Она с воодушевлением окунулась в домашний праздник, с удовлетворением отмечая, что ей удалось завоевать дружбу почти всех гостей. Теперь она сможет одновременно наслаждаться праздником и не попадаться на глаза герцогу Бьюкаслу; тем более что он тоже наверняка постарается держаться от нее подальше.
   Все складывалось как нельзя более удачно.
   Кристина хорошо провела время на пикнике, показывая графу Китреджу окрестности с вершины холма. Они немного задержались, потому чтограф задал ей несколько вопросов, а потом она спустилась к пруду, поскольку молодые джентльмены попросили ее продемонстрировать умение бросать камешки в воду. Несколько дам также присоединились к их компании, и они все вместе замечательно повеселились. Хотя Кристина все же намочила подол платья, потому что очень часто хорошие камешки для броска лежали на дне пруда недалеко от берега и ей приходилось самой доставать их, она догадалась заранее снять туфли и чулки, так что особого вреда ее одежде причинено не было.
   Иногда ей удавалось убедить себя в том, что прошлое осталось позади и что ее молодость и природная живость характера могут безболезненно проявлять себя. И не стоит оглядываться на какие-то тени.
   Однако тени сами преследовали ее, даже на самом ярком свету — или, быть может, особенно на ярком свету. Последующие события лишний раз подтвердили это.
   Кристина одной из последних покинула пикник, потому что ей надо было найти укромный уголок, чтобы надеть чулки и туфли. Когда она увидела Гермиону и Бэзила на склоне холма, то сначала подумала, что они ждут ее, и, почувствовав прилив радости, внутренне приготовилась поблагодарить их. Давно пора бы установить с ними приятельские отношения.
   Но в следующий момент Кристина заметила рядом с ними герцога Бьюкасла и замедлила шаг.
   — Должна признаться, ваша светлость, — заговорила Гермиона в тот момент, когда Кристина приблизилась, — мы с Элриком собирались поговорить с вами еще позавчера, но важно, чтобы она сама присутствовала при нашем разговоре. Мы должны извиниться перед вами за ее поведение.
   Кристина, стоя в нескольких футах, удивленно посмотрела на золовку.
   — Было чрезвычайно глупо со стороны юных леди спорить, кто сможет вовлечь вас в беседу и удержать ваше внимание на целый час, — проговорила Гермиона дрожащим от еле сдерживаемого гнева голосом, — но девушки есть девушки, и они, вполне понятно, хотели произвести впечатление на человека вашего положения и образования. А вот со стороны Кристины участие в подобном споре и выигрыш выглядят вопиющей неделикатностью.
   Кристина зажмурилась. Проклятое пари! Но как о нем узнала Гермиона? Безусловно, от леди Сары и Харриетт Кинг.
   Тут и Бэзил наконец прочистил горло.
   — Мы с леди Элрик не одобряем такое вульгарное поведение, уверяю вас, — промямлил он.
   — Представляете, как нашей семье не повезло! Мой шурин влюбился в дочь школьного учителя и даже женился на ней, — продолжала шипеть Гермиона. — На протяжении всего пребывания в Скофилде она только и делает, что флиртует со всеми джентльменами подряд и позорит нас такими вот выходками. — Гермиона указала рукой на мокрый подол платья Кристины. — Ну а уж то, что она посмела вовлечь вас в свои игры и флиртовать с вами, совершенно непростительно!
   Кристина ушам своим не верила, выслушивая этот поток обвинений. Она чувствовала себя так, словно вернулась в прошлое. Эти люди говорили с таким гневом, с такой горечью — и так несправедливо! Она была слишком разбита, чтобы попытаться возразить или даже просто сдвинуться с места.
   Герцог Бьюкасл поднес к глазам монокль.
   Если он наведет его на подол ее платья или на другую часть тела, подумала Кристина, она вырвет монокль у него из рук и сломает об его нос — или сломает сам герцогский нос.
   Но Бьюкасл предусмотрительно перевел взгляд на Гермиону.
   — Не беспокойтесь, прошу, — проговорил он ровным голосом, в котором сквозил полярный холод, — и вас тоже, Элрик. Дочери джентльменов с академическим складом ума часто бывают более интересны в разговоре, нежели юные леди из общества. Неужели я целый час провел в компании миссис Деррик после того, как пригласил ее прогуляться со мной по аллее? Признаюсь, мне показалось, что прошла всего одна минута. И разве я флиртовал с ней, когда рассказывал об утренней верховой прогулке и просил ее рассказать мне о письме от сестры, которое она читала в тот момент, когда я подошел к ней? Если так, я готов принести свои извинения и в будущем вести себя более осмотрительно.
   Герцог опустил монокль, и стеклышко повисло на черной шелковой ленточке.
   «Он очень, очень опасен», — подумала Кристина, и тишина, которой были встречены слова герцога, красноречиво свидетельствовала о том, что не она одна придерживалась такого мнения. Он дал им хороший урок. Не будь Кристина так расстроена, она могла бы насладиться этим зрелищем.
   Теперь она, наверное, просто прошла бы мимо, если бы герцог Бьюкасл не обратился к ней:
   — Позвольте мне проводить вас до дома, но сначала скажите, должен ли я извиниться перед вами?
   Кристина молчала. Ей показалось, что более холодного тона она еще не слышала.
   Герцог предложил ей руку, и поскольку Кристина не смогла придумать причину, чтобы отказаться, то приняла ее. Она обратила внимание на то, что его глаза превратились в две серые льдинки.
   В общем-то это было его нормальное состояние, и когда-то он даже казался ей привлекательным. Она бы с удовольствием убежала в противоположном направлении, затерялась среди деревьев, чтобы в одиночестве зализать свои раны, которые, как ей прежде казалось, давно зажили.
   Гермиона и Бэзил не сделали попытки присоединиться к ним.
   — Так должен я перед вами извиниться, миссис Деррик? — осведомился герцог, когда они отошли на достаточное расстояние.
   — За ваше предложение? — уточнила она. — Вы уже извинились.
   — Возможно, — согласился герцог. — Разумеется, мое предложение могло шокировать вас. Лабиринт был отличным отвлекающим маневром, чтобы заманить меня на прогулку на целый час. Надеюсь, вам понравился приз и он стоил приложенных вами усилий — а быть может, даже и оскорбления, которое было вам нанесено.
   Кристина сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух. Придется ее душевным ранам немного подождать.
   — Честно говоря, — заметила она, — я вообще не получила никакого приза. Одна девушка вложила за меня деньги, то есть как бы сделала на меня ставку, так что я передала свой приз ей. И все же я сполна насладилась моментом своего триумфа. Вообще-то мне удалось выиграть в самый первый день, заманив вас на прогулку вокруг пруда, но было бы неинтересно заканчивать игру так скоро. Поэтому я решила через несколько дней повторить свой подвиг. — Она снова вздохнула.
   — Однако, — заметил герцог, — это ведь я предложил вам прогуляться в тот день, когда мы оказались в лабиринте.
   — Ну разумеется, — Кристина взглянула на герцога расширившимися от изумления глазами, — даме не полагается приглашать кавалера, тем более два раза в неделю. Но меня это не смутило. Существует множество способов заставить джентльмена сделать предложение леди — например, сидеть на парапете с письмом месячной давности в руках, сохранять на лице выражение задумчивости и притворяться, что читаешь письмо.
   Герцог мудро предпочел не отвечать. Кристина почувствовала огромное удовлетворение от сознания того, что он наверняка злится и, может быть, Даже чувствует себя немного униженным.
   Они вошли под сень деревьев. Кристина легко могла высвободить свою руку и сделала бы это, если бы вовремя не сообразила, что именно этого и ждет от нее герцог Бьюкасл.
   — Сначала условием пари было заставить вас сделать предложение руки и сердца, — сказала Кристина. — Но потом мы решили, что неинтересно спорить на то, что сделать не представляется возможным, и изменили условия на беседу наедине в течение часа. Я могла бы выиграть как первое, так и второе пари, за исключением того, что вместо брака вы предложили мне карт-бланш. Вы понимаете, как это было для меня унизительно, хотя, осмелюсь заметить, все дело в том, что я являюсь дочерью сельского учителя и мое происхождение недостойно титула герцогини. Тем не менее ничего страшного не произошло, так как мне не пришлось рассказывать сообщницам подробности нашей встречи.
   Вулфрик продолжал молчать, но на Кристину ситуация действовала возбуждающе. Она не привыкла ссориться и воевать с другими людьми, но мысль о том, что между ней и герцогом Бьюкаслом вот-вот разразится скандал, безумно нравилась ей. Однако, если предчувствие ее не обманывало, спровоцировать его на неконтролируемое проявление эмоций будет не легче, чем заставить жениться. А все потому, что в этом человеке вообще нет никаких эмоций, нет страсти. Она вдруг вспомнила, как он обнимал ее в лабиринте два дня назад. Разумеется, тогда это была не страсть, а похоть.
   Кристина поежилась.
   — Я рада, что выиграла пари, причем дважды, — продолжила она. — Мне больше не придется искать вашего общества.
   — Полагаю, теперь моя очередь сказать, что я рад это слышать? — холодно произнес герцог.
   — Неужели? — притворно удивилась Кристина. — Я имею в виду, вы правда рады?
   — Мне все равно, — отрезал он.
   — Разве вы никогда ни с кем не ссоритесь?
   — В этом нет необходимости.
   — Ну конечно, — Кристина всплеснула руками, — стоит вам только поднять бровь, как все тут же покорно склоняют головы.
   — За исключением отдельных случаев, — поморщился, — когда некоторые предпочитают игнорировать мою бровь и мой монокль.
   Кристина натянуто рассмеялась. Честно говоря, ей не было особенно смешно. Она испытала чудовищное унижение — сначала в лабиринте, а еще сегодня на холме, и не могла дождаться, когда окажется в своей каморке и сможет свернуться калачиком на кровати.
   — Похоже, ваши золовка и зять недолюбливают вас, миссис Деррик, — отрывисто проговорил герцог Бьюкасл.
   Что ж, они только что наглядно продемонстрировали свое отношение к ней. Какой смысл обижаться на констатацию факта?
   — Они, видимо, боятся, что я женю вас на себе, как Оскара девять лет назад, — пояснила Кристина, когда они вышли на лужайку перед прудом, где она налетела на герцога в самый первый день их пребывания в Скофилде, — и что вы потом будете винить их в том, что они вас не предупредили.
   — Не предупредили, что вы дочь сельского учителя? — уточнил Вулфрик. — Или что вы весьма хитрая особа?
   — Да к тому же еще и вульгарная, — добавила Кристина. — Не забывайте об этом. Это один из главных моих недостатков, знаете ли. Я постоянно делаю что-то такое, что привлекает ко мне внимание и позорит моих родственников. Как бы я ни старалась, мне никогда не стать леди хотя бы такой, как Гермиона. По здравом размышлении вы будете благодарны мне за то, что я отказалась стать вашей любовницей.
   — Неужели? И все из-за того, что вы не идеальная леди?
   Над их головами шумели кроны деревьев, обрамлявших аллею, которая вела на лужайку перед домом.
   — Не только. Еще я кокетка, — добавила она.
   — Правда?
   — И могу убить вас, как убила Оскара, — докончила Кристина.
   Повисло короткое молчание, во время которого Кристине стало ясно, что все защитные барьеры, о которых она даже не подозревала, рухнули и что чувство юмора покинуло ее. Если в ближайшее время она не окажется дома, то окончательно поругается с герцогом. Она мысленно представляла себе, как колотит его в грудь кулаками, как давит ему ноги каблуками, как ломает его монокль, не переставая вопить, словно безумная ночная сова. Отчего-то теперь эти картины не казались ей особо смешными.
   И еще. Если она не будет соблюдать осторожность, то рискует расплакаться. А разве слезами горю поможешь?
   — Похоже, — Вулфрик вздохнул, — Элрик и его супруга имеют основания не любить вас.
   А чего она ожидала? Что он спросит, правда ли все это? Что он заставит ее рассказать то, чего никто никогда не просил, и снимет с нее вину? А потом будет униженно просить прощения за те слова, что сказал ей в лабиринте, посадит ее верхом на своего породистого жеребца — каждый уважающий себя рыцарь неизменно восседал на таком — и попросит стать его герцогиней?
   Хуже судьбы просто не придумаешь. Не придумаешь, что ни говори. Потому что он не рыцарь в сверкающих доспехах, а холодный, неприятный, высокомерный аристократ.
   — Разумеется, — наконец отозвалась Кристина, — разумеется. Какая разница, что меня не было поблизости, когда он умер, правда? Это лишний раз доказывает мое вероломство. Я ведь все равно его убила. И сейчас я не в самом лучшем расположении духа, как вы, быть может, заметили, ваша светлость. Я собираюсь броситься бежать, как только закончу говорить, чтобы ворваться в дом потной и раскрасневшейся. Я не ожидаю, что вы галантно помчитесь за мной следом.
   Но она так и не успела привести свои слова в действие — правая рука герцога мертвой хваткой вцепилась в ее предплечье, и в следующее мгновение ее вздымающаяся грудь оказалась в дюйме от его груди. Серые глаза Бьюкасла ослепляли ее холодным светом.
   На один короткий миг Кристине показалось, что он собирается поцеловать ее.
   Герцог, видимо, думал о том же. Его взгляд опустился на ее губы, а ноздри раздулись в предвкушении поцелуя.
   Если бы молния сейчас ударила в землю между ними, в воздухе не чувствовалось бы такого напряжения.
   Но он не поцеловал ее, за что Кристина была безмерно благодарна герцогу немного позже, обретя способность рассуждать здраво. Она, скорее всего, поцеловала бы его в ответ, прижалась бы к нему, попросила унести подальше в лес и заняться с ней любовью. А самое страшное, подумала Кристина, то, что она с радостью сделала бы это — пошла бы с герцогом и занялась бы с ним любовью. Возможно, она даже умоляла бы его повторить предложение, сделанное два дня назад в лабиринте.
   Но он не поцеловал ее.
   — Все больше и больше, — вместо этого проговорил Вулфрик, кажется, скорее себе, чем ей, — я сожалею, что приехал в этот дом. И прежде чем вы скажете последнее слово, миссис Деррик, я осмелюсь предположить, что вы тоже сожалеете — о моем приезде и о том, что сами приехали сюда.
   Он отпустил Кристину, и она, подобрав мокрый подол платья, бросилась бежать, чувствуя себя как никогда несчастной. Ей правда не стоило приезжать на этот праздник — надо же, открытие десятилетия! Она ведь знала, что приедут Гермиона с Бэзилом, а теперь еще и выставила себя на посмешище перед герцогом Бьюкаслом, который, Боже милостивый, может и впрямь подумать, будто она убила Оскара!
   И все же, если бы сейчас он ее поцеловал, она бы тоже поцеловала его в ответ, хотя страстно ненавидела этого мужчину. Осознание этого тревожило ее — она, уж конечно, предпочла бы относиться к нему равнодушно.
   Лучше остаться на улице, подумала Кристина, подбегая к дому, вспотевшая, задыхающаяся и растрепанная. Надо поговорить с Бэзилом и Гермионой, как только они вернутся. Давно пора. После смерти Оскара ей было слишком тяжело, и она не могла достойно защитить себя от их обвинений. Правда, в данный момент она чувствовала себя не менее плохо, чем тогда, и поэтому, поддавшись страху, поспешила к себе в комнату, радуясь, что не встретила никого по пути.
   Закрыв дверь, Кристина бросилась поперек узкой кровати, сжимая в руках покрывало, чтобы сдержать слезы, иначе она рисковала появиться за ужином с опухшими красными глазами и заложенным носом. Она сама виновата во всех своих проблемах. Ей следовало отклонить приглашение Мелани. Если бы она твердо сказала «нет», даже баронесса Ринейбл не смогла бы ничего изменить.
   Прошло довольно много времени, прежде чем Кристина успокоилась. Сев на кровати, она посмотрела на себя в зеркало. Если постоянно улыбаться, то никто ничего не заметит. Чтобы проверить свои предположения, она улыбнулась отражению в зеркале. На нее смотрела трагическая героиня со скривившимися губами. Кристина приоткрыла губы, и глаза ее заблестели.
   «Ну вот, — подумала она, — я как новенькая, я под защитой». Странно, что защитные барьеры до сих пор сохранились у нее, что она по-прежнему нуждалась в них. В течение последних двух лет она обрела свободу и снова почувствовала себя счастливой. Ну, почти счастливой.
   Кристина твердо решила, что переживет этот домашний праздник в Скофилд-Хаусе, а потом вернется домой и сможет спрятать свое сердце в рутине повседневной жизни. В конце концов, удалось же ей пережить смерть Оскара.
   Вулфрик снова чувствовал себя расстроенным. И снова по той же причине. Боже праведный, он почти поцеловал ее. Трудно представить себе более неподходящее завершение для скучного дня.
   Он сделал в корне неправильный расчет, когда увидел, как Кристина убегает, — она до сих пор злилась на него.
   Конечно, он и сам был не на шутку раздражен и отнюдь не верил в то, что две их длительные прогулки с ее стороны были не более чем игрой. Миссис Деррик принимала участие в глупом пари и, несомненно, пыталась как можно дольше удержать его рядом во время второй встречи. Ведь это она предложила пойти в лабиринт. И он последовал за ней как марионетка, потом поцеловал ее, поддавшись порыву, а после… сделал свое предложение.
   Когда Кристина убежала из лабиринта, ее, скорее всего, утешала мысль о том, что она имеет право провозгласить себя победительницей и забрать приз.
   Однако его собственное уязвленное самолюбие отходило на второй план перед лицом увиденной им боли, которую причинило Кристине жестокое поведение Элрика и его супруги сегодня днем на холме. Он давно знал эту чету, но никогда не думал, что люди могут быть такими неприятными, бесчестными и неоправданно подозрительными. Видимо, он ошибался.
   Безусловно, родственники Кристины вытряхнули перед ним грязное белье своей семьи самым что ни на есть неподобающим образом. Они подчеркнули низкое происхождение миссис Деррик, ее вульгарность, ее кокетство — опять это слово. Оно возникало в сознании герцога с раздражающей регулярностью, стоило ему подумать о Кристине.
   Ему совершенно неинтересно, какие чувства испытывают супруги Элрик. Ему совсем не обязательно быть в курсе их дел.
   И все же между ними что-то произошло — что-то связанное со смертью Оскара Деррика. Вулфрик ни на минуту не верил в то, что Кристина Деррик убила собственного мужа, но что-то ведь повлекло за собой столь длительную вражду. И сегодня герцог Бьюкасл невольно оказался втянут в грязную семейную распрю, что было совсем уж неприятно.
   Но в то же время он узнал нечто интересное о миссис Деррик. Оказывается, она состояла не только из смеха и солнечного света. В этой женщине была заключена также и темнота, тщательно скрываемая, но сегодня чуть было не вырвавшаяся наружу, когда они вместе возвращались с пикника. Она изо всех сил пыталась спровоцировать ссору, и он почти поддался ей, чего она никак не ожидала.
   Вулфрик не хотел и не собирался мириться с тем, что она уязвима. Его тянуло к ней, он поцеловал ее, предложил стать его любовницей, она отказалась, и вопрос был закрыт. Кроме того, что герцога притягивала личность Кристины — этого он не мог не признать, — его не интересовало больше ничего, тем более темные стороны ее жизни.
   И все же он с раздражением ловил себя на том, что в течение второй недели в Скофилде то и дело ищет ее взглядом. Эта женщина была лучиком света, несмотря на темноту, которую он увидел в ней, и до сих пор этот свет против воли ослеплял герцога.
 

Глава 8

   Как-то раз утром, несколько дней спустя, Вулфрик отправился на рыбалку в компании барона Ринейбла и еще нескольких джентльменов. Иногда он закрывался в библиотеке барона с небольшой компанией, чтобы поговорить о политике, международных событиях и книгах. Также он несколько раз играл в бильярд с джентльменами, которые являлись поклонниками этой игры, а по вечерам играл в карты, поскольку люди среднего возраста предпочитали это развлечение всем остальным. Герцог старался как можно реже принимать участие в веселых забавах, чтобы не показаться невоспитанным. Он все время искал уединения, но его поиски редко приводили к успеху. Вулфрик считал дни, даже часы до того момента, когда можно будет уехать домой.
   На конец домашнего праздника, в качестве кульминационного мероприятия, намечалось одно событие, пропустить которое не представлялось никакой возможности. Это был большой бал — настолько большой, насколько это вообще мыслимо в деревне, — своего рода официальный прием в честь помолвки мисс Магнус и Льюиса Уайзмана. Были приглашены несколько соседей, поскольку двадцать четыре гостя и двое хозяев не могли как следует заполнить бальный зал.
   — Большинство приглашенных вряд ли имеют претензию на благородство, — обратилась леди Ринейбл к Вулфрику за пару дней до бала. — Тем не менее им нравится бывать у нас, и я чувствую свой долг снисходить до них один-два раза в год. Надеюсь, вы не сочтете их общество слишком оскорбительным.
   — Полагаю, — ответил герцог, одновременно вскидывая брови и поднося к глазам монокль, — что вашему вкусу в выборе гостей, как и во всем остальном, можно полностью доверять.
   Зачем извиняться за то, что исправить нет возможности? И какой смысл извиняться лишь перед ним одним? Зачем вообще извиняться? Одной из фамильных черт Бедвинов, за которую герцог был безмерно благодарен судьбе, было то, что они не имели привычки постоянно извиняться друг перед другом.
   Вулфрик никогда не считал балы приятным времяпрепровождением, хотя нередко ему приходилось их посещать. Поскольку он не мог просто запереться в спальне с книгой, оделся с привычной тщательностью и позволил своему камердинеру дольше, чем обычно, потрудиться над завязыванием шейного платка.
   В назначенный час герцог спустился в бальный зал. Первый танец он танцевал с леди Элрик, второй — с леди Ринейбл, а потом надеялся незаметно ускользнуть в салон для игры в карты.
   Молодые леди, как он успел заметить, прежде всего направлялись к Моубери, стоявшему в уголке со смущенным, если не сказать совершенно несчастным, видом. Они разоделись сегодня вечером с кричащей роскошью: их драгоценности переливались в пламени свечей, перья покачивались в красиво уложенных волосах. Скорее всего, это было сделано специально, чтобы выделиться на фоне куда беднее одетых соседей, которые только-только начали прибывать.
   — Я напомнил Мелани, что родился с двумя левыми ногами, — пожаловался ему Моубери, — но она настояла, чтобы я показался на балу и станцевал хоть с кем-нибудь. Я попросил помочь мне Кристину, миссис Деррик. Она была замужем за моим кузеном, и я всегда считал ее очень хорошим человеком, хотя Гермиона и Элрик почему-то недолюбливают ее. До чего же обременительны эти балы, дорогой Бьюкасл!
   Она, то есть миссис Деррик, стояла на другом конце комнаты и разговаривала с тремя дамами и джентльменом. Вулфрик узнал викария с супругой и сделал вывод о том, что другие две дамы приходились ей матерью и старшей сестрой. Миссис Деррик явно унаследовала всю семейную красоту, подумал он. Жена викария была весьма незаметной, а старшая сестра — откровенной дурнушкой.
   На миссис Деррик было надето вечернее платье кремового цвета с единственной оборкой по подолу и такими же оборками на коротких пышных рукавах. Вырез на платье был глубокий, но достаточно скромный. Короткие локоны молодой женщины были расчесаны до блеска и подхвачены розовой лентой в тон нашивке на высокой талии платья. Ленты были ее единственным украшением, не считая веера, зажатого в затянутой перчаткой руке. На ней не было ни драгоценностей, ни тюрбана, ни перьев, да и сам туалет трудно было назвать писком сезона. По сравнению с ней остальные гости выглядели до смешного напыщенными.
   — Значит, миссис Деррик согласилась протанцевать с вами первый танец? — уточнил герцог.
   — Ну да. — Моубери сморщился. — Я обещал постараться не истоптать ей все туфли. Но даже если я наступлю ей на ногу, она только посмеется и скажет, что эти туфли давно пора было немного помять, или что-нибудь в этом роде. Она очень добрая.
   Китредж, чья внушительная фигура положительно рвалась из узкого фрака, подошел к молодой женщине, чтобы познакомиться с ее родственниками. На мгновение его полная, увешанная перстнями рука коснулась спины Кристины. Пальцы Вулфрика сжались вокруг ручки украшенного драгоценными камнями вечернего монокля. Рука графа вернулась на место в тот момент, когда миссис Деррик слегка изменила позу, чтобы улыбнуться ему. Она кивнула, и Китредж отошел. Второй танец уже обещан, решил Вулфрик.
   Он отпустил монокль, и тот повис на шелковой ленточке.
   Кристина всегда любила танцевать. А вот балы она не очень любила — особенно в последние годы замужества. Оскар стал запрещать ей танцевать с другими джентльменами, хотя она пыталась разъяснить ему, что весь смысл бала состоит в том, чтобы потанцевать с как можно большим числом разных партнеров. Не мог же он один танцевать с ней весь вечер! Да и правила этикета не допускали такого. Кроме того, он любил проводить время за карточным столом или в компании своих друзей, так что Кристина встала перед выбором: то ли ей по собственной воле подпирать стену, то ли намеренно досаждать мужу.
   Честно говоря, брак для нее оказался нешуточным испытанием, к чему она никак не была готова. Несмотря на свою потрясающую внешность, Оскар был очень неуверен в себе — и в жене. Он становился все более собственником. Кристина нежно любила мужа, но не могла не злиться на него за отсутствие доверия к ней. К концу их брака она начала бояться, что разлюбит его, так как его обвинения стали особенно болезненными и даже оскорбительными.