Что это за люди? Как они достигли богатства? Какую жизнь вели за своей высокой стеной? Ответы на эти вопросы были частью загадки Нилинта. Лефарн абсолютно ничего не знал о «небожителях». Правда, однажды он мельком увидел двух мужчин, стильно одетых и взирающих на все с таким видом, будто им здесь принадлежал каждый камень. Нарядные господа стучали в дверь ювелира, жена которого иной раз покупала фрукты у Лефарна.
   Вопрос о том, какую роль играют хунобли в демократическом обществе Нилинта, был ключевым. Пожалуй, это самая важная из всех тайн планеты. Но даже сейчас, когда Джедд Лефарн стал повруном и громыхающая телега везла его навстречу новой судьбе, он ни на шаг не приблизился к решению этой загадки.
 
   После короткого вояжа в сопровождении ликующих подданных новоиспеченного яро и его повруна пересадили в карету искусной работы - экипаж, который нечасто встретишь на улицах города, - и упряжка бодрых дарифов повлекла ее к резиденции яро, в район, откуда еще вчера стража незамедлительно вышвырнула бы и Окстона, и Лефарна.
   Высоко на холме, прямо напротив хузваальской стены, словно ступени гигантской лестницы, торчали административные здания: одноэтажное - управление полиции, двухэтажное - администрация города, и трехэтажное, словно в насмешку называемое «дворец». Это было обшарпанное каменное строение, где до того жили члены ронзвааля и их семьи. Прежних жильцов уже выселили; по пути карета встретила телеги с рыдающими женами, детьми и кучами всякого барахла.
   Теперь дворец стал резиденцией яро. Его встретил уже знакомый толстяк, церемониймейстер революции. Сейчас он был в роскошной голубой ливрее, расшитой золотом, и вышел к ним с низким поклоном.
   – Какие указы желает издать ваша высокость? Окстон глянул на него с подозрением.
   – Указы? Вы сказали, что яро делает то, что захочет. Чего это вдруг я должен сочинять какие-то указы?
   – Я не говорю, что вы должны. Но если у вас возникнет такое желание, то моя обязанность - позаботиться о том, чтобы они были выполнены.
   – Простите мое невежество и любопытство, - пробормотал Лефарн и сделал паузу, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. Ему было нелегко осознать головокружительный скачок от гуранта до повруна. Он все еще ощущал себя простым коробейником. - А вы кто?
   – Я Даггет, управляющий его высокости.
   – Понятно. И зваалант, которого на рынке ждала столь печальная участь, тоже имел своего управляющего?
   – Конечно.
   – А кто был управляющим у него?
   – Я, - учтиво ответил Даггет. - Управляющий - это пожизненная должность, какое бы правительство ни находилось у власти.
   – И какие указы ожидаются от яро?
   Даггет пожал плечами и не задумываясь сказал:
   – Ну, например, указ о том, чтобы в течение десяти дней на площадях города даром раздавали пиво в честь избрания яро. Народ, разумеется, жаждет торжеств.
   – Вот это мне по душе! - Окстон расхохотался, но тут же умолк: его посетила трезвая мысль. - А кто это пиво оплатит?
   – Ваша высокость. Я имею в виду - правительство.
   – И у правительства есть деньги, чтобы десять дней поить весь город? - осведомился Лефарн.
   – Если его высокость прикажет, деньги найдутся.
   Лефарна раздирали противоречивые чувства. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что ему нужно подумать.
   – Перед тем как издавать столь важные указы, его высокости хотелось бы перекусить, - заявил он. - Кстати, мне тоже… Что нужно для этого сделать?
   – Вам достаточно лишь приказать, - сказал Даггет. - Обед будет подан незамедлительно.
   – Приказывать мы не привыкли, - сказал Лефарн. - Однако настоятельно просим.
   Таких роскошных блюд Лефарн ни разу не пробовал ни на Нилинте, ни на базе Бюро, где к тому же и порции были спартанские. Отлично приготовленное мясо нескольких сортов, печеные овощи, взбитые в нежнейшее суфле, кувшины с вином и пивом, отдельный столик с соблазнительными фруктами, пирожными и пирогами. За обедом прислуживали пять пожилых слуг - трое мужчин и две женщины. Как только яства были расставлены на столе, Лефарн отпустил слуг, несмотря на их решительные протесты.
   – Мы не привыкли есть под присмотром, - объяснил он.
   Едва новоявленные правители остались одни, Лефарн прошептал Окстону:
   – Говори тише. Нас могут подслушивать. Мы здорово влипли, и надо обсудить наше положение.
   – Что ты несешь? Управляющий и слуги сделают все, о чем мы попросим.
   – Во-первых, откуда тебе известно, что они на самом деле выполняют наши приказы? А во-вторых, они могут присоветовать нам сделать то, что восстановит людей против нас. Например, это пиво…
   – Да кому это может не понравиться? Наоборот, я стану любимцем народа!
   – Полюбят ли тебя трактирщики, если никто во всем городе за десять дней не купит и кружки пива? - спросил Лефарн. - А жены, чьи мужья с твоей легкой руки будут все десять дней являться домой «на бровях»? Трактирщики - самая влиятельная гильдия на Нилинте. А что касается жен - ты обратил внимание, сколько женщин было среди тех, кто бросал камни в ронзвааль?
   – Так что же - мне теперь и шагу нельзя ступить?
   – Прежде всего ты должен хорошенько обдумать последствия. Даггет - очень скользкий тип. Мы здорово влипли еще и потому, что дворец полон его приспешников, а мы не знаем, на кого он работает сам. Нам отчаянно нужны свои люди, только я не в состоянии придумать, как это устроить. Но без верных помощников мы будем полностью отрезаны от внешнего мира. У нас нет ни малейшего представления о том, что делается в городе и что думают горожане.
   Окстон недоверчиво поглядел на своего повруна.
   – Отрезаны? И что же мы будем делать?
   – Доедать. Кто знает, сколько таких обедов выпадет на наш век. Они завершили трапезу и позвали слуг, а потом, переодевшись в панталоны, камзолы черного бархата и золотые плащи, вышли на балкон. Внизу, под плотной пеленой дыма, угадывались очертания грязного и тесного города. Зато за городской стеной открывался чудесный пейзаж: вырисовывающаяся вдалеке низкая горная цепь. Звааль был окружен горами.
   Нилинт славился своими восходами и закатами, но в городе ими приходилось любоваться сквозь туман вонючего сернистого дыма.
   Болезни легких носили характер эпидемии не только среди туземцев, но и среди агентов Бюро.
   Справа хорошо просматривалась высокая стена, окружающая хузвааль и несколько больших особняков; при каждом был свой живописный садик. В ясном воздухе особняки казались еще прекраснее - полная противоположность равнинной части. Никакой тесноты. И безукоризненная чистота.
   Лефарн смотрел на все это в глубокой растерянности, тщетно пытаясь связать раздавленный налогами грязный город внизу с тем, что видел здесь. Контраст был разительный, но Джедд, как ни старался, не мог отыскать в нем ни социального, ни экономического смысла.
   Казалось, кроме правительства и трех правительственных зданий у хузваальской стены, ничто не связывает эти два мира. Вероятно, в стене имелись двери, которые соединяли эти строения с таинственным горным краем. Возможно, Даггет и остальные чиновники жили в хузваале, а на работу ходили сюда - приглядывать за деятельностью сменяющих друг друга правительств.
   Был ли хузвааль и впрямь отдельным городом, со своими торговцами и ремесленниками и со своей рыночной площадью, куда по утрам ходили за провизией не сами хозяйки, а их служанки? Если так, то Лефарн ничего подобного не заметил. Впрочем, с балкона ему была видна от силы третья часть хузвааля.
   Возможно, именно здесь и таился ключ к разгадке Нилинта. Однако сейчас им с Окстоном важнее было решить другую задачку: как выпутаться из западни, в которую они угодили.
   Вернулся Даггет - в очередной раз спросить, не последует ли указаний. Лефарн пригласил его войти, и они присели к маленькому столику.
   – Прежде всего, - начал Лефарн, - мы хотели бы заменить кучера. По пути сюда он чуть не сшиб ребенка, а яро не имеет права рисковать своей репутацией.
   – Как изволите, - согласился Даггет. - Я пришлю другого.
   – Яро предпочел бы выбрать его сам. У него есть на примете опытный кучер. Сегодня вечером я лично с ним встречусь и предложу это место.
   Даггет нахмурился, его гладкая физиономия пошла морщинами.
   – Боюсь, что это…
   – Может ли яро подбирать слуг самостоятельно? - перебил Лефарн.
   – Бесспорно.
   – Теперь о моих личных делах. Я был всего лишь скромным гурантом, но у меня есть собственный тваль, и я должен убедиться, что в мое отсутствие о нем позаботятся.
   Даггет посмотрел на Лефарна с удивлением. Потом рассмеялся.
   – Поврун беспокоится о твале? Вы хотя бы приблизительно представляете размер вашего жалованья?
   – Нет, - признался Лефарн. - Но сомневаюсь, что это имеет большое значение, потому что не рассчитываю надолго здесь задержаться. И когда я снова стану гурантом, мне непременно понадобится мой тваль.
   Сначала Даггет принял это за шутку, но потом в его взгляде появилось что-то похожее на уважение.
   – Хорошо. Вы можете сегодня вечером отправиться в город, найти нового кучера и договориться о своем твале. Что-нибудь еще?
   – Да. Касательно раздачи бесплатного пива…
   – Я готов отдать соответствующие распоряжения…
   – Не стоит торопиться. Утром мы намерены посовещаться с пивоварами города, чтобы разработать взаимоприемлемый план торжеств в честь нового яро. А потом хотели бы поговорить с тем человеком, который отвечает за бюджет города и ведет финансовую работу. И попросите его захватить с собой последние отчеты.
   Любезность Даггета сменилась глубокой подозрительностью.
   – Яро ни к чему забивать себе голову подобными вещами.
   – Основная проблема, - продолжал Лефарн, - это налоги. Людей обирают, они на грани обнищания. Они уже взбунтовались, в результате у них появился яро. Если недовольство народа будет расти, то к столбу на рынке могут привязать и управляющего. - Даггет вздрогнул. - К сожалению, - продолжал Лефарн, - налоги необходимы. Сложность в том, чтобы собирать их в достаточном объеме и в то же время создать у людей впечатление, что это бремя существенно уменьшено.
   Даггет не мог скрыть изумления.
   – Создать у людей впечатление… - пробормотал он и умолк; ему было нелегко ухватить основную идею. - Создать у людей впечатление… Это действительно очень непросто. Как же вы предлагаете это сделать?
   – Мы хотели бы снизить или вообще отменить некоторые слишком заметные налоги - на продовольствие и жилье, например, которые напрямую затрагивают всех жителей города. Нужно заменить их налогами, которые бы не так бросались в глаза. Словом, хорошо бы посоветоваться с кем-то, кто в этом ориентируется.
   Даггет глубокомысленно покивал, посмотрел на Окстона, потом снова на Лефарна и заговорил со сдержанным уважением:
   – Разумеется, в том, чтобы все это обсудить, вреда нет. Но я сомневаюсь, что будет какая-то польза. К сожалению, налоги на жилье и еду - наш основной источник доходов. Они приносят больше денег, чем все остальные налоги вместе взятые. Но, повторяю, от разговоров вреда не будет. Если пожелаете, обсудим это завтра с городским казначеем.
   С наступлением темноты Лефарн переоделся в свою рваную одежду и покинул холм, стараясь держаться самых безлюдных улиц. Ему повезло, и он не встретил никого знакомого. Лоар, его собрат по профессии, закатил тележку в сарай и поставил тваля в стойло, однако забыл задать ему корма и напоить. Увидев Лефарна, несчастное создание жалобно заголосило. Лефарн накормил тваля, принес ему воды, а потом договорился с соседом, чтобы тот ухаживал за животным.
   После этого Лефарн по коммуникатору вызвал Базу. Никто не ответил. Такое случалось часто. Лефарн кратко пересказал дневные события, сделав особый упор на то, что, кажется, получил возможность найти ключ к тайне Нилинта. Он попросил забрать его телоидные кубики и как можно быстрее проследить историю яро и поврунов на планете.
   Кубики он оставил в «почтовом ящике» - под стрехой крыши своей лачуги. Потом он отправился на поиски братьев Билиф и нашел силачей в их любимой таверне. Братья - и все присутствующие - приветствовали Лефарна восторженными возгласами. Лефарн пообещал им лучшее, нежели раньше, правительство, напомнил каждому, что перемены, к сожалению, требуют времени, и отозвал Билифов в сторонку.
   Одного из братьев он послал за оркестрантками, а остальным тем временем объяснил, в чем дело: они с Окстоном, фактически, пленники, и сейчас им срочно нужны телохранители - умелые бойцы, способные защитить от придворных, которые окружили их со всех сторон. Кроме того, правителям нужен опытный кучер, а то и два, но это только предлог, чтобы протащить во дворец дополнительных телохранителей. А больше всего им нужны острые глаза, которые бы следили за всем, что происходит.
   Билифов не потребовалось долго убеждать - так же, как и оркестранток, когда те пришли. Предполагалось, что во дворце они будут исполнять обязанности горничных и, если яро пожелает, услаждать его слух музыкой.
   Один из братьев Билиф пошел искать кучера, который бы отвечал требованиям Лефарна. Он привел двоих, и Лефарн пригласил их присоединиться к остальной его свите. На холм он вернулся с внушительным эскортом: пятеро силачей, два кучера и шесть оркестранток.
   У входа во дворец путь им заступили встревоженные часовые. Потом явился капитан с подмогой и велел Лефарну с его отрядом убираться прочь.
   Лефарн выступил вперед.
   – Что вы себе позволяете! - возмутился он. - Если вы не в состоянии узнать своего повруна, завтра у стражи будет другой капитан. Эти люди - слуги, которых я нанял: два новых кучера яро, специальный эскорт и дворцовый оркестр. Кроме того, девушки будут работать горничными.
   Лефарн провел своих людей во дворец, нашел для них комнаты, велел пожилому мажордому выдать им соответствующую одежду и отправился искать Окстона. Джедд полагал, что бывший шут уже напился и дрыхнет, но Окстон, удрученный опасностью своего нового положения, не спал и был трезв, как стеклышко. Когда Лефарн доложил ему обстановку, Окстон заметно повеселел.
   – Да уж получше, чем утром, - сказал Лефарн. И добавил себе под нос, забираясь в кровать: - На самом деле - если лучше, то ненамного.
 
   Наутро пивовары, четыре неповоротливых толстяка, почти таких же жирных, как Окстон, ждали их для разговора.
   Даггет тоже присоединился к ним. Окстон держался на заднем плане, заинтригованный тем, что же замыслил Лефарн. В первую очередь, поврун выразил желание узнать, сколько всего в Зваале трактиров.
   Пивовары посовещались. Потом слегка поспорили. В итоге сошлись на двадцати шести.
   – А как насчет хузвааля? - поинтересовался Лефарн. - Его трактиры вы тоже посчитали?
   Такое им и в голову не приходило. Четыре таверны хузвааля увеличили общее количество до тридцати.
   – Меня в то время в Зваале не было, - сказал Лефарн, - но я знаю по слухам, что два года назад, во время Рилька, праздника весны, кто-то из вас варил пиво со слабым розовым оттенком. Можно повторить этот фокус?
   Один из пивоваров объяснил, что розовое пиво было подкрашено соком ягод тильца. Они как раз в то время созревали, и розовое пиво было сварено в порядке эксперимента. Оно расходилось не лучше, чем обычное, а из-за сока было немного дороже, так что опыт признали неудачным.
   – Мне нужно пиво необычного цвета, - сказал Лефарн, - чтобы трактирщики не смогли продавать его под видом традиционного. Не обязательно розовое, но цвет должен быть заметным, а качество хорошим. Вы можете это устроить?
   Пивовары, посовещавшись, решили, что если фиолетовый цвет сгодится, то да. Сейчас был как раз сезон импфера, и его сок сделал бы пиво лиловым. Один из пивоваров как-то раз варил такое пиво на пробу. Его легко было отличить от прочих сортов, и дегустаторы остались вполне довольны.
   – Превосходно, - заключил Лефарн. - Мне нужно по пять бочонков на каждый трактир. Трактирщики получат его бесплатно и будут продавать за четверть обычной цены, которая, по моим подсчетам, составит полвальдера за джейбо. А тот, кто эту цену превысит, подвергнется крупному штрафу. Есть какие-нибудь возражения?
   – Ничего не получится, - выступил один из пивоваров. - Трактирщики в хузваале и так не платят за пиво. Они вообще ни за что не платят.
   Для Лефарна это было открытием. Однако он виду не подал и взял новость на заметку.
   – Значит, хузвааль вычеркиваем. Считайте по пять бочонков на двадцать шесть трактиров. Итого сто тридцать бочонков, И поторопитесь: нам нужно, чтобы лиловое пиво появилось во всех двадцати шести трактирах уже сегодня. Яро заглянет в каждый, чтобы трактирщики могли тяпнуть за его избрание особого пива.
   Пивовары не возражали, но Даггет был совершенно сбит с толку.
   – А для чего это все? - спросил он.
   – Трактирщики получат больше прибыли, чем обычно, и останутся довольны, - ответил ему Лефарн. - Мужчины Звааля тоже не прогадают: пока особое пиво не кончится, им оно обойдется дешевле. И жены их будут рады, потому что мужья меньше пропьют… Теперь давайте посмотрим, скольких людей мы можем осчастливить снижением налогов.
   Вошел городской казначей в сопровождении двух помощников, несущих тяжелые бухгалтерские книги. Окстон по-прежнему помалкивал. Тема финансов всегда была ему неприятна. Держался в сторонке и Даггет - по той же самой причине.
   Как оказалось, казначей со своими помощниками разделяли их чувства, только Лефарн узнал об этом несколько позже. Ему понадобилось немало времени, чтобы разобрать каракули счетоводов. Но когда замысловатые зваальские цифры, напоминающие иероглифы, стали ему понятны, в голове у него тут же зароились вопросы.
   – Вот это сокращение… что оно означает?
   – Хузвааль.
   – В тот день правительство закупило пять фургонов овощей и фруктов для хузвааля?
   – Ну а как же!
   – А вот тут - всего двумя днями позже - еще три фургона?
   – Ну а как же!
   – А здесь… смотрите: правительство покупает два фургона мяса для хузвааля!
   Казначей кивнул.
   – И всего через день еше фургон?
   – Ну а как же! Должны ведь жители хузвааля есть!
   – Этого никто не отрицает, - согласился Лефарн. - Просто я до сих пор не задумывался о том, чего стоит прокормить целую ораву, ибо раньше не кормил никого, кроме себя. - Он повернулся к Даггету. - Теперь я лучше понимаю, для чего нужно столько налогов. Однако наша цель - не устранить налоги совсем, а посмотреть, нельзя ли перераспределить бремя. Я вижу, есть другие источники поступлений, и кое-какие из них приносят значительные суммы. Что означают, например, вот эти цифры?
   – Арендную плату, - пояснил казначей.
   Лефарн оказался в тупике. Ему и в голову не приходило, что Звааль может выглядеть социалистическим государством, где буквально все принадлежит верхушке. Но иного объяснения не находилось. Прямо или косвенно каждый гражданин платил правительству арендную плату - косвенно те, кто, подобно Лефарну, снимал лачугу на чужой земле. Он платил ренту землевладельцу, а тот - уже непосредственно городу или кому-то, кто его олицетворял.
   Город владел сам собой. Он взимал аренду за свою собственность и одновременно брал с этой платы налог. Это был настолько головокружительный трюк, что у Лефарна захватило дух.
   Каждый зваалец платил городу арендную плату и налоги с нее же; исключение из этого правила могло быть только одно. Лефарн задал вопрос, хотя не сомневался в ответе.
   – Люди, живущие в хузваале, оплачивают аренду жилья? Явная глупость вопроса привела казначея в негодование.
   – Конечно же, нет!
   Теперь у Лефарна появилась новая пища для размышлений. Возможно, все здесь принадлежит не правительству, а хуноблям, но задавать еще и этот вопрос ему показалось излишним. Чем больше Лефарн узнавал о Зваале, тем больше убеждался: такая система работать просто не может.
   Он показал на самую крупную цифру.
   – А это что означает?
   – Доход от наших угольных шахт.
   – Звааль продает уголь?
   – Разумеется! Звааль - один из ведущих поставщиков угля во всем регионе, он один снабжает пятьдесят городов, где своего топлива нет. Наш уголь лучшего качества.
   Лефарн содрогнулся при мысли о том, каков же может быть уголь худшего качества. Он продолжал задавать вопросы. Когда наконец он откинулся назад, устав от цифр, к столу подсел Даггет.
   – Я хотел, чтобы вы убедились сами, - сказал он. - Видите: другие налоги, кроме продовольственного и жилищного, поднимать уже некуда. Если увеличить налог на уголь, люди не смогут готовить пищу и обогревать дома. Можно было бы поднять налог на одежду, но жители и так нечасто се покупают, и если цена возрастет, они будут донашивать старье до дыр. Для ткачей и портных это было бы губительно. То же самое касается домашней утвари. Если поднять цены на корм для скота, то фермеры повысят цены на мясо, возчики - на свои услуги, а стало быть, подорожает абсолютно все.
   – Разумеется, налоги составляют существенную часть городского дохода. - пробормотал Лефарн. - Но все же не настолько большую, чтобы в критическом положении нельзя было поэкспериментировать. Сейчас положение критическое - бунта не миновать. Вот что я предлагаю: на тридцать дней мы отменяем все налоги на продовольствие и жилье. В то же время мы предупреждаем людей, что по истечении этого срока налоги могут быть восстановлены, но в таком случае мы постараемся распределить их более справедливо. Это должно погасить нынешнее недовольство. И, конечно, посулив перераспределение налогов, мы должны будем выполнить обещанное.
   Даггет поджал губы, размышляя. Казначей тоже.
   – Тридцать дней, говорите, - пробормотал казначей. Он посмотрел на Даггета. - Излишков хватит, чтобы компенсировать потерю.
   Даггет глубокомысленно кивнул.
   – Хорошо. Мы отменяем налоги на продовольствие и жилье на тридцать дней, но разъясняем людям, что за это время определим новую схему налогооблажения.
   Встреча закончилась. Городской казначей, его помощники и Даггет откланялись. Когда дверь за ними закрылась, Окстон просто взорвался.
   – Тридцать дней! - вскричал он. - И что потом? Они снова начнут собирать налоги, а мы превратимся в мишени для учебной стрельбы! Что нам дадут эти тридцать дней?
   – На десять или пятнадцать дней больше, чем я ожидал, - удовлетворенно сказал Лефарн. - Мы выгадали немного времени, чтобы найти выход из тупика.
   Кроме того, за эти дни он рассчитывал отыскать ключ к разгадке нилинтских городов-государств.
 
   Весь Звааль ликовал, узнав о высочайшей милости нового яро - дешевом фиолетовом пиве в честь коронации. Трактирщики довольно потирали руки. Окстон радовался, как дитя, и даже сумел спокойно перенести процедуру примерки праздничных одежд - белого камзола и фиолетовой мантии. Лефарн выбрал себе наряд поскромнее: белый мундир и фиолетовую перевязь.
   Портные работали в чрезвычайной спешке, да и пивоварам пришлось поднапрячься, но и одежда, и пиво были готовы к сроку. Уже смеркалось, когда Окстон и Лефарн уселись в роскошную карету. Братья Билиф в мундирах выступали впереди в качестве гвардии, а рыночные оркестрантки ехали за каретой в телеге. Все они были разодеты в пух и прах, и Лефарн еще ни разу не видел таких гордых музыкальных див.
   Даггет с двумя незнакомыми помощниками настоял на том, чтобы тоже их сопровождать.
   Процессия остановилась у первого трактира. Сначала вошли оркестрантки и, встав у двери, оглушительным воем аэрофонов потрясли посетителей до потери дара речи. Потом ворвались братья Билиф и исполнили захватывающий акробатический номер. Когда они закончили, Лефарн остановил аплодисменты объявлением:
   – Его высокость ваш новый яро, Окстон!
   Аплодисменты были оглушительными, и это только в благодарность за дешевое пиво; когда же Окстон торжественно объявил о тридцатидневной отмене налогов на продовольствие и жилье, стены трактира заходили ходуном. Ликующая толпа смела Билифов, подняла Окстона на плечи и пронесла по залу.
   Окстон взревел, требуя тишины.
   – Не благодарите меня, - сказал он, улучив минуту затишья. - Это все мой поврун, Лефарн, это он додумался. Мне бы и в голову не пришло.
   Теперь уже Джедда подняли на плечи, и ликующая процессия прошла с ним до следующей пивнушки, где весь спектакль повторился заново - и длился раз за разом, пока они не закончили свой триумфальный тур по трактирам. Все были в восторге, кроме Даггета и его приспешников, которые поглядывали на все это с большой озабоченностью.
   – Что это с ними? - спросил Окстон Лефарна.
   – Думают, как отреагирует народ, когда они все-таки решат от нас избавиться, - объяснил Лефарн.
 
   Звааль вместе со своими новыми правителями гулял всю ночь. Только под утро Лефарн сумел улизнуть и, пробравшись к своему старому жилищу, вызвал Базу. Он подробно доложил о своих нововведениях.
   Сам координатор снова отсутствовал. Зато его заместитель, Раиса, с нетерпением ждала у коммуникатора.
   – Вы отстранены от задания! - пролаяла она. - Уже слишком светло, чтобы забрать вас прямо сейчас, но вечером я пришлю за вами челнок.
   – Отстранен? - ошеломленно повторил Лефарн. - За что?
   – Надеюсь, вы достаточно опытны, чтобы хоть приблизительно уяснить себе задачи Бюро. Вы читали устав, не так ли?
   Полевой устав 1048КБ включал в себя Евангелие, адаптированное для нужд Бюро, полный свод правил и инструкций, а также напечатанные прописными буквами крупицы мудрости, которые, как полагали крючкотворы из Бюро, стажеры должны заучить наизусть: «ДЕМОКРАТИЯ, НАВЯЗАННАЯ ИЗВНЕ, ЕСТЬ САМАЯ ЖЕСТОКАЯ ФОРМА ТИРАНИИ», «ДЕМОКРАТИЯ - НЕ СПОСОБ ПРАВЛЕНИЯ; ЭТО СОСТОЯНИЕ УМА. ЛЮДЕЙ НЕЛЬЗЯ НАСИЛЬНО ЗАСТАВИТЬ ИЗМЕНИТЬ ЕГО», «ОСНОВА ЛЮБОЙ ДЕМОКРАТИИ - НЕОТЪЕМЛЕМОЕ ПРАВО ЛЮДЕЙ НА ОШИБКУ», и так далее, и тому подобное.