Беньковский Виктор. Анахрон

Он снова наклонился над Светкой. Легонько куснул ее за ухо. - Ну, я пошел, - сказал он. - Закроешь. - Ага, - сказала Светка, не поворачиваясь. - Пока. - Если что, звони. Я буду дома. Он вышел из офиса. Было три часа дня. * * * Неистовое торжище на Сенной было в самом разгаре. Неожиданно по одному углу площади, где кучковались бабки, прокатилась волна беспокойства. То одна, то другая взвизгивала, вскрикивала, принималась браниться. Влекомый праздным любопытством, Сигизмунд сунулся посмотреть - в чем дело. Ему охотно показали. Собственно, эта демонстрация и вызывала крики-визги. Демонстрацию производила кошка. Кошка серая помойно-бачечная. Она бродила по торжищу с торжественным видом и, переходя от человека к человеку, предъявляла убиенную крысу. Чешуйчатый хвост трупа свисал до асфальта. Кошка страшно гордилась своей победой и требовала, чтобы ее хвалили. Сигизмунд как профессионал оценил вклад кошки в общее дело борьбы с паразитами. Коллега, блин. Внезапно он остановился. Резко, будто его окликнули. Развернулся, разом забыв о кошке, о Светочке - вообще обо всем. Он вдруг понял, что ему смертельно хочется домой. * * * Дома Сигизмунда ждал кобель. Прыгал, норовил лизнуть в лицо, раздеваться мешал. Когда Сигизмунд повесил куртку на крючок, начал челночные рейсы от Сигизмунда к девке и обратно. Радостью делился. Сигизмунд не спеша разулся, потрепал кобеля за уши и заглянул в "девкину" комнату. А там было нехорошо. И радость, и нетерпение - странное, если задуматься - разом сменились тревогой. И тревога эта оказалась сильнее, чем Сигизмунд ожидал. Когда Сигизмунд вошел, девка повернулась к нему. Она лежала на тахте, накрывшись одеялом. Более мутноглазая, чем обычно. И лицо красное. Этого еще не хватало. Болеть собралась, что ли? Сам Сигизмунд с чувством, с толком болел в последний раз восьмиклассником. Потом не до того стало. То учеба, то работа. На работе, пока профсоюзный стаж не выбран, вообще болеть смысла не было - платили гроши. Потом стаж набрал, но привычка не болеть осталась. Да и отшибала советская бесплатная медицина всякую охоту хворостям предаваться. Градусника - и то в доме не водилось. Наталья забрала. Впрочем, без всякого градусника было видно, что температура у девки нешуточная. Под сорок. В детстве Сигизмунда лечила старенькая участковая докторша. Она потом уехала к внукам в Израиль. Мальчиком Сигизмунда, помнится, завораживали руки докторши худые, гладкие, в желтых пятнах. С ней было связано теплое молоко, подслащенное медом, успокаивающие горчичники, шерстяные носки. Она никогда не заставляла носить кусачие шарфы - обвязывала горло носовым платочком, говорила, что этого достаточно. Никогда не прописывала таблеток. Никогда не рекомендовала полоскать горло содой. С ней было уютно и сладко болеть. Эта докторша никогда не сбивала температуру, пока та не поднималась выше тридцати девяти. Говорила, что организму положено бороться. Раз температура значит, организм борется. Но у девки жар подползал к той отметке, когда даже старозаветная докторша, не глядя, дала бы аспирин. Грипп у девки, что ли? В городе в конце ноября, как водится, бушевала очередная эпидемия. Сам Сигизмунд, как истинный житель Санкт-Петербурга, на эпидемию привычно не обращал внимания, невзирая на предсказываемые ужасы - ими щедро сыпали люди в белых халатах, попадая в теленовости. Сигизмунд поглядел на томящуюся в температуре девку. Скользнуло беспокойство. А что, если она и впрямь из таежного тупика? Притащила с собой какую-нибудь туляремию. Или эболу. Или же напротив, произрастая в таежной стерильности, реагирует теперь на банальный грипп как на какую-нибудь чуму? Это тоже может быть. Побродил по квартире, помаялся. Телевизор включил. Тут же с отвращением выключил. Кобель запрыгнул на тахту, улегся у девки в ногах. Обычно он за Сигизмундом по всему дому таскался. А тут таскаться не пожелал. Сигизмунд заглянул к девке в комнату. Юродивой становилось все хуже. Когда Сигизмунд наклонился, на него жаром пахнуло. И нездоровьем. Сигизмунда девка не замечала. Бормотала что-то беспрерывно, головой мотала. Сигизмунд кобеля согнал. Подушку девке попробовал поправить. Надо же за больной ухаживать. Она вдруг в его руку вцепилась. Пальцы оказались очень сильные и горячие, как печка. Проговорила что-то убежденно. И вроде как "Вавилой" его назвала. Пить ей дать, что ли? Что там старозаветная докторша советовала? Больше пить кислого. Витамин С, то, се... Чая холодного с лимоном. Пошел на кухню, сделал чая холодного с лимоном. Много заготовил. Дал девке. Она полкружки выхлебала, больше пить не смогла - устала. Кобель под шумок опять на тахту забрался. Дело-то оборачивается хреново. Эдак и загнуться юродивая может. Это очень даже нежелательно. Это по ста сорока девяти причинам нежелательно. И наипервейшая что он, Сигизмунд, с трупом-то делать будет? Что он ментам-то скажет? Мол, нашел ее у себя в гараже, мол, сперва вам, ментам, сдать хотел, но после обнаружил на ней полкило золота и у себя поселил. Мол, нигде она не прописана, пашпорта не имеет, по-нашему не говорит. Из всего ее лопотания только одно и понял - что-то такое с ней на Охте стряслось. И ВСЁ! Посадят вас, Сигизмунд Борисович. Даже посодют. И правильно сделают. Вы бы на месте следаков да судей поступили бы точно так же. Потому как самое дорогое на свете - это глупость. А еще - наказаний без вины не бывает. Тут из полумрака вновь выползла ухмыляющаяся рожа охтинского изверга. Сигизмунд аж застонал. Рожа, помаячив, нехотя растаяла. Девка снова позвала: "Вавила!" - Здеся я, - мрачно отозвался Сигизмунд. И дал ей еще холодного чаю. С лимоном. ...Да нет, не то даже проблемно, куда труп девать. В конце концов, отвезет на машине за город и закопает. Если ее никто искать не будет, то и не найдут. Господи, что за грязный мудак! Не в том же дело, что труп девать некуда... Сигизмунд поглядел на девку - как она? Вроде, жива. Только тише бубнить стала. Совсем ей худо. Даже Вавилу звать забыла. Кто он ей, этот Вавила? Набить бы ему морду. Отпустил гулять одну - и вот... Да и вы, Сигизмунд Борисович, хороши. Нашли свет в окошке - юродивая. Дура Вавиловна. Мерси. Сигизмунд встал и пошел в свою комнату. Не зажигая света, набрал номер Людмилы Сергеевны - посоветоваться. Людмила Сергеевна хорошо такие вещи знает. Но ее не было дома. Сигизмунд положил трубку. Посидел немного в темноте, бессмысленно глядя в стену. На стене расползалось желтое пятно от фонаря, светившего на улице. Кому еще позвонить? Матери? Исключено. Наталье? Лучше не звонить. Он, правда, не прослушивал автоответчик, но догадывается. Аське? Та, если не в загуле, охотно поможет, прибежит хоть в два часа ночи отзывчивая. Но объяснять ей долго придется. Аська любопытная. Снял трубку, повертел в руках. Да нет, профессионалам звонить надо. Если не бабам, то профессионалам. Кто у нас отношение к медицине имеет? Боец Федор с его общевойсковой таблеткой: это от головы, а это от живота. Отпадает. У девки хворь серьезная, НАТОвскими средствами не осилишь. В комнату, стуча когтями, вошел пес. Сел, начал беспечно чесаться. Мурру надо звонить. Мурр на "скорой" когда-то работал. Может, не позабыл еще, как ближних целить. Кроме того, Мурр живет неподалеку. Может прийти. В конце концов, Сигизмунд не совсем для него левый. В чем-то даже меценат. Жаль, не во всем. Набрал номер. Долго никто не подходил. Звонок терпеливо буравил бесконечный коридор гигантской коммуналки. Наконец недовольный женский голос осведомился: - Кого надо? - Олега Викторовича, - мрачно сказал Сигизмунд. Он был уверен, что Мурра не окажется дома. Там безмолвно брякнули трубку возле телефона и ушаркали. Прошло еще долгое время. Сигизмунд терпеливо ждал. В трубку проникали звуки активной жизнедеятельности. Кто-то ходил, кто-то говорил, вроде, грохнули кастрюлей. Потом кто-то поднял трубку и спросил: "Кого надо?" Сигизмунд терпеливо повторил, что надо Олега Викторовича. Трубку снова грохнули и огласили коридор неприятным кошачьим воплем: - Мурр, твою мать, плетешься, как..! Дома, подумал Сигизмунд. Чуть задыхающийся, вибрирующий, интимный голос Мурра проговорил: - Я слушаю. - Это Сигизмунд. Тут такое дело... У меня человек умирает. Сигизмунд брякнул это, и тут ему стало по-настоящему жутко. Ведь и вправду умирает. А умрет девка - и вместе с ней умрет тайна. Чудо. А чудо дается один раз в жизни. Больше чудес не будет. - От чего умирает? - осведомился Мурр. - Вроде, грипп. - Температура какая? - спросил Мурр деловито. - Градусника нет. Большая. - Сейчас приду, - кратко сказал Мурр и положил трубку. Сигизмунду сразу стало легче. Зажег в комнате свет. Покурил. Выпил холодного чаю с лимоном. И тут в дверь позвонил Мурр. Был собран. Встревожен. И - это Сигизмунд оценил - исключительно умело прятал любопытство. В одних носках прошел в ванную и тщательно вымыл руки. Это произвело впечатление. В последний раз доктор, пришедший по вызову, мыл руки в отроческие годы Сигизмунда. Потом доктора мыть руки перестали. Мурр был серьезен и старозаветен. Да, это произвело впечатление. Сильное. Сигизмунд после этого сразу уверовал в то, что Мурр девку спасет. Вытерев руки, Мурр безмолвно и вопросительно уставился на Сигизмунда. - Только вот что... - сказал Сигизмунд. - Она по-русски не говорит. - Неважно, - мягко сказал Мурр. Они зашли в "девкину" комнату. В углу тускло горела маленькая настольная лампа, поставленная на пол. Сигизмунд поймал себя на том, что немного трусит - как его юродивая Мурру понравится. Но Мурр и здесь умело скрыл свои чувства. Вынул из кармана градусник, встряхнул. Поднес к лампе, проверил. Еще раз встряхнул. Сунул девке под мышку. Прижал ее руку. Девка метнулась, потребовала Вавилу. - Здесь Вавила, - сказал Мурр низким, вибрирующим голосом. Девка удивительным образом успокоилась. Они посидели некоторое время в неподвижности. Потом Мурр вынул градусник и посмотрел его под лампой. Тридцать девять. С лишним. Мурр поднял на Сигизмунда глаза и спросил: - Водка есть? Водки не было. - А уксус? Уксуса не было тоже. За всем этим Сигизмунд был отправлен в ближайший супермаркет. Доставил. Когда вернулся, Мурр доложил, что девке стало еще хуже. Мурр заметно беспокоился. Глаза косить стали, расползлись в разные стороны из-под очков. - "Скорую" вызывай, - велел Мурр. - Быстро. Гаснет, как свеча. И снова у Сигизмунда сердце бухнуло в пятки. Пошел к телефону. Мурр, бесшумно ступая в носках, двинулся следом. По дороге учил: - Скажи им, что тридцать лет. Без сознания. Тогда приедут быстро. Сигизмунд соврал, как советовали. Положил трубку. Мурр сказал: - Когда приедут, я сам с ними поговорю. Я на "скорой" работал. У тебя деньги есть? Сигизмунд полез в ящик стола. вытащил несколько десятитысячных. - Стоху бы надо приготовить, - сказал Мурр.- На всякий случай. - Да, Мурр, - сказал Сигизмунд. - Тут такое дело... Девка эта без документов. Потеряла. Мурр покосил на Сигизмунда глазом и деликатно осведомился: - Системная? Тоже заметил. - Вроде, да. - Понятно, - сказал Мурр. "Скорая" явилась через полчаса. Медикус снял вязаную шапочку, обнаружив коротко стриженые волосы морковного цвета. Поздоровался. Явил прямоугольную улыбку вермахтовского ефрейтора. Ресницы рыжие, брови рыжие. Вообще весь рыжий. Истинный ариец. За арийцем втиснулась тихая дева. Явно была у ефрейтора на подхвате. Оттеснив Сигизмунда, вперед хозяйски вышел Мурр. Резко дал понять медикусу, что и сам он, Мурр, крутой профессионал. Спас немало жизней. Когда-то. Сигизмунд сразу почувствовал себя лишним. Вермахтовский ефрейтор отнесся к Мурру настороженно. Углядел в его выступлениях подрыв авторитета. Дал Мурру понять, что он, Мурр, устарел. Деваха-фельдшер сонно смотрела на двух распетушившихся эскулапов. Ждала, пока можно будет приступать к делу. Тихо спросила Сигизмунда: - Где больной? - Больная, - поправил Сигизмунд. Она глянула на листочек, прикрепленный к синей потрепанной папке с бумагами. - Записано "м" - "мужчина". - Понимаете... Тут такое дело... - завел Сигизмунд. Рыжий мгновенно повернулся к Сигизмунду. Въехал с полуоборота. - Пойдемте. Они зашли в комнату, где угасала девка. Рыжий махнул, чтобы зажгли свет. Согнал кобеля. Кобель учуял в рыжем что-то, принялся виться. Сигизмунд запер его на кухне. Рыжий осмотрел девку. Мурр предъявил градусник с несбитой температурой. Дескать, вот. Рыжий мельком глянул на градусник, перевел взгляд на Сигизмунда. - Она вам кто? - Знакомая, - сказал Сигизмунд растерянно. - Прописка есть? - Нет. - Гражданка России? - Думаю, нет. У нее и паспорта нет. Рыжий шевельнул желтой бровью. - По-русски не говорит? - Нет. - Ну, ребята... Не гражданка России, без страхового полиса, без консульства... - Сколько? - прямо спросил Сигизмунд. Рыжий, помявшись, запросил сто. Поскольку Сигизмунд и собирался заплатить сто, то в цене сошлись мгновенно. Рыжий сделал девке укол в бессильную руку. - Гляди, у нее оспа не привита, - сказал рыжий Мурру. Мурр подошел, посмотрел. На всякий случай осмотрел другое плечо. Чисто. Сигизмунд сказал: - Она из Северной Норвегии. Там уже сто лет назад как оспу не прививают. Оба эскулапа не обратили на него никакого внимания. - Тройной надо бы сделать, - сведуще обратился Мурр к рыжему. Рыжий лучше Мурра знал, что надо бы сделать. Отдал распоряжение фершалице. Тихая деваха споро вколола девке анальгин с димедролом. Мурр крутился, заглядывал через плечо, авторитетно советовал, ссылаясь на свой богатый фельдшерский опыт, что, мол, с папаверином надо. Сигизмунд спросил: - И это все? - Ну... - протяжно произнес рыжий. - В принципе... - Вылечить ее можно? - прямо спросил Сигизмунд. - Ну... - еще раз сказал рыжий. Сигизмунд добыл еще пятьдесят тысяч. - Можно капельницу поставить, - сообщил рыжий. - Глюкозу с витамином С. И с другими... э... снадобьями. У меня есть. Только они... ну, не государственные. Понимаете? В принципе, это ее поднимет на ноги, вашу знакомую из Норвегии. - Ставьте, - сказал Сигизмунд. Все оборачивалось даже лучше, чем он предполагал. Мурр вышел покурить. Мурр был очень недоволен. Тихая деваха приготовила капельницу. Девке в вену вошла игла. Юродивая, похоже, мало что соображала. Еще раз помянула Вавилу. Жалобно так. Рыжий присел на краешек тахты - посмотреть, все ли ладно с капельницей. В кухне бессильно бесновался запертый кобель. Его, кобеля, участия в событиях лишили! Минуты через три девка пошла розовыми пятнами. Губы у нее распухли, вид сделался совсем жалкий. - Ой, - сказала фершалица. - Аллергия, - проговорил рыжий. - А на что - непонятно. Может, на витамины? И матерно выругался себе под нос. Пахнущий дешевым табаком Мурр вернулся и подтвердил: и у него, Мурра, был редкий случай аллергической реакции. Отторгал больной все и вся. Так и кончился... Рыжий отрывисто, как на поле боя, сказал своей фершалице: - Давай туда же преднизолон! Шестьдесят миллиграмм. Только БЫСТРО! ОЧЕНЬ! Фершалица запустила в капельницу еще чего-то. Сигизмунду стало страшно. Коктейля в девку намешали. А это его, сигизмундова, девка. Свою бы завели да мучили. Спустя немногое время пятна стали исчезать. Девке резко полегчало. - Выкарабкается, - уверенно молвил Мурр. - Помолчите, - угрюмо буркнул рыжий. Девка очухалась. В ужасе уставилась на капельницу. На эскулапов глазами повела. Рванулась к рыжему. Родственное в нем что-то почуяла, не иначе. Конечно, общая нордическая белесость рыжего с девкой мистически роднила. Но все-таки обидно что она к нему потянулась, а не к Сигизмунду. - Оп-паньки, - сказал Мурр. - Гляди ты, вкус к жизни почуяла. Рыжий ефрейтор хмыкнул с довольным видом. Хотя девка, тем более хворая, выглядела страшненько. Рыжий отправился с Сигизмундом на кухню - записывать данные о больном. Записали на Сигизмунда. Мужчина, житель СПб, 36 лет, высокая температура, был без сознания и т.д. - А как я без сознания дверь открыл? - спросил Сигизмунд глупо. Рыжий поднял на него глаза. Голубые. - Я вас умоляю, - сказал он. - А как вы без сознания "скорую" по телефону вызывали? И вообще, почему "скорую", а не "неотложную"? Мы всякими высокими температурами не занимаемся. Вот ножевое там, автомобильная авария, огнестрельное... пожалуйста. На это Сигизмунд не нашелся, что ответить. "Вермахтовец" накарябал неразборчивым медицинским почерком в своем листе, велел Сигизмунду надзирать за капельницей. Обещал через два часа заглянуть. Кликнул фершалицу. Хлопнула дверь. Вскоре под окном завелся дизельный мотор новенького оранжево-белого "Форд-транзита". "Скорая" отбыла. Мурр слегка поправил капельницу, хотя там все было в порядке, подержал руку над девкиным лбом - экстрасенсорно подпитал. - Спит, - сказал он деловито. - Они ей димедрол вкололи, - отозвался Сигизмунд. - Мурр, хочешь водки? Мурр водки хотел. Мурр водки давно не пил. Мурр обругал ту водку, которую Сигизмунд вытащил из холодильника. Говенная водка. - На компрессы же брал, - обиделся Сигизмунд, вертя в руках "Смоленскую рощу" (клялся ведь не прикасаться!) - Что ее, "Смирновым" растирать?.. Мурр махнул рукой и неожиданно повеселел. Будто заботы сбросил волевым усилием. - А! Наливай! Нашелся хлеб. Старое копченое сало, забытое в морозильнике, неожиданно явило вкусовые достоинства. Словом, неплохо сели. Первая прошла трудно. Очень трудно. Сморщились, передернулись, покряхтели. Есть такое короткое слово - "надо!" Вторая прошла легче. Мурр спросил: - Гитара еще осталась? Гитара имелась в закрытой комнате. В "гостиной". В кавычках, потому что гостей для такой гостиной давно уже к Сигизмунду не ходило. К нему только вот Федор ходил, да еще Мурр нахаживал - изредка. Сходили за гитарой. По пути проведали девку. Та лежала смирно. По капле вцеживалась в нее живительная влага. Пропустили третью. Мурр заглотнул водку, держа стопарик зубами и не прекращая настраивать гитару. Гитара была пыльная, к ней давно не прикасались. Мурр обтер пыль рукавом своего длинного уютного зеленого свитера. - "Пса", - жадно попросил Сигизмунд. Мурр строго глянул сквозь падающую на глаза челку. - Эта песня называется "Сказка любви", - мягким тоном пояснил он. И запел. Запел тихо. Мурровский голос заполнил полутемную кухню. Ровно кухню, не больше, не меньше. Мурру дай волю - заполнит квартиру. Может дом заполнить. В этом и заключалось волшебство. Мой путь был долог, как мир, И пошел со мной только рыжий пес. Мой путь был тяжек, как стыд, Пыльною тропой ветер меня нес В поисках любви... Посередине песни Мурр забыл слова. Такое с ним тоже случалось. Сигизмунд ждал. Мурр трогал струны, импровизировал, еще пил водку. Наконец маэстро вспомнил и повел дальше. Кобель, мистическим образом соотнесший себя с дивным рыжим псом, улегся мордой Мурру на ногу. Время от времени умильно посматривал на него снизу вверх выразительными карими глазами. Сала, подлец, хотел. - Ты пришел за мной. Я теперь твоя. Вел тебя тропой мрака и огня, Свет в ночи разгоняя звезд Он - любовь, этот рыжий пес... Мурр закончил петь, аккуратно отложил в сторону плохонькую гитару и встал. - Пойду посмотрю как там девушка, - произнес он тем же глубоким голосом, каким только что пел. И ушел в комнату. Вскоре вернулся. Поглядел на Сигизмунда. Предложил: - Давай я еще за водкой схожу. - Давай. Мурр надел куртку, пошарил в карманах, вынул деньги и, пересчитав, сказал: - Так. У меня есть пять тысяч. Сигизмунд добавил еще двадцать. Попросил купить хорошей. Чтобы сладко рыгалось. Мурр взял деньги и ушел. Сигизмунд вернулся на кухню, взял гитару и, отчаянно смущаясь, попытался пропеть куплетик. На шести "блатных аккордах" можно петь только советских бардов. И то не всех. Ладно, надо бы посмотреть, как там наша юродивая страдалица. Девка спала. Капельница капала. В шкафу висело полкило золота. Со свастиками. А далеко-далеко, среди смуглых рижских сосен, бородатые дядья мыли янтарь... Сигизмунд постоял-постоял, затем вышел, тихо притворив дверь. "Сказки Северных морей". Балет в трех частях с прологом и эпилогом. Часть первая: "Спятивший Морж". Часть вторая: "Спятивший Морж наносит ответный удар". Часть третья: "Ворвань". Звонок в дверь. Ввалились одновременно Мурр и рыжий. Встретились у парадной. Несли не только водку, но и три бутылки "Балтики" - Сигизмунд с содроганием увидел шестерку, терпеть не мог портер - и большой пакет чипсов. С луком и перцем. Коллеги успели найти общий язык и увлеченно сыпали медицинскими терминами, именами каких-то неведомых лукичей-кузьмичей и иных деятелей бесплатной и страховой медицины. Мурр был строг с рыжим. Мурр подчеркивал свой возраст и опыт. Рыжий был развязен с Мурром. Рыжий был практикующий, а Мурр нет. И плевал рыжий на мурровский опыт. Да и на возраст тоже. Девахи-фершалицы с рыжим не было. Герр доктор объяснил, что отправил ее на легкий вызов самостоятельно - справится. Битого пьянчугу из отделения в больницу отвезти - невелика медицинская трудность. Заедет минут через сорок, заберет герра доктора. Пошли на кухню, поставили тару и чипсы на стол. Мурр приник к гитаре. Рыжий ефрейтор отправился проведывать больную. Больная была в порядке. Насколько это возможно для полоумной девки с аллергиями, температурой и непонятным, остро протекающим инфекционным заболеванием. Рыжий вернулся на кухню, потирая морозные ладони. Улыбнулся своей прямоугольной людоедской улыбкой. Освежился пивком. Для разгона. Мурр тоже освежился пивком. Сигизмунд свернул шею водочной бутылке. Догнался. Рыжий с Мурром тоже не остались в стороне. Мурр заметно окосел. Рыжий, как и подобает несгибаемому солдату вермахта, держался на диво прямо. Сигизмунду остро захотелось наградить его железным крестом. С такими ребятами мы выиграем войну!.. Сигизмунд понял, что его тоже повело. Медикусы тешились светской беседой. Беседа была изысканной, общество - приятным, водочка теперь шла легко, больная за стенкой вроде бы поправлялась. ...А вот бригада рыжего получила новый экипаж. Свежую "фордяру" отстегнули, представляете? Та самая, которая сейчас по вызову уехала. Ну, Мурр ее видел. Да, Мурр ее видел. Знатная "фордяра". В его, мурровские, времена на таких гробах катались - на каких Глеб Жеглов Шарапова выручал. По-доброму позавидовал Мурр тем, кто пришел ему на смену. ...И отправилась дивная "фордяра" в свой первый рейс по Северной Пальмире. Ехать - одно удовольствие. Водила аж пел от счастья. ...А вот у Мурра был водила - он частушки неприличные пел. Как надо гнать, например, если баба рожает, так к рулю нагнется и наяривает: Мимо тещиного дома Я без шуток не хожу, То ей хер в забор просуну, То ей жопу покажу. ...И доехали они на новом "фордике" до места происшествия. Где-то на окраине. Общественный сортир, у сортира трутся три гоблина. Мерзейшие гоблины, бомжары, полудатые. Че случилось-то? Те показывают. Так и так, товарищ их пошел по нужде и того... туда... А оттуда никак. Орет, что больно. Что двинуться не может. Ногу сломал, наверное. Ну, пошли, глянули. В очко фонариком посветили. Точно, копошится кто-то. Плачет. Мы ему говорим: "Лезь оттудова". А он плачет. Больно, говорит. Пошевелить не могу. Ногу сломал, наверное. Попросили повернуться чуть. Повернулся. Посветили фонариком - блин горелый, открытый перелом. Чуть не кости наружу торчат. Загнется, сукин сын, в говне. А дело на Ржевке было, почти за городом! Представляете?! Места там глухие, гоблинские. Ну, сказали гоблинам, вытаскивайте этого придурка. Как хотите. Гоблины засуетились, закудахтали, к очку полезли. Добыли. Тот орет, говно с него льется. Театр. Водила говорит: "Вы че?.. Охерели?.. Вы че - ЭТО в машину?.." Нам и самим на хрена гоблин в машину. Нам на ней рожениц возить и других цивилов. Послали гоблинов тару искать. Какую угодно. Чтоб запаковать дружка. Мол, так не повезем. На хера нам нужно говенного гоблина в наш новый "форд". Гоблины пошли и - дивное диво - нашли тару. Из-под телевизора коробку притащили. С помойки какой-то сперли. Здоровая коробка. Ну, говорим, гоблин, держись! Сложили его пополам, засунули в коробку. Он орет, больно же. Погрузили в машину. Довезли до больницы им.25 Октября, в народе - "Семнадцатой истребительной", прямо в таре поставили посреди приемного покоя и слиняли... Из больницы потом по всем "скорым" звонили, спрашивали - какие это суки такого подкидыша им удружили... Тут Мурр засомневался. Как это - без оформления сбросили. И вообще где-то он такую историю слышал. Знаменитая история. Рыжий обиделся. Выпил еще водки. Сказал, что с ним лично все это и случилось. ...А у Мурра куда круче, между прочим, было. Вызывает Мурра перепуганная баба. Что дед у ней помирает. Прямо, можно сказать, на ней помирать и начал. Приезжают с напарником, видят: лежит на кровати дед, борода торчит, елдак здоровенный торчит строго перпендикулярно, в потолок нацелился, как советский штык на фашистского оккупанта. А сердце у дедушки уже останавливается, инфаркт надвигается неумолимо. Что случилось-то? Оказывается, снял дед эту бабу для утех. Решил показать ей, что есть такое мужчинская стать. Для того принял сильное средство для поднятия потенции. Ну и поднял. Потенцию. Так поднял, что помирает, а потенция не опускается. У него от передозняка сердце отказало, а елдак - безупречно торчит. Мурр с напарником от хохота ослабели, поднять деда не могут. Тут трагедия, человек от любви помирает, а они ржут, как придурки... ...Рыжий тоже лицом в грязь не ударяет. Времена, может, и изменились, а чудаков как было так и осталось много. Наездишься по вызовам, насмотришься. Великая страна, многообразная. Приехал раз рыжий с бригадой по вызову. Нормальный бомжатник, мужик пьяный ползает, баба лежит перепившая. Бабе, вроде, плохо. Чтоб в чувство ее привести, рыжий для начала ей уши потер. Бац! Одно ухо в руке осталось. Оторвалось. Напрочь. Я стою как мудак, опупело гляжу на это ухо. А мужик с полу утешает. А, говорит, это ей два дня назад оторвали, пришили потом - видать, плохо пришили... ...А Сигизмунд пил водочку, смешав ее в желудке с нелюбимым портером, косел все больше и больше, истории диковинные слушал и начинал ощущать, как распростираются крыла благодати над этими двумя медикусами.