Страница:
Он глянул на Джеймс. Она умерла за какие-то наносекунды. Руки ее свел предсмертный спазм, пальцы скрючились, а полу-сжатые в кулаки кисти почти касались плеч, словно предлагая ему принять вызов. Расфокусированые глаза чуть ли не вываливались из орбит, а рот был полуоткрыт, навеки придав ее лицу изумленное выражение. Кусок черепа нескольки сантиметров в диаметре чуть ниже макушки вышибло напрочь, оставив вместо него красно-черную дыру. Мозги вытекали наружу, образовывая на снегу склизкую розовато-серую кляксу.
Отвинтив, и прибрав в карман глушитель, он сунул SIG Pro в кобуру скрытого ношения прямо под поясом над пахом. Ствол все еще был теплым, что, с учетом всех прочих факторов, было потрясающе приятно. Затем, наклонившись, он прибрал также и гильзу, на всякий случай, никогда не скажешь, как выйдет.
Он бросил Джеймс на спину, перекатив ее, словно собаку. Затем принялся бороться с «молнией» ее парки. Теплопроводный слой, материал-проводник, проложенный между полиамидом снаружи и внутренним, влагонепроницаемым слоем, прослоенным нейлоном, сделал материал негибким. Наконец сдавшись, неохотно, язычок «молнии» поехал вниз, затрещав. Просунув пальцы под ее футболку, он чуть помедлил, когда они коснулись еще теплых холмиков ее грудей. (Соблазн был велик, но миссии проваливаются всегда, коль солдат позволяет себе позабыть о цели). Выдернув пару жетонов, он переместил их в свой специально сделанный для них карман.
Затем ему пришлось сломать ей руки. Трупное окоченение не только зафиксировало ее предплечья под подбородком, но и развернуло ее локти в стороны. Так что он хватал ее за запястье своей правой, упирался в соответствующее плечо левой и принимался дергать. Он уже взмок от пота к тому времени, когда кости сломались пополам. Смахнув выступивший пот с лица, он схватил ее за подмышки и потащил ее тело целиком, — минус львиная доля мозгов, вытекших из ее разбитого черепа (он просто поражался, насколько не осознают люди, что их мозги — та же жидкость) — прочь от берега реки, к снаряжению, оставленному ей за грудой булыжников. В последнем ледниковом периоде эта местность была глетчером, ледником, и ландшафт был буквально усеян обветренными валунами, с линиями, сглаженными водой, ветрами и временем. С другой стороны, местность также была территорией горных львов, кугуаров, имелись здесь и гризли, и более мелкие хищники, никогда не бывшие против пальца там, уха здесь, ступни где-либо еще. Без жетонов они не найдут Джеймс, или то, что от нее останется, долгое, долгое время, и, даже тогда, скорее всего, не одним куском.
Он прервался на секунду, чтобы обшарить ее карманы. Все практически тоже, что и у Хакетта. Единственным оружием Джеймс был ее учебный лазер, маломощная версия Маузера 480 — стандарта Вооруженных Сил Гегемонии, со встроенным опознавателем «Свой-Чужой», для считывания жетонов. Но также его ждал и приятный сюрприз — небольшой запас запаянных в полосу целлофана плиток рациона. Плюхнувшись на валун, он оторвал одну из них, наиболее соблазнительную, обещавшую на вкус быть смесью орехового масла и шоколада, но увы, ею не являвшаяся.
Поглощая его, он вытащил фотоснимок из своего левого нагрудного кармана. Снимок был сделан в МакБет-сити[2] вскоре после Битвы на Тибальте; он узнал луковицеобразную контрольную вышку космопорта. И разумеется, там была Аманда. Худенькая и очень высокая для пилота, почти двух метров роста. Она стояла, громоздкий шлем был в ее левой руке, правая ее рука была на лесенке к кабине ее истребителя, правый ее ботинок уже также стоял на нижней ступеньке. Ее оливковый летный комбинезон лишь подчеркивал ниспадающий на плечи неукротимый водопад волос, акцентировавших все внимание на ее глазах — зеленых и загадочных, словно глубины леса. Потрясающа, соблазнительна, но полная тайны и доводящая до безумия. И сколько бы он не изучал черты ее лица и тела, они все еще ускользали от него, дразня его, пребывая на грани осознания, словно полустершийся сон.
Дожевав последнюю из плиток, он сглотнул, после чего приложился к фляге Джеймс, сделав солидный глоток. Вода имела четкий привкус чистящих таблеток, но была ледяной до ломоты в зубах, и эта физическая боль столь дивно принялась соперничать с той болью в груди, испытываемой им каждый раз, когда он смотрел на снимок Аманды. Желание вновь стиснуло его сердце.
Торопливо, он сунул снимок в карман. Стиснув туго сцепленные пальцы в комок, он принялся ждать, пока молотящийся барабаном пульс утихнет. Лишь после этого полковник встал, повернулся спиной к телу Джеймс и устремил взгляд на запад, в сторону Каньона Смерти. Довольно удачное название, поскольку именно туда, знал он, Аманда должна и будет направляться.
В безумии, обуревавшем его, была своя метода, свой стержень, своя цель — он оставит Аманду напоследок, напоследок здесь, во всяком случае, и, о, боже, что за трагедия ожидает Директор-Генерала…. О, да, Гегемония содрогнется от его мести, поскольку он желал ее. Он ее желал, и он ее получит — тело Аманды в его власти, кровь Аманды в его рту, жизнь Аманды — его, и его лицо искаженное ужасом, пока она будет умирать. Он желал этого, страстно, до боли, и этот момент приближался, все ближе и ближе.
Не сперва они немного поиграют. В кошки-мышки. Кошка спокойна и терпелива, знает когда нападать и как калечить не убивая, так, чтобы игра продолжалась и радость ее не убывала. А потом, когда кошке игра надоест?
Улыбнувшись, он вытянул правый указательный палец, чуть согнув его, классический жест стрелка, знакомый всей вселенной.
— Бум, — сказал он.
Полигон Якима, Терра
24 декабря 2438
10:30
— Болезнь Паркинсона? — переспросил полковник Натан Пауэрс. Он стоял прямо за спиной Кэролайн, и когда он, перегнувшись через левое ее плечо, читал наперегонки с нею данные с экрана, она уловила слабый запах пота и крема после бритья, — Быть такого не может.
— Я говорю лишь, что подобное возможно, — Она была как на иголках, ведь он был так близко. Флотский хирург, привыкший иметь дел с летунами, являлся одним из привлекательнейших мужчин, каких ей только доводилось видеть — черные волнистые волосы, коротко остриженные, темно-карие глаза, и чуточку припухлая нижняя губа. Одет он был соответствующе для горного велосипедиста — темно-синий флотский комбинезон, утепленная куртка, перчатки, шляпа, байкерские утепленные очки на резинке поверх нее. Комбинезон на изумление неплохо обрисовывал икры и бедра, и она с большим трудом удерживалась от разглядывания его и неприличных мыслей насчет того, каков же он без этого своего наряда…
Также быстро она вновь вернула все свое внимание на экран. — Ну, я не очень-то в это уверена, но вот запись… — она нажала пару клавиш и словно сдувшийся, согбенный старик возник на экране, — этого вот пациента, подозрительно совпадает с тем, что я увидала.
Запись была явно сделана в больнице какого-то рода. Флюоресцентный свет лампочки над головой старика окрашивал его и без того пергаментную кожу болезненно-желтым. Безымянное невнятное больничное облачение, также болезненно-желтое, открывало тощую его шею. Струйка слюны, серебрясь, тянулась от его нижней губы. — Обратите внимание на руки, видите, как они трясутся, даже если он ничего и не делает?
— Я знаю, на что похож пилюльный тремор[3] — огрызнулся Пауэрс, — я все-таки доктор, если вы еще не забыли.
— Я помню, — волна жара накатила на нее, вплоть до шеи и ушей, что заставило ее рассвирепеть. — Черт бы побрал этих военных! Самодовольные и вечно зацикленные лишь на себе зазнайки, уверенные, что лишь они одни тут с мозгами. — И хоть я и знаю, что я ничего не понимаю в обезьянах, позвольте мне сказать вам кое-что, "доктор". Шимпанзе не болеют Паркинсонкой. И малярией они тоже не болеют, и СПИДОМ, и хореей Хантингтона также. Может они и наиболее близкие генетически наши родственники, но они не страдают много чем, если только мы, люди, в этом им не помогаем!
Пауэрс насупился. — Да, но то, о чем вы говорите, требует хирургического вмешательства или воздействия лекарств. Мы же не давали им ничего.
— Да кончайте вы, а? — огрызнулась она. Может, он и был красавчиком, но она не собиралась терпеть личность с отмершими мозгами лишь из-за смазливой мордашки. — Вы не хуже меня понимаете, о чем я говорю.
— Да, да, знаю, — голос его стал монотоннее, а глаза посуровели. — Вы желаете свалить вину с какой-то вашей дефективной обезьяны на наш усилительный контур, который, так уж получилось, вам отчего-то не нравится.
— Я не обвиняю ни вас, ни ваш это драгоценный контур. Но реалии таковы, что это ваш контур воздействует на участки мозга, отвечающие за внимание, сосредоточенность и концентрацию, и так уж получилось, что они кореллируют с допамин-насыщенными нейронными узлами, вроде подкорковых узлов, и передних лобных долей, а допаминовое голодание…
— Тогда как вы объясните то, что когда мы проверяли уровни нейропередачи ваших драгоценных шимпанзе, три месяца назад, с допаминовыми уровнями все было в порядке?
— Ну, может быть, мы не следили за ними достаточно долго?
— Да, вы так считаете? — он осел на стул. — Прошу прощения, зря я так на вас набросился. Вы были правы, вызвав меня. Черт. Да, это вписывается в картинку, даже это плачущий псих. Действительно, Люди с болезнью Паркинсона могут отличаться резкой сменой поведения. Утрата контроля над эмоциями и все такое… — поворошив свои волосы, он медленно выдохнул. — Мы спорим на пустом месте. Нам нужен ветеринар, а я специализируюсь по людям.
— Он вольнонаемный, на полставки. И из Сиднея, к тому же. Я уже звонила в центр связи, и они ответили мне, что не могут выйти с ним на связь без разрешения вышестоящего руководства. Это ваша работа — давать подобные разрешения.
— Я всего лишь помощник директора, — запротестовал он. — Гбарлеман здесь босс.
— Угу, именно поэтому Гбарлеман вытянулся по струнке, когда вам приспичил это контур. — Он гражданский, и в Тель-Авиве, к тому же. На другой стороне этой чертовой планеты.
— Ясненько. — Пауэрс принялся изучать ее взглядом, — Между прочим, а что вы здесь делаете? Я просматривал служебную записку Гбарлемана несколько дней назад. Вы должны были быть в Сан-Антонио.
Она ненадолго задумалась, чего это его так заинтересовало, но, помедлив, решила в это не вдаваться, — Я… изменила планы. Мне нужно было многое сделать. К примеру, обработать все те данные уровней нейронов, что мы получили из симуляторов с Кинкейдом и остальными.
— А подождать это не могло?
— Ну, я не против, посидеть в одиночестве. Мне нравится хоть немного побыть в тишине. — солгала она. Затем сказала правду, — Кроме того, я ходила пострелять. Это мне тоже нравится.
— Да? — Пауэрс уже с новым интересом уставился на нее. — И что за лазером вы пользуетесь? Санспот?
— Нет, пистолет, самозарядный. — Она рассказала ему о своем PG -90, он, в ответ, задал ей пару вопросов, вроде того, где она берет патроны, и в то время как ей даже понравилось болтать так, и он явно выглядел заинтересованным темой, она заметила, — Послушайте, обсудить все эти стрелялки мы можем и позже, а сейчас нам нужно что-то делать. Найти ветеринара, провести анализы. Может быть, ну, я не знаю, и пилотов заодно проверить тоже.
— Под Рождество? Устроить здесь пляску с бубнами из-за того, что у одного шимпанзе сдали нервы? Кроме того, Кинкейд и остальные все равно на каких-то там учениях.
Это была новость, но, в принципе, все было логично. Будучи вольнонаемной, гражданской и довольно далекой от верхушки проекта, ей никто ничего не сообщал. — Где?
— Понятия не имею. Они не ставят меня в известность о такого рода вещах.
— Так что же нам делать?
— Хотите моего совета? Я бы сказал, закрыть лавочку, выключить свет, пойти пострелять, и, может быть, я приглашу вас на ужин.
Поморгав, она переспросила, — Что?
— Стреляем. Вы, я. Потом ужинаем. Потом, может, по пиву. Да ладно вам, это же Рождество. Забудьте вы об этих обезьянах. Пускай пару дней потерпят. — Увидав ее неверящий взгляд, он добавил, — Вам нужно было мнение начальства, ну так вот вам оно. Всему свое время. Вы знаете, как это сложно, изменить уже отданные приказы?
— Нет.
— Очень. Мало того, что вас ждет двойная проверка, к тому же придется постараться вылизать начисто волосатую задницу командующего базой. А это, на данный момент, будет генерал Коулман, и я не собираюсь срывать его с рождественского приема или раздражать его жену, лишь из-за того, что какой-то там шимпанзе свихнулся. Мне придется убить на это часы, может быть — дни. И затем, десять к одному, все это окончится большим пшиком, и я заполучу себе на задницу лососинный удел. — Увидав озадаченное выражение ее лица, он вздохнул, — Потрачу день, может два, на то чтобы, надрываясь, плыть против течения, и все это лишь для того, чтобы надорваться, порвать себе пупок и сдохнуть. Извините, это не мой стиль жизни.
И это был не тот ответ, что она ожидала. — Ну, да, конечно, мне очень жаль и все такое. Какая я глупая, думать, что помощник директора, знаете ли, может заинтересоваться…
— Эй, эй, — он поднял руки вверх, — Секундочку, леди, как насчет того, чтоб вернуться на грешную землю…
— Нечего меня перебивать! У меня нет власти, чтобы сделать то, что должно, так что не могли бы вы… — она неожиданно оборвала фразу. — О, нет, только не снова, — и она торопливо принялась вылезать из-за своего рабочего места.
— Что такое?
Но она уже двигалась к двери. — Шимпы, шимпанзе, вы что, не слышите их? — Рывком она распахнула дверь и какофония воплей и визга ударила по ушам. И она сорвалась с места. — Быстрей, бежим!
Казалось, они бегут по ущелью, в котором бьется эхо воплей, отражаясь там и сям, посылая мурашки по коже, вселяя дрожь. — Господи. — Она сложилась пополам, пытаясь вбить код, ругнувшись, когда пальцы ее соскользнули. — Быстрее, внутрь, быстрее…-
Пауэрс уже был рядом. — Не так, — выдохнул он, отпихнув ее, — Командирский пароль. — он вбил код, и стоило двери зашипеть, схватился за край обеими руками, заставляя гидравлику испустить протестующий скрип. — Давайте, я прямо за вами. Вперед!
Она протиснулась сквозь щель, и вскоре уже была на месте. Затем она чуть не отлетела вбок, заскользив, когда Пауэрс налетел на нее. Сила удара выбила воздух из ее груди, и она едва не упала, но он успел ее ухватить, рывком поднял, и прижал к груди.
И они просто застыли там, молча. Потеряв дар речи.
На пути к Каньону Смерти
24 декабря 2438 года
12:30
Аманда засекла падальщиков первой, большое, черное, воронкообразное облако, нарезающее круги к юго-западу. Особо о нем она не думала, много чего умирает в лесу, что с того? Но когда она начала подъем на хребет, обегающий озеро Фелпс и выводящий к Каньону Смерти, то осознала тот факт, что падальщики близко, чуть ли не у нее над головой. И вновь, это мог быть лишь обман зрения. Сложно судить о дистанции в таких условиях. Но когда она почуяла запах крови, то осознала, что что-то сильно, очень не так.
Она была слишком возбуждена, чтобы спать. Чувство, напоминавшее ей о пегом жеребчике, бывшем у нее примерно лет этак в десять — одиннадцать. Рекс, так его звали. Каждый раз, стоило ему увидать родную конюшню, он переходил на галоп, как бы ни дергала она за поводья. И сейчас, как и Рекс, она рвалась к кормушке. Плохая тактика, так и есть. Книга гласила — сохраняй темп, и ты даже сможешь отдохнуть. Но она — не могла.
Первый отрезок вдоль ручья Коттонвуд шел прямо к югу и был прост и легок — широкая лощина. Смерзшаяся прерия и луг, и слава те господи, никакого снега. Но и никаких людей. Ничего — и это было странно. Она вскинула свой учебный лазер, неся его как настоящее оружие — лямка вокруг шеи, приклад, прижатый к боку, палец на предохранителе. Она не могла никого им убить, но засечь метку в семиста тридцати метрах могла, в одиннадцати сотнях, если повезет. Но увы, ни Хакетта, ни Джеймс. (К черту Кинкейда, пускай выигрывает, если так хочется Она просто будет так близко от его задницы, что он подумает, что она там вытатуирована) Странно.
Она не видала также и признаков преследующих их солдат также, и это беспокоило ее даже больше. Она уже осознала, что не сможет просто проскользнуть мимо них, но должна была как-то обойти их. Проблема была, где и когда. Она чуть ли не затвердила все инструктажи и изучала карты до тех пор, пока не стала знать местность лучше своего собственного имени. Когда она двинулась на запад и углубилась в горы, ее путь пролегал вверх и вниз по покрытыми буреломом моренам вплоть до озера Фелпс, где она должна была обогнуть северный край озера. С этого места особого выбора у нее уже не оставалось, кроме как вкарабкаться к Каньону Смерти, спуститься на юге, затем обогнуть Полку — и вот оно, радио. Путь до Каньона Смерти был крут, наклон все время менялся всю первою треть пути. На полпути деревья поредели. Край каньона, невзирая на его жуткую высоту и хорошо видимые рваные ступенчатые обрывы, весь зарос полынью, редкими чахлыми елочками, и под ними проглядывали осыпи. Но спуск по ним даже и не рассматривался, не имея альпинистского снаряжения, там нигде, за исключением пары мест, спуститься было нельзя.
Она «обсасывала» этот вопрос до мельчайших деталей, остановившись передохнуть. Пыталась посмотреть на сложившуюся ситуацию под другим углом. Не только как просто уклониться от солдат, но и как, к примеру, этих парней сделать. Если бы она могла конфисковать у них оружие, это сделало бы все раз в десять сложнее, поскольку тогда им требовалось бы подобраться к ней близко. С этим у них не получится больше ткнуть вдаль и пальнуть, выдав электрический импульс. Нет, конечно, не чуть ли эквивалентный шоковой дубинке разряд, считай смертоубойный, нет, просто легонько дернуть током, дав знать, что тебя сделали, все благодаря внутренней термо-сетке, вшитой в ткань ее парки и униформы. (Одежду, крути не крути, при всем желании отобрать не получится. Низкая температура ни в коем разе не позволяла бегать тут кругами, сверкая голым задом. Конечно, она могла сжульничать. Снять жетоны-идентификаторы. Хотя в этом также были свои тонкости — жетоны реагировали на тепло человеческого тела. Сними жетоны более чем на два часа, и они поменяют цвет и назад его не вернут, как ни старайся. Встроенная защита. Любой, пойманный с черными жетонами будет незамедлительно дисквалифицирован.) Так что, думая неортодоксально, она пришла к выводу, что лучше выкинуть, то, чего от нее не ждут. Вцепиться им в глотки. Прокрасться. Свистнуть их винтовки. Безнаказанно смыться нахрен. Оставались мелочи — всего лишь найти их.
Морена, внутри которой покоилось озеро Фелпс представляла собой один огромный ковер из темно-зеленых корабельных и белокорых сосен, а также тонких, оголившихся кустов и тщедушных стволиков тополей. Солнечный свет омывал замерзшее озеро за ее спиной, заливая все окрест невыносимо ярким светом, заставляя черные крылья падальщиков выделяться на этом фоне черными кляксами, а ее слепя так, что потом приходилось долго промаргиваться, избавляясь от радужных пятен. Она, впрочем, подозревала, что счастье это долго не продлится и лес вскоре кончится, выставив ее на открытое место. Разрывы между деревьями становились все больше, деревья мельчали, становясь все приземистее и дальше друг ото друга, и даже воздух определенно начинал холодеть.
Но вскоре, одновременно, произошли два события — взглядом она заметила ровную линию верха палатки и почуяла носом безошибочно узнаваемый запах сгоревшего кордита и пролитой крови.
Резко застыв, она нырнула за ствол сосны. Скрючилась в три погибели и принялась ждать. Так и не услышав ничего, она выглянула из-за дерева. Ни движения, и теперь она засекла уже две палатки — одна прямо перед ней, обращенная на запад, и вторая, чуть сбоку от той, направленная в противоположную сторону — на восток. Полы восточной палатки чуть разошлись, но это все. Запах крови никуда не делся, густой, чуточку… воздушный, запах свернувшейся крови.
Она чуть расслабилась, продолжая оставаться за деревом. Пожевав губу, откусила отшелушившийся кусочек кожи. Бросила взгляд на хищников. Подумала, хорошо и как следует о том, что ей делать дальше. Поскольку не было никаких сомнений — впереди ее лежит мертвечина. Она пробыла солдатом достаточно долго, чтобы понимать — неожиданности случаются все время. Постоянно.
И затем ей пришло в голову альтернативное объяснение — это все тоже проверка. Поддастся ли она чувству самосохранения и уйдет, не проверив места, буквально вопящего о необходимости проверить его? Или же отправится все «разнюхать», но осторожно, не давая себя поймать или «убить»? Новые раздумья, новая морщинка. Она попыталась вспомнить, не говорилось ли на брифинге о сценариях, включавших в себя симуляцию жертв, и не вспомнила ничего. Но — дерьмо случилось. С учетом ее предположения о том, что Кинкейд был далеко впереди, на секунду она задумалась, что же такое это он выкинул, и тут же обругала себя за одну мысль об подобном.
Она глянула вправо, влево, назад. Палатки были метрах в трехстах от нее. Изучив деревья поблизости, она отметила то, как они мельчают влево и густеют вправо. Направление вправо было очевидным, и несмотря на всю его очевидность, и лучшим выбором заодно. Так что вправо она и двинулась, осторожно, чередуя темп, делая остановки вновь и вновь, оглядываясь по сторонам и назад. Безмолвные хищники продолжали кружить над головой. Вскоре она продвинулась к ближайшей палатке, той, что открывалась на запад, в противоположную сторону. Ткань ее обвисла и пахла кровью. Скользнув, она ушла вправо и вниз, оставляя палатку слева от нее. И принялась вслушиваться. Пахло кровью.
— Продолжай — она переместила вес на носки. — Ты зашла уже достаточно далеко, можешь и еще чуток. —
Задержав дыхание, она обогнула угол.
До прибытия Аманды, он использовал паузу на то, чтобы проверить свою винтовку, очередной антиквариат — несамозарядная, со скользящим затвором, Баррет М468. Ствол был всего лишь сорока сантиметров длиной с дульными тормозом, как для рассеивания пороховых газов, выходящих из ствола, так и для выброса части их назад и вбок, под сорок пять градусов для погашения части отдачи. Он устраивал оружия тщательную проверку и прежде, но у него были сомнения. Продолжая ждать, он отщелкнул магазин, примяв вниз, правым большим пальцем, первый блестящий патрон. Затем он ослабил нажатие, изучая темп его возврата. Десять патронов в магазине, десять пуль — цельнометаллическая оболочка, каждая шесть и восемь миллиметров, увенчанные четкой, кроваво-красной головкой. У него было три таких магазина, более чем достаточно. Он подал магазин назад, до щелчка.
Просканировав площадь вокруг палаток, он увидал движение, упер правую ногу об ветку, а затем винтовку о холмик над коленом, после чего прильнул к прицелу. Причел не принадлежал этой винтовке, он был сделан на заказ, так, чтобы он мог видеть, в кого стреляет, прямо как на ладони. И — вот она — неясные очертания в узком кольце — словно на религиозном медальоне. Он тронул колесико и черты ее лица стали контрастнее. Она откинула капюшон назад, голова ее была чуть наклонена влево, и в позе ее отчетливо читалось напряжение, и, с его точки зрения, чуточка страха. Лицо ее было бледным, что делало ее потрясающие зеленые глаза еще бездоннее. Он резко выдохнул. Само воплощение красоты, как он ее помнил, лицо, являвшееся ему в грезах.
Когда она помедлила на пороге палатки, в которую он знал, она заглянет, он уже был готов. Он видел, как она напряглась, и как резко крутнулась. Затем она дернулась, чуть застыла в шоке, и он навел перекрестье прицела ей на спину, чуть левее центра и прямо над сердцем, в тот самый момент, как она испустила короткий, резкий вскрик ужаса.
Полигон Якима, Терра
24 декабря 2438
12:32
— О, господи, — выдохнула Кэролайн. Колени ее ослабели, и она неожиданно осознала, что выражение окаменеть от потрясения вовсе не образное.
Кровь. Она была повсюду. Или, может быть, это ей только казалось. Самки — Люси и Бетти, по прежнему вопили со своего насеста. Но Шана не кричала. Вместо этого она валялась на полу, раскинув конечности в луже свертывающейся крови. От глотки ее осталась лишь страшная, обнаженная, зияющая дыра. Лишь половина ее мордочки осталась относительно невредимой. Все прочее превратилось в окровавленную вмятину. Оставшийся затуманенный карий глаз пусто смотрел в точку где-то позади правого плеча Кэролайн. Ей также достался и не один укус в живот — куски плоти — темно-красные — печень, и блестящие голубовато-розовые кольца кишок торчали наружу, и помимо этого Кэролайн пришлось увидать и жуткое, отвратительное зрелище женской утробы, разорванной начисто.
— Где Линус? Где Джек? И ребенок, где же ребенок? — с трудом отведя преисполненный ужаса взгляд от Шаны, она провела им по обезьяннику, наконец приметив Линуса, сгорбившегося в берлоге на ветках. Может ребенок…
Пауэрс коснулся ее плеча. — Там. — Рот его был недалеко от ее уха, и она почувствовала как его дыхание щекотнуло ей щеку. Он указал куда-то наверх, куда-то над ее головой. — На дереве.
Отвинтив, и прибрав в карман глушитель, он сунул SIG Pro в кобуру скрытого ношения прямо под поясом над пахом. Ствол все еще был теплым, что, с учетом всех прочих факторов, было потрясающе приятно. Затем, наклонившись, он прибрал также и гильзу, на всякий случай, никогда не скажешь, как выйдет.
Он бросил Джеймс на спину, перекатив ее, словно собаку. Затем принялся бороться с «молнией» ее парки. Теплопроводный слой, материал-проводник, проложенный между полиамидом снаружи и внутренним, влагонепроницаемым слоем, прослоенным нейлоном, сделал материал негибким. Наконец сдавшись, неохотно, язычок «молнии» поехал вниз, затрещав. Просунув пальцы под ее футболку, он чуть помедлил, когда они коснулись еще теплых холмиков ее грудей. (Соблазн был велик, но миссии проваливаются всегда, коль солдат позволяет себе позабыть о цели). Выдернув пару жетонов, он переместил их в свой специально сделанный для них карман.
Затем ему пришлось сломать ей руки. Трупное окоченение не только зафиксировало ее предплечья под подбородком, но и развернуло ее локти в стороны. Так что он хватал ее за запястье своей правой, упирался в соответствующее плечо левой и принимался дергать. Он уже взмок от пота к тому времени, когда кости сломались пополам. Смахнув выступивший пот с лица, он схватил ее за подмышки и потащил ее тело целиком, — минус львиная доля мозгов, вытекших из ее разбитого черепа (он просто поражался, насколько не осознают люди, что их мозги — та же жидкость) — прочь от берега реки, к снаряжению, оставленному ей за грудой булыжников. В последнем ледниковом периоде эта местность была глетчером, ледником, и ландшафт был буквально усеян обветренными валунами, с линиями, сглаженными водой, ветрами и временем. С другой стороны, местность также была территорией горных львов, кугуаров, имелись здесь и гризли, и более мелкие хищники, никогда не бывшие против пальца там, уха здесь, ступни где-либо еще. Без жетонов они не найдут Джеймс, или то, что от нее останется, долгое, долгое время, и, даже тогда, скорее всего, не одним куском.
Он прервался на секунду, чтобы обшарить ее карманы. Все практически тоже, что и у Хакетта. Единственным оружием Джеймс был ее учебный лазер, маломощная версия Маузера 480 — стандарта Вооруженных Сил Гегемонии, со встроенным опознавателем «Свой-Чужой», для считывания жетонов. Но также его ждал и приятный сюрприз — небольшой запас запаянных в полосу целлофана плиток рациона. Плюхнувшись на валун, он оторвал одну из них, наиболее соблазнительную, обещавшую на вкус быть смесью орехового масла и шоколада, но увы, ею не являвшаяся.
Поглощая его, он вытащил фотоснимок из своего левого нагрудного кармана. Снимок был сделан в МакБет-сити[2] вскоре после Битвы на Тибальте; он узнал луковицеобразную контрольную вышку космопорта. И разумеется, там была Аманда. Худенькая и очень высокая для пилота, почти двух метров роста. Она стояла, громоздкий шлем был в ее левой руке, правая ее рука была на лесенке к кабине ее истребителя, правый ее ботинок уже также стоял на нижней ступеньке. Ее оливковый летный комбинезон лишь подчеркивал ниспадающий на плечи неукротимый водопад волос, акцентировавших все внимание на ее глазах — зеленых и загадочных, словно глубины леса. Потрясающа, соблазнительна, но полная тайны и доводящая до безумия. И сколько бы он не изучал черты ее лица и тела, они все еще ускользали от него, дразня его, пребывая на грани осознания, словно полустершийся сон.
Дожевав последнюю из плиток, он сглотнул, после чего приложился к фляге Джеймс, сделав солидный глоток. Вода имела четкий привкус чистящих таблеток, но была ледяной до ломоты в зубах, и эта физическая боль столь дивно принялась соперничать с той болью в груди, испытываемой им каждый раз, когда он смотрел на снимок Аманды. Желание вновь стиснуло его сердце.
Торопливо, он сунул снимок в карман. Стиснув туго сцепленные пальцы в комок, он принялся ждать, пока молотящийся барабаном пульс утихнет. Лишь после этого полковник встал, повернулся спиной к телу Джеймс и устремил взгляд на запад, в сторону Каньона Смерти. Довольно удачное название, поскольку именно туда, знал он, Аманда должна и будет направляться.
В безумии, обуревавшем его, была своя метода, свой стержень, своя цель — он оставит Аманду напоследок, напоследок здесь, во всяком случае, и, о, боже, что за трагедия ожидает Директор-Генерала…. О, да, Гегемония содрогнется от его мести, поскольку он желал ее. Он ее желал, и он ее получит — тело Аманды в его власти, кровь Аманды в его рту, жизнь Аманды — его, и его лицо искаженное ужасом, пока она будет умирать. Он желал этого, страстно, до боли, и этот момент приближался, все ближе и ближе.
Не сперва они немного поиграют. В кошки-мышки. Кошка спокойна и терпелива, знает когда нападать и как калечить не убивая, так, чтобы игра продолжалась и радость ее не убывала. А потом, когда кошке игра надоест?
Улыбнувшись, он вытянул правый указательный палец, чуть согнув его, классический жест стрелка, знакомый всей вселенной.
— Бум, — сказал он.
Полигон Якима, Терра
24 декабря 2438
10:30
— Болезнь Паркинсона? — переспросил полковник Натан Пауэрс. Он стоял прямо за спиной Кэролайн, и когда он, перегнувшись через левое ее плечо, читал наперегонки с нею данные с экрана, она уловила слабый запах пота и крема после бритья, — Быть такого не может.
— Я говорю лишь, что подобное возможно, — Она была как на иголках, ведь он был так близко. Флотский хирург, привыкший иметь дел с летунами, являлся одним из привлекательнейших мужчин, каких ей только доводилось видеть — черные волнистые волосы, коротко остриженные, темно-карие глаза, и чуточку припухлая нижняя губа. Одет он был соответствующе для горного велосипедиста — темно-синий флотский комбинезон, утепленная куртка, перчатки, шляпа, байкерские утепленные очки на резинке поверх нее. Комбинезон на изумление неплохо обрисовывал икры и бедра, и она с большим трудом удерживалась от разглядывания его и неприличных мыслей насчет того, каков же он без этого своего наряда…
Также быстро она вновь вернула все свое внимание на экран. — Ну, я не очень-то в это уверена, но вот запись… — она нажала пару клавиш и словно сдувшийся, согбенный старик возник на экране, — этого вот пациента, подозрительно совпадает с тем, что я увидала.
Запись была явно сделана в больнице какого-то рода. Флюоресцентный свет лампочки над головой старика окрашивал его и без того пергаментную кожу болезненно-желтым. Безымянное невнятное больничное облачение, также болезненно-желтое, открывало тощую его шею. Струйка слюны, серебрясь, тянулась от его нижней губы. — Обратите внимание на руки, видите, как они трясутся, даже если он ничего и не делает?
— Я знаю, на что похож пилюльный тремор[3] — огрызнулся Пауэрс, — я все-таки доктор, если вы еще не забыли.
— Я помню, — волна жара накатила на нее, вплоть до шеи и ушей, что заставило ее рассвирепеть. — Черт бы побрал этих военных! Самодовольные и вечно зацикленные лишь на себе зазнайки, уверенные, что лишь они одни тут с мозгами. — И хоть я и знаю, что я ничего не понимаю в обезьянах, позвольте мне сказать вам кое-что, "доктор". Шимпанзе не болеют Паркинсонкой. И малярией они тоже не болеют, и СПИДОМ, и хореей Хантингтона также. Может они и наиболее близкие генетически наши родственники, но они не страдают много чем, если только мы, люди, в этом им не помогаем!
Пауэрс насупился. — Да, но то, о чем вы говорите, требует хирургического вмешательства или воздействия лекарств. Мы же не давали им ничего.
— Да кончайте вы, а? — огрызнулась она. Может, он и был красавчиком, но она не собиралась терпеть личность с отмершими мозгами лишь из-за смазливой мордашки. — Вы не хуже меня понимаете, о чем я говорю.
— Да, да, знаю, — голос его стал монотоннее, а глаза посуровели. — Вы желаете свалить вину с какой-то вашей дефективной обезьяны на наш усилительный контур, который, так уж получилось, вам отчего-то не нравится.
— Я не обвиняю ни вас, ни ваш это драгоценный контур. Но реалии таковы, что это ваш контур воздействует на участки мозга, отвечающие за внимание, сосредоточенность и концентрацию, и так уж получилось, что они кореллируют с допамин-насыщенными нейронными узлами, вроде подкорковых узлов, и передних лобных долей, а допаминовое голодание…
— Тогда как вы объясните то, что когда мы проверяли уровни нейропередачи ваших драгоценных шимпанзе, три месяца назад, с допаминовыми уровнями все было в порядке?
— Ну, может быть, мы не следили за ними достаточно долго?
— Да, вы так считаете? — он осел на стул. — Прошу прощения, зря я так на вас набросился. Вы были правы, вызвав меня. Черт. Да, это вписывается в картинку, даже это плачущий псих. Действительно, Люди с болезнью Паркинсона могут отличаться резкой сменой поведения. Утрата контроля над эмоциями и все такое… — поворошив свои волосы, он медленно выдохнул. — Мы спорим на пустом месте. Нам нужен ветеринар, а я специализируюсь по людям.
— Он вольнонаемный, на полставки. И из Сиднея, к тому же. Я уже звонила в центр связи, и они ответили мне, что не могут выйти с ним на связь без разрешения вышестоящего руководства. Это ваша работа — давать подобные разрешения.
— Я всего лишь помощник директора, — запротестовал он. — Гбарлеман здесь босс.
— Угу, именно поэтому Гбарлеман вытянулся по струнке, когда вам приспичил это контур. — Он гражданский, и в Тель-Авиве, к тому же. На другой стороне этой чертовой планеты.
— Ясненько. — Пауэрс принялся изучать ее взглядом, — Между прочим, а что вы здесь делаете? Я просматривал служебную записку Гбарлемана несколько дней назад. Вы должны были быть в Сан-Антонио.
Она ненадолго задумалась, чего это его так заинтересовало, но, помедлив, решила в это не вдаваться, — Я… изменила планы. Мне нужно было многое сделать. К примеру, обработать все те данные уровней нейронов, что мы получили из симуляторов с Кинкейдом и остальными.
— А подождать это не могло?
— Ну, я не против, посидеть в одиночестве. Мне нравится хоть немного побыть в тишине. — солгала она. Затем сказала правду, — Кроме того, я ходила пострелять. Это мне тоже нравится.
— Да? — Пауэрс уже с новым интересом уставился на нее. — И что за лазером вы пользуетесь? Санспот?
— Нет, пистолет, самозарядный. — Она рассказала ему о своем PG -90, он, в ответ, задал ей пару вопросов, вроде того, где она берет патроны, и в то время как ей даже понравилось болтать так, и он явно выглядел заинтересованным темой, она заметила, — Послушайте, обсудить все эти стрелялки мы можем и позже, а сейчас нам нужно что-то делать. Найти ветеринара, провести анализы. Может быть, ну, я не знаю, и пилотов заодно проверить тоже.
— Под Рождество? Устроить здесь пляску с бубнами из-за того, что у одного шимпанзе сдали нервы? Кроме того, Кинкейд и остальные все равно на каких-то там учениях.
Это была новость, но, в принципе, все было логично. Будучи вольнонаемной, гражданской и довольно далекой от верхушки проекта, ей никто ничего не сообщал. — Где?
— Понятия не имею. Они не ставят меня в известность о такого рода вещах.
— Так что же нам делать?
— Хотите моего совета? Я бы сказал, закрыть лавочку, выключить свет, пойти пострелять, и, может быть, я приглашу вас на ужин.
Поморгав, она переспросила, — Что?
— Стреляем. Вы, я. Потом ужинаем. Потом, может, по пиву. Да ладно вам, это же Рождество. Забудьте вы об этих обезьянах. Пускай пару дней потерпят. — Увидав ее неверящий взгляд, он добавил, — Вам нужно было мнение начальства, ну так вот вам оно. Всему свое время. Вы знаете, как это сложно, изменить уже отданные приказы?
— Нет.
— Очень. Мало того, что вас ждет двойная проверка, к тому же придется постараться вылизать начисто волосатую задницу командующего базой. А это, на данный момент, будет генерал Коулман, и я не собираюсь срывать его с рождественского приема или раздражать его жену, лишь из-за того, что какой-то там шимпанзе свихнулся. Мне придется убить на это часы, может быть — дни. И затем, десять к одному, все это окончится большим пшиком, и я заполучу себе на задницу лососинный удел. — Увидав озадаченное выражение ее лица, он вздохнул, — Потрачу день, может два, на то чтобы, надрываясь, плыть против течения, и все это лишь для того, чтобы надорваться, порвать себе пупок и сдохнуть. Извините, это не мой стиль жизни.
И это был не тот ответ, что она ожидала. — Ну, да, конечно, мне очень жаль и все такое. Какая я глупая, думать, что помощник директора, знаете ли, может заинтересоваться…
— Эй, эй, — он поднял руки вверх, — Секундочку, леди, как насчет того, чтоб вернуться на грешную землю…
— Нечего меня перебивать! У меня нет власти, чтобы сделать то, что должно, так что не могли бы вы… — она неожиданно оборвала фразу. — О, нет, только не снова, — и она торопливо принялась вылезать из-за своего рабочего места.
— Что такое?
Но она уже двигалась к двери. — Шимпы, шимпанзе, вы что, не слышите их? — Рывком она распахнула дверь и какофония воплей и визга ударила по ушам. И она сорвалась с места. — Быстрей, бежим!
Казалось, они бегут по ущелью, в котором бьется эхо воплей, отражаясь там и сям, посылая мурашки по коже, вселяя дрожь. — Господи. — Она сложилась пополам, пытаясь вбить код, ругнувшись, когда пальцы ее соскользнули. — Быстрее, внутрь, быстрее…-
Пауэрс уже был рядом. — Не так, — выдохнул он, отпихнув ее, — Командирский пароль. — он вбил код, и стоило двери зашипеть, схватился за край обеими руками, заставляя гидравлику испустить протестующий скрип. — Давайте, я прямо за вами. Вперед!
Она протиснулась сквозь щель, и вскоре уже была на месте. Затем она чуть не отлетела вбок, заскользив, когда Пауэрс налетел на нее. Сила удара выбила воздух из ее груди, и она едва не упала, но он успел ее ухватить, рывком поднял, и прижал к груди.
И они просто застыли там, молча. Потеряв дар речи.
На пути к Каньону Смерти
24 декабря 2438 года
12:30
Аманда засекла падальщиков первой, большое, черное, воронкообразное облако, нарезающее круги к юго-западу. Особо о нем она не думала, много чего умирает в лесу, что с того? Но когда она начала подъем на хребет, обегающий озеро Фелпс и выводящий к Каньону Смерти, то осознала тот факт, что падальщики близко, чуть ли не у нее над головой. И вновь, это мог быть лишь обман зрения. Сложно судить о дистанции в таких условиях. Но когда она почуяла запах крови, то осознала, что что-то сильно, очень не так.
Она была слишком возбуждена, чтобы спать. Чувство, напоминавшее ей о пегом жеребчике, бывшем у нее примерно лет этак в десять — одиннадцать. Рекс, так его звали. Каждый раз, стоило ему увидать родную конюшню, он переходил на галоп, как бы ни дергала она за поводья. И сейчас, как и Рекс, она рвалась к кормушке. Плохая тактика, так и есть. Книга гласила — сохраняй темп, и ты даже сможешь отдохнуть. Но она — не могла.
Первый отрезок вдоль ручья Коттонвуд шел прямо к югу и был прост и легок — широкая лощина. Смерзшаяся прерия и луг, и слава те господи, никакого снега. Но и никаких людей. Ничего — и это было странно. Она вскинула свой учебный лазер, неся его как настоящее оружие — лямка вокруг шеи, приклад, прижатый к боку, палец на предохранителе. Она не могла никого им убить, но засечь метку в семиста тридцати метрах могла, в одиннадцати сотнях, если повезет. Но увы, ни Хакетта, ни Джеймс. (К черту Кинкейда, пускай выигрывает, если так хочется Она просто будет так близко от его задницы, что он подумает, что она там вытатуирована) Странно.
Она не видала также и признаков преследующих их солдат также, и это беспокоило ее даже больше. Она уже осознала, что не сможет просто проскользнуть мимо них, но должна была как-то обойти их. Проблема была, где и когда. Она чуть ли не затвердила все инструктажи и изучала карты до тех пор, пока не стала знать местность лучше своего собственного имени. Когда она двинулась на запад и углубилась в горы, ее путь пролегал вверх и вниз по покрытыми буреломом моренам вплоть до озера Фелпс, где она должна была обогнуть северный край озера. С этого места особого выбора у нее уже не оставалось, кроме как вкарабкаться к Каньону Смерти, спуститься на юге, затем обогнуть Полку — и вот оно, радио. Путь до Каньона Смерти был крут, наклон все время менялся всю первою треть пути. На полпути деревья поредели. Край каньона, невзирая на его жуткую высоту и хорошо видимые рваные ступенчатые обрывы, весь зарос полынью, редкими чахлыми елочками, и под ними проглядывали осыпи. Но спуск по ним даже и не рассматривался, не имея альпинистского снаряжения, там нигде, за исключением пары мест, спуститься было нельзя.
Она «обсасывала» этот вопрос до мельчайших деталей, остановившись передохнуть. Пыталась посмотреть на сложившуюся ситуацию под другим углом. Не только как просто уклониться от солдат, но и как, к примеру, этих парней сделать. Если бы она могла конфисковать у них оружие, это сделало бы все раз в десять сложнее, поскольку тогда им требовалось бы подобраться к ней близко. С этим у них не получится больше ткнуть вдаль и пальнуть, выдав электрический импульс. Нет, конечно, не чуть ли эквивалентный шоковой дубинке разряд, считай смертоубойный, нет, просто легонько дернуть током, дав знать, что тебя сделали, все благодаря внутренней термо-сетке, вшитой в ткань ее парки и униформы. (Одежду, крути не крути, при всем желании отобрать не получится. Низкая температура ни в коем разе не позволяла бегать тут кругами, сверкая голым задом. Конечно, она могла сжульничать. Снять жетоны-идентификаторы. Хотя в этом также были свои тонкости — жетоны реагировали на тепло человеческого тела. Сними жетоны более чем на два часа, и они поменяют цвет и назад его не вернут, как ни старайся. Встроенная защита. Любой, пойманный с черными жетонами будет незамедлительно дисквалифицирован.) Так что, думая неортодоксально, она пришла к выводу, что лучше выкинуть, то, чего от нее не ждут. Вцепиться им в глотки. Прокрасться. Свистнуть их винтовки. Безнаказанно смыться нахрен. Оставались мелочи — всего лишь найти их.
Морена, внутри которой покоилось озеро Фелпс представляла собой один огромный ковер из темно-зеленых корабельных и белокорых сосен, а также тонких, оголившихся кустов и тщедушных стволиков тополей. Солнечный свет омывал замерзшее озеро за ее спиной, заливая все окрест невыносимо ярким светом, заставляя черные крылья падальщиков выделяться на этом фоне черными кляксами, а ее слепя так, что потом приходилось долго промаргиваться, избавляясь от радужных пятен. Она, впрочем, подозревала, что счастье это долго не продлится и лес вскоре кончится, выставив ее на открытое место. Разрывы между деревьями становились все больше, деревья мельчали, становясь все приземистее и дальше друг ото друга, и даже воздух определенно начинал холодеть.
Но вскоре, одновременно, произошли два события — взглядом она заметила ровную линию верха палатки и почуяла носом безошибочно узнаваемый запах сгоревшего кордита и пролитой крови.
Резко застыв, она нырнула за ствол сосны. Скрючилась в три погибели и принялась ждать. Так и не услышав ничего, она выглянула из-за дерева. Ни движения, и теперь она засекла уже две палатки — одна прямо перед ней, обращенная на запад, и вторая, чуть сбоку от той, направленная в противоположную сторону — на восток. Полы восточной палатки чуть разошлись, но это все. Запах крови никуда не делся, густой, чуточку… воздушный, запах свернувшейся крови.
Она чуть расслабилась, продолжая оставаться за деревом. Пожевав губу, откусила отшелушившийся кусочек кожи. Бросила взгляд на хищников. Подумала, хорошо и как следует о том, что ей делать дальше. Поскольку не было никаких сомнений — впереди ее лежит мертвечина. Она пробыла солдатом достаточно долго, чтобы понимать — неожиданности случаются все время. Постоянно.
И затем ей пришло в голову альтернативное объяснение — это все тоже проверка. Поддастся ли она чувству самосохранения и уйдет, не проверив места, буквально вопящего о необходимости проверить его? Или же отправится все «разнюхать», но осторожно, не давая себя поймать или «убить»? Новые раздумья, новая морщинка. Она попыталась вспомнить, не говорилось ли на брифинге о сценариях, включавших в себя симуляцию жертв, и не вспомнила ничего. Но — дерьмо случилось. С учетом ее предположения о том, что Кинкейд был далеко впереди, на секунду она задумалась, что же такое это он выкинул, и тут же обругала себя за одну мысль об подобном.
Она глянула вправо, влево, назад. Палатки были метрах в трехстах от нее. Изучив деревья поблизости, она отметила то, как они мельчают влево и густеют вправо. Направление вправо было очевидным, и несмотря на всю его очевидность, и лучшим выбором заодно. Так что вправо она и двинулась, осторожно, чередуя темп, делая остановки вновь и вновь, оглядываясь по сторонам и назад. Безмолвные хищники продолжали кружить над головой. Вскоре она продвинулась к ближайшей палатке, той, что открывалась на запад, в противоположную сторону. Ткань ее обвисла и пахла кровью. Скользнув, она ушла вправо и вниз, оставляя палатку слева от нее. И принялась вслушиваться. Пахло кровью.
— Продолжай — она переместила вес на носки. — Ты зашла уже достаточно далеко, можешь и еще чуток. —
Задержав дыхание, она обогнула угол.
* * *
Полковник отслеживал ее в прицел со своей позиции почти в пяти сотнях метров к северу и чуть вверх, на дереве. Вообще-то, если бы у него был выбор, он предпочел бы приличное дерево, а не сосну. Ему не нравился запах резины, а иголки кололись. Но они предоставляли неплохое укрытие.До прибытия Аманды, он использовал паузу на то, чтобы проверить свою винтовку, очередной антиквариат — несамозарядная, со скользящим затвором, Баррет М468. Ствол был всего лишь сорока сантиметров длиной с дульными тормозом, как для рассеивания пороховых газов, выходящих из ствола, так и для выброса части их назад и вбок, под сорок пять градусов для погашения части отдачи. Он устраивал оружия тщательную проверку и прежде, но у него были сомнения. Продолжая ждать, он отщелкнул магазин, примяв вниз, правым большим пальцем, первый блестящий патрон. Затем он ослабил нажатие, изучая темп его возврата. Десять патронов в магазине, десять пуль — цельнометаллическая оболочка, каждая шесть и восемь миллиметров, увенчанные четкой, кроваво-красной головкой. У него было три таких магазина, более чем достаточно. Он подал магазин назад, до щелчка.
Просканировав площадь вокруг палаток, он увидал движение, упер правую ногу об ветку, а затем винтовку о холмик над коленом, после чего прильнул к прицелу. Причел не принадлежал этой винтовке, он был сделан на заказ, так, чтобы он мог видеть, в кого стреляет, прямо как на ладони. И — вот она — неясные очертания в узком кольце — словно на религиозном медальоне. Он тронул колесико и черты ее лица стали контрастнее. Она откинула капюшон назад, голова ее была чуть наклонена влево, и в позе ее отчетливо читалось напряжение, и, с его точки зрения, чуточка страха. Лицо ее было бледным, что делало ее потрясающие зеленые глаза еще бездоннее. Он резко выдохнул. Само воплощение красоты, как он ее помнил, лицо, являвшееся ему в грезах.
Когда она помедлила на пороге палатки, в которую он знал, она заглянет, он уже был готов. Он видел, как она напряглась, и как резко крутнулась. Затем она дернулась, чуть застыла в шоке, и он навел перекрестье прицела ей на спину, чуть левее центра и прямо над сердцем, в тот самый момент, как она испустила короткий, резкий вскрик ужаса.
Полигон Якима, Терра
24 декабря 2438
12:32
— О, господи, — выдохнула Кэролайн. Колени ее ослабели, и она неожиданно осознала, что выражение окаменеть от потрясения вовсе не образное.
Кровь. Она была повсюду. Или, может быть, это ей только казалось. Самки — Люси и Бетти, по прежнему вопили со своего насеста. Но Шана не кричала. Вместо этого она валялась на полу, раскинув конечности в луже свертывающейся крови. От глотки ее осталась лишь страшная, обнаженная, зияющая дыра. Лишь половина ее мордочки осталась относительно невредимой. Все прочее превратилось в окровавленную вмятину. Оставшийся затуманенный карий глаз пусто смотрел в точку где-то позади правого плеча Кэролайн. Ей также достался и не один укус в живот — куски плоти — темно-красные — печень, и блестящие голубовато-розовые кольца кишок торчали наружу, и помимо этого Кэролайн пришлось увидать и жуткое, отвратительное зрелище женской утробы, разорванной начисто.
— Где Линус? Где Джек? И ребенок, где же ребенок? — с трудом отведя преисполненный ужаса взгляд от Шаны, она провела им по обезьяннику, наконец приметив Линуса, сгорбившегося в берлоге на ветках. Может ребенок…
Пауэрс коснулся ее плеча. — Там. — Рот его был недалеко от ее уха, и она почувствовала как его дыхание щекотнуло ей щеку. Он указал куда-то наверх, куда-то над ее головой. — На дереве.