Сара Беннет
Правила страсти
Пролог
Где-то на севере Англии
1841 год
Мариэтта Гринтри разомкнула припухшие веки и оглядела печальным взглядом комнатенку, в которой царил ужасающий беспорядок. Из сумки на полу торчала одежда, и среди вороха белья находилась та самая ночная рубашка из тонкого шелка, которую она собиралась надеть в первую брачную ночь.
Взгляд Мариэтты скользнул дальше и наткнулся на лучик света, проникавший сквозь узкое окно. Со двора доносились голоса грумов, слуг и работников постоялого двора, живших тут же. Все они были заняты привычными делами, и все шло как всегда.
Но только не у Мариэтты. Ее жизнь теперь никогда не сможет стать прежней.
Джерард Джонс. Она думала, что любит его, она доверяла ему, и именно он убедил ее бежать в Гретна-Грин. А потом он бросил ее здесь – на жалком постоялом дворе у дороги по пути к шотландской границе.
Матушка, леди Гринтри, предупреждала ее, как и сестра Франческа, но все было напрасно. Склонная по молодости не слушать родственников, Мариэтта была уверена в своей правоте и внушала себе, что ее просто не понимают. Вот она – та самая любовь, о которой она всегда мечтала! Когда леди Гринтри отказалась разрешить церковное оглашение, Мариэтта посчитала свое сердце разбитым и от отчаяния согласилась на побег. Он любил ее, она любила его – ведь только это имело значение, не так ли? Мариэтта сказала себе, что, когда родственники поймут, как она счастлива, ее непослушание забудется.
Дура, дура, дура! Мариэтта, застонав, зарылась лицом в подушку.
Джерард ее ничуть не любил; он лишь хотел получить ее тело и относился к тем людям, которым нравится опустошать девичьи сердца и губить репутации. Мерзавец втайне смеялся над ней, завлекая ее в ловушку, а она оказалась слишком глупа, чтобы вовремя это понять.
И все же... Разве глупо ощущать теплоту, любовь, доверие? Мариэтта любила саму любовь, сколько себя помнила; ну а Джерард... Она полюбила его или нет? Или она просто любила мысль о том, что влюблена в него, воображала себя Изольдой, а его – Тристаном, или Джиневрой и Ланселотом.
Мариэтта поморщилась при мысли о том, что была всего лишь глиной в его руках. Накануне вечером Джерард пришел в ее комнату, умоляя позволить ему сделать ее своей по-настоящему – именно так он и сказал: «моей по-настоящему», – прямо как в мелодраме. И правда, когда он поцеловал и обнял ее, все это показалось ей несколько нереальным, пусть восхитительным, но уж слишком похожим на сон. Потом Джерард принялся целовать ее, уверять, что любит ее и только ее... Она лишь немного протестовала, так как была молода и неопытна.
По правде сказать, Джерард не был нежным любовником, каким он рисовался ее воображению, – в его объятиях она не ощутила ничего, кроме сомнения и неприязни. Ей просто хотелось, чтобы все поскорее закончилось.
У Мариэтты запылали щеки при воспоминании о том, как Джерард встал с кровати, когда все кончилось. Она тут же заговорила о свадьбе, о том, что надеется получить прощение матери, но Джерард ее высмеял. Какая свадьба? Ему и в голову не приходило на ней жениться. Он слышал, что она внебрачная дочь Афродиты – известной лондонской куртизанки, вот и захотел попробовать, только и всего.
Поначалу Мариэтта была слишком ошеломлена, чтобы понять смысл сказанного, и даже попыталась улыбнуться. Наверное, он шутит, жестоко шутит. Но Джерард продолжал говорить, до нее медленно стала доходить ужасная правда.
У Мариэтты появилось ощущение, что она оглядывается на себя с некоторого расстояния, будто на совершенно незнакомого человека, и она вдруг поняла, что, когда Джерард закрыл за собой дверь, он похитил у нее нечто большее, чем одну лишь репутацию. Он украл нечто невинное, сладкое и доверчивое, и она сомневалась, что это когда-либо к ней вернется. Ей оставалось только поклясться себе, что она никогда больше не попадет в столь уязвимое положение.
Мариэтта с трудом села и уныло оглядела комнату. Дело сделано. Они провели ночь на постоялом дворе в общей комнате.
Плохо, просто ужасно.
Впрочем... Мариэтта уселась поудобнее. Постоялый двор находится далеко от Гринтри-Мэнора, от ее родственников, и вряд ли кто-нибудь видел, как она приехала сюда с Джерардом. Может быть, в конце концов ей удастся избежать скандала, и это будет ее маленькой победой над негодяем. Правда, сомнительно, что они когда-нибудь встретятся – для этого Джерард слишком труслив. Дома она умолит родных простить ее и позволит мистеру Джардину, секретарю матери и другу семьи, сочинить какую-нибудь премудрую историю, чтобы оправдать ее краткое отсутствие. Никто не должен знать, что вторая дочь леди Гринтри попалась в когти Джерарда Джонса...
В этот момент дверь открылась, и на пороге появился высокий человек, его лицо показалось Мариэтте очень знакомым, а глаза – ликующими. У нее упало сердце – она узнала бывшего управляющего леди Гринтри Ролингза. Матушка уволила его много лет назад, за что он сильно обиделся на нее.
Мариэтта вздрогнула. Какое ужасное невезение!
– Мисс Мариэтта Гринтри! Вчера я видел, как вы поднимаетесь по лестнице, а утром услышал, как одна из служанок сожалела по поводу того, что юную леди бросили... Вижу, вы удивлены встрече со мной. Много лет назад я предупреждал леди Гринтри, что она наживет неприятности, когда та взяла вас и вашу сестру в дом. Как я был прав!
Самодовольство Ролингза было очевидным – он так стремился дискредитировать ее, что даже не постучал; однако Мариэтта знала, что все зависит от того, сумеет ли она привлечь его на свою сторону, поэтому притушила остатки гордости.
– Вы ведь никому не скажете? – выдавила она из себя, презирая себя за умоляющие нотки в голосе.
– Конечно, нет, мне и во сне такое не снилось... Однако по тону Ролингза было ясно, что молчать он не собирается и через день о ее несчастье узнает вся округа, через неделю – все графство, через месяц слухи достигнут Лондона.
А это означало, что репутация Мариэтты Гринтри разрушена окончательно и бесповоротно.
1841 год
Мариэтта Гринтри разомкнула припухшие веки и оглядела печальным взглядом комнатенку, в которой царил ужасающий беспорядок. Из сумки на полу торчала одежда, и среди вороха белья находилась та самая ночная рубашка из тонкого шелка, которую она собиралась надеть в первую брачную ночь.
Взгляд Мариэтты скользнул дальше и наткнулся на лучик света, проникавший сквозь узкое окно. Со двора доносились голоса грумов, слуг и работников постоялого двора, живших тут же. Все они были заняты привычными делами, и все шло как всегда.
Но только не у Мариэтты. Ее жизнь теперь никогда не сможет стать прежней.
Джерард Джонс. Она думала, что любит его, она доверяла ему, и именно он убедил ее бежать в Гретна-Грин. А потом он бросил ее здесь – на жалком постоялом дворе у дороги по пути к шотландской границе.
Матушка, леди Гринтри, предупреждала ее, как и сестра Франческа, но все было напрасно. Склонная по молодости не слушать родственников, Мариэтта была уверена в своей правоте и внушала себе, что ее просто не понимают. Вот она – та самая любовь, о которой она всегда мечтала! Когда леди Гринтри отказалась разрешить церковное оглашение, Мариэтта посчитала свое сердце разбитым и от отчаяния согласилась на побег. Он любил ее, она любила его – ведь только это имело значение, не так ли? Мариэтта сказала себе, что, когда родственники поймут, как она счастлива, ее непослушание забудется.
Дура, дура, дура! Мариэтта, застонав, зарылась лицом в подушку.
Джерард ее ничуть не любил; он лишь хотел получить ее тело и относился к тем людям, которым нравится опустошать девичьи сердца и губить репутации. Мерзавец втайне смеялся над ней, завлекая ее в ловушку, а она оказалась слишком глупа, чтобы вовремя это понять.
И все же... Разве глупо ощущать теплоту, любовь, доверие? Мариэтта любила саму любовь, сколько себя помнила; ну а Джерард... Она полюбила его или нет? Или она просто любила мысль о том, что влюблена в него, воображала себя Изольдой, а его – Тристаном, или Джиневрой и Ланселотом.
Мариэтта поморщилась при мысли о том, что была всего лишь глиной в его руках. Накануне вечером Джерард пришел в ее комнату, умоляя позволить ему сделать ее своей по-настоящему – именно так он и сказал: «моей по-настоящему», – прямо как в мелодраме. И правда, когда он поцеловал и обнял ее, все это показалось ей несколько нереальным, пусть восхитительным, но уж слишком похожим на сон. Потом Джерард принялся целовать ее, уверять, что любит ее и только ее... Она лишь немного протестовала, так как была молода и неопытна.
По правде сказать, Джерард не был нежным любовником, каким он рисовался ее воображению, – в его объятиях она не ощутила ничего, кроме сомнения и неприязни. Ей просто хотелось, чтобы все поскорее закончилось.
У Мариэтты запылали щеки при воспоминании о том, как Джерард встал с кровати, когда все кончилось. Она тут же заговорила о свадьбе, о том, что надеется получить прощение матери, но Джерард ее высмеял. Какая свадьба? Ему и в голову не приходило на ней жениться. Он слышал, что она внебрачная дочь Афродиты – известной лондонской куртизанки, вот и захотел попробовать, только и всего.
Поначалу Мариэтта была слишком ошеломлена, чтобы понять смысл сказанного, и даже попыталась улыбнуться. Наверное, он шутит, жестоко шутит. Но Джерард продолжал говорить, до нее медленно стала доходить ужасная правда.
У Мариэтты появилось ощущение, что она оглядывается на себя с некоторого расстояния, будто на совершенно незнакомого человека, и она вдруг поняла, что, когда Джерард закрыл за собой дверь, он похитил у нее нечто большее, чем одну лишь репутацию. Он украл нечто невинное, сладкое и доверчивое, и она сомневалась, что это когда-либо к ней вернется. Ей оставалось только поклясться себе, что она никогда больше не попадет в столь уязвимое положение.
Мариэтта с трудом села и уныло оглядела комнату. Дело сделано. Они провели ночь на постоялом дворе в общей комнате.
Плохо, просто ужасно.
Впрочем... Мариэтта уселась поудобнее. Постоялый двор находится далеко от Гринтри-Мэнора, от ее родственников, и вряд ли кто-нибудь видел, как она приехала сюда с Джерардом. Может быть, в конце концов ей удастся избежать скандала, и это будет ее маленькой победой над негодяем. Правда, сомнительно, что они когда-нибудь встретятся – для этого Джерард слишком труслив. Дома она умолит родных простить ее и позволит мистеру Джардину, секретарю матери и другу семьи, сочинить какую-нибудь премудрую историю, чтобы оправдать ее краткое отсутствие. Никто не должен знать, что вторая дочь леди Гринтри попалась в когти Джерарда Джонса...
В этот момент дверь открылась, и на пороге появился высокий человек, его лицо показалось Мариэтте очень знакомым, а глаза – ликующими. У нее упало сердце – она узнала бывшего управляющего леди Гринтри Ролингза. Матушка уволила его много лет назад, за что он сильно обиделся на нее.
Мариэтта вздрогнула. Какое ужасное невезение!
– Мисс Мариэтта Гринтри! Вчера я видел, как вы поднимаетесь по лестнице, а утром услышал, как одна из служанок сожалела по поводу того, что юную леди бросили... Вижу, вы удивлены встрече со мной. Много лет назад я предупреждал леди Гринтри, что она наживет неприятности, когда та взяла вас и вашу сестру в дом. Как я был прав!
Самодовольство Ролингза было очевидным – он так стремился дискредитировать ее, что даже не постучал; однако Мариэтта знала, что все зависит от того, сумеет ли она привлечь его на свою сторону, поэтому притушила остатки гордости.
– Вы ведь никому не скажете? – выдавила она из себя, презирая себя за умоляющие нотки в голосе.
– Конечно, нет, мне и во сне такое не снилось... Однако по тону Ролингза было ясно, что молчать он не собирается и через день о ее несчастье узнает вся округа, через неделю – все графство, через месяц слухи достигнут Лондона.
А это означало, что репутация Мариэтты Гринтри разрушена окончательно и бесповоротно.
Глава 1
Воксхолл-Гарденз, Лондон
1845 год
Шар, наполненный газом, слегка покачивался на ветру, будто пытаясь избавиться от пут и устремиться в далекое голубое небо, а плетеная корзина, прикрепленная к шару железным ободом и канатами, казалась совсем крошкой.
Хотя толпа зевак все увеличивалась, Мариэтта ничуть не боялась. Напротив, ей было весело!
Она планировала это целую неделю, с тех пор как пришла в Воксхолл-Гарденз с мистером Джардином и в первый раз увидела шар над Лондоном. От восхищения у Мариэтты захватило дух, и она принялась упрашивать своего спутника позволить ей заплатить и стать пассажиркой шара, но мистер Джардин отказался даже обсуждать такую возможность.
– Что скажет ваша матушка, леди Гринтри, если я позволю вам сделать что-то подобное?
– Она знает, что страху не место в нашем новом мире науки и открытий.
– Все это очень хорошо, мисс Мариэтта, но моего решения это не изменит. Вы незамужняя молодая леди, и будет неприлично...
– Тсс! – Мариэтта слышала этот звук от Афродиты – известной куртизанки и родной матери. – Какая разница? Моя репутация разбита в пух и прах: вам это известно так же хорошо, как и мне. Если она не была подмочена давным-давно тем фактом, что я дочь Афродиты, ее точно подмочил Джерард Джонс.
– Ваша сестра не верит этому ни секунды...
– Значит, она себя обманывает, мистер Джардин. Вивиан считает, что может спасти кого угодно, но меня она к старому не вернет. Я обесчещена, и нет ни одного шанса, что когда-нибудь мне удастся удачно выйти замуж. Теперь, когда я с этим смирилась, полет на воздушном шаре ничего не изменит.
– Так это или нет, я не позволю вам подвергать вашу жизнь опасности...
Однако Мариэтта была вовсе не из тех девушек, которым легко запретить то, что они вбили себе в голову. Дома в Йоркшире, в Гринтри-Мэноре, им с сестрами была предоставлена значительная свобода, и хотя Мариэтта знала, что в Лондоне все по-другому, она не понимала, почему ее ограничивают в исполнении самых невинных желаний.
Вивиан повезло – у нее есть Оливер, есть любовь, а Мариэтта уничтожила возможность посоревноваться с сестрой, сбежав с Джерардом Джонсом. Она долго плакала навзрыд, когда ее привезли обратно в Гринтри-Мэнор, – не столько по Джерарду Джонсу, сколько оттого, что загубила свое будущее. Она сама уготовила себе участь «одной из сестер Гринтри, той, что с дурной репутацией». Не важно, насколько сильно она нравилась мужчине – узнав о прошлом Мариэтты, он тут же ретировался. Теперь Мариэтте стало окончательно ясно: любовь вовсе не сладкий мед, чаще всего она основная проблема.
И все-таки еще не все потеряно. Может, ее и не ждет уютная жизнь в качестве супруги лорда такого-то, но какая-нибудь жизнь у нее все равно будет. Так чего же ей бояться? К тому же у Мариэтты был план, и она надеялась на его скорое осуществление.
Дождавшись момента, когда мистер Джардин отвернулся, чтобы получше разглядеть один из экспонатов Воксхолл-Гарденз, Мариэтта заявила, что обронила перчатку и должна за ней вернуться.
– Я скоро. Идите дальше, а я вас догоню.
Вернувшись к воздушному шару, Мариэтта купила билет и тщательно спрятала его в сумочку.
– Вы рискуете по своей воле, мисс, – напомнил ей продавец билетов.
– Мне это известно. – Мариэтта ничуть не смутилась.
– Тогда будьте здесь в это же время на следующей неделе, и если погода позволит, вы сможете взлететь с мистером Китом.
– С мистером Китом?
– Это пилот, мисс. Хотя кое-кто считает, что лучший пилот Англии – мистер Грин, я бы всем рекомендовал летать именно с мистером Китом! – с улыбкой проговорил продавец.
Обычно Мариэтте не слишком везло с мужчинами, и она редко видела их улыбки. Как только выяснялось, что у нее подмоченная репутация, они быстро начинали ее избегать.
– С такими людьми не стоит знаться, – пыталась ободрить ее сестра Франческа, – настоящие друзья никогда тебя не бросят.
Франческа родилась на год позже Мариэтты, но заметно отличалась от нее внешностью и характером: она была высокой и темноволосой, а Мариэтта имела светлые волосы, голубые глаза и небольшой рост. К тому же Франческа всегда выглядела серьезной, тогда как в глазах Мариэтты постоянно искрились веселье и смех. Несмотря на это, они были близкими подругами, поэтому Мариэтта упросила Франческу приехать в Лондон. Сестра всегда умела сделать так, чтобы правда не казалась Мариэтте слишком уж ужасной.
Шар уже ожидал ее, и когда Мариэтта устремилась вперед, толпа почтительно расступилась перед ней. Пилот, мужчина лет сорока с сединой и пышными бакенбардами, занимался последними приготовлениями; привлеченный перешептыванием толпы, он поднял голову, а когда продавец билетов придвинулся поближе и пробормотал ему что-то на ухо, выражение его лица мгновенно изменилось.
– Мисс Гринтри, как поживаете? Меня зовут Йен Кит. Пожалуйте на борт.
У него был легкий акцент кокни; похоже, этот человек поднялся по социальной лестнице из низов.
Мариэтта улыбнулась и уже стала забираться по приставной лестнице в корзину, как вдруг поняла, что внутри есть еще один пассажир. Его частично скрывала тень, отбрасываемая возвышающимся над ними шаром, но сейчас она ясно разглядела его.
Мариэтта ни на мгновение не задумывалась о том, что с ее стороны гораздо вежливее было бы опустить глаза. Сестры Гринтри ничуть не сомневались: женщина должна говорить то, что думает, и действовать соответственно, а жизнь нужно воспринимать с высоко поднятой головой и никогда не прятаться от нее.
Незнакомец показался Мариэтте весьма привлекательным: темно-рыжие волосы и чуть прищуренные глаза. Одет он был слегка неряшливо, и хотя производил впечатление джентльмена, вид у него был несколько потрепанный. Отчасти этот человек напоминал отшельника, погруженного в свои тайны и отнюдь не собиравшегося развлечься.
Мариэтта почувствовала, что ей совсем не хочется подниматься в воздух вместе с этим типом; его присутствие угрожало испортить ей удовольствие от первого приключения с тех пор, как она приехала в Лондон из Йоркшира. Хорошо еще, что ей не надо будет поддерживать с ним учтивую беседу – мужчина явно был недоволен ее появлением не меньше, чем она.
– Наверное, вам лучше войти в корзину, – неожиданно проговорил незнакомец низким голосом. – Если, конечно, вы не хотите остаться.
Мариэтта с трудом одолела еще несколько ступенек приставной лестницы – скромный корсаж, наглухо застегнутый до подбородка, и застежки на запястьях доставляли ей неудобства, длинные завязки накидки грозили удушить, а бархатная шляпка от напряжения сползла в сторону.
Перебравшись наконец через борт корзины, Мариэтта уже собиралась похвалить себя за ловкость, но носок ботинка за что-то зацепился, и она могла бы упасть навзничь, если бы незнакомец не потянулся и не поймал бы ее.
С облегчением выдохнув, Мариэтта невольно прислонилась к нему и едва ощутила его сильное мускулистое тело, как все мысли тут же покинули ее. Она не привыкла находиться так близко от мужчины, и теперь ее переполняли новые ощущения, рожденные острым мужским запахом и горячей ладонью на ее спине.
Мариэтта ощутила небольшую дрожь и постаралась передвинуться в самый дальний угол корзины.
– Благодарю, – чуть хрипло произнесла она.
Мужчина вежливо кивнул; хотя он не сводил с нее взгляда, в его глазах не было улыбки, и, скорее всего он желал бы оказаться от нее на расстоянии многих миль.
– Отлично, – тихонько пробормотала Мариэтта; придется подниматься на шаре вместе с мужчиной в плохом настроении.
Наконец мистер Кит завершил все приготовления и с привычной легкостью вскарабкался к ним в корзину. Здесь хватило бы места и пятерым, но, кажется, сегодня корзина предназначалась только для Мариэтты и ее спутника.
– Вы готовы?
Мариэтта ухватилась за край корзины и кивнула.
– В путь, Йен. – Незнакомец уселся на небольшую скамейку и скрестил длинные ноги.
– Слушаюсь, Макс. – Мистер Кит дал команду помощникам, и когда они отпустили канаты, шар взлетел бесшумно, словно привидение, а затем начал быстро подниматься в лондонское небо.
– Ой! – выдохнула Мариэтта.
Земля быстро ускользала из ее поля зрения, и толпа зевак становилась все меньше и меньше.
Когда они поднялись еще выше, наступила странная тишина, похожая на сон. Под ними находились Воксхолл-Гарденз, Темза и вся суматоха Лондона, подернутого пеленой, насколько хватало глаз. Даже здание парламента и собор Святого Павла казались ужасно маленькими, а дома слились с зеленью скверов и линиями улиц.
– Извините, я забыл вас представить, – внезапно раздался рядом голос мистера Кита.
Мариэтта неохотно отвела взгляд от Темзы и только теперь заметила, что мистер Кит улыбается.
– Мисс Гринтри, это мой друг Макс. Макс, это мисс Гринтри.
– Очень приятно, – равнодушно проговорил Макс и снова обратил свой взгляд на распростершийся под ними город.
Мариэтта тоже стала смотреть вниз, сосредоточившись на Темзе – сверкающей серебристой змее, перетянутой лентами мостов, с кораблями на якорях, похожими на развеянные ветром игрушки.
Теперь они двигались по направлению к Ричмонду, паря над полями и холмами, все больше удаляясь от лондонского смога.
– Вам нравится полет, мисс Гринтри?
Мариэтта кивнула:
– Это гораздо лучше, чем я себе представляла, сэр.
– Значит, вы не боитесь высоты?
– Нет, вовсе нет!
Мистер Кит снова улыбнулся:
– Я рад. Мой друг не хотел лететь, но я настоял, когда узнал, что сегодня вы единственный пассажир. Мне хотелось, чтобы он составил нам компанию, но, возможно, я его зря потревожил: как бы он не испортил нам все удовольствие.
Мариэтта хихикнула, но тут же закусила губу, потому что Макс неодобрительно взглянул на нее тяжелым взглядом.
– Просто у меня не то настроение для веселья, – медленно проговорил он, – и в этом виноваты некоторые обстоятельства.
Мариэтта внимательно взглянула на него.
– Неужели вы не можете на время забыть о ваших заботах? – небрежно поинтересовалась она. – Взгляните вниз – разве не чудесный вид?
– Согласен, но сейчас я не расположен им восхищаться.
Мариэтта рассмеялась. Он говорил такие абсурдные вещи!
Темные глаза Макса сверкнули, и он стал похож на грозовое облако, отчего Мариэтте тут же захотелось увидеть на его лице улыбку.
– Разве вы ничего не слышали? – неожиданно вмешался в разговор Кит. – Вокруг Макса сейчас целый скандал, потому что кузен выгнал его из дома. Может быть, теперь, мисс Гринтри, вы проявите к нему немного сочувствия.
– Выгнал из дома? Но я ничего такого не слышала. Впрочем, я приехала в Лондон совсем недавно. Но как же кузен мистера Макса мог такое сделать?
– Видите ли, – Кит старался тщательно подбирать слова, – он предъявил доказательства того, что Макс не является законным наследником, потому что отец Макса – вовсе ему не отец.
Мариэтта сочувственно взглянула на их молчаливого спутника.
–Теперь нам остается только пожалеть нашего несчастного друга. Впрочем, можно взглянуть на ситуацию с другой стороны и сказать, что Макс стал заложником своего воспитания, а теперь у него появилась возможность начать все сначала. Так что брось переживать, приятель, жизнь продолжается. Думай о прошлом как об оковах, которые надо сбросить. Если ты представишь, насколько легче и свободнее тебе будет без них...
– Легче и свободнее делать что?
– Ну, хотя бы составить нам приятную компанию. Думаю, мисс Гринтри – единственная молодая леди во всем Лондоне, которой неизвестно о твоем положении, и тебе нужно как можно лучше воспользоваться ситуацией, друг мой.
– Спасибо, Йен, – мрачно проговорил Макс и повернулся так, что стал виден лишь его профиль на фоне бледно-голубого неба.
Красивый, оскорбленный, погруженный в мрачные раздумья – настоящий байроновский герой. Окажись на ее месте Франческа, она непременно написала бы его мрачно стоящим в одиночестве на болоте или сочинила стихи в честь его мрачного благородного вида. Мариэтта никогда не была столь романтична, и поэтому тут же принялась прикидывать, как можно изменить судьбу несчастного в лучшую сторону.
– Мистер Кит, – она повернулась к пилоту, – у вашего друга вообще что-нибудь осталось? Конечно, если это очень личное...
– Ну что вы, об этом все знают, мисс Гринтри. Да, у Макса кое-что осталось, но он очень любит дом, в котором прошло его детство, а теперь ему приходится иметь дело с позором своего рождения и оскорблением памяти матери в глазах света. Любой в подобных обстоятельствах испытал бы некоторую растерянность.
– Жестоко и не нужно всех об этом оповещать, – внезапно заявила Мариэтта. – Такие скандалы обычно стараются скрыть. Когда случилось непоправимое, мой дядя сделал все, чтобы скрыть малейший намек на бесчестье.
Это была правда. Узнав о Джерарде Джонсе и о том, с какой радостью эту историю подхватили лондонские сплетники, дядюшка Уильям пришел в ужас. С тех пор он с Мариэттой не разговаривал, и она даже слышала, как он назвал ее «истинной дочерью своей матери», однако у нее не было ни малейшего сомнения, что все это не выходило за пределы дома.
Внезапно Мариэтта шагнула к Максу и уселась рядом с ним. Он тут же высокомерно поднял брови, но ее было не так-то легко запугать. Если человеку нужен хороший совет, она вполне могла его дать.
– Что, если обратиться за помощью к настоящему отцу? – поинтересовалась она.
– Полагаю, он до сих пор не знает, что Бог дал ему сына. – Макс нервно рассмеялся. – Этот человек бросил мою мать, не оставив ей иного выхода, как только выйти за другого, чтобы скрыть свой грех.
Мариэтта вздохнула:
– Мне так жаль... Макс. Знаете, я сама оказалась в похожей ситуации, поэтому отлично понимаю, что вы чувствуете. Я ведь тоже не знаю, кто мой отец.
При этих словах молодой человек взглянул на нее так, будто попал в ночной кошмар и не может найти из него выхода, отчего Мариэтта почувствовала себя не совсем уверенно. Впрочем, все, что она сказала, было правдой – она и в самом деле не знала, кто ее отец. Мать, куртизанка Афродита, никогда об этом не говорила, и к тому же Мариэтта вовсе не была уверена, что хочет с ним встретиться.
– По-моему, – неожиданно подал голос Макс, – вы сочувствуете мне, но прошу вас этого не делать. Поверьте, мне не нужна ваша доброта; я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Так вы просите предоставить вас вашей участи? – Мариэтта заметила, что в его глазах вспыхнули сердитые искорки. – Но разве вы не знаете, что мы сами творим нашу судьбу? Именно это я и собираюсь сделать.
Ветер усилился, и теперь корзину сильно качало. Внизу под ними колыхались верхушки деревьев, стадо коров, мыча, пыталось убежать от шара.
Мистер Кит хотя и был очень занят, управляя шаром, тем не менее, с интересом прислушивался к их разговору. Он с одобрением взглянул на Мариэтту и кивнул, будто подбадривая, но она уже сказала все, что хотела. Если Макс хочет упиваться своим несчастьем, она предоставит ему эту возможность.
Снова налетел резкий порыв ветра, и Мариэтта поморщилась.
– Я собираюсь начать спуск, – поспешил успокоить ее мистер Кит. – Правда, ветер сильнее, чем я рассчитывал, и наша посадка может быть довольно жесткой...
Макс нахмурился, а Мариэтта сглотнула и отвела взгляд в сторону; если они упадут на землю с такой высоты...
– Вам нужно за что-нибудь схватиться, мисс Гринтри. Если вы будете крепко держаться, вас не выбросит во время приземления, верно, Макс?
Мариэтта невольно повернулась и увидела, что их спутник согласно кивает. И тут же шар начал быстро снижаться.
Внизу ветер дул еще сильнее, и пилот нервно взглянул на поле под ними – то, что выглядело зеленым и мягким, теперь казалось уже не таким манящим. Когда корзина коснулась земли и сильно подпрыгнула, Мариэтта вскрикнула. Некоторое время их тащило и подбрасывало, затем корзина опрокинулась...
Сильная рука ухватила Мариэтту за талию и удерживала ее, прижимая к широкой груди, рождая ощущения безопасности. Мариэтта крепче прижалась к Максу, не чувствуя ничего, кроме бесконечной благодарности. Когда особенно сильный удар подбросил корзину, Макс удержал ее и крикнул мистеру Киту, чтобы тот лучше смотрел за шаром.
Потом они наконец остановились, и разнообразие звуков сменилось мрачной тишиной. Мариэтта лежала неподвижно, чувствуя под собой большое тело, при каждом дыхании поднимавшее и опускавшее ее. Подняв голову, она осторожно огляделась...
Корзина лежала на боку посреди большого поля; сморщившийся шелковый шар слегка трепыхался на ветру. В нескольких шагах лошадь, помахивая хвостом, с подозрением косилась на них.
Выбравшись из корзины, мистер Кит тут же принялся за работу, тогда как Макс продолжал лежать на спине, не отводя взгляда от Мариэтты; с красивого лица его не сходило страдальческое выражение.
Прядь ее волос, выскользнув из-под заколки, скользнула по его щеке, и Макс вздохнул так, будто только что перенес серьезное испытание.
Мариэтта почувствовала, как ее бросило в жар.
– Простите, я не... – Пытаясь слезть с него, она подогнула колени, но он еще крепче прижал ее к себе и перекатился на бок.
Мариэтта удивленно выдохнула, почувствовав, как руки сами обвились вокруг его шеи и замерли. Волосы Макса при прикосновении показались ей похожими на жесткий шелк.
– Осторожно, мисс Гринтри, однажды мне может понадобиться сын и наследник, – раздалось над ее ухом. – Впрочем, кому нужен ребенок от меня?
Мариэтта поняла, что Макс попросту смеется над собой.
– Ах, Макс, любой человек кому-нибудь да нужен! – не сдержавшись, воскликнула она.
– Верно, кому-нибудь...
Неловкие попытки поднять настроение, по-видимому, тронули Макса, и он улыбнулся:
– Ладно, не будем заниматься наследником именно сейчас.
Он начал осторожно высвобождать шею из рук Мариэтты и выпутывать ноги из юбок, а затем, выбравшись из корзины, потянул ее за собой.
– Надеюсь, вы не пострадали? – Он нагнулся и взглянул ей в лицо. Вблизи его глаза не были такими уж темными, а на щеке красовалась царапина.
Мариэтта вскинула подбородок:
– Со мной все в порядке, благодарю вас.
Оторвав от нее взгляд, Макс повернулся к мистеру Киту:
– Бывали у тебя приземления и получше, Йен.
–Да, но бывали и похуже. – Занятый работой, Кит даже не поднял головы. – Не будь неблагодарным. Ты ведь цел?
Макс хмыкнул и, отойдя на несколько шагов, потянулся.
Мариэтта молча смотрела на него, не в силах отвернуться. От движений большого тела – оно было большим, это она знала по опыту – Макс наверняка испытывал чувственное наслаждение, а вот ей почему-то захотелось удалиться от него как можно дальше.
– Как вы, мисс Гринтри? – Мистер Кит наконец-то вспомнил, что, кроме шара, мог пострадать живой человек.
– Ничего, спасибо. Макс... позаботился о моей безопасности.
Губы мистера Кита дернулись.
– Это верно, он может позаботиться, – спокойно проговорил полот.
Макс замер, затем оглянулся через широкое плечо:
– Я не нянька, Йен.
Мариэтта оскорбленно выпрямилась.
– К вашему сведению, сэр, я уже выросла и не нуждаюсь в няньке.
– Неужели? На мой взгляд, вы просто дитя.
Ее щеки вспыхнули. Дитя? Мариэтта уже давным-давно не ощущала себя ребенком. Некоторые люди ошибочно принимали ее маленький рост и живость за незрелость, но они ошибались; она взрослая женщина с собственными мозгами и сильной волей.
1845 год
Шар, наполненный газом, слегка покачивался на ветру, будто пытаясь избавиться от пут и устремиться в далекое голубое небо, а плетеная корзина, прикрепленная к шару железным ободом и канатами, казалась совсем крошкой.
Хотя толпа зевак все увеличивалась, Мариэтта ничуть не боялась. Напротив, ей было весело!
Она планировала это целую неделю, с тех пор как пришла в Воксхолл-Гарденз с мистером Джардином и в первый раз увидела шар над Лондоном. От восхищения у Мариэтты захватило дух, и она принялась упрашивать своего спутника позволить ей заплатить и стать пассажиркой шара, но мистер Джардин отказался даже обсуждать такую возможность.
– Что скажет ваша матушка, леди Гринтри, если я позволю вам сделать что-то подобное?
– Она знает, что страху не место в нашем новом мире науки и открытий.
– Все это очень хорошо, мисс Мариэтта, но моего решения это не изменит. Вы незамужняя молодая леди, и будет неприлично...
– Тсс! – Мариэтта слышала этот звук от Афродиты – известной куртизанки и родной матери. – Какая разница? Моя репутация разбита в пух и прах: вам это известно так же хорошо, как и мне. Если она не была подмочена давным-давно тем фактом, что я дочь Афродиты, ее точно подмочил Джерард Джонс.
– Ваша сестра не верит этому ни секунды...
– Значит, она себя обманывает, мистер Джардин. Вивиан считает, что может спасти кого угодно, но меня она к старому не вернет. Я обесчещена, и нет ни одного шанса, что когда-нибудь мне удастся удачно выйти замуж. Теперь, когда я с этим смирилась, полет на воздушном шаре ничего не изменит.
– Так это или нет, я не позволю вам подвергать вашу жизнь опасности...
Однако Мариэтта была вовсе не из тех девушек, которым легко запретить то, что они вбили себе в голову. Дома в Йоркшире, в Гринтри-Мэноре, им с сестрами была предоставлена значительная свобода, и хотя Мариэтта знала, что в Лондоне все по-другому, она не понимала, почему ее ограничивают в исполнении самых невинных желаний.
Вивиан повезло – у нее есть Оливер, есть любовь, а Мариэтта уничтожила возможность посоревноваться с сестрой, сбежав с Джерардом Джонсом. Она долго плакала навзрыд, когда ее привезли обратно в Гринтри-Мэнор, – не столько по Джерарду Джонсу, сколько оттого, что загубила свое будущее. Она сама уготовила себе участь «одной из сестер Гринтри, той, что с дурной репутацией». Не важно, насколько сильно она нравилась мужчине – узнав о прошлом Мариэтты, он тут же ретировался. Теперь Мариэтте стало окончательно ясно: любовь вовсе не сладкий мед, чаще всего она основная проблема.
И все-таки еще не все потеряно. Может, ее и не ждет уютная жизнь в качестве супруги лорда такого-то, но какая-нибудь жизнь у нее все равно будет. Так чего же ей бояться? К тому же у Мариэтты был план, и она надеялась на его скорое осуществление.
Дождавшись момента, когда мистер Джардин отвернулся, чтобы получше разглядеть один из экспонатов Воксхолл-Гарденз, Мариэтта заявила, что обронила перчатку и должна за ней вернуться.
– Я скоро. Идите дальше, а я вас догоню.
Вернувшись к воздушному шару, Мариэтта купила билет и тщательно спрятала его в сумочку.
– Вы рискуете по своей воле, мисс, – напомнил ей продавец билетов.
– Мне это известно. – Мариэтта ничуть не смутилась.
– Тогда будьте здесь в это же время на следующей неделе, и если погода позволит, вы сможете взлететь с мистером Китом.
– С мистером Китом?
– Это пилот, мисс. Хотя кое-кто считает, что лучший пилот Англии – мистер Грин, я бы всем рекомендовал летать именно с мистером Китом! – с улыбкой проговорил продавец.
Обычно Мариэтте не слишком везло с мужчинами, и она редко видела их улыбки. Как только выяснялось, что у нее подмоченная репутация, они быстро начинали ее избегать.
– С такими людьми не стоит знаться, – пыталась ободрить ее сестра Франческа, – настоящие друзья никогда тебя не бросят.
Франческа родилась на год позже Мариэтты, но заметно отличалась от нее внешностью и характером: она была высокой и темноволосой, а Мариэтта имела светлые волосы, голубые глаза и небольшой рост. К тому же Франческа всегда выглядела серьезной, тогда как в глазах Мариэтты постоянно искрились веселье и смех. Несмотря на это, они были близкими подругами, поэтому Мариэтта упросила Франческу приехать в Лондон. Сестра всегда умела сделать так, чтобы правда не казалась Мариэтте слишком уж ужасной.
Шар уже ожидал ее, и когда Мариэтта устремилась вперед, толпа почтительно расступилась перед ней. Пилот, мужчина лет сорока с сединой и пышными бакенбардами, занимался последними приготовлениями; привлеченный перешептыванием толпы, он поднял голову, а когда продавец билетов придвинулся поближе и пробормотал ему что-то на ухо, выражение его лица мгновенно изменилось.
– Мисс Гринтри, как поживаете? Меня зовут Йен Кит. Пожалуйте на борт.
У него был легкий акцент кокни; похоже, этот человек поднялся по социальной лестнице из низов.
Мариэтта улыбнулась и уже стала забираться по приставной лестнице в корзину, как вдруг поняла, что внутри есть еще один пассажир. Его частично скрывала тень, отбрасываемая возвышающимся над ними шаром, но сейчас она ясно разглядела его.
Мариэтта ни на мгновение не задумывалась о том, что с ее стороны гораздо вежливее было бы опустить глаза. Сестры Гринтри ничуть не сомневались: женщина должна говорить то, что думает, и действовать соответственно, а жизнь нужно воспринимать с высоко поднятой головой и никогда не прятаться от нее.
Незнакомец показался Мариэтте весьма привлекательным: темно-рыжие волосы и чуть прищуренные глаза. Одет он был слегка неряшливо, и хотя производил впечатление джентльмена, вид у него был несколько потрепанный. Отчасти этот человек напоминал отшельника, погруженного в свои тайны и отнюдь не собиравшегося развлечься.
Мариэтта почувствовала, что ей совсем не хочется подниматься в воздух вместе с этим типом; его присутствие угрожало испортить ей удовольствие от первого приключения с тех пор, как она приехала в Лондон из Йоркшира. Хорошо еще, что ей не надо будет поддерживать с ним учтивую беседу – мужчина явно был недоволен ее появлением не меньше, чем она.
– Наверное, вам лучше войти в корзину, – неожиданно проговорил незнакомец низким голосом. – Если, конечно, вы не хотите остаться.
Мариэтта с трудом одолела еще несколько ступенек приставной лестницы – скромный корсаж, наглухо застегнутый до подбородка, и застежки на запястьях доставляли ей неудобства, длинные завязки накидки грозили удушить, а бархатная шляпка от напряжения сползла в сторону.
Перебравшись наконец через борт корзины, Мариэтта уже собиралась похвалить себя за ловкость, но носок ботинка за что-то зацепился, и она могла бы упасть навзничь, если бы незнакомец не потянулся и не поймал бы ее.
С облегчением выдохнув, Мариэтта невольно прислонилась к нему и едва ощутила его сильное мускулистое тело, как все мысли тут же покинули ее. Она не привыкла находиться так близко от мужчины, и теперь ее переполняли новые ощущения, рожденные острым мужским запахом и горячей ладонью на ее спине.
Мариэтта ощутила небольшую дрожь и постаралась передвинуться в самый дальний угол корзины.
– Благодарю, – чуть хрипло произнесла она.
Мужчина вежливо кивнул; хотя он не сводил с нее взгляда, в его глазах не было улыбки, и, скорее всего он желал бы оказаться от нее на расстоянии многих миль.
– Отлично, – тихонько пробормотала Мариэтта; придется подниматься на шаре вместе с мужчиной в плохом настроении.
Наконец мистер Кит завершил все приготовления и с привычной легкостью вскарабкался к ним в корзину. Здесь хватило бы места и пятерым, но, кажется, сегодня корзина предназначалась только для Мариэтты и ее спутника.
– Вы готовы?
Мариэтта ухватилась за край корзины и кивнула.
– В путь, Йен. – Незнакомец уселся на небольшую скамейку и скрестил длинные ноги.
– Слушаюсь, Макс. – Мистер Кит дал команду помощникам, и когда они отпустили канаты, шар взлетел бесшумно, словно привидение, а затем начал быстро подниматься в лондонское небо.
– Ой! – выдохнула Мариэтта.
Земля быстро ускользала из ее поля зрения, и толпа зевак становилась все меньше и меньше.
Когда они поднялись еще выше, наступила странная тишина, похожая на сон. Под ними находились Воксхолл-Гарденз, Темза и вся суматоха Лондона, подернутого пеленой, насколько хватало глаз. Даже здание парламента и собор Святого Павла казались ужасно маленькими, а дома слились с зеленью скверов и линиями улиц.
– Извините, я забыл вас представить, – внезапно раздался рядом голос мистера Кита.
Мариэтта неохотно отвела взгляд от Темзы и только теперь заметила, что мистер Кит улыбается.
– Мисс Гринтри, это мой друг Макс. Макс, это мисс Гринтри.
– Очень приятно, – равнодушно проговорил Макс и снова обратил свой взгляд на распростершийся под ними город.
Мариэтта тоже стала смотреть вниз, сосредоточившись на Темзе – сверкающей серебристой змее, перетянутой лентами мостов, с кораблями на якорях, похожими на развеянные ветром игрушки.
Теперь они двигались по направлению к Ричмонду, паря над полями и холмами, все больше удаляясь от лондонского смога.
– Вам нравится полет, мисс Гринтри?
Мариэтта кивнула:
– Это гораздо лучше, чем я себе представляла, сэр.
– Значит, вы не боитесь высоты?
– Нет, вовсе нет!
Мистер Кит снова улыбнулся:
– Я рад. Мой друг не хотел лететь, но я настоял, когда узнал, что сегодня вы единственный пассажир. Мне хотелось, чтобы он составил нам компанию, но, возможно, я его зря потревожил: как бы он не испортил нам все удовольствие.
Мариэтта хихикнула, но тут же закусила губу, потому что Макс неодобрительно взглянул на нее тяжелым взглядом.
– Просто у меня не то настроение для веселья, – медленно проговорил он, – и в этом виноваты некоторые обстоятельства.
Мариэтта внимательно взглянула на него.
– Неужели вы не можете на время забыть о ваших заботах? – небрежно поинтересовалась она. – Взгляните вниз – разве не чудесный вид?
– Согласен, но сейчас я не расположен им восхищаться.
Мариэтта рассмеялась. Он говорил такие абсурдные вещи!
Темные глаза Макса сверкнули, и он стал похож на грозовое облако, отчего Мариэтте тут же захотелось увидеть на его лице улыбку.
– Разве вы ничего не слышали? – неожиданно вмешался в разговор Кит. – Вокруг Макса сейчас целый скандал, потому что кузен выгнал его из дома. Может быть, теперь, мисс Гринтри, вы проявите к нему немного сочувствия.
– Выгнал из дома? Но я ничего такого не слышала. Впрочем, я приехала в Лондон совсем недавно. Но как же кузен мистера Макса мог такое сделать?
– Видите ли, – Кит старался тщательно подбирать слова, – он предъявил доказательства того, что Макс не является законным наследником, потому что отец Макса – вовсе ему не отец.
Мариэтта сочувственно взглянула на их молчаливого спутника.
–Теперь нам остается только пожалеть нашего несчастного друга. Впрочем, можно взглянуть на ситуацию с другой стороны и сказать, что Макс стал заложником своего воспитания, а теперь у него появилась возможность начать все сначала. Так что брось переживать, приятель, жизнь продолжается. Думай о прошлом как об оковах, которые надо сбросить. Если ты представишь, насколько легче и свободнее тебе будет без них...
– Легче и свободнее делать что?
– Ну, хотя бы составить нам приятную компанию. Думаю, мисс Гринтри – единственная молодая леди во всем Лондоне, которой неизвестно о твоем положении, и тебе нужно как можно лучше воспользоваться ситуацией, друг мой.
– Спасибо, Йен, – мрачно проговорил Макс и повернулся так, что стал виден лишь его профиль на фоне бледно-голубого неба.
Красивый, оскорбленный, погруженный в мрачные раздумья – настоящий байроновский герой. Окажись на ее месте Франческа, она непременно написала бы его мрачно стоящим в одиночестве на болоте или сочинила стихи в честь его мрачного благородного вида. Мариэтта никогда не была столь романтична, и поэтому тут же принялась прикидывать, как можно изменить судьбу несчастного в лучшую сторону.
– Мистер Кит, – она повернулась к пилоту, – у вашего друга вообще что-нибудь осталось? Конечно, если это очень личное...
– Ну что вы, об этом все знают, мисс Гринтри. Да, у Макса кое-что осталось, но он очень любит дом, в котором прошло его детство, а теперь ему приходится иметь дело с позором своего рождения и оскорблением памяти матери в глазах света. Любой в подобных обстоятельствах испытал бы некоторую растерянность.
– Жестоко и не нужно всех об этом оповещать, – внезапно заявила Мариэтта. – Такие скандалы обычно стараются скрыть. Когда случилось непоправимое, мой дядя сделал все, чтобы скрыть малейший намек на бесчестье.
Это была правда. Узнав о Джерарде Джонсе и о том, с какой радостью эту историю подхватили лондонские сплетники, дядюшка Уильям пришел в ужас. С тех пор он с Мариэттой не разговаривал, и она даже слышала, как он назвал ее «истинной дочерью своей матери», однако у нее не было ни малейшего сомнения, что все это не выходило за пределы дома.
Внезапно Мариэтта шагнула к Максу и уселась рядом с ним. Он тут же высокомерно поднял брови, но ее было не так-то легко запугать. Если человеку нужен хороший совет, она вполне могла его дать.
– Что, если обратиться за помощью к настоящему отцу? – поинтересовалась она.
– Полагаю, он до сих пор не знает, что Бог дал ему сына. – Макс нервно рассмеялся. – Этот человек бросил мою мать, не оставив ей иного выхода, как только выйти за другого, чтобы скрыть свой грех.
Мариэтта вздохнула:
– Мне так жаль... Макс. Знаете, я сама оказалась в похожей ситуации, поэтому отлично понимаю, что вы чувствуете. Я ведь тоже не знаю, кто мой отец.
При этих словах молодой человек взглянул на нее так, будто попал в ночной кошмар и не может найти из него выхода, отчего Мариэтта почувствовала себя не совсем уверенно. Впрочем, все, что она сказала, было правдой – она и в самом деле не знала, кто ее отец. Мать, куртизанка Афродита, никогда об этом не говорила, и к тому же Мариэтта вовсе не была уверена, что хочет с ним встретиться.
– По-моему, – неожиданно подал голос Макс, – вы сочувствуете мне, но прошу вас этого не делать. Поверьте, мне не нужна ваша доброта; я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Так вы просите предоставить вас вашей участи? – Мариэтта заметила, что в его глазах вспыхнули сердитые искорки. – Но разве вы не знаете, что мы сами творим нашу судьбу? Именно это я и собираюсь сделать.
Ветер усилился, и теперь корзину сильно качало. Внизу под ними колыхались верхушки деревьев, стадо коров, мыча, пыталось убежать от шара.
Мистер Кит хотя и был очень занят, управляя шаром, тем не менее, с интересом прислушивался к их разговору. Он с одобрением взглянул на Мариэтту и кивнул, будто подбадривая, но она уже сказала все, что хотела. Если Макс хочет упиваться своим несчастьем, она предоставит ему эту возможность.
Снова налетел резкий порыв ветра, и Мариэтта поморщилась.
– Я собираюсь начать спуск, – поспешил успокоить ее мистер Кит. – Правда, ветер сильнее, чем я рассчитывал, и наша посадка может быть довольно жесткой...
Макс нахмурился, а Мариэтта сглотнула и отвела взгляд в сторону; если они упадут на землю с такой высоты...
– Вам нужно за что-нибудь схватиться, мисс Гринтри. Если вы будете крепко держаться, вас не выбросит во время приземления, верно, Макс?
Мариэтта невольно повернулась и увидела, что их спутник согласно кивает. И тут же шар начал быстро снижаться.
Внизу ветер дул еще сильнее, и пилот нервно взглянул на поле под ними – то, что выглядело зеленым и мягким, теперь казалось уже не таким манящим. Когда корзина коснулась земли и сильно подпрыгнула, Мариэтта вскрикнула. Некоторое время их тащило и подбрасывало, затем корзина опрокинулась...
Сильная рука ухватила Мариэтту за талию и удерживала ее, прижимая к широкой груди, рождая ощущения безопасности. Мариэтта крепче прижалась к Максу, не чувствуя ничего, кроме бесконечной благодарности. Когда особенно сильный удар подбросил корзину, Макс удержал ее и крикнул мистеру Киту, чтобы тот лучше смотрел за шаром.
Потом они наконец остановились, и разнообразие звуков сменилось мрачной тишиной. Мариэтта лежала неподвижно, чувствуя под собой большое тело, при каждом дыхании поднимавшее и опускавшее ее. Подняв голову, она осторожно огляделась...
Корзина лежала на боку посреди большого поля; сморщившийся шелковый шар слегка трепыхался на ветру. В нескольких шагах лошадь, помахивая хвостом, с подозрением косилась на них.
Выбравшись из корзины, мистер Кит тут же принялся за работу, тогда как Макс продолжал лежать на спине, не отводя взгляда от Мариэтты; с красивого лица его не сходило страдальческое выражение.
Прядь ее волос, выскользнув из-под заколки, скользнула по его щеке, и Макс вздохнул так, будто только что перенес серьезное испытание.
Мариэтта почувствовала, как ее бросило в жар.
– Простите, я не... – Пытаясь слезть с него, она подогнула колени, но он еще крепче прижал ее к себе и перекатился на бок.
Мариэтта удивленно выдохнула, почувствовав, как руки сами обвились вокруг его шеи и замерли. Волосы Макса при прикосновении показались ей похожими на жесткий шелк.
– Осторожно, мисс Гринтри, однажды мне может понадобиться сын и наследник, – раздалось над ее ухом. – Впрочем, кому нужен ребенок от меня?
Мариэтта поняла, что Макс попросту смеется над собой.
– Ах, Макс, любой человек кому-нибудь да нужен! – не сдержавшись, воскликнула она.
– Верно, кому-нибудь...
Неловкие попытки поднять настроение, по-видимому, тронули Макса, и он улыбнулся:
– Ладно, не будем заниматься наследником именно сейчас.
Он начал осторожно высвобождать шею из рук Мариэтты и выпутывать ноги из юбок, а затем, выбравшись из корзины, потянул ее за собой.
– Надеюсь, вы не пострадали? – Он нагнулся и взглянул ей в лицо. Вблизи его глаза не были такими уж темными, а на щеке красовалась царапина.
Мариэтта вскинула подбородок:
– Со мной все в порядке, благодарю вас.
Оторвав от нее взгляд, Макс повернулся к мистеру Киту:
– Бывали у тебя приземления и получше, Йен.
–Да, но бывали и похуже. – Занятый работой, Кит даже не поднял головы. – Не будь неблагодарным. Ты ведь цел?
Макс хмыкнул и, отойдя на несколько шагов, потянулся.
Мариэтта молча смотрела на него, не в силах отвернуться. От движений большого тела – оно было большим, это она знала по опыту – Макс наверняка испытывал чувственное наслаждение, а вот ей почему-то захотелось удалиться от него как можно дальше.
– Как вы, мисс Гринтри? – Мистер Кит наконец-то вспомнил, что, кроме шара, мог пострадать живой человек.
– Ничего, спасибо. Макс... позаботился о моей безопасности.
Губы мистера Кита дернулись.
– Это верно, он может позаботиться, – спокойно проговорил полот.
Макс замер, затем оглянулся через широкое плечо:
– Я не нянька, Йен.
Мариэтта оскорбленно выпрямилась.
– К вашему сведению, сэр, я уже выросла и не нуждаюсь в няньке.
– Неужели? На мой взгляд, вы просто дитя.
Ее щеки вспыхнули. Дитя? Мариэтта уже давным-давно не ощущала себя ребенком. Некоторые люди ошибочно принимали ее маленький рост и живость за незрелость, но они ошибались; она взрослая женщина с собственными мозгами и сильной волей.