— А может, бросим жребий? — спросил тот.
   Бросили монету, и Уфхему выпало стрелять первым. Он выстрелил недрогнувшей рукой, и пуля пронзила красное сердечко. Слуга тотчас сбегал за картой.
   — Видите, — с удовлетворением произнес Уфхем. — Точно в центр туза.
   — Не совсем, — возразил Френсис. — Отверстие чуть смещено в сторону.
   — Но ведь смертельно точно.
   — Да.
   — Попробуйте сделать лучше.
   «Вы и правда хотели бы, чтобы нас обоих унесли на носилках мертвыми с поля?» — так и разбирало спросить Френсиса, но он лишь отвернулся, чтобы сделать свой выстрел.
   Он целился очень тщательно. Было бы огромным удовлетворением победить Уфхема, вряд ли возможно хоть что-то улучшить в их отношениях. Френсис прищурился и нажал курок.
   — Прямо в центр! — завопил кто-то, и слуга сбегал за картой.
   Уфхем долго рассматривал ее, не веря глазам.
   — Дьявольщина, но выстрел в точности такой же, как у меня!
   Мужчины толпились у карт, пораженные точным совпадением пулевых отверстий. Карты можно было просто наложить друг на друга!
   Френсис взглянул на Уфхема.
   — Может быть, примем это за знак свыше, что наша ссора должна закончиться?
   Уфхем сжал было губы, но затем протянул Френсису руку.
   — Будь по-вашему, Мидлторп. Наверно, мне никогда не понять, что случилось, но не могу же я вечно сердиться на вас. Вы слишком хороший человек.
   — Спасибо, — сказал искренне тронутый Френсис. Он отвел Уфхема в сторону. — Анне будет лучше без меня, вы и сами убедитесь. Теперь-то я вижу, что наши чувства не были глубоки. Я, конечно, был бы добр к ней, но она заслуживает большего, чем просто доброты.
   Уфхем вздохнул и сказал:
   — Вы, наверно, правы. Значит, вы любите свою жену?
   Френсис ловко увернулся от прямого ответа.
   — Неужели бы я согласился терпеть все это, будь иначе?
   Уфхем рассмеялся.
   — Истинная правда! Боже, вам, должно быть, нелегко!
   Он хлопнул Френсиса по плечу и ушел к друзьям. Люсьен подошел к Френсису с двумя простреленными картами.
   — Лучшей стрельбы я еще не видел.
   — Иногда бываешь благодарен судьбе за бесполезные навыки.
   — Вряд ли бесполезные, если бы он вызвал тебя на дуэль.
   — Абсолютно бесполезные. Если бы он вызвал меня, я бы позволил ему убить себя. Разве я мог бы выстрелить в него, когда справедливость на его стороне?
   Люсьен лишь покачал головой.
* * *
   Френсиса не было дома, и Серена занялась сначала кое-какими хозяйственными делами, а потом села играть с Бренди. Щенок только что проснулся и был исключительно бодр и энергичен. Серена выглянула в окошко, увидела, что солнце светит по-прежнему ярко, и вывела Бренди в сад. Вскоре Бренди увлеченно изучала чудный мир травы и кустов. Были даже птицы, которые, к счастью, держались подальше от ловкой охотницы.
   Серена тоже наслаждалась солнечными лучами, и после суеты дворца Белкрейвенов и выходов в свет пустынный садик казался ей тихой гаванью. Вечнозеленые деревья и подстриженные переплетенные ветви кустарников создавали иллюзию уединения и оторванности от мира, а посему она без труда вообразила, что находится далеко от города и связанных с ним тревог. Еще несколько дней, и они, наверно, уедут в деревню.
   Когда Бренди наконец устала и начала искать свою корзинку, Серена отнесла ее на кухню и оставила на попечение поваренка. Ей же вовсе не хотелось сидеть дома. Хотя мать Френсиса без возражений передала управление хозяйством в ее руки, дел все равно было мало. Отлично вышколенные слуги прекрасно справлялись со своими обязанностями.
   Она снова вышла в сад. Там в укромном местечке стояла каменная скамья, нагретая последними лучами солнца. Серена села на нее, защищенная от холода камня толстой, роскошной меховой накидкой. Кажется, назойливый аромат наконец выдохся, а ужасы первого брака стали понемногу забываться. Чувственные восторги прошлой ночи все еще жили в памяти, и она подумала, что, возможно, со временем осчастливит Френсиса полной самоотдачей.
   Если, конечно… если, конечно, Френсис любит ее. Боже, какое же это, наверно, счастье!
   Но почему он должен любить ее? Она причинила ему сплошные неприятности. А красота и опыт вовсе не обязаны дарить любовь. Если бы такие вещи затрагивали сердце, то мужчины не пользовались бы услугами шлюх и не уходили бы посвистывая. Она лишь надеялась, что их отношения с Френсисом станут более стабильными и спокойными, и, может быть, он начнет ценить в ней и другие человеческие качества.
   Серена знала, что обладала ими. Она была добра от природы и честна, а также верна. Если бы она не была верна своему слову, то нашла бы в себе смелость порвать с Мэтью давным-давно.
   Но Серена считала себя связанной брачными клятвами. Она не была интеллектуалкой, но и не глупа. Она могла разумно править домом и слугами и полагала, что станет хорошей матерью.
   Но достаточно ли этого, чтобы завоевать сердце мужчины? Почему начинаешь любить кого-то? Почему она полюбила Френсиса?
   Даже размышлять об этом доставляло ей невыразимое удовольствие, и на губах женщины засияла счастливая улыбка. Наверно, больше всего она ценила в нем нежность. Это не было слабостью, а лишь трогательным вниманием к нуждам других людей. Это — драгоценное качество. И таких у него было множество. Он умен, уверенно справляется со многими делами и вызывает доверие. А доверие Серена ценила превыше всего. Она не сомневалась, что могла вверить Френсису свою жизнь и жизнь своих детей.
   Но обычно подобные добродетели вызывают симпатию и уважение. Как же все это перерастает в любовь?
   Может быть, его тело? Он был стройным, худощавым, и Серене это очень нравилось. Она повидала достаточно крупных мужчин, и ей претило такое сложение. А тело супруга казалось ей прекрасным. Черты его лица были красивыми, ибо несли в себе отпечаток сильной личности. Однако любят не за красоту.
   Тогда, наверное, его ум? Но она пока не могла сказать с уверенностью, насколько он умен.
   Серена покачала головой. Вероятно, бессмысленно гадать, за что любишь. Но это драгоценное чувство хотелось сохранить.
   Женщина посидела еще немного, молясь о терпении и мудром провидении, затем поднялась, чтобы вернуться в дом. Но стоило ей выйти из своего укрытия, как кто-то преградил ей путь. Двое мужчин.
   Страх сжал ее сердце холодными пальцами, когда она узнала своих братьев и попятилась.
   Но тут же сообразила, что ей нечего бояться. Она была теперь замужем, и они не имели над ней никакой власти. Она остановилась и вздернула подбородок.
   — Привет, Том, Вилл. Вы, словно воры, прокрались в чужой сад!
   — Прокрались? В сад нашей дорогой сестрички? — фыркнул Том. — Ну ты, однако, прекрасно позаботилась о себе, Серри. Виконтесса Мидлторп, ни больше ни меньше. Почему же ты не сообщила своей любящей семье о столь счастливом событии, а?
   — Если бы у меня была любящая семья, то, вероятно, я так и поступила бы. Чего вы хотите?
   — Десять тысяч фунтов.
   Серена непонимающе уставилась на него.
   — Что-о?
   Глаза Тома сузились и сверкнули злорадством.
   — Твой муженек должен нам десять тысяч фунтов за тебя, не важно, кем он там оказался, Серри, и я хочу получить эту сумму.
   Она рассмеялась.
   — Тогда, полагаю, вам лучше обратиться к моему мужу.
   Он хотел ударить ее, но не посмел. И это придало ей уверенности. Женщина шагнула вперед.
   — А теперь вы должны извинить меня, но я воз вращаюсь домой.
   Она недооценила их.
   Том сжал ее руку с такой силой, что она застонала, и толкнул Серену по направлению к укромному местечку.
   — Кажется, тебе пора одеваться на вечер в герцогском особняке, как я слышал. Вращаешься теперь в высшем обществе, а, маленькая шлюха? А что скажут герцог и герцогиня Белкрейвен, когда узнают, что ты была женой Ривертона?
   Серена заставила себя не вырываться, хотя почти дрожала от страха.
   — Они знают.
   Он явно был ошеломлен, но тут же пришел в себя.
   — Правда? Но готов поклясться чем угодно, что другим-то и невдомек, а? Мидлторп до сих пор не сделал публичного объявления о браке, разве не так? Я пристально наблюдал за вами последние дни, подозревая, что меня обвели вокруг пальца. Ты надеешься завоевать общество наглым штурмом, а что, если о тебе пойдут сплетни?
   Женщина постаралась напустить на себя равнодушный вид.
   — Не имеет значения. Меня уже приняли и одобрили.
   — Это самообман. Дай только слухам распространиться, и посмотрим, что произойдет с этим «одобрением». И потом, конечно, не стоит забывать о тех рисунках…
   — Рисунках? — в ужасе переспросила Серена.
   — Да, рисунках, где ты изображена в самых откровенных позах.
   Теперь он полностью завладел ее вниманием и отпустил ее. Том вытащил из кармана рулончик бумаги. Разгладив рисунки толстыми пальцами, он вручил их ей.
   — Ты не могла забыть о них, Серри.
   Серена, похолодев от ужаса, уставилась на смятый набросок, выполненный чернилами. Она была изображена сидящей на кушетке, безликий слуга ласкал ее обнаженную грудь. И это, как выяснилось, был один из наиболее скромных эскизов.
   — Откуда у вас эта пакость? — прошептала она.
   — Из лондонских апартаментов Ривертона. Я знал, где он хранил их. Он показывал их мне как-то раз, надеясь разозлить меня.
   Брат мерзко захихикал.
   — А я просто ополоумел от них, честно. Когда он умер, я сходил на его квартиру, надо же было посмотреть, что там мне может перепасть — конечно, ради тебя, дорогая сестричка. Кредиторы, однако, уже вовсю хозяйничали там. Мне удалось припрятать рисунки среди нескольких юридических документов, которые я имел право забрать. И эти картинки доставили нам огромную радость, и не однажды, правда, Вилл?
   Вилл кивнул.
   — Я даже сказал Тому, что нам следует заставить тебя попозировать точно так же и перед нами хоть разок.
   Серена с непередаваемым ужасом уставилась на выродков-братцев.
   — Я никогда не позировала для этих рисунков! Она гневно разорвала тот, который был у нее в руках, напополам,
   — Этот художник изменил абсолютно все, кроме моего лица!
   Том расхохотался.
   — А кто об этом знает? А я могу продать их за приличные деньги, Серри, особенно теперь, когда ты пользуешься таким успехом в свете! Ты знаешь, они даже сами сделали несколько твоих портретов и поместили в витринах. Ты же королева красоты в обществе.
   Волна страха, смешанного с яростью, поднялась в Серене, и она испугалась, что потеряет сознание.
   — Но эти рисунки — грязная выдумка! И подобный трюк можно проделать с кем угодно. Художник мог бы пририсовать шлюхе даже лицо королевы…
   — Но люди-то не поверят этому в случае с королевой, а? А вот со вдовой Мэтью Ривертона — другое дело. Очень многие мгновенно поверят в самое худшее, плевать, как эти картинки были сфабрикованы!
   — Нет! Они не поверят! Мэтью был очень ревнив. Он никогда не позволил ни одному мужчине коснуться меня даже пальцем!
   Том был слегка разочарован, но возразил:
   — Как бы то ни было, общество поверит в самое дурное о тебе.
   И это было правдой. Серена бессильно рухнула на каменную скамью и закрыла лицо руками.
   — Чего вы хотите?
   — Я тебе уже сказал. Десять тысяч фунтов.
   — Вы с ума сошли! У меня нет таких денег и никогда не было. Вам придется обратиться к моему мужу.
   Она заметила, как глаза Тома превратились в узкие щелки.
   — Но ты ведь не станешь делать этого, не так ли?
   — Если ты меня вынудишь, — взорвался Том, — я пойду на все что угодно. И Мидлторп заплатит как миленький, лишь бы не допустить сплетен.
   — Он скорее всего вызовет тебя на дуэль. Том лишь улыбнулся.
   — Пусть. Спорим, что я стреляю намного лучше, чем этот худосочный, которого ветер согнет пополам?
   Том был прекрасным стрелком. Боже милостивый, неужто, помимо всех ее несчастий, она еще станет причиной смерти Френсиса?
   — Он никогда не промахивается, — храбро солгала она, поскольку и понятия не имела, как стреляет Френсис.
   Но, однако, Том занервничал:
   — Да? Надо же. Ну в любом случае моя смерть от его руки не остановит сплетен, а мы обязательно опубликуем эти рисунки. Ты же побеспокоишься об этом, Вилл?
   — Конечно, — радостно заверил его Вилл.
   — Боже, как же я ненавижу вас обоих, — сказала Серена.
   Том довольно захихикал.
   — Ну зачем ты так, Серри? Я же понимаю, что у тебя будут проблемы, сразу таких денег не получишь. Но мы же разумные люди. Ты можешь платить нам в рассрочку — сегодня сотенка, завтра — три. Мидлторп — сердечный мужчина. Вряд ли он станет возражать, что ты помогаешь своим братьям.
   — Френсис подумает, что я сошла с ума. Он отлично знает, что вы мне отвратительны. И у меня нет никаких денег, идиоты.
   — Придержи язык, девочка, — рявкнул Том. — И ты найдешь достаточную сумму, чтобы удовлетворить меня. Иначе красивые картинки в витринах сменятся на другие. Лучше напряги свои мозги. Есть же деньги на мелкие расходы, да и хозяйственные. Наверняка твой муженек уже подарил тебе какие-нибудь побрякушки, которые ты можешь потерять…
   — Нет! — Серена просто взорвалась от ярости.
   — Кстати о побрякушках, — продолжал Том, словно не расслышал ее. — Я бы принял назад и те, что достались тебе от Мэтью.
   Эта новость совершенно потрясла Серену.
   — Что?
   — Миленькие штучки, которые тебе дарил Ривертон. Их хитростью выманили у меня, и я хотел бы вернуть их. Мне как-то не верится, что ты так уж нежно привязана к ним.
   Серена содрогнулась от одной мысли об этих украшениях.
   — У меня их нет. О чем вы тут болтаете?
   Том хитренько взглянул на нее и расплылся в ухмылке.
   — А-а, значит, Мидлторп так и не отдал их тебе? Отлично, отлично, может быть, в его черепушке гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Наверно, он хранит побрякушки, чтобы однажды ночью по радовать тебя приятным сюрпризом, когда прелесть новизны поблекнет?
   Серена не хотела даже думать о подобном, но хитрость ее братцам была просто не по зубам.
   — Зачем бы они понадобились моему мужу? Насколько я знаю, они были у вас.
   — Он выиграл их у меня в гонке.
   — Ты не одурачишь меня этим. Он только отыграл назад мои три тысячи фунтов.
   — А я заплатил их ему твоими драгоценностями… Ага, — с проснувшимся интересом внезапно сказал Том, — так он, значит, выдал тебе три тысячи фунтов, а?
   Серена упрямо молчала.
   Но Тома нельзя было провести, когда речь шла о деньгах.
   — Ну видишь, вот тебе и прекрасное начало выплат. Разве это не чудесно, Вилл? Три тысячи наличными. А если к ним добавить чудесные камешки, то можно считать, что мы в расчете, а? Ну ты же знаешь, лучше синица в руках, и все такое. И тогда маленькая сестрица может быть спокойна за свой респектабельный брак.
   Серена с отвращением взглянула на братьев.
   — Я не дам вам ничего. Слышите?
   Том по-прежнему безмятежно улыбался.
   — Да, дорогая, ты за все заплатишь сполна. Иначе я уничтожу и тебя, и твой брак, и ты знаешь, что это не пустые слова. Лучше подумай, нужна ли ты будешь своему распрекрасному супругу, когда тебя смешают с грязью и ты станешь притчей во языцех?
   Том пнул ногой разорванный набросок.
   — Оставь себе эти клочки на память. Я вернусь завтра в это же время за своими тремя тысячами.
   Он развернулся и ушел. Вилл ухмыльнулся и пошел следом за Томом к калитке, ведущей к конюшням. Серена беспомощно захлопала глазами и обхватила себя руками.
   Боже, что же ей делать? Она хотела бы рассказать все Френсису, но что будет, если он вызовет Тома, а Том убьет его?
   Женщина заплакала, баюкая себя и покачиваясь. Она так любила его, так хотела сделать его жизнь приятной, но достигла лишь того, что он все сильнее погружался в грязь и пошлость. Сегодняшний вечер должен был стать триумфом их жизни, но чего стоит такая победа, если над ними нависла подобная угроза? Чем выше она поднималась, тем громче скандал, который вызовут эти мерзкие пасквили.
   Серена взглянула на разодранные половинки листа, и ее передернуло.
   Она напрочь забыла про рисунки, надеясь, что они либо потерялись, либо были уничтожены каким-нибудь образом. Мэтью всегда хранил их в Лондоне, посмеиваясь, что они напоминают ему о его сладкой маленькой женушке, когда он вдали от дома. Кто знает, не имел ли он привычки хвастаться ими перед своими дружками-извращенцами, а может, вообще развесил их на стенах!
   А теперь они попали в руки Тома. От мысли, что братья бесстыдно глазели на них, ее вырвало. Серене исполнилось шестнадцать, когда Мэтью привез с собой в Стоукли-Мэнор художника. Он объявил ей, что Кевин Бихен сделает наброски к портрету. Серена уже успела растерять все иллюзии насчет мужа, боялась и презирала его, но еще не догадывалась о его природной подлости. Она и не подозревала в рисунках никакой ловушки.
   А даже если бы и заподозрила, вздохнула женщина, как она могла отказаться. Все было обставлено очень прилично. Да и Мэтью безжалостно карал любое неповиновение.
   Художник сделал несколько зарисовок Серены в разных позах: она сидела, стояла, лежала, в доме, в саду, на конюшне. И она видела эти наброски. Художник мастерски владел кистью, и на всех рисунках она сохранила очаровательную и грациозную невинность, которая никак не вязалась с ужасами ее брака. Серена даже попросила один из эскизов на память, и ей подарили его.
   Но Серена сожгла его, когда увидела плоды всех этих трудов. Неизвестно, пользовался ли Бихен услугами проституток, послуживших ему моделями, или у него была настолько развращенная фантазия, но он раздел ее на всех картинках, придал невероятно похотливые позы и добавил различных мужчин. И со всех рисунков, каким бы извращениям ни предавались на них, мечтательно улыбалось ее невинное личико.
   Рисунки, однако, были столь ловко и умело сфабрикованы, что люди наверняка поверят в подлинность изображенных событий. Она подобрала разорванные половинки бумаги и сложила их вместе.
   Затем вскочила на ноги, скомкав бумажный листок. Это подлость! Чем она заслужила такое? Почему судьба постоянно ее испытывает?
   Серене отчаянно захотелось плюнуть на все, сдаться, прекратить борьбу, убежать куда-нибудь и спрятаться. Но женщина тут же опомнилась. Ей нельзя так поступать. Она носила ребенка, который заслуживал и отца, и отчий дом. Она вышла замуж за очень хорошего мужчину, который заслуживал респектабельную жену. Значит, нельзя падать духом.
   Первым делом следовало сообщить Френсису о новой угрозе. Серена закрыла глаза от боли и стыда. Это выше ее сил.
   Френсис не слишком жаловал Ривертона, но и представления не имел, каким был в действительности ее брак. А рисунки скажут ему о реальном положении дел. Она никогда не позировала для этих пакостных эскизов, но они красноречиво говорили о ее браке. Что же он подумает о ней?
   Но ведь выбора нет. Если она затаится, то душа ее просто умрет в ней. Если же начнет платить братьям, то эти пиявки будут сосать ее до конца жизни, поскольку любая выплата втайне от мужа означает новую причину для шантажа. Женщина вытерла слезы и собралась с духом. Она обязана рассказать все Френсису, и притом немедленно.
   Серена торопливо вошла в дом и позвала слугу.
   — Лорд Мидлторп уже возвратился?

Глава 17

   Слугу, казалось, немало удивил нетерпеливый тон Серены.
   — Кажется, нет, миледи. Мне поискать его?
   Боже, пусть он окажется дома!
   — Да, пожалуйста. Я буду у себя в спальне.
   Френсиса, однако, дома не оказалось, и Серена, на свою беду, почувствовала, что от ее решимости не осталось и следа. Она нервно мерила комнату шагами, принимая то одно решение, то другое. Дважды она была близка к тому, чтобы сжечь проклятые обрывки в камине, но вовремя одумалась.
   Время тянулось медленно, и тут ей на ум снова пришли драгоценности. Том наверняка соврал. Но зачем ему лгать, если эта пошлятина означала для него деньги? И он хотел бы заполучить их снова.
   Если Френсис выиграл в гонках драгоценности, то, значит, он уже рассмотрел их. Почему же никогда ни словом не упомянул об этом? Неужто действительно планировал, как считал Том, использовать их так же, как Мэтью: для поддержания угасающей мужской силы? Неужели они возбуждали его?
   Нет. Нет. Конечно, он не стал бы упоминать о них. Такой джентльмен, как Френсис, не станет обсуждать подобные вещи с женой, даже если они и не были секретом для нее. Скорее всего он продал их и выдал ей деньги.
   Похоже, так все и было.
   Но она обязана знать наверняка.
   Серена постучала в дверь спальни Френсиса. Поскольку никто ей не ответил, она проскользнула в комнату и после некоторого колебания обыскала ее.
   Женщина и не надеялась отыскать что-нибудь, но нашла без труда. У нее даже руки задрожали, когда она открыла знакомый мешочек. Драгоценности лежали кучей. Неужели он имел привычку рассматривать их, воображая всякие ужасы?
   Пожалуйста, не надо.
   Гнусные воспоминания захлестнули ее, как будто она снова очутилась в Стоукли-Мэнор.
   Серена взяла украшенные драгоценными камнями наручники. Тяжелые серебряные обручи с жемчугом и рубинами болтались на цепочках с замочками, чтобы их можно было прикрепить к стойкам кровати. С внутренней стороны наручники были выстланы бархатом, потому что, по словам Мэтью, не хотелось бы нечаянно оставить следы на столь нежной коже. Но вот преднамеренно он дважды или трижды порол ее плетью с достаточной силой, чтобы остались следы…
   Серена застегнула один из наручников на запястье, где он выглядел очень похожим на браслет из серебра. Он не был тугим, но сделан так хитро, что даже ее узкой руке не удавалось выскользнуть из него. Женщина расстегнула его. Наручники легко было снять и надеть, если помогать себе второй рукой. Серена бросила браслет на блестящую кучу. Она больше всего ненавидела, когда ее связывали, это проклятое чувство беспомощности… Серена всегда была беспомощна, но когда Мэтью привязывал ее к кровати или креслу, это становилось ужасающе ясно.
   Если Френсис выиграл их для нее, а затем выдал ей их стоимость, можно было сказать, что он оставил побрякушки для своих целей. И вдруг Серену охватила слепая ярость. Она никогда больше не позволит никому так поступать с ней, даже человеку, которого любит. Эти драгоценности были ее законной собственностью. За них заплачено кровью и слезами. Женщина схватила мешочек и ушла с ним к себе. Она выбросила бы их в ближайшее отхожее место, если бы они не стоили денег. И если уж ее вынудят, то она отдаст их братьям…
   Кто-то постучал. Серена поспешно сунула мешочек в шкаф и ответила, чтобы вошли. Это был Френсис.
   — Ты хотела поговорить со мной? Я только что вернулся.
   Серена взглянула на него, на мгновение лишившись дара речи. Неужели этот нежный, улыбающийся мужчина, грациозный и элегантный, с темными чувственными глазами, хотел бы творить те же ужасы, что и грубый, жестокий Мэтью Ривертон?
   Френсис подошел ближе.
   — Серена? Что-нибудь случилось?
   — Нет. Да…
   Она чуть было не смалодушничала, потому что муж смотрел такими любящими глазами, а ее откровения все уничтожат. Она заставила себя выдавить слова.
   — Я отправилась с Бренди в сад и встретила там своих братьев. Они добивались от меня денег.
   Френсис приподнял брови, но воспринял все очень спокойно.
   — Я надеюсь, ты отказалась платить этим негодяям? Его реакция немного привела ее в чувство.
   — Да, конечно. Но они угрожают… угрожают распустить сплетни в обществе о моем первом браке, если я не заплачу им.
   Муж улыбнулся.
   — Это станет беззубой угрозой после сегодняш него вечера.
   Она с болью решилась открыться до конца.
   — И у них есть рисунки!
   — Какие?
   С горящим от стыда лицом женщина подобрала разорванные и скомканные половинки и протянула ему. Он взял их и молча разгладил на столе.
   Часы на стене тикали в полной тишине. Молчание явно затягивалось…
   — Я не позировала для них, Френсис. Мэтью нанял художника сделать эскизы для портрета. Я несколько дней позировала для него, и наброски были просто чудесными. Но вместо портрета художник сотворил вот эту пакость! Он… он нарисовал меня без одежды, а в некоторых… он…
   Внезапно он повернулся к ней и сжал ее дрожащие ладони.
   — Дорогая, не стоит так расстраиваться. Мы справимся с этим.
   — Как? — простонала Серена. — Френсис, если бы ты их только видел! Эта мазня еще самая невинная. А есть просто омерзительные!
   Он обнял ее.
   — Такое может случиться с кем угодно.
   — Но в случае со вдовой Мэтью Ривертона они поверят!
   Френсис слегка отодвинулся и заглянул женщине в глаза.
   — Они не поверят в эту грязь о жене лорда Мидлторпа, уверяю тебя, Серена. Я позабочусь об этом.
   Она задрожала.
   — Я так и знала. Ты умрешь на дуэли, и все из-за меня.
   Френсис ласково погладил ее по голове.
   — Я приложу все силы, чтобы избежать этого, обещаю. Ты позволила им расстроить себя, дорогая. Не надо. Это пустые угрозы, но я рад, что ты рассказала мне о них.
   — Пустые?
   Его спокойствие подействовало и на женщину, но она не поверила, что проблемы не существует.
   — Это вовсе не пустые угрозы, Френсис. Том сказал, что даже если ты убьешь его, то Вилл опубликует рисунки. Что мы будем делать?
   Он подвел ее к софе и сел вместе с ней.
   — Ну-у, мы можем и заплатить им, не так ли? Сколько они хотят? Дай-ка я попробую угадать, — беззаботно произнес он. — Три тысячи фунтов?
   Это удивило ее, сразу же напомнив Серене о драгоценностях.
   — Десять, — ответила она.