Через четверть часа серебряный колосс поднял якоря и, взревев моторами, двинулся на север. Незадолго до того слуги барона погрузили на борт «купца» столитровый бочонок отборнейшего продукта, а Небийвовк, остановившись у трапа, коротко стиснул железное плечо барона Кирфельда и молвил, положив руку на эфес своей роскошной сабли:
   – Коли что, пан барон – визитку я вам оставил…
   После чего тронул ус, оглушительно свистнул – и дирижабль пошел вверх, унося своего хозяина молодецки взбирающимся по колышущейся веревочной лестнице.
   – Чумаки, – мечтательно вздохнул Шон, глядя вслед поднимающемуся на высоту гиганту.
   – А ты видел, сколько у них пушек? – немного ревниво спросил Кирфельд.
   – Все равно без конвоев ходят только самые большие, – двинул бровью дракон. – Ты хоть понял, что это было?
   – Что ты имеешь в виду?
   – А, – с ощущением собственного превосходства дернул правым крылом Шон. – Это же – класс «Мрия»! Пятьсот тонн взлетной массы, двенадцать движков по семь тыщ, дальность чуть ли не пятнадцать… Суперкомпьютеры, суборбитальная навигация, лучшие авиадизеля в мире… мечта, а не корабль.
   – Прямо-таки лучшие! – усомнился Кирфельд. – А МАN?
   – По коммерческой эффективности, – начал дракон, но не договорил: ворота замка вдруг распахнулись, и во двор влетел золоченый фамильный пикап маркграфа Ромуальда Шизелло.
   Сам маркграф, распугивая кур, выпрыгнул из-за руля и стремглав бросился к барону – притом вид его был ужасен:
   – Трагедия, дорогой тесть! Трагедия!
   – Помилуйте, зять, – барон мягко, но цепко ухватил Ромаульда за правое запястье. – Мы уже в курсе. Эти почтенные негоцианты, – и он указал на серебристую полоску в безмятежно-голубом небе, – помогли нам прояснить ситуацию. Мы даже знаем, как его зовут.
   Из кабины пикапа тем временем выпал сэр Олаф, прижимающий ко лбу резиновый мешочек со льдом.
   – Олаф Щитман, шоумен, – пискляво представился он. – Господин барон, я…
   – Нам все известно, – перебил его Шон. – По-моему, друзья, самое время собраться на военный совет.
   Кирфельд приказал порезать немного копченого сала, соорудить на скорую руку «оливье» и раскупорить пару-тройку «Коктебеля» из подарка южных торговцев. Вскоре вся компания собралась в кабинете барона на третьем этаже замка. Шон, ощущая некоторую тесноту, пристроил свой хвост на открытом по случаю жары балконе. Двери кабинета были закрыты, и коньяк наливал Ромуальд – как младший из присутствующих.
   – Беда подкралась незаметно, – заявил сэр Олаф и, изящно оттопырив палец, хлопнул двести коньяку.
   – Оно так всегда и бывает, – сурово сдвинул брови Кирфельд. – Разве вы видели, чтоб было по-другому? Но нам, истинным рыцарям…
   Однако ж, не закончив фразы, всхлипнул, смахнул слезу и потянулся к салу. Видя, как расчувствовался его мудрый тесть, маркграф Шизелло поспешил отдать должное «Коктебелю», разом опорожнив свой серебряный кубок.
   – Считаю, что философствовать нам нынче не с руки, – подал голос Шон. – Нужно срочно принимать меры, иначе на нас обрушатся неисчислимые беды и несчастья.
   – Отрядить гонца в столицу! – ударил по столешнице Олаф Щитман.
   – Почему бы просто не позвонить? – удивился в ответ Ромаульд.
   – Без толку, – вздохнул барон. – Позвонить-то я позвоню, но пока там соберут войско, пока поставят печати… от нас тут и мокрого места не останется.
   – Мокрое, может, останется, – хмыкнул дракон, тяжко размышляя о чем-то.
   – Необходимо связаться с университетом… на кафедре демоноведения есть прекрасные специалисты, – задумался шоумен Щитман.
   – Ах, там такие ретрограды! – отмахнулся Ромаульд. – Если помощь и придет, то не ранее, чем через пару лет. А то и того позже. Помнится, сдавал я зачет по хондропрактике… так старый гриб доцент Одутловатый матросил меня до тех пор, пока я не вызвал ему прямо в аудиторию парочку демонов-сосальщиков с королевских остричных плантаций: они там на перекачке пульпы задействованы. А так как сосать им в аудитории было решительно нечего, эти скоты немедленно высосали весь спирт из лабораторной кунст-каморки, и дальше такое началось! А обвинили, конечно, во всем этом меня.
   – Заклинание! – неожиданно вскричал сэр Олаф и, вскочив на ноги, принялся нарезать круги по помещению. – Вы, Ромаульд, забыли вторую часть заклинания, от того и не смогли отправить демонов обратно! Меж тем следовало всего лишь вспомнить о формуле обращения шиворот-навыворот! Вот! Вот что нас спасет!
   – Формула Соломона Стульского! – блеснул глазами Ромуальд. – Односторонняя формула, не имеющая никаких там вторых частей и прочего хлама! Но… – и он вздохнул, опуская очи долу. – Боюсь, что должен немного остудить ваш пыл, дорогой сэр.
   – От чего ж? Дракон у нас, к счастью, есть – не будь дракона, я бы о Стульском и не заикался…
   – Дракон – да, – с охотой согласился Ромуальд. – Но нужна еще и девственница! И потом, раз уж мы хотим воспользоваться формулой выворота для того, чтобы обратить силу колдуна против него же самого, следует вспомнить известный постулат – формула Стульского может сработать только в том случае, если мы имеем дело или с неопытным, или с больным колдуном. Мастер же такого уровня, как наш уважаемый оппонент, находясь сейчас в прекрасной, как мы видим, форме, едва лишь ощутив действие направленных против него чар, немедленно выставит блок – и прости-прощай.
   – А вы уверены, что подействует? – спросил дракон. – Мы все-таки не демонов по полю гоняем?
   – А, – отмахнулся Щитман. – На колдунов, дорогой дракон, формула старика Соломона действует ничуть не хуже. Вот если бы у него разыгралась мигрень…
   – Кажется, я знаю, что делать. И хорошо бы успеть до вечера, пока он не наделал дел! Представляете, что будет, если Черный Циклопидес решит позабавиться с нашим быком Абдуррахманом? Да тут замок развалится!
   – Да-а, – протянул барон Кирфельд, представив себе своего лучшего производителя в гневе.
   – И… что же вы предлагаете? – заинтересованно вытянул шею сэр Олаф.
   – Я предлагаю следующее. Исходя из того, что гнойный колдунишка долго жил средь магометан, я думаю, что к спиртному он не приучен вовсе. Следовательно, сколько-нибудь заметного бодуна ему не стерпеть.
   – Вы предлагаете его напоить? – скептически изогнул бровь сэр Олаф. – Да он вас к себе просто не подпустит, что с бутылкой, что без!
   – Пить я с ним и не думал, – возразил ему Шон. – Вы забываете о том, что мы, драконы, умеем управлять ветрами – в определенной степени, конечно. Иначе мы не смогли бы летать – крылышки коротки. А ваш покорный слуга, ко всему прочему, еще и учился когда-то в знаменитом кислодрищенском метеотехникуме. Исходя из всего вышесказанного, я имею честь предложить следующий план: на площадке северного крыла замка, обращенном к старому монастырю, мы разведем большой огонь, на который поставим кипятиться медные котлы с брагой. Довернув соответствующим образом ветер и прибавив ему мощи, я направлю поток испарений прямо на логово негодяя. Сделать это нужно вскоре после захода солнца – я слыхал, будто большинство магов ложатся спать сразу после заката. Во сне Циклопидес вряд ли примется ставить блоки либо бормотать заклинания, а раз так, его развезет как миленького, причем в самые короткие сроки. Ближе к полуночи его необходимо разбудить – и здесь нам не обойтись без вашей, маркграф, помощи.
   – И чем же я смогу вам помочь, дорогой Шон?
   – Известно, что вам случалось избавлять страждущих от запоров. Так нашлите на него диарею, да покруче, со вздутием, и чтоб мало не казалось! Тогда к полуночи вскочит, как миленький, и тут-то мы его… От злобы негодяй начнет колдовать напропалую и наколдует себе такого, что мама родная не узнает!
   – Но мне нужна хотя бы фотография!
   – А вы представьте его себе… Насколько мне известно, негодяй одноглаз – от того и Циклопидес. Видимо, бородат. У вас обязательно получится.
   – Я помогу! – сверкнул очами сэр Олаф. – Нас тоже кой-чему учили!
   – Но остается девственница, – со вздохом напомнил присутствующим маркграф Ромуальд. – Которая должна оседлать дракона и произнести заклинание.
   – Да, это вопрос, – пригорюнился Шон. – Быть может, племянница старшей кухарки?
   – Кто, Риорита? – фыркнул добрый барон. – Ну-ну… разве что вот… моя младшая?
   – Петронелла? – улыбнулся Шон.
   – Ну, если ты, негодяй, там не постарался, так больше, поди, и некому было.
   – Увы, мой друг, чудес на свете не бывает.
   И была вызвана красавица Петронелла. В свои неполные пятнадцать она уже носила изящные башмачки сорок третьего размера и изысканно сосала чупа-чупс, приводя своими манерами в восторг решительно всех, даже самых строгих ревнителей пошехонской старины. Пока ее искали по всему замку, наши дипломированные мудрецы неистово вспоминали пресловутую формулу.
   – Эники-беники, ели вареники?.. Нет, это против глюков-заворотников… Как же там, постойте? Шишел-мышел…
   – Тише вы, этак сейчас все крысы герцогства к нам пожалуют, изгоняй их потом! И чему вас только учили столько лет! Слушайте, Ромаульд: «На стуле сидели, ели сардели. Ели сардели, в воду глядели. Как поглядели, так прослезились: зеркалом все грехи отразились». Вот вам и есть настоящий Соломон Стульский!
   Тем временем молодая бонна привела мадемуазель Петронеллу. Та, увидев гостей, несколько смутилась и принялась ковыряться в носу.
   – Папа, конфету хочу, – сообщила она. – «Мишка на севере». На худой конец и «раковые шейки» подойдут.
   – Погоди, доченька, – расчувствовался счастливый отец. – Ты ведь любишь дядю Шона, верно?
   – Люблю, – немедленно призналась юная красавица.
   – А летать ты на нем любишь, не правда ли?
   – Нет, летать не люблю.
   – Это от чего ж?
   – А он пукает сильно.
   Шон тяжело вздохнул и отвернулся.
   – А если я куплю тебе пирожное, ты согласишься немного полетать на дяде Шоне?
   Петронелла опустила очи долу и задумчиво поковыряла паркет носком хрустальной туфельки.
   – Маловато будет, папаша, – решила она после недолгого размышления. – Тогда уж ящик мороженого пожалуйте.
   – Да хоть два! – обрадовался барон Кирфельд. – А вот скажи, стишки ты учишь? Учит она стишки? – обратился он к бонне.
   – Чрезвычайно, – ответствовала достойная особа.
   – Ну-ка, – предложил барон, и довольная таким оборотом Петронелла, выкатив вперед грудь, встала в позу и прогудела:
   – Я вам пишу, чего же боле… но это мне не нравится, пап.
   – А что тебе нравится, дорогая?
   – А вот: «…Только водка лучше всякого лекарства – эх, королева вино-водочного царства!!!»
   – Достаточно, – поморщился Кирфельд. – Сейчас, доченька, тебе нужно будет выучить один коротенький стишок, а потом ты залезешь на спину к дяде Шону и продекламируешь его. Хорошо?
   – По рукам, папаша. А мороженое?
   – Утром. Слово дворянина.
   – Ладно, гляди у меня…
   Оставив юную Петронеллу на попечение маркграфа и его друга, барон поманил пальцем верного Шона и, недолго с ним пошептавшись, покинул кабинет. Дракон же, выбравшись задним ходом на балкон, взмыл в воздух. К вечеру в котлах, установленных на северной смотровой площадке замка, уже закипала могучая брага. Шон же, сидя на шпиле главной башни, вынюхивал своим чудесным носом ветер. Пока все шло хорошо.
   Вскоре наступил закат.
   Брага уже кипела.
   – Ну, – вздохнул нервно мнущий носовой плат Шизелло, – теперь ваш черед, старина!
   – Думаю, да, – отозвался с высоты дракон.
   Извернувшись на шпиле головой к югу, он шумно вздохнул и принялся делать загадочные пассы пальцами левой руки. И, о чудо – когда тьма вступила в свои права и на смотровой площадке пришлось зажечь фонари, все присутствующие увидели, как мощный поток ветра подхватил поднимавшийся в небе алкогольный пар и свободно понес его к развалинам древнего монастыря. Так продолжалось не менее четверти часа, после чего дракон устало выдохнул и принялся спускаться к своим друзьям.
   – Я свое дело сделал, – сообщил он, – такой порции негодяю должно быть более чем достаточно. Теперь, любезный Шизелло, пришел ваш через порадеть за отчизну!
   Ромуальд Шизелло с достоинством выкурил сигару, сделал добрый глоток «тридцать третьего» и значительно посмотрел на своего друга. Тот сурово кивнул, напряг хару и загудел низким, пугающим голосом:
   – А-ааааа……
   – Ыыыыыыы… – еще ниже вторил ему Шизелло.
   В воздухе отчетливо потянуло ароматом незрелых абрикосов. Барон украдкой пощупал спрятанную за кирасой пачку туалетной бумаги и успокоился.
   Скоро подошло к полуночи. Вызванная на площадку Петронелла облачилась в черный дамский доспех, поправила на бедре двенадцатизарядный прабабушкин «Кольт» и мысленно повторила заклинание.
   Барон посмотрел на хронометр.
   – Пора! – и украдкой смахнул слезу.
   Прекрасная воительница вскарабкалась на спину к дракону и тот, взмахнув крыльями, поднялся в усеянное звездами ночное небо. Впереди лежали развалины монастыря.
   Уже через минуту славный Шон смог убедиться в том, что его план сработал. Не далее чем в паре метров от мрачной старинной башни посверкивали искры, и вот легкий ветерок донес до его чуткого уха сдавленное кряхтенье, шум, напоминающий бег небольшого водопада и визгливые угрозы на урду и фарси.
   – Заклинание! – приказал он своей наезднице.
   Гордо подняв прекрасное лицо, Петронелла прокашлялась и начала:
   – На стуле сидели, ели сардели! Ели сардели, в воду глядели!
   Голубоватые искры вдруг стали зелеными, а вокруг присевшего на корточки колдуна сгустились тени.
   – Как поглядели, так прослезились! – продолжала гордая Петронелла.
   Тени проступили отчетливей, и теперь Шон хорошо видел какие-то фигуры, угрожающе надвигающиеся на Черного Циклопидеса, который, в ужасе привстав, совершал руками беспорядочные нервные пассы.
   – …грехи! Отразились! – закончила красавица.
   И в тот же миг все тридцать три тещи старого колдуна Циклопидеса, среди которых были и Глухая Зейнаб, прославленная в борьбе магрибских девочек, и могучая трактористка-засейница Бибигуль, и даже сама тетушка Айша-ай-Разорви, издав гортанный крик, разом обрушили на злосчастного колдуна свои сковородки работы старых мастеров.
   Раздался глухой треск, обычной при подобных несчастьях, дымящиеся мозги колдуна брызнули во все стороны, и все стихло, даже приумолкли в ужасе неутомимые озерные жабы.
   Петронелла триумфально вернулась в родной замок, где к следующему вечеру слегла с легким недомоганием по случаю злоупотребления мороженым. Но это уже другая история: добавим лишь, что впредь мало кто из мерзкого племени темных магов решался ступить на земли, так или иначе прилегающие к Кирфельду.
   8-10 июня 2005 г., Санкт-Петербург.