Анатолий Безуглов
Приключения на обитаемом острове

СИП И ДРУГИЕ

   Весна в станице Тихвинской, что раскинулась на берегу Маныча, заканчивала свои труды. Прошли, отгремели вешние дожди, тёплые и щедрые. Зеленые пригорки покрылись яркими пятнами жёлтых одуванчиков. Степь подёрнулась серебристой дымкой — порослью ковыля и полыни. Ветры несли из степи дурманящий аромат, от которого кружилась голова.
   Казалось, совсем недавно пролетели по заре караваны крякв и гоголей в неспокойном небе. И, словно вчера, провожали журавлей, промелькнувших над станицей стройным треугольником. А сегодня уже последняя контрольная работа в году в шестом классе «А» Тихвинской средней школы-интерната.
   Саввушкин, по прозвищу «Сип», которое он получил по инициалам (Саввушкин Илья Павлович), любил контрольные работы. Особенно по математике. Потому что не было случая, чтобы кто-нибудь сдал задание в классе раньше него.
   Едва Иван Захарович, учитель математики, заканчивал писать на доске условия задач, как Саввушкин уже расправлялся с ними в своей тетрадке. Не то что, например, Володя Гулибаба, закадычный друг Сипа. Он несколько раз вздохнёт, постарается незаметно сунуть в рот что-нибудь съестное, а потом только начнёт терзать черновик.
   Или Маша Ситкина, председатель совета отряда класса. Она пишет медленно, повторяя про себя каждое слово.
   Вообще забавно наблюдать за всеми. Ваня Макаров зыркает по сторонам. То заглянет к соседу Юре Данилову, то постарается высмотреть что-то у Стасика Криштопы, сидящего впереди. Данилов списывать не даёт: дружба дружбой, а решение врозь. Заглядывать к Стасику опасно: учитель заметит.
   В этом смысле лучше всего Шоте Баркалая. Он сидит сзади Саввушкина и с высоты своего роста отлично видит, что творится в Илюхиной тетради.
   Зоя Веревкина выполняет работу спокойно и быстро. Второй, за Сипом, обычно сдаёт работу она…
   Словом, это была обычная последняя контрольная в году. И Сип закончил её первым. Он сладко потянулся, медленно, словно нехотя, покинул парту и вразвалочку пошёл к столу учителя.
   — Решил? — спросил Иван Захарович, водружая на нос очки.
   — Вроде бы… — небрежно сказал Сип, кладя на стол тетрадь, и вышел во двор.
   Делать было нечего. Девчонки-первоклашки играли в классики. Сип погонял битку по расчерченным на земле квадратам, но это скоро ему наскучило. Ноги принесли его в библиотеку, где одиноко сидел Филя, второклассник и преданный ординарец Сипа. Илья присел рядом.
   — Что делаешь? — спросил он.
   — Учу стихотворение Пушкина, — вздохнул Филя.
   — На кой? У вас же каникулы…
   — Сегодня у нас последний звонок. Будем читать стихи. Из классиков… Надежда Семёновна наказала.
   — Хочешь, я тебе такого классика дам, что все упадут? — В глазах Сипа блеснул озорной огонёк.
   — Хороший классик?
   — Законный.
   — Ладно, давай, — согласился Филя.
   Сип потащил своего друга в спальню шестого «А». В комнате никого не было. Илюха вынул тетрадь, вырвал из неё листок и написал на нем стихотворение.
   Филя прочёл, посмотрел на Саввушкина.
   — А как фамилия этого классика?
   — Это непризнанный классик…
   — Так и сказать?
   — Так и скажи. Когда у вас торжественная линейка?
   — После пятого урока.
   — Выучишь! — солидно сказал Сип.
   …В актовом зале школы ребят напутствовал сам директор Макар Петрович. Он пожелал им хорошо отдохнуть и набраться за летние каникулы сил. Потом младшеклассники стали читать стихи. Илюха приник к чуть приоткрытой двери зала, ожидая интересного зрелища.
   Филя вышел третьим, стал в театральную позу и звонко прочёл:
   Последний день, Учиться лень.
   Мы просим вас, учителей, Не мучить маленьких детей!
   Илюха покатился со смеху.
   — Чилимов! — простонала Надежда Семёновна, — Что ты прочитал?
   — Классика, — ответил мальчик, не смутившись.
   — Какого?
   — Непризнанного классика Саввушкина…
   Сип чуть не упал. Он не видел, как директор махнул рукой и пошёл к выходу. Отворив дверь, Макар Петрович едва не налетел на Илью. Директор остановился.
   — Вот что, Саввушкин. Пусть твоими художествами займётся совет отряда шестого «А».
   …На сборе отряда класса, который проходил в последний день учёбы, ребята подводили итоги года и говорили о том, кто чем будет заниматься во время каникул в подсобном хозяйстве на острове Пионерском, куда обычно интернатовцы выезжали, как в пионерский лагерь.
   Река Маныч за станицей делилась на рукава и протоки, образуя многочисленные острова. Одни побольше, другие поменьше. Были совсем крохотные, на которых, кроме камыша, ничего не росло.
   Остров, на котором размещалось школьное подсобное хозяйство, считался огромным, в 40 гектаров. Когда-то на нем густо росли ветлы, краснотал, по берегу полоскали свои ветки в воде раскидистые ивы.
   Поначалу ученики расчистили остров от кустов и корней, оставив только ивы у воды. Разбили фруктовый сад, землю распахали; посеяли кукурузу, пшеницу, развели огород, бахчу, виноградник. Со временем на Пионерском появилась свиноферма, коровник, птичник. Совсем недавно подсобное хозяйство обзавелось десятком ульев. Постепенно выстроили аккуратные домики. В них летом жили девочки. Для мальчиков ставили палатки.
   В хозяйстве имелся движок, снабжавший остров электричеством, необходимый инвентарь, поставляемый совхозом. По большей части, конечно, уже старый, поломанный. Но приведение его в божеский вид было занятным и интересным делом. Так интернатовцы сами собрали трактор. Старая кабина, отдельно ходовая часть — с этого начинали школьные механизаторы. А теперь старенький «Беларусь» каждой весной сияет свежей краской. И интернатовцы считают, что это самый лучший трактор в совхозе. Сесть за его штурвал мечтает каждый мальчишка в школе. Но трактор один, и счастливчики пользуются на острове огромной популярностью.
   Попасть в помощники тракториста было давней мечтой Саввушкина. Его отец — один их лучших трактористов совхоза. Кому как не Илюхе продолжить семейную традицию? Перейдя в седьмой класс, Сип рассчитывал, что вправе занимать это почётное место. До этого на каникулах Саввушкин трудился в механической мастерской вместе со Стасиком Криштопой.
   В президиуме сбора отряда класса сидели пионервожатый Андрей Смирнов, Маша Ситкина и Валя Чумак.
   Андрей четыре года назад сам закончил Тихвинскую школу-интернат. Потом — армия. Вернувшись в совхоз, стал работать электриком и поступил на заочное отделение педагогического института: считал педагогику своим призванием. Ради неё стал пионервожатым отряда, а летом — одновременно и старшим пионервожатым…
   — Основной наш вопрос, как провести лето, — сказала Маша Ситкина. — Надо решать, кто в каких бригадах будет работать.
   — Какие будут пожелания? — спросил Андрей. — Я надеюсь, все будет, как в прошлом году. Или кто-то хочет уйти из своей бригады?
   — Я хочу, — сказал Сип. — Хочу пойти помощником тракториста!
   — Скажу тебе прямо, Илья, — серьёзно сказал Смирнов, — помощником тракториста ты не будешь.
   — Почему? — вскочил Илья. — Я трактор знаю. Все батины книжки перечитал. Он мне все на тракторе показывал… Он же лучший механизатор в совхозе!
   Ребята загалдели:
   — Так то ж отец, а не ты! А потом, на тебя надежды мало — неизвестно, что выкинешь… Зачем Фильку подговорил стихи читать?
   Сипу стало до слез обидно. Подумаешь, Фильку подучил, а у Фильки что, совсем головы на плечах нет? Чувством несправедливости вспыхнуло все его существо.
   — А в мастерской я все равно работать не буду! — со злостью сказал вдруг Илья. И про себя подумал: «Раз они так, то и я…»
   — Никто тебя не неволит, — Андрей пожал плечами. — В хозяйстве есть другие бригады.
   Сип уже пожалел о своих словах. Если честно признаться, кроме мастерской, — не считая трактора и ещё катера, в команду которого брали опять же только старшеклассников, — интересного занятия, по душе, не было. Там он был на своём месте. Более того, Сип был нужен в мастерской. И его отказ все восприняли как демонстрацию.
   Саввушкин увидел осуждающий взгляд Стасика Криштопы и Ситкиной. Но идти на попятный было уже поздно.
   Смирнов, как будто нарочно, сообщил под конец сбора:
   — В этом году мы получим новый движок… Среди вас есть птичницы?
   — Есть, — поднялась Катя Петрова.
   — Я тебя обрадую: вашей бригаде выделят из совхоза несколько пар породистых индеек. А ты, Данилов, кажется, по лошадям специализировался?
   — И я тоже, — вставил Макаров.
   — Директор совхоза согласился отдать вам Воронка от Звёздочки.
   — Я буду его объезжать, — засиял Юра, и все посмотрели на него с уважением.
   К своему дому Илья добирался окольными путями. Напрямик, через главную площадь станицы, где помещалась дирекция совхоза, кинотеатр, сельмаг, он не пошёл. Ему было стыдно проходить мимо отцовского портрета, огромного, метра два вышиной, выставленного в аллее передовиков.
   Батя срисован со снимка, красующегося в горнице в хате, со всеми своими медалями и орденами. И с какого боку к нему ни подходи, он смотрит прямо в глаза. Если Илюха чувствовал за собой вину, от этого взгляда ему становилось не по себе. В хорошем же настроении Сип специально делал крюк, чтобы полюбоваться на своего родителя, казалось спокойно, даже с одобрением смотревшего на сына.
   Илья свернул от аллеи трудовой славы за три улицы, задами протопал до бани и вышел на свою Пролетарскую с другого конца. Он уже растрезвонил дома, что будет добиваться на лето места помощника тракториста — и добьётся. А что получилось на деле?
   Толкнув ногой калитку своего дома, он решил: «Будь что будет! Без дела все равно не останусь».
   На завалинке сидел дед Иван, подставив солнцу морщинистое коричневое лицо, поросшее редкой колючей бородкой. На нем была фуфайка, байковая рубашка враспояску, вельветовые брюки и короткие валенки, подшитые толстым войлоком. Дед не снимал опорки даже летом по причине застарелого ревматизма.
   — Ну, рапортуй! — поднялся дед.
   — Ученик седьмого класса «А» Илья Саввушкин явился! — отчеканил Илья, отдавая честь.
   — Хорошо, хорошо, махновец, — осмотрел его довольный дед, пощипывая бородёнку. — А пятерню к пустой башке не приставляют. Чуешь?
   — Она у меня не пустая, — обиделся Сип.
   — Без положенного для казака убора — считается пустая…
   Мать, спустившись с крыльца и вытерев руки о фартук, прижала Илью к себе, чмокнула куда-то в макушку.
   — Телячьи нежности, — пробурчал Саввушкин-старший. — Ты лучше, внучек, покажь документ.
   Илья достал дневник, протянул деду.
   — Ага, — крякнул Саввушкин-старший, отодвигая дневник подальше от глаз из-за дальнозоркости. — В полном порядке.
   Илья закинул портфель на шкаф и пошёл осматривать чердак. Дед, кряхтя и охая, поднялся с ним. Скоро внук уезжал в летний лагерь, на остров, так что разлука предстояла долгая.
   На чердаке было жарко. Пахло сухим деревом, кожей, машинным маслом.
   Илья открыл окошко. Потянул свежий сквознячок. Дед Иван пристроился на маленькую табуреточку — память тех лет, когда Илюха ходил пешком под стол.
   — На тракторе будешь работать? — спросил старик, слюнявя самокрутку.
   — Место занято. Трактор ведь один, — нехотя ответил Сип. Правду он решил не говорить. — Займусь чем-нибудь другим.
   Илья открыл крышку большого сундука, набитого драгоценными вещами. Здесь были коробка с рыболовными крючками, мотки лесы разной толщины — на чикомасов, сазанов, щук; автомобильная фара, неведомо для чего нужная, отцовские болотные сапоги для охоты, пакет со спичечными этикетками, давним, а теперь заброшенным увлечением Сипа; разрозненные журналы «Крестьянка», «Знание — сила» и «Юный техник», непонятный приборчик со шкалой и стрелкой, стреляные гильзы шестнадцатого и тридцать второго калибра. Охотничьи ружья, смазанные, в чехлах, висели на стене, рядом с брезентовой курткой и дедовской буркой, от которой остро пахло нафталином…
   — Ты все же добивайся трактора, — посоветовал дед.
   — Угу, — откликнулся Сип, бережно перебирая каждую вещь.
   Он отложил в сторонку электрический фонарик, лески, отобрал в спичечный коробок рыболовные крючки, взял несколько цветных пластмассовых поплавков. Все это пригодится на острове. Вынув из сундука компас с ремешком, чтобы носить на руке, и отцовскую трофейную фляжку, Сип закрыл крышку сундука.
   — Навещать будешь? — спросил дед.
   — Буду, дедуня.
   Старик подошёл к окну и указал крепким прокуренным пальцем куда-то далеко, туда, где изгибался излучиной Маныч.
   — Вона, глянь, акация у воды…
   Илья вглядывался в даль. Станица кучерявилась садами. Потом шли поля. Они тянулись до самой реки, сверкающей под солнцем.
   И только сейчас Сип ощутил полную радость наступающих каникул. В нем ожили нагретые степные просторы, тихие плёсы и плавни илистого Маныча, восторг вечерних зорь у костров…
   — От этой самой акации возьмёшь вправо, с полверсты, там аккурат мой боевой пост будет.
   Дед Иван, несмотря на преклонный возраст, каждое лето подряжался сторожить совхозную бахчу. Зимой ещё как-то перебивался, а уж летом без работы обойтись не мог — тосковал.
   — Красиво, правда? — не удержался Сип. В нем остро запылала любовь к этой земле, к её запахам, привычным и знакомым балкам, полям, которые он излазил и избегал вдоль и поперёк и с которыми никогда бы не мог расстаться.
   — Хорошо, — крякнул дед. Он тоже любовно смотрел на эту землю, по которой гонял когда-то босоногим мальчишкой, ходил росистыми утрами за плугом, потом топтал её копытами боевого коня в кровавой горячке жарких схваток с беляками. — Родные степя… — почти шёпотом произнёс он. И глаза деда засветились доброй, нежной улыбкой.
   По улице пропылил мотоцикл. Отец. Дед и внук спустились вниз. В доме пахло едой, свеженарезанной зеленью.
   Отец Илюхи одобрительно отозвался об оценках в дневнике и, к величайшему облегчению Сипа, не стал интересоваться, чем он будет заниматься в пионерском лагере на острове.
   Потом все сидели за столом, в горнице, где обедали по торжественным случаям.
   А вечером Сип вместе с батей обкатывали мотоцикл после ремонта. В полях за околицей Илюха получил руль. Водить «Яву» с коляской научил его опять же отец. Мать даже не знала об этом.
   И, ощущая на лице упругий прохладный воздух, свистящий в ушах, Сип забыл об истории с Филькой, о сборе.
   Была степь, была дорога, уходящая за малахитовый горизонт, и впереди — почти сто дней вольного лета.

МАЛАЯ МЕХАНИЗАЦИЯ

   Проводы на летний отдых справляли всегда торжественно. Выступил директор совхоза. Он говорил, что остров Пионерский — школа будущих агрономов, животноводов и механизаторов. Что навыки, полученные учениками в сельскохозяйственном труде, помогут им найти своё призвание, дорогу в жизни, помогут полюбить работу земледельца, землю, на которой они родились.
   Закончил он совсем по-простому:
   — Что-то я все о труде да о труде. Отдыхайте получше, ребята, загорайте, поправляйтесь. Ешьте хорошо. Вам, Глафира Игнатьевна, — обратился он к поварихе, — особый наказ: чтоб каждый набрал не меньше двух кило живого веса!
   После речей началась отправка. Первыми ехали младшеклассники. Ребятишек посадили в два автобуса, которые тут же облепили родители.
   Илья запретил себя провожать. Их класс, теперь уже седьмой «А», уезжал в середине дня. Паром работал в этот день вовсю, только успевал перевозить учеников и лагерное имущество. Досталось и школьному катеру. Окрашенный в белое и синее, с надписью «Грозный» на борту, он сновал по Манычу туда и обратно до самого вечера.
   Палатки ставили уже на заре. А когда над островом мягко засветилось бархатное звёздное небо, высоко взметнул свои пляшущие языки костёр…
   Наутро Сип шагал по тропинке, ведущей от палаток к домику, где находился штаб лагеря, — по так называемой Центральной улице. Она была обсажена молодыми тополями. В листве играл свежий ветерок, приносивший с реки прохладный воздух и запах воды. Трава стояла зелёная, ароматная, почти готовая под звонкое лезвие косы.
   Сенокос Илья любил. Косить научил его дед. Считал это занятие хорошим воспитанием для земледельца. И мучил внука до тех пор, пока не добился, что разнотравье у Илюхи ложилось плавным красивым полукругом.
   — Сенокосилки, разная там механика — это хорошо, — говорил дед. — А если не умеешь косу держать в руках, значит, и машиной уберёшь сено неважно.
   Наработавшись до ломоты в плечах, они с дедом обычно пристраивались где-нибудь под ракитником, пили холодное молоко из макитры и валились на землю перед походом домой.
   Дед заводил свои нескончаемые истории, которые неизменно начинал словами: «А ещё было…»
   Рассказывал он по большей части о красных конниках, о легендарном командире Думенко, которого называл с уважением Борис Мокеич, о том, как рубились с беляками, и было много раз и худо, и страшно, а теперь те далёкие годы вспоминались с любовью и сожалением об ушедшей навсегда молодости.
   Сип слушал, смотрел на светлое небо, и не верилось, что над ним то же самое небо, вокруг та же земля, хутора и станицы…
   Идя в это утро к Смирнову, который исполнял на острове обязанности старшего пионервожатого, Сип вспомнил деда неспроста. Разговор предстоял о работе. После завтрака ребята разбрелись по своим бригадам. Илюха был пока не у места. От мастерских он отказался, так что придётся просить Смирнова определить его к достойному месту. Именно достойному, потому что заниматься чем попало Сип не собирался. Дед не одобрит. Да и самому будет не по себе. Болтаться на работе абы как Саввушкин не привык.
   «Директорский» домик, как его называли на острове, был полон народу. Руководители бригад спорили, уточняли задания, предъявляли Макару Петровичу и старшему пионервожатому свои требования и претензии. Естественно — первый рабочий день.
   Когда школа переезжала летом на остров, многие работники хозяйства брали отпуска, временно перебирались на работу в совхоз. А вот Смирнова, наоборот, командировали сюда как электрика и будущего педагога. Пионерский, можно сказать, оставался на полное попечение интернатовцам.
   Илья сидел на лавочке, ожидая, когда освободится Андрей.
   Подошла Маша Ситкина. Вид у неё почему-то был растерянный и взволнованный.
   — Ой, Илюха, не знаю, что и делать! Бригадиром меня назначили. Загоруля окончила десятый класс, уехала в техникум.
   Сип усмехнулся.
   — Ну, и что ты боишься? Справишься.
   — А если нет?
   — Справишься, — убеждённо сказал Илья и подумал: «Радоваться надо, а она испугалась. Была бы на моем месте…»
   Маша хотела что-то сказать, но в это время старший пионервожатый вышел на крыльцо в окружении ребят.
   Илья поднялся со скамеечки. Андрей заметил его и, отпустив ребят, поманил к себе.
   — Ну, что, Саввушкин? — насмешливо спросил он.
   Не будь Машки, Илья, наверное, признался бы, что насчёт мастерских погорячился. Но показать свою слабость при Ситкиной он не мог.
   — Сказал, что в мастерских работать не буду, значит, не буду, — твёрдо произнёс Сип. Хотя теперь ему особенно хотелось в мастерские. К ключам, гайкам, тискам, верстаку, где пахло железными опилками, тавотом, где сейчас трудился счастливый Стасик Криштопа…
   — Ну что ж, пошли посмотрим. — Андрей возвратился в домик, сел за стол. Перед ним лежал план острова, на котором были нанесены все участки и бригады хозяйства. Илья встал рядом.
   — К полеводам? — Андрей ткнул пальцем в квадратик с названием «Зерновой клин».
   Илья отрицательно покачал головой.
   — А конеферма тебя не прельщает?
   Сип подумал про Данилова, Ваню Макарова, которые рады будут им покомандовать, и сказал:
   — Не подойдёт.
   Андрей сердито откинулся на стуле:
   — Если ты сам не знаешь, чего хочешь, откуда мне знать?
   — Помощником тракториста, значит, не…? — осторожно спросил Сип.
   — У нас уже есть трое!
   — А на катер? — В голосе Саввушкина звучало отчаяние.
   Смирнов постучал по фанерной перегородке, и тут же в дверях появился капитан катера «Грозный» Олег Ченцов, десятиклассник, принявший флагман школьного флота весной этого года. Ченцов был в джинсах, полосатой тельняшке и кедах.
   — Олег, как у тебя с комплектом в команде?
   Ченцов провёл ладонью поверх головы.
   — Может, юнги нужны? — спросил старший пионервожатый.
   — Да некуда нам больше, Андрей! — взмолился капитан.
   Сип подавил вздох. Стать матросом «Грозного» мечтали чуть ли не все мальчишки в школе. Команда катера состояла из стольких человек, что, соберись они на «Грозном» все вместе, не осталось бы свободного места. Таким образом, большинство моряков на острове были как бы допризывниками. Работали на поле, в огородах, в саду. На «действительной» же службе, непосредственно на катере, было всего пятеро, включая самого капитана. Правда, «допризывники» помогали драить, чистить, красить катер. И терпеливо ждали, когда освободится вакансия. Это случалось с окончанием школы кого-нибудь из матросов. Иногда — в исключительных случаях — в команду можно было попасть, но для этого надо было отличиться чем-то особенным. Олег Ченцов, например, занял первое место в районных соревнованиях на байдарке-одиночке…
   Илюха не мог похвастать успехами в водном спорте. Плавал он, правда, отлично. Но для мальчишек из Тихвинской это было не диво: рядом Маныч.
   — Вот видишь, — сказал старший пионервожатый, когда Ченцов вышел. — Ну, что ж, приходи попозже, что-нибудь придумаем.
   В это время в комнату влетели две девчонки.
   — Так нельзя? — с отчаянием закричала старшая из них, девятиклассница Люба Минина. Помладше — это была Катя Петрова из Илюхиного класса — стояла у дверей молча.
   — Опять воюешь? — поморщился Смирнов.
   — А что? Людей не хватает, помещений тоже. У меня норма: на один квадратный метр должно приходиться одна целая пять десятых голов индеек, а мы держим по три штуки. Механизации никакой…
   — Не все сразу, не все, — успокаивал её Андреич — На следующий год…
   — Ну хоть людей ещё подкиньте! — взмолилась Люба.
   Смирнов вертел в руках карандаш.
   — Где я их возьму? — Он посмотрел на Илью. — Трактор им подавай, катер…
   В голове Сипа зрело какое-то решение. И неожиданно для всех он вдруг сказал:
   — Может, мне к ним пойти?
   Люба недоверчиво посмотрела на Саввушкина.
   — Бери, бери, — засмеялся старший пионервожатый. — А то передумает.
   — Покажи ему наше хозяйство, — быстро сказала Люба Кате. — И пусть завтра приступает.
   Птичник, вернее, длинный сарай, помещался недалеко от реки. Первоначально предполагалось, что в хозяйстве будут и утки. Но до этого дело не дошло. Надо было устраивать небольшой тихий заливчик, огороженный сеткой. Это попытались сделать, однако в первое же половодье Маныч нанёс столько ила, что от затеи отказались. Поэтому из пернатых на острове оставили только кур да индеек.
   Катя была в восторге, оттого что Саввушкин попросился в их бригаду.
   — Понимаешь, к нам мальчишки не идут, — призналась она Сипу. — А зря…
   В птичнике стоял неумолчный гомон. По обеим сторонам вдоль стены расположились в два ряда деревянные клетки с сетчатым полом. Хохлатки сновали в них, кудахтали, что-то долбили своими крепкими клювами. Когда ребята шли мимо кур, те провожали их клёкотом, просовывали головы сквозь прутья.
   — Знают меня, — похвасталась Катя. — Есть просят.
   Сип хозяйственным взглядом окинул птичник. В глазах у него рябило от мелькания медно-жёлтых с красным отливом птиц.
   — Какие-то они у вас красные… — сказал Сип.
   — Юрловская порода, — пояснила Катя. — Бывают ещё чёрные, серебристые…
   — Да? А у нас дома всегда были только белые.
   — Неслись хорошо?
   — Хватало.
   — Наверно, леггорны. Или русские белые.
   Илья потрогал одну клетку, потряс её. Куры в страхе сбились в угол.
   — Ты что? — испугалась Катя.
   — Так, смотрю.
   Вдоль клеток был прикреплён деревянный жёлоб.
   — Для корма? — спросил Сип.
   — Да. И плошки для воды.
   — Ясно.
   Одновременно заголосило, закудахтало несколько хохлаток.
   — Снеслись, — пояснила Катя. Она подошла к клетке, открыла дверцу и вынула яйцо.
   — Примитив, — усмехнулся Сип, И направился к выходу…
   Выбор Саввушкина был воспринят ребятами с большим чувством юмора. Вечером, когда все укладывались спать в палатке, со всех сторон доносился то петушиный крик, то кудахтанье. Но Сип на это не реагировал.
   — Илюха, — тихо позвал его Володя Гулибаба, — что это тебя потянуло в птичник? — Их раскладушки стояли рядом.
   — В птичнике тоже работники нужны, — туманно ответил Сип.
   Он смотрел в брезентовый потолок, и лицо его было озарено внутренним светом. Илюха думал. Он был во власти идеи.
   — Цып-цып-цып! — пропел кто-то тоненьким голосом.
   — Сип, курочка яичко снесла, — откликнулся другой.
   — А яичко не простое, золотое…
   — Кончай базар, — спокойно сказал Стасик Криштопа.
   Но расходившихся ребят остановить было не так просто.
   Утром на завтрак, как нарочно, подали варёные яйца.
   — Завтрак имени Саввушкина, — прокомментировал Юра Данилов.
   Илья на колкость не ответил.
   После завтрака все пошли по своим бригадам. Сип по пути заглянул в мастерские. Он потоптался возле верстака, потрогал разложенный инструмент, заглянул в открытый шкаф, заваленный различными железками, мотками проволоки, разрозненными частями от всевозможных агрегатов — от автомобильного двигателя до обыкновенного утюга. В эту коллекцию он и сам внёс немалую лепту.