Страница:
Они только-только успели выпить пару чайников красного румийского, когда их взяли в кольцо восемь воинов в парадной одежде. Хищные клювы длинных кривых ятаганов и зазубренных копий замерли в двух ладонях от породистого носа Оболенского и пьяно хихикающего Ходжи. Начальник охраны внимательно оглядел друзей и отрывисто бросил:
– Вы идёте с нами, презренные черви! Эмир ждёт.
Лицо главного стража тоже показалось Оболенскому безумно знакомым, но радость на сердце от этого не всколыхнулась. Потому что это был…
– Слушаем и повинуемся! – кивнули стражники, за шиворот поднимая наших собутыльников и без малейшего пиетета вытаскивая их на улицу.
Ходжа даже не спорил, он всегда был умнее, а Лев возвысил рычащий голос:
– Чё за беспредел? Где ордер на арест? По какому обвинению нас хватают? Я имею право на один звонок своему адвока…
Дальше его просто крепко треснули древком копья по затылку, и бывший помощник прокурора рухнул, потеряв сознание. Причём настолько удачно рухнул, что придавил своей нехилой тушей двух молоденьких азиатов из сопровождения. Это можно было расценивать как маленькую месть. К тому же если до дворца эмира хитроумному домулло пришлось топать пешим ходом, то бессознательное тело Оболенского с почётом волочили на горбу. Так что очнулся он уже в зиндане.
Если кто забыл, то это такая кувшинообразная яма в земле, куда узников спускают на верёвке или лестнице. Стены голые и скользкие, вымазаны глиной и обожжены до крепости кирпича. Бежать некуда. Единственный выход – сверху, но он закрыт решёткой и охраняем бдительной стражей. Я не запугиваю моих уважаемых читателей, но если кто страдает клаустрофобией – не езжайте в постсоветскую Азию, кое-где там до сих пор держат неплатёжеспособных туристов в таких вот антикварных зинданах. Не Африка, от которой с детства оберегал нас Корней Чуковский, но всё-таки пять раз подумайте, прежде чем…
– Мин сине яратан, выходите к воротам! – напевал Насреддин, в ритме танца отчаянно простукивая лбом непробиваемые стены зиндана. – Хватит спать, Лёва-джан, не хочешь спеть со мной напоследок?
– Москва! Звонят колокола! Москва! Златые купола! Москва! По золоту икон… – ещё даже не раскрывая глаз, громко начал мой друг, но вовремя тормознулся. – Что-то я не в ту тему, да?
– О да, мой собрат по несчастью. Как-то не очень. Может, на пару споём что-то более мусульманское, одобренное шариатом и угодное Аллаху?
– «Владимирский централ»?!
– И почему меня терзают смутные сомнения…
– Погоди, погоди, дай вспомнить… О! «Учкудук, три колодца! Защити, защити нас от солнца-а!»
– Это про что?
– Про Учкудук.
– А где это забытое Аллахом место?
– Ну где-то тут у вас, в Средней Азии. Чё ты цепляешься, в песне точного Интернет-адреса не было!
– Я не цепляюсь, милейший, только никаких Учкудуков с тремя колодцами вблизи Бухары нет. Тебя кто-то жестоко обманул…
– Точняк! Никогда не доверял этим узкоглазым из ансамбля «Ялла». Что ж спеть такого тюремно-приблатнённого, подходящего по сюжетной линии, а? «То-о не ветер ветку клонит, не дубравушка шуми-и-ит… То моё, моё сердечко стонет, как осенний лист дрожи-ит…»
– Вай мэ, как красиво сказал! Можно запишу? Только мне не на чем и нечем.
– Так запоминай, я повторю.
После третьего повтора они распевно затянули на два голоса:
– Извела-а меня-а кручина. Подколодная-а змея-а! Догорай, гори, моя лучи-ина, догорю-у с тобой и я…
Потом Ходжа так же быстро научил друга жалостливой песне таджичек-мазохисток – «Милый мой, твоя улыбка манит, ранит, об-жи-га-ет…» и нетрезвой киргизской – «Сладострастная отрава – золотая Брич-Мулла…». Причём соучастники спелись так хорошо, что тюремные стражи приподняли решётку зиндана и бесстыже заслушались. А после чуток подредактированного «Ах, Багдад, мой Багдад, ты моя религия-а…» даже вознаградили исполнителей ещё почти свежей лепёшкой, которую поймал Лев, а поделил Ходжа.
Зиндан уже не вызывал у нашего героя такой паники, как в начале его приключений. В конце концов, все говорят, что после первой отсидки второй раз сидеть уже легче, а после шестого залёта из тюрьмы вообще уходить не хочется. Домулло тоже, по сути дела, не раз короновался на нары и, будь иное время, весь ходил бы в наколках. Но в тот день злодейка судьба коварно строила для них более изощрённую ловушку, чем спокойный и тихий зиндан.
Глава шестая
По приказу человека с властным голосом им спустили лестницу (жердь с набитыми ступеньками) и вытащили вон. Друзей ещё раз обшмонали, забрав всё, что могло представлять хоть какую-то ценность, связали руки и под конвоем повели во дворец.
– Ты узнал его? – шёпотом уточнил Насреддин, показывая взглядом на высокую фигуру начальника стражи.
– Нет, а должен? Хоть признаться, рожа и голосок дюже знакомы! Это не он снимался в массовке второй серии «Властелина Колец»?
– Это высокородный господин Шехмет! Глава городской стражи славного Багдада! После того как твой джинн даровал Гаруну аль-Рашиду чувство юмора, тот не оценил заслуг Шехмета и выгнал его со службы за взятки! И угораздило же нас попасть в его когти здесь, в благородной Бухаре, вай мэ…
– Упс… Думаешь, он нас узнал?
– Твою рожу забудешь, Лёва-джан…
– Я не забыл вас и всё слышу! – на ходу обернулся Шехмет. Его профиль казался ещё более похожим на орлиный, смуглая кожа обтягивала скулы, а в чёрной бороде сверкали нити седины. – О голубоглазый вор и подлый возмутитель спокойствия, мне больше не надо искать виновников своего падения. Вы в моих руках! И я не был изгнан со службы, я ушёл сам, ушёл с гордо поднятой головой, уважаемым человеком, с одной лишь целью – найти вас и…
– Я же говорил тебе, – Ходжа пнул коленом Льва, – не надо было орать на весь Багдад, чем ты напоил высокородного господина Шехмета!
– Я… я не пил! – сорвался начальник стражи, едва не бросаясь душить Насреддина. – Низкий лжец, я не пил, я лишь понюхал и сразу всё понял!
– А что вы не пили, уважаемый? – мигом заинтересовались прочие охранники.
– Молча-а-ать!!! – взревел бывший хозяин багдадских улиц, едва только Оболенский попробовал открыть рот. – Ведите их быстрее к эмиру, и если кто ещё хоть слово скажет – клянусь бородой святого Хызра, я сам отрежу тому его лживый язык!
Дальнейшую часть пути, как вы понимаете, болтать никто уже не рисковал. Правда, Лев пытался беззвучной пантомимой за спиной Шехмета поведать стражам помоложе, в чём прикол, но связанные руки существенно ограничивали его возможности. Однако по губам те поняли, что рассказ впереди и правду не скроешь…
Разумеется, двух закоренелых преступников вели задними дворами. Парадный вход во дворец эмира с садами, фонтанами, павлинами, мозаичными бассейнами и дорожками из чистейшего речного песка был не про их честь. Понятно, что такие красоты создавались не для демонстрации их всяким подозрительным личностям, но ни Лев, ни Ходжа в обиде не были. Они оба в своё время насмотрелись и дворцов, и храмов, и крепостей, и просто богатых домов, так что удивить их архитектурными красотами было сложно. К тому же бывший помощник прокурора успел ещё и поколесить по Европе автобусными турами, а в сравнении с Пражским Градом, базиликой Святого Иштвана в Будапеште или собором Святого Марко в Венеции дворец повелителя Бухары безнадёжно проигрывал. Кто видел все объекты своими глазами, не будет со мной спорить…
– Ты привёл их, о храбрый Шехмет? – Откуда-то из закоулка вынырнул низенький толстячок с красным лицом, короткой бородкой, одетый в парчовые одеяния и увенчанный высоченной, на метр к потолку, чалмой индийского шёлка, украшенной здоровенным сапфиром.
– Да, о великий визирь! – Начальник стражи, сдвинув брови, напряжённо кивнул.
– Наш эмир Сулейман аль-Маруф, да продлит Аллах его дни вечно, давно ждёт этих двух беспросветных грешников, смрадных детей гиены и ехидны, плод запретной любви шакала и удода, грешной связи паршивой верблюдицы и пьяного тушканчика, нарушившего в праздник Рамадан законы шариата, тьфу на них!
Вся колонна, начиная с Ходжи и Льва и заканчивая последним стражем, невольно остановилась послушать.
– Тьфу на этих сынов греха, исчадий вони и скверны, отравляющих мир неароматным дыханием из-под хвоста пьяной ослицы и подмышек укурившегося кальяном утконоса! Да проклянёт их святой Хызр, ибо шайтан уже вытатуировал их имена на своей непристойной ягодице, обрив её ради такого случая!
– Братаны, никто не догадался записать? – завистливо простонал Лев, и все обречённо развели руками.
Визирь смутился, покраснел, чуть было не поблагодарил за комплимент, но быстро опомнился и широким жестом предложил Оболенскому с Ходжой следовать за ним. Грозный Шехмет скрипнул зубами, увязавшись следом, хоть его и не звали.
Опытный в таких вопросах домулло, как бывший царедворец, мысленно сделал пометочку по этому поводу. И, как оказалось, не напрасно, ибо начальник городской стражи был человеком злобным, жестоким, беспринципным, но прямолинейным, а вот визирь правителя Бухары…
Но не будем ставить арбу впереди осла, а лучше назовём эту историю «Сказ о хитроумных проделках Багдадского вора, его наивного друга Насреддина-эфенди, об эмире благородной Бухары и его коварнейшем визире лысом Шарияхе».
Лично я люблю страшные сказки на ночь, поэтому это кошмарно-лживое повествование, трещавшее по всем швам белыми нитками, всё же дослушал до конца. Тем паче что мой восточный гость не допускал ни малейших попыток перебить его уточняющими вопросами.
– Да так не бывает, потому что…
– Но так было, клянусь Аллахом!
– А как же он мог не видеть очевидного…
– Не знаю, но я там был, клянусь Аллахом!
– Так это полный бред, никто не поверит в то, что…
– А ты там был? Поклянись Аллахом!
Разумеется, в конце концов я сдался и только слушал.
Великий эмир Бухары, невысокий стройный мужчина с ухоженной бородой, разделённой надвое и закрученной в колечки, разодетый как на парад, с налакированными ногтями и суровым взглядом, нетерпеливо мерил шагами комнату, ожидая их в покоях для недорогих гостей.
Отдельная комнатка в аскетическом стиле, традиционной восточной роскоши никакой, по углам два нубийца с обнажёнными мечами и лицами, скрытыми маской, дешёвый ковёр на полу и одна большущая муха, важно кружащая под потолком. Ни лишних ушей, ни советчиков, ни свидетелей. То есть атмосфера вполне способствовала диалогу на взаимовыгодных условиях. По крайней мере, практичный герой восточных сказок мигом взял нужный тон…
– Что угодно сиятельному повелителю Бухары от его ничтожных рабов?
– Мы не рабы, – гордо рявкнул коренной москвич, коленом в спину выпрямляя склонившегося в поклоне друга. – Рабы не мы. Рабы немы!
– Э-э, что это? – не понял эмир, и нубийцы, рыча, взмахнули мечами.
– Игра слов. Букварь. Первый класс, – виновато пояснил Оболенский, поднимая руки вверх. – Ничего личного, но на самом-то деле чего от нас надо? Какого… такого… эдакого нас с друганом оторвали от культурного отдыха за бутылкой?
– Позволь, я отрублю ему голову, о владыка мира? – нетерпеливо выставился Шехмет.
– И как я потом буду с ними общаться, с безголовыми?! – ровно уточнил эмир Сулейман аль-Маруф. – Не надо ничего рубить, я хочу просто поговорить с этими достойными людьми.
– Но они ужасные преступники!
– Что ужаснее, их преступления или мой гнев? С кем бы ты, о Шехмет, предпочёл встретиться на узкой горной тропе – с ними или со мной?
– Воистину, ты грозен и велик, мой господин…
– Рад, что ты признаёшь волю Аллаха, возвысившего меня над другими людьми, а теперь уйди. Подожди за дверью.
– Слушаю и повинуюсь. – Начальник стражи зыркнул глазами на Льва с Ходжой, но безропотно исполнил приказ.
– Вы тоже. – По кивку эмира оба нубийца, кланяясь и пятясь, покинули комнату. – А теперь я изволю говорить с вами, и от ваших ответов будет зависеть нить вашей жизни, которую в любой момент могут перерезать по одному мановению моих бровей.
– Эгоцентризм из мужика так и прёт, – тихо вздохнул Оболенский.
– Лёва-джан, не нарывайся, – прикрыл его Ходжа. – Мы и так находимся над пропастью, к чему пытаться ещё и встать на уши на самом краешке?
– Не уловил образности.
– О небо, я говорю, что мы и так в пасти тигра, зачем же ещё дёргать его за…
– За что ты собрался меня дёргать? – невольно заинтересовался эмир, и голубоглазый россиянин поспешил вмешаться, потому что добрый Насреддин тоже не всегда мог сдержать язык.
– Слушай, Сулейманка или как тебя там по батюшке, Маруфович? Давай ближе к делу. Мы всё понимаем и оцениваем факты адекватно, поздняк метаться, полы покрашены. Остаётся один нерешённый вопрос: почему именно мы?
Великий эмир поднял на Льва взгляд, не лишённый уважения.
– Мы хотим, чтобы вы избавили нас от Хайям-Кара. Молчи, предерзкий врун! – Прежде чем Насреддин успел раскрыть рот, владыка Бухары уже кинулся на него, как беркут. – А то мы не знаем, что ты хочешь сказать?! Нам отлично ведомо, кто вы оба! Тебя, Ходжа Насреддин, прославившегося в Хорезме, Самарканде, Багдаде, Басре и всех известных городах мусульманского мира, знает любой султан, эмир, падишах и даже мелкий бай, если у него есть мозги размером хотя бы с куриное яйцо. Ты возмутитель спокойствия, насмешник над верой, нарушитель законов шариата, смутьян и болтун, толкающий своими преступными речами истинных мусульман на недоверие к властям!
– Ну где-то как-то приблизительно… – виновато покраснел домулло.
– В самую точку, – похлопал его по плечу Лев, – и скажи спасибо, что не в пятую. А на меня какое досье собрали? Имейте в виду, я буду всё отрицать, и фиг вы что докажете без видеоматериалов.
– Ты… о, ты тот самый Багдадский вор, о котором нам писал наш брат Селим ибн Гарун аль-Рашид. Ты, укравший его гарем, победивший Далилу-хитрицу и её дочь, воровавший целые караваны, обманувший стражей трёх городов и неоднократно посрамлявший самого шайтана!
– Ну так себе информашка… – поморщился бывший помощник прокурора. – Как минимум, неполная. Я ещё успел отравить гуля, угнать колесницу святого Хызра, спасти Али-Бабу, подраться с бабкой-ведьмой, навтыкать дедушкам из приюта «слепых» чтецов Корана и…
– Твоё бахвальство так же повсеместно известно, – коротким жестом заткнул его эмир. – Когда нам доложили, что в нашу Бухару прибыл сам Насреддин, мы тотчас велели следить за ним, но не могли и предположить, что вместе с этим пересмешником в наши руки попадёт и легендарный Багдадский вор!
– Типа мы уже были под колпаком?! Ах ты, лошара косоглазая, и сам спалился, и меня сдал! – Лев отодвинул в сторону великого Сулеймана, потянувшись к Ходже с явным намерением отвесить другу леща, но тот без напряжения увернулся.
– Держи себя в руках, почтеннейший. Не можешь всего, так хотя бы какую-то часть…
– Нет, вы слышали, он намекает! Причём непрозрачно намекает, а?!
– Хватит ссориться! – рявкнул владыка, отважно вставая между двумя набычившимися друзьями. – Докажите нам, что вы те, за кого себя выдаёте, и мы даруем вам службу. Но если вы лишь прикрываетесь чужими именами, да падёт на ваши пустые головы наш гнев! А это страшно, клянусь Аллахом…
– Да как не фиг делать, – фыркнул гроза всех честных граждан, возвращая эмиру три его же перстня, дамасский кинжал в золотых ножнах, два жемчужных ожерелья, табакерку из слоновой кости и большой алмаз из серьги, которую Сулейман аль-Маруф носил в левом ухе.
На пару минут властитель Бухары потерял дар речи, лихорадочно запихивая за пазуху собственное имущество.
– О, да ты воистину великий Багдадский вор!
Глава седьмая
Ходжа уже приготовился рассказать какой-нибудь пошлый народный анекдот в доказательство своей подлинности, но в этот момент в двери настырно постучали.
– Какого иблиса? – конкретно вопросил эмир.
– Прости ради аллаха, о владыка мира. – В дверной проём сунулась высокая чалма визиря. – В городе совершено страшное преступление, и этот человек умоляет тебя о правосудии.
– Мы заняты!
– Я так ему и сказал, о гроза Вселенной, но он из общины иудеев, – с нажимом напомнил толстенький Шариях. – А наша казна сейчас… ожидает лучших времён. Те две войны, что мы почти выиграли…
– Мы победили! – взревел владыка Бухары, изо всех сил стараясь выглядеть грозным, как тигр в зоопарке. – Мы вернём им долги! Но пусть в мыслях не держат торопить нашу милость! Так и передай им!
– Слушаю и повинуюсь, мой господин. – Визирь, послушно пятясь, исчез за дверью.
– Шайтан раздери этих иноверцев-ростовщиков!!!
– Взяли кредит под нужды армии, а теперь накапали проценты? – понимающе кивнул Оболенский.
Эмир ребром ладони выразительно полоснул себя по горлу, поясняя, как его достали проклятые кредиторы, и пнул дверь. Чалма подслушивающего визиря отлетела шагов на пять, обнажив розовую плешь с жёлтыми веснушками.
– Аллах да не прощает греющих уши на чужих разговорах, – наставительно отметил домулло, тем не менее помогая подняться второму лицу в эмирате.
Лев тоже проявил посильное участие, вернув ему на голову скособоченную чалму. А сам Сулейман аль-Маруф равнодушно растолкал их в стороны и быстрым шагом направился к стройному еврейскому юноше, стоящему в конце коридора под бдительным оком стражи и самого Шехмета.
– О великий эмир, припадаю к стопам твоим в поиске милости и правосудия! Ибо если не получу его, то свершу должное сам, как учит нас закон Моисеев…
– Ты угрожаешь нам? – Грозный властитель вопросительно изогнул бровь.
– Позволь мне отрубить ему голову!
– Не спеши, о наш благородный Шехмет. Мы выслушаем слова этого горячего юноши, а затем посадим его на кол.
– Надеюсь, это фигуральное выражение? – шёпотом спросил Оболенский, но Ходжа отрицательно покачал головой, типа увы, всё всерьёз…
– Это они! Они, правитель, напали на меня, обманули, ограбили и раздели! Побей этих людей, как Самсон филистимлян, накажи их, как царь Саул наказал…
– Мы имеем другие примеры для подражания и кроме иудейских царей, – холодно перебил эмир. – Но расскажи нам, как именно они обманули тебя.
Обнадёженный ростовщик, шумно возблагодарив пророка Исайю, так подробно описал всю простенькую аферу Насреддина, что Селим аль-Маруф не смог сдержать вздоха восхищения…
– Воистину, если тот здоровяк – лучший из воров, то этот умник – всем хитрецам хитрец! Они оба достойны своей славы и оба послужат моим делам!
– Ты не накажешь их, о эмир?! Вся община ростовщиков Бухары молит тебя о справедливости.
– Дайте ему десять динаров и пятьдесят палок!
– Соломоново решение! – бодро прокомментировал бывший помощник прокурора. – Надеюсь, приговор окончательный и обжалованию не подлежит? Мы с соучастником на пару послужим легитимному правительству, а ты, курносый…
– Не-э-эт! – Побледневший юноша вдруг выхватил из рукава маленький стеклянный пузырёк. – Да свершится воля ребе и шейха Хайям-Кара!
В один миг он набрал полный рот воды и прыснул, целя в домулло. Каким чудом Ходжа увернулся, неизвестно до сих пор, до Льва брызги не долетели, а вот эмир…
Грянул гром! Под потолком зазмеились молнии! Коридор заволокло дымом! Резкий запах серы и мускуса густо ударил в ноздри, и откуда ни возьмись раздался душераздирающий ослиный рёв!
Первое, что пришло в голову нашим закашлявшимся героям, так это мысль о нежданно вернувшемся Рабиновиче, но увы… Стоило дыму рассеяться, как все увидели стройного белого ишака, абсолютно не знакомого никому из присутствующих.
– Что это было, неверный?! – взвыл перепуганный Шехмет, правой рукой выдёргивая из ножен кривую саблю, а левой сгребая за воротник молодого ростовщика.
– Не знаю… я не виноват… я не хотел! Я не его хотел, я…
– Где наш великий эмир? – тонким фальцетом, в стиле автосигнализации, взвыл визирь Шариях, почему-то обращаясь к Оболенскому и Ходже. – Куда вы дели нашего пресветлого правителя, о бесчестные дети порока?
– Мы?!!
– Да! Это они! Они во всём виноваты! Я на них прыскал, а они отошли! Они заколдовали эмира-а-а!!!
Лев не мог потом даже вспомнить, кто первым дал дёру. Кажется, именно перепуганный белый ослик. За ним уже махнул Насреддин, а следом, не дожидаясь худшего, и наш Багдадский вор. Ошеломлённая стража преградить дорогу не рискнула, и наши получили минимум три минуты форы, пока вдогонку не полетел истерически верещащий вопль:
– Хватайте их, они колдуны и преступники! Мешок золота тому, кто принесёт их головы!
Собственно, вот из-за этих скоропалительных обещаний погоня и застопорилась. Ибо восточные стражники – люди неторопливые и, по сути, очень неглупые. Поэтому, прежде чем куда-то бежать сломя голову и кого-то ловить, они всегда очень щепетильно уточняют размер обещанной награды. Мешок золота – это очень хорошо! Но вот только какой мешок? Большой или так себе? А сколько в нём помещается золота? Тысяча динаров, две, три, пять тысяч? Меньше или больше? Вопрос принципиальный…
Бедный визирь был вынужден спешно давать максимально точные определения гонорара, и только тогда дворец наполнился топотом спешащих со всех ног стражников! Так что не будь у нашей парочки лопоухого проводника, их бы сцапали в считаные минуты. А так белый осёл с выпученными глазами уверенно тащил соучастников через запутанные коридоры, открытые веранды, мимо дворика для прогулок, через заросший розами и тюльпанами сад прямо в…
– Гарем?! – не поверил своему счастью потомок русского дворянства. – Ох как не вовремя-то… Даже если по три минуты на каждую одалиску – больше пяти штук не успею! Давай задержимся, а?
– Лёва-джан, смири своего похотливого шайтана, – на ходу отбрил товарища Насреддин. – Нас сейчас поймают и казнят, а ты опять думаешь не той головой, прости меня аллах…
Сбив по пути двух обалдевших евнухов, друзья дунули через весь корпус по первому этажу, где находилась общая столовая, бассейн и беседка для отдыха. Что они там увидели и с чем столкнулись, лучше даже не пытаться себе представить – можно захлебнуться слюной от зависти. Поэтому ограничимся звуковым сопровождением без визуального ряда…
– Вай мэ, женщины, здесь посторонние мужчины! Поднимайте подол, закрывайте лицо!
– Куда они без меня бегут? Зачем бегут, я же здесь?! Пусть меня с собой возьмут, я уже лет семьдесят не бегала-а…
– Девочки, что-то я не поняла… Если он видит моё лицо, это плохо? А если я прикрываю его подолом, это хорошо? Понятно, только я тут новенькая и сегодня шаровары надеть не успела. Это ничего, да?
– Бабушка Рафиля, опусти подол, ради аллаха! Пусть они лучше видят твоё лицо…
– Подняли-опустили, подняли-опустили… Смотрите, а мужчины уже не бегут, да? Прямолинейный народ, одна извилина и мысли об одном… Ну вот за что мы их таких любим?
В общем, как вы понимаете, если бы ослик не закусил рукав Насреддина, таща его за собой, а тот не волок мёртвой хваткой разлакомившегося Оболенского, их всех троих на этом участке бы и повязали! Особенно опасное было положение, когда они пробегали через беседку с бассейном. Там воды-то было от силы по колено и девушек купалось не больше шести, но это был кратчайший путь к лабиринту из зарослей роз. Что там понадобилось белому ишаку – непонятно, только он потащил друзей через весь бассейн, и смуглые обнажённые красавицы с визгом и хохотом плескали на них водой, одновременно пытаясь целомудренно прикрыть лица. ТОЛЬКО лица! Утащить счастливого Льва из этого малинника было бы почти нереально, если б не донёсшиеся вопли и проклятия с женской стороны по поводу «бесстыжих стражников»…
А это уже совсем иной коленкор восточной сказки. В гарем могут войти многие: сам эмир, его визири, евнухи, рабы, тёщи – матери жён, лекари и садовники, но никак не стражники! Ибо воины суть есть мужчины благородные, активные и правильной ориентации, а значит, представляющие опасность для нравственности и искушение для девичьей чести. Тоже, знаете ли, штука зыбкая и надуманная, но на Востоке к таким вещам традиционно относятся серьёзно. Поэтому ступить на территорию гарема стражник может лишь в минуту крайней (самой крайней, крайнее некуда!) опасности и непременно с закрытыми глазами. То есть самим стражникам оно уже по-любому выходило боком, но зато хоть как-то оживляло будни девушек, охотно подставляших подножки и тазы с водой…
Лев с Ходжой спешно ускорили шаг, пока не стукнулись лбами в массивную крепостную стену, опоясывающую дворец эмира. Осёл коротко хохотнул, ударил копытцами по какому-то выступу, и часть стены отъехала в сторону, образуя секретный проход. Пару минут спустя троица успешно скрылась на остывающих улицах вечерней Бухары…
Полуденный зной давно отступил, шумный базар затих, люди неспешно расходились по домам, довольные удачной покупкой или успешной продажей. Как говорят на Востоке, с разных сторон прилавка стоят два глупца – один продаёт, другой покупает.
– Вы идёте с нами, презренные черви! Эмир ждёт.
Лицо главного стража тоже показалось Оболенскому безумно знакомым, но радость на сердце от этого не всколыхнулась. Потому что это был…
– Слушаем и повинуемся! – кивнули стражники, за шиворот поднимая наших собутыльников и без малейшего пиетета вытаскивая их на улицу.
Ходжа даже не спорил, он всегда был умнее, а Лев возвысил рычащий голос:
– Чё за беспредел? Где ордер на арест? По какому обвинению нас хватают? Я имею право на один звонок своему адвока…
Дальше его просто крепко треснули древком копья по затылку, и бывший помощник прокурора рухнул, потеряв сознание. Причём настолько удачно рухнул, что придавил своей нехилой тушей двух молоденьких азиатов из сопровождения. Это можно было расценивать как маленькую месть. К тому же если до дворца эмира хитроумному домулло пришлось топать пешим ходом, то бессознательное тело Оболенского с почётом волочили на горбу. Так что очнулся он уже в зиндане.
Если кто забыл, то это такая кувшинообразная яма в земле, куда узников спускают на верёвке или лестнице. Стены голые и скользкие, вымазаны глиной и обожжены до крепости кирпича. Бежать некуда. Единственный выход – сверху, но он закрыт решёткой и охраняем бдительной стражей. Я не запугиваю моих уважаемых читателей, но если кто страдает клаустрофобией – не езжайте в постсоветскую Азию, кое-где там до сих пор держат неплатёжеспособных туристов в таких вот антикварных зинданах. Не Африка, от которой с детства оберегал нас Корней Чуковский, но всё-таки пять раз подумайте, прежде чем…
– Мин сине яратан, выходите к воротам! – напевал Насреддин, в ритме танца отчаянно простукивая лбом непробиваемые стены зиндана. – Хватит спать, Лёва-джан, не хочешь спеть со мной напоследок?
– Москва! Звонят колокола! Москва! Златые купола! Москва! По золоту икон… – ещё даже не раскрывая глаз, громко начал мой друг, но вовремя тормознулся. – Что-то я не в ту тему, да?
– О да, мой собрат по несчастью. Как-то не очень. Может, на пару споём что-то более мусульманское, одобренное шариатом и угодное Аллаху?
– «Владимирский централ»?!
– И почему меня терзают смутные сомнения…
– Погоди, погоди, дай вспомнить… О! «Учкудук, три колодца! Защити, защити нас от солнца-а!»
– Это про что?
– Про Учкудук.
– А где это забытое Аллахом место?
– Ну где-то тут у вас, в Средней Азии. Чё ты цепляешься, в песне точного Интернет-адреса не было!
– Я не цепляюсь, милейший, только никаких Учкудуков с тремя колодцами вблизи Бухары нет. Тебя кто-то жестоко обманул…
– Точняк! Никогда не доверял этим узкоглазым из ансамбля «Ялла». Что ж спеть такого тюремно-приблатнённого, подходящего по сюжетной линии, а? «То-о не ветер ветку клонит, не дубравушка шуми-и-ит… То моё, моё сердечко стонет, как осенний лист дрожи-ит…»
– Вай мэ, как красиво сказал! Можно запишу? Только мне не на чем и нечем.
– Так запоминай, я повторю.
После третьего повтора они распевно затянули на два голоса:
– Извела-а меня-а кручина. Подколодная-а змея-а! Догорай, гори, моя лучи-ина, догорю-у с тобой и я…
Потом Ходжа так же быстро научил друга жалостливой песне таджичек-мазохисток – «Милый мой, твоя улыбка манит, ранит, об-жи-га-ет…» и нетрезвой киргизской – «Сладострастная отрава – золотая Брич-Мулла…». Причём соучастники спелись так хорошо, что тюремные стражи приподняли решётку зиндана и бесстыже заслушались. А после чуток подредактированного «Ах, Багдад, мой Багдад, ты моя религия-а…» даже вознаградили исполнителей ещё почти свежей лепёшкой, которую поймал Лев, а поделил Ходжа.
Зиндан уже не вызывал у нашего героя такой паники, как в начале его приключений. В конце концов, все говорят, что после первой отсидки второй раз сидеть уже легче, а после шестого залёта из тюрьмы вообще уходить не хочется. Домулло тоже, по сути дела, не раз короновался на нары и, будь иное время, весь ходил бы в наколках. Но в тот день злодейка судьба коварно строила для них более изощрённую ловушку, чем спокойный и тихий зиндан.
Глава шестая
Молодой гражданин из Багдада
Крал что надо и крал что не надо.
Но всем врал, как ханжа,
Мол, виновен Ходжа!
Вот такой наглый вор из Багдада.
Эдвард Лир, лимерики
По приказу человека с властным голосом им спустили лестницу (жердь с набитыми ступеньками) и вытащили вон. Друзей ещё раз обшмонали, забрав всё, что могло представлять хоть какую-то ценность, связали руки и под конвоем повели во дворец.
– Ты узнал его? – шёпотом уточнил Насреддин, показывая взглядом на высокую фигуру начальника стражи.
– Нет, а должен? Хоть признаться, рожа и голосок дюже знакомы! Это не он снимался в массовке второй серии «Властелина Колец»?
– Это высокородный господин Шехмет! Глава городской стражи славного Багдада! После того как твой джинн даровал Гаруну аль-Рашиду чувство юмора, тот не оценил заслуг Шехмета и выгнал его со службы за взятки! И угораздило же нас попасть в его когти здесь, в благородной Бухаре, вай мэ…
– Упс… Думаешь, он нас узнал?
– Твою рожу забудешь, Лёва-джан…
– Я не забыл вас и всё слышу! – на ходу обернулся Шехмет. Его профиль казался ещё более похожим на орлиный, смуглая кожа обтягивала скулы, а в чёрной бороде сверкали нити седины. – О голубоглазый вор и подлый возмутитель спокойствия, мне больше не надо искать виновников своего падения. Вы в моих руках! И я не был изгнан со службы, я ушёл сам, ушёл с гордо поднятой головой, уважаемым человеком, с одной лишь целью – найти вас и…
– Я же говорил тебе, – Ходжа пнул коленом Льва, – не надо было орать на весь Багдад, чем ты напоил высокородного господина Шехмета!
– Я… я не пил! – сорвался начальник стражи, едва не бросаясь душить Насреддина. – Низкий лжец, я не пил, я лишь понюхал и сразу всё понял!
– А что вы не пили, уважаемый? – мигом заинтересовались прочие охранники.
– Молча-а-ать!!! – взревел бывший хозяин багдадских улиц, едва только Оболенский попробовал открыть рот. – Ведите их быстрее к эмиру, и если кто ещё хоть слово скажет – клянусь бородой святого Хызра, я сам отрежу тому его лживый язык!
Дальнейшую часть пути, как вы понимаете, болтать никто уже не рисковал. Правда, Лев пытался беззвучной пантомимой за спиной Шехмета поведать стражам помоложе, в чём прикол, но связанные руки существенно ограничивали его возможности. Однако по губам те поняли, что рассказ впереди и правду не скроешь…
Разумеется, двух закоренелых преступников вели задними дворами. Парадный вход во дворец эмира с садами, фонтанами, павлинами, мозаичными бассейнами и дорожками из чистейшего речного песка был не про их честь. Понятно, что такие красоты создавались не для демонстрации их всяким подозрительным личностям, но ни Лев, ни Ходжа в обиде не были. Они оба в своё время насмотрелись и дворцов, и храмов, и крепостей, и просто богатых домов, так что удивить их архитектурными красотами было сложно. К тому же бывший помощник прокурора успел ещё и поколесить по Европе автобусными турами, а в сравнении с Пражским Градом, базиликой Святого Иштвана в Будапеште или собором Святого Марко в Венеции дворец повелителя Бухары безнадёжно проигрывал. Кто видел все объекты своими глазами, не будет со мной спорить…
– Ты привёл их, о храбрый Шехмет? – Откуда-то из закоулка вынырнул низенький толстячок с красным лицом, короткой бородкой, одетый в парчовые одеяния и увенчанный высоченной, на метр к потолку, чалмой индийского шёлка, украшенной здоровенным сапфиром.
– Да, о великий визирь! – Начальник стражи, сдвинув брови, напряжённо кивнул.
– Наш эмир Сулейман аль-Маруф, да продлит Аллах его дни вечно, давно ждёт этих двух беспросветных грешников, смрадных детей гиены и ехидны, плод запретной любви шакала и удода, грешной связи паршивой верблюдицы и пьяного тушканчика, нарушившего в праздник Рамадан законы шариата, тьфу на них!
Вся колонна, начиная с Ходжи и Льва и заканчивая последним стражем, невольно остановилась послушать.
– Тьфу на этих сынов греха, исчадий вони и скверны, отравляющих мир неароматным дыханием из-под хвоста пьяной ослицы и подмышек укурившегося кальяном утконоса! Да проклянёт их святой Хызр, ибо шайтан уже вытатуировал их имена на своей непристойной ягодице, обрив её ради такого случая!
– Братаны, никто не догадался записать? – завистливо простонал Лев, и все обречённо развели руками.
Визирь смутился, покраснел, чуть было не поблагодарил за комплимент, но быстро опомнился и широким жестом предложил Оболенскому с Ходжой следовать за ним. Грозный Шехмет скрипнул зубами, увязавшись следом, хоть его и не звали.
Опытный в таких вопросах домулло, как бывший царедворец, мысленно сделал пометочку по этому поводу. И, как оказалось, не напрасно, ибо начальник городской стражи был человеком злобным, жестоким, беспринципным, но прямолинейным, а вот визирь правителя Бухары…
Но не будем ставить арбу впереди осла, а лучше назовём эту историю «Сказ о хитроумных проделках Багдадского вора, его наивного друга Насреддина-эфенди, об эмире благородной Бухары и его коварнейшем визире лысом Шарияхе».
Лично я люблю страшные сказки на ночь, поэтому это кошмарно-лживое повествование, трещавшее по всем швам белыми нитками, всё же дослушал до конца. Тем паче что мой восточный гость не допускал ни малейших попыток перебить его уточняющими вопросами.
– Да так не бывает, потому что…
– Но так было, клянусь Аллахом!
– А как же он мог не видеть очевидного…
– Не знаю, но я там был, клянусь Аллахом!
– Так это полный бред, никто не поверит в то, что…
– А ты там был? Поклянись Аллахом!
Разумеется, в конце концов я сдался и только слушал.
Великий эмир Бухары, невысокий стройный мужчина с ухоженной бородой, разделённой надвое и закрученной в колечки, разодетый как на парад, с налакированными ногтями и суровым взглядом, нетерпеливо мерил шагами комнату, ожидая их в покоях для недорогих гостей.
Отдельная комнатка в аскетическом стиле, традиционной восточной роскоши никакой, по углам два нубийца с обнажёнными мечами и лицами, скрытыми маской, дешёвый ковёр на полу и одна большущая муха, важно кружащая под потолком. Ни лишних ушей, ни советчиков, ни свидетелей. То есть атмосфера вполне способствовала диалогу на взаимовыгодных условиях. По крайней мере, практичный герой восточных сказок мигом взял нужный тон…
– Что угодно сиятельному повелителю Бухары от его ничтожных рабов?
– Мы не рабы, – гордо рявкнул коренной москвич, коленом в спину выпрямляя склонившегося в поклоне друга. – Рабы не мы. Рабы немы!
– Э-э, что это? – не понял эмир, и нубийцы, рыча, взмахнули мечами.
– Игра слов. Букварь. Первый класс, – виновато пояснил Оболенский, поднимая руки вверх. – Ничего личного, но на самом-то деле чего от нас надо? Какого… такого… эдакого нас с друганом оторвали от культурного отдыха за бутылкой?
– Позволь, я отрублю ему голову, о владыка мира? – нетерпеливо выставился Шехмет.
– И как я потом буду с ними общаться, с безголовыми?! – ровно уточнил эмир Сулейман аль-Маруф. – Не надо ничего рубить, я хочу просто поговорить с этими достойными людьми.
– Но они ужасные преступники!
– Что ужаснее, их преступления или мой гнев? С кем бы ты, о Шехмет, предпочёл встретиться на узкой горной тропе – с ними или со мной?
– Воистину, ты грозен и велик, мой господин…
– Рад, что ты признаёшь волю Аллаха, возвысившего меня над другими людьми, а теперь уйди. Подожди за дверью.
– Слушаю и повинуюсь. – Начальник стражи зыркнул глазами на Льва с Ходжой, но безропотно исполнил приказ.
– Вы тоже. – По кивку эмира оба нубийца, кланяясь и пятясь, покинули комнату. – А теперь я изволю говорить с вами, и от ваших ответов будет зависеть нить вашей жизни, которую в любой момент могут перерезать по одному мановению моих бровей.
– Эгоцентризм из мужика так и прёт, – тихо вздохнул Оболенский.
– Лёва-джан, не нарывайся, – прикрыл его Ходжа. – Мы и так находимся над пропастью, к чему пытаться ещё и встать на уши на самом краешке?
– Не уловил образности.
– О небо, я говорю, что мы и так в пасти тигра, зачем же ещё дёргать его за…
– За что ты собрался меня дёргать? – невольно заинтересовался эмир, и голубоглазый россиянин поспешил вмешаться, потому что добрый Насреддин тоже не всегда мог сдержать язык.
– Слушай, Сулейманка или как тебя там по батюшке, Маруфович? Давай ближе к делу. Мы всё понимаем и оцениваем факты адекватно, поздняк метаться, полы покрашены. Остаётся один нерешённый вопрос: почему именно мы?
Великий эмир поднял на Льва взгляд, не лишённый уважения.
– Мы хотим, чтобы вы избавили нас от Хайям-Кара. Молчи, предерзкий врун! – Прежде чем Насреддин успел раскрыть рот, владыка Бухары уже кинулся на него, как беркут. – А то мы не знаем, что ты хочешь сказать?! Нам отлично ведомо, кто вы оба! Тебя, Ходжа Насреддин, прославившегося в Хорезме, Самарканде, Багдаде, Басре и всех известных городах мусульманского мира, знает любой султан, эмир, падишах и даже мелкий бай, если у него есть мозги размером хотя бы с куриное яйцо. Ты возмутитель спокойствия, насмешник над верой, нарушитель законов шариата, смутьян и болтун, толкающий своими преступными речами истинных мусульман на недоверие к властям!
– Ну где-то как-то приблизительно… – виновато покраснел домулло.
– В самую точку, – похлопал его по плечу Лев, – и скажи спасибо, что не в пятую. А на меня какое досье собрали? Имейте в виду, я буду всё отрицать, и фиг вы что докажете без видеоматериалов.
– Ты… о, ты тот самый Багдадский вор, о котором нам писал наш брат Селим ибн Гарун аль-Рашид. Ты, укравший его гарем, победивший Далилу-хитрицу и её дочь, воровавший целые караваны, обманувший стражей трёх городов и неоднократно посрамлявший самого шайтана!
– Ну так себе информашка… – поморщился бывший помощник прокурора. – Как минимум, неполная. Я ещё успел отравить гуля, угнать колесницу святого Хызра, спасти Али-Бабу, подраться с бабкой-ведьмой, навтыкать дедушкам из приюта «слепых» чтецов Корана и…
– Твоё бахвальство так же повсеместно известно, – коротким жестом заткнул его эмир. – Когда нам доложили, что в нашу Бухару прибыл сам Насреддин, мы тотчас велели следить за ним, но не могли и предположить, что вместе с этим пересмешником в наши руки попадёт и легендарный Багдадский вор!
– Типа мы уже были под колпаком?! Ах ты, лошара косоглазая, и сам спалился, и меня сдал! – Лев отодвинул в сторону великого Сулеймана, потянувшись к Ходже с явным намерением отвесить другу леща, но тот без напряжения увернулся.
– Держи себя в руках, почтеннейший. Не можешь всего, так хотя бы какую-то часть…
– Нет, вы слышали, он намекает! Причём непрозрачно намекает, а?!
– Хватит ссориться! – рявкнул владыка, отважно вставая между двумя набычившимися друзьями. – Докажите нам, что вы те, за кого себя выдаёте, и мы даруем вам службу. Но если вы лишь прикрываетесь чужими именами, да падёт на ваши пустые головы наш гнев! А это страшно, клянусь Аллахом…
– Да как не фиг делать, – фыркнул гроза всех честных граждан, возвращая эмиру три его же перстня, дамасский кинжал в золотых ножнах, два жемчужных ожерелья, табакерку из слоновой кости и большой алмаз из серьги, которую Сулейман аль-Маруф носил в левом ухе.
На пару минут властитель Бухары потерял дар речи, лихорадочно запихивая за пазуху собственное имущество.
– О, да ты воистину великий Багдадский вор!
Глава седьмая
Гарфилду, в отличие от других котов, кроме ума, блестеть нечем…
Запись в ветеринарной карте
Ходжа уже приготовился рассказать какой-нибудь пошлый народный анекдот в доказательство своей подлинности, но в этот момент в двери настырно постучали.
– Какого иблиса? – конкретно вопросил эмир.
– Прости ради аллаха, о владыка мира. – В дверной проём сунулась высокая чалма визиря. – В городе совершено страшное преступление, и этот человек умоляет тебя о правосудии.
– Мы заняты!
– Я так ему и сказал, о гроза Вселенной, но он из общины иудеев, – с нажимом напомнил толстенький Шариях. – А наша казна сейчас… ожидает лучших времён. Те две войны, что мы почти выиграли…
– Мы победили! – взревел владыка Бухары, изо всех сил стараясь выглядеть грозным, как тигр в зоопарке. – Мы вернём им долги! Но пусть в мыслях не держат торопить нашу милость! Так и передай им!
– Слушаю и повинуюсь, мой господин. – Визирь, послушно пятясь, исчез за дверью.
– Шайтан раздери этих иноверцев-ростовщиков!!!
– Взяли кредит под нужды армии, а теперь накапали проценты? – понимающе кивнул Оболенский.
Эмир ребром ладони выразительно полоснул себя по горлу, поясняя, как его достали проклятые кредиторы, и пнул дверь. Чалма подслушивающего визиря отлетела шагов на пять, обнажив розовую плешь с жёлтыми веснушками.
– Аллах да не прощает греющих уши на чужих разговорах, – наставительно отметил домулло, тем не менее помогая подняться второму лицу в эмирате.
Лев тоже проявил посильное участие, вернув ему на голову скособоченную чалму. А сам Сулейман аль-Маруф равнодушно растолкал их в стороны и быстрым шагом направился к стройному еврейскому юноше, стоящему в конце коридора под бдительным оком стражи и самого Шехмета.
– О великий эмир, припадаю к стопам твоим в поиске милости и правосудия! Ибо если не получу его, то свершу должное сам, как учит нас закон Моисеев…
– Ты угрожаешь нам? – Грозный властитель вопросительно изогнул бровь.
– Позволь мне отрубить ему голову!
– Не спеши, о наш благородный Шехмет. Мы выслушаем слова этого горячего юноши, а затем посадим его на кол.
– Надеюсь, это фигуральное выражение? – шёпотом спросил Оболенский, но Ходжа отрицательно покачал головой, типа увы, всё всерьёз…
– Это они! Они, правитель, напали на меня, обманули, ограбили и раздели! Побей этих людей, как Самсон филистимлян, накажи их, как царь Саул наказал…
– Мы имеем другие примеры для подражания и кроме иудейских царей, – холодно перебил эмир. – Но расскажи нам, как именно они обманули тебя.
Обнадёженный ростовщик, шумно возблагодарив пророка Исайю, так подробно описал всю простенькую аферу Насреддина, что Селим аль-Маруф не смог сдержать вздоха восхищения…
– Воистину, если тот здоровяк – лучший из воров, то этот умник – всем хитрецам хитрец! Они оба достойны своей славы и оба послужат моим делам!
– Ты не накажешь их, о эмир?! Вся община ростовщиков Бухары молит тебя о справедливости.
– Дайте ему десять динаров и пятьдесят палок!
– Соломоново решение! – бодро прокомментировал бывший помощник прокурора. – Надеюсь, приговор окончательный и обжалованию не подлежит? Мы с соучастником на пару послужим легитимному правительству, а ты, курносый…
– Не-э-эт! – Побледневший юноша вдруг выхватил из рукава маленький стеклянный пузырёк. – Да свершится воля ребе и шейха Хайям-Кара!
В один миг он набрал полный рот воды и прыснул, целя в домулло. Каким чудом Ходжа увернулся, неизвестно до сих пор, до Льва брызги не долетели, а вот эмир…
Грянул гром! Под потолком зазмеились молнии! Коридор заволокло дымом! Резкий запах серы и мускуса густо ударил в ноздри, и откуда ни возьмись раздался душераздирающий ослиный рёв!
Первое, что пришло в голову нашим закашлявшимся героям, так это мысль о нежданно вернувшемся Рабиновиче, но увы… Стоило дыму рассеяться, как все увидели стройного белого ишака, абсолютно не знакомого никому из присутствующих.
– Что это было, неверный?! – взвыл перепуганный Шехмет, правой рукой выдёргивая из ножен кривую саблю, а левой сгребая за воротник молодого ростовщика.
– Не знаю… я не виноват… я не хотел! Я не его хотел, я…
– Где наш великий эмир? – тонким фальцетом, в стиле автосигнализации, взвыл визирь Шариях, почему-то обращаясь к Оболенскому и Ходже. – Куда вы дели нашего пресветлого правителя, о бесчестные дети порока?
– Мы?!!
– Да! Это они! Они во всём виноваты! Я на них прыскал, а они отошли! Они заколдовали эмира-а-а!!!
Лев не мог потом даже вспомнить, кто первым дал дёру. Кажется, именно перепуганный белый ослик. За ним уже махнул Насреддин, а следом, не дожидаясь худшего, и наш Багдадский вор. Ошеломлённая стража преградить дорогу не рискнула, и наши получили минимум три минуты форы, пока вдогонку не полетел истерически верещащий вопль:
– Хватайте их, они колдуны и преступники! Мешок золота тому, кто принесёт их головы!
Собственно, вот из-за этих скоропалительных обещаний погоня и застопорилась. Ибо восточные стражники – люди неторопливые и, по сути, очень неглупые. Поэтому, прежде чем куда-то бежать сломя голову и кого-то ловить, они всегда очень щепетильно уточняют размер обещанной награды. Мешок золота – это очень хорошо! Но вот только какой мешок? Большой или так себе? А сколько в нём помещается золота? Тысяча динаров, две, три, пять тысяч? Меньше или больше? Вопрос принципиальный…
Бедный визирь был вынужден спешно давать максимально точные определения гонорара, и только тогда дворец наполнился топотом спешащих со всех ног стражников! Так что не будь у нашей парочки лопоухого проводника, их бы сцапали в считаные минуты. А так белый осёл с выпученными глазами уверенно тащил соучастников через запутанные коридоры, открытые веранды, мимо дворика для прогулок, через заросший розами и тюльпанами сад прямо в…
– Гарем?! – не поверил своему счастью потомок русского дворянства. – Ох как не вовремя-то… Даже если по три минуты на каждую одалиску – больше пяти штук не успею! Давай задержимся, а?
– Лёва-джан, смири своего похотливого шайтана, – на ходу отбрил товарища Насреддин. – Нас сейчас поймают и казнят, а ты опять думаешь не той головой, прости меня аллах…
Сбив по пути двух обалдевших евнухов, друзья дунули через весь корпус по первому этажу, где находилась общая столовая, бассейн и беседка для отдыха. Что они там увидели и с чем столкнулись, лучше даже не пытаться себе представить – можно захлебнуться слюной от зависти. Поэтому ограничимся звуковым сопровождением без визуального ряда…
– Вай мэ, женщины, здесь посторонние мужчины! Поднимайте подол, закрывайте лицо!
– Куда они без меня бегут? Зачем бегут, я же здесь?! Пусть меня с собой возьмут, я уже лет семьдесят не бегала-а…
– Девочки, что-то я не поняла… Если он видит моё лицо, это плохо? А если я прикрываю его подолом, это хорошо? Понятно, только я тут новенькая и сегодня шаровары надеть не успела. Это ничего, да?
– Бабушка Рафиля, опусти подол, ради аллаха! Пусть они лучше видят твоё лицо…
– Подняли-опустили, подняли-опустили… Смотрите, а мужчины уже не бегут, да? Прямолинейный народ, одна извилина и мысли об одном… Ну вот за что мы их таких любим?
В общем, как вы понимаете, если бы ослик не закусил рукав Насреддина, таща его за собой, а тот не волок мёртвой хваткой разлакомившегося Оболенского, их всех троих на этом участке бы и повязали! Особенно опасное было положение, когда они пробегали через беседку с бассейном. Там воды-то было от силы по колено и девушек купалось не больше шести, но это был кратчайший путь к лабиринту из зарослей роз. Что там понадобилось белому ишаку – непонятно, только он потащил друзей через весь бассейн, и смуглые обнажённые красавицы с визгом и хохотом плескали на них водой, одновременно пытаясь целомудренно прикрыть лица. ТОЛЬКО лица! Утащить счастливого Льва из этого малинника было бы почти нереально, если б не донёсшиеся вопли и проклятия с женской стороны по поводу «бесстыжих стражников»…
А это уже совсем иной коленкор восточной сказки. В гарем могут войти многие: сам эмир, его визири, евнухи, рабы, тёщи – матери жён, лекари и садовники, но никак не стражники! Ибо воины суть есть мужчины благородные, активные и правильной ориентации, а значит, представляющие опасность для нравственности и искушение для девичьей чести. Тоже, знаете ли, штука зыбкая и надуманная, но на Востоке к таким вещам традиционно относятся серьёзно. Поэтому ступить на территорию гарема стражник может лишь в минуту крайней (самой крайней, крайнее некуда!) опасности и непременно с закрытыми глазами. То есть самим стражникам оно уже по-любому выходило боком, но зато хоть как-то оживляло будни девушек, охотно подставляших подножки и тазы с водой…
Лев с Ходжой спешно ускорили шаг, пока не стукнулись лбами в массивную крепостную стену, опоясывающую дворец эмира. Осёл коротко хохотнул, ударил копытцами по какому-то выступу, и часть стены отъехала в сторону, образуя секретный проход. Пару минут спустя троица успешно скрылась на остывающих улицах вечерней Бухары…
Полуденный зной давно отступил, шумный базар затих, люди неспешно расходились по домам, довольные удачной покупкой или успешной продажей. Как говорят на Востоке, с разных сторон прилавка стоят два глупца – один продаёт, другой покупает.