Берристер Инга. Верное средство

   Жиля перехватил Жан-Поль, и женщины \ остались вдвоем.
   — Мы так удивились, когда сегодня утром Жиль позвонил нам из Парижа и сообщил, что женился! — тараторила Мари-Teреза. — На мгновение мы испугались, что Луиза в конце концов подцепила его. — Она вдруг нахмурилась, заметив, как бледна гостья. — О, простите! Возможно, вы не знали о Луизе…
   — Знала, — криво усмехнувшись, заверила Анабел.
   Открыв дверь ванной, Мари-Тереза состроила унылую гримасу.
   — Очень старомодная, верно? Дядя Анри относился к имению не слишком серьезно, и сейчас мы занимаемся только виноградником. Возможно, позже появятся деньги и на дом.
   — Я уверена, ваши дела сразу же пойдут в гору, как только Жан-Поль получит признание Комитета по виноделию, — успокоила ее Анабел. — Жиль уже говорил мне, как упорно вы работаете.
   — Я больше не работаю, — огорченно развела руками Мари-Тереза. — Сейчас, когда я беременна, Жан-Поль не позволяет мне и палец о палец ударить. Вы скоро узнаете, что для виноградаря его лоза — это любовница, которая соперничает с женой всю жизнь… Вы давно знаете Жиля?
   Следовало предвидеть этот вопрос, подумала Анабел. Несомненно, Мари-Тереза очень тепло относится к Жилю.
   — Вроде того, — уклончиво ответила она, не желая усугублять ложью свое и без того нелегкое положение. — Моя крестная приходится Жилю тетей, так что я знаю его с детства.
   — А он, предвидя, какой красавицей вы вырастете, все эти годы ждал вас! О, это очень романтично!
   Дом, скудно меблированный, имел только одно преимущество — был достаточно просторен. Так, по крайней мере, выразилась Мари-Тереза, показывая его гостье.
   — Наши мужья наверняка уже потягивают вино. Если их не отвлечь, они будут говорить часами, — пожаловалась Мари-Тереза. —Жиль был очень добр к нам. Именно он настоял, чтобы Комитет рассмотрел нашу заявку, и мы ему очень благодарны. Но пойдемте, иначе от обеда, который я приготовила, чтобы отпраздновать ваше бракосочетание, ничего не останется.
   Восхитительный обед продолжался около двух часов. Было подано четыре блюда, а на десерт столько же сортов сыра. Когда было покончено с закусками и нежнейшим омаром, Мари-Тереза подала жареного цыпленка в горшочках, приготовленного в вине Жан-Поля. Цыпленок таял во рту, и, когда Анабел съела все до последнего кусочка, Мари-Тереза лукаво сказала Жилю:
   — Ну, мой друг, скоро ты перестанешь быть таким самодовольным! Я положила в горшочек Анабел травку, способствующую — как это по-английски? — плодовитости, и она быстро станет такой, как я, понял?
   Все засмеялись. Даже Анабел, которой не хотелось обижать простодушную хозяйку. И все же она вспыхнула, а Жиль, внимательно следивший за ее реакцией, вкрадчиво заметил:
   — Мари-Тереза, какими бы великолепными ни были твои травы, их одних недостаточно, чтобы добиться желаемого эффекта. Правда, дорогая?
   Слава Богу, всеобщий смех избавил Анабел от необходимости отвечать. И, хотя молодая пара пришлась ей по душе, девушка обрадовалась, когда настало время уезжать. На поддержание имиджа счастливой новобрачной ушли последние остатки сил, и Анабел в который уже раз задумалась, как выдержит шесть месяцев пытки под названием «графиня де Шовиньи».
   День выдался теплым, солнце сияло вовсю, и Жиль предложил опустить верх «мерседеса». Анабел не стала возражать. Прохладный ветерок, трепавший волосы, дразнящий ноздри аромат распускающихся почек, безбрежное синее небо над головой — все это способствовало успокоению взбудораженных нервов. Незаметно для себя Анабел задремала.
   Когда она проснулась, «мерседес» стоял во дворе замка и к машине бежал волкодав. Полусонная Анабел, с ужасом поняв, что склонилась к плечу Жиля, а тот держит ее в объятиях, попыталась сесть прямо.
   Неожиданно Жиль поцеловал ее и шепнул:
   — Никто из тех, кто наблюдает за нашим прибытием, не должен заподозрить, что мы фиктивные муж и жена.
   Он вышел из машины, открыл дверцу, наклонился и подхватил Анабел на руки.
   Ошеломленной экономке, которая встретила их в дверях, Жиль хладнокровно бросил:
   — Таков английский обычай. Мои указания выполнены?
   Не дожидаясь ответа, он легко зашагал по ступенькам, словно не чувствовал веса Анабел. А ей было так хорошо, так покойно в его объятиях, и в то же время блаженный восторг от близости Жиля поднимался из глубин ее естества. Хмельное чувство вскружило голову, и Анабел даже поначалу не заметила, куда принес ее Жиль.
   И лишь когда он, сняв с себя рубашку и небрежно отбросив ее, прошел в смежную комнату, ослепленные солнцем глаза Анабел начали замечать то, чего не замечали раньше: роскошное убранство спальни, элегантность старинной мебели… Жиль вернулся в чистой рубашке и иронически посмотрел на испуганную Анабел.
   — В чем дело? Ты что, никогда не видела супружескую спальню?
   Супружеская спальня! Сладостный дурман рассеялся, разом вернулись все прежние страхи. Анабел обвела глазами кровать, облизала сухие губы кончиком языка и с опаской посмотрела на Жиля.
   — Ты не можешь… — Она проглотила комок в горле и заставила себя продолжить: — Жиль, ты ведь не хочешь сказать, что мы будем спать в одной комнате?
   — И не только в одной комнате, но и в одной кровати, — невозмутимо сообщил он. — Мои работники простые французские крестьяне. Как, по-твоему, смогут они меня уважать, если узнают, что я сплю с женой врозь? Или ты надеешься, что отдельные спальни помогут тебе удовлетворять твои низменные инстинкты с кем-нибудь другим? Думай об этом как о наказании, Анабел, — насмешливо посоветовал он. — И о том, насколько слаще будет вино любви после шестимесячного воздержания. Впрочем, это все равно что угощать коллекционным вином алкоголика, которому качество безразлично, он ценит только количество, верно?
   Анабел сползла с кровати, ее лицо побелело от отвращения.
   — То, что ты женился на мне, не дает тебе права разговаривать со мной, как с…
   — …Уличной женщиной? — саркастически закончил Жиль. — Милая моя, уличные женщины, по крайней мере, честно предлагают свой товар. Сейчас принесут твои вещи. Если в течение ближайших шести месяцев у кого-нибудь сложится впечатление, что наш брак неудачен, я накажу тебя так, что ты не забудешь этого до самой смерти.
   Анабел нашла в себе смелость ответить колкостью:
   — Кажется, ты не придерживаешься теории, что осел лучше реагирует на морковку, чем на палку!
   Жиль едва не испепелил ее взглядом, а затем негромко сказал тоном, от которого Анабел похолодела:
   — Морковка это эвфемизм? То есть ты пообещаешь хорошо себя вести, если я удовлетворю твои желания, которые тебе тяжело сдерживать? — Он оскорбительно засмеялся. — Кажется, я уже говорил, что не люблю товар с гнильцой!
   Достойно ответить Анабел помешал приход смуглолицего мужчины, принесшего чемоданы. Следом появилась экономка и, смерив злобным и любопытным взглядом Анабел. чопорно заметила:
   — Возможно, когда у мадам будет время, я покажу ей замок. Кроме того, я хотела поговорить с вами насчет обеда, который месье граф собирается дать на следующей неделе… — Она осеклась, но скорее из желания намекнуть, что Анабел не способна справиться со столь ответственным делом, чем из страха перед хозяином, не желавшим, чтобы его молодой жене надоедали такими пустяками.
   — Обед для членов местного общества виноградарей, — холодно уронил Жиль. — Я хотел обсудить с ними виды на нынешний урожай.
   — Раньше обязанности хозяйки исполняла мадам Луиза, — вставила экономка, и по тону Анабел наконец догадалась о причине ее враждебности.
   Ясно как Божий день, что мадам Лебон считает Луизу намного более подходящей кандидатурой на роль графини, чем ту, кого выбрал Жиль. К собственному изумлению, Анабел спокойно ответила:
   — За обед не беспокойтесь. А затем, после сбора урожая, нужно будет устраивать обеды для закупщиков. Закупщики вина обычно остаются ночевать, я не ошибаюсь?
   Жиль кивнул. И тут Анабел осенило. Она знала о таких обедах все и решила утереть нос как Жилю, так и чванливой экономке. Они увидят, на что способна англичанка, если как следует постарается!
   — Я осмотрю замок сразу же, как только переоденусь, — величественно кивнула Анабел мадам Лебон, слегка обескураженной тем, что ее враждебность не производит на новоиспеченную графиню никакого впечатления.
   Лучшего случая доказать, кто в замке хозяйка — хотя бы и временная, — не будет. Каким бы безукоризненным и элегантным ни казался замок, ему не хватало тех маленьких черточек, которые делают дом домом. Например, в вазах не было ни цветочка, как не было и следа того тепла, которое наполняет дом любовью… Впрочем, едва ли здесь приходилось на это рассчитывать.
   — Мы бы с удовольствием выпили кофе, — заметила Анабел; мадам Лебон слишком долго проработала экономкой, чтобы не уловить за непринужденной фразой приказ, которого не ослушаешься. — Жиль, ты не хочешь поесть?
   Если он и удивился неожиданному проявлению заботы со стороны молодой жены, то никак этого не выдал.
   — Кофе будет вполне достаточно. Увидев, как неприязненно поджала губы мадам Лебон, Анабел поняла, что выиграла лишь первую битву долгой и кровопролитной войны.
   Когда экономка ушла, Жиль коротко спросил:
   — Что сие значит?
   — Странно, что об этом спрашивает такой чувствительный человек, как ты, — сухо ответила Анабел. — Она предпочла бы, чтобы ты женился на Луизе, неужели не ясно?
   — Никогда не думал об этом. Хотя… Действительно, ее рекомендовала мне Луиза. Мадам Лебон всегда прекрасно исполняла свои обязанности.
   — Если ты хочешь, чтобы она продолжала управлять домом, так и скажи. Мне это безразлично, но если бы ты действительно женился на застенчивой молодой девушке, мадам Лебон быстро сожрала бы бедняжку с потрохами!
   Она отвернулась и начала распаковывать чемодан, но спиной чувствовала задумчивый взгляд Жиля. Когда Анабел пошла в гардеробную с охапкой вещей в руках, он медленно сказал:
   — Теперь ты хозяйка замка. Но предупреждаю, если им будут управлять хуже, чем прежде, я без малейших угрызений совести снова передам бразды правления мадам Лебон.
   Он еще предупреждает! — через полчаса с усмешкой подумала Анабел, с отвращением отпив глоток едва теплого кофе, который принесла в спальню какая-то стеснительная девица. Да хуже и быть не может!
   Жиль, не дождавшись кофе, ушел, заявив, что у него полно работы и что он отправляется объезжать виноградники.
   Когда Анабел, предводительствуемая экономкой, стала знакомиться с замком, она ни словом не обмолвилась о кофе.
   Анабел поразил огромный танцевальный зал — почти точная копия Зеркальной галереи королевского дворца в Версале, правда, немного уменьшенная. Разумеется, помещение требовало серьезного ремонта.
   — Каждый граф Шовиньи давал здесь бал в честь своей молодой жены, — ядовито сообщила экономка, явно стремясь подчеркнуть, что ради Анабел Жиль ничего такого устраивать не будет.
   Но девушка не отреагировала на шпильку. На зал у нее уже были собственные планы, родившиеся в тот момент, когда Анабел поняла, насколько это помещение подходит для того, что она задумала.
   — Здесь нужно все вымыть и заново покрасить, — только и сказала Анабел.
   Однако даже этого невинного замечания хватило, чтобы мадам Лебон злобно ответила:
   — Отдавать такие приказы имеет право только месье граф!
   Анабел потеряла счет имевшимся в замке спальням. Многие были заперты, мебель накрыта чехлами, но когда экономка показала ей комнаты Южной башни, которая в незапамятные времена принадлежала девушке, похищенной наполеоновским клевретом, Анабел едва не ахнула от восторга.
   Комнаты были прохладные и очень маленькие. Стены спальни обтягивал бледно-зеленый шелк, такой же была обивка удобного кресла, стоявшего у окна, муслиновый зеленый балдахин над кроватью держался на вделанной в потолок золотой цепи. Спальня была не столько женской, сколько девичьей — такой же чистой и невинной, какой была ее хозяйка до похищения насильником. И все же она сумела полюбить своего мучителя… Почему-то эта мысль привела Анабсл в трепет.
   Гостиная, расположенная этажом ниже и соединенная со спальней винтовой лестницей, была не менее очаровательна, но отделана в бледно-розовых тонах. Анабел легко представила тоскующую здесь по дому девушку, одинокую и грустную, пока ее мятежное сердце не сдалось мужчине, который заключил ее в эту шелковую тюрьму.
   — Здесь будет мой кабинет, — бросила Анабел.
   Мадам Лебон что-то недовольно пробурчала, давая понять, что приняла это к сведению.
   Последним пунктом осмотра была кухня. Огромная, похожая на пещеру комната благоухала так, как может благоухать только французская кухня. Повариха — женщина средних лет, одетая в черное, волосы собраны в пучок — бойко командовала несколькими девицами. Приход молодой хозяйки помешал этому процессу. Хотя Анабел была не склонна торопиться с выводами, ей показалось, что повариха относится к ней совсем не так враждебно, как экономка.
   — Нам надо будет обсудить, чем кормить гостей месье графа, — обратилась Анабел к поварихе. — И о том, как сделать, чтобы кофе приносили горячим.
   Повариха начала что-то говорить и остановилась, только когда Анабел покачала головой, показывая, что для нее это слишком быстро. Женщина заговорила медленнее, и тогда Анабел поняла, что помои вместо кофе пила исключительно благодаря интригам мадам Лебон.
   — Конечно, мадам будет получать кофе горячим. Я сама присмотрю за этим, — заверила повариха.
   Они расстались друзьями, и Анабел вздохнула с облегчением. Она с самого начала подозревала, что холодный кофе был делом рук экономки, которая рассчитывала, что ради установления хороших отношений Анабел не станет жаловаться. Но Анабел знала, что французы не будут уважать того, кто равнодушен к вкусу еды и напитков, даже самых простых.
   Вернувшись в спальню, Анабел разделась и отправилась принимать душ. Ванная комната оказалась такой роскошной, что у Анабел захватило дух. Жиль явно не равнодушен к комфорту, подумала она.
   Из-за шума воды Анабел не услышала шагов Жиля и спохватилась только тогда, когда завернула краны. Взгляд Жиля заставил девушку покраснеть до ушей. Дрожащей рукой она потянулась к полотенцу, но Жиль оказался проворнее.
   — Почему мне не дозволено смотреть на жену, если мне этого хочется? — насмешливо спросил он, когда Анабел попыталась выразить свое возмущение. — Удивляюсь тебе, дорогая. Наблюдать за тем, как ты принимаешь душ, весьма поучительно. Ты прикасаешься к себе не как женщина, осознающая всю силу своей сексуальности. Или тебе нужна публика?
   Анабел тут же забыла о своей наготе и дрожащим голосом заявила:
   — Как ты смеешь так думать! Я…
   Внезапно глаза Жиля потемнели, и Анабел затаила дыхание, трепеща от этого горящего взгляда. Жиль со стоном обнял и прижал ее к себе, дыхание со свистом вырывалось из его легких.
   — Ты ведьма… — хрипло пробормотал он, не в силах разомкнуть объятия. — Даже зная тебе подлинную цену, я все еще желаю тебя. Но ведь этого ты и хотела, правда, Анабел? Именно поэтому и ждала меня, чтобы соблазнить… О Боже, а почему бы и нет? — простонал он. — В конце концов, я мужчина, а когда обостряется аппетит, даже тухлятина покажется амброзией!
   Его горячее дыхание обжигало кожу, а в глазах горело такое желание, что у Анабел душа ушла в пятки. Она попыталась вырваться, но это только подлило масла в огонь.
   Поцелуй, который стал наказанием за непокорность, тут же лишил Анабел и сил, и воли к сопротивлению. Ощутив возбуждение Жиля, она задрожала от смешанного чувства страха и вожделения.
   Короткий стук в дверь спальни заставил Жиля поднять голову и гневно сжать губы. Не дожидаясь разрешения, в комнату вошла мадам Лебон. Жиль заслонял Анабел от взгляда посторонней женщины, но сделал ли это нарочно или так вышло само собой, девушка не знала.
   — Мадам графиня желает обедать в обычное время? — без всякого выражения спросила экономка.
   Анабел уже говорила ей, что пока следует сохранять заведенный порядок, и подозревала, что мадам Лебон специально выжидала, надеясь прервать любовную сцену и смутить юную новобрачную.
   К удивлению Анабел, вмешался Жиль.
   — Мадам Лебон, если вы хотите сохранить место, будьте деликатнее! — И он коротко кивнул на дверь, давая экономке понять, что та может убираться.
   Вспыхнув, женщина молча вышла из комнаты. Жиль тут же отпустил Анабел и сморщился, будто от зубной боли.
   — Возможно, мне не следовало быть таким суровым с мадам Лебон. Если бы не ее приход, у меня могла бы появиться причина питать отвращение к самому себе… — И издевательски добавил: — Впрочем, о столь тонкой материи ты не имеешь представления.
   Ох, если бы он знал! Во второй раз Анабел очутилась в его объятиях и снова испытала те чувства, которые лишали ее силы воли. Чувства, которых Анабел не понимала, но инстинктивно ощущала, насколько они опасны в ее положении жены Жиля. Жены, которую он презирает за якобы аморальное поведение!
   После обеда, прошедшего в гробовом молчании. Жиль удалился в кабинет, а предоставленная самой себе Анабел пошла в библиотеку и стала выбирать, что бы почитать.
   Ее внимание привлекла история рода Шовиньи. Девушка сняла книгу с полки. Та оказалась пыльной, лишний раз доказав, что экономка пренебрегает своими обязанностями. Завтра же выработаю план действий, решила Анабел. Все шесть месяцев предстоящего" тюремного заключения нужно чем-то заниматься, иначе я сойду с ума. Кстати, надо будет написать Эндрю и сообщить, что я временно работаю в замке: подробности подождут до встречи. Мне и без того хватает забот…
   Знания Анабел французского языка хватило, чтобы понять: история рода Шовиньи тесно переплетена с историей Франции, и все мужчины, принадлежащие к этой семье, отличаются сластолюбием и чувственностью.
   В одиннадцать часов она закрыла книгу, поднялась наверх и только тут спохватилась, что у них с Жилем общая спальня. Анабел была уверена, что он настоял на этом исключительно из желания доставить ей новые неприятности. Он действительно преуспел, но совсем не так, как задумал. Жиль считал, что Анабел будет мучиться, лежа с ним в одной постели, она же боялась, что желание, однажды вспыхнувшее в его глазах, вспыхнет вновь и окончательно сведет ее с ума.
   Спальня была пуста. Анабел зажгла свет и на этот раз заперла дверь, принимая душ. Она не вышла из ванной, пока не облачилась в ночную рубашку и тонкий шелковый пеньюар — тот самый гарнитур, купленный Жилем.
   Она напрасно беспокоилась: какие бы то ни было признаки пребывания Жиля в спальне отсутствовали. Атласные простыни были холодными и враждебными. Ворочаясь на них, Анабел поняла, что тоскует по своей односпальной лондонской кровати. При мысли о том, какой счастливой могла бы быть ее жизнь, если бы не неожиданная встреча с Жилем, на глаза девушки навернулись слезы.
   Это уже стоило мне любимой работы, большей части самоуважения и множества болезненных душевных ран. Сколько новых шрамов появится на моем сердце, пока я не вырвусь на свободу?
   Анабел забывшись тревожным сном, не слышала, как Жиль лег, когда проснулась — его уже и след простыл. Так повторялось изо дня в день.
   Одна из служанок приносила ей завтрак в постель. Видимо, повариха решила, что новобрачной нужно подкреплять силы, перед тем как встать. Анабел подолгу нежилась в постели, ела только что испеченные круассаны и пила бодрящий горячий кофе. Она начинала открывать для себя такие моменты своего нового статуса, о которых раньше не догадывалась. Одни были приятными, другие — не очень. К последним относилось то, что ее все сильнее тянуло к Жилю.
   Анабел стала избегать оставаться в спальне, когда он ближе к вечеру возвращался с виноградников. В исходившем от Жиля запахе земли, в пробивающейся щетине, в волосатой груди было нечто такое, что заставляло сердце Анабел биться сильнее. Семейная жизнь пробуждала к жизни чувства, впавшие в спячку много лет назад.
   Однажды вечером во время обеда зазвонил телефон. Жиль ушел и вскоре вернулся мрачнее тучи.
   — Это отец Луизы, — лаконично сообщил он, принимаясь за еду. — Хочет познакомиться с тобой. И поговорить со мной о продаже земли. Я пригласил его завтра на обед.
   Анабел промолчала. Она чувствовала себя виноватой перед пожилым человеком, который мечтал выдать дочь замуж за Жиля. А она невольно нанесла этим мечтам смертельный удар…
   Жизнь в замке текла по сложившемуся распорядку. Анабел знала, что должна быть благодарна Жилю за его отсутствие, но ее начинало мучить странное беспокойство. Часть дня она неизменно проводила в Южной башне, откуда открывался прекрасный вид на виноградники. Не отдавая себе отчета, Анабел искала взглядом Жиля — высокого, смуглого, красивого, верхом на неизменном вороном жеребце.
   Шел июнь, а Анабел не нужно было лишний раз напоминать, как важен этот месяц для урожая. Неустойчивая погода могла задержать цветение, ветер и дождь могли сбить и унести пыльцу и помешать опылению, столь важному для образования завязей. Ничего удивительного, что Жиль часто мрачно смотрел в голубое небо и хмурился, слушая прогноз погоды. Анабел ни о чем его не спрашивала — она не собиралась менять их отношения. Жиль обращался с ней, как с чужой, но никто из окружающих, по горло занятых производством драгоценного вина, не обращал на это внимания.
   После проведенного в полях трудного дня Жиль обедал на скорую руку и каждый вечер спускался в винные погреба, чтобы проверить уровень вина в цистернах, так как с наступлением жаркой погоды возрастала опасность испарения. Анабел отводилась роль стороннего наблюдателя. Жиль никогда не приглашал ее с собой в поля, хотя знал, что ей это интересно, а напрашиваться она не собиралась.
   Анабел даже стала привыкать делить с ним постель, хотя к тому моменту, когда Жиль ложился, она уже спала. А уходил он задолго до того, как Анабел открывала глаза.

Глава 5

   Для обеда на три персоны вовсе не требовалось ставить на стол драгоценный севрский фарфор, но Анабел рассудила, что гость будет польщен и горд, если ему окажут такое уважение.
   По-настоящему потрясенной великолепием замка она почувствовала себя один-единственный раз: когда мрачная мадам Лебон молча отперла буфеты и позволила Анабел полюбоваться сокровищами, которые в них хранились. Столовые сервизы севрского и мейсенского фарфора, украшенные гербом графов де Шовиньи, посуда из золота и позолоченного серебра, хрустальные многоярусные вазы для фруктов и пирожных, столовые приборы с тонко выгравированными виноградными лозами и гроздьями…
   Анабел пришлось завести что-то вроде амбарной книги, где указывалась каждая реликвия и случай, в каком ею следует пользоваться. Правда, последняя графа пока оставалась незаполненной: экономка только пожимала плечами, когда Анабел спрашивала о таких подробностях.
   Бельевые шкафы также хранили множество сокровищ, и Анабел лично следила за тем, как их стирают и чинят. Она с огромным удовольствием записала в дневнике. что именно из посуды будет использовано сегодня: хотя за столом их будет всего трое, это станет прекрасной репетицией обеда, который состоится через неделю. Для Анабел было очень важно, чтобы все шло согласно ее плану.
   Когда Жиль вошел в спальню, Анабел была одета и готова принять гостя. Жиль выглядел усталым; у уголков его рта залегли морщинки, которых раньше не было.
   — Что-нибудь не так? — спросила она и тут же внутренне съёжилась, ожидая неминуемой насмешки.
   К ее удивлению, Жиль был настроен довольно мирно.
   — Это все погода, — сказал он. — Слишком жарко. Если вскоре не пойдет дождь, придется начать искусственный полив. В Шовиньи это не проблема, но для мелких производителей вроде Жан-Поля… Кроме того, если погода не изменится, это повысит вероятность ливней во время уборки урожая.
   Анабел не требовалось объяснять дважды: ей было известно, каких бед может натворить сильный продолжительный дождь.
   При их натянутых отношениях любые слова утешения прозвучали бы фальшиво, кроме того, Анабел прекрасно знала, что Жиль никогда не стал бы делиться с ней своими проблемами. От этой мысли у нее разрывалось сердце.
   Едва она задумалась над причиной этой боли, как Жиль ушел в ванную, оставив Анабел наедине с чувствами, которые, как она подозревала, следовало бы раздавить в зародыше.
   Анабел подошла к зеркалу и еще раз с удовлетворением убедилась, что одно из купленных в Париже новых платьев удивительно идет ей и хорошо подчеркивает стройность ее фигуры. Анабел проверяла, не выбились ли из прически волосы, когда из ванной вышел Жиль. Вокруг его узких бедер было небрежно завязано полотенце, на груди вились влажные темные волосы. В животе Анабел возникло ощущение сродни тому, которое испытываешь при спуске на скоростном лифте. Чтобы не упасть, она была вынуждена опереться на туалетный столик.
   Заметив ее смятение, Жиль мрачно нахмурился и саркастически бросил:
   — Ох, перестань! Мы оба прекрасно знаем, что ты не в первый раз видишь полуголого мужчину. Или ты не можешь отвести от меня глаз, потому что давно не занималась любовью? — Он подошел поближе и хрипловато спросил: — Хочешь прикоснуться ко мне? Снова почувствовать под ладонью мужское тело? Ты этого хочешь, да?
   Он взял девушку за запястье и прижал ее ладонь к своей влажной груди. Анабел инстинктивно отпрянула: мимолетный, но головокружительный восторг грозил перейти все мыслимые границы и лишить ее разума. Это безумие, слабо напомнила себе Анабел, ощущая на шее дыхание Жиля. Я позволила ему загнать меня в угол, попалась в ловушку собственных эмоций и теперь, размякнув от его близости, едва не забыла, почему оказалась в этой комнате, почему Жиль женился на мне и кем меня считает…