– Просто опусти в воду! – крикнул он мужику. – У нашего судна осадка малая.
   – Господин полковник, пожалуйста, можете плыть дальше. – Десятник был доволен собою аки пес, удачно выполнивший команду «тубо».
   – Спасибо, братец, – поблагодарил стрельца Андрей Константинович, – вот, держи.
   Щедрый граф пожаловал остолбеневшему стрельцу рубль, а двум мужикам дал по серебряной деньге. Затем он повернулся, собираясь уходить, но вдруг о чем-то вспомнил.
   – Святой отец, – обратился он к попу, – ежели желание есть, то можете подъехать с нами до Москвы.
   – Храни вас Господь! – обрадовался поп и, схватив свой мешок, быстро засеменил за полковником.
   «Мурена» начала раскручивать турбины, а палубный Ревенант убрал сходни. Лейф дал все тот же пятиузловый ход. Корабль отвалил от пристани, дал гудок, перепугавший крестьян, и устремился вниз по течению.
   – Ваше сиятельство, – проорал вслед благодарный десятник, – будьте осторожны, на реке разбойники шалят!
   Полковник молча кивнул и скрылся в надстройке.
   Попа устроили в одной из кают. Воняло от него, как от дохлого скунса, но все мужественно делали вид, что все в порядке. Зашедший спросить, не нужно ли чего, сержант Ваня Шишкин отрапортовал:
   – Батюшка расположились на шконке и жрякают. Там у него в мешке пропасть всякой еды: и окорок, и сыр, и репа печеная. Огромный каравай хлеба, бутыль с какой-то гадостью... Все это он жрет с чесноком. Короче, запах что на южном рынке.
   – Не ерничай! – строго одернул его Андрей Константинович. – А в наказание пойдешь к батюшке и пояснишь ему, как пользоваться гальюном.
   – Товарищ полковник, – взмолился сержант, – за что?
   – Уважения к старшим нужно побольше оказывать, – отрезал Волков, – да и кому-то нужно просветительную работу среди духовенства вести. Слушай сюда. Во-первых, начнешь с фразы Михаила Задорнова, что по туалетам постигается культура нации. Во-вторых... нет, во-вторых, я с ним сам обговорю.
   Подумав, полковник снова вышел на палубу и уселся впереди надстройки. Зоркое око Эриксона усмотрело, что командующий любит там уединяться, и он приказал одному из Ревенантов соорудить там что-то вроде скамейки с небольшим навесом. Банкетка с поролоновыми сиденьями, обтянутыми дерматином прекрасно отвечала желаниям полковника.
   Отсюда хорошо было видно, что делается по носу судна и не так раздражало гудение надпалубных турбин – неизбежное зло любого СВП. Хорошо бы вытянуть ноги и на расслабоне свернуть сигаретку... Но не было табака на Унтерзонне, как и не было Нового Света, и люди научились прекрасно обходиться без него. Не забыть и здесь помешать распространению этой заразы, ведь договор с лордом Кармартеном уже заключен. Необходимо вернуть чертову англичанину деньги вместе с неустойкой – пусть продает свое зелье где-нибудь в другом месте!
   – Вот как я вас поймала, солдатик! – хихикнула Настя, обнаружив своего благоверного. – Ответь мне, Андрюша, на какого лешего нам этот поп сподобился?
   Андрей наклонил голову и шаловливо посмотрел на жену.
   – Ты попа не трожь, – наконец сказал он, – он нам нужен. Совершить обряд крещения с младенцем хотя бы!
   – Ой, не шибко я верю твоей хитрой роже! – сказала жена, пристально всмотревшись в мужнино лицо. – Ну-ка, признавайся!
   – В чем? – с неподдельным недоумением спросил Андрей Константинович.
   – О чем умолчал, когда рассказывал о целях экспедиции. – Настя уперла руки в бока. – Я же вижу, у тебя в глубине глаз черти пляшут!
   Она села к нему на колени и зашептала:
   – Андрюша, ты постоянно забываешь, что я – внучка волхва, причем одного из самых могущественных. Твое эмоциональное настроение я ощущаю очень хорошо.
   Волков нежно поцеловал жену.
   – Настасья, я тебе все расскажу. Но чуть попозже, обещаю. Просто сейчас мне еще все не до конца понятно самому. Ты бы привела этого попа сюда – есть разговор. Можешь даже присутствовать при нем.
   – Ты меня заинтриговал, муж мой, – сказала Настя голосом Шехерезады, – сейчас я приведу этого демона в рясе.
   Волков лишь хмыкнул, услыхав эпитет, которым она наградила служителя культа. Вновь и вновь он проворачивал в голове разговор с Хранителем, а затем достал из кармана переговорное устройство.
   – Лейф, вызови на верхнюю палубу Каманина, – произнес он в микрофон.
   Ростислав явился первым.
   – Вызывали, командир? – спросил он, усаживаясь на спасательный плотик напротив.
   – Да, Ростислав Алексеевич, – кивнул командир, – хватит в отдых гулять – пора работать. Вы, если не забыли, мой заместитель.
   – Не забыл, – обиделся парень, – просто еще не осознал. В работу необходимо впрячься, тогда даже ночью не забудешь.
   – Не обижайтесь. Вы хорошо помните историю России конца семнадцатого века?
   – Хорошо. Вернее, – поправился Ростислав, – хорошо помню то, что нам читали.
   – Уже плюс. Значит, вы допускаете, что Историю могли слегка подправить?
   – Могли. И подправили. И не слегка. – Эти три фразы Ростислав произнес с четкой размеренностью Юлия Цезаря. За сотню лет, что он прожил в России, даже с тридцатипятилетним перерывом, Историю столько раз кромсали... Что даже фраза Сталина «Россия – родина слонов» никого особенно не удивила.
   – А в чем дело, Андрей Константинович? – наконец спросил он.
   Тут на палубу вышел поп в сопровождении Анастасии и, придерживая рукою задирающиеся под ветром полы рясы, прошел к ним.
   Полковник встал. Каманин тоже подскочил.
   – Прошу вас, батюшка, садитесь! – предложил Волков священнику, указывая рукой на сиденье.
   – Благодарю, сын мой. – Священника не пришлось уговаривать дважды. Он тяжко плюхнулся на скамейку и перекрестился. Волков присел на краешек. Анастасия устроилась рядом с Каманиным на плотике.
   Попик поерзал на сиденье и вдруг сказал:
   – Меня зовут отец Михаил. Как вам уже известно, я помощник настоятеля московского Новодевичьего монастыря. К чему сие вступление... Я думаю, что вы не зря согласились подвезти мою скромную персону на вашем чудесном корабле.
   Полковник пожевал нижнюю губу. Затем покусал верхнюю.
   – Вы правы, отец Михаил, – сказал он наконец, – люди мы здесь новые и боимся попасть впросак.
   Поп хитро прищурился.
   – Таки боитесь, аж мне не верится... Дело не в том, ваше сиятельство, что вы здесь новые... Дело в том, что вы – иные. Думаю, шалить со мною не будете, так что я скажу прямо: в Московии таких людей быть не может.
   Полковник улыбнулся.
   – Мы и не надеялись сойти за своих. Но нам, святой отец, очень надо. Причем надо даже не нам, нужнее всего это ВАМ! Мы должны вмешаться, пока Русь не захлебнулась в собственной крови.
   Отца Михаила охватило необычайное душевное волнение. Он разгладил на коленях засаленную рясу.
   – Неужто Он услышал наши молитвы? Я знал – недолго этому дьяволу в человеческом облике править! Царем по закону должон быть Федор, Федор Алексеевич! Проклятая Медведиха! Отравительница! Проклятый род Нарышкиных!
   – Простите, святой отец, – вмешался Ростислав, – насколько мне известно, Федор Алексеевич был болен...
   – Он был болезненным мальчиком, сын мой, а не смертельно больным! Упал с лошади и уж почти поправился, – вознегодовал отец Михаил, – ему бы жить и жить! Иван Алексеевич, мир праху его, тоже не ясно, помер отчего... Проклятая Медведиха! Тех, кто что-нибудь знал и мог рассказать, навечно сослали, а кого и казнили, Нету правды на Руси, прости меня, Господи! Не было и нету!
   – И не будет! – сурово сказал Волков. – Если Дракон Московский у власти останется. Через три недели возвернется Великое Посольство – и полетят головы!
   Не поспевая за полковничьими идеями, Ростислав и Анастасия тем не менее сообразительно молчали. Анастасия неплохо знала историю аж до конца двадцатого века и поначалу была шокирована вопиющей несправедливостью в отношении России. Но, подумав, решила, что вина за столь неприглядный облик государства целиком и полностью лежит на великом и могучем русском народе, которому изначально все до задницы.
   Полковник, поняв, что в лице попа обрел неожиданного единомышленника, развивал мысль дальше:
   – Отец Михаил, расскажите нам о монастыре. Честно говоря, никогда бывать не доводилось в подобном заведении.
   Про анабазис Старосельского монастыря он решил не упоминать. Да и разница в пять веков должна была сказаться на архитектуре и укладе обители, тем более женской.
   Отец Михаил пригладил всклокоченную, давно не чесанную бороду и, пожевав губами, точно верблюд, начал свой краткий экскурс:
   – Собственно, монастырь наш основан почти сто семьдесят пять лет назад великим князем Василием Третьим, отцом Иоанна Четвертого-Грозного. Вас не покоробит, если я скажу, что наш монастырь – место ссылки женок, неугодных мужьям, братьям и сыновьям...
   – Не покоробит, – быстро сказал полковник.
   – Совсем недавно докончили делать крепостные стены, трапезную и колокольню. Самая старая часть монастыря – Смоленский собор. Поскольку монастырь женский, то всеми второстепенными делами и хозяйством ведают сестры. Даже настоятельница монастыря – мать Серафима не имеет истинной власти. Все нити управления держит архиерей Кирилл, ну и я – его помощник.
   – А разве нельзя, чтобы женщина была полной настоятельницей? – ехидно поинтересовалась Анастасия. – Или женщина вам не кажется способной к такому делу?
   Поп развел руками.
   – На Руси не принято, дочь моя, чтобы женщина была главой. Думаю, что синод даже не стал бы такое предложение рассматривать... Женщина является олицетворением греха, причиной грехопадения Адама, следовательно, она не может рассчитывать на церковный сан. Конечно, при монастыре есть и келарь женского полу, но сестру Пелагею можно величать скорее ключницей. Я ведаю монастырским хозяйством: погребами, кладовыми, казной. А отец Кирилл служит. Необходимо ведь кому-то читать проповеди сестрам! А ходить по кельям права у нас нет – это забота сестры Пелагеи.
   От столь долгой речи у отца Михаила пересохло во рту, и он поднес к губам небольшой металлический сосуд, висевший у него на поясе. В ноздри собравшимся шибануло ароматом хлебной браги.
   – Вот что, отец святой, – вдруг сказал Андрей Константинович, – у вас в монастыре заключена Софья Алексеевна – бывшая правительница Руси. Нам она нужна. Ты можешь под каким-нибудь предлогом вызвать ее к себе, типа: сестра Софья, вас срочно жаждет видеть отец Михаил? И чтобы меньше народу знало об этом...
   Глазки попа, принявшего граммов двести сивухи, беспокойно забегали. Видя это, полковник попытался его успокоить:
   – Не волнуйся, батя! Глядишь, Софья Алексеевна тебя сделает новым патриархом.
   Поп нервно сглотнул.
   – А Адриан? – нервно спросил он.
   – Адриан через два года умрет, – встал во весь свой прекрасный рост Каманин, – и если у власти, останется Петр, то целых двести семнадцать лет Русь патриарха будет лишена.
   – А кто же будет главой церкви? – потрясенно спросил отец Михаил.
   – Церковь будет подчиняться Святейшему правительствующему синоду, – пояснил Ростислав, – а патриарха не будет.
   – Вы... откуда знаете? – пролепетал священник. – Вы оттуда?
   Он пальцем указал на небо. Попал с первого раза.
   – Тем, кто там, не до вас. Они амброзию по булькам разливают. Но если тебе так будет легче, думай, что мы оттуда. Только ты, отец, тоета моторс, прекращай с Ивашкой Хмельницким дружить – не ровен час Русь пропьете, ироды. Только не говори мне, что там кровь Христа – тянет сивухой.
   Смутившийся отец Михаил пожал плечами. Не думал – не гадал, влип в историю. А хотя бы и выдать им Софью Алексеевну... Пока Чертушка вернется, можно таких дел огород нагородить! Стрельцов из тайного приказа выпустить, а уж они как злы после июня месяца... Определенно имеет смысл рискнуть и поставить на карту свою замусоленную рясу и спокойную должность.
   – Когда в Москве будем? – пытливо вглядываясь в лицо полковника, спросил он.
   – Завтра поутру. Заночуем в Коломне, близ Успенского собора (сколько этих Успенских соборов по Руси разбросано – легион), а поутру будем в Москве, что за черт!
   Корабль резко сбросил скорость с тридцати до двух с половиной узлов – поперек Оки был натянут канат. С левого берега скалилось человек шесть заросшего бородами и покрытого колтунами народа. Вооружены были чем попало: у одного пищаль, у двоих рогатины, а трое держали в руках дубины.
   – Ну, вот, накаркал десятник, – вздохнул Андрей Константинович, – придется прищучить разбойничков. Сволочи! В самом узком месте перетянули.
   Достаточно широкая, Ока в этом месте сильно сужалась. То ли под давлением леса, то ли еще от какой причины. Вот и выбрали «джентльмены удачи» это удобное место для своей греховной забавы. Ох как не хотелось полковнику калечить и убивать здоровых мужиков, пусть даже разбойников и татей. Не от хорошей жизни мужички скитались по дремучим лесам. Понятно, что гуманизм в этой ситуации был бы излишним – охотники за зипуном были людьми отчаянными. Конфронтация была неизбежной, но вдруг у Андрея Константиновича блеснула мысль.
   Полковник сиганул в надстройку и, быстро сбежав по трапу, завалился в кают-компанию.
   – А ну, хлопцы, кому охота кулаками помахать, кто еще приемы рукопашной не забыл?
   Костя подскочил, словно внутри его распрямилась пружина.
   – Товарищ полковник, разрешите?
   – Гляди, сынку! – только и покачал головой полковник.
   Взяв с собой Иннокентия и Дениса, Константин вместе с ними заскочил в каптерку. Там они облачились в титановые бронежилеты, надели на головы шлем-каски и вооружились пистолетами АПС.
   – Готовы, демоны? – оскалясь, спросил Волков-младший.
   – Яволь, мой фюрер! – прорычал Булдаков.
   – Работаем!
   «Мурена» была на подходе к берегу. Как только нос судна коснулся земли, тройка Константина Волкова ринулась на разбойников, словно коршуны на цыплят. Не успели разбойники опомниться, как трое из них уже лежали на земле, щедро одаренные ударами резинового «демократизатора».
   Лишь один из разбойников вступил в схватку и даже успел нанести удар своей страшной дубиной, который пришелся вскользь по каске Дениса. Угоди полено прямо по черепу – не спасла бы и каска. Вовремя подстраховал Кеша: выстрелом навскидку из АПСа свалил бугая. Пуля попала прямо в сердце – Кеша еще не забыл своих «вымпеловских» привычек. Хоть и оброс хлопец «дурным» мясом, но сноровки не потерял.
   Последнего из сопротивлявшихся Костя свалил наземь и беззлобно ткнул носком ботинка под ложечку. Схватка закончилась, едва успев начаться. Вахтенный только успел перекинуть сходни, а уже по ним слетела Мара и, опередив Андрея Константиновича, бросилась к Косте.
   – Цел? – спросила она, тяжело дыша.
   – Жена, уймись, – пробурчал недовольный Константин, – какой пример я показываю подчиненным!
   – Здорово! – присвистнул Денис. – Неплохой, в общем, пример – может, мне тоже жениться?
   Иннокентий растерянно осмотрелся.
   – Что, уже все? Я и погреться не успел!
   Связанные разбойнички сидели у костра. Шестому, неудачно подставившемуся под пулю, привязали к ногам здоровенный валун и похоронили в Оке. Желающих копать яму не было, а на робкие протесты отца Михаила Ростислав возразил:
   – Святой отец, моряков всегда в море хоронят, привязав к ногам пушечное ядро.
   – Но ведь это не моряки, – пытался протестовать поп.
   – Кормились у реки, значит, моряки! – дурашливо пропел Иннокентий, чем неожиданно успокоил служителя культа. – Можешь вслед ему «Аве, Мария» прочесть.
   Полковник сложил руки за спиной и прохаживался возле связанных. На ум решительно не лезло никакой поучительной истории, поэтому пришлось ее выдумать в лучших традициях генерала Булдакова.
   – Забросил старик в море невод, – начал он менторским тоном, – и вытащил акулу. Взяла акула и сожрала идиота-старика. Отсюда мораль: не хрен на свою задницу приключений искать. Вы что, не видели, что по реке плывет не простой струг?
   – Видеть-то видели, барин, – почтительно промолвил один из разбойников, – да времени на то, чтобы отвязать канат, не осталось. А то, что рыбка не та попалась, так сразу ясно было... говорил, тикаем, да...
   – Звать-то тебя как? – остановился напротив мужика Андрей Константинович. – Что за идиоты!
   – Осип, барин! – Мужичонка шмыгнул носом. – Пантелей-то атаманом нашим был, это тот, которого вы в реку бросили. Теперь мы без атамана остались.
   Волков развеселился.
   – И неужто не боялись, что вас поймают?
   – Чего не боялись, барин! – ответил другой разбойник – с седыми мохнатыми бровями, как у Брежнева. – Споймают так споймают – ремесло такое. А бояться... у мужика доля такая – всю жизнь живи и бойся.
   – Ишь, философ! Как звать?
   – Овдоким, барин.
   – Ну и что вы дальше делать собираетесь, Овдоким?
   – Так вы нас отпускаете? Вот, спасибочки! – неожиданно сплюнул он сквозь зубы. – Мы ж дальше грабить будем, барин!
   Ростислав подошел к полковнику и о чем-то с ним зашептался. Полковник грустно кивнул головой и снова повернулся к Овдокиму:
   – А что, на свидание с конопляной теткой торопитесь? Деревьев в лесу много...
   – Так нам и возвернуться никак, – вздохнул Осип, – все одно повесят! От неволи ушли.
   Полковник махнул рукой и вернулся на корабль. Оставшись за главного, Ростислав оценивающим взглядом окинул мужиков.
   – Слушай сюда, орелики! – Он наклонился и за ворот кожуха поднял Овдокима и поднес его на уровень своих глаз. Ноги разбойника очутились чуть ли не в метре от земли.
   – Мы вам припасов. Оставим, – ласково и не торопясь процедил Каманин, – вы уж постарайтесь. До зимы продержаться. Без грабежа. А зимой приходите в Москву. Мы вам – грамоту. Дадим, но не золотую, а простую. Вас пропустят. Там и поговорим.
   Посиневший Овдоким с ужасом смотрел в спокойные глаза великана. Прикажи сейчас Ростик лизать джамп-бутсы – лизал бы до вечера, только бы не смотреть в эти глаза. Мужички подобрались и все, как один, уставились на огонь костра.
   – Добро! – наконец прохрипел Овдоким. Тотчас он был отпущен и кулем свалился на землю.
   Ростислав медленно засунул руку в карман джинсов. Затем так же медленно достал из кармана нож и, улыбаясь, перерезал веревки на руках Овдокима.
   – Развяжи остальных! – приказал он. Овдоким бегом кинулся исполнять приказ.
   К Ростику подошел Денис.
   – Там все готово, – доложил он.
   – Слушай сюда, басурманы! – сказал Каманин. – По одному на цырлах за мной. Получите провиант и грамоту. Осип! Отвяжи ты этот канат, мать его с присвистом через коромысло!
   Мужики посмотрели на великана с угрюмым уважением. Умение красиво ругаться было привилегией сильных мира сего. Осип, подтолкнутый для резвости в спину одним из разбойников, побежал отвязывать канат от ствола ивы, росшей на берегу.
   Пока Осип был занят отвязыванием каната, остальные «джентльмены удачи» сгрудились у левого борта «Мурены». Полковник «от щедрот» приказал выдать им из кладовой по мешку муки, гречки и пшена. К этому он прибавил десятифунтовый мешочек соли и небольшой бочонок растительного масла.
   – Охотиться умеете? – спросил он у Овдокима.
   – Могем, – ответил тот, удивленно хлопая глазами.
   – Значит, мясо к каше добудете сами, – хмыкнул полковник, – чего скорчил рожу, дружок?
   Неугомонный Овдоким успел всунуть свой любопытный нос в мешок с мукой и теперь, кряхтя, перекатывал во рту кусочек пресного теста. Услыхав вопрос Андрея Константиновича, он дернулся.
   – Мука больно хороша, барин. Не привыкли мы к пшеничке-та...
   – Жрите, демоны! – благосклонно посмотрел на перемазанную физиономию мужика Волков. – Вот, держите грамоту. Упаси вас бог ее потерять... Станцуете с конопляной теткой. Адью, ущербные!
   Судно, взревев турбинами, отвалило от берега и вышло на стремнину. Быстро набрало скорость и скрылось за поворотом, громко взревев на прощание сиреной.
   Осип принялся раздеваться до исподнего – переплыть на тот берег, чтоб отвязать канат.
   – Овдоким, – спросил он, – а грамота-то точна не золотая?
   – Не ведаю, – вздохнул бровастый Овдоким, – но позолоченная, точно.

Глава 16. Гея. 1698.
Подготовка

   Тяжелые дубовые двери пресвитерской отворились, и сестра Пелагея ввела невысокую женщину в сером одеянии. Только в кино показывают монашек в темных одеждах с белоснежными манжетами, воротничками и чепцами. На самом деле от давно не стиранного одеяния идет стойкий аромат немытой бабы, который, как утверждают знатоки, гораздо хуже аналогичного мужского.
   В самом деле дерьмо должно иметь запах дерьма, а не ладана. Потому что так самим Богом положено. И никуда от этого не деться. Если экскремент имеет запах розового масла, то это не экскремент. Это что-то похуже.
   От вошедшей правительницы Софьи Алексеевны шибануло так, что Ростислав сразу вспомнил детство. И московский зоопарк. И клетку с обезьянами. Оттуда тоже несло чем-то подобным.
   Полковник Волков с трудом заставил себя не реагировать на дьявольское амбре, лишь удивился, что так спокойно переносит эту вонь отец Михаил.
   Ключница ушла, плотно прикрыв за собой дверь. Ростислав внимательно посмотрел на царскую сестрицу и отвел глаза. Невысокого роста, из-под чепца видна прядь темных волос, чуть полновата. Не настолько, как на картине Репина. Не настолько дурна лицом, как на картине Сурикова. Монашеское одеяние скрывает фигуру, словно бронежилет.
   – Звать изволили, отец Михаил? – спросила женщина низким хрипловатым голосом.
   Архиерей Кирилл по случаю понедельника точил лясы где-то на своем огромном подворье в Мытищах. Это как нельзя было на руку Волкову и прекрасно устраивало отца Михаила.
   Не успела Софья Алексеевна войти в пресвитерскую, а ее келью уже заняла другая монашка – из Успенского монастыря. Поскольку свидания Софье Алексеевне разрешались лишь два раза в год, шансы на то, что подмену обнаружат, были минимальные.
   – Отец Михаил, значит, вашу подопечную мы забираем, – сказал Ростислав, – ключницу лучше перевести в другой монастырь. Скажем, в Новоголутвин Троицкий... А оттуда ключницу – сюда. В таком вот аспекте. Будет безопаснее для всех.
   – Хорошо! – выдавил из себя священник. – Но вы не забывайте нас, ваше сиятельство.
   – Ждите известий вскорости, – пообещал Волков и, обратясь к монахине произнес: – Прошу вас, Софья Алексеевна, следовать за нами.
   – Кто вы? – не сдвинулась с места женщина.
   – Ваш шанс, – коротко сказал Ростислав, – которого могло и не быть. Те трое стрельцов, которых повесит пред окном вашей кельи Петруша Алексеевич через два месяца, просили нас слезно помочь им, вам и России. Ну что, идете?
   Софья Алексеевна медленно наклонила голову и величавой походкой вышла из пресвитерской.
   – Сюда, – указал Ростислав на двери ризницы, – вам необходимо переодеться.
   Бывшая правительница недоуменно повернула к нему голову.
   – Ну, идите же, Софья Алексеевна, – нетерпеливо сказал Волков, – там вас ждут.
   Пожав плечами, она отворила дубовые двери и скрылась в ризнице. Там ее действительно ожидали. Две женщины и в самых невообразимых одеждах – темные узкие портки из очень плотной ткани, куртки из черной кожи, непокрытые головы. Одна русоволосая с толстой, в руку косой. Другая чернявая, с короткими, замысловато остриженными волосами.
   – Здравствуйте, Софья Алексеевна, – поздоровались они.
   Настя и Анжела (это были они) быстро окинули глазом царевну.
   – Настя, сорок восьмой, третий рост, – быстро прикинула Анжела, – вам помочь?
   – Портки надевать не буду! – сразу же заявила Софья. – Лучше обратно в келью.
   Барышни засмеялись. Настя быстро отобрала из огромной челноковской «мечты оккупанта» белье, блузку и длинную юбку. Затем, замявшись, спросила:
   – Какой размер ноги?
   – Ась? – не поняла Софья.
   – Пожалуйста, ногу покажите, – обратилась к ней Анжела.
   Та, пожав плечами, выставила из-под монашеской хламиды маленькую ножку, обутую в изящный сафьяновый сапожок.
   – Настя, сапоги сгодятся родные! – бросила она фразу, которую царевна не поняла вовсе.
   Женщины быстро содрали с нее одеяние, чепец и исподнее. Анжела, покрутив носом, пробормотала: «А запах!», после чего обрызгала нагую царевну с ног до головы каким-то терпким пахучим веществом.
   – Антипедикулезное, – туманно пояснила Настя.
   Софья стояла на холодном каменном полу, стесняясь своей наготы, а эти две красотки быстро протерли ее тело влажным куском ткани с водочным запахом. Затем опять обрызгали. Ничтоже сумняшеся напялили на нее панталоны, застегнули лифчик. После Настя надела на царевну темно-желтую блузку с бусинками, а Анжела, присев, помогла напялить сапожки. Затем обе застегнули на ней длинную, скрывавшую сапоги юбку темно-синего цвета, а затем Анжела застегнула на талии царевны широкий черный пояс.
   – Необходимо надеть что-нибудь сверху! – задумалась Анжела. – Ясно! Поскольку она у нас одета сверхсовременно, то сверху накинем ветровку. Там, в сумке я клала, Настя... под цвет юбки! Глянь!
   – Нашла! – пропыхтела Настя, ныряя на дно баула. Ветровка быстро была надета.
   – Так, – произнесла Анжела, – мужики там уже заждались. Осталась голова! Настя, я делаю лицо, а ты с волосами что-нибудь придумай!