Белозеров Михаил. Возмездие теленгера

   Похоже, от избытка чувств его основательно заклинило. За ним как тень, следовал высокий и сутулый Скел. Они возникли из тумана, словно привидения, и Костя поспешил подняться, вытирая окровавленные руки о скудную траву и черную землю.
   – А вот и атаман! – обрадовался Скел. – Нашел что-нибудь?!
   Костя постарался придать своему лицу нормальное выражение, хотя его все еще тошнило, и сказал, делая над собой усилие:
   – В кабине… там…
   Разумеется, если бы он сказал, что летчик живой, а десантник – его знакомый из кошмаров, ему грозило остаться в гордом одиночестве, потому что Чебот и Скел наверняка задали бы стрекача. Но все произошло как-то само собой, и через мгновение Чебот, слазив в кабину, явился, размахивая, как ковбой, двумя пистолетами в желтых кобурах.
   – Класс! – заорал Скел, складываясь, как циркуль, и являя миру тощий зад. – Класс!
   – Там еще один, – сказал Чебот Косте. – Хочешь, себе возьми.
   – Не хочу, – ответил Костя, чувствуя, как тошнота волнами подкатывает к горлу.
   Он подумал, что пистолет придется выковыривать из раздавленного десантника и что в деревне все равно оружие заберет Рябой. И конечно, никуда не полез. Пусть пацаны достают и тешатся на здоровье.
   – Жаль, пушку попортило… – деловито рассуждал Чебот, обходя «вертолет» во второй и в третий раз.
   За ним, потрясенный его щедростью, неотвязно следовал Скел и с восхищением рассматривал огромный черный пистолет. Он целился из него во все, во что можно было целиться, но стеснялся стрелять. Кобура уже висела у него на животе, и вообще, выглядел он очень глупо, как пятилетний пацан, дорвавшийся до долгожданной игрушки.
   Снова в кабину летчиков Костя не сунулся. «Не может быть, – думал он. – Так не бывает. Мне показалось. Тот… со шрамом, и летчик в кабине… Может быть, так туман действует, а может, от недосыпу?» Но в брюхо «вертолета» заглянул и, стараясь не оборачиваться, вытащил помятый железный ящик, на крышке которого черной краской была нанесена интригующая надпись: «Осторожно, оружие».
   Внутри ящика, который Костя открыл не без труда, в специальных пазах лежали странные винтовки. Не надо было быть знатоком, чтобы понять, что это не обычные «калаши», распространенные в любой деревне, а что-то диковинное, тем более что на каждой винтовке было написано маленькими черными буквами: «Плазматрон». Что это такое, Костя не знал, но догадывался. «Оружие, явно неземное, какое же земное, если цивилизация давно кирдык?» – рассуждал он.
   – Что это?.. – сунул в ящик лохматую голову Чебот.
   В его голосе прозвучали нотки ревности: надо же, Костя нашел что-то более стоящее, чем обыкновенные пистолеты!
   – Ха-ха-ха… – радостно отреагировал Скел, – так они ж сломаны!
   Действительно, удар шпангоутом пришелся точно поперек невиданного оружия и погнул все три ствола.
   – Там еще есть… – сказал Костя, не испытывая ни малейшего желания лезть в «вертолет» в третий раз.
   Его соплеменники, однако, движимые жаждой наживы, резво нырнули в брюхо «вертолета».
   – Да здесь на всех хватит! – радостно заорал Чебот, выкидывая наружу зеленые ящики.
   Из трех только один оказался целым, а в двух покореженных осталось всего две неповрежденные винтовки – итого пять штук.
   – Ты там никого не видел?.. – осторожно спросил Костя, кивнув на «вертолет» и почему-то ежесекундно ожидая, что из него вот-вот появится летчик без руки, а за ним – человек со шрамом.
   – Никого… – Чебот был занят исключительно осмотром оружия.
   – Совершенно никого?..
   – А-а-а… мертвяки? – на мгновение отвлекся Чебот. – Так это же кайманы! Чего на них глядеть?! – отмахнулся он.
   И то правда, с облегчением подумал Костя, значит, мне все привиделось: и человек со шрамом, и летчик. Значит, кайманы. Вот они какие! Совсем как люди, нестрашные.
   – Вот это да! Вот это класс! Вот это вещь! – Чебот и так и эдак крутил «плазматроны». – Вот счастья-то привалило!
   Скел старался не отставать от него, и к его желтой кобуре добавилась винтовка темно-зеленого цвета и гирлянда круглых плоских обойм. Все остальное они сложили в ящик и, пыхтя, как три толстых слона, поперли наверх. А там у них, заикаясь от страха, спросили:
   – А где Косой?..
   И тут выяснилось, что Косой пропал.
   – Он к вам спустился… – растерянно сообщил Телепень. – Мы думали, он с вами…
   – Как к нам?.. – удивился Костя и едва не скатился назад к «вертолету».
   – Ну ты же знаешь, Косой малость сдвинутый, чуть что – за нож хватается… – хлюпнул носом Телепень.
   – Да он, как ваш зов услышал, так и дернул вниз… – ответил Мелкий Бес и заморгал белесыми ресницами.
   – Не учи дедушку кашлять… – возразил Костя. – Никого мы не звали, больно надо.
   – Не звали, – кивнул Скел. – Скажи им, скажи! – потребовал он у Чебота.
   – Не звали, – подтвердил Чебот.
   – Значит, почудилось! – испуганно воскликнул Телепень.
   – Эхе-хе… – только и вздохнул Костя. – Развели вас, пацаны, как последних лохов.
   Правда, он не сказал им кто именно. Он и сам не знал кто, но то, что всех их развели, было очевидно.

Глава 2
Бой в деревне

   Сколько они ни кричали, сколько ни стреляли из «тулки», Косой так и не отозвался. Чебот перекрестился и сказал:
   – Святые угодники.
   Костя еще раз сбегал вниз, но ничего, кроме разбитого «вертолета», не обнаружил: ни дошки, ни тела Косого, ни даже того летчика, который попросил его отстегнуть. «Вертолет» оказался пуст. Пропали все десантники, кроме того, у которого была оторвана голова. От «вертолета» в сторону Девяти холмов красных дьяволов вели большие, глубокие следы четырех человек, которые, естественно, никак не могли принадлежать Косому. Костя почувствовал, что его от страха начинает трясти. Трудно было понять, как кайманы при таких ранениях ушли восвояси. По природе вещей этого не могло произойти. Разве только на них были бронежилеты или они вовсе не люди? От этих мыслей брала оторопь. Хотелось оказаться в родной деревне, где тихо и спокойно, где нет этой непонятной угрозы, исходящей от тумана и Девяти холмов красных дьяволов.
   Туман сделался еще гуще. Стало видно не дальше вытянутой руки. Костя, как на автопилоте, прошел примерно полсотни метров по следам кайманов. Туман, словно река, тек вокруг него, завиваясь кольцами, как дым от самокрутки, и в какой-то момент показался Косте почти живым и хищным, со странной, неопределенной целью своего существования. А еще ему показалось, что туман его специально заманивает в ловушку, и стоит сделать еще шаг – и ты попадешь в нее, как муха в варенье. Ему хватило здравого смысла остановиться. Он так и просидел на кочке в прострации, тупо глядя в землю перед собой. Время вдруг стало совсем другим, не таким, как на перевале, оно искажало смысл человеческой жизни, представляя ее завиральной, глупой и никчемной. Другие ценности, непонятные человеческой логике, вдруг стали весомыми и главными. Эти ценности говорили о том, что следует полагаться только на туман и идти дальше и глубже, погружаясь в него, как в свою судьбу, с чем трудно было спорить. Туман очаровывал, пленял воображение, уводил в лабиринт бесконечных рассуждений, где главным оказалась несопоставимость человеческой жизни и будущности человечества. Будущность была безрадостной и тупиковой. Иные существа вышли на арену под названием Земля. А что это были за существа, Костя так и не понял. Он только прикоснулся к этой мысли, как внезапно очнулся, вспомнив, что один пистолет они так и не нашли, а с «тулкой» соваться против боевого оружия было глупо. Так ни с чем и подался назад на перевал, где к нему кинулись с объятьями, потому что считали его уже, как и Косого, погибшим.
   – Тебя же не было целые сутки! – кричали они, прыгая вокруг, как стадо обезьян.
   – Не может быть, – отбивался Костя, – я там пробыл всего-то полчаса.
   Костя посмотрел на них совершенно другими глазами: ни у кого из них не было будущего, и у него самого тоже.
   – Где ты был? – кричали они, размазывая по лицу грязные слезы. – Где?!
   – Внизу! – терял он терпение.
   – Ничего не знаем! Какие полчаса?! День! Чебот ходил за тобой, но не нашел. Где ты был?! Где?! Мы боимся!
   Больше всего они жалели самих себя, а не его или Косого, который пропал бесследно.
   – Внизу, где еще?! – отбивался он.
   – Не было тебя там! – веско сказал Чебот. – Врешь ты все! И «вертолета» уже нет. Утащил кто-то.
   Костя схватился за голову, в которой у него царил полный бардак. Хотел он им всем объяснить, что когда возвращался, то «вертолет» валялся там, где и положено ему валяться, да не стал. Судя по их перепуганным до смерти лицам, они не поверили бы ему, а главное, не поверили бы в тайну, которую он узнал: человечеству кранты, и всем нам тоже, хотя мы еще о чем-то рассуждаем и что-то делаем, но мы уже мертвы. Правда, сказать об этом у него не поворачивался язык. Это и так ощущалось в той жизни, которой жила деревня. Вымирала она, как ни крути. Вместе с деревней вымирало и человечество. Не было у него будущего. Однако постепенно откровение, которое явилось ему в тумане, поблекло, потеряло остроту, и Костя уже не знал, так ли это на самом деле или нет, и не придумал ли он все это, сидя в отупении на кочке.
   Начало стремительно темнеть, и они заночевали среди скал, дрожа то ли от страха, то ли от холода, потому что не догадались захватить с собой дров, да и стоило ли приманивать кого-то из страшного и непонятного тумана?
   Ночью со стороны Девяти холмов красных дьяволов раздавались жуткие заунывные звуки, словно кто-то неведомый тягал «вертолет» по скалам туда-сюда, туда-сюда. А утром, едва ветерок разогнал туман на вершине, они, не оглядываясь, почти бегом спустились с перевала Семи братьев и были рады, что унесли ноги целыми и невредимыми. Не радовало ни то, что они сбили «вертолет, ни то, что разжились невиданным оружием и пистолетами в желтых кобурах. Ехали молча, понуро, испуганно озираясь по сторонам и вздрагивая от малейшего шума. Даже вечно веселый Дрюндель с кисельными мозгами, который всегда был готов поржать по поводу и без повода, молчал как в воду опущенный.
   Костя не представлял, что скажет Рябому, а тем более – матери Косого. Теперь из деревни выгонят точно, обреченно думал он. А куда податься?.. А Верка?.. А родители?.. Их жаль больше всего. Похоже, так думал не только он один, потому что с ним никто не разговаривал. Впрочем, никто не разговаривал и друг с другом, поэтому Костя зря принимал все на свой счет.
   Лес предков уже казался не родным и хоженым-перехоженым из края в край, а полным шорохов и непонятных звуков. А не доезжая деревенской околицы, они действительно услышали эти самые звуки, только они оказались до ужаса знакомыми. Так могли «стучать» только два «калаша», оставшиеся в деревне, – короткими очередями по два патрона, когда их берегут и считают каждый выстрел.
   Первым сдрейфил Скел, а за ним – Мелкий Бес. Даже Телепень поддался панике и развернул лошадь так резко, что едва не свалился на землю. Только их и видали.
   У Дрюнделя задрожали щеки, а на глазах заблестели слезы. Он больше других боялся опозориться. Но и вояка, однако ж, был из него аховый. И действительно, кто мог напасть на деревню – только люди-кайманы, о которых столько говорили, но ни разу не видели. А как с ними воевать, если ты их боишься до смерти? И напали они, словно точно зная о том, что в деревне нет ДШК.
   Костя спрыгнул с лошади, выхватил из ящика, который был привязан к одной из грузовых лошадей, «плазматрон», приладил к нему обойму. Она села на место с мягким чмокающим звуком, словно присосалась.
   – Держи! – Он кинул «плазматрон» Чеботу. – И ты тоже! – Следующий «плазматрон» оказался в руках Дрюнделя. – Да не бойся! – крикнул Костя, заряжая «плазматрон» для себя. – Будешь прикрывать тылы за околицей. Дальше не суйся! Понял?!
   – Понял… – простонал Дрюндель. – А как стрелять-то?..
   – Как из ружья… – бросил Костя на ходу, когда они уже с Чеботом бежали к углу поскотины. Дальше за ней виднелся угол хлева.
   Они прокрались с наружной стороны забора, потому что он был единственным прикрытием на расстоянии трехсот метров до первых домов. За этими домами косо высились деревенские ворота и маковка церкви, а перед церковью находилась площадь. Там-то и шел бой, и «калаши» отбивались уже не двойными, а одиночными выстрелами: «Ту-ту, ту, ту, ту…» Враг, должно быть, уже праздновал победу, потому что сыпал в ответ длинными очередями: «Та-та-та… та-та-та…», загоняя защитников деревни в угол между лесом и рекой Зыбью. Эх, надо было все-таки ДШК взять, подумал Костя, с недоверием сжимая в руках «плазматрон», сейчас как пальнули бы, сразу стало бы ясно, кто здесь хозяин. После ДШК сухие выстрелы автоматов казались ему игрушечными, ненастоящими. Еще неизвестно, как эта штука себя покажет, Костя с сомнение посматривал на «плазматрон». Эх!.. На душе стало горько и безрадостно. Все катилось под горку: Косой, «вертолет»…
   Это была последняя его здравая мысль, потому что все последующее произошло так быстро, что времени думать вовсе не осталось.
   Перед первыми домами, от которых тянуло дымом, Чебот метнулся влево через дорогу и сразу пропал из вида. Костя утопил на «плазматроне» единственную кнопку на панели, и сбоку высветился длинный индикатор зеленого цвета, и никаких тебе затворов, предохранителей и отсекателей очереди, что, впрочем, не добавило странному оружию уважения. Он добежал до дома тетки Зиминой, к которой Ксения Даниловна порой посылала его то за солью, то за спичками и у которой муж дольше всех пропадал на «промысле» Лоухи, а сейчас, говорят, подался еще дальше на север, будто бы там новый «промысел» «открылся». А как те «промыслы» выглядят, Костя даже не мог себе представить. У Зиминой даже огорода приличного не было, потому что они жили с «промыслов».
   Путаясь в молодых побегах крапивы и не обращая внимания на ее ожоги, Костя прокрался огородами на звуки выстрелов и выглянул из-за забора. То, что он увидел, поразило его больше всего. Прямо в грядках лука тетки Зиминой стоял самый настоящий бронетранспортер с огромными колесами, с тросом, изогнувшимся, как змея, на борту, с фарами и двумя распахнутыми лючками. Костя даже немного растерялся, потому что не знал, как воевать с таким чудовищем. Он застыл, зачарованно глядя на заляпанный грязью бок. Самым большим механизмом в деревне были два полуразобранных гусеничных трактора. Разобрали их потому, что горючее было даже не на вес золота, а дороже человеческой жизни. Эти два трактора казались Косте вершиной человеческого гения. Он не единожды пытался понять, как они должны работать, откручивая всякие медные трубочки, поэтому и пялился сейчас на бронетранспортер, как на диковинку, пока наверху снова не раздалась длинная пулеметная очередь: «Та-та-та… та-та-та…» Только тогда он разглядел того, кто стрелял. Стрелок, не жалея патронов, бил из ручника вдоль единственной улицы деревни, а оттуда ближе к лесу ему отвечал всего лишь один «калаш». Пару раз над головой просвистели горячие пули. Тогда Костя неуверенно поднял «плазматрон» и, прицелившись в стрелка, нажал на гашетку и даже не понял, что выстрелил: отдачи не было, не было самого момента выстрела, которое обычно есть у ружья или винтовки, а здесь – нажал, и все: ни инерции, ни паузы, просто плазма ударила с шипением быстрее молнии, и от врага во все стороны брызнули зеленоватые искры, а потом возникло ударное облако такого же цвета, на миг озарив огород, забор и дом напротив. А еще запахло, как во время грозы. Костя растерянно опустил «плазматрон».
   Ему хватило ума не остаться на месте, чтобы разглядеть результат своего выстрела, хотя он понял, что стрелявшего отбросило на край люка, а рвануть еще дальше, за следующий дом. И тут же в него начали стрелять с противоположной стороны церковной площади, и щепки, отлетевшие от дома Коровиных, оцарапали ему ухо. Впрочем, стреляли недолго: когда он обежал дом и высунулся из-за него, стрельба прекратилась. Кто-то завыл страшно, на высокой ноте, и Косте захотелось зажать уши и ткнуться головой в землю. Вой оборвался так же внезапно, как и начался. Надо было что-то делать, потому что наступила звенящая тишина. Костя некоторое время прислушивался, потом ясно различил топот. Бежали по улице к бронетранспортеру, да так быстро, что Костя успел заметить только тень, а еще в него выстрелили – не прицельно, а чтобы испугать. Он послушно рухнул на колени и даже закрыл руками голову, решив, что это не самое лучшее впечатление в жизни. Из оцепенения его вывел громкий звук двигателя бронетранспортера. Что-то затрещало. Дом тетки Зиминой покачнулся, из окон полетели остатки стекол. Костя, сжимая в руках «плазматрон», побежал, сам не зная зачем, вперед. Бронетранспортер, разваливая заборы, выбирался из деревни. Он уже пылил на околице, когда Костя выскочил на дорогу. Из-за волнения и бега он чуть-чуть запыхался. Вот когда ему пригодился опыт стрельбы из «калаша». Бронетранспортер несся к реке. Костя поймал его на мушку и, по привычке выдохнув воздух, нажал на гашетку. Первый выстрел получился неточным, поверх башенки: тонкий зеленый луч протянулся дальше реки и растаял в воздухе. Быть может, он даже зацепил башенку, но это никак не отразилось на скорости бронетранспортера. Тогда он взял прицел чуть ниже, и теперь уже спокойнее и увереннее выстрелил еще раз, и еще, и еще и попал в ходовую часть. От бронетранспортера во все стороны брызнули уже знакомые зеленоватые искры. Он еще катился по инерции, но уже было ясно, что собственного хода он не имеет. А когда на изгибе дороги, вместо того чтобы повернуть вправо, он ткнулся в сосну, Костя вовсе обрадовался и понесся к нему. От бронетранспортера поднимался черный дымок. Костя стал забирать чуть вправо, за изгиб дороги, чтобы хорошо все видеть. Человек-кайман тенью метнулся к лесу. Костя побежал за ним, с каждым мгновением чувствуя, что тот уходит огромными, словно волк, прыжками. Он сгоряча выстрелил на ходу – раз, другой, но не успевал взять каймана на мушку и понял, что оба раза промазал. В отличие от «калаша», «плазматрон» не бил очередями, и это было его существенным недостатком. И когда уже казалось что человек-кайман вот-вот скроется под соснами, сбоку в его сторону хлестанул зеленый луч и кайман упал. Так это ж Дрюндель! – обрадовался Костя, подбегая к убитому.
   Человек-кайман лежал, раскинув руки. На правой лопатке у него отчетливо расплывалось красное пятно. От одежды шел легкий неприятный дымок. Пахло так, словно осмолили свинью. Входное отверстие было крохотным, как от «мелкашки». Было даже несколько странным, что такой могучий человек умер от такого крохотного отверстия. Дрюндель подскочил и заорал как сумасшедший:
   – Это я его завалил! Я! Я! Я!
   Он принялся отплясывать какой-то нелепый танец.
   – Молодец! – снисходительно похвалил Костя, чувствуя, как возбуждение от боя оставляет его. – А говорил, стрелять не умеешь.
   – Так-к-к… – захлебнулся восторгом Дрюндель. – Это ж я его специально караулил! – снова заорал он и снова стал плясать, как какой-то чучмек. – План такой был! План! Надо сказать – гениальный! Опа-опа-опа…
   Румянец у него на щеках сиял ярче обычного. Пахло от Дрюнделя подозрительно. Коленки на молескиновых штанах и коровья доха на животе у него были вымазаны в грязи. Ясно было, что Дрюндель тщательно прятался в канаве, в которую стекала вода с поскотины. Но ведь подстрелил же все-таки, снисходительно подумал Костя, значит, преодолел страх.
   – Ну ладно, ладно, – согласился он. – Пусть будет гениальный, – и решил, что за такой подвиг следует простить слабость Дрюнделя, с кем не бывает.
   – Ты ведь никому не скажешь? – вдруг перешел на шепот Дрюндель, проникновенно заглядывая к глаза Косте. – Никому?..
   Ясно было, что Дрюндель всей душой хочет оправдаться в его глазах. А по сравнению со Скелом, Мелким Бесом и Телепнем он вообще выглядел былинным героем. Однако вместе с этим он невольно повесил на Костю обязательство договариваться с Чеботом, чтобы никто в деревне не узнал о его промашке и чтобы все считали его героем.
   – Не учи дедушку кашлять, – равнодушно ответил Костя, невольно отворачивая лицо, чтобы не чувствовать вонь, исходившую от Дрюнделя. – А где остальные?
   – Не знаю… – оглянулся на околицу Дрюндель; лицо у него вытянулось, а румянец на щеках разлился еще больше.
   Подбежал, запыхавшись, Рябой с «калашом», который тащил за ремень по земле. Левая рука висела у него, как плеть. Кровь капала на землю.
   – Ах сволочь! Сволочь! – Пнул несколько раз труп. – Главным у них был, хорошо стрелял. Жаль, что готов! Ах жаль, надо было, конечно, узнать, кто они такие и почему напали на деревню.
   Рябой поддел носком сапога каймана и перевернул на спину. Костя отшатнулся, потому что словно увидел свои ночные кошмары. Невероятно, но это был тот самый десантник из «вертолета», его нельзя было ни с кем спутать по тяжелому подбородку и шраму на лице.
   – Что, знакомая личность? – спросил Рябой, приседая и одной рукой обыскивая труп, на груди которого, слева, было такое же крохотное отверстие, как и на спине.
   Он отстегнул и снял с него разгрузку, в которой были три обоймы, парочка гранат и нож черного цвета с зацепом под руку. Костя пожалел, что не догадался так сделать, глядишь, и нож стал бы его собственностью.
   – Даже сам не знаю… – с опаской отозвался Костя. – Мне кажется, он был в «вертолете».
   – Что? – Рябой нахмурился и посмотрел на Костю снизу вверх. Вид у него был ужасный: осунувшееся лицо с синяками под глазами. Губы злые, кривятся. – Значит, это из-за «вертолета». Эх, надо было мне самому идти с вами, чтобы разобраться! Эх, надо было! Знал бы, где упадешь, соломки подстелил бы. Но все равно, ребятки, вы молодцы. Вы даже не представляете, какие вы молодцы!
   Правда, сказал он это таким тоном, от которого у Кости на душе легче не стало, потому что Рябой еще не знал о Косом.
   – Кондратий Александрович, мне кажется, я видел его раньше.
   – Где? – Рябой поднялся. – А от кого это так воняет?
   – Не знаю… – сказал Костя.
   Дрюндель брезгливо понюхал собственную руку, отступил по ветру и постарался сделаться незаметнее.
   – Да нет же, воняет, как в хлеву. – Рябой с подозрением посмотрел на Дрюнделя, но ничего не сказал.
   Левая кисть руки у него, словно в перчатке, была в крови. В густых цыганских волосах тоже запеклась кровь. А двубортный черный пиджак с металлическими пуговицами «а-ля битлс» был выпачкан в земле и во все той же крови.
   – Мне кажется… – сказал Костя, как обычно, робея перед атаманом, – это связано с поездом, на котором я сюда попал.
   – С поездом, говоришь?.. А что ты можешь помнить, ты же мальцом был? – спросил Рябой. – Тебе ж было пять лет. Даже я этого поезда не помню.
   Эх, не главное это сейчас, не главное, понял Костя. Главное, что деревню отбили. А что было десять-двенадцать лет назад, никого не волнует.
   – Я знал, что вы мне не поверите, – сказал Костя, – но это он.
   – Ты представляешь хоть, сколько лет прошло? – словно не услышал его Рябой.
   – Представляю… – уныло ответил Костя. – Вам бы руку перевязать…
   – Рука – это ерунда… людей потеряли. Зверова Василия и Лукина Андрюху. Хорошие мужики были.
   Костя знал их плохо. Мужики как мужики, пахали и сеяли, к пацанам не вязались, лишний раз уму-разуму не учили. Нормальные мужики, старые только, даже на «промыслы» не ходили. Зато он сразу вспомнил, чем закончилась их собственная экспедиция. На время боя забыл, а теперь вспомнил и приуныл пуще прежнего.
   – Кондратий Александрович… – произнес он кающимся голосом.
   Рябой мимоходом взглянул на него:
   – Да знаю, знаю… Все знаю… – Он, скорчившись, согнул раненую руку, прижал ее к телу и стал нянчить, как маленького ребенка.
   – Откуда? – удивился Костя, стараясь на смотреть на чужую кровь. Не привык он к виду крови. Плохо ему становилось от нее.
   – Донесли уже. Прямой вины твоей нет, я понимаю. Но ты, как временный атаман, должен был все предусмотреть. Однако ж… надо было мне с вами идти. А с другой стороны, деревню перебили бы одним махом, так что ты ко времени подоспел. Да, коряво все сложилось. Здесь и моя вина тоже есть. Может, Павел Косой еще выйдет на деревню? – предположил он.
   – Не знаю… – потупился Костя.
   Рябой внимательно посмотрел на Костю своими чернющими глазами, словно проник в душу, и сказал:
   – Тогда бы дело поправимо…
   Косого действительно звали Павлом. И хотя атаман говорил нормальные, понятные вещи, Костя стал испытывать к нему прежнее чувство страха, словно Рябой знал нечто большее, но не хотел делиться. Взрослые всегда так, невольно подумал он, непонятные они. Наверное, когда-то и я таким же стану.
   – Ну а кто это тогда, – спросил он, набравшись храбрости, – если не кайман?
   За такой вопрос можно было заработать по шее, но ему очень и очень хотелось докопаться до истины и, быть может, понять, откуда он вообще появился в деревне. Ему казалось, что это каким-то образом связано с откровением в тумане.
   – Да мало ли людей со шрамами? – веско сказал атаман, мол, сказки все это для детей, а реальность, она иная. – Показалось. Не бери в голову. Сейчас наши приедут на подводе, утащим.
   – А может, его здесь закопать? – еще больше осмелел Костя.
   Из могилы-то он точно не сбежит, суеверно подумал он. Земля если забирает, то уже не отдает. Так все говорят, даже отец Валериан Федорович. Но Рябой решил по-своему:
   – Нет, надо вначале разобраться, кто это такие. Может, действительно кайманы, а может, из какой деревни бандитствуют или вообще пришлые? Тогда дело дрянь. Кабы снова охота на людей не началась, – высказал он все свои опасения и с подозрением посмотрел на Лес предков.