— Мне будет не хватать вас, бабушка.
   — Я уже сыграла свою роль в твоей жизни, мне больше нечего тебе дать, и я только отягощу твою жизнь. Как-нибудь, когда тебе станет совсем скучно, приезжай в Мато, побудь со мной пару денькови возвращайся обратно. Большего мне не надо, изредка напиши мне ине обижайся, если я буду писать слишком часто. Это не значит, что на каждое из моих посланий ты обязана отвечать.
   Констанция прикусила нижнюю губу, ей хотелось расплакаться, но она сдержала себя.
   Я всегда буду любить вас, бабушка, что бы ни произошло.
   — А ничего и не может произойти, — ласково сказала графиня Аламбер, беря Констанцию за руку.
   — Но ведь жизнь идет, — возразила ей внучка.
   — Жизнь идет — и в то же время стоит на месте. Все стремятся чего-то достичь, но остаются теми, кем их создал бог.
   — А для чего создана я? — задала Констанция вопрос, на который не существует ответа.
   — Ты, дитя мое, создана для того, чтобы тобой восхищались. И помни об этом. Когда — то и я была такой, ты не веришь?
   На губах Констанции появилась улыбка. Трудно было представить себе эту седовласую женщину красавицей, к чьим ногам бросались знатные вельможи.
   — Но почему же… — не очень уверенно ответила девушка.
   — В том-то и дело, что теперь, глядя на меня, такого не скажешь.А раньше… — глаза графини затуманились, — раньше из-за моей красоты умирали. Так что не упускай времени, внучка, красота быстротечна и ты не успеешь оглянуться, как она уйдет в прошлое. Глядя в зеркало, тебе будет казаться, что ты еще способна очаровывать, но не давай стеклу обмануть себя, лучше смотри в глазамужчин и в глаза женщин. Если первые будут любить тебя, а вторые ненавидеть, значит ты все еще красива.
   — К чему эти слова?
   — Это то немногое, по-настоящему ценное, что я могу передать тебе.
   — Но вы говорите, бабушка, так, словно мы никогда больше не увидимся.
   — Кто знает, — вздохнула графиня, — произойдет это завтра или через десять-лет. И я, Констанция, хотела бы умереть раньше, пока ты еще молода.
   Девушка поднялась с колен и обойдя графиню сзади, обняла ее заплечи.
   — Я так благодарна вам за все, что вы для меня сделали!
   — Это мой долг, ведь ты моя внучка.
   — Нет, по-моему никто не делает даже для своих детей так много.
   — Но ты же у меня одна, — как будто пыталась оправдаться графиня Аламбер, — к тому же тебя столько лет не было рядом со мной. Должна же я была выплеснуть всю свою любовь и нежность, накопившуюся за долгие годы.
   — Спасибо вам, — Констанция поцеловала графиню в щеку.А та, в свою очередь, удержала ее руку.
   — Значит, решено. Мы с тобой рассылаем приглашения на прощальный бал. Графиня Аламбер отбывает в Мато, а ее место при дворе займет прекрасная Констанция.
   И наконец долгожданный день настал.
   Констанция встречала его с тревогой в сердце, и для этого быломного причин. Впервые она являлась хозяйкой бала, но ей предстоялорасстаться с графиней Аламбер, быть может навсегда. Странно прощаться с человеком так, как будто он умер, когда на самом деле, он еще жив.
   Путь до Мато был неблизким, и Констанция прекрасно отдавала себе отчет в том, что не сможет приехать быстро, если ее бабушка серьезно заболеет.
   Графиня Аламбер и ее внучка стояли у начала лестницы и встречали гостей. Старая графиня приветливо улыбалась и не забывала нашептывать Констанции, кто пришел к ним в дом.Некоторые из гостей были уже знакомы девушке, других она видела впервые. Никто особенно не запомнился, лишь двое мужчин, пришедших вместе.
   Лишь только дверь отворилась и дворецкий назвал имена, старая графиня тут же зашептала:
   — А вот на этого, что справа, Констанция, обрати пристальное внимание. Это виконт Анри Лабрюйер. Я еще помню, как он родился, ведь я была дружна с его матерью. Это очень интересный молодой человек.
   — Тот, что повыше? — спросила Констанция, изображая на своем лице прелестную улыбку, ведь гости уже спешили к ним.
   — Нет, Констанция, тот, который поизящнее. Девушка с интересом посмотрела на молодого человека, в чьем лице было много женственности и в то же время он оставался чрезвычайно привлекательным для женских глаз. Темные, почти что черные волосы с каштановым отливом ниспадали ему на плечи, а взгляд карих глаз был томным и немного презрительным, словно он уже устал от жизни.
   Его спутник был почти на полголовы выше своего приятеля и выглядел куда более прозаично. У него было лицо типичного вояки, не отягощенное раздумьями о смысле жизни. Жесткие русые волосы обрамляли волевое лицо.
   — Это шевалье де Мориво, — успела напомнить графиня Аламбер своей внучке, когда гости были всего в шаге от них.
   Мужчины одновременно склонились, желая поцеловать руку Констанции и тут же рассмеялись. Исправляя оплошность, виконт Лабрюйер уступил руку девушки своему соседу, а сам взял в свою ладонь дряблую руку графини Аламбер.
   — Вы чудесно выглядите, — сказал Анри старой даме, — и по-моему, совсем не изменились с того дня, как покинули Париж.
   — Вы мне льстите, виконт, я знаю цену словам мужчин и поэтому принимаю их как простую любезность.
   — Вы боитесь, графиня, что ваша красота исчезнет бесследно? Нет, графиня, она передо мной, — виконт выпрямился и взял в пальцы руку Констанции, а шевалье де Мориво приблизился к графине Аламбер.
   Наконец, с дежурными любезностями было покончено, и гости направились в зал.
   — А что особенного к виконте и его спутнике? — спросила Констанция.
   — Его спутник, шевалье де Мориво, в общем-то заурядный человек, правда, занимает довольно высокую должность. Он командует полком королевской гвардии, искусный фехтовальщик, в общем-то и все. А вот виконт Лабрюйер — удивительный человек. Он умеет с первого взгляда понравиться женщинам.
   — Да, он красив, — сказала Констанция.
   — Есть много красивых мужчин, но мало кто из них умеет пользоваться своей красотой. А виконт следит за своей внешностью словно женщина, и он успел, если верить слухам, совратить более двухсот молоденьких девушек, пять из которых, оставленных виконтом, покончили с собой.
   — Неужели? — Констанция обернулась, пытаясь отыскать взглядом среди гостей виконта Лабрюйера.
   Тот стоял возле одной из дам и восторженно ей о чем-то повествовал. Та смеялась, запрокидывая голову, и даже, чтобы не упасть от смеха, придерживалась за плечо виконта.
   Его же спутник шевалье де Мориво стоял немного поодаль и дажене улыбался.
   «Возможно, — подумала Констанция, — ему приходится по десять раз на дню выслушивать шутки своего знакомого, и он знает их все наизусть. Но тогда почему он не повторяет их за Анри?»
   Но тут зашли следующие гости, и Констанции не пришлось додумать мысль до конца.
   После того, как все приглашенные вошли в дом, графиня Аламбер отправилась к гостям, а Констанция поднялась на галерею и посмотрела на всех сверху. Она уже понимала, что смотрит не просто так, ее взгляд отыскивает в толпе Анри Лабрюйера, но того нигде не было видно.
   Человек становится интересен нам, если мы узнаем о его злодеяниях. А виконт совсем не был похож на разбойника или на бессовестного похитителя женских сердец.
   Зато шевалье де Мориво Констанция отыскала сразу. Он был очень приметен благодаря своему могучему телосложению. Но в то же время он не смотрелся, потому что был грустным. Он стоял в одиночестве, поглядывая на дам, и лишь презрительно кривил губы, как будто ни одна из них не была его достойна.
   И тут за спиной у Констанции послышался тихий голос:
   — Вы всегда любите подсматривать за тем, как кавалеры любезничают с дамами?
   Девушка резко обернулась. Тот, кого она высматривала в толпе, стоял перед ней.
   — Виконт? — произнесла Констанция.
   — Я столько слышал о вас, но не мог как следует рассмотреть, даже пару раз специально проезжал мимо ворот вашего дома. Но вы, — тут виконт Лабрюйер развел руками, — как назло не появлялись в саду.
   — Вы искали встречи со мной? — немного холодно поинтересовалась Констанция.
   — Искал встречи… — воскликнул виконт, — я всего лишь хотел посмотреть на вас вблизи, ведь не часто удается встретить в Парижестоль отчаянную девушку.
   — По-моему, у вас были немного другие планы, — напрямик сказала Констанция, сверкнув глазами.
   Виконт, конечно же был красив, любезен, изящен, но не был мужчиной ее мечты.
   Ведь образ Филиппа навсегда отпечатался в памяти Констанции и теперь она невольно сравнивала каждого только с ним. А в Филиппе никогда не было ни женственности, ни нахальства.
   Виконт, даже не спрашивая разрешения, стал рядом с девушкой ипринялся смотреть с галереи вниз.
   — Вы, наверное, скучаете? — спросил он.
   — Я скучаю и сейчас, — не думая о последствиях, сказала Констанция.
   — Это интересно слышать, еще ни одна женщина не говорила мне подобного. Скучать рядом со мной?
   — Но, вы, по-моему, не бродячий актер.
   — И это тоже, — добродушная улыбка тронула губы виконта Лабрюйера. — Вам, наверное, уже успели рассказать обо мне всякие страшные вещи, как будто бы я людоед и питаюсь исключительно молоденькими девушками. Но посмотрите, я же не дракон, похищающий даму у доблестного рыцаря, я всего лишь смертный, такой же как и вы. И всегда честно предупреждаю своих жертв.
   — Так вы, виконт, заранее знаете, что они обречены?
   — И они это знают, — радостно закивал Анри, — они знают все отсамого начала, но почему — то предпочитают мое общество, а не одиночество.
   — Вы что, никогда не обещаете жениться, прежде чем соблазнитьюную девушку?
   — Больше, дорогая виконтесса, — я сразу же говорю и заставляюповторить за мной, что первая ночь — она же будет и последней. Меня не интересует продолжение. К чему повторять изо дня в день одно и тоже? Ведь это не приносит облегчения ни уму, ни сердцу. Я сразу же теряю интерес к женщине, лишь только овладев ею.
   Констанция смотрела на своего собеседника и не могла взять в толк, юродствует тот или говорит серьезно.
   — Да нет, — сказал виконт, словно прочитал мысли девушки, — я говорю совершенно серьезно.
   — Уж не считаете ли вы и меня одной из своих жертв? — надменно проговорила Констанция.
   — Все женщины одинаковы, — сказал Анри и развел руками, — и вы, моя дорогая, не исключение. Сознайтесь, стоя на галерее, вы высматривали меня?
   Констанция вспыхнула.
   — Откуда вы догадались, виконт?
   — Это очень просто. Все стоят внизу и только мы с вами наверху.Если бы вы высматривали кого-нибудь другого, то обязательно увидели бы.
   Констанция чувствовала себя так, будто ее поймали за каким-то непристойным занятием.
   — Я просто никогда прежде не видела людоедов.
   — Но, наверное, он оказался на поверку не таким уж страшным, — рассмеялся виконт. — Вы не откажете показать мне дом?
   Констанция от неожиданности согласилась.
   — Да, — и тут же прокляла свое решение. Но слово было дано и отступать было некуда. Констанция водила его из комнаты в комнату, рассказывая то о знаменитой картине, то о прекрасной китайской вазе.Она слово в слово повторяла слышанное от графини Аламбер.А виконт и не скрывал, что его не интересуют сейчас ни картины, ни скульптуры и смотрел на Констанцию. Сперва, во время рассказа о морском пейзаже, он оценивающе прошелся взглядом по бедрам девушки. Когда они остановились у мраморного римского торса, Анри уже разглядывал ее лицо, а в следующей комнате он уже беззастенчиво пробирался взглядом в вырез платья.
   И Констанция впервые пожалела, что не заказала портному платье, застегивающееся под самое горло.
   — Ну что, виконт, думаю, удовлетворила ваше любопытство?Хотя вряд ли вы помните, что изображено на тех картинах, о которыхя вам рассказала, вы же смотрели не на стены.
   — Да, — признался виконт, — я хотел получше рассмотреть вас и послушать ваш голос. Вы очаровательны.
   Чего нельзя сказать о вас, — вырвалось у Констанции.
   Но виконт ничуть не обиделся на эти слова.
   — Я знаю себе цену, моя дорогая, — довольно бесцеремонно говорил Анри, — ведь если верить слухам, уже более двухсот девушек и неизвестно сколько замужних женщин сгорели в моем огне, и вы не исключение.
   Злость поднялась в душе Констанции на этого бесцеремонного молодого человека.
   А он все с такой же любезной улыбкой на губах подошел к девушке и обнял ее.
   Констанция на какое-то мгновение оцепенела от подобной наглости.
   Они стояли в дальнем углу галереи, совсем недалеко от балюстрады. Здесь даже был различим шум голосов и звук музыки.
   — Так вы любите меня? — спросил виконт. Констанция молчала.
   — Я люблю вас, Констанция, — прошептал он и попытался поцеловать девушку в шею.
   Но не зря раньше Констанция не боялась одна выезжать из дому Реньяров, у нее всегда наготове было с собой оружие. Конечно, носить пистолет за поясом бального платья не очень разумно, поэтомутеперь девушка предпочитала иметь с собой короткий стилет, спрятанный в складках подола.
   Она слегка нагнулась, выхватила оружие и прижала острый какигла кончик клинка к шее Анри Лабрюйера.
   — Если вы сейчас же, виконт, не отпустите меня, я не буду звать на помощь, а просто всажу клинок в вашу шею. Не сомневайтесь, мне приходилось в жизни убивать.
   Анри испуганно глянул в глаза девушки: нет, та не шутила.
   — Осторожнее.
   Он медленно разжал объятия и отступил на пару шагов.
   — Такого мне не приходилось видеть, а вернее будет сказать, переживать, — он потер указательным пальцем маленькую вмятинку на шее, оставленную острием клинка.
   Но тут же его лицо расплылось в улыбке.
   — Да конечно же, вы шутите, у вас и в мыслях не было меня убить, — и он, бросившись к Констанции, повторил свою попытку.
   На этот раз девушка действовала гораздо быстрее и острие клинка неглубоко погрузилось в плечо молодого человека. Но вместо испуга в его глазах зажглась радость.
   — Так значит, я не ошибся и вы действительно не любите меня.
   Виконт Лабрюйер стоял перед Констанцией, зажимая рукой неглубокую рану, из которой сочилась кровь.
   — Я вам говорила это и раньше.
   — А я не поверил. Пока не убедишься на собственном опыте, нельзя верить.
   — Вы слишком высокого о себе мнения, виконт.
   — Теперь я понял, что ошибся в вас. Анри наклонился и поднесладонь Констанции к своим губам.
   — Простите, виконтесса, что был с вами груб. Но в этом виноваты и другие женщины, они приучили меня к тому, что я могу позволять себе с ними все, что угодно.
   — Вы довольно злы по отношению к женщинам.
   — И к мужчинам тоже, — Анри пожал плечами.
   — И что, виконт, вы долго собираетесь стоять как изваяние?
   — Я хочу предложить вам дружбу, — торжественно сказал Анри, падая на одно колено. — Дружбу, но самую преданную. Вы, Констанция, поразили мое воображение больше, чем любая другая красавица во всем королевстве. Вы единственная решились противиться собственному счастью и чуть не убили меня на радость всем мужьям.
   И тут Констанция поняла, что этот насмешливый человек в самомделе интересен и такая дружба может пригодиться.
   Она шутливо вскинула свой стилет и опустила узкое лезвие плашмя на плечо виконту.
   — Я посвящаю вас, месье Лабрюйер, в мои рыцари. Вы обещаете восхищаться мной, но только издали, только на расстоянии. А я со своей стороны, обещаю вам быть преданным и верным другом.
   — Вы не пожалеете о таком решении! — воскликнул виконт Лабрюйер, вскакивая на ноги. — Я научу вас многому, о многом расскажу.
   — Но не считайте меня, виконт, настолько глупой, что я начну помогать вам в ваших сумасбродствах.
   — Не зарекайтесь, Констанция, всякое может случиться и давайте теперь будем с вами на «ты». Зови меня Анри и тогда я смогу звать тебя Констанция.
   — Ну что ж, Анри, согласна. Иметь друга — это не так уж плохо.
   — Тогда я предлагаю вернуться к гостям, чтобы не заставлять ихдумать о том, чего не было.
   — Ты опять за старое, Анри!
   — Я обещал быть милостивым только к тебе, Констанция, других же наш уговор не касается.
   Когда они уже спускались по лестнице, Анри наклонился к Констанции и прошептал ей на ухо:
   — Завтра у меня будет очень интересное развлечение, если хочешь, можешь поучаствовать в нем.
   — И в чем оно заключается?
   — Тс-сс, — сказал Анри, прижимая палец к губам, — я должен наказать одну женщину.
   — И в чем она провинилась?
   — Она не смогла смириться с тем, что после первой ночи я покинул ее.
   — Вы жестокосердны, — сказала Констанция.
   — Ничуть! У нее есть муж и я, жалея его, хочу вразумить жену.Думаю, у нее надолго исчезнет охота изменять своему любящему мужу.
   Констанция и Анри вошли в гущу гостей. Квартет — два альта, скрипка и фагот — играли на возвышении. И тут же, не теряя времени, Анри пригласил на танец Констанцию. Та дала согласие и они двинулись к середине зала.
   Графиня Аламбер, уже было обеспокоившись отсутствием внучки, с досады тряхнула головой.
   — И как это я раньше не заметила, что она с виконтом Лабрюйером!
   Графине хотелось подойти к Констанции, еще раз предостеречь ее, но глядя на растерянное лицо виконта, графиня Аламбер догадалась, что произошло.
   — Нет, — сказала сама себе старая женщина, — Констанция не дастсебя в обиду, сумеет постоять за себя. А виконт в общем-то искренний человек, и всего лишь потакает чужой глупости. Так что заКонстанцию я спокойна.
   После танца к Анри подошел шевалье де Мориво.
   А Констанция, забыв о приличиях, осталась стоять вместе с мужчинами и даже стала обсуждать с ними, какие пистолеты лучше — английские или французские.
   Эмиль доказывал, что лучше французских пистолетов не бывает. А Констанция, на деле зная достоинства и недостатки пистолетов, сделанных французскими мастерами, упрямо ему доказывала, что французские выполнены более искусно, но английские надежнее и точнее бьют в цель.
   Шевалье де Мориво настолько увлек спор, что он даже на время забыл, девушка перед ним или военный. Он несколько раз чертыхнулся.
   Но тут Констанция, поняв свою оплошность, обратилась к шевалье де Мориво с просьбой:
   — Вы не могли бы пригласить на танец мою бабушку?
   — Простите, мадемуазель, — воскликнул Эмиль, — я только что хотел это сделать, но вы опередили мои мысли.
   Констанция смотрела, как Эмиль подходит к графине Аламбер и галантно поклонившись, предлагает танец.
   Графиня Аламбер тотчас же догадалась чьих это рук дело и погрозила Констанции пальцем. Но к удивлению девушки, двинулась под руку с Эмилем.
   Все в зале смотрели на грациозные движения графини Аламбер, так не вязавшиеся с ее изборожденным морщинами лицом. Она хоть и не танцевала уже более десяти лет, ни разу не сбилась, в точности выполняла все предписанные па.
   — Вам нравится моя внучка? — спросила графиня у шевалье де Мориво.
   Тот как всякий военный человек был прям и ответил так:
   — Мадам, если вы намекаете на женитьбу, то я понимаю свое положение и не собираюсь претендовать на ее руку. А если вы хотитеспросить меня, произвела ли на меня должное впечатление красота Констанции, то я вам скажу — да.
   Графиня Аламбер улыбнулась.
   — И вас не смущает, шевалье, что моя внучка выросла в провинции, никогда не воспитывалась в пансионе, не умеет играть наклавире?
   — Это чудесно! — признался шевалье. — Ведь все остальные барышни умеют это делать и поэтому у вашей Констанции большое будущее.
   — Вы довольно неосмотрительны, месье, делая такой комплимент, но другого я от вас и не ждала услышать.
   В это время виконт Лабрюйер уговаривал Констанцию принять участие в завтрашнем веселье.
   — Вот увидишь, Констанция, ты не разочаруешься.
   — Я не люблю мстить, — сказала девушка.
   — Поверь мне, мстить буду я, к тому же очень изысканно, а тылишь исполнишь роль зрительницы, к тому же не одна, а с другими моими знакомыми.
   — Хорошо, — согласилась Констанция, — я буду у тебя ровно в одиннадцать.
   — Я все устрою наилучшим образом, — пообещал Анри, — и ты останешься довольной. Может, сначала тебе мое поведение покажется немного странным, но я обещаю тебе, эта женщина заслужила, чтобы с ней так обращались.
   — Ты хочешь выставить ее на посмешище?
   Не совсем так. Завтра все увидишь.Любопытство было все-таки одной из прирожденных черт Констанции. Она не смогла пересилить любопытство и назавтра отправилась с визитом к виконту Лаб-рюйеру. На удивление девушки слуга провел ее в гостиную, где уже ожидало около дюжины ее знакомых.
   Слуга был единственным в доме виконта, звали его Жак. Это былполный, неряшливый детина, безраздельно преданный своему хозяину. Он не считал нужным сменять костюмы в зависимости от того, где находился. Он был одет в неизменную серую ливрею, теперь уже больше напоминавшую не изношенный бархат, а крысиную шерсть.
   Сам Анри на минутку появился перед гостями, попросил извинения, что не может сейчас уделить им внимания и просил подождать еще немного. Анри удивил Констанцию еще больше, чем его слуга. На виконте был всего лишь халат, надетый, скорее всего, на голое тело. Но девушка решила не выказывать своего удивления, ведь никто из гостей и бровью не повел, когда Анри предстал перед ними в таком наряде. А дело обстояло следующим образом. Одна из дам, замужняя женщина, соблазненная Анри, не смогла пережить разлуки с ним и всячески донимала его любовными письмами, якобы случайными встречами и даже пригрозила, что если он не согласится вновь предаться любви с ней, она наложит на себя руки. И Анри не оставалось ничего, как постараться превратить все происшедшее в шутку. Правда, сложность заключалась в том, что женщина не намеревалась шутить. Она и в самом деле покончила бы с собой, еслибы Анри отказал ей во встрече. Но жестокость к многочисленным недостаткам Анри не имела никакого отношения. Виконт с легкой душой отослал Жака с письмом, в котором уведомлял безумно влюбленную женщину, что она сможет приехать к нему с утра.
   Так оно и произошло. Виконт от самого порога понес влюбленную женщину в спальню. Та была вне себя от счастья, вновь уверившись в неотразимости своих чар. Если бы она только знала, что уготовил ей Анри!
   В порыве страсти женщина начала сбрасывать с себя одежды. Виконт спокойно помогал ей в этом. Когда они оба остались лишь в одеяниях из воздуха, виконт Лабрюйер набросил на плечи халат и сославшись на жажду, покинул комнату, предварительно спрятав одежды своей возлюбленной и оставив на кровати всего лишь одну подушку. Кровать со всех сторон была окружена пологом и женщина сидела в нем, словно полководец в палатке, ожидая донесения вестового.Анри же, вторично появившись перед своими гостями в халате, пригласил их пройти в спальню.
   Те, предчувствуя веселое развлечение, повинуясь совету Анри, вели себя тихо. Вот так и оказалась в спальне дюжина человек, средикоторых была и Констанция. Их разделял лишь полог кровати, за которой лишь угадывался силуэт любовницы Анри.
   Виконт пару раз кашлянул и тут же громко сказал:
   — Дорогая, я предупреждал тебя, что никогда больше мы не будем вместе. Но ты угрозами заставила меня вновь встретиться с тобой.
   Среди гостей послышалось хихиканье.
   — Кто здесь? — испуганно воскликнула женщина.
   — Я привел своих друзей, — ласково проговорил Анри.
   Среди присутствующих вновь раздался смех. Женщина принялась лихорадочно искать свою одежду, но не нашла. Простыня, как назло, не хотела покидать матрас, ведь слуга по приказанию виконта пришил ее к обивке кровати. Оставалась лишь только небольшая подушка, но прикрыться ей целиком было невозможно.Женщине оставалось выбрать, закрывать ей лицо, грудь или бедра.
   — Я считаю до трех, — громко сказал Анри, — и отдергиваю полог, — его рука сжала край материи. — Раз ! Два! Три! — просчитал виконт Лабрюйер и отдернул полог.
   На простыне, плотно сжав ноги, лежала его любовница. Лишь только кто она, никто из гостей не мог понять, ведь на лице у нее лежала подушка, в которую незадачливая женщина впилась руками, готовая сражаться за нее не на жизнь, а на смерть.
   — Ну что ж, она действительно прекрасна, — сказал Анри, — но неосмотрительна. Я же предупреждал ее… Кстати, — осведомился он, — как тебя зовут? Я что-то забыл твое имя. Хотя подожди, можешь не говорить, я сейчас сам назову его.
   Было видно, как мелко дрожит тело женщины, как сжимаются ее пальцы, впиваясь в подушку.
   А приглашенные плотным кольцом обступили кровать и принялись обсуждать прелести представшие их взорам.
   — Нет, — продолжал Анри, — я все-таки позабыл твое имя и думаю, ты не решишься вновь прийти ко мне и свою угрозу не решишься выполнить, потому что все узнают, кем ты была на самом деле.
   Констанцию поразил не столько сам поступок виконта Лабрюйера, сколько реакция его друзей. Они смеялись, рассматривая обнаженную женщину, один из них шутя даже взялся за край подушки, словно хотел ее выдернуть.
   Девушка не выдержала этого. Она растолкала стоявших возле кровати и зло рванула полог. Затрещала материя. В руках у Констанции остался огромный кусок разорванного пополам полотна.Она бережно накрыла дрожащую от страха женщину, успев шепнутьей на ухо: