Страница:
– Это был очень приятный поцелуй, – тихо сказала она, потянулась, чтобы коснуться его губ, и, собрав остатки здравого смысла, убежала.
Эмери ошеломленно наблюдал за ней. Эта короткая встреча должна была освободить его от влечения к ней. Сможет ли он теперь обрести покой хоть когда-нибудь? Его тело страдало, а мысли беспорядочно метались.
Если она девственница, в ней попусту пропадает природный дар. Он потерял голову, как только коснулся ее. Как приятно было бы показать такой горячей штучке все прелести ее восхитительного тела! Но он не мог рисковать. Тогда он погибнет еще до Иванова дня[5]. Он начал взбираться по склону холма. Двухдневный поход в Банбери – как раз то, что ему нужно.
Мадлен добежала до речки и остановилась перевести дух. Оглянувшись, она не увидела незнакомца. Ей очень повезло, что удалось убежать. Если она не будет девственна, когда выйдет замуж, муж никогда не станет ее уважать. Ее могут отвергнуть, избить, заточить в темницу…
Бедняжка содрогнулась. Это было безумием, но ей казалось, что, останься она с ним, это стоило бы того, что бы потом ни случилось. Мадлен тщательно осмотрела себя. Платье не измялось и выглядело пристойно, но, о Господи, на груди расплывались два влажных круга, там, где к ней прикасался его рот. Ее охватил дурманящий жар, и она прижала руки к ноющим соскам.
– Леди Мадлен!
Девушка увидела, как ее страж шагает к ней, и снова взглянула на свое предательское платье. Смеясь, она свалилась в речку.
– Леди Мадлен! – Стражник, разбрызгивая воду, устремился к ней. – С вами все в порядке? Мне показалось, я что-то слышал.
Мадлен поднялась, промокшая насквозь.
– Просто я оступилась.
– А раньше? Я слышал крик.
– О, это. Мне показалось, я видела змею. – Мадлен позволила ему помочь ей перебраться на другую сторону речушки. – Однако ты не очень-то скор на подъем. Это было давным-давно.
– Ничего подобного, – запротестовал страж. – Всего несколько минут назад. Вам не следует уходить так далеко, миледи…
Когда охранник отвел ее к Дороти, Мадлен бросила мечтательный взгляд назад, в заросли у реки.
Глава 2
Эмери ошеломленно наблюдал за ней. Эта короткая встреча должна была освободить его от влечения к ней. Сможет ли он теперь обрести покой хоть когда-нибудь? Его тело страдало, а мысли беспорядочно метались.
Если она девственница, в ней попусту пропадает природный дар. Он потерял голову, как только коснулся ее. Как приятно было бы показать такой горячей штучке все прелести ее восхитительного тела! Но он не мог рисковать. Тогда он погибнет еще до Иванова дня[5]. Он начал взбираться по склону холма. Двухдневный поход в Банбери – как раз то, что ему нужно.
Мадлен добежала до речки и остановилась перевести дух. Оглянувшись, она не увидела незнакомца. Ей очень повезло, что удалось убежать. Если она не будет девственна, когда выйдет замуж, муж никогда не станет ее уважать. Ее могут отвергнуть, избить, заточить в темницу…
Бедняжка содрогнулась. Это было безумием, но ей казалось, что, останься она с ним, это стоило бы того, что бы потом ни случилось. Мадлен тщательно осмотрела себя. Платье не измялось и выглядело пристойно, но, о Господи, на груди расплывались два влажных круга, там, где к ней прикасался его рот. Ее охватил дурманящий жар, и она прижала руки к ноющим соскам.
– Леди Мадлен!
Девушка увидела, как ее страж шагает к ней, и снова взглянула на свое предательское платье. Смеясь, она свалилась в речку.
– Леди Мадлен! – Стражник, разбрызгивая воду, устремился к ней. – С вами все в порядке? Мне показалось, я что-то слышал.
Мадлен поднялась, промокшая насквозь.
– Просто я оступилась.
– А раньше? Я слышал крик.
– О, это. Мне показалось, я видела змею. – Мадлен позволила ему помочь ей перебраться на другую сторону речушки. – Однако ты не очень-то скор на подъем. Это было давным-давно.
– Ничего подобного, – запротестовал страж. – Всего несколько минут назад. Вам не следует уходить так далеко, миледи…
Когда охранник отвел ее к Дороти, Мадлен бросила мечтательный взгляд назад, в заросли у реки.
Глава 2
После долгого пути Эмери проспал всю ночь глубоким сном. Когда он проснулся, казалось, что встреча с Дороти просто ему пригрезилась. Однако в Баддерсли не следует возвращаться. Девчонка может его узнать.
В десяти милях от Банбери Эмери и Гирт впервые услышали о захвате людей в рабство, в чем обвиняли Роберта д'Уалле. Это был грубый французский наемник, жестокий умелый воин, без каких-либо иных достоинств. Прискорбно, что Вильгельм вынужден был пользоваться услугами таких людей, чтобы завоевать Англию, и теперь считал необходимым вознаградить их землей. Вскоре Эмери и Гирт примкнули к группе крестьян, направлявшихся в Банбери на базар. Они легко заставили их разговориться.
– Забрали племянника моей сестры. Просто так.
– Слышали, священник из Мартуэйта пытался остановить их и ему разбили голову? Так и не пришел еще в себя. Чертовы нормандцы! Ублюдки все до одного!
– Кто его сюзерен? – спросил Эмери на том же грубом наречии, которым пользовались крестьяне.
– Должно быть, граф Уэссекский, но ведь его убили при Гастингсе? Так что теперь не кто иной, как проклятый король, а уж ему-то жаловаться бесполезно.
– Все же лучше попытаться, – посоветовал Эмери.
На него посмотрели как на полоумного.
– Скажи-ка, – язвительно сказал один из крестьян, – почему бы тебе не остаться поблизости? А когда ублюдок король будет проезжать мимо, все ему рассказать? И схлопотать ногой по морде?
Эмери постарался придать своему голосу больше убедительности.
– Я знаю, о чем говорю. Хоть я и человек вне закона, но мне известно, что Вильгельм Нормандский не одобряет рабства. Если бы вы обратились к нему, он положил бы этому конец.
– И поддержал бы англичан против нормандцев? – усмехнулся один из крестьян.
– Он поддержал бы закон.
– А как насчет наших женщин? – воскликнул молодой крестьянин. – Эти стражники берут, что хотят, и никто их не остановит. Моя сестра…
Он отвернулся, его лицо исказилось.
– Изнасилование тоже противозаконно, – твердо сказал Эмери.
Топот копыт прервал беседу. Крестьяне бросились к лесу, но из-за поворота вылетел отряд всадников и обрушился на них. В мгновение ока все были окружены, никому не удалось ускользнуть.
Это были люди д'Уалле, охотившиеся за новыми рабами. Эмери проклинал свою судьбу. Было всего пятеро всадников, и они выглядели не особенно умелыми, так что ему с Гиртом вполне было по силам одолеть их, даже при незначительной помощи крестьян. Но насилие повлекло бы за собой жестокое возмездие простому люду. Он постарался не привлекать внимания. Это было не так-то просто. Эмери был на полголовы выше самого высокого из крестьян и гораздо более крепкого сложения. Сгорбившись, он толкнул локтем Гирта. Гирт принял сигнал, и Эмери надеялся, что остальные подхватят игру.
Один из воинов отцепил с седла пастуший кнут.
– Ну-ну, – сказал он по-французски, – тут нам подалась подходящая компания. – Он перешел на ломаный английский: – Лорду д'Уалле нужны работники. Ты, ты, ты и ты.
Он указал на самых молодых и сильных, включая Эмери, но не Гирта. Гирт немедленно заговорил по-английски:
– Сэр, мой кузен, он не совсем здоров… – Он многозначительно постучал по голове. – Вам от него не будет никакой пользы.
– Зато он силен. Пойдешь вместе с ним.
В одно мгновение отобранные люди были отделены от группы. Один крестьянин воспротивился.
– Вы не имеете права! Я свободный человек…
Кнут обрушился на его голову, и он замолчал. Пятерых пленников с милю или около того гнали к реке, где строился мост, чтобы облегчить доступ к новому замку Роберта д'Уалле. Здесь работали около дюжины мужчин, некоторые были крайне истощены. Эмери подозревал, что еще больше рабов было среди тех, кто сооружал деревянные укрепления в отдалении, на холме.
Двоих крестьян отправили к работникам, добывавшим камни у подножия крутого склона. Эмери с остальными приказали встать в поток измученных людей, переносивших камни к мосту. Гирта из-за его преклонного возраста поставили укладывать камни на место.
Пока тянулся день, им ни разу не предложили отдохнуть или подкрепиться, хотя стражники позволяли им брать воду из реки, чтобы напиться. Пятеро стражников устроились в тени и, если им казалось, что кто-то из рабов ленится, пускали в ход кнут. В их распоряжении были бурдюк с вином и пироги с мясом.
Стражники часто выкрикивали замечания на французском, которые тревожили крестьян, но неизменно содержали только тупые оскорбления.
В душе Эмери нарастал гнев. Эти люди были отбросами человечества, подлыми наемниками, привлеченными в Англию легкой наживой. Неутолимая жажда уничтожить этих подонков терзала молодого рыцаря гораздо сильнее, чем муки голода. Но он понимал, что если применит здесь силу, то лишится возможности сделать гораздо больше полезного впоследствии и навлечет жестокие кары на местное население.
Эмери втащил на свои натруженные, покрытые синяками плечи кожаную сетку с камнями и поплелся вниз к реке. Когда он проходил мимо одного толстопузого стражника, тот закричал:
– Эй, верзила! Бьюсь об заклад, у тебя здоровый хрен. Спорим, ты втыкал его своей матери!
Эмери притворился глухим. Он пытался унять свою ярость предвкушением того, что сделает король, когда услышит о таком беззаконии. Человек, шедший впереди, споткнулся. Эмери помог ему подняться. Ближайший стражник ухмыльнулся, но не высказал возражений. Работник тяжело дышал, его глаза потускнели.
– Ему нужно отдохнуть, господин, – промямлил Эмери.
– Никакого отдыха. – Стражник поднес ко рту бурдюк с вином.
Эмери помог крестьянину наполнить сетку, положив туда по возможности меньше камней. Им повезло, что приходилось тащить груз вниз с холма, но Эмери сомневался, что этот человек долго протянет. Если бы у стражников была хоть капля здравого смысла, они бы заботились о своей рабочей скотине, но у подонков совсем не было мозгов.
Труженики снова направились вниз по холму, но крестьянин вдруг зашатался. Эмери, как мог, помогал ему, пройдя вперед и поддерживая его. Внезапно крестьянин споткнулся и упал на четвереньки, свесив голову, совсем как изможденная рабочая кляча, в которую его и превратили.
Толстопузый стражник встал и щелкнул кнутом.
– Вставай, паршивая свинья. Поднимайся!
Человек дернулся, но снова упал. Кнут снова просвистел и нанес удар. Крестьянин дернулся и закричал, но даже боль не смогла заставить его подняться. Кнут просвистел и снова ударил, прежде чем Эмери успел подбежать.
– Прочь с дороги, болван, – прорычал стражник по-французски, подходя ближе, – а то тебе тоже достанется! – Он перешел на английский: – Пошевеливайся!
Эмери обернулся и посмотрел на жестокую тварь, чей тяжелый живот и обрюзгшее лицо свидетельствовали о том, что их хозяин скверно обучен и плохо тренирован.
– Спасибо, господин, – сказал он по-французски.
– Стоящие слова от такого червя, как ты! – Стражник выразительно повертел у виска большим пальцем. – Пошел прочь!
Эмери медленно поднялся, словно пьяный. Стражник, больше не обращая на него внимания, снова с удовольствием замахнулся кнутом. Эмери прыгнул. Обхватив рукой голову стражника и упершись коленом в спину, он сломал ему шею. Когда тот упал, Эмери вытащил меч у него из ножен, брезгливо поморщившись при виде неказистого клинка, покрытого следами старой крови и ржавчины. Ногой отпихнув труп с дороги – падаль, как он считал, – Эмери обернулся, чтобы встретиться с первым из четырех оставшихся стражников. Он нарочно волочил ноги и держал меч так, будто понятия не имел, что с ним делать. Краем глаза он отметил Гирта, кинувшегося на отставшего стражника, и крестьян, в ужасе толпившихся вокруг.
– Не давай им сбежать! – крикнул он.
– Они не собираются помогать тебе, свиное дерьмо, – насмешливо сказал ближайший страж, более худой, но все же с заметным животом чревоугодника.
Ухмыльнувшись, он продемонстрировал скудное количество желтых и черных зубов. – А я не намерен убивать тебя быстро. Совсем не скоро…
Эмери неуклюже поднял меч, и его противник засмеялся:
– Мы заставим тебя танцевать с одной ногой, дерьмо. А потом поиграем в жмурки с безглазым человеком…
Пока стражник продолжал свои бессмысленные излияния, ведь он считал, что его жертва мало что понимает по-французски, Эмери оценил обстановку. Ни одного из этих людей нельзя было оставлять в живых. Тогда крестьяне останутся целыми, а его личность сохранится в тайне. Но простой люд оцепенел от ужаса.
Гирт убил своего стражника и взял его меч. Два других нормандца наседали на него. Ему нужна была помощь.
Эмери исступленно размахивал мечом, как это сделал бы необученный крестьянин. Стражник разразился смехом. Он отступил в сторону, чтобы уклониться от удара, и презрительно сделал выпад, собираясь отрубить Эмери правую руку. Эмери перехватил меч правильно и отразил удар. Стражник не успел опомниться от неожиданности, как Эмери сказал на чистейшем французском:
– Храни тебя Бог. – И отрубил стражу голову.
Голова скатилась на землю с выражением изумления на лице.
Стражники сильно теснили Гирта, который яростно защищался. Эмери больше не мог изображать неумелость, и в считанные минуты оба подонка бросились бежать. Эмери настиг одного и пронзил мечом насквозь. Другой обернулся и ранил Гирта в ногу.
– Задержите его! – крикнул Эмери удивленно взиравшим на схватку крестьянам.
Несколько человек двинулись было на помощь, но, как только стражник с мечом повернулся к ним, они съежились и попятились. Эмери помчался за негодяем, но тот был худым и быстроногим. Оглянувшись, Эмери увидел, что крестьяне убегают в лес, как испуганные животные, а Гирт лежит на земле, тщетно пытаясь остановить кровь.
С проклятием Эмери метнул меч, словно копье, вслед удаляющемуся врагу. Но меч для этого не предназначен, он лишь слегка задел стражника, отскочив от скрытого под кольчугой плеча, и только добавил беглецу скорости. Эмери вернулся и присел на корточки возле Гирта.
– Со мной все в порядке, – тяжело дыша, сказал Гирт. – Отправляйся за ним!
– Не будь дураком.
Эмери нарезал полосок из одежды стражника и перевязал Гирту рану, недовольно морщась от скверного состояния грязной ткани.
– Мама говорит, что раны нужно перевязывать чистой тканью, они заживают лучше, – заметил он.
– Раны или заживают, или нет, как распорядится судьба. – Гирт с трудом приподнялся. – Если бы у меня был топор, этот мерзавец не ушел бы живым. Он может подписать тебе смертный приговор.
– И тебе.
– Я в любом случае мятежник. Теперь и ты тоже.
Эмери покачал головой:
– Они нарушили закон. Если мое участие в этой бойне станет известно, я скажу, что освобождал себя из рабства.
– Но в этом случае и все остальное выплывет наружу. Стражник может узнать тебя, если наткнется на Эмери де Гайяра. И что тогда? Мне предстоит любоваться твоей головой, насаженной на копье, уже в скором будущем, – зло сказал Гирт. – Возвращайся и стань обыкновенным нормандцем. Либо присоединяйся к Герварду и вышвырни Бастарда[6] вон.
– Я никогда не был обыкновенным нормандцем, – ответил Эмери. – Но и не предавал Вильгельма.
– Проклятие! – воскликнул в раздражении Гирт. – Гервард и Бастард скоро начнут драться между собой за то, кому тебя прирезать.
– Тебе следует познакомиться с моим отцом. У вас очень много общего. Пойдем. Пора убираться отсюда, – улыбнулся Эмери.
Одо де Пуисси был сыном Поля и пасынком Селии, так что не имел кровного родства с Мадлен, но он провел много времени в ее доме, когда она была ребенком, и девушка относилась к нему как к брату. Высокий и сильный, темноволосый, как и его отец, с румяным лицом, он был хорошим собеседником, веселым и общительным, если ему не противоречили. Но слишком увлекался элем и вином.
Одо был счастлив проводить время с Мадлен, рассказывая ей увлекательные истории о завоевании Англии. В них он часто оказывался героем, чтобы этому можно было поверить. Он описал ей также коронацию королевы, подчеркнув свое привилегированное положение при дворе. Мадлен откровенно завидовала и старалась выспросить его о подходящих молодых мужчинах.
– И кто же больше всего в почете у короля? – однажды спросила она, аккуратно зашивая рубашку.
Они сидели на солнце возле замка.
– Его старинные друзья – Мортен, Фицосберн, Монтгомери.
– А из молодых мужчин? Ведь многим удалось добиться для себя прекрасного будущего, разве не так?
Одо подозрительно взглянул на нее, и девушка поняла, что он думает, будто она насмехается над ним, поскольку сам он, судя по всему, не многого добился.
– Де Варенн на хорошем счету, – угрюмо сказал Одо, – и де Фе. Бомон… и конечно же, де Гайяры. Король очень их выделяет.
– Зачастую это просто дело случая, – успокоила она, – вовремя попасться на глаза королю.
– Это правда. Но разве справедливо, что он потворствует саксам?
– Разве при дворе есть англичане? – удивилась Мадлен.
Даже если король старался заручиться их поддержкой с помощью женитьбы, она не думала, что их принимают с почетом.
– Двор так и кишит ими, заискивающими ради того, чтобы получить свои земли назад. Среди них нет ни одного, кому бы я доверял.
– Но ведь это хорошо, что они признали короля. У нас будет мир.
– Как же получить землю в мирное время? Если Вильгельм возвратит саксам их владения, что же останется его верным нормандцам? Ты бы поостереглась, Мэд, – язвительно сказал он. – Однажды этот подлец Гервард преклонит колени, и король вернет ему Баддерсли.
У Мадлен похолодели руки. Имение Баддерсли принадлежало ей!
Одо рассмеялся:
– Вижу, до тебя дошло. Это может случиться. Король вернул Эдвину Мерсийскому большую часть его земель. Теперь Эдвин – твой сюзерен. Как ты будешь хранить преданность проклятому саксу? А ведь Вильгельм выдает за него свою дочь.
– Агату?
– Так говорят, и прошел слух, что леди Джудит тоже выдадут за собаку сакса. Если ты не поостережешься, Мэд, тебя ожидает та же судьба.
Мадлен не отрывала глаз от работы. Есть один англичанин, которому она была бы рада. Тогда бы они смогли закончить то, что начали. Знакомый томительный жар зашевелился внутри.
– Как выглядят английские лорды? – спросила она.
– Слишком привлекательные или чересчур волосатые, – сказал он. – Они не стригут волос, и многие носят бороду, хотя некоторые теперь сбривают ее, чтобы доставить удовольствие королю. – Он расхохотался. – Выглядят, как остриженные бараны. Одеваются они нарядно и изысканно, как женщины, и щеголяют своим золотом.
Мадлен вздохнула. Ничего полезного от Одо не удалось узнать.
– Со временем и ты получишь большую награду, – обнадежила она.
Одо порывисто схватил ее за руку.
– А что насчет тебя, Мадлен? Ты – самая ценная награда.
Мадлен вскрикнула от досады. Из-за него она уколола палец, и на ее шитье появилось пятнышко крови.
– Мне бы не хотелось, чтобы меня рассматривали как военный трофей, – возмутилась она.
Одо улыбнулся:
– Я всегда любил тебя, Мэд. Ты можешь получить в мужья кого-нибудь гораздо хуже меня.
Мадлен вздохнула. Ей стало ясно, зачем он приехал. Но она все же надеялась избежать ссоры. Девушка внимательно посмотрела на него. Он был молод, здоров и силен. Она его знала. Ей мог достаться кто-то похуже, но она надеялась на лучшее. В любом случае тот, кто не притащит за собой, как заразу, Поля и Селию, будет иметь огромное преимущество. Она решила прибегнуть к хитрости.
– Право выбрать мне мужа принадлежит королю, Одо.
– У него голова занята мятежами, вспыхивающими каждую неделю. Ты тут зачахнешь и превратишься в старую деву.
– Я жду вызова от королевы, – сказала Мадлен, не слишком погрешив против истины.
Матильда хотела, чтобы девушка принимала у нее роды. Но ребенок должен был появиться где-то в августе или сентябре.
– Даже если король и вспомнит о тебе, – сказал Одо лукаво, – он может использовать тебя для уплаты своих долгов, Мэд. Тебя могут выдать за беззубого старца или за безусого мальчишку. За человека, который будет развлекаться, издеваясь над тобой. Мне бы не хотелось, чтобы такое случилось с тобой, Мэд. Я был бы тебе любящим мужем.
– Извини, Одо, – сказала она, стараясь смягчить отказ. – Но я должна ждать волеизъявления короля.
Девушка заметила вспышку гнева в его глазах, и ее решение еще больше окрепло. Он напомнил ей своего отца, который часто поднимал кулак на Селию. Она определенно не хотела выходить замуж за Одо.
Следующий день был последним днем пребывания Одо в Баддерсли, и его отец устроил охоту, чтобы развлечь сына, а заодно пополнить скудные запасы продовольствия в замке. Одо вновь обрел хорошее настроение. Но Мадлен радовалась его отъезду, как в свое время его прибытию.
Стоял ясный солнечный день, и, когда они выехали за ворота, Мадлен увидела, что даже заброшенность и беспорядок не смогли уменьшить красоту английской сельской местности. Как только люди приспособятся к новым порядкам, эта земля станет богатой, великой и прекрасной. И сама Мадлен станет частью этой земли, она и ее потомки.
Всадники и егери с собаками собрались в низине на открытом лугу, усыпанном яркими цветами. Мадлен с улыбкой вдыхала ароматный воздух. В Англии пахло иначе, чем в Нормандии. Англия была просвещенной страной, богатой искусствами, полной музыки и поэзии. Хотя девушка еще не вполне владела языком, старинные английские саги и рассказы о любви и одиночестве, надежде и страданиях доставляли ей огромное удовольствие.
Нормандия была более суровой и жестокой. Или, возможно, размышляла Мадлен, глядя на своего дядю, кузена и их соратников, такой ее делали безжизненные и грубые люди. Теперь, когда нормандцы, жаждущие войны, вторглись в Англию, уцелеет ли Баддерсли или будет разрушено, как От-Виронь? Девушка сорвала лист с низко склонившейся ветви, растерла его между пальцев и ощутила густой аромат. Ее дерево, ее земля, ее олени, ее люди… Единственное, что нужно, – это хозяин, способный обеспечить имению безопасность и процветание.
И уж конечно, не Одо. Но английский лорд вполне мог поладить с этой землей, думала она. Хотя Эдвальд сказал, что никогда не вернется, всякий раз, выходя из дома, Мадлен искала его, надеясь, что он вновь вынырнет из чащи своим искусным бесшумным шагом…
Собаки почуяли оленя и устремились вперед. Прозвучал рог, и всадники бросились в погоню. Мадлен и Одо скакали рядом, смеясь от удовольствия и охотничьего азарта.
– Он бежит к этому холму! – закричал Одо. – Сюда! Мы перережем ему путь!
Он повернул коня, Мадлен последовала за ним, тогда как остальные всадники продолжали скакать за собаками. Молодые люди углубились в лес, направляясь к обратной стороне холма. Путь им преградила глубокая быстрая речка. Они остановились. Густорастущие деревья спускались к самой воде. Вдоль берега проехать было невозможно.
– Думаешь, нам удастся перейти вброд? – спросила Мадлен, прислушиваясь к удалявшимся звукам охоты.
– Нет, конечно.
Одо как-то странно на нее смотрел. Мадлен беспокойно поежилась. Должно быть, так действовал на нее холодный сумрак, царивший здесь.
– Тогда поехали. – Она повернула лошадь. – Давай снова обогнем холм и догоним остальных.
Одо остановил ее.
– Подожди минутку. Мастери захромал. – Он спрыгнул с коня и поднял одно копыто для проверки. – Мэд, ты можешь спуститься и подержать его? – позвал Одо, борясь с упирающейся лошадью. – Мне кажется, он наткнулся на колючку, но я не могу ее извлечь.
Мадлен со вздохом спустилась с седла и пришла на помощь. Она взяла Мастери под уздцы, и лошадь немедленно успокоилась. Через секунду девушка поняла, что это из-за того, что Одо перестал беспокоить животное. Он обошел вокруг лошади и грубо схватил ее.
Крик ее был задушен его влажными губами и смрадным дыханием. Девушка извивалась и брыкалась, но безуспешно. От страха у нее закружилась голова, а ее пальцы только царапали ткань его плаща. Его губы отпустили ее, и она судорожно вздохнула, чтобы закричать, но он толкнул ее на землю, навалившись сверху, так что лишь слабый писк вырвался из ее горла, и страшная боль пронзила ее позвоночник, бедра и плечи. Невероятно, но он ухмылялся.
– Мэд, ты ведь сохла по мне, когда была девчонкой. – Одной рукой он задрал ей юбку. – Бьюсь об заклад, ты часто мечтала обо мне в своей холодной келье. Я осуществлю твои мечты.
Она попыталась вырваться.
Его ухмылка стала шире. Мадлен задохнулась от ярости. В неистовстве она извивалась и пиналась, но его массивное тело, словно бревно, лежало поверх нее. Его плечо давило ей налицо, не давая дышать. Что уж тут говорить о крике! Паника охватила ее. Если Одо обесчестит ее, по закону ему грозит кастрация. Но здесь закон устанавливает его отец. Альтернативой послужило бы поспешное венчание. Если это свершится, будет ли вмешиваться король?
– Пресвятая дева, помоги мне…
– Не смей призывать святых, – злобно прорычал он, пытаясь управиться одновременно и с ее, и со своей одеждой, не давая ей возможности пошевелиться или закричать. – Пришло время тебе научиться своим… обязанностям… не дергайся, черт тебя побери! Пора узнать, для чего предназначены… женщины.
Он случайно выпустил ее ладонь. Мадлен выхватила свой маленький нож и вонзила его в руку Одо.
– Ах ты, маленькая сучка! – Он приподнял ее и с силой снова швырнул на землю.
Нож выпал из ее руки. Он опять был сверху, и теперь ее юбка оказалась задранной еще выше. Он навалился на нее, ей с трудом давался каждый вдох.
– Во имя Грааля, тебя нужно проучить, Мэд! – воскликнул он с багровым от натуги лицом. – Когда мы обвенчаемся…
Хоть Мадлен и находилась в полубессознательном состоянии, при этих словах ее охватил такой ужас, что она ощутила прилив сил, вывернулась и пронзительно закричала. Он принялся колотить ее, чертыхаясь. Но вдруг остановился. Всем своим весом его ставшее вдруг неподвижным тело обрушилось на нее, затем откатилось в сторону. Всхлипывая и тяжело дыша, Мадлен подняла голову и увидела крестьянина, искоса глядевшего на ее распростертое тело. Это был коренастый седой человек, с бородой и усами, что выдавало в нем англичанина. Бормоча молитвы Богоматери и святым угодникам, девушка с трудом поднялась на ноги, прихватив свое жалкое маленькое оружие, и, прихрамывая, отступила назад, к раскидистому дубу.
В десяти милях от Банбери Эмери и Гирт впервые услышали о захвате людей в рабство, в чем обвиняли Роберта д'Уалле. Это был грубый французский наемник, жестокий умелый воин, без каких-либо иных достоинств. Прискорбно, что Вильгельм вынужден был пользоваться услугами таких людей, чтобы завоевать Англию, и теперь считал необходимым вознаградить их землей. Вскоре Эмери и Гирт примкнули к группе крестьян, направлявшихся в Банбери на базар. Они легко заставили их разговориться.
– Забрали племянника моей сестры. Просто так.
– Слышали, священник из Мартуэйта пытался остановить их и ему разбили голову? Так и не пришел еще в себя. Чертовы нормандцы! Ублюдки все до одного!
– Кто его сюзерен? – спросил Эмери на том же грубом наречии, которым пользовались крестьяне.
– Должно быть, граф Уэссекский, но ведь его убили при Гастингсе? Так что теперь не кто иной, как проклятый король, а уж ему-то жаловаться бесполезно.
– Все же лучше попытаться, – посоветовал Эмери.
На него посмотрели как на полоумного.
– Скажи-ка, – язвительно сказал один из крестьян, – почему бы тебе не остаться поблизости? А когда ублюдок король будет проезжать мимо, все ему рассказать? И схлопотать ногой по морде?
Эмери постарался придать своему голосу больше убедительности.
– Я знаю, о чем говорю. Хоть я и человек вне закона, но мне известно, что Вильгельм Нормандский не одобряет рабства. Если бы вы обратились к нему, он положил бы этому конец.
– И поддержал бы англичан против нормандцев? – усмехнулся один из крестьян.
– Он поддержал бы закон.
– А как насчет наших женщин? – воскликнул молодой крестьянин. – Эти стражники берут, что хотят, и никто их не остановит. Моя сестра…
Он отвернулся, его лицо исказилось.
– Изнасилование тоже противозаконно, – твердо сказал Эмери.
Топот копыт прервал беседу. Крестьяне бросились к лесу, но из-за поворота вылетел отряд всадников и обрушился на них. В мгновение ока все были окружены, никому не удалось ускользнуть.
Это были люди д'Уалле, охотившиеся за новыми рабами. Эмери проклинал свою судьбу. Было всего пятеро всадников, и они выглядели не особенно умелыми, так что ему с Гиртом вполне было по силам одолеть их, даже при незначительной помощи крестьян. Но насилие повлекло бы за собой жестокое возмездие простому люду. Он постарался не привлекать внимания. Это было не так-то просто. Эмери был на полголовы выше самого высокого из крестьян и гораздо более крепкого сложения. Сгорбившись, он толкнул локтем Гирта. Гирт принял сигнал, и Эмери надеялся, что остальные подхватят игру.
Один из воинов отцепил с седла пастуший кнут.
– Ну-ну, – сказал он по-французски, – тут нам подалась подходящая компания. – Он перешел на ломаный английский: – Лорду д'Уалле нужны работники. Ты, ты, ты и ты.
Он указал на самых молодых и сильных, включая Эмери, но не Гирта. Гирт немедленно заговорил по-английски:
– Сэр, мой кузен, он не совсем здоров… – Он многозначительно постучал по голове. – Вам от него не будет никакой пользы.
– Зато он силен. Пойдешь вместе с ним.
В одно мгновение отобранные люди были отделены от группы. Один крестьянин воспротивился.
– Вы не имеете права! Я свободный человек…
Кнут обрушился на его голову, и он замолчал. Пятерых пленников с милю или около того гнали к реке, где строился мост, чтобы облегчить доступ к новому замку Роберта д'Уалле. Здесь работали около дюжины мужчин, некоторые были крайне истощены. Эмери подозревал, что еще больше рабов было среди тех, кто сооружал деревянные укрепления в отдалении, на холме.
Двоих крестьян отправили к работникам, добывавшим камни у подножия крутого склона. Эмери с остальными приказали встать в поток измученных людей, переносивших камни к мосту. Гирта из-за его преклонного возраста поставили укладывать камни на место.
Пока тянулся день, им ни разу не предложили отдохнуть или подкрепиться, хотя стражники позволяли им брать воду из реки, чтобы напиться. Пятеро стражников устроились в тени и, если им казалось, что кто-то из рабов ленится, пускали в ход кнут. В их распоряжении были бурдюк с вином и пироги с мясом.
Стражники часто выкрикивали замечания на французском, которые тревожили крестьян, но неизменно содержали только тупые оскорбления.
В душе Эмери нарастал гнев. Эти люди были отбросами человечества, подлыми наемниками, привлеченными в Англию легкой наживой. Неутолимая жажда уничтожить этих подонков терзала молодого рыцаря гораздо сильнее, чем муки голода. Но он понимал, что если применит здесь силу, то лишится возможности сделать гораздо больше полезного впоследствии и навлечет жестокие кары на местное население.
Эмери втащил на свои натруженные, покрытые синяками плечи кожаную сетку с камнями и поплелся вниз к реке. Когда он проходил мимо одного толстопузого стражника, тот закричал:
– Эй, верзила! Бьюсь об заклад, у тебя здоровый хрен. Спорим, ты втыкал его своей матери!
Эмери притворился глухим. Он пытался унять свою ярость предвкушением того, что сделает король, когда услышит о таком беззаконии. Человек, шедший впереди, споткнулся. Эмери помог ему подняться. Ближайший стражник ухмыльнулся, но не высказал возражений. Работник тяжело дышал, его глаза потускнели.
– Ему нужно отдохнуть, господин, – промямлил Эмери.
– Никакого отдыха. – Стражник поднес ко рту бурдюк с вином.
Эмери помог крестьянину наполнить сетку, положив туда по возможности меньше камней. Им повезло, что приходилось тащить груз вниз с холма, но Эмери сомневался, что этот человек долго протянет. Если бы у стражников была хоть капля здравого смысла, они бы заботились о своей рабочей скотине, но у подонков совсем не было мозгов.
Труженики снова направились вниз по холму, но крестьянин вдруг зашатался. Эмери, как мог, помогал ему, пройдя вперед и поддерживая его. Внезапно крестьянин споткнулся и упал на четвереньки, свесив голову, совсем как изможденная рабочая кляча, в которую его и превратили.
Толстопузый стражник встал и щелкнул кнутом.
– Вставай, паршивая свинья. Поднимайся!
Человек дернулся, но снова упал. Кнут снова просвистел и нанес удар. Крестьянин дернулся и закричал, но даже боль не смогла заставить его подняться. Кнут просвистел и снова ударил, прежде чем Эмери успел подбежать.
– Прочь с дороги, болван, – прорычал стражник по-французски, подходя ближе, – а то тебе тоже достанется! – Он перешел на английский: – Пошевеливайся!
Эмери обернулся и посмотрел на жестокую тварь, чей тяжелый живот и обрюзгшее лицо свидетельствовали о том, что их хозяин скверно обучен и плохо тренирован.
– Спасибо, господин, – сказал он по-французски.
– Стоящие слова от такого червя, как ты! – Стражник выразительно повертел у виска большим пальцем. – Пошел прочь!
Эмери медленно поднялся, словно пьяный. Стражник, больше не обращая на него внимания, снова с удовольствием замахнулся кнутом. Эмери прыгнул. Обхватив рукой голову стражника и упершись коленом в спину, он сломал ему шею. Когда тот упал, Эмери вытащил меч у него из ножен, брезгливо поморщившись при виде неказистого клинка, покрытого следами старой крови и ржавчины. Ногой отпихнув труп с дороги – падаль, как он считал, – Эмери обернулся, чтобы встретиться с первым из четырех оставшихся стражников. Он нарочно волочил ноги и держал меч так, будто понятия не имел, что с ним делать. Краем глаза он отметил Гирта, кинувшегося на отставшего стражника, и крестьян, в ужасе толпившихся вокруг.
– Не давай им сбежать! – крикнул он.
– Они не собираются помогать тебе, свиное дерьмо, – насмешливо сказал ближайший страж, более худой, но все же с заметным животом чревоугодника.
Ухмыльнувшись, он продемонстрировал скудное количество желтых и черных зубов. – А я не намерен убивать тебя быстро. Совсем не скоро…
Эмери неуклюже поднял меч, и его противник засмеялся:
– Мы заставим тебя танцевать с одной ногой, дерьмо. А потом поиграем в жмурки с безглазым человеком…
Пока стражник продолжал свои бессмысленные излияния, ведь он считал, что его жертва мало что понимает по-французски, Эмери оценил обстановку. Ни одного из этих людей нельзя было оставлять в живых. Тогда крестьяне останутся целыми, а его личность сохранится в тайне. Но простой люд оцепенел от ужаса.
Гирт убил своего стражника и взял его меч. Два других нормандца наседали на него. Ему нужна была помощь.
Эмери исступленно размахивал мечом, как это сделал бы необученный крестьянин. Стражник разразился смехом. Он отступил в сторону, чтобы уклониться от удара, и презрительно сделал выпад, собираясь отрубить Эмери правую руку. Эмери перехватил меч правильно и отразил удар. Стражник не успел опомниться от неожиданности, как Эмери сказал на чистейшем французском:
– Храни тебя Бог. – И отрубил стражу голову.
Голова скатилась на землю с выражением изумления на лице.
Стражники сильно теснили Гирта, который яростно защищался. Эмери больше не мог изображать неумелость, и в считанные минуты оба подонка бросились бежать. Эмери настиг одного и пронзил мечом насквозь. Другой обернулся и ранил Гирта в ногу.
– Задержите его! – крикнул Эмери удивленно взиравшим на схватку крестьянам.
Несколько человек двинулись было на помощь, но, как только стражник с мечом повернулся к ним, они съежились и попятились. Эмери помчался за негодяем, но тот был худым и быстроногим. Оглянувшись, Эмери увидел, что крестьяне убегают в лес, как испуганные животные, а Гирт лежит на земле, тщетно пытаясь остановить кровь.
С проклятием Эмери метнул меч, словно копье, вслед удаляющемуся врагу. Но меч для этого не предназначен, он лишь слегка задел стражника, отскочив от скрытого под кольчугой плеча, и только добавил беглецу скорости. Эмери вернулся и присел на корточки возле Гирта.
– Со мной все в порядке, – тяжело дыша, сказал Гирт. – Отправляйся за ним!
– Не будь дураком.
Эмери нарезал полосок из одежды стражника и перевязал Гирту рану, недовольно морщась от скверного состояния грязной ткани.
– Мама говорит, что раны нужно перевязывать чистой тканью, они заживают лучше, – заметил он.
– Раны или заживают, или нет, как распорядится судьба. – Гирт с трудом приподнялся. – Если бы у меня был топор, этот мерзавец не ушел бы живым. Он может подписать тебе смертный приговор.
– И тебе.
– Я в любом случае мятежник. Теперь и ты тоже.
Эмери покачал головой:
– Они нарушили закон. Если мое участие в этой бойне станет известно, я скажу, что освобождал себя из рабства.
– Но в этом случае и все остальное выплывет наружу. Стражник может узнать тебя, если наткнется на Эмери де Гайяра. И что тогда? Мне предстоит любоваться твоей головой, насаженной на копье, уже в скором будущем, – зло сказал Гирт. – Возвращайся и стань обыкновенным нормандцем. Либо присоединяйся к Герварду и вышвырни Бастарда[6] вон.
– Я никогда не был обыкновенным нормандцем, – ответил Эмери. – Но и не предавал Вильгельма.
– Проклятие! – воскликнул в раздражении Гирт. – Гервард и Бастард скоро начнут драться между собой за то, кому тебя прирезать.
– Тебе следует познакомиться с моим отцом. У вас очень много общего. Пойдем. Пора убираться отсюда, – улыбнулся Эмери.
* * *
Мадлен старалась не думать о встрече с Эдвальдом, человеком вне закона. Ввиду бедственного положения людей в Баддерсли ее прямой долг – поскорее выйти замуж и вышвырнуть из имения Поля и Селию. При таком положении вещей ее волшебный принц был полным безумием. Это умопомрачение заставило ее посреди дня слоняться без дела и беспокойно метаться в постели ночью. Мадлен вновь переживала ощущение его ладоней на своей обнаженной коже, прикосновения его требовательных горячих губ к своим губам и просыпалась полностью опустошенная. Она надеялась, что приезд в Баддерсли ее кузена Одо поможет ей избавиться от этих глупостей.Одо де Пуисси был сыном Поля и пасынком Селии, так что не имел кровного родства с Мадлен, но он провел много времени в ее доме, когда она была ребенком, и девушка относилась к нему как к брату. Высокий и сильный, темноволосый, как и его отец, с румяным лицом, он был хорошим собеседником, веселым и общительным, если ему не противоречили. Но слишком увлекался элем и вином.
Одо был счастлив проводить время с Мадлен, рассказывая ей увлекательные истории о завоевании Англии. В них он часто оказывался героем, чтобы этому можно было поверить. Он описал ей также коронацию королевы, подчеркнув свое привилегированное положение при дворе. Мадлен откровенно завидовала и старалась выспросить его о подходящих молодых мужчинах.
– И кто же больше всего в почете у короля? – однажды спросила она, аккуратно зашивая рубашку.
Они сидели на солнце возле замка.
– Его старинные друзья – Мортен, Фицосберн, Монтгомери.
– А из молодых мужчин? Ведь многим удалось добиться для себя прекрасного будущего, разве не так?
Одо подозрительно взглянул на нее, и девушка поняла, что он думает, будто она насмехается над ним, поскольку сам он, судя по всему, не многого добился.
– Де Варенн на хорошем счету, – угрюмо сказал Одо, – и де Фе. Бомон… и конечно же, де Гайяры. Король очень их выделяет.
– Зачастую это просто дело случая, – успокоила она, – вовремя попасться на глаза королю.
– Это правда. Но разве справедливо, что он потворствует саксам?
– Разве при дворе есть англичане? – удивилась Мадлен.
Даже если король старался заручиться их поддержкой с помощью женитьбы, она не думала, что их принимают с почетом.
– Двор так и кишит ими, заискивающими ради того, чтобы получить свои земли назад. Среди них нет ни одного, кому бы я доверял.
– Но ведь это хорошо, что они признали короля. У нас будет мир.
– Как же получить землю в мирное время? Если Вильгельм возвратит саксам их владения, что же останется его верным нормандцам? Ты бы поостереглась, Мэд, – язвительно сказал он. – Однажды этот подлец Гервард преклонит колени, и король вернет ему Баддерсли.
У Мадлен похолодели руки. Имение Баддерсли принадлежало ей!
Одо рассмеялся:
– Вижу, до тебя дошло. Это может случиться. Король вернул Эдвину Мерсийскому большую часть его земель. Теперь Эдвин – твой сюзерен. Как ты будешь хранить преданность проклятому саксу? А ведь Вильгельм выдает за него свою дочь.
– Агату?
– Так говорят, и прошел слух, что леди Джудит тоже выдадут за собаку сакса. Если ты не поостережешься, Мэд, тебя ожидает та же судьба.
Мадлен не отрывала глаз от работы. Есть один англичанин, которому она была бы рада. Тогда бы они смогли закончить то, что начали. Знакомый томительный жар зашевелился внутри.
– Как выглядят английские лорды? – спросила она.
– Слишком привлекательные или чересчур волосатые, – сказал он. – Они не стригут волос, и многие носят бороду, хотя некоторые теперь сбривают ее, чтобы доставить удовольствие королю. – Он расхохотался. – Выглядят, как остриженные бараны. Одеваются они нарядно и изысканно, как женщины, и щеголяют своим золотом.
Мадлен вздохнула. Ничего полезного от Одо не удалось узнать.
– Со временем и ты получишь большую награду, – обнадежила она.
Одо порывисто схватил ее за руку.
– А что насчет тебя, Мадлен? Ты – самая ценная награда.
Мадлен вскрикнула от досады. Из-за него она уколола палец, и на ее шитье появилось пятнышко крови.
– Мне бы не хотелось, чтобы меня рассматривали как военный трофей, – возмутилась она.
Одо улыбнулся:
– Я всегда любил тебя, Мэд. Ты можешь получить в мужья кого-нибудь гораздо хуже меня.
Мадлен вздохнула. Ей стало ясно, зачем он приехал. Но она все же надеялась избежать ссоры. Девушка внимательно посмотрела на него. Он был молод, здоров и силен. Она его знала. Ей мог достаться кто-то похуже, но она надеялась на лучшее. В любом случае тот, кто не притащит за собой, как заразу, Поля и Селию, будет иметь огромное преимущество. Она решила прибегнуть к хитрости.
– Право выбрать мне мужа принадлежит королю, Одо.
– У него голова занята мятежами, вспыхивающими каждую неделю. Ты тут зачахнешь и превратишься в старую деву.
– Я жду вызова от королевы, – сказала Мадлен, не слишком погрешив против истины.
Матильда хотела, чтобы девушка принимала у нее роды. Но ребенок должен был появиться где-то в августе или сентябре.
– Даже если король и вспомнит о тебе, – сказал Одо лукаво, – он может использовать тебя для уплаты своих долгов, Мэд. Тебя могут выдать за беззубого старца или за безусого мальчишку. За человека, который будет развлекаться, издеваясь над тобой. Мне бы не хотелось, чтобы такое случилось с тобой, Мэд. Я был бы тебе любящим мужем.
– Извини, Одо, – сказала она, стараясь смягчить отказ. – Но я должна ждать волеизъявления короля.
Девушка заметила вспышку гнева в его глазах, и ее решение еще больше окрепло. Он напомнил ей своего отца, который часто поднимал кулак на Селию. Она определенно не хотела выходить замуж за Одо.
Следующий день был последним днем пребывания Одо в Баддерсли, и его отец устроил охоту, чтобы развлечь сына, а заодно пополнить скудные запасы продовольствия в замке. Одо вновь обрел хорошее настроение. Но Мадлен радовалась его отъезду, как в свое время его прибытию.
Стоял ясный солнечный день, и, когда они выехали за ворота, Мадлен увидела, что даже заброшенность и беспорядок не смогли уменьшить красоту английской сельской местности. Как только люди приспособятся к новым порядкам, эта земля станет богатой, великой и прекрасной. И сама Мадлен станет частью этой земли, она и ее потомки.
Всадники и егери с собаками собрались в низине на открытом лугу, усыпанном яркими цветами. Мадлен с улыбкой вдыхала ароматный воздух. В Англии пахло иначе, чем в Нормандии. Англия была просвещенной страной, богатой искусствами, полной музыки и поэзии. Хотя девушка еще не вполне владела языком, старинные английские саги и рассказы о любви и одиночестве, надежде и страданиях доставляли ей огромное удовольствие.
Нормандия была более суровой и жестокой. Или, возможно, размышляла Мадлен, глядя на своего дядю, кузена и их соратников, такой ее делали безжизненные и грубые люди. Теперь, когда нормандцы, жаждущие войны, вторглись в Англию, уцелеет ли Баддерсли или будет разрушено, как От-Виронь? Девушка сорвала лист с низко склонившейся ветви, растерла его между пальцев и ощутила густой аромат. Ее дерево, ее земля, ее олени, ее люди… Единственное, что нужно, – это хозяин, способный обеспечить имению безопасность и процветание.
И уж конечно, не Одо. Но английский лорд вполне мог поладить с этой землей, думала она. Хотя Эдвальд сказал, что никогда не вернется, всякий раз, выходя из дома, Мадлен искала его, надеясь, что он вновь вынырнет из чащи своим искусным бесшумным шагом…
Собаки почуяли оленя и устремились вперед. Прозвучал рог, и всадники бросились в погоню. Мадлен и Одо скакали рядом, смеясь от удовольствия и охотничьего азарта.
– Он бежит к этому холму! – закричал Одо. – Сюда! Мы перережем ему путь!
Он повернул коня, Мадлен последовала за ним, тогда как остальные всадники продолжали скакать за собаками. Молодые люди углубились в лес, направляясь к обратной стороне холма. Путь им преградила глубокая быстрая речка. Они остановились. Густорастущие деревья спускались к самой воде. Вдоль берега проехать было невозможно.
– Думаешь, нам удастся перейти вброд? – спросила Мадлен, прислушиваясь к удалявшимся звукам охоты.
– Нет, конечно.
Одо как-то странно на нее смотрел. Мадлен беспокойно поежилась. Должно быть, так действовал на нее холодный сумрак, царивший здесь.
– Тогда поехали. – Она повернула лошадь. – Давай снова обогнем холм и догоним остальных.
Одо остановил ее.
– Подожди минутку. Мастери захромал. – Он спрыгнул с коня и поднял одно копыто для проверки. – Мэд, ты можешь спуститься и подержать его? – позвал Одо, борясь с упирающейся лошадью. – Мне кажется, он наткнулся на колючку, но я не могу ее извлечь.
Мадлен со вздохом спустилась с седла и пришла на помощь. Она взяла Мастери под уздцы, и лошадь немедленно успокоилась. Через секунду девушка поняла, что это из-за того, что Одо перестал беспокоить животное. Он обошел вокруг лошади и грубо схватил ее.
Крик ее был задушен его влажными губами и смрадным дыханием. Девушка извивалась и брыкалась, но безуспешно. От страха у нее закружилась голова, а ее пальцы только царапали ткань его плаща. Его губы отпустили ее, и она судорожно вздохнула, чтобы закричать, но он толкнул ее на землю, навалившись сверху, так что лишь слабый писк вырвался из ее горла, и страшная боль пронзила ее позвоночник, бедра и плечи. Невероятно, но он ухмылялся.
– Мэд, ты ведь сохла по мне, когда была девчонкой. – Одной рукой он задрал ей юбку. – Бьюсь об заклад, ты часто мечтала обо мне в своей холодной келье. Я осуществлю твои мечты.
Она попыталась вырваться.
Его ухмылка стала шире. Мадлен задохнулась от ярости. В неистовстве она извивалась и пиналась, но его массивное тело, словно бревно, лежало поверх нее. Его плечо давило ей налицо, не давая дышать. Что уж тут говорить о крике! Паника охватила ее. Если Одо обесчестит ее, по закону ему грозит кастрация. Но здесь закон устанавливает его отец. Альтернативой послужило бы поспешное венчание. Если это свершится, будет ли вмешиваться король?
– Пресвятая дева, помоги мне…
– Не смей призывать святых, – злобно прорычал он, пытаясь управиться одновременно и с ее, и со своей одеждой, не давая ей возможности пошевелиться или закричать. – Пришло время тебе научиться своим… обязанностям… не дергайся, черт тебя побери! Пора узнать, для чего предназначены… женщины.
Он случайно выпустил ее ладонь. Мадлен выхватила свой маленький нож и вонзила его в руку Одо.
– Ах ты, маленькая сучка! – Он приподнял ее и с силой снова швырнул на землю.
Нож выпал из ее руки. Он опять был сверху, и теперь ее юбка оказалась задранной еще выше. Он навалился на нее, ей с трудом давался каждый вдох.
– Во имя Грааля, тебя нужно проучить, Мэд! – воскликнул он с багровым от натуги лицом. – Когда мы обвенчаемся…
Хоть Мадлен и находилась в полубессознательном состоянии, при этих словах ее охватил такой ужас, что она ощутила прилив сил, вывернулась и пронзительно закричала. Он принялся колотить ее, чертыхаясь. Но вдруг остановился. Всем своим весом его ставшее вдруг неподвижным тело обрушилось на нее, затем откатилось в сторону. Всхлипывая и тяжело дыша, Мадлен подняла голову и увидела крестьянина, искоса глядевшего на ее распростертое тело. Это был коренастый седой человек, с бородой и усами, что выдавало в нем англичанина. Бормоча молитвы Богоматери и святым угодникам, девушка с трудом поднялась на ноги, прихватив свое жалкое маленькое оружие, и, прихрамывая, отступила назад, к раскидистому дубу.