– Я так старалась, – сказала она, едва сохраняя рассудок от страха. – Я понимаю, я должна его преодолеть.
Едва она успела договорить, одновременно со вспышкой молнии прогремел гром, и Мэри обнаружила, что крепко прижимается к теплой обнаженной защите и сильные руки, обнимая, закутывают ее в одеяло, и уткнулась лицом в волосы на теплой груди.
– Все хорошо, Мэри, – приговаривал лорд Эдмонд, положив щеку ей на макушку. – Я защищу тебя, любимая. С тобой не случится ничего плохого.
Еще минут пять, пока гроза была прямо у них над головой, он укачивал Мэри, а она прислушивалась к дождю, барабанившему по окнам, и к мощным ритмичным ударам сердца своего защитника. И неожиданно ужас исчез. Мэри почти с наслаждением внимала ярости стихии, расслабившись в теплом живом коконе. Откинув голову назад, она взглянула на лорда Эдмонда.
– Нет, Мэри, это большая ошибка. – Положив руку ей на голову, он снова, на этот раз не очень нежно, прижал ее к своей груди. – Отвернись. Когда ты не смотришь на меня, я могу представить себе, что ты напуганная служанка, или моя племянница, или моя невестка, или какая-то пожилая вдова. Если ты не смотришь на меня, все гораздо проще.
– Эдмонд.
– О Господи! Это не богохульство, Мэри, это горячая молитва. Куда подевался «милорд»? Скажи мне «милорд».
Сквозь тонкий муслин платья Мэри ощутила растущее возбуждение Эдмонда и напряжение в собственной груди. Она стояла не шевелясь.
– Кстати, Мэри, чья это была идея взять одеяло? Что мне нужно было сделать – но мы всегда задним умом крепки, – так это отвести тебя к себе в комнату и попросить отвернуться, пока я переодевался бы в сухую одежду… в надежную броню. Полагаю, ты достаточно хорошо знакома с мужской анатомией, чтобы безошибочно понять, что сейчас здесь может произойти? Нет, ничего не отвечай. Ты могла бы постараться быть тактичной и сказать: «Нет, я ничего не заметила», но это был бы болезненный удар по моей мужской гордости. Ну почему только я один все время болтаю?
– Эдмонд? – Мэри, снова подняв голову, опять заглянула ему в глаза.
– Значит, у тебя нет никакого уважения к моему титулу? – Он вздохнул. – Послушай, Мэри, если ты не хочешь, чтобы произошло то, что готово произойти, тебе лучше набраться мужества и освободиться из этого одеяла. Я хочу сказать, освободиться немедленно, а еще лучше было бы, если бы ты сделала это пять минут назад. Уверен, гроза ушла. Проклятие, я ведь человек. Боюсь, черт возьми, что я всего лишь человек.
– И я тоже, я тоже, черт возьми, всего лишь человек.
– Ну и язык. – Наклонив голову и закрыв глаза, лорд Эдмонд добавил, почти коснувшись ее губ:
– Боже, Мэри, я не хотел, чтобы это случилось вообще когда-нибудь. Я старался сделать хоть что-то порядочное. Но видимо, человек все же не может изменить себя, если много лет был эгоистом и все себе прощал.
– Тогда давай считать, что я соблазнила тебя. – Мэри обвила руками его шею. – А ты лишь моя жертва.
– Мэри, я только что сделал открытие, – со стоном сказал лорд Эдмонд. – Есть одна вещь, еще более возбуждающая, чем твое нагое тело, прижатое к моему, – это твое одетое тело рядом с моим нагим. Я ничего не могу поделать с собой. Клянусь, ничего.
– Я знаю. – Откинув голову, Мэри раскрыла губы, приглашая его к поцелую, и он без колебаний принял ее приглашение.
Целуя ее в губы, лорд Эдмонд провел языком по ним и за ними, так, что Мэри вздрогнула как от острой боли, потом его язык, скользнув глубже в ее рот, стал ласкать ее язык, пока в конце концов не установилось ритмичное движение его языка туда и обратно, обещавшее то, что должно было произойти.
– Мне всегда нравились у женщин длинные волосы. – Лорд Эдмонд, дыша в шею Мэри, ласкал пальцами ее волосы. – Мне нравилось, чтобы они окутывали грудь и спускались до талии. Но твои короткие кудри сводят меня с ума. Никогда не отращивай их, Мэри.
Его руки, блуждая по телу Мэри, нащупали затвердевшие соски, спустились к тонкой талии и замерли на бедрах. А руки Мэри, следуя их примеру, ощупали мускулистые плечи и выпуклые мышцы спины, скользнули к талии и узким бедрам, а затем к упругим твердым ягодицам.
– По-моему, я должен признать свое окончательное поражение, раздеть тебя и уложить на эту кровать. Так, Мэри?
– Да.
– И ты не будешь помогать мне. – Он покрыл поцелуями ее лицо.
– Нет.
– Значит, так и будет. – Просунув руки под платье Мэри, он снял его с плеч и стал медленно опускать вниз по рукам, пока оно, уже распущенное в талии, не упало на пол. – Ах! – Он снова привлек Мэри к себе и вздохнул у самого ее рта. – Пожалуй, я должен взять назад свои слова об одетых телах, Мэри. – К этому моменту одеяло уже тоже лежало в куче одежды у их ног.
Мэри медленно перевела дыхание. Она гораздо лучше отдавала себе отчет в том, что происходит, чем тем вечером в Воксхолле. Сейчас она чувствовала Эдмонда каждой частицей своего тела. Он был великолепен, и она любила его.
– Эдмонд, – шепнула Мэри, положив руки ему на плечи и прижавшись щекой к его щеке.
– Ты меня убедила. Больше не нужно ничего говорить. На кровать, любимая.
Он откинул покрывало, Мэри послушно легла на кровать и, нежась, вдруг задумалась, понял ли лорд Эдмонд, как только что назвал ее. Но даже если это вырвалось у него непроизвольно, этого было уже достаточно, ей было достаточно даже случайного слова.
– Мэри. – Он мгновенно оказался на ней, его руки поглаживали ей бока, а рот искал ее губы. – Я не хочу больше ждать, а ты? Скажи, что тоже не хочешь.
– Не хочу.
– Хорошая девочка. Мне нравятся послушные женщины. Я уже сказал тебе, как ты мне нравишься?
Нравишься! Мэри печально улыбнулась, не отстранившись от него, ее тело тянулось к нему, ее любовь жаждала физически насытиться им – пусть всего еще один лишь раз.
– Вот так. – Эдмонд коленями широко раздвинул ей ноги. – Вот так. – Он удобно устроился между ними, и Мэри услышала, как стучит ее собственное сердце. – Вот так, Мэри. – Он вошел в нее и замер, только когда был уже в самой глубине. – Вот так ты мне нравишься. А я тебе нравлюсь? Ну хоть немного? Скажи, что я хоть чуть-чуть нравлюсь тебе. Иначе ты мне этого не позволила бы, верно? – При свете свечей светло-голубые глаза заглянули в ее серые, и в них за страстью угадывалась тревога.
– Нравишься. Вот так. – Улыбнувшись, Мэри подняла ноги и обвила ими его бедра. – И вот так. – Упершись в матрац, она поднялась к нему, так что он глубже погрузился в нее. – И еще вот так. – Она напрягла внутренние мышцы, продвигая его еще глубже.
– О святые небеса! – простонал лорд Эдмонд, зарываясь лицом в ее волосы. – Ты стараешься доказать, что я могу вести себя еще и как неотесанный школяр? После этого мне нужно несколько минут передышки. Ты позволишь?
Расслабившись под ним, Мэри предоставила его телу играть со своим, отвлекая желание, позволила ему сосредоточиться и зажечься, а когда уже не могла больше контролировать себя, двигая бедрами, направила его еще глубже в себя, чтобы он дал ей облегчение, которого она жаждала.
– Эдмонд, – с мольбой прошептала Мэри.
– Да, любимая. – Он снова нашел губами ее рот. – О да, да!
И они вместе достигли его, того центра вселенной, который доступен только любящим в момент наивысшего блаженства. Ее тело еще продолжало вздрагивать, когда он перенес вес своего тела с нее на постель.
– Ну и ну, – произнес лорд Эдмонд минут через пять и, придвинувшись к Мэри, положил ее голову себе на плечо. – Да, переделки характера в таких условиях просто не могло произойти. Я очень сожалею, но искушение было слишком велико.
– Да, слишком.
– Я честно старался побороть его. Виноват дождь, от которого моя одежда стала чертовски мокрой. Возможно, моя железная воля осталась бы непоколебимой, если бы мне не пришлось раздеться.
Мэри хмыкнула.
– А вообще-то это совсем не смешно. Когда гроза кончится… Правда, мне кажется, она уже закончилась. Когда ты слышала последний гром? Во всяком случае, когда закончится этот вечер, ты поймешь, как и в прошлый раз, что только твой страх толкнул тебя на это. И снова я оказался здесь, чтобы разыграть сцену обольщения. Во время следующей грозы тебе лучше заранее убедиться, что мы с тобой на разных континентах и между нами океан.
– Эдмонд. – Мэри, повернувшись на бок, нежно коснулась пальцами его щеки. – Не нужно так переживать, это не было соблазнением.
– Но меня-то уж точно не приглашали к тебе в спальню, не так ли? Ты хочешь, чтобы я вызвал на дуэль Гудрича? Скажи «да». Мне ничего так не хочется, как получить возможность вправить ему мозги.
– Я разорвала нашу помолвку. Боюсь, я очень плохо обошлась с ним. У него была вполне обоснованная причина сердиться на меня.
– Значит, еще существует такая вещь, как храбрость. Неужели ты это и вправду сделала, Мэри? Во всяком случае, весьма приятно узнать, что я сейчас занимался любовью не с чьей-то невестой.
– У тебя был разговор с отцом?
– Мы плакали и распускали слюни друг перед другом, – поморщился лорд Эдмонд. – Это было в духе лучших сентиментальных мелодрам, Мэри.
– Но все хорошо?
– Он просил, чтобы я его простил. Чтобы я простил его – представляешь?
– Я очень рада за тебя. Я просто счастлива.
– Правда?
Улыбнувшись, Мэри кивнула.
– Почему у тебя опускаются веки и слова замирают на губах? Что, я был не очень хорош? Скажи мне, что я был хорош.
– Ты был хорош, – сказала Мэри, закрыв глаза. – А теперь ты должен вернуть мне комплимент и сказать, что ты такой же сонный и что я была хороша.
– Я разговариваю уже во сне, а ты была… ну просто превосходна.
Мэри продолжала улыбаться. Она любила лорда Эдмонда и нравилась ему. Интересно, что он сказал бы, если бы она призналась ему в своих чувствах, изменило бы это что-нибудь? Но несомненно, разумнее держать рот на замке. Она всегда знала, что они чужды друг другу, во всем, кроме физического влечения. Конечно, того, что произошло за эти дни, недостаточно, чтобы между ними могли возникнуть какие-то отношения. Он прав, это гроза виновата в том, что все казалось возможным, безусловно, только гроза – и удовольствие от занятий любовью.
И Мэри погрузилась в сон, не успев решить, стоит ли произнести вслух свои выводы.
Но женится он не на Мэри, для брака с Мэри он уже упустил время. И эта мысль не принесла ему успокоения.
– Ты не спишь, – потянувшись и открыв глаза, улыбнулась ему Мэри.
– Мэри. – Он поцеловал ее в губы, пробуя ее вкус и вспоминая его. – Это «прощай». Ты ведь это понимаешь? Пройдет еще день, и я уже больше не буду докучать тебе. И на сей раз я сдержу свое обещание.
Все так же улыбаясь, Мэри снова заглянула в глубину его глаз.
– Скажи мне кое-что. – Лорд Эдмонд хотел бы об этом не думать, но от действительности не уйдешь. – Есть ли вероятность, что у тебя может быть от меня ребенок?
Мэри смутилась, но не отвела взгляда и, немного подумав, сказала:
– Да.
Лорд Эдмонд выругался.
– Ну и язык, – заметила Мэри.
– Послушай, Мэри, если выяснится, что это так, ты должна написать мне. Обещаешь? Я приеду к тебе в Лондон и женюсь на тебе. Я понимаю, для тебя это будет ужасная судьба, и очень сожалею, но альтернатива будет еще хуже. Ты обещаешь, что напишешь мне? Ведь я все равно узнаю.
– Напишу, – пообещала Мэри после долгой паузы.
– Дождь перестает, но все равно пройдет еще несколько часов, прежде чем все остальные начнут возвращаться в дом. Мысль очень заманчивая.
– Да.
Внимательно посмотрев на Мэри, лорд Эдмонд безошибочно определил, что Мэри еще пребывает в том состоянии расслабленности после грозы, в каком была в его алой комнате в ночь после Воксхолла. Искушение было почти непреодолимым – она тоже этого хотела, еще раз, еще один только раз. Еще один раз и еще один шанс заронить в нее свое семя.
Лорд Эдмонд поцеловал Мэри, отвернулся и, больше не глядя ей в глаза, вытащил руку у нее из-под головы.
– Бог мой, мокрая одежда или римская тога – что выбрать? – Он рывком сел на край кровати. – Если я выйду отсюда, с головы до ног закутанный в тогу, слуги наверняка выстроятся в шеренгу у твоей двери, чтобы полюбоваться таким зрелищем.
Он нагишом пересек комнату, чувствуя взгляд Мэри, прикованный к своей спине, и с некоторым отвращением посмотрел на груду своей одежды, еще несомненно мокрой. Панталоны лежали немного в стороне от остальных вещей, но тоже были сырыми, сырыми и холодными; однако он, скривившись, натянул их на себя.
– Как раз то, что нужно, чтобы охладить мой пыл, – пошутил лорд Эдмонд. – Гроза прошла, и я не думаю, что она вернется. С тобой все будет з порядке, Мэри? – Обернувшись, он увидел, что она с пылающим лицом и восхитительно растрепанными кудрями сидит на кровати в синем шелковом халате.
– Со мной все будет в порядке, – заверила она его.
– Тогда спокойной ночи. – Собрав свою мокрую одежду, он решительно открыл дверь и, перешагнув через порог, закрыл ее за собой, не позволив себе оглянуться.
Когда-то лорд Эдмонд хотел, чтобы Мэри стала его любовницей, его подругой по постели, его забавой, но с тех пор он изменился. В последние дни он пережил несколько эмоционально напряженных моментов; разрыв с семьей, видимо, был преодолен, и вместе с этим ушли ожесточенность и чувство вины, отравлявшие всю его взрослую жизнь. Теперь он стал другим, казалось, хотел, чтобы произошедшие с ним перемены остались навсегда. Теперь ему не было нужно, чтобы она была его любовницей; то, что сейчас он отказал себе в удовольствии заняться с ней любовью, доказало это, и Мэри уже стала думать, что, возможно, она и в самом деле соблазнила его.
Однако не было и никаких оснований предполагать, что лорд Эдмонд хотел бы сделать ее своей женой. Мэри нравилась ему, он произнес это слово, занимаясь с ней любовью. Но «нравилась» не означало, что он любил ее. Ясно, что Мэри привлекала его, но влечение – это совсем не любовь. Он сказал, что женится на ней, если окажется, что у нее будет ребенок, однако это совсем не означало, что он этого хочет.
«Правильнее будет оставить все как есть, – решила Мэри, – это лучше, чем поставить его в неловкое положение, дав ему понять, что я его люблю и что вопреки всему мечтаю о будущем с ним, но не в роли любовницы, а в роли жены». Возможно, он счел бы себя обязанным сделать ей предложение, намекни она на что-нибудь подобное.
Но вдруг его отказ от нее, его «прощай» вызваны уверенностью в том, что ей от него ничего не нужно? Вдруг лорд Эдмонд считает, что, отказываясь от нее, он благородно поступает по отношению к ней?
Что, если, не правильно поняв друг друга, всю оставшуюся жизнь они проживут порознь просто из-за того, что ни у кого из них не хватило смелости открыть свое сердце? С этой мыслью Мэри не могла примириться. «Значит, – решила она, – нужно мне отважиться и намекнуть на это лорду Эдмонду».
Стоя у окна, Мэри снова – уже по меньшей мере в десятый раз – обдумала все доводы и снова пришла к тому же решению. Она не могла ждать до утра, когда, возможно, увидит все в ином свете, когда бесчувственный голос разума может заставить ее молчать. Если ее любовь решает сделать еще одну попытку, даже если Мэри суждено получить отказ и испытать унижение, тогда это должно произойти сейчас.
Решительно отвернувшись от окна, Мэри направилась к двери, но не успела сделать и трех шагов, как раздался легкий стук, вслед за которым дверь немедленно отворилась и лорд Эдмонд точно так же, как незадолго до этого, вошел к ней в спальню, только на сей раз на нем был парчовый халат, немного более темного синего цвета, чем у Мэри.
– Мэри, ты знаешь, я очень опасный человек, – заговорил он, закрыв дверь. – Ненадежный и совершенно не заслуживающий доверия. Если бы меня разыгрывали в тотализатор в клубах, я не получил бы ни единой ставки, ни один человек добровольно не поставил бы на меня. Шанс, что я сделаю что-то стоящее в своей жизни, очень сомнителен. Ведь ты согласна со мной?
Мэри вздохнула, но ничего не ответила.
– Нужно быть дураком, чтобы доверять мне и страдать по мне.
– Эдмонд, – перебила его Мэри, – я шла к тебе в комнату. Почему ты вернулся? Что ты пытаешься объяснить мне?
– Я уезжаю домой, Мэри, в Уиллоу-Корт, чтобы остаться там. Я не знаю о нем ничего, кроме того, с чем успел познакомиться за те несколько недель, которые прожил там. Я не знаю ничего ни о сельском хозяйстве, ни об арендаторах, ни об арендной плате, ни об осушении, вообще ни о чем таком. Но я намерен все это изучить и собираюсь стать этаким скучным английским типом – провинциальным джентльменом. Обидно, что еще по меньшей мере год все будут презрительно смеяться просто при упоминании моего имени. – Он улыбнулся Мэри, и она попыталась улыбнуться в ответ. – Дом невероятно запущен, и сад тоже. А я совершенно не представляю, как обращаются с домами и садами. Я только знаю, что сейчас все это выглядит заброшенным, необжитым и неуютным. Там нужна женская рука. – Мэри молча облизнула губы, и лорд Эдмонд продолжил:
– И дому нужны дети, шумные, веселые, непослушные детишки с грязными ногами и с испачканными вареньем губами.
– Эдмонд, я люблю тебя.
Но он, ничего не слыша, спешил высказать то, ради чего пришел:
– Я не могу представить никаких доказательств, что мое решение стать другим и в самом деле приведет к каким-либо результатам. Быть может, Мэри, я потерплю полный провал. Возможно, все это только мечты. Я не завидую женщине, которая будет так добра, что решится дать мне шанс. Не исключено, что ее постигнет разочарование. Думаю,^ прав, как ты считаешь? Любая женщина оказалась бы в дураках.
– Эдмонд, я люблю тебя, – повторила Мэри.
– Но что касается тебя, Мэри, – не обращая ни на что внимания, горячо продолжал лорд Эдмонд, – я хочу, чтобы ты поехала со мной. У тебя будет загородный дом, дети, если я способен произвести их на свет, и муж, который будет стараться всегда любить тебя так, как сегодня, и сделать твою жизнь счастливой. Ты поедешь со мной? Уверен, любой посоветовал бы тебе сказать «нет». – Он замолчал и в упор посмотрел на Мэри. – Что ты говорила?
– Я люблю тебя.
– Это просто из-за грозы, она делает тебя немного-странной, ты должна это признать, Мэри.
– Значит, ты тоже должен будешь рискнуть. А мне придется повторять эти слова и завтра, и на следующей неделе, и через год, и через двадцать, тридцать, сорок лет. Будущее – это всегда риск, но он и есть самое чудесное и возбуждающее в жизни. Когда я должна поехать с тобой?
– Ты говоришь «да»? – Не веря, лорд Эдмонд смотрел на Мэри. – После всего, что я тебе сделал? Несмотря на неприязнь, которую ты питала ко мне в Лондоне?
– Я боялась. Боялась, что в ответ на свою любовь получу лишь вожделение, да и то лишь на короткое время. Эдмонд, не могу выразить словами, как я мечтаю о таком доме в провинции и детях. Пусть их будет несколько, хорошо? О, надеюсь, да. И все это я хочу иметь с тобой, а не с кем-то другим. Только с тобой.
– А я рисовал себе картину того, как удираю из этой комнаты через две минуты после моего появления в ней, получив резкий отпор, хорошую пощечину и, возможно, туфлю вдогонку, – засмеялся лорд Эдмонд, – но, Мэри, я должен был прийти. Я не мог потерять тебя только из-за того, что боялся задать тебе самый важный вопрос. Ты выйдешь за меня замуж?
– Да. – Подойдя к нему, Мэри положила руки ему на плечи. – Когда, Эдмонд? Прошу тебя, пусть это будет поскорее. Пожалуйста, поскорее.
– Ровно через месяц. И в самом худшем случае наш первый ребенок появится на свет не меньше чем через восемь месяцев после свадьбы. Можно будет сказать, что он родился раньше времени, и надеяться, что он не будет весить двадцать фунтов. Как ты думаешь, Мэри, сегодня плохое время для тебя или хорошее?
– Я думаю, самое хорошее.
– Боже, это правда, Мэри? Правда?
– Да. – Просунув руку под шелковый воротник его халата, Мэри потянулась поцеловать его в ухо. – Это означает, что ночь после нашей свадьбы тоже будет самым хорошим временем.
– Но ты же не собираешься снова соблазнить меня? – Обняв Мэри за талию, он прижал ее к себе. – Знаешь, Мэри, ты обладаешь поразительными способностями к этому.
– Эдмонд, – крепче обхватив его руками за шею, она подняла к нему лицо, – ты сказал, что хочешь всегда любить меня так, как любил сегодня. Скажи, как сильно ты меня любишь.
– Если пожелаешь, любимая, завтра я напишу об этом поэму. На латыни. А сегодня не будет ли лучше, если я просто покажу тебе это?
– Да, – улыбнулась Мэри после секундного раздумья, – люби меня, Эдмонд!
Едва она успела договорить, одновременно со вспышкой молнии прогремел гром, и Мэри обнаружила, что крепко прижимается к теплой обнаженной защите и сильные руки, обнимая, закутывают ее в одеяло, и уткнулась лицом в волосы на теплой груди.
– Все хорошо, Мэри, – приговаривал лорд Эдмонд, положив щеку ей на макушку. – Я защищу тебя, любимая. С тобой не случится ничего плохого.
Еще минут пять, пока гроза была прямо у них над головой, он укачивал Мэри, а она прислушивалась к дождю, барабанившему по окнам, и к мощным ритмичным ударам сердца своего защитника. И неожиданно ужас исчез. Мэри почти с наслаждением внимала ярости стихии, расслабившись в теплом живом коконе. Откинув голову назад, она взглянула на лорда Эдмонда.
– Нет, Мэри, это большая ошибка. – Положив руку ей на голову, он снова, на этот раз не очень нежно, прижал ее к своей груди. – Отвернись. Когда ты не смотришь на меня, я могу представить себе, что ты напуганная служанка, или моя племянница, или моя невестка, или какая-то пожилая вдова. Если ты не смотришь на меня, все гораздо проще.
– Эдмонд.
– О Господи! Это не богохульство, Мэри, это горячая молитва. Куда подевался «милорд»? Скажи мне «милорд».
Сквозь тонкий муслин платья Мэри ощутила растущее возбуждение Эдмонда и напряжение в собственной груди. Она стояла не шевелясь.
– Кстати, Мэри, чья это была идея взять одеяло? Что мне нужно было сделать – но мы всегда задним умом крепки, – так это отвести тебя к себе в комнату и попросить отвернуться, пока я переодевался бы в сухую одежду… в надежную броню. Полагаю, ты достаточно хорошо знакома с мужской анатомией, чтобы безошибочно понять, что сейчас здесь может произойти? Нет, ничего не отвечай. Ты могла бы постараться быть тактичной и сказать: «Нет, я ничего не заметила», но это был бы болезненный удар по моей мужской гордости. Ну почему только я один все время болтаю?
– Эдмонд? – Мэри, снова подняв голову, опять заглянула ему в глаза.
– Значит, у тебя нет никакого уважения к моему титулу? – Он вздохнул. – Послушай, Мэри, если ты не хочешь, чтобы произошло то, что готово произойти, тебе лучше набраться мужества и освободиться из этого одеяла. Я хочу сказать, освободиться немедленно, а еще лучше было бы, если бы ты сделала это пять минут назад. Уверен, гроза ушла. Проклятие, я ведь человек. Боюсь, черт возьми, что я всего лишь человек.
– И я тоже, я тоже, черт возьми, всего лишь человек.
– Ну и язык. – Наклонив голову и закрыв глаза, лорд Эдмонд добавил, почти коснувшись ее губ:
– Боже, Мэри, я не хотел, чтобы это случилось вообще когда-нибудь. Я старался сделать хоть что-то порядочное. Но видимо, человек все же не может изменить себя, если много лет был эгоистом и все себе прощал.
– Тогда давай считать, что я соблазнила тебя. – Мэри обвила руками его шею. – А ты лишь моя жертва.
– Мэри, я только что сделал открытие, – со стоном сказал лорд Эдмонд. – Есть одна вещь, еще более возбуждающая, чем твое нагое тело, прижатое к моему, – это твое одетое тело рядом с моим нагим. Я ничего не могу поделать с собой. Клянусь, ничего.
– Я знаю. – Откинув голову, Мэри раскрыла губы, приглашая его к поцелую, и он без колебаний принял ее приглашение.
Целуя ее в губы, лорд Эдмонд провел языком по ним и за ними, так, что Мэри вздрогнула как от острой боли, потом его язык, скользнув глубже в ее рот, стал ласкать ее язык, пока в конце концов не установилось ритмичное движение его языка туда и обратно, обещавшее то, что должно было произойти.
– Мне всегда нравились у женщин длинные волосы. – Лорд Эдмонд, дыша в шею Мэри, ласкал пальцами ее волосы. – Мне нравилось, чтобы они окутывали грудь и спускались до талии. Но твои короткие кудри сводят меня с ума. Никогда не отращивай их, Мэри.
Его руки, блуждая по телу Мэри, нащупали затвердевшие соски, спустились к тонкой талии и замерли на бедрах. А руки Мэри, следуя их примеру, ощупали мускулистые плечи и выпуклые мышцы спины, скользнули к талии и узким бедрам, а затем к упругим твердым ягодицам.
– По-моему, я должен признать свое окончательное поражение, раздеть тебя и уложить на эту кровать. Так, Мэри?
– Да.
– И ты не будешь помогать мне. – Он покрыл поцелуями ее лицо.
– Нет.
– Значит, так и будет. – Просунув руки под платье Мэри, он снял его с плеч и стал медленно опускать вниз по рукам, пока оно, уже распущенное в талии, не упало на пол. – Ах! – Он снова привлек Мэри к себе и вздохнул у самого ее рта. – Пожалуй, я должен взять назад свои слова об одетых телах, Мэри. – К этому моменту одеяло уже тоже лежало в куче одежды у их ног.
Мэри медленно перевела дыхание. Она гораздо лучше отдавала себе отчет в том, что происходит, чем тем вечером в Воксхолле. Сейчас она чувствовала Эдмонда каждой частицей своего тела. Он был великолепен, и она любила его.
– Эдмонд, – шепнула Мэри, положив руки ему на плечи и прижавшись щекой к его щеке.
– Ты меня убедила. Больше не нужно ничего говорить. На кровать, любимая.
Он откинул покрывало, Мэри послушно легла на кровать и, нежась, вдруг задумалась, понял ли лорд Эдмонд, как только что назвал ее. Но даже если это вырвалось у него непроизвольно, этого было уже достаточно, ей было достаточно даже случайного слова.
– Мэри. – Он мгновенно оказался на ней, его руки поглаживали ей бока, а рот искал ее губы. – Я не хочу больше ждать, а ты? Скажи, что тоже не хочешь.
– Не хочу.
– Хорошая девочка. Мне нравятся послушные женщины. Я уже сказал тебе, как ты мне нравишься?
Нравишься! Мэри печально улыбнулась, не отстранившись от него, ее тело тянулось к нему, ее любовь жаждала физически насытиться им – пусть всего еще один лишь раз.
– Вот так. – Эдмонд коленями широко раздвинул ей ноги. – Вот так. – Он удобно устроился между ними, и Мэри услышала, как стучит ее собственное сердце. – Вот так, Мэри. – Он вошел в нее и замер, только когда был уже в самой глубине. – Вот так ты мне нравишься. А я тебе нравлюсь? Ну хоть немного? Скажи, что я хоть чуть-чуть нравлюсь тебе. Иначе ты мне этого не позволила бы, верно? – При свете свечей светло-голубые глаза заглянули в ее серые, и в них за страстью угадывалась тревога.
– Нравишься. Вот так. – Улыбнувшись, Мэри подняла ноги и обвила ими его бедра. – И вот так. – Упершись в матрац, она поднялась к нему, так что он глубже погрузился в нее. – И еще вот так. – Она напрягла внутренние мышцы, продвигая его еще глубже.
– О святые небеса! – простонал лорд Эдмонд, зарываясь лицом в ее волосы. – Ты стараешься доказать, что я могу вести себя еще и как неотесанный школяр? После этого мне нужно несколько минут передышки. Ты позволишь?
Расслабившись под ним, Мэри предоставила его телу играть со своим, отвлекая желание, позволила ему сосредоточиться и зажечься, а когда уже не могла больше контролировать себя, двигая бедрами, направила его еще глубже в себя, чтобы он дал ей облегчение, которого она жаждала.
– Эдмонд, – с мольбой прошептала Мэри.
– Да, любимая. – Он снова нашел губами ее рот. – О да, да!
И они вместе достигли его, того центра вселенной, который доступен только любящим в момент наивысшего блаженства. Ее тело еще продолжало вздрагивать, когда он перенес вес своего тела с нее на постель.
– Ну и ну, – произнес лорд Эдмонд минут через пять и, придвинувшись к Мэри, положил ее голову себе на плечо. – Да, переделки характера в таких условиях просто не могло произойти. Я очень сожалею, но искушение было слишком велико.
– Да, слишком.
– Я честно старался побороть его. Виноват дождь, от которого моя одежда стала чертовски мокрой. Возможно, моя железная воля осталась бы непоколебимой, если бы мне не пришлось раздеться.
Мэри хмыкнула.
– А вообще-то это совсем не смешно. Когда гроза кончится… Правда, мне кажется, она уже закончилась. Когда ты слышала последний гром? Во всяком случае, когда закончится этот вечер, ты поймешь, как и в прошлый раз, что только твой страх толкнул тебя на это. И снова я оказался здесь, чтобы разыграть сцену обольщения. Во время следующей грозы тебе лучше заранее убедиться, что мы с тобой на разных континентах и между нами океан.
– Эдмонд. – Мэри, повернувшись на бок, нежно коснулась пальцами его щеки. – Не нужно так переживать, это не было соблазнением.
– Но меня-то уж точно не приглашали к тебе в спальню, не так ли? Ты хочешь, чтобы я вызвал на дуэль Гудрича? Скажи «да». Мне ничего так не хочется, как получить возможность вправить ему мозги.
– Я разорвала нашу помолвку. Боюсь, я очень плохо обошлась с ним. У него была вполне обоснованная причина сердиться на меня.
– Значит, еще существует такая вещь, как храбрость. Неужели ты это и вправду сделала, Мэри? Во всяком случае, весьма приятно узнать, что я сейчас занимался любовью не с чьей-то невестой.
– У тебя был разговор с отцом?
– Мы плакали и распускали слюни друг перед другом, – поморщился лорд Эдмонд. – Это было в духе лучших сентиментальных мелодрам, Мэри.
– Но все хорошо?
– Он просил, чтобы я его простил. Чтобы я простил его – представляешь?
– Я очень рада за тебя. Я просто счастлива.
– Правда?
Улыбнувшись, Мэри кивнула.
– Почему у тебя опускаются веки и слова замирают на губах? Что, я был не очень хорош? Скажи мне, что я был хорош.
– Ты был хорош, – сказала Мэри, закрыв глаза. – А теперь ты должен вернуть мне комплимент и сказать, что ты такой же сонный и что я была хороша.
– Я разговариваю уже во сне, а ты была… ну просто превосходна.
Мэри продолжала улыбаться. Она любила лорда Эдмонда и нравилась ему. Интересно, что он сказал бы, если бы она призналась ему в своих чувствах, изменило бы это что-нибудь? Но несомненно, разумнее держать рот на замке. Она всегда знала, что они чужды друг другу, во всем, кроме физического влечения. Конечно, того, что произошло за эти дни, недостаточно, чтобы между ними могли возникнуть какие-то отношения. Он прав, это гроза виновата в том, что все казалось возможным, безусловно, только гроза – и удовольствие от занятий любовью.
И Мэри погрузилась в сон, не успев решить, стоит ли произнести вслух свои выводы.
* * *
Лорд Эдмонд не спал. Он лежал, глядя на колеблющиеся узоры теней, образовывавшиеся при свете свечей, и прислушивался к постепенно утихавшему снаружи дождю и далеким раскатам грома. Он лежал без сна, вспоминая прикосновения Мэри, чувствуя ее запах и сожалея о потраченных впустую пятнадцати годах – годах, сделавших его изгоем общества. У него не осталось ничего, что он мог бы предложить порядочной женщине, женщине, которую любил. Единственное, что ему оставалось, – это исправить свои ошибки в будущем, сделав хоть что-то стоящее в оставшиеся годы. В конце концов, это могла быть даже женитьба и дети, несмотря на то что ему уже стукнуло тридцать шесть. Быть может, он в итоге заслужит это.Но женится он не на Мэри, для брака с Мэри он уже упустил время. И эта мысль не принесла ему успокоения.
– Ты не спишь, – потянувшись и открыв глаза, улыбнулась ему Мэри.
– Мэри. – Он поцеловал ее в губы, пробуя ее вкус и вспоминая его. – Это «прощай». Ты ведь это понимаешь? Пройдет еще день, и я уже больше не буду докучать тебе. И на сей раз я сдержу свое обещание.
Все так же улыбаясь, Мэри снова заглянула в глубину его глаз.
– Скажи мне кое-что. – Лорд Эдмонд хотел бы об этом не думать, но от действительности не уйдешь. – Есть ли вероятность, что у тебя может быть от меня ребенок?
Мэри смутилась, но не отвела взгляда и, немного подумав, сказала:
– Да.
Лорд Эдмонд выругался.
– Ну и язык, – заметила Мэри.
– Послушай, Мэри, если выяснится, что это так, ты должна написать мне. Обещаешь? Я приеду к тебе в Лондон и женюсь на тебе. Я понимаю, для тебя это будет ужасная судьба, и очень сожалею, но альтернатива будет еще хуже. Ты обещаешь, что напишешь мне? Ведь я все равно узнаю.
– Напишу, – пообещала Мэри после долгой паузы.
– Дождь перестает, но все равно пройдет еще несколько часов, прежде чем все остальные начнут возвращаться в дом. Мысль очень заманчивая.
– Да.
Внимательно посмотрев на Мэри, лорд Эдмонд безошибочно определил, что Мэри еще пребывает в том состоянии расслабленности после грозы, в каком была в его алой комнате в ночь после Воксхолла. Искушение было почти непреодолимым – она тоже этого хотела, еще раз, еще один только раз. Еще один раз и еще один шанс заронить в нее свое семя.
Лорд Эдмонд поцеловал Мэри, отвернулся и, больше не глядя ей в глаза, вытащил руку у нее из-под головы.
– Бог мой, мокрая одежда или римская тога – что выбрать? – Он рывком сел на край кровати. – Если я выйду отсюда, с головы до ног закутанный в тогу, слуги наверняка выстроятся в шеренгу у твоей двери, чтобы полюбоваться таким зрелищем.
Он нагишом пересек комнату, чувствуя взгляд Мэри, прикованный к своей спине, и с некоторым отвращением посмотрел на груду своей одежды, еще несомненно мокрой. Панталоны лежали немного в стороне от остальных вещей, но тоже были сырыми, сырыми и холодными; однако он, скривившись, натянул их на себя.
– Как раз то, что нужно, чтобы охладить мой пыл, – пошутил лорд Эдмонд. – Гроза прошла, и я не думаю, что она вернется. С тобой все будет з порядке, Мэри? – Обернувшись, он увидел, что она с пылающим лицом и восхитительно растрепанными кудрями сидит на кровати в синем шелковом халате.
– Со мной все будет в порядке, – заверила она его.
– Тогда спокойной ночи. – Собрав свою мокрую одежду, он решительно открыл дверь и, перешагнув через порог, закрыл ее за собой, не позволив себе оглянуться.
* * *
Мэри долго стояла у окна, глядя в темноту. Прекратились даже далекие вспышки молний, не сопровождавшиеся громом. Дождь совсем перестал, и скоро, видимо, начнут возвращаться экипажи, если только дождь не был таким сильным, что дороги стали слишком скользкими.Когда-то лорд Эдмонд хотел, чтобы Мэри стала его любовницей, его подругой по постели, его забавой, но с тех пор он изменился. В последние дни он пережил несколько эмоционально напряженных моментов; разрыв с семьей, видимо, был преодолен, и вместе с этим ушли ожесточенность и чувство вины, отравлявшие всю его взрослую жизнь. Теперь он стал другим, казалось, хотел, чтобы произошедшие с ним перемены остались навсегда. Теперь ему не было нужно, чтобы она была его любовницей; то, что сейчас он отказал себе в удовольствии заняться с ней любовью, доказало это, и Мэри уже стала думать, что, возможно, она и в самом деле соблазнила его.
Однако не было и никаких оснований предполагать, что лорд Эдмонд хотел бы сделать ее своей женой. Мэри нравилась ему, он произнес это слово, занимаясь с ней любовью. Но «нравилась» не означало, что он любил ее. Ясно, что Мэри привлекала его, но влечение – это совсем не любовь. Он сказал, что женится на ней, если окажется, что у нее будет ребенок, однако это совсем не означало, что он этого хочет.
«Правильнее будет оставить все как есть, – решила Мэри, – это лучше, чем поставить его в неловкое положение, дав ему понять, что я его люблю и что вопреки всему мечтаю о будущем с ним, но не в роли любовницы, а в роли жены». Возможно, он счел бы себя обязанным сделать ей предложение, намекни она на что-нибудь подобное.
Но вдруг его отказ от нее, его «прощай» вызваны уверенностью в том, что ей от него ничего не нужно? Вдруг лорд Эдмонд считает, что, отказываясь от нее, он благородно поступает по отношению к ней?
Что, если, не правильно поняв друг друга, всю оставшуюся жизнь они проживут порознь просто из-за того, что ни у кого из них не хватило смелости открыть свое сердце? С этой мыслью Мэри не могла примириться. «Значит, – решила она, – нужно мне отважиться и намекнуть на это лорду Эдмонду».
Стоя у окна, Мэри снова – уже по меньшей мере в десятый раз – обдумала все доводы и снова пришла к тому же решению. Она не могла ждать до утра, когда, возможно, увидит все в ином свете, когда бесчувственный голос разума может заставить ее молчать. Если ее любовь решает сделать еще одну попытку, даже если Мэри суждено получить отказ и испытать унижение, тогда это должно произойти сейчас.
Решительно отвернувшись от окна, Мэри направилась к двери, но не успела сделать и трех шагов, как раздался легкий стук, вслед за которым дверь немедленно отворилась и лорд Эдмонд точно так же, как незадолго до этого, вошел к ней в спальню, только на сей раз на нем был парчовый халат, немного более темного синего цвета, чем у Мэри.
– Мэри, ты знаешь, я очень опасный человек, – заговорил он, закрыв дверь. – Ненадежный и совершенно не заслуживающий доверия. Если бы меня разыгрывали в тотализатор в клубах, я не получил бы ни единой ставки, ни один человек добровольно не поставил бы на меня. Шанс, что я сделаю что-то стоящее в своей жизни, очень сомнителен. Ведь ты согласна со мной?
Мэри вздохнула, но ничего не ответила.
– Нужно быть дураком, чтобы доверять мне и страдать по мне.
– Эдмонд, – перебила его Мэри, – я шла к тебе в комнату. Почему ты вернулся? Что ты пытаешься объяснить мне?
– Я уезжаю домой, Мэри, в Уиллоу-Корт, чтобы остаться там. Я не знаю о нем ничего, кроме того, с чем успел познакомиться за те несколько недель, которые прожил там. Я не знаю ничего ни о сельском хозяйстве, ни об арендаторах, ни об арендной плате, ни об осушении, вообще ни о чем таком. Но я намерен все это изучить и собираюсь стать этаким скучным английским типом – провинциальным джентльменом. Обидно, что еще по меньшей мере год все будут презрительно смеяться просто при упоминании моего имени. – Он улыбнулся Мэри, и она попыталась улыбнуться в ответ. – Дом невероятно запущен, и сад тоже. А я совершенно не представляю, как обращаются с домами и садами. Я только знаю, что сейчас все это выглядит заброшенным, необжитым и неуютным. Там нужна женская рука. – Мэри молча облизнула губы, и лорд Эдмонд продолжил:
– И дому нужны дети, шумные, веселые, непослушные детишки с грязными ногами и с испачканными вареньем губами.
– Эдмонд, я люблю тебя.
Но он, ничего не слыша, спешил высказать то, ради чего пришел:
– Я не могу представить никаких доказательств, что мое решение стать другим и в самом деле приведет к каким-либо результатам. Быть может, Мэри, я потерплю полный провал. Возможно, все это только мечты. Я не завидую женщине, которая будет так добра, что решится дать мне шанс. Не исключено, что ее постигнет разочарование. Думаю,^ прав, как ты считаешь? Любая женщина оказалась бы в дураках.
– Эдмонд, я люблю тебя, – повторила Мэри.
– Но что касается тебя, Мэри, – не обращая ни на что внимания, горячо продолжал лорд Эдмонд, – я хочу, чтобы ты поехала со мной. У тебя будет загородный дом, дети, если я способен произвести их на свет, и муж, который будет стараться всегда любить тебя так, как сегодня, и сделать твою жизнь счастливой. Ты поедешь со мной? Уверен, любой посоветовал бы тебе сказать «нет». – Он замолчал и в упор посмотрел на Мэри. – Что ты говорила?
– Я люблю тебя.
– Это просто из-за грозы, она делает тебя немного-странной, ты должна это признать, Мэри.
– Значит, ты тоже должен будешь рискнуть. А мне придется повторять эти слова и завтра, и на следующей неделе, и через год, и через двадцать, тридцать, сорок лет. Будущее – это всегда риск, но он и есть самое чудесное и возбуждающее в жизни. Когда я должна поехать с тобой?
– Ты говоришь «да»? – Не веря, лорд Эдмонд смотрел на Мэри. – После всего, что я тебе сделал? Несмотря на неприязнь, которую ты питала ко мне в Лондоне?
– Я боялась. Боялась, что в ответ на свою любовь получу лишь вожделение, да и то лишь на короткое время. Эдмонд, не могу выразить словами, как я мечтаю о таком доме в провинции и детях. Пусть их будет несколько, хорошо? О, надеюсь, да. И все это я хочу иметь с тобой, а не с кем-то другим. Только с тобой.
– А я рисовал себе картину того, как удираю из этой комнаты через две минуты после моего появления в ней, получив резкий отпор, хорошую пощечину и, возможно, туфлю вдогонку, – засмеялся лорд Эдмонд, – но, Мэри, я должен был прийти. Я не мог потерять тебя только из-за того, что боялся задать тебе самый важный вопрос. Ты выйдешь за меня замуж?
– Да. – Подойдя к нему, Мэри положила руки ему на плечи. – Когда, Эдмонд? Прошу тебя, пусть это будет поскорее. Пожалуйста, поскорее.
– Ровно через месяц. И в самом худшем случае наш первый ребенок появится на свет не меньше чем через восемь месяцев после свадьбы. Можно будет сказать, что он родился раньше времени, и надеяться, что он не будет весить двадцать фунтов. Как ты думаешь, Мэри, сегодня плохое время для тебя или хорошее?
– Я думаю, самое хорошее.
– Боже, это правда, Мэри? Правда?
– Да. – Просунув руку под шелковый воротник его халата, Мэри потянулась поцеловать его в ухо. – Это означает, что ночь после нашей свадьбы тоже будет самым хорошим временем.
– Но ты же не собираешься снова соблазнить меня? – Обняв Мэри за талию, он прижал ее к себе. – Знаешь, Мэри, ты обладаешь поразительными способностями к этому.
– Эдмонд, – крепче обхватив его руками за шею, она подняла к нему лицо, – ты сказал, что хочешь всегда любить меня так, как любил сегодня. Скажи, как сильно ты меня любишь.
– Если пожелаешь, любимая, завтра я напишу об этом поэму. На латыни. А сегодня не будет ли лучше, если я просто покажу тебе это?
– Да, – улыбнулась Мэри после секундного раздумья, – люби меня, Эдмонд!