– Милый, – сказала она, приблизив губы к его уху, – я ласковая, как котенок.
   От этих слов сердце у него упало куда-то в пятки, для храбрости он выпил на голодный желудок рюмку водки и впервые понял, какой она может быть вкусной. Водка «пошла», как вода в пустыне, и ему казалось, что нет ничего приятнее этого благородного напитка. А потом он ел шашлык с зеленью, с острой приправой и слушал, как бармен за стойкой цокает языком:
   – Вай-вай, какой хароший вечер! Панымаешь?!
   Народа прибавилось, появились странные фигуры, и все-все они знали Бараско и кричали:
   – Привет, друг!
   – Здравствуй, генацвале!
   – Здравствуй, Штопор! – отвечал Бараско.
   – Здравствуй, Хемуль!
   – Как дела Гурам?
   – Лунин, с меня пол-литра!
   – Да помню, помню.
   – Салют, Лемур!
   Потом все встали и выпили за Купреянова, который попал в проплешину, а что в ней было на самом деле, никто не знал. Может, «аттракт», может, «ведьмин студень», а может, что-нибудь новенькое. Никто ведь не проверял. Остались от Купреянова только одни черные сосульки – как говорят сталкеры, и брызги. От человека всегда много брызг остается.
   Через полчаса все сталкеры казались Косте прекрасными людьми, и он даже простил Бараско, который обнимал свою блондинку и совершенно не пьянел.
   – Не пей много, милый, – сказала ему на ухо Завета и покачала головой. – Все равно тебе за ним не угнаться.
   – За кем? – спросил он и, набравшись храбрости, обнял ее за талию.
   Кожа у нее оказалась нежная, как бархат. А еще он страшно хотел утонуть в ее волосах.
   – За кем? – удивилась она и сотворила с ним одними глазами такой фокус, от которого у него сладко ёкнуло сердце. – За Редом Бараско – черным сталкером!
   – Он черный сталкер?! – несказанно удивился Костя.
   – Да, Ред Бараско – черный сталкер. Он здесь первый парень на деревне.
   Костя хотел сказать, что знает его как полицая, но на всякий случай промолчал. Мало ли что. Кто-то ему рассказывал, что черный сталкер вечен, что он арестант, несчастный человек, бродящий из Зоны в Зону, что он меняет имена, что у него больная дочь Мартышка, что он всю жизнь ищет для нее лекарство, но не может найти, и как только найдет это лекарство, будто бы все Зоны закроются. «Это сенсация, – понял Костя. – Эх, связаться бы с редакцией. Такой материал пропадает. Такой материал!»
* * *
   – Костя, вставай! Вставай быстрее! – Бараско тряс его за вихры. – Слышишь?!
   Костя поднял голову и тут же уронил ее на подушку. Смятые простыни, голое женское тело. И вообще, какая-то странная комната без окон, но с единственной голой лампочкой под потолком.
   – Где я?.. – простонал он.
   – Давай! Давай! – тормошил его Бараско. – Опохмеляйся, и уходим. У нас одна минута.
   – А что случилось? – спросил Костя заплетающимся языком, ловя губами горлышко бутылки, из которого лезла непокорная пена.
   – Шмон! Шмон! – быстро объяснил Бараско, суя ему одновременно одежду и автомат.
   Женское тело рядом с Костей встрепенулось.
   – Мальчики, дайте и мне…
   Завета сделала большой глоток и стала торопливо одеваться, никого не стесняясь. У нее были большие черные соски. Косте почему-то было стыдно смотреть в ее сторону, пока она не прикрылась.
   – Мальчики, я с вами!
   Только тогда Костя сообразил, что шмон – это, действительно, серьезно. Через мгновение он уже прыгал на одной ноге, стараясь второй попасть в штанину. А рубашку и ватник надевал уже на ходу. Потом они убегали, но не наверх, а вниз, в бар. Где-то наверху слышались грубые голоса и крики:
   – Эй, дарагой, падажды!
   – Да здесь они, здесь! Я задом чую!
   – Пацану голову отражу и принэсу Сэдоровичу!
   – Нет, мошонку выдернем! – веселился кто-то, похоже, Лемур.
   От преследователей их отделяли всего лишь пара лестничных пролетов. Бряцало оружие, гремели сапоги. Перепуганный официант уже ждал с распахнутой дверью.
   – Прямо и налево, а потом направо. Но в первый люк не суйтесь, а бегите к последнему.
   Наступила тишина. Только их шаги раздавались в гулком коридоре. Где-то лилась вода, и далеко-далеко, казалось, звенел комар.
   Костю отчаянно тошнило. Пару раз он пытался освободить желудок, но в нем ничего не было. Бараско не ждал. Он уходил все дальше и дальше. Только все понимающая Завета возилась с ним. Из его молодого организма лился лишь один желудочный сок.
   – Ну давай, дружок, ну давай быстрее!!! Давай автоматик, давай!
   Но Костя автомата не отдавал, а твердил:
   – Не надо… не надо… я сам.
   Ему было стыдно, что с ним возятся, как с маленьким больным ребенком.
   Неожиданно потянуло сквозняком, и тогда он сгруппировался и побежал, правда, его мотало от стены к стене. Бараско терпеливо их ждал у самого последнего люка.
   Они поднялись на один этаж и побежали снова. На развилке Завета вдруг остановилась:
   – Я пришла, – она показала в сторону коридора, убегающего в темноту. – Там мой дом…
   – Прощайтесь быстрее, – сказал Бараско, потому что Костя счел нужным расстаться с Заветой по всем правилам любовного этикета, то есть обнимался, целовался, и прочие романтические штучки, к которым привык в своей Москве и которые Бараско считал телячьими нежностями.
   – Ну все, все! – она оттолкнула его, косо взглянув на злое лицо Бараско.
   – Мы еще увидимся? – спросил он, как показалось ему, очень пошло и банально, к тому же мешал Бараско.
   – Не знаю, – сказала она, все больше раздражаясь. – Иди же, иди!
   Костя, оглядываясь, поплелся за Бараско. Сердце его разрывалось на части. Ему казалось, что все кончено, что у него никогда не будет такой женщины, как Завета, что только с ней он может испытывать бесконечное счастье и блаженство.
   – А ну, давай, колись! – вдруг сказал Бараско, когда они отошли с десяток шагов и остановились под фонарем.
   – В смысле? – переспросил Костя.
   – Как ты думаешь, почему они за нами гонятся?
   – Понятия не имею! – позволил он себе чуть-чуть дерзости.
   – Я имею! – одернул его Бараско. – А ну подними руки!
   – Зачем? – удивился Костя.
   – Ну подними, подними!
   Пришлось Косте подчиниться. Рука Бараско уверенно полезла в правый карман телогрейки и замерла.
   – Достань сам! – глядя в упор, велел Бараско.
   – Что достать?
   – То, что у тебя в кармане!
   – Там ничего нет. Старый носовой платок.
   – А ну достать!
   Костя сунул руку в карман и нащупал какой-то предмет, а когда достал его, то едва не уронил на пол. Это был знаменитый хабар Бараско, камень судьбы. На этот раз он, как каракатица, окрасился в зеленый цвет.
   – Как он у тебя оказался?! – грозно спросил Бараско.
   – Понятия не имею… – ответил Костя, едва не плача. – На… возьми… это же твой камень…
   – Ты что, спятил? – удивился Бараско.
   – Как? Я не понимаю? – спросил Костя растерянно.
   – А эта?.. – Бараско мотнул головой в ту сторону, куда ушла Завета. – Вы в сговоре?
   – Да ты что?! В каком сговоре? – возмутился Костя.
   – Слушай меня! Дело было так. Ты проболтался о камне судьбы. Перед тем, как лечь в постель, она сбегала к Сидоровичу и, я уж не знаю, как, но завладела камнем. Но Сидоровича… ведь женщины не интересуют… Он стар и жирен.
   По мере того, как Бараско рассуждал, уверенность его падала. Затем он вообще замолк и в недоумении уставился на Костю.
   – Что?.. – поинтересовался Костя, но без особой надежды, что Бараско образумится.
   Казалось, Бараско видит Костю впервые.
   – Ты прав… – вздохнул он. – Прости… Не сходится. – Растерянно почесал затылок. – Выходит, этот камень к тебе сам припрыгал? Так, что ли?..
   – Я не знаю, я его вообще не трогал, да он мне и не нужен, – и Костя в отчаянии хотел кинуть камень на землю.
   Но, во-первых, камень не упал, он словно приклеился к ладони, а во-вторых, Бараско рассмеялся:
   – Все! Я же говорю, что ты попал. Он тебя выбрал и стал, как у нас говорится, ангелом-хранителем. На моей памяти такой случай первый. Чем-то ты ему приглянулся.
   – Чушь! – не поверил Костя.
   – Нет, не чушь, а грубая реальность! – отрезал Бараско. – А заключается она в том, что нам нужно уносить ноги. Теперь все сталкеры будут на нас охотиться. Так что не обессудь их и Сидоровича Ивана Каземировича заодно, потому как по их понятиям ты украл ценнейший хабар. Но от него ты избавиться не сможешь, даже если очень захочешь. Это твоя судьба. Зато и опекать он тебя будет по полной программе. Надеюсь, и мне что-нибудь от этого перепадет. А теперь уходим!
   И действительно, преследователи снова были совсем близко.
   – Эй! – кричал Джангер, выглядывая из-за поворота. – Ред, отдай нам своего мальчишку! Ты нам не нужен.
   – А вы знаете, что у него есть? – спросил Бараско, демонстративно заряжая подствольник.
   – Знаем! Поэтому и не стреляем. Отдай по-доброму!
   – Берите, если сможете! – с задором крикнул Бараско.
   – Мы-то сможем, но и ты не уцелеешь!
   – Сидорович им хорошо заплатил, – сказал Бараско, краем глаза наблюдая, как Костя поднимается по скобам на следующий уровень. – Иначе бы они не полезли. Не дураки же они, в самом деле?!
   – А еще им, видно, обидно, – самодовольно поведал Костя сверху.
   – В чем?
   – Ну, в том, что камень ко мне пришел, а не к ним.
   – Ну конечно, – с иронией согласился Бараско, в два рывка преодолевая лестницу. – Опять начал хвастать!
   – Я не буду… – буркнул Костя.
   Напоследок Бараско сунул «американца» в люк и выстрелил. Раздался взрыв, из люка пыхнуло дымом, и оттуда донеслись крики, проклятья и стоны.
   Когда они выскочили на поверхность, оказалось, что стоит глубокая ночь. Если бы не Бараско, Костя вряд ли бы сориентировался по звездам. Но на этот раз все пошло не так, как хотел Бараско. Вместо болота с тайной тропинкой, которая раньше выводила прямиком к реке Припять, она почему-то теперь заворачивала все дальше на восток, все больше в непроходимые чащи, все ближе к минным полям и проволочным стенам с электричеством.
   Рассвет они встретили в странных холмах, поросших соснами и усыпанных толстым слоем бурых иголок.
   – Все! Привал! – устало сказал Бараско, валясь на мягкую хвойную подстилку. – Это все твой «анцитаур».
   – Почему? – удивился Костя.
   – Потому… – пробормотал Бараско и замолк.
   Костя тоже улегся и с вершины холма принялся рассматривать в оптику редкий сосновый лес. Однако метров через пятьдесят уже ничего не было видно, кроме ярко-зеленого подлеска и коричневых стволов деревьев. Слева была круглая поляна диаметром метров тридцать, заросшая земляникой. Даже на холм залетали соблазнительные запахи. Справа – такой же холм, только с двумя горбами. Позади – лощина, уходящая в молодой лес. Так вот, за этим молодым леском чувствовался простор, словно там был выход из Зоны. Не успел Костя подумать о том, что это очень и очень странно, как оттуда донесся паровозный гудок, а вслед за ним возник перестук колес.
   – Слышишь? – спросил Костя и посмотрел на Бараско.
   Черный сталкер спал беспечно, как младенец. Чешуйка сосновой коры прилипла к его губе и смягчала резкие черты лица. Красный платок на шее делал этого человека глубоко несчастным. У Кости возникло такое ощущение, что он что-то знает о нем. То ли где-то читал, то ли слышал, но припомнить, хоть убей, не мог. «А не тот ли это сталкер, о котором писали Стругацкие?» – подумал он. Звали его, кажется, Рэдрик Шухарт из «Пикника на обочине». «Нет, не может быть, – подумал он. – Когда это было? Сейчас совсем другие времена. Похож, но, скорее всего, не он».
   «Странный все-таки мужик, – подумал Костя, – то просится вместе идти, то дерется. Не понять его. Вроде бы что-то не договаривает. Намекает на какие-то планы, но не раскрывает их. Говорит загадками. Плетет заговоры. Опасается, что ли?»
   Если бы Костя был постарше и поопытнее, он бы знал, что есть такие люди – закрытого типа, которые не склонны раскрывать душу. Но Костя этого не знал, поэтому странные отношения с Бараско тяготили его.
   Стук колес становился все ближе и ближе, и когда казалось, что из-за леса вот-вот покажется состав, раздался такой громкий гудок, что Бараско встрепенулся и открыл глаза.
   – Что это? Что это?! Господи, ну и везет нам! – он вскочил. – Там когда-то была железная дорога, – объяснил он. – Но потом ее разобрали, чтобы мужики окрестных деревень не лазили в Зону за дармовым железом. А поезда по-прежнему идут! И ездят на этих поездах очень и очень нехорошие люди и разные чудовища. Сам я ни на одном таком поезде никогда не был, но попасть на него считается большой удачей, ибо он привезет тебя туда, куда ты хочешь.
   – А куда мы хотим? – спросил Костя.
   – Как куда?.. – растерянно почесал затылок Бараско, явно стараясь не выдавать секреты.
   – Но ведь куда-то же мы идем? – напомнил Костя.
   – А-а-а… Ну да, конечно, идем.
   – А куда? – не отставал Костя.
   Воздух был как лесной сироп, настоянный на запахах шишек и хвои. Таким воздухом хотелось дышать и дышать. Но и надышаться им было невозможно.
   – Как куда? Вот ты, ей богу, как репей! В Зону, конечно. Говорят, там этот самый Выброс должен произойти.
   – А зачем нам Выброс? – Костя едва успевал за Бараско, который уверенно двигался по лесу.
   – Выброс на то он и Выброс. Хабар выбрасывает. Только я никогда на Выбросы не хожу, потому что радиации много. Да и хабар там известный: «пустышки», «аккумуляторы», которые уже никого не интересуют, какая-то «панацея» от всех болячек и бед.
   «Ага, – понял Костя, – должно быть, этой самой „панацеей“ с червяками меня и поил Семен Тимофеевич».
   – «Ведьмин студень», слышал, приспособили, что-то вроде вечного двигателя соорудили. «Брызги», «браслеты» и прочая ерунда. Это уже считается старьем. Дыра – вот цель нашего путешествия!
   – Слушай, Ред, – Костя впервые так его назвал, – тогда надо было с нашими идти!
   – Ну, во-первых, они бы меня шлепнули.
   – Как бывшего полицая, – напомнил Костя.
   – Ну да! – быстро согласился Бараско. – А во-вторых, ты должен знать, что Дыра открывается только чистым натурам.
   – Как это? – удивился Костя.
   – Ну людям, которые не погрязли в грехах и разврате цивилизации. По сути, Дыра у каждого своя, и что ты хочешь получить, то и получишь.
   – Так это ж метафизика! – воскликнул Костя. – Мы это в универе проходили!
   Бараско искоса посмотрел на него и хмыкнул:
   – Наивный ты парень, как я погляжу. Какой универ?! Это, брат, космос, а он посложнее всяких институтских лекций. Ложись! – успел крикнуть он.
   Костя, наученный горьким опытом, беспрекословно шлепнулся на землю, откатился под елки и услышал свист гранаты, выпущенной из подствольника, а потом ощутил взрыв, удар в плечо, и на него посыпались сосновые иголки. Он оглох на левое ухо, а плечо онемело, словно по нему ударили дубинкой.
   – Русс, сдавайся! – услышал он.
   – Бараско, едрить твою налево! Отдай наш хабар!
   – Отдай, живым уйдешь.
   – А хрен вам! – крикнул Бараско, и тут же застрекотал его «американец».
   А потом они побежали, не разбирая дороги.
   – Контузия это! Контузия! – объяснял Бараско на ходу и срезал очередью двоих, которые выскочили из кустов.
   Больше их никто не преследовал. Костю тошнило, качало, и стрелять он не мог, потому что плечо просто разламывалось от боли.

Глава 4
БРОНЕПОЕЗД

   За елками все громче что-то пыхтело, как стадо рассерженных гиппопотамов. Показалось огромное и длинное тело бронепоезда, ощетинившееся орудиями и пулеметами.
   В кустах они едва не налетели на бойца, справляющего нужду. Потом увидели еще одного с АК-47 через плечо. Боец занимался тем, что пожирал содержимое банки с тушенкой. Рядом стоял второй и глушил водку из горла.
   Бойцы были похожи друг на друга, как две капли воды.
   – Да это ж клоны! – воскликнул Костя, чуть приходя в себя.
   – Ну клоны, так клоны, – пожал плечами Бараско. – Какая нам разница, главное, что свои.
   – А? Что? – спросил Костя, прикладывая ладонь к поврежденному уху.
   – Я говорю, какое нам дело! – крикнул в него Бараско во все горло.
   – Чего ты орешь?! – обиделся Костя. – Я хорошо слышу.
   – Пойдем быстрее! – сказал Бараско, оглядываясь на всякий случай по сторонам и направляясь к бронепоезду.
   – Заметут нас, – сказал Костя. – Как пить дать, заметут.
   На одном из вагонов аршинными красными буквами было написано: «Смерть врагам СВ!!!» Костя не успел понять, что это означает. Сыграли «сбор», и из подлеска стали выбегать бойцы-клоны, подтягивая штаны и лихо защелкивая ремни. Кое-где блестели штыки.
   По платформе станции «Букино» уверенно расхаживал в окружении свиты командир бронепоезда в полевой форме СА семидесятых годов. На груди у него сияла, слепя глаза, звезда Героя России. Он то и дело поглядывал на часы, и вид у него был строгий.
   По виду отцы-командиры тоже были клонами разных серий, но с индивидуальными чертами лиц.
   Бараско и не думал попадаться им на глаза, но пройти под футбольными воротами, которыми заканчивалась тропинка, он не мог, потом что в таких местах обычно сидели ловушки. А рисковать даже ради бронепоезда с грозным названием «Смерть врагам СВ!!!» он не хотел.
   – А вот еще двое! Пожалуйста, вот вам дисциплина! – увидел их командир бронепоезда. – Бойцы, где вы шляетесь?! – крикнул он громоподобно. – Ко мне! Живо!
   Им ничего другого не оставалось, как подчиниться и резво подбежать к суровому командиру.
   – Где вы шляетесь?!
   Его голос эхом разносился над станцией «Букино», железной дорогой и затихал лишь в густом лесу. Даже небо притихло в ожидании грозы, приняв его голос за раскаты грома.
   – По нужде отлучились, – миролюбиво ответил Бараско.
   – А вас не спрашивают! – оборвал его какой-то младший лейтенант с широкими плечами и массивными бицепсами, на которых, казалось, готова была лопнуть гимнастерка.
   Его юный возраст и манера общения говорили о том, что он призван из «пиджаков». К тому же он с таким обожанием глядел на командира Березина, что это наводило на некоторые размышления.
   – Младший лейтенант Нежный! – скомандовал командир. – Живо в свой взвод и проверьте наличие состава!
   – Есть проверить наличие состава, – по уставу ответил младший лейтенант Нежный, развернулся на каблуках так, что во все стороны полетела галька, и побежал в хвост бронепоезда.
   «Ишь, адвокатишка, – подумал командир славного бронепоезда, глядя ему вслед, – из умников, а туда же в кадровые примазывается. Надо будет его на всякий случай в атаку послать, проверить его судьбу и смелость».
   – Из какой роты? – поинтересовался командир, скрипнув зубами.
   – Товарищ командир, это не наши… – подсказал старший лейтенант Жулин из серии лейтенантов, то есть субтильный, с прыщиками на лице.
   – Как не наши? – удивился командир и, склонив голову набок, стал внимательно разглядывать Бараско и Костю.
   Его сухое лицо аскета было исполнено небывалой решимости. Короткая щеточка усов подчеркивала мужественность и волю.
   Под взглядом его серых глаз Костя Сабуров невольно вытянулся, а Бараско убрал в лица насмешливое выражение.
   – Оружие же наше? – сказал командир, глядя прежде всего на Костин АК-74М, который очень походил АК-47. – А у тебя что? – спросил он, обращаясь к Бараско, так ничего и не поняв.
   – Мы из десантников, из разведки, – наклонившись, проникновенно прошептал Бараско, на всякий случай пошевелив плечом, на котором висел «американец».
   – Ах, ну да-да… – вспомнил командир и хлопнул себя по лбу. – Как же я забыл! – При этом фуражка у него слетела куда-то на затылок. – Ну, и как там разведка? – поинтересовался он, водворяя фуражку на место.
   – Товарищ командир! Товарищ командир! – раздалось издали. По щебенке лихо бежал офицер. – Федор Дмитриевич!
   – Товарищ командир, – попросил Бараско, – разрешите пристать к вашей бригаде? У нас разведданные имеются.
   – Приставайте, – кивнул грозный командир. – Бегите в девятый вагон к старшине Русанову. – Скажете, чтобы зачислил на довольствие. А потом явитесь с докладом к начальнику штаба, генерал-майору Чичвакину и дадите разведку.
   – Есть! – обрадовался Бараско, однако «честь» не отдал, потому что был без головного убора.
   – Товарищ командир… – наконец подбежал запыхавшийся офицер. – Немцы!
   – Где?! – присел командир, выпятив зад, и стал разглядывая из-под руки кусты, но так ничего и не разглядел. – Сигай по вагонам! – отдал он команду.
   – По вагонам! – продублировали в начале.
   – По вагонам!.. – продублировали в конце.
   Бронепоезд со звучным названием «Смерть врагам СВН!» дернулся, колеса его один раз прокрутились вхолостую. Локомотив окутался белыми клубами дыма, издав страдальческий скрипящий звук, и состав, ощетинившись орудиями главного калибра, а также крупнокалиберными пулеметами всех типов и видов, двинулся в свой роковой путь.
* * *
   Старшину Русанова они нашли за раздачей кальсон.
   – Какой размер? – спросил он, даже не взглянув на вошедших.
   – Нам бы на довольствие… – попросил Бараско, вдруг оробев перед старшиной.
   – Всем на довольствие, – ответил старшина, считая наволочки и что-то внимательно помечая в гроссбухе, – честное слово.
   Его огромные, как у Буденного, усы шевелились сами по себе, словно жили отдельно от лица. На границе между лбом и носом легли глубокие складки тяжелых раздумий. А вообще, он был старым и сморщенным, как высохшее яблоко.
   – Хм, хм… – промямлил Бараско. – Командир… Березин… приказал…
   – Мало ли что приказал… – в тон ему ответил старшина Русанов, и усы у него снова ожили, однако умеренно агрессивно, словно знали, что грозит за подобный ответ.
   – Так… что ему тогда доложить?..
   – А ну смирно, боец! – старшина Русанов приподнялся. – Руки по швам! Вы где находитесь?!
   – Ну… на этом, как его, бронепоезде… – неуверенно ответил Костя, потому что Бараско вовремя не нашелся.
   – Вот именно! – старшина Русанов поднял указательный палец. – На славном бронепоезде, носящим боевое название: «Смерть врагам Советской Власти!!!» Честное слово!
   – Ну и что?.. – терпеливо переспросил Бараско, выставив ногу, как проститутка на панели.
   – Не нукай, не запряг! – грозно сказал Русанов. – Я бы вообще попросил тут не выражаться, а то караул вызову! – Однако тут же спросил проникновенным шепотом, предварительно выглянув из купе. – В какой взвод хотите? У нас есть два хлебных места, честное слово. В продовольственный склад вы не пойдете, потому что я здесь командую, второе место – в помывочной, банщиком. Ну а там – что перепадет по ходу боевых действий.
   – В смысле?.. – недоуменно спросил Бараско.
   – Не в смысле, а все то, что не по уставу – ваше, ну, и от похоронной команды, если договоритесь, а за это ребят пустите первыми мыться.
   – А что с предыдущими банщиками?.. – спросил Костя, подозревая все самое худшее.
   – Померли. Царство им небесное, – старшина Русанов, оглянувшись, быстро-быстро перекрестился. – В первом же бою свои застрелили, честное слово.
   – Не-не-не… – сразу сказал Костя, – я в банщики не пойду!
   – Я тоже, – открестился Бараско. – Еще чего!
   – Ну тогда, братцы, есть еще две вакансии: угольщиком и фонарщиком. Один в начале бронепоезда, другой в конце.
   – Ас ними что приключилось? – на всякий случай спросил Бараско.
   – Один загляделся на огонь и упал в топку. Второй загляделся на убегающий путь и выпрыгнул на ходу. Обоих считают дезертирами. Честное слово! А вы кто такие? – вдруг с подозрением спросил старшина, разглядев их странные автоматы.
   – Сталкеры! – выпалил Костя в надежде, что старшина образумится и перестанет нести чушь.
   – Какие сталкеры? – оторопел старшина. – У нас таких должностей по штату не значится!
   На этот раз усы у него даже не шевельнулись. Видать, и им слово «сталкер» показалось незнакомым.
   – Да из разведки мы, из разведки, – панибратски добавил Бараско. – Командир ваш велел поставить нас на довольствие.
   – Березин, что ли? – спросил Русанов, невольно щелкая каблуками.
   Усы же его вытянулись в струнку, а на лбу прорезались мучительные складки.
   – Наверное, мы не знаем, – кивнул Бараско, – мы его только по имени Федотом кличем.
   – Ну-у-у… у нас один командир, – сделал умозаключение старшина Русанов. – Ракетчик! Герой Ханкин-гола и России! Лично сбил АВАКС. Разумеется, не из рогатки! Но это тайна! За ним охотится ЦРУ и все разведки мира. А раз вы друзья командира, то считайте, договорились. Вы знаете, как я люблю своего командира? – спросил он проникновенно, и скупая мужская слеза скатилась по его небритой щеке.
   – Как? – наивно спросил Костя.
   – Он лично со мной консультируется. Вначале мы выпиваем с ним по стакану коньяка, а потом он спрашивает: «Подскажи мне, товарищ Русаныч, как бы ты эту военную операцию спланировал? Мысли у меня есть, а ничего не выходит, честное слово!» А я ему, конечно, со всей прямотой говорю: «Надо главным калибром бить – наверняка!» «Как плохо, что у меня нет спец-БЧ! Одни пушки и снаряды», – вздыхает наш славный командир. Я ему, конечно, со всей прямотой, на которую способен: «Это потому что вокруг вас одни враги. Извести вас хотят, поэтому спец-БЧ и не дают. Было бы у вас спец-БЧ, вы бы эту Зону в порошок стерли бы». «Правильно, – отвечает он мне. – Один ты у меня честный такой! Подожди, дадут мне маршала, я тебя тут же сделаю генерал-лейтенантом». «Спасибочко, – отвечаю я гордо, – мне и на моем месте неплохо». А он мне честно тоже так отвечает: «На твоем месте любая дворняга служить может, а на моем только служебные псы». Передавайте ему большой коммунистический привет!