Беверли Джо. Сломанная роза

   Сначала Джеанна принялась лихорадочно думать, как ей одной защитить обоих мужчин, вовлеченных ею в эту беду. Но затем вспомнила, что Раймонд, возможно, пытался убить ее мужа и выкрасть ее дитя. Нет, он ее защиты не заслуживал.
   И потому она пошла к Галерану.
   — Я хочу говорить с тобою.
   Он, извинившись, прервал разговор с отцом.
   — В чем дело?
   Она молча отдала ему свиток.
   Он прочел его не меньше трех раз сряду.
   — Откуда это у тебя?
   — Служанка принесла.
   Он пристально смотрел на нее.
   — Ты хотела пойти?
   Как хотелось Джеанне, чтобы подобные вопросы были невозможны!
   — Да, — честно сказала она, но, увидев, как исказилось лицо мужа, поспешно прибавила: — Чтобы уберечь тебя.
   — Уберечь меня?!
   Она в замешательстве отвернулись.
   — Чтобы уберечь вас обоих. Если кто-то и должен пострадать, то я, не вы.
   Он крепко, больно сжал ей руку.
   — Ты стала бы защищать Лоуика?
   Она взглянула ему в лицо, только теперь поняв, что ее честные слова терзали его, как кинжалы, вонзаясь в живую плоть. Она прикрыла бы этого человека от всех невзгод, но ей же пришлось ранить его честностью. Она заговорила твердым голосом, невзирая на боль, причиняемую ей хваткой Галерана.
   — Да, но я никогда не стала бы защищать его против тебя.
   Он отпустил ее.
   — Никогда не смогу понять тебя, Джеанна. Как можешь ты… — и прервал себя, тряхнув головой. — Я пойду и проверю, что там, в церкви, а ты ни на шаг не отходи от дома.
   Джеанна поймала его за рукав.
   — Не ходи один!
   — По-твоему, я настолько глуп?
   И то был вовсе не праздный вопрос.
   Она поспешно разжала пальцы.
   — Галеран, я не могу не тревожиться о тебе. Не надо так истолковывать мои слова.
   — Прости, — вздохнул он, нежно погладив ее по щеке. — Порой меня мучит мужское самолюбие… Как бы ни было, даже если ты думала об этом, то все же не сорвалась улаживать дела сама, без моей помощи. За это спасибо.
   — Я прилежно учусь быть хорошей женщиной.
   — Да поможет нам всем господь, — улыбаясь, промолвил Галеран.
   И вот он ушел, взяв с собою четырех человек, и она не пошла следом, а, как и положено хорошей женщине, отправилась сидеть у колыбели ребенка и прясть.
   И молиться, чтобы муж ее не убил и не был убит отцом ее ребенка.

14

   Деревенька Ноттингли тянулась вдоль реки, начинаясь сразу за господским домом. Маленькая, простая церковь, каменная, но крытая соломой, стояла чуть поодаль от воды между двумя другими домами. Тут же, в церковной ограде, находилось кладбище. Священник, видимо, жил в деревне; во дворе не было других построек, кроме самой церкви.
   Как ни высматривал Галеран, местность казалась совершенно безлюдной, только там и сям бродили овцы. Но в неверном свете начинающихся сумерек многого можно было не заметить. Жаль, что рядом нет Рауля с его великолепным зрением.
   Рауль пытался настоять пойти с Галераном. Он вообще не прочь был бы возглавить экспедицию, а Галерана оставить дома. Но Галерану до тошноты надоело отсиживаться в укрытии, и потому он даже отцу не сказал ни слова о том, что произошло, оставил Рауля охранять женщин и в сопровождении четверых своих воинов отправился в деревню, жаждая битвы с Раймондом Лоуиком. И если Лоуик сможет убить его, то так тому и быть.
   Возможно, победит лучший.
   Возможно, на то будет воля божья.
   Возможно, и Джеанна хочет того же…
   В последнее Галеран не верил твердо, но подозрения грызли его денно и нощно. Когда после возвращения из Святой Земли оказался у ворот, у Джеанны не было, в сущности, иного выбора, кроме как остаться и встретить его, как подобает жене; бегство с Лоуиком поставило бы и ее, и его вне закона. То, что она решила остаться, ничего еще не доказывало. А Лоуик, как и Рауль, из породы высоких, богоподобных красавцев, из-за которых женщины, пусть даже разумные, так легко теряют голову. Еще совсем молодым, в Хейвуде, Галеран всегда чувствовал себя мелким и незаметным рядом с Раймондом Лоуиком.
   Но все это уже кануло в прошлое, и он все забыл, — так, по крайней мере, ему казалось. Как бы ни было, он довольно скоро понял, что Лоуик не особенно умен, что спесь часто мешает ему прокладывать себе дорогу в жизни. Увы, для него не существовало иных забот, кроме собственных.
   Кроме того, в поединке с Раулем Галеран убедился, что не всегда победа достается тому, у кого крепче мускулы.
   Но, видимо, в глубине души он никак не мог до конца превозмочь желания быть таким же высоким и широкоплечим, как его старшие братья и Лоуик. Может статься, потому его мучили подозрения, что Джеанна предпочла бы остаться с Раймондом Лоуиком.
   Взять хоть Алину, которая вроде бы всю свою жизнь испытывала непреодолимое отвращение к мужчинам. Несколько встреч с Раулем — и она превратилась в краснеющую по пустякам простушку. Любопытно, как она относилась к Лоуику? Галеран ни разу не слыхал, чтобы Алина обмолвилась о нем хоть словом.
   Нетерпеливо отогнав воспоминания, он сосредоточился на предстоящем ему деле и принялся размышлять.
   Искушение ворваться в церковь и сокрушить ударом кулака ровные белые зубы Лоуика было очень велико, но подойти к церкви незамеченным невозможно. К тому же, за подобную браваду пришлось бы дорого заплатить.
   Так что первым делом необходимо разведать, есть ли там кто-нибудь. Галеран с двумя солдатами остался ждать за деревьями, а двое других с двух сторон обогнули церковь и вошли в деревню. Им предстояло расспросить, не появлялись ли поблизости незнакомые люди, и выяснить, кто принес в усадьбу послание.
   Солнце медленно опускалось за дальние холмы, озаряя мир багряным светом. По земле ползли зловещие густые тени. У церкви не видно ни души, но Галеран терпеливо дождался, пока на дороге, ведущей из деревни, не появились его люди, знаками показывавшие, что с этой стороны опасаться нечего.
   Если бы кто-нибудь проходил мимо усадьбы, его заметил бы дозорный. Если же никакие незнакомцы в деревне не появлялись, очень похоже, что послание — обманный маневр, часть сложного заговора.
   Тем не менее к церкви Галеран и его люди подошли с обнаженными мечами и щитами наготове. Все слишком хорошо помнили о самострелах.
   Вокруг было по-прежнему тихо и спокойно.
   Преодолев последние несколько ярдов, все стали вплотную к грубо сложенной каменной стене. Здесь они были надежно защищены от стрел невидимого противника.
   Выждав еще немного, Галеран подобрался к дубовой двери, распахнул ее настежь и ворвался в церковь.
   Никого; только простой деревянный алтарь и две скамеечки, предназначенные для владельца поместья и его супруги.
   В расписанной сценами из Библии каменной стене близ алтаря он заметил маленькую дверь, осторожно приоткрыл ее, но за нею, как и ожидалось, была исповедальня, тоже пустая, если не считать нескольких запертых ларей с церковной утварью и облачениями для священника.
   Галеран вложил меч в ножны и еще раз огляделся кругом, недоумевая, какую цель преследовал тот, кто послал записку Джеанне. Подошел к узкому оконцу, аккуратно, чтобы не быть замеченным, выглянул: не ждет ли его отряд внезапное нападение при выходе из деревни? Но нет, все тихо; да и местность слишком открытая, чтобы можно было тайно подкрасться к церкви.
   Оконце выходило на реку; за рекою тянулись вдаль полосатые засеянные поля, окаймленные деревьями. Только из-за деревьев и можно было бы следить за деревней, и человек с достаточно острым зрением вполне мог увидеть оттуда все, что ему нужно.
   Так что же, это просто шутка?
   Нет, не шутка. Скорее проверка.
   Быть может, Лоуик прятался там, за деревьями, чтобы посмотреть, придет ли Джеанна на его зов. Если так, он вряд лиостался доволен увиденным. При этой мысли Галеран ощутил некоторое злорадство.
   Один из солдат позвал его с другого конца деревни, и он бросился туда, но застал лишь двух других, бегущих навстречу.
   — Никто из благородных не проезжал здесь, господин, кроме нашего отряда, — запыхавшись, доложил один. — Записку принес паренек из Бартлтора, так зовется деревня на том берегу. Если желаете, мы перейдем реку вброд и приведем его.
   — He надо, — отвечал Галеран, выходя из деревни и еще раз осматриваясь в сгущающихся сумерках, не видно ли врага. Ему не терпелось скрестить мечи с Лоуиком. — Наверняка ему передал записку такой же мальчишка, и мы потратим несколько дней, выясняя то, что нам знать необязательно.
   Он прикрыл глаза ладонью от пламенеющего солнечного шара и в последний раз взглянул на вершину поросшего деревьями холма. Нет, при таком свете даже Рауль ничего нe разглядел бы.
   — Давайте вернемся, пора ужинать.
   Пока они дошли до усадьбы, солнце совсем скрылось, и сразу стало темно, как ночью. Вороны с карканьем устраивались на ночлег; прямо над головами, шурша крыльями, проносились летучие мыши.
   Во внезапно наступившей темноте даже смельчак чувствует себя неуверенно; Галеран не был исключением. Ни на миг он не мог заставить себя поверить, что подобная шутка — или проверка — дело рук Лоуика. Он, чтобы позабавиться, связывал двух поросят хвостиками, а потом слушал, как они визжат; на большее его не хватало.
   Нет, здесь видна рука Ранульфа Фламбара. Но какая выгода архиепископу во всем этом?
 
   Фламбар расположился в покоях настоятеля монастыря Хитчинборо; настоятель, преподобный Джозеф, счел за честь уступить свои покои столь высокому гостю, хотя тот, возможно, не обратил внимания на его подобострастую улыбку.
   — Итак? — осведомился Фламбар, с великим тщанием выбирая на блюде крылышко жареной утки.
   Лукас, коренастый мужчина средних лет с умным лицом, стоял перед ним коленопреклоненный.
   — Милорд архиепископ, ни одна женщина не появлялась около церкви.
   — Вот как. — Фламбар положил в рот кусочек мяса и прожевал его с выражением сосредоточенного наслаждения на лице. Он отнюдь не был чревоугодником, но привык к хорошим кушаньям. — А кто появлялся? — спросил он, неторопливо поднеся к губам салфетку.
   — Трое мужчин подошли к церкви, милорд, и ворвались внутрь. Двое стражников и один высокорожденный.
   Серебряной ложкой Фламбар зачерпнул нарезанной зелени и перемешал ее с соусом.
   — Ворвались, говоришь… Если б в церкви кто-нибудь был, как думаешь, не причинили бы они ему вреда?
   — Причинили бы, милорд архиепископ.
   — Я так и думал.
   Значит, Джеанна Хейвуд сразу по получении отнесла записку мужу. Это еще раз ставило под сомнение басни Лоуика о любви к нему Джеанны Хейвуд.
   Отчего люди так глупы? Взять хоть Рыжего. Он, Фламбар, предупреждал Рыжего относительно Генриха, говорил, что Генрих ни перед чем не остановится, чтобы завладеть Англией, но Рыжий — надменный Рыжий — не слушал. Теперь, хотелось бы верить, он горит в вечном огне…
   Но надобно подумать и о будущем.
   — Благодарю, Лукас. Проверь, чтобы с хейвудского отряда не спускали глаз, и докладывай мне о каждом их движении.
   Лукас встал и, кланяясь, отошел к двери.
   — Будет сделано, милорд.
   — И, Лукас… — Эти негромкие слова остановили Лукаса уже на выходе и заставили его обернуться. — Боюсь, ты неправильно меня понял, — задумчиво промолвил Фламбар, беря с блюда медовое пирожное, — я был бы крайне огорчен, если б узнал, что лорда Галерана в пути постигла какая-нибудь беда.
   — Вы, милорд? — воззрился на архиепископа Лукас.
   — Объяснить, откуда взялся самострел, было очень трудно. Лукас, это была ошибка.
   Тот побледнел.
   — Понимаю, милорд. Но…
   — Но?
   — Я думал, вы хотите, чтобы он умер, милорд.
   Фламбар смаковал миндальное печенье.
   — Не подобает человеку самому вершить правосудие тогда, когда можно воспользоваться судом господним.
   — Понимаю, милорд, — пробормотал ничего не понявший Лукас.
   — Из поместья Ноттингли я получил доклад о дружеском поединке между лордом Галераном и его большим другом. Победил друг.
   — Возможно, этого следовало ожидать, милорд.
   — Верно. Раймонд Лоуик надеется разрешить спор с лордом Галераном относительно леди Джеанны путем поединка чести. Думаю, было бы неправильно мешать божественному провидению.
   Лукас был вовсе не глуп; он все понял и криво ycмехнулся.
   — Вот как. Да, в самом деле, милорд. Никто не oсмелится оспаривать то, что решит суд божий, не так ли?
   — Точно.
   Фламбар махнул рукою, и Лукас, откланявшись, вышел. Очень изящно. Почти безопасно — теперь, когда не оставалось сомнений, что Лоуик выиграет бой. Единственное, что внушало опасения, — леди Джеанна; вряд ли она будет сильно горевать, если победа достанется ее мужу. Ho и этим, решил Фламбар, можно кое-что сделать; по праву представителя Церкви он мог потребовать для нее сурового наказания за совершенный грех.
   Пока он не спешил в Лондон, но уже завтра намеревался наверстать упущенное время. Он не хотел пропускать миг своего торжества.
 
   На следующий день отряд Галерана двинулся в путь на юг. После зловещего происшествия с запиской все хотели только одного: поскорее добраться до Лондона. Погода как нельзя лучше подходила для путешествия — теплая, но не жаркая, с легким приятным ветерком.
   Джеанна, против своего обыкновения, была неспокойна, маленькая Доната не переставала капризничать. Казалось, она замолкает лишь затем, чтобы глубоко вздохнуть перед новым приступом плача. Женщины передавали ее с рук на руки, и, хотя каждый раз девочка ненадолго утихала, скоро все начиналось заново.
   Не успели они проехать и мили, как Галеран пришел к выводу, что самый несносный шум на свете — это детский плач.
   Онподскакал к Джеанне и спросил, здорова ли маленькая, но усталую Джеанну его вопрос только рассердил.
   — Она голодна, но грудь не берет. Может быть, у нее болит животик. У меня грудь разрывается от молока. Я не спала почти всю ночь, малютка кричала, остальные дамы тоже не спали. Леди Марджори, должно быть, рада, что мы наконец уехали!
   Видя жену в таком настроении, Галеран чуть не рассмеялся.
   — Возможно, на руках у чужого человека ей будет спокойнее. Отдай ее ненадолго Раулю, пусть он ее понянчит.
   — Рауль? Что он смыслит в этом?
   — Кажется, у него есть особый дар очаровывать женщин.
   И Галеран крикнул Раулю, который не замедлил появиться.
   Он, не колеблясь взял девочку в свои большие руки и бережно прижал к одетой в железную кольчугу груди. Доната икнула и замолчала, уставившись на него широко раскрытыми глазенками.
   — Это ненадолго, — в сердцах проронила Джеанна. Но оказалась не права.
   Со вздохом облегчения Галеран пришпорил коня и поехал вдоль кавалькады, проверяя, все ли в порядке. Через полчаса он вернулся в середину процессии, где ехали женщины. Доната мирно спала на согнутой в локте правой руке его друга.
   — Как ты это сделал?
   — Волшебный дар, — усмехнулся Рауль. — Но, пожалуй, мне нужно отдать ее кому-нибудь. Если я подержу ее еще немного, у меня занемеет рука, а в бою это не очень удобно.
   С этими словами он направил своего коня к женщинам, и Галеран, вздохнув, заметил, что остановился он подле Алины, а не Джеанны.
   — Не могли бы вы, леди Алина, не разбудив, извлечь этого младенца из моих рук?
   Алина посмотрела на Рауля с опаской. Она помнила его слова о том, что она — зеленый новичок, и, хотя тогда постаралась пропустить их мимо ушей, знала, что он прав. Если он обрушит на нее всю мощь своего обаяния, ей несдобровать.
   Но, конечно, она не собиралась бесславно прятаться за стенами своей крепости и не игнорировать его вызов.
   — Крохотный младенец оказался слишком тяжел для вас? — спросила она, останавливая коня рядом с его огромным зверем.
   — Воистину, тяжкое бремя, — подтвердил Рауль. Глаза его искрились смехом. — У нее могучие легкие, и я предпочел бы не будить ее.
   Он нагнулся к Алине, а она потянулась к нему. Доната благополучно перекочевала на руки к Алине, не проснувшись. Она лишь потянулась во сне и зачмокала, будто сосала.
   — Кажется, она согласна поесть. Вот радость Джеанне, — заметила Алина, посмотрев на Рауля. — Подумайте только: жизнь в монастыре освобождает женщину от тирании этих маленьких чудовищ.
   — В самом деле. А вы, я уверен, ни за что не захотите качать на руках собственного ребенка.
   Рауль задел за живое: Алина, будучи младшей в семье, до жизни в обители Святой Радегунды не имела дела с грудными детьми. В Хейвуде, у Джеанны, она присутствовала при появлении на свет Галлота и Донаты, держала их на руках и в горе, и радости. Один из них лежал у нее на руках мертвый… Алина не обманывалась насчет детей, они вовсе не казались ей ангелочками, но ребенка она хотела. Да, хотела.
   — А вы? — спросила она Рауля, когда они, отстав, догоняли отряд. — Вы сами хотите иметь детей?
   — Должен признаться, меня прельщает мысль зачать дитя с вами.
   Кто еще посмел бы сказать такое!
   — Тогда моя семья заставила бы вас взять меня в жены.
   —Алина, я хотел бы взять вас в жены до того.
   И с этими словами ускакал вперед.
   Как будто поняв, что его уже нет рядом, маленькая Доната скривила личико, готовая заплакать снова.
   — Только не будь маленькой глупенькой женщиной, — сердито сказала ей Алина. — Он такой, любит дразнить. Любит завоевывать. Но ему все надоедает слишком скоро. Только он возьмет какой-нибудь замок, как сразу же идет искать другой. В следующий раз, Доната, когда ты окажешься в его руках, сразу кричи что есть силы.
   Доната открыла ротик, помедлила и снова закрыла, будто удивившись.
   Алина подъехала к Джеанне.
   — Кажется, она готова поесть. Хочешь, попробуй. Джеанна взяла дочку, пристроила ее под плащом и дала грудь. О, чудо! Впервые за последние несколько дней девочка принялась жадно сосать. От облегчения Джеанна вздрогнула и, подождав еще немного, приложила все еще голодную Донату к другой груди.
   — Слава богу, — сказала она.
   Алина уничтожающе взглянула в спину Раулю.
   — Блеск хорош для золота, а для человека…
   Джеанна покачала головой.
   — Алина, я могу только честно предостеречь тебя. Ты ступила на путь, где тебя ждет неминуемое поражение. Мне не дано знать, хочешь ты того или нет, но ты должна понимать, что происходит. На мой взгляд, ты вовсе не похожа на воина, доблестно удерживающего свой замок в кольце осады. Скорее ты — глупая дама, которая впускает в замок отряд вооруженных до зубов незнакомцев только потому, что они приятно улыбаются и на словах заявляют о своих добрых намерениях.
   — Если б точно знать, что он и впрямь хочет завоевать меня, — вздохнула Алина.
   — Что же еще?
   — Быть может, стоит мне открыть ворота, как он со смехом ускачет прочь.
   Джеанна понимающе кивнула.
   — Если ты предвидишь такой исход, то должна удвоить бдительность.
   — Но разве не будет благородно с его стороны не воспользоваться доверчивостью глупой дамы?
   — С его стороны благородно оставить глупую даму в покое.
   — Ужасно трудно решить, что правильно, а что нет! — шумно вздохнула Алина.
   — Совсем нетрудно, — возразила Джеанна, снова переложив ребенка к первой груди. — Правильно рассказать обо всем твоему отцу и руководствоваться его решением.
   — Но мой отец далеко.
   — Ну так и соблюдай себя, покуда вновь не окажешься под его покровительством.
   Месяц, нет, даже больше месяца нежных атак…
   — Но ведь и ты, и Галеран заменяете мне здесь отца?
   — Нет-нет, уволь, — неловко улыбнулась Джеанна. — Довольно нам своих хлопот. Если ищешь мудрого совета, попробуй поговорить с лордом Вильямом.
   Алина знала, Джеанна нарочно упомянула отца Галерана, думая, что кузина не решится воспользоваться ее предложением.
   — Почему бы нет? — сказала она, безмерно удивив Джеанну, повернула коня и поскакала в конец процессии, к почтенному лорду.
   Лорд Вильям несокрушимой скалою возвышался в богатом изукрашенном седле; плащ тонкого сукна полностью закрывал круп его коня. Внешность не была обманчива: пред Алиной был могущественный барон и мудрый, опытный человек. Уже приблизившись, она на миг убоялась своего намерения посоветоваться, но совладала с собою.
   — Добрый день, леди Алина, — промолвил лорд Вильям. — Нравится ли вам наше путешествие?
   Алина старалась ехать рядом с ним.
   — В нем есть свои приятности и свои невзгоды, милорд.
   — Этим вообще отличаются путешествия, — невозмутимо подтвердил лорд Вильям, но по мелькнувшему в его глазах огоньку можно было предположить, что ему знакомы и понятны некоторые из упомянутых Алиной приятностей и невзгод.
   Неужели всем остальным это столь же очевидно?
   — Лорд Вильям, — отважно продолжала Алина, — Джеанна посоветовала мне поговорить с вами по одному делу, касающемуся лично меня.
   — Так-так. Верно, ведь я здесь старший.
   — А мой отец далеко. — Алина смотрела прямо перед собою, между ушей коня. — Я хотела спросить, могли бы вы прочить в мужья Рауля де Журэ.
   Тут она не выдержала и посмотрела на лорда Вильяма.
   — Для кого, леди Алина? — спросил тот, не сводя с нее внимательных карих глаз.
   — Для любой дамы.
   — Вы слишком неопределенно спрашиваете. Разумеется, в божьем мире есть невеста для любого мужчины и жених для любой девицы.
   Алина недовольно наморщила носик.
   — Ну, хорошо. Для меня.
   — Для вас? Это зависело бы от его владений — если он владеет еще чем-нибудь, кроме коня да меча, — и приданого, которое было бы вашей долей в этом союзе.
   — Владения? Приданое? Что же, это важнее всего?
   — Вовсе нет, но, покуда вы не выяснили этого, нет смысла хлопотать о дальнейшем.
   — Отлично, — пробормотала Алина и, собравшись с духом, поскакала вперед, к Раулю.
   — Что, малышка? — спросил он с заоблачной высоты своего коня.
   — Не моя вина, если мой конь на добрых два локтя ниже вашего!
   — Не ваша вина, что вы на добрых два локтя ниже меня. Просто так оно и есть. Вы догнали меня только для того, чтобы помериться со мною ростом?
   — Нет. Вы упоминали о женитьбе. Думаю, нам пора выяснить некоторые подробности.
   Он искоса взглянул на нее.
   — Мои слова о женитьбе были всего лишь предположением.
   — Как и мой вопрос о подробностях.
   — Очень хорошо.
   — У вас есть другое имущество, помимо вашего коня и меча?
   — Да. А у вас есть имущество, которое будет вашей долей в браке?
   — Да. Что есть у вас?
   — Земля рядом с домом моего отца в Гиени. А у вас?
   — Доход от имения в Йоркшире. Что стоит ваша земля?
   — Около пятидесяти серебряных марок в год. А ваша?
   — Примерно вполовину меньше.
   — Что ж, годится.
   Его глаза светились такой озорной усмешкой, что Алина чуть не улыбнулась невольно в ответ, однако сдержалась и поскакала назад, к лорду Вильяму.
   Старик удивленно приподнял брови.
   — Вы загоните коня, леди Алина, понуждая его проделывать двойной путь.
   Алина будто не слышала упрека.
   — У него поместье во Франции, которое приносит вдвое против земель, что дают за мною.
   — Это еще надо проверить; чужеземцу легко солгать в таком деле. Но если он говорит правду, то годится вам в мужья.
   — Но ведь дело не только в богатстве?
   — Конечно. Куда важнее сходство нравов. Дом, где царят раздор и непонимание, становится адом, не пройдет и месяца.
   Алина посмотрела вперед, в широкую спину Рауля.
   — He думаю, что это будет трудно.
   — Даже с его быстрым глазом?
   — Меня беспокоят не столько его глаза, — нахмурилась Алина.
   Глаза лорда Вильяма по-прежнему улыбались, но говорил он серьезно.
   — Некоторых женщин не слишком тревожит, если супруг ищет утешения на стороне, — лишь бы в собственном доме им не наносили такой обиды. Но других подобные вещи больно ранят, а подчас и понуждают отомстить обидчику так или иначе. Нрав, видите ли.
   Алина видела. Она всегда считала себя спокойной и уживчивой, но совсем не была уверена, сможет ли оставаться спокойной, если ее муж — если Рауль — станет искать утешения на стороне.
   — Благодарю, лорд Вильям. Я подумаю над вашими словами.
   И она поскакала обратно к Джеанне, с огорчением думая, что ни слова во всем разговоре не было сказано о том, что Рауль де Журэ мог бы быть верным мужем.
 
   В следующие несколько дней Галеран замечал, что Рауль и Алина ведут себя как-то странно. Раулю он доверял, не сомневался, что тот в случае необходимости женится на Алине, а ему самому нужно было заняться делами куда болееважными и срочными.
   По мере приближения к Лондону все больше путников направлялись, как и его отряд, в сторону города. Это свидетельствовало об общем волнении и признании нового короля. Однако чем ближе была цель, тем беспокойнее становился лорд Вильям.
   Когда они въезжали в Уолтхэм, отец вполголоса сказал Галерану:
   — Как только мы принесем присягу Генриху, все уладится.
   — Генрих будет лучшим королем, чем Роберт.
   — Если забыть, что на нем лежит проклятие. Из-за неприязни к Фламбару и тревоге за тебя я решился присягнуть Генриху, но, сынок, не знаю, правильно ли поступаю.
   Галеран взглянул на отца.
   — Но не можешь же ты ехать в Вестминстер и не присягать Генриху.
   — Знаю, знаю. К тому же уже несколько дней меня мучают ужасные боли…
   И к тому времени, как отряд остановился на ночлег в аббатстве, лорд Вильям уже не сдерживал стонов и едва держался в седле.
   Когда ему помогли спешиться, лечь и монахи засуетились вокруг него, к Галерану подошла Джеанна.
   — Он в самом деле болен?
   — Если и нет, то от этих лекарств непременно заболеет. — Галеран раздраженно рванул завязки заплечного мешка, взглянул на Джеанну и увидел, что она все поняла.