выглядит так неприглядно.
Но как бы ни были мимолетны эти чувства, она не менее быстро с ними справилась. Он тоже, видимо, решил не смотреть на нее так дерзко – уж больно жалкий вид у нее был, – поэтому нахмурился и тяжело бросил седло на землю, как раз между ними.
– Что еще? – отрывисто произнес он, опять повернувшись к ней спиной, чтобы заняться лошадью.
Проклятый негодяй, подумала она с еще большим пылом, чем прежде. Чертов подлец. Она заговорила самым ледяным тоном, на какой была способна:
– С Артуром не все ладно.
Клив обернулся и встретился с ее злым взглядом.
– Что значит «не все ладно»? Он болен?
Уинн стало чуть легче на душе. По крайней мере, в одном она не ошиблась. Он на самом деле волнуется о мальчике. Теперь ей нужно, во что бы то ни стало убедить Клива, что его дружба с Артуром ни к чему хорошему не приведет.
– Нет, он не болен. Но я боюсь… – Уинн нервно сцепила пальцы. Ей очень не хотелось обращаться к нему с просьбой. – Я боюсь, мальчик слишком сильно привяжется к тебе. И чем бы ни закончилась твоя миссия, одно можно утверждать с уверенностью: ты не станешь частью жизни Артура. Останется ли он со мной или у этого… англичанина, который разыскивает сына, тебя рядом с ним не будет.
С минуту Клив изучающе вглядывался в нее, но его лицо оставалось непроницаемым.
– Если Артур останется в Англии, мы будем видеться. Я специально буду навещать его.
– Ты будешь слишком занят собственной женой… и детьми, – бросила Уинн. – Если женишься на своей Аделине, то, скорее всего, переедешь жить в другое место и вскоре забудешь об Артуре. А что будет с ним? Один, в незнакомом месте, среди чужих людей…
– Возможно, не он сын сэра Уильяма. Это могут быть близнецы.
– Верно, – согласилась Уинн. – А может быть, среди моих мальчиков вообще нет его сына. Но даже если и так, Артуру все равно придется страдать. Когда мы вернемся в Уэльс, ты исчезнешь из его жизни. Навсегда. И та доброта, которую ты сейчас к нему проявляешь, позже заставит его мучиться. Ты хочешь утешить его, но когда тебя рядом не будет, душу его заполнят боль и пустота.
Клив нахмурился.
– Так что же я должен сделать? Отвадить его от себя? Он ведь всего лишь маленький мальчик, которому очень не хватает отца.
– Но тебе никогда не стать его отцом, так что лучше и не стараться, – отрезала Уинн, зло сверкая глазами и сжимая кулаки.
Она была готова сражаться за Артура, за всех своих ребятишек, если понадобится. Но то, что сказал Клив, лишило ее мужества.
– А если тебе остаться в Англии… со всеми детьми?
Уинн заморгала, не понимая, чего он хочет добиться, делая такое неслыханное предложение.
– Остаться в Англии? Мне? – Она насупилась. – Ты настоящий болван, англичанин. Не отведал ли ты, случайно, черной плесени? А то у тебя возникают дикие фантазии. Остаться в Англии! Как же! Да я скорее предпочту остаться в аду.
Клив переступил через брошенное седло.
– Между Англией и Уэльсом не так много различий, но ты и сама в этом скоро убедишься.
Она прищурилась, услышав странную насмешку в его тоне.
– Я не останусь. Не задержусь ни на одну лишнюю минуту. Как только будет покончено с этим делом, мы тут же отправимся в обратный путь, даже если у нас над головой разверзнутся небеса и ветер захочет сдуть нас с дороги. Ничто меня здесь не задержит.
Уинн с вызовом посмотрела на Клива. В наступившей короткой паузе она вдруг неприятно осознала его близость и, тяжело сглотнув, хотела, было отступить, но он поймал ее за Руку.
– Ты могла бы остаться с… – Он замолчал и откашлялся. – Я нашел бы для тебя жилье. Там бы ты смогла видеть сына – или сыновей – сэра Уильяма так часто, как захотела бы.
Уинн вдруг почувствовала, как в ней заиграла кровь. То ли от его прикосновения, как уже случалось, то ли от одной мысли, что придется лишиться кого-то из детей, то ли от предложения остаться в Англии и быть рядом с Кливом – она не знала. Она только знала, что все его логические доводы б одно мгновение улетучились из ее головы.
Скорее из чувства самосохранения, чем от злости, она вырвала руку и отступила на безопасное расстояние. Хотя вряд ли его можно было считать безопасным, потому что взгляд Клива неотступно следовал за ней, и ей было не оторваться от его завораживающих глаз.
– Подумай об этом, Уинн, – произнес он тихим и чересчур ласковым голосом. Даже соблазнительным. – Как следует, не торопясь. Завтра мы переберемся через вал Оффы и свяжемся в Англии. Тогда ты убедишься, что леса там такие же густые и зеленые, как на твоей родине. Птиц и звери – те же. Земля, правда, чуть более мягкая, и ты увидишь больше дорог и деревень. Не торопись…
– Нет! – Она упрямо покачала головой. – И ста лет не хватит, чтобы я стала думать, по-твоему.
– Послушай меня, Уинн…
Он сделал шаг вперед, словно намеревался обнять ее и убедить тем способом, к которому прибегал раньше. Поцелуй делал его речь более убедительной. Под его ласками она забывала все свои возражения. И зная это, Уинн, тем не менее, не смогла предотвратить ни бешеное сердцебиение, ни горячую волну запретного чувства, поднявшуюся из самой ее глубины. Но Клив замер, так и не дотронувшись до нее, и хотя внезапное появление Артура объяснило его замешательство, Уинн охватило острое чувство разочарования.
– Клив! Где ты пропадал весь день? – спросил ребенок.
Он улыбался мужчине, ясно показывая силу своей любви, а Уинн тут же отругала себя, что отклонилась от первоначальной цели. Она послала Кливу говорящий взгляд, внушая ему немного осадить Артура. Мягко, конечно. Но в то же время достаточно твердо, чтобы Артур больше не тратил понапрасну своего душевного тепла.
Но Клив не обратил на нее внимания. Он прекрасно понял, чего она от него ждет, но решительно отверг ее идею. Под взглядом Уинн он присел на корточки рядом с Артуром и взглянул ребенку в лицо.
– Привет, мой мальчик. Как тебе понравилось целый день ехать в седле? Все еще хочешь стать рыцарем и провести всю жизнь верхом на лошади?
– Я совсем не устал, – похвастался Артур. – И попка совсем не болит.
Клив усмехнулся, посмотрев на Уинн.
– Подожди до завтра. Тогда увидим, какую ты песню запоешь. – Помолчав, он снова обратился к мальчику: – Расскажи мне, ты заметил каких-нибудь новых птиц?
Уинн захотелось тут же уйти – спрятать свою боль от пытливых глаз Клива. Как он мог быть так жесток к Артуру на понимала что, возможно, он хочет наказать ее, но не Артура. Так почему же он так ласков с ребенком? Ведь это сделает их расставание еще более тяжелым.
Но тут она вспомнила странное предложение Клива остаться в Англии. И хотя она отвергла эту идею, она была очень близка к тому, чтобы уступить его чувственному призыву. Тут до нее дошло, как же она все-таки глупа. Он хотел оставить ее в Англии, исходя из собственных соображений. По своим глубоко личным причинам. Вот и весь сказ. Он намерен сделать расставание неимоверно тяжелым и для нее и для этого не чуждался даже того, чтобы прибегнуть к помощи детей.
Поняв это, она раскрыла рот от изумления, но тут же закрыла, осознав, как легко, как охотно стала игрушкой в его руках. Какая же она круглая дура! Совершеннейшая гусыня.
А ведь в прошлом к ней не раз подступали вполне благородные мужчины. За ней бегали два или три красавца из деревни. Но тогда она была умна и повелевала собственным сердцем. Так куда же подевался весь ее ум теперь, когда рядом с ней этот человек?
– …но если через вал Оффы так легко переправляться, тогда я ничего не понимаю. Как он удерживает англичан на своей стороне, а валлийцев на своей? – спрашивал Артур, когда Уинн опять включилась в их разговор.
– Пересечь его нескольким всадникам несложно. А вот армии придется труднее. Повозки, телеги с продовольствием, орудия осады не просто протащить по крутым склонам рва.
– Вот как. – Артур на секунду задумался. – Тогда нужно построить мост.
– Правильно. Или срыть вал и заполнить ров его землей.
– Тогда обе армии смогут ездить туда и обратно.
– Смышленый мальчик. – Клив улыбнулся Артуру, а потом и Уинн. – В нем чувствуется истинный воин, Уинн. Такой сначала подумает головой, прежде чем ударить мечом.
Уинн от этих слов только больше нахмурилась. Если Клив намерен бесконечно ее злить, то это ему хорошо удается, потому что Артур сиял от такого внимания и похвалы со стороны своего кумира.
Но внутри у нее клокотал не только гнев. Она вес больше и больше понимала, что попала в ловушку. Ее перехитрили. Она терпела поражение от этого дерзкого англичанина с красивым лицом, соблазнительными речами и жгучими поцелуями. Ее оборона ослабевала, а собственные планы одержать победу оказывались несбыточными. У нее оставалась единственная надежда – не дать ему возможности доказать, что кто-то из ее мальчиков приходится сыном этому его английскому лорду.
Впрочем, нет, не единственная. Она должна также надеяться и молиться – и бороться с любым соблазном, – что сможет продолжать сопротивляться его заигрыванию, которое с каждым разом становилось все более дерзким.
Он не собирался идти ей навстречу в том, что касалось Артура. Наоборот, он ясно дал понять, что хочет использовать мальчика в борьбе с нею. Что ж, пусть так и будет, вздохнула она. Ей удастся справиться с любыми напастями, пока у нее остается надежда.
– Возможно, в Артуре действительно есть задатки будущего воина, – сказала она, надменно кивнув Кливу. – Но пока что ему больше пристало позаботиться о воде. Собери остальных детей, Артур. У меня для каждого найдется дело.
Клив взъерошил каштановые волосы мальчика и выпрямился в полный рост.
– Да, парнишка. Делай, что велит Уинн. Я, например, так голоден, что готов съесть медведя. Мы все должны помочь ей приготовить ужин.
Уинн подождала, пока Артур не умчался вприпрыжку, и только потом пригвоздила Клива холодным оценивающим взглядом.
– Итак, вы ждете, что я приготовлю вам ужин. Я восхищена вашей храбростью, сэр Клив. Или вы намереваетесь дать попробовать еду Артуру перед тем, как самому отведать ее?
В его темных глазах запылал дьявольский огонь.
– Твой трюк не удастся теперь, колдунья! Слишком много глаз будет следить за тобой.
– Сколько самомнения! – рассмеялась она. – Мне ведь нужна самая малость колдовского зелья, чтобы свалить всех вас с ног. Ровно столько, сколько я легко смогу спрятать под ногтем большого пальца. Ты все еще уверен, что хочешь попробовать?
Она с удовольствием отметила, что его улыбка чуть дрогнула, а в глазах промелькнула тень сомнения.
– Ты больше говоришь, чем делаешь, женщина. Все мы будем, есть из одного котла. Здесь тебе не замок Раднор, и старый фокус не пройдет.
С таким же успехом он мог бы швырнуть к ее ногам свою кожаную перчатку, столь явным был его вызов. Ее глаза сощурились и засветились яростным синеватым пламенем.
– Когда я с тобой разделаюсь, то буду так радоваться, как не радовалась за все годы, что зовусь вещуньей.
Он ухмыльнулся, словно ее угроза ничуть его не обеспокоила.
– Так ты хочешь свалить меня с ног? Ничего лучшего я бы не пожелал, моя прелестная валлийская колдунья. Как насчет сегодняшней ночи? – закончил он с надеждой в голосе и ярким блеском в глазах.
Уинн, однако, было не до смеха. Не обращая внимания на тепло, разлившееся по телу, она злобно взглянула на Клива.
– Можете злорадствовать, сэр Глупец. Но мы еще посмотрим, кто кого.
– Да, – ответил он ей вслед. – Мы еще посмотрим.
Глава 14
Клив стоял к ней спиной и ловко снимал со своей высокой серой лошади седельные мешки. Однако по тому, как напряглись его широкие плечи, Уинн сразу поняла, что он почувствовал ее приближение, когда она остановилась в трех шагах от него.
– Мне нужно с тобой переговорить.
Он ничего не сказал в ответ, а только положил на землю мешки и опустился на одно колено, чтобы развязать подпругу.
– Мне нужно с тобой переговорить. – Проклятый негодяй, мысленно добавила она.
Клив отстегнул седло, затем медленно повернулся к Уинн. Несколько секунд он просто очень внимательно смотрел на нее. Его взгляд скользнул по ней – от загорелых щек и носа вниз по пыльному дорожному платью до заляпанной грязью обуви, носки которой выглядывали из-под юбок.
На какую-то долю секунды она почувствовала, как внутри у нее разливается странное тепло, оно проникло от живота к груди и достигло самых кончиков пальцев. Уинн пожалела, что выглядит так неприглядно.
Но как бы ни были мимолетны эти чувства, она не менее быстро с ними справилась. Он тоже, видимо, решил не смотреть на нее так дерзко – уж больно жалкий вид у нее был, – поэтому нахмурился и тяжело бросил седло на землю, как раз между ними.
– Что еще? – отрывисто произнес он, опять повернувшись к ней спиной, чтобы заняться лошадью.
Проклятый негодяй, подумала она с еще большим пылом, чем прежде. Чертов подлец. Она заговорила самым ледяным тоном, на какой была способна:
– С Артуром не все ладно.
Клив обернулся и встретился с ее злым взглядом.
– Что значит «не все ладно»? Он болен?
Уинн стало чуть легче на душе. По крайней мере, в одном она не ошиблась. Он на самом деле волнуется о мальчике. Теперь ей нужно, во что бы то ни стало убедить Клива, что его дружба с Артуром ни к чему хорошему не приведет.
– Нет, он не болен. Но я боюсь… – Уинн нервно сцепила пальцы. Ей очень не хотелось обращаться к нему с просьбой. – Я боюсь, мальчик слишком сильно привяжется к тебе. И чем бы ни закончилась твоя миссия, одно можно утверждать с уверенностью: ты не станешь частью жизни Артура. Останется ли он со мной или у этого… англичанина, который разыскивает сына, тебя рядом с ним не будет.
С минуту Клив изучающе вглядывался в нее, но его лицо оставалось непроницаемым.
– Если Артур останется в Англии, мы будем видеться. Я специально буду навещать его.
– Ты будешь слишком занят собственной женой… и детьми, – бросила Уинн. – Если женишься на своей Аделине, то, скорее всего, переедешь жить в другое место и вскоре забудешь об Артуре. А что будет с ним? Один, в незнакомом месте, среди чужих людей…
– Возможно, не он сын сэра Уильяма. Это могут быть близнецы.
– Верно, – согласилась Уинн. – А может быть, среди моих мальчиков вообще нет его сына. Но даже если и так, Артуру все равно придется страдать. Когда мы вернемся в Уэльс, ты исчезнешь из его жизни. Навсегда. И та доброта, которую ты сейчас к нему проявляешь, позже заставит его мучиться. Ты хочешь утешить его, но когда тебя рядом не будет, душу его заполнят боль и пустота.
Клив нахмурился.
– Так что же я должен сделать? Отвадить его от себя? Он ведь всего лишь маленький мальчик, которому очень не хватает отца.
– Но тебе никогда не стать его отцом, так что лучше и не стараться, – отрезала Уинн, зло сверкая глазами и сжимая кулаки.
Она была готова сражаться за Артура, за всех своих ребятишек, если понадобится. Но то, что сказал Клив, лишило ее мужества.
– А если тебе остаться в Англии… со всеми детьми?
Уинн заморгала, не понимая, чего он хочет добиться, делая такое неслыханное предложение.
– Остаться в Англии? Мне? – Она насупилась. – Ты настоящий болван, англичанин. Не отведал ли ты, случайно, черной плесени? А то у тебя возникают дикие фантазии. Остаться в Англии! Как же! Да я скорее предпочту остаться в аду.
Клив переступил через брошенное седло.
– Между Англией и Уэльсом не так много различий, но ты и сама в этом скоро убедишься.
Она прищурилась, услышав странную насмешку в его тоне.
– Я не останусь. Не задержусь ни на одну лишнюю минуту. Как только будет покончено с этим делом, мы тут же отправимся в обратный путь, даже если у нас над головой разверзнутся небеса и ветер захочет сдуть нас с дороги. Ничто меня здесь не задержит.
Уинн с вызовом посмотрела на Клива. В наступившей короткой паузе она вдруг неприятно осознала его близость и, тяжело сглотнув, хотела, было отступить, но он поймал ее за Руку.
– Ты могла бы остаться с… – Он замолчал и откашлялся. – Я нашел бы для тебя жилье. Там бы ты смогла видеть сына – или сыновей – сэра Уильяма так часто, как захотела бы.
Уинн вдруг почувствовала, как в ней заиграла кровь. То ли от его прикосновения, как уже случалось, то ли от одной мысли, что придется лишиться кого-то из детей, то ли от предложения остаться в Англии и быть рядом с Кливом – она не знала. Она только знала, что все его логические доводы б одно мгновение улетучились из ее головы.
Скорее из чувства самосохранения, чем от злости, она вырвала руку и отступила на безопасное расстояние. Хотя вряд ли его можно было считать безопасным, потому что взгляд Клива неотступно следовал за ней, и ей было не оторваться от его завораживающих глаз.
– Подумай об этом, Уинн, – произнес он тихим и чересчур ласковым голосом. Даже соблазнительным. – Как следует, не торопясь. Завтра мы переберемся через вал Оффы и свяжемся в Англии. Тогда ты убедишься, что леса там такие же густые и зеленые, как на твоей родине. Птиц и звери – те же. Земля, правда, чуть более мягкая, и ты увидишь больше дорог и деревень. Не торопись…
– Нет! – Она упрямо покачала головой. – И ста лет не хватит, чтобы я стала думать, по-твоему.
– Послушай меня, Уинн…
Он сделал шаг вперед, словно намеревался обнять ее и убедить тем способом, к которому прибегал раньше. Поцелуй делал его речь более убедительной. Под его ласками она забывала все свои возражения. И зная это, Уинн, тем не менее, не смогла предотвратить ни бешеное сердцебиение, ни горячую волну запретного чувства, поднявшуюся из самой ее глубины. Но Клив замер, так и не дотронувшись до нее, и хотя внезапное появление Артура объяснило его замешательство, Уинн охватило острое чувство разочарования.
– Клив! Где ты пропадал весь день? – спросил ребенок.
Он улыбался мужчине, ясно показывая силу своей любви, а Уинн тут же отругала себя, что отклонилась от первоначальной цели. Она послала Кливу говорящий взгляд, внушая ему немного осадить Артура. Мягко, конечно. Но в то же время достаточно твердо, чтобы Артур больше не тратил понапрасну своего душевного тепла.
Но Клив не обратил на нее внимания. Он прекрасно понял, чего она от него ждет, но решительно отверг ее идею. Под взглядом Уинн он присел на корточки рядом с Артуром и взглянул ребенку в лицо.
– Привет, мой мальчик. Как тебе понравилось целый день ехать в седле? Все еще хочешь стать рыцарем и провести всю жизнь верхом на лошади?
– Я совсем не устал, – похвастался Артур. – И попка совсем не болит.
Клив усмехнулся, посмотрев на Уинн.
– Подожди до завтра. Тогда увидим, какую ты песню запоешь. – Помолчав, он снова обратился к мальчику: – Расскажи мне, ты заметил каких-нибудь новых птиц?
Уинн захотелось тут же уйти – спрятать свою боль от пытливых глаз Клива. Как он мог быть так жесток к Артуру на понимала что, возможно, он хочет наказать ее, но не Артура. Так почему же он так ласков с ребенком? Ведь это сделает их расставание еще более тяжелым.
Но тут она вспомнила странное предложение Клива остаться в Англии. И хотя она отвергла эту идею, она была очень близка к тому, чтобы уступить его чувственному призыву. Тут до нее дошло, как же она все-таки глупа. Он хотел оставить ее в Англии, исходя из собственных соображений. По своим глубоко личным причинам. Вот и весь сказ. Он намерен сделать расставание неимоверно тяжелым и для нее и для этого не чуждался даже того, чтобы прибегнуть к помощи детей.
Поняв это, она раскрыла рот от изумления, но тут же закрыла, осознав, как легко, как охотно стала игрушкой в его руках. Какая же она круглая дура! Совершеннейшая гусыня.
А ведь в прошлом к ней не раз подступали вполне благородные мужчины. За ней бегали два или три красавца из деревни. Но тогда она была умна и повелевала собственным сердцем. Так куда же подевался весь ее ум теперь, когда рядом с ней этот человек?
– …но если через вал Оффы так легко переправляться, тогда я ничего не понимаю. Как он удерживает англичан на своей стороне, а валлийцев на своей? – спрашивал Артур, когда Уинн опять включилась в их разговор.
– Пересечь его нескольким всадникам несложно. А вот армии придется труднее. Повозки, телеги с продовольствием, орудия осады не просто протащить по крутым склонам рва.
– Вот как. – Артур на секунду задумался. – Тогда нужно построить мост.
– Правильно. Или срыть вал и заполнить ров его землей.
– Тогда обе армии смогут ездить туда и обратно.
– Смышленый мальчик. – Клив улыбнулся Артуру, а потом и Уинн. – В нем чувствуется истинный воин, Уинн. Такой сначала подумает головой, прежде чем ударить мечом.
Уинн от этих слов только больше нахмурилась. Если Клив намерен бесконечно ее злить, то это ему хорошо удается, потому что Артур сиял от такого внимания и похвалы со стороны своего кумира.
Но внутри у нее клокотал не только гнев. Она вес больше и больше понимала, что попала в ловушку. Ее перехитрили. Она терпела поражение от этого дерзкого англичанина с красивым лицом, соблазнительными речами и жгучими поцелуями. Ее оборона ослабевала, а собственные планы одержать победу оказывались несбыточными. У нее оставалась единственная надежда – не дать ему возможности доказать, что кто-то из ее мальчиков приходится сыном этому его английскому лорду.
Впрочем, нет, не единственная. Она должна также надеяться и молиться – и бороться с любым соблазном, – что сможет продолжать сопротивляться его заигрыванию, которое с каждым разом становилось все более дерзким.
Он не собирался идти ей навстречу в том, что касалось Артура. Наоборот, он ясно дал понять, что хочет использовать мальчика в борьбе с нею. Что ж, пусть так и будет, вздохнула она. Ей удастся справиться с любыми напастями, пока у нее остается надежда.
– Возможно, в Артуре действительно есть задатки будущего воина, – сказала она, надменно кивнув Кливу. – Но пока что ему больше пристало позаботиться о воде. Собери остальных детей, Артур. У меня для каждого найдется дело.
Клив взъерошил каштановые волосы мальчика и выпрямился в полный рост.
– Да, парнишка. Делай, что велит Уинн. Я, например, так голоден, что готов съесть медведя. Мы все должны помочь ей приготовить ужин.
Уинн подождала, пока Артур не умчался вприпрыжку, и только потом пригвоздила Клива холодным оценивающим взглядом.
– Итак, вы ждете, что я приготовлю вам ужин. Я восхищена вашей храбростью, сэр Клив. Или вы намереваетесь дать попробовать еду Артуру перед тем, как самому отведать ее?
В его темных глазах запылал дьявольский огонь.
– Твой трюк не удастся теперь, колдунья! Слишком много глаз будет следить за тобой.
– Сколько самомнения! – рассмеялась она. – Мне ведь нужна самая малость колдовского зелья, чтобы свалить всех вас с ног. Ровно столько, сколько я легко смогу спрятать под ногтем большого пальца. Ты все еще уверен, что хочешь попробовать?
Она с удовольствием отметила, что его улыбка чуть дрогнула, а в глазах промелькнула тень сомнения.
– Ты больше говоришь, чем делаешь, женщина. Все мы будем, есть из одного котла. Здесь тебе не замок Раднор, и старый фокус не пройдет.
С таким же успехом он мог бы швырнуть к ее ногам свою кожаную перчатку, столь явным был его вызов. Ее глаза сощурились и засветились яростным синеватым пламенем.
– Когда я с тобой разделаюсь, то буду так радоваться, как не радовалась за все годы, что зовусь вещуньей.
Он ухмыльнулся, словно ее угроза ничуть его не обеспокоила.
– Так ты хочешь свалить меня с ног? Ничего лучшего я бы не пожелал, моя прелестная валлийская колдунья. Как насчет сегодняшней ночи? – закончил он с надеждой в голосе и ярким блеском в глазах.
Уинн, однако, было не до смеха. Не обращая внимания на тепло, разлившееся по телу, она злобно взглянула на Клива.
– Можете злорадствовать, сэр Глупец. Но мы еще посмотрим, кто кого.
– Да, – ответил он ей вслед. – Мы еще посмотрим.
Глава 14
Во второй вечер они разбили лагерь сразу за валом Оффы, на английской территории. В ту ночь Клив и его воины вздохнули спокойно и на радостях разожгли огромный костер, чтобы отметить возвращение домой, хотя до замка Керкстон оставалось еще три дня пути. Даже Дрюс и Баррис присоединились к общему шумному веселью, а дети никак не могли заснуть в своих постелях под разухабистые песни и громкий смех, доносившиеся от костра.
– Англия очень веселая страна, – заметил Артур из своего угла палатки.
– Да, все очень счастливы, – согласилась Изольда. Уинн сидела на коврике у самого выхода из палатки, обхватив руками колени, и смотрела на темные силуэты вокруг танцующего пламени.
– Я думаю, каждому человеку – даже англичанину – лучше всего на своей родной земле. Хотя проживи они какое-то время в Уэльсе, они быстро изменили бы свое мнение, – добавила она.
– Так значит, мы должны грустить, раз уехали из Уэльса? – спросила Бронуин.
Уинн печально улыбнулась, протянула руку в темноту, где лежала маленькая девочка, и погладила ее по коленке.
– Нет, не стоит грустить, моя милая. Мы просто поскучаем о доме и все же получим удовольствие от путешествия. Ведь это настоящее приключение, и нам следует узнать как можно больше за то время, что мы проведем в Англии. Например, получше выучить язык.
– А мы сегодня…
– …выучили новое слово, – сказали близнецы.
– Я слышала, как вы разговаривали с Дерриком, – сказала Уинн.
– Нед научил меня слову «шлюха», – похвастался Мэдок.
– Что!? Он научил вас такому слову?
– Ну… не то чтобы научил. Он… он сказал это слово Маркусу, а я спросил, что оно значит.
– Ну и что же он ответил? – забеспокоилась Уинн.
– Ну… он сказал, что это женщина, которая целует много разных мужчин. Много-много.
Уинн почувствовала некоторое облегчение, но ее злость не прошла. Грубые вояки – плохая компания для столь юных и впечатлительных существ, как ее дети. Уже не в первый раз Уинн спрашивала себя, как она могла поддаться на уговоры девочек и взять их с собой. Плохо уже одно то, что мальчики должны были поехать. А Изольду и Бронуин, конечно же, следовало оставить с Гуинет.
Но сейчас уже поздно что-нибудь менять. Придется как-то приспособиться, а завтра она первым делом переговорит с Кливом о том, что его воины сквернословят при детях остается надеяться, что сейчас он отреагирует правильнее, чем в тот раз, когда они безуспешно побеседовали о привязанности Артура.
От одной мысли о том разговоре – особенно о той ноте, на которой он закончился, – у нее сжималось внутри. Он был полон такой невозмутимой уверенности! Надо будет привлечь к разговору Дрюса, чтобы тот поддержал ее. В его присутствии Клив не осмелится быть слишком дерзким.
Хотя участие Дрюса во всем этом деле вызывало определенные подозрения. Уинн вспомнила, что говорил Клив в ту ночь в конюшне, когда ударила буря. Он дал обещание Дрюсу, что не воспользуется ее слабостью. Дрюсу! Как будто тот ее отец или брат. Но не покровительство Дрюса сейчас беспокоило Уинн, потому что, честно говоря, она была даже благодарна ему. Клив имел в виду что-то другое, что не давало ей покоя.
Неужели Дрюс догадался о личном интересе, который Клив проявил к ней? И если так, то одобрил ли он это?
Уинн выпрямилась и скосила глаза в сторону костра. Она услышала, как Мэдок прошептал что-то брату, но не получил ответа. Дети, в конце концов, задремали, но Уинн совсем не хотелось спать, и она все время прокручивала в уме эту новую абсурдную догадку.
Одно дело, что Дрюс вел себя как брат, когда речь шла о том, чтобы защитить ее и детей. Этого требовали от него их давнишняя дружба и тот факт, что они оба валлийцы. Но то, что он, видимо, одобрил ухаживания какого-то англичанина – если дерзкое преследование Клива можно было назвать ухаживанием, – выходило за все рамки. От одной этой мысли ее кровь закипала.
Завтра утром она первым делом поставит Дрюса на место. И после того как она задаст ему хорошую взбучку, они отправятся вместе к Кливу Фицуэрину.
До палатки докатились раскаты смеха, и Уинн сердито посмотрела на веселящихся людей. Кто-то поднялся в полный рост, и она узнала Клива. Широкие плечи и длинные темные волосы выделяли его среди остальных. Он поднял кружку, и что-то произнес, но слов она не разобрала. Все рассмеялись и в ответ подняли свои кружки. Потом все вместе выпили.
Негодяй, подумала она. Негодяи, все до единого. Она отвернулась и опустила полог палатки, чтобы не видеть их. Но, лежа на тюфяке, набитом мхом, натянув на себя плащ, она могла слышать каждый звук, который доносился от костра. Каждое неясно произнесенное слово, каждый тост или раскат смеха только еще больше очерняли мужчин в ее глазах. Если бы не было необходимо воспроизводить человеческий род, решила она, мир был бы гораздо лучше без всяких мужчин. Не было бы никаких войн. Не нужны были бы доспехи, оружие и даже боевые лошади. Никаких замков, рвов или насыпей. Мир превратился бы в тихую пастораль, где не было бы места ни сжатым кулакам, ни гневным голосам.
Но, даже перечисляя грехи, приписываемые мужскому роду – всем его представителям, включая баранов, жеребцов и быков, – она не могла сбросить со счетов один непреложный факт: без них жизнь была бы, безусловно, скучна.
– Уинн… Уинн. – Нетерпеливый голос Дрюса пробудил ее от сна, в котором она видела высокие стены замка, увитые лозой дикой белой омелы. Только на этой омеле то и дело расцветали розы, и росла она так быстро, что Уинн запуталась в ее ветвях и оказалась пригвожденной к темным стенам массивного замка. Когда к ней пробился голос Дрюса, она ухватилась за него как за соломинку.
– Что… что такое, Дрюс? – пробормотала она, садясь и отводя с глаз волосы. Затем, почувствовав в его голосе тревогу, она стряхнула остатки сна. – С тобой что-то произошло?
– Не со мной. Нет. Но один англичанин заболел, а двое других…
Уинн выглянула из палатки.
– Заболел? А что с ним?
Дрюс пожал плечами:
– Его всю ночь выворачивает наизнанку. И у тех двоих, похоже, начинается то же самое.
– Да они, скорее всего слишком много выпили. – Она еще раз откинула со лба темную непокорную прядь. – Так им и надо. Я слышала, как вы куролесили, когда все разумные люди давным-давно уже отправились на покой.
Но Дрюс только покачал головой:
– Нет, это не похоже на похмелье. У меня у самого голова гудит от вчерашней попойки. Но у Маркуса лихорадка, а теперь у Ричарда и Генри – тоже. Он болен, Уинн. Все трое больны. Ты можешь им помочь?
Уинн посмотрела мимо него на тела, съежившиеся вокруг потухшего костра. В предрассветной бледной серой дымке люди выглядели как привидения. У самой земли клубился туман, поэтому человек, свернувшийся калачиком на грубой подстилке, был едва различим. Откуда-то издали донеслось эхо тревожного крика иволги, заверещала белка и метнулась вверх по стволу высокой березы, царапая коготками по коре.
Наступило утро, но дети еще спали. Однако утро обещает быть интересным, усмехнулась про себя Уинн. До сих пор ей не представлялось случая испробовать на врагах свои снадобья, и вот теперь, в двух шагах от валлийской границы, их свалила болезнь. Уинн чуть не рассмеялась. Как хорошо все складывается.
Она выбралась из палатки и, окончательно проснувшись, выпрямилась во весь рост. Земля была холодной и влажной, но девушка не обратила на это внимания.
– Итак, троих из них свалила болезнь. Хотя чего другого можно ожидать, раз они затеяли отнять у валлийского ребенка его родной дом?
Дрюс с подозрением уставился на нее.
– Уинн, это ты наслала на них болезнь?
– Конечно, нет, – ответила она, не удержавшись от самодовольной улыбки. Пусть себе гадает. Пусть все гадают.
– Проклятие, Уинн! Это самая большая твоя глупость.
– Говорю тебе, я здесь ни при чем. Разве я трогала их кружки или хлеб? А то, что я приготовила, было в общем, котле. Все ели одно и то же. Может, мне и хотелось навредить им, но разве я стала бы рисковать тобой, Баррисом или детьми? – Она замолчала и посмотрела на него с презрением.
Тяжело вздохнув, Дрюс провел рукой по спутанным волосам.
– Не шути этим. Англичане и так сердиты. Они и вправду подозревают тебя, – добавил он шепотом.
Уинн вскинула голову и устремила взгляд на английский лагерь. В ее глазах сверкало неприкрытое злорадство.
– А мне все равно, что они подозревают. Я ничего не сделала, чтобы вызвать у них болезнь, от которой они теперь маются. Разве что только хотела. Интересно, – добавила она, задумчиво постукивая пальцем по подбородку, – а вдруг мои чары становятся сильнее. Возможно, теперь мне стоит только пожелать болезнь своему врагу, как она тотчас сразят его.
Дрюс отступил на шаг, и Уинн заметила, что ее слова произвели на него должное впечатление.
– При них не смей говорить такое, – прошипел он. – Не забывай, что мы сейчас в Англии. Здесь живо расправляются с теми, кого подозревают в колдовстве. – Он бросил взгляд через плечо и с трудом проглотил слюну, когда заметил, что высокий человек поднялся и пристально посмотрел на них. – Особенно помалкивай при Кливе. Это он послал меня за тобой. Лучше пойти к ним.
Уинн улыбнулась.
– Да, нам лучше пойти. Мы ведь не хотим рассердить их, не так ли?
Но, подвязывая волосы первой попавшейся лентой и надевая грязные башмаки, Уинн думала о том, что рассердить Клива отвечало ее желанию. Она взяла кисет, наполненный травами, и накинула короткую пелерину поверх незашнурованного платья. Потом повернулась к ожидавшему ее Дрюсу.
– А теперь о другом, Дрюс. Нам нужно поговорить о нашей дружбе. Твоей и моей. Надеюсь, ты не дал понять этому английскому рыцарю, что ты в ответе за меня и моих детей, хотя это совсем не так. Если все же ты это сделал, то моему гневу не будет предела.
Дрюс переступил с ноги на ногу.
– Гуинет особо велела мне заботиться о тебе и детях. Уинн слегка приподняла брови и смерила его ледяным взглядом.
– О нашей безопасности, возможно. Но ты мне не брат, не отец. И детям тоже. Этот Клив Фицуэрин… в общем, подкатывает ко мне.
– Я предупредил, чтобы он не вел себя слишком смело!
– Но это не твое дело.
Глаза Дрюса превратились в подозрительные щелки.
– Почему? Или ты предпочитаешь, чтобы он бегал за тобой более ретиво?
– Нет! – вскрикнула Уинн и стиснула зубы от возмущения. – Я предпочитаю, чтобы он пропал с лица земли, так чтобы мне его не видеть до конца жизни.
Дрюс секунду изучал ее.
– Тогда я еще раз предупрежу его посильнее.
– Нет! – снова запротестовала она. – Это совершенно не твое дело – говорить с ним обо мне.
Теперь настала очередь Дрюса разозлиться.
– В том, что ты говоришь, нет ни капли смысла. С одной стороны, тебе не нужны его ухаживания, а с другой – я должен молчать о тебе.
– Не твое дело, – упорно повторила Уинн, хотя даже ей стало ясно, что она противоречит самой себе.
Она нахмурилась и прижала кисет к груди, пытаясь объяснить.
– Когда ты с ним говоришь обо мне – когда ты ставишь ему условия относительно меня, – это означает с твоей стороны какое-то одобрение. Которое ты не вправе давать, – поспешно добавила она. – Фактически ты позволяешь ему добиваться моего расположения.
Дрюс смущенно покачал головой:
– Неужели ты хочешь, чтобы я покинул тебя в такой ситуации? Не вмешался, если он чересчур осмелеет?
– Нет. То есть да. – Она с досадой вздохнула. – Дрюс, я ценю твою заботу. Ты почти снял груз с моих плеч тем, что поехал с нами. Но этот человек… этот человек не имеет никакого права преследовать меня, а потому и ты не должен указывать ему, как поступать со мной. Ты что-нибудь понял? А, кроме того, в Англии его ждет невеста. В награду за похищение моего ребенка ему обещана в жены одна из дочерей лорда Сомервилла, – едко добавила она.
– Ладно, Уинн, не стоит еще раз спорить по этому поводу. А что касается другой девушки, так ведь они еще не женаты, не правда ли? Я уверен, ты нравишься ему больше.
– Чертовы болваны! – выругалась она. – Воистину ты самый отвратительный из негодяев. Неужели не понятно, о чем я здесь тебе толкую? Я не желаю ему нравиться!
К Дрюсу вернулась былая самонадеянность.
– Да ладно, Уинн. Мне-то не ври. Я ведь тебя знаю с тех пор, когда ты ходила в коротких юбчонках, помнишь? Каждой женщине нужен муж, и ты не исключение. Клив будет тебе хорошим мужем.
Уинн открыла, было, рот, чтобы возразить на это смехотворное утверждение, но тут же закрыла. Спорить с Дрюсом было бесполезно, особенно когда у него на лице появлялось знакомое упрямое выражение. Она только потратит зря время, пытаясь вразумить пустоголового глупца, каким он оказался.
– Англия очень веселая страна, – заметил Артур из своего угла палатки.
– Да, все очень счастливы, – согласилась Изольда. Уинн сидела на коврике у самого выхода из палатки, обхватив руками колени, и смотрела на темные силуэты вокруг танцующего пламени.
– Я думаю, каждому человеку – даже англичанину – лучше всего на своей родной земле. Хотя проживи они какое-то время в Уэльсе, они быстро изменили бы свое мнение, – добавила она.
– Так значит, мы должны грустить, раз уехали из Уэльса? – спросила Бронуин.
Уинн печально улыбнулась, протянула руку в темноту, где лежала маленькая девочка, и погладила ее по коленке.
– Нет, не стоит грустить, моя милая. Мы просто поскучаем о доме и все же получим удовольствие от путешествия. Ведь это настоящее приключение, и нам следует узнать как можно больше за то время, что мы проведем в Англии. Например, получше выучить язык.
– А мы сегодня…
– …выучили новое слово, – сказали близнецы.
– Я слышала, как вы разговаривали с Дерриком, – сказала Уинн.
– Нед научил меня слову «шлюха», – похвастался Мэдок.
– Что!? Он научил вас такому слову?
– Ну… не то чтобы научил. Он… он сказал это слово Маркусу, а я спросил, что оно значит.
– Ну и что же он ответил? – забеспокоилась Уинн.
– Ну… он сказал, что это женщина, которая целует много разных мужчин. Много-много.
Уинн почувствовала некоторое облегчение, но ее злость не прошла. Грубые вояки – плохая компания для столь юных и впечатлительных существ, как ее дети. Уже не в первый раз Уинн спрашивала себя, как она могла поддаться на уговоры девочек и взять их с собой. Плохо уже одно то, что мальчики должны были поехать. А Изольду и Бронуин, конечно же, следовало оставить с Гуинет.
Но сейчас уже поздно что-нибудь менять. Придется как-то приспособиться, а завтра она первым делом переговорит с Кливом о том, что его воины сквернословят при детях остается надеяться, что сейчас он отреагирует правильнее, чем в тот раз, когда они безуспешно побеседовали о привязанности Артура.
От одной мысли о том разговоре – особенно о той ноте, на которой он закончился, – у нее сжималось внутри. Он был полон такой невозмутимой уверенности! Надо будет привлечь к разговору Дрюса, чтобы тот поддержал ее. В его присутствии Клив не осмелится быть слишком дерзким.
Хотя участие Дрюса во всем этом деле вызывало определенные подозрения. Уинн вспомнила, что говорил Клив в ту ночь в конюшне, когда ударила буря. Он дал обещание Дрюсу, что не воспользуется ее слабостью. Дрюсу! Как будто тот ее отец или брат. Но не покровительство Дрюса сейчас беспокоило Уинн, потому что, честно говоря, она была даже благодарна ему. Клив имел в виду что-то другое, что не давало ей покоя.
Неужели Дрюс догадался о личном интересе, который Клив проявил к ней? И если так, то одобрил ли он это?
Уинн выпрямилась и скосила глаза в сторону костра. Она услышала, как Мэдок прошептал что-то брату, но не получил ответа. Дети, в конце концов, задремали, но Уинн совсем не хотелось спать, и она все время прокручивала в уме эту новую абсурдную догадку.
Одно дело, что Дрюс вел себя как брат, когда речь шла о том, чтобы защитить ее и детей. Этого требовали от него их давнишняя дружба и тот факт, что они оба валлийцы. Но то, что он, видимо, одобрил ухаживания какого-то англичанина – если дерзкое преследование Клива можно было назвать ухаживанием, – выходило за все рамки. От одной этой мысли ее кровь закипала.
Завтра утром она первым делом поставит Дрюса на место. И после того как она задаст ему хорошую взбучку, они отправятся вместе к Кливу Фицуэрину.
До палатки докатились раскаты смеха, и Уинн сердито посмотрела на веселящихся людей. Кто-то поднялся в полный рост, и она узнала Клива. Широкие плечи и длинные темные волосы выделяли его среди остальных. Он поднял кружку, и что-то произнес, но слов она не разобрала. Все рассмеялись и в ответ подняли свои кружки. Потом все вместе выпили.
Негодяй, подумала она. Негодяи, все до единого. Она отвернулась и опустила полог палатки, чтобы не видеть их. Но, лежа на тюфяке, набитом мхом, натянув на себя плащ, она могла слышать каждый звук, который доносился от костра. Каждое неясно произнесенное слово, каждый тост или раскат смеха только еще больше очерняли мужчин в ее глазах. Если бы не было необходимо воспроизводить человеческий род, решила она, мир был бы гораздо лучше без всяких мужчин. Не было бы никаких войн. Не нужны были бы доспехи, оружие и даже боевые лошади. Никаких замков, рвов или насыпей. Мир превратился бы в тихую пастораль, где не было бы места ни сжатым кулакам, ни гневным голосам.
Но, даже перечисляя грехи, приписываемые мужскому роду – всем его представителям, включая баранов, жеребцов и быков, – она не могла сбросить со счетов один непреложный факт: без них жизнь была бы, безусловно, скучна.
– Уинн… Уинн. – Нетерпеливый голос Дрюса пробудил ее от сна, в котором она видела высокие стены замка, увитые лозой дикой белой омелы. Только на этой омеле то и дело расцветали розы, и росла она так быстро, что Уинн запуталась в ее ветвях и оказалась пригвожденной к темным стенам массивного замка. Когда к ней пробился голос Дрюса, она ухватилась за него как за соломинку.
– Что… что такое, Дрюс? – пробормотала она, садясь и отводя с глаз волосы. Затем, почувствовав в его голосе тревогу, она стряхнула остатки сна. – С тобой что-то произошло?
– Не со мной. Нет. Но один англичанин заболел, а двое других…
Уинн выглянула из палатки.
– Заболел? А что с ним?
Дрюс пожал плечами:
– Его всю ночь выворачивает наизнанку. И у тех двоих, похоже, начинается то же самое.
– Да они, скорее всего слишком много выпили. – Она еще раз откинула со лба темную непокорную прядь. – Так им и надо. Я слышала, как вы куролесили, когда все разумные люди давным-давно уже отправились на покой.
Но Дрюс только покачал головой:
– Нет, это не похоже на похмелье. У меня у самого голова гудит от вчерашней попойки. Но у Маркуса лихорадка, а теперь у Ричарда и Генри – тоже. Он болен, Уинн. Все трое больны. Ты можешь им помочь?
Уинн посмотрела мимо него на тела, съежившиеся вокруг потухшего костра. В предрассветной бледной серой дымке люди выглядели как привидения. У самой земли клубился туман, поэтому человек, свернувшийся калачиком на грубой подстилке, был едва различим. Откуда-то издали донеслось эхо тревожного крика иволги, заверещала белка и метнулась вверх по стволу высокой березы, царапая коготками по коре.
Наступило утро, но дети еще спали. Однако утро обещает быть интересным, усмехнулась про себя Уинн. До сих пор ей не представлялось случая испробовать на врагах свои снадобья, и вот теперь, в двух шагах от валлийской границы, их свалила болезнь. Уинн чуть не рассмеялась. Как хорошо все складывается.
Она выбралась из палатки и, окончательно проснувшись, выпрямилась во весь рост. Земля была холодной и влажной, но девушка не обратила на это внимания.
– Итак, троих из них свалила болезнь. Хотя чего другого можно ожидать, раз они затеяли отнять у валлийского ребенка его родной дом?
Дрюс с подозрением уставился на нее.
– Уинн, это ты наслала на них болезнь?
– Конечно, нет, – ответила она, не удержавшись от самодовольной улыбки. Пусть себе гадает. Пусть все гадают.
– Проклятие, Уинн! Это самая большая твоя глупость.
– Говорю тебе, я здесь ни при чем. Разве я трогала их кружки или хлеб? А то, что я приготовила, было в общем, котле. Все ели одно и то же. Может, мне и хотелось навредить им, но разве я стала бы рисковать тобой, Баррисом или детьми? – Она замолчала и посмотрела на него с презрением.
Тяжело вздохнув, Дрюс провел рукой по спутанным волосам.
– Не шути этим. Англичане и так сердиты. Они и вправду подозревают тебя, – добавил он шепотом.
Уинн вскинула голову и устремила взгляд на английский лагерь. В ее глазах сверкало неприкрытое злорадство.
– А мне все равно, что они подозревают. Я ничего не сделала, чтобы вызвать у них болезнь, от которой они теперь маются. Разве что только хотела. Интересно, – добавила она, задумчиво постукивая пальцем по подбородку, – а вдруг мои чары становятся сильнее. Возможно, теперь мне стоит только пожелать болезнь своему врагу, как она тотчас сразят его.
Дрюс отступил на шаг, и Уинн заметила, что ее слова произвели на него должное впечатление.
– При них не смей говорить такое, – прошипел он. – Не забывай, что мы сейчас в Англии. Здесь живо расправляются с теми, кого подозревают в колдовстве. – Он бросил взгляд через плечо и с трудом проглотил слюну, когда заметил, что высокий человек поднялся и пристально посмотрел на них. – Особенно помалкивай при Кливе. Это он послал меня за тобой. Лучше пойти к ним.
Уинн улыбнулась.
– Да, нам лучше пойти. Мы ведь не хотим рассердить их, не так ли?
Но, подвязывая волосы первой попавшейся лентой и надевая грязные башмаки, Уинн думала о том, что рассердить Клива отвечало ее желанию. Она взяла кисет, наполненный травами, и накинула короткую пелерину поверх незашнурованного платья. Потом повернулась к ожидавшему ее Дрюсу.
– А теперь о другом, Дрюс. Нам нужно поговорить о нашей дружбе. Твоей и моей. Надеюсь, ты не дал понять этому английскому рыцарю, что ты в ответе за меня и моих детей, хотя это совсем не так. Если все же ты это сделал, то моему гневу не будет предела.
Дрюс переступил с ноги на ногу.
– Гуинет особо велела мне заботиться о тебе и детях. Уинн слегка приподняла брови и смерила его ледяным взглядом.
– О нашей безопасности, возможно. Но ты мне не брат, не отец. И детям тоже. Этот Клив Фицуэрин… в общем, подкатывает ко мне.
– Я предупредил, чтобы он не вел себя слишком смело!
– Но это не твое дело.
Глаза Дрюса превратились в подозрительные щелки.
– Почему? Или ты предпочитаешь, чтобы он бегал за тобой более ретиво?
– Нет! – вскрикнула Уинн и стиснула зубы от возмущения. – Я предпочитаю, чтобы он пропал с лица земли, так чтобы мне его не видеть до конца жизни.
Дрюс секунду изучал ее.
– Тогда я еще раз предупрежу его посильнее.
– Нет! – снова запротестовала она. – Это совершенно не твое дело – говорить с ним обо мне.
Теперь настала очередь Дрюса разозлиться.
– В том, что ты говоришь, нет ни капли смысла. С одной стороны, тебе не нужны его ухаживания, а с другой – я должен молчать о тебе.
– Не твое дело, – упорно повторила Уинн, хотя даже ей стало ясно, что она противоречит самой себе.
Она нахмурилась и прижала кисет к груди, пытаясь объяснить.
– Когда ты с ним говоришь обо мне – когда ты ставишь ему условия относительно меня, – это означает с твоей стороны какое-то одобрение. Которое ты не вправе давать, – поспешно добавила она. – Фактически ты позволяешь ему добиваться моего расположения.
Дрюс смущенно покачал головой:
– Неужели ты хочешь, чтобы я покинул тебя в такой ситуации? Не вмешался, если он чересчур осмелеет?
– Нет. То есть да. – Она с досадой вздохнула. – Дрюс, я ценю твою заботу. Ты почти снял груз с моих плеч тем, что поехал с нами. Но этот человек… этот человек не имеет никакого права преследовать меня, а потому и ты не должен указывать ему, как поступать со мной. Ты что-нибудь понял? А, кроме того, в Англии его ждет невеста. В награду за похищение моего ребенка ему обещана в жены одна из дочерей лорда Сомервилла, – едко добавила она.
– Ладно, Уинн, не стоит еще раз спорить по этому поводу. А что касается другой девушки, так ведь они еще не женаты, не правда ли? Я уверен, ты нравишься ему больше.
– Чертовы болваны! – выругалась она. – Воистину ты самый отвратительный из негодяев. Неужели не понятно, о чем я здесь тебе толкую? Я не желаю ему нравиться!
К Дрюсу вернулась былая самонадеянность.
– Да ладно, Уинн. Мне-то не ври. Я ведь тебя знаю с тех пор, когда ты ходила в коротких юбчонках, помнишь? Каждой женщине нужен муж, и ты не исключение. Клив будет тебе хорошим мужем.
Уинн открыла, было, рот, чтобы возразить на это смехотворное утверждение, но тут же закрыла. Спорить с Дрюсом было бесполезно, особенно когда у него на лице появлялось знакомое упрямое выражение. Она только потратит зря время, пытаясь вразумить пустоголового глупца, каким он оказался.