Страница:
«Ее находят удобной и легкой вследствие ее неясности и затемненности», – и которая – «претендует не менее, чем на создание новой науки, теория которой покоится на некоторых законах не очень-то ясных и понятных, таких как: закон задержки, закон торможения, закон подобия или эксцентрических положений, в особенности великий закон, как его называют, сам за себя» [291, с. 521].Элифас Леви, который несомненно, является одним из лучших авторитетов по некоторым пунктам среди каббалистов, говорит:
«Беременные женщины больше, чем другие, подвергаются влиянию астрального света, который способствует формированию их ребенка, и постоянно преподносит им воспоминания о формах, которыми он заполнен. Вот почему очень добродетельные женщины часто вводят в заблуждение наблюдателей и вызывают злобу, порождая сомнительные сходства. Они часто запечатлевают на плод своего брака изображение, которое врезалось им в память во сне, и таким образом те же самые физиономии сохраняются из века в век».
«Каббалистическое использование пентаграммы поэтому может предопределить лик нерожденных детей, и посвященная женщина могла бы придать своему сыну сходство с Hepеycoм или Ахиллесом так же, как с Людовиком XV или с Наполеоном» [157, с. 175].Если другая теория, а не теория доктора Фишера, получит подтверждение, то последнему нечего жаловаться, так как он сам сделал признание, подтвердившееся на его собственном примере:
«Одним из наиболее грозных препятствий на пути продвижения науки… всегда было слепое подчинение авторитету… Освободить ум от влияния одного только авторитета, чтобы он имел свободное пространство для исследования фактов и законов, существующих и установленных в природе, значило бы создать необходимое условие для научных открытий и прогресса науки».[296]Если материнское воображение может остановить рост или разрушить жизнь утробного плода, почему оно не может влиять на физическую внешность? Существуют несколько хирургов, которые посвятили свои жизни и состояния тому, чтобы раскрыть причину этих уродств утробного плода, и они достигли только того, что считают их простыми «совпадениями». И было бы очень не по-философски сказать, что животные не наделены воображением; и в то время как некоторые могут считать кульминационным пунктом метафизических спекуляций идею о том, что некоторые члены растительного царства, скажем, мимоза и группа растений насекомоядных, обладают инстинктом и элементарным воображением, – эта идея не осталась без своих сторонников. Если такой великий физик, как Тиндаль, вынужден признаться, что даже имея дело с разумным и говорящим человеком, они не в состоянии построить мост через бездну между умом и материей и определить силу и власть воображения, то насколько больше остается тайной то, что происходит в мозгу немого животного.
Что такое воображение? Психологи говорят нам, что это есть ваятельная или творящая мощь души; но материалисты путают ее с фантазией. Существует разница между этими двумя, однако, которая была так тщательно выявлена Уордсвортом в предисловии к его «Лирическим Балладам», что теперь уже непростительно смешение этих двух понятий. Пифагор утверждал, что воображение есть память о предшествующих духовных, ментальных и физических состояниях, тогда как фантазия есть беспорядочная продукция материального мозга.
С какой бы точки зрения мы ни рассматривали материю, как бы ни исследовали, старая, как мир, философия о том, что она была оживлена и оплодотворена вечной идеей, или воображением – абстрактное обрисовало и приготовляло модель для конкретной формы – остается неизбежной. Если мы отвергнем эту доктрину, то теория о космосе, постепенно развивающемся из хаотического беспорядка, становится нелепостью; ибо в высшей степени не по-философски будет думать, что инертная материя, единственно движимая слепыми силами, без руководящего разума может сама по себе спонтанно сформироваться во вселенную такой восхитительной гармонии. Если душа человека действительно есть результат, частица, вышедшая из сущности вселенской души, бесконечно малый осколок от этого первого творящего принципа, то она неизбежно разделяет степени всех атрибутов демиургических сил. Подобно тому, как творец из мертвой бездейственной материи создал формы, точно так же и человек, если бы он сознавал свои силы, мог бы до известной степени делать то же самое. Как Фидий, собиравший свободно лежащие части глины, смачиванием водою соединял их вместе, придал пластичную форму возвышенной идее, вызванной к жизни его творческой способностью; так же и мать, которая сознает свои силы, может придать какую угодно форму своему будущему ребенку. Не зная своих сил, скульптор создает только неодушевленную, хотя и восхитительную фигуру инертной материи, тогда как душа матери, сильно пораженная собственным воображением, слепо, несознательно проецирует поразившее ее изображение в астральный свет и, через отражение, запечатлевает его на своем утробном плоде. Наука нам говорит, что закон тяготения убеждает нас в том, что любое смещение, даже если бы оно происходило в самом сердце земли, будет ощущаться по всей вселенной, и
«мы даже можем представить, что то же самое относится к тем молекулярным движениям, которые сопровождают мысль» [292].Говоря о передаче энергии по всему вселенскому эфиру или астральному свету, тот же самый авторитет говорит:
«Беспрерывное фотографирование всего происходящего и удержание этих снимков происходит все время. Значительная часть вселенской энергии вкладывается в такие картины».Доктор Фурнье из Французского Национального института глухонемых, во второй главе своего труда [292], рассуждая по вопросу об утробном зародыше, говорит, что наиболее мощный микроскоп не в состоянии открыть какую-либо разницу между яйцеклеткой млекопитающегося животного и яйцеклеткой человека; и относительно первого и последнего движения клетки яйца спрашивает:
«В чем дело? Обладает ли ома какими-либо особенностями, которыми она отличается от других яйцеклеток?» – и справедливо отвечает на это: «До настоящего времени наука не ответила на эти вопросы, и, не будучи пессимистом, я не думаю, что она когда-либо ответит; с того дня, когда ее методы исследования позволяют ей наткнуться на скрытый механизм столкновения жизненного принципа с материей, она познает самую жизнь и будет в состоянии воспроизводить ее».Если цитируемый нами автор прочитал бы проповедь падре Феликса, как уместно он мог бы произнести свое Аминь! под восклицаниями этого священника – ТАЙНА! ТАЙНА!
Давайте рассмотрим утверждение Магенди в свете зарегистрированных наукою примеров власти воображения в случаях образования уродливых деформаций, где это не касается беременных женщин. Магенди признает, что такие случаи – ежедневное явление у потомства низших животных. Как же он тогда объяснит высиживание цыплят с ястребиными головами, если не при помощи теории, что появление векового врага – ястреба воздействовало на воображение курицы, которая, в свою очередь, сообщила материи, входящей в зародыш, определенное движение, которое расширяясь, произвело уродливых цыплят? Мы знаем аналогичный случай, когда ручной голубь, принадлежавший одной знакомой нам даме, ежедневно пугался попугая, и в следующем выводке этого голубя среди прочих малышей были двое с головами попугая; это сходство даже простиралось на окраску перьев. Мы могли бы цитировать Колумелла, Хатта и других авторитетов вместе с примерами из опыта скотоводов, чтобы показать, как приведением воображения матери в возбужденное состояние можно в значительной степени воздействовать на сформирование внешности потомства. Эти примеры ни в коей степени не задевают вопроса о наследственности, ибо они, просто, являются искусственно созданными изменениями.
Катерина Кроу со значительными подробностями разбирает вопрос власти сознания над материей и в качестве иллюстраций приводит много убедительно засвидетельствованных фактов, говорящих о том же [279, с. 434 и далее]. Между прочим, весьма любопытный феномен, называемый стигматами, имеет к этому несомненное отношение. Эти знаки появляются на телах у лиц всех возрастов и всегда являются результатом экзальтированного воображения. В случае Катерины Эммерич, женщины из Тироля, подверженной экстазам, а также во многих других случаях раны распятия на кресте, как говорят, были точно такие же, как натуральные. Некая мадам Б. фон Н. видела во сне, что какой-то человек предлагал ей розы – красную и белую, и что она выбрала последнюю. Проснувшись, она ощутила жгучую боль в руке, и постепенно на ней появилось изображение розы, совершенной по форме и цвету; она даже как бы возвышалась над кожей. Этот знак возрастал в интенсивности до восьмого дня, после чего он начал блекнуть и к четырнадцатому дню уже не был заметен. Две молодые барышни стояли во время грозы у открытого окна в Польше. Вблизи от них вспыхнула молния, и золотое ожерелье на шее одной из них расплавилось. Точное изображение случившегося запечатлелось на ее коже на всю жизнь. Другая девушка, придя в ужас от всего случившегося, простояла неподвижно несколько минут и затем упала без сознания. Мало-помалу те же самые знаки ожерелья, которые в один миг были отпечатаны на шее ее подруги, стали появляться на ее собственной шее и остались там в течение нескольких лет, после чего постепенно изгладились.
Доктор Джастин Кернер, известный немецкий автор, рассказывает еще более удивительный случай.
«Во время французского вторжения казак преследовал француза и загнал его в тупик, в аллею, у которой не было другого выхода, и там между ними произошло ужасное столкновение, во время которого последний был тяжело изранен. Человек, который укрывался поблизости от этого поединка и не мог уйти, был так ужасно напуган, что когда он добрался до своего дома, на его теле открылись такие же раны, какие казак нанес своему врагу!»В данном случае так же, как в случаях органических расстройств и даже физической смерти, последовавших в результате внезапного возбуждения ума, реагирующего на тело. Магенди затруднился бы приписывать эти следствия другим причинам, нежели воображению; а если бы он был оккультистом подобно Парацельсу или Ван Гельмонту, вопрос утерял бы свою тайну. Он понял бы власть человеческой воли и воображения (первой – сознательной, второй – непроизвольной) над космической энергией, способной причинять физические и ментальные повреждения не только намеченной человеком жертве, но обратным действием и самому пославшему и притом – бессознательно. Это основной принцип магии, что если ток этого тонкого флюида не направлен с достаточной силой, чтобы достигнуть цели, он нанесет обратный удар пославшему его точно так же, как резиновый мяч отскакивает в руки бросавшего от стены, которую он не был в состоянии пробить. Много случаев, когда люди, эахотевшие стать колдунами, сами делались собственными жертвами. Ван Гельмонт говорит:
«Сила воображения женщины в сильно возбужденном состоянии создает идею, которая является связующим посредником между телом и духом. Это передается тому существу, с которым женщина в то время наиболее тесно связана и запечатлевает на нем образ, который наиболее волновал ее».Делёз собрал в своей «Библиотеке по животному магнетизму» ряд замечательных фактов, взятых у Ван Гельмонта; мы удовлетворимся тем, что приведем из них нижеследующие, более созвучные со случаем описанного нами Жака Пелисье. Он говорит, что
«люди, пристально глядя на животных не отводя глаз в течение четверти часа, могут причинить им смерть, что подтверждает Руссо на основании своего собственного опыта в Египте и на Востоке, где он таким способом умертвил несколько жаб. Но когда он, наконец, попытался проделать это в Лионе, жаба, обнаружившая, что ей не удастся убежать от его взгляда, обернулась, надулась и смотрела на него так яростно бездвижными глазами, что им овладела слабость до потери сознания, и некоторое время его принимали за мертвого».Но вернемся к вопросу о тератологии. Виер повествует нам в своей «De praestigiis Demonum» о ребенке, родившемся от женщины, которой незадолго до родов муж угрожал, что в ней находится дьявол и что он убьет ее. Испуг матери был так велик, что рожденное ею дитя оказалось
«хорошо сформированным от середины к низу, но верхняя часть туловища была покрыта темнокрасными пятнами, глаза были на лбу, рот как у сатира, уши как у собаки, и на голове согнутые рога как у козла».В труде по демонологии, написанном Пераматусом, имеется повествование об уроде, родившемся в Сент-Лоуренсе на Западно-Индийских островах в 1573 г., подлинность этого случая засвидетельствована герцогом Медина-Сидония. Этот ребенок,
«кроме ужасающей деформации рта, ушей и носа, имел на голове два рога подобно юному козленку, длинные волосы по всему телу, мясистую опояску посередине, от которой свисал кошелеподобный кусок плоти, а в левой руке колокол из плоти наподобие тех, которыми пользуются в танцах индейцы, на ногах высокие сапоги из плоти с загнутыми вниз голенищами. Короче говоря, вся его форма была ужасающая и дьявольская; считали, что это результат испуга матери, которая испугалась древнего индейского танца» [290, с. 399].Доктор Фишер отрицает все такие случаи, как недействительные и баснословные.
Но мы не будем больше утомлять читателя дальнейшими выборками из множеств тератологических случаев, находимых в трудах общепризнанных авторов; вышеприведенных примеров достаточно, чтобы приписать эти аберрации физиологического типа взаимодействию материнского сознания со вселенским эфиром. Если кто-нибудь поставит под вопрос авторитет Ван Гельмонта, как ученого, мы отошлем его к труду Фурнье, известного физиолога, где (на странице 717) он найдет следующую оценку:
«Ван Гельмонт был весьма выдающийся химик: особенно он изучал воздухоподобные флюиды и дал им название – газ; в то же самое время он свое благочестие довел до мистицизма, предаваясь размышлениям о божественном… Ван Гельмонт отличается от всех своих предшественников тем, что он соединил принцип жизни непосредственно и каким-то образом даже опытным путем, как он говорит нам, с малейшими движениями тела. Вот это непрестанное действие этой сущности, никоим образом не связываемое им с материальными элементами, но образующее отдельную индивидуальность, есть то, что мы не можем понять. Тем не менее, именно эта сущность является тем, на чем обосновывалась знаменитая школа».«Принцип жизни» Ван Гельмонта, или археус, есть ни более, ни менее, как астральный свет всех каббалистов и вселенский эфир современной науки. Если более незначительные утробные знаки не обязаны своим происхождением воображению матери, то какой же другой причине Магенди хочет приписать образование у утробного плода козлиных рогов и волосатых покровов кожи тела, которыми было отмечено уродливо потомство в вышеприведенных случаях? Наверняка, там не было латентных зародышей этих отличительных черт животного царства, способных развиваться от внезапного импульса материнского каприза. Короче говоря, единственным возможным объяснением является то, которое предлагается адептами оккультных наук.
Прежде чем оставить эту тему, мы хотим еще сказать несколько слов в отношение тех случаев, когда голова, рука или кисть утробного плода были мгновенно растворены, хотя было очевидно, что до этого момента все тело ребенка формировалось полностью. Из чего состоит тело ребенка при рождении? Химики скажут нам, что в нем содержится дюжина фунтов уплотненного газа и несколько унций зольного остатка, воды, кислорода, водорода, азота, угольной кислоты, немного извести, магнезии, фосфора и несколько других минералов; это все! Откуда они взялись? Каким образом они были собраны вместе? Каким образом были эти частицы, которые по словам мистера Проктора, – «извлечены из глубин пространства, окружающего нас со всех сторон», – были сформированы и как им была придана человеческая форма? Мы видели, что бесполезно об этом спрашивать ту доминирующую школу, блестящим представителем которой является Магенди, ибо он признается, что он ничего не знает о питании, пищеварении и кровообращении утробного плода; а физиология учит нас, что до тех пор пока яйцеклетка окружена граафовым пузырьком, она является составной частью целостного организма матери. Но после разрыва этого пузырька она становится почти такой же независимой от нее в отношении материалов на постройку тела будущего существа, как зародыш в птичьем яйце после того, как курица его снесла. Среди наглядно доказанных фактов науки мало найдется чего-либо, что противоречило бы идее, что утробный ребенок матери значительно отличается от квартиранта дома, в котором он нашел приют, тепло и удобства.
По Демокриту, душа[297] образовывается от скопления атомов, а Плутарх излагает его философию так:
«Существуют субстанции бесчисленные, неделимые, непотревоженные, без различий, без свойств; они двигаются в пространстве, в котором они рассеяны; и когда они приближаются друг к другу, они соединяются и сливаются и посредством своих агрегаций образуют воду, огонь, растение или человека. Все эти субстанции, которые он называет атомами по причине их твердости, не могут подвергаться ни изменениям, ни деформациям. Но, – добавляет Плутарх, – мы не можем изготовить ни краски из того, что бесцветно, ни субстанции или души из того, что не имеет души и не имеет свойств».Профессор Бальфур Стюарт говорит, что эта доктрина в руках Джона Далтона «дала возможность человеческому уму овладеть законами, которые управляют химическими изменениями, и также возможность мысленно представлять себе, что там происходит». После приведения цитат с одобрением идеи Бэкона, что люди вечно исследуют крайние пределы природы, он воздвигает мерило, и было бы хорошо, если он и его собратья философы руководствовались бы этим мерилом.
«Действительно, мы должны быть очень осторожными прежде чем решиться отбросить какую-либо ветвь познания или ход мышления, как непригодные» [180, с. 133].Это смелые слова. Но сколько найдется людей науки, которые применяют их на практике?
Демокрит Абдерский показывает нам пространство, наполненное атомами, и наши современные астрономы позволяют нам видеть, как эти атомы образуют миры, а затем также расы, их населяющие, включая и нашу человеческую расу. Так как мы указали на существование силы в человеческой воле, которая, посредством сосредоточения потоков этих атомов на объективную точку может создать ребенка, соответствующего образу материнского воображения, то почему будет невероятным, что эта же самая сила, будучи применена матерью, может путем интенсивного, хотя и неосознанного обратного переключения рассеять, дезинтегрировать любую часть тела или даже все тело ее неродившегося еще ребенка? И вот здесь место вопросу о ложной беременности, которая так часто вызывает недоумение и врача, и пациента. Если голова, рука и кисти трех детей, упомянутых Ван Гельмонтом, могли исчезнуть в результате чувства ужаса, испытанного матерью, то почему то же самое или какое-то другое чувство, возбужденное до подобной же степени не может причинять полное растворение утробного плода в так называемой ложной беременности? Такие случаи редки, но они встречаются и ставят науку в тупик. Несомненно, что в кровообращении матери нет такого химического растворителя, достаточно мощного, чтобы растворить ее дитя, не разрушив при этом ее саму. Мы вручаем эту тему медикам в надежде, что они как класс, не согласятся с заключением Фурнье, который говорит:
«В этом ряду феноменов мы должны ограничиться ролью историков, так как мы даже не пытались объяснить все «почему» и «откуда» возникающие при исследовании этих вещей, ибо там скрываются непроницаемые тайны жизни; и по мере того, как мы продвигаемся вперед в нашем исследовании, нам приходится признать, это для нас запретная земля» [292, с. 16].В меру своих интеллектуальных способностей истинный философ не признает никакой запретной земли и не считает какую-либо тайну природы непроницаемой или неприкосновенной.
Никакой последователь герметической философии и никакой спиритуалист не будет возражать против абстрактного принципа, изложенного Юмом, что чудо невозможно; ибо предполагать существование такой возможности значило бы, что вселенная вместо всеобщих законов управляется индивидуальными законами. В этом заключается одно из основных противоречий между богословием и наукой. Наука, основываясь на всеобщем опыте, утверждает, что в естественном ходе вещей в природе всюду царствуют общие законы и единообразие, тогда как богословы полагают, что можно побуждать Правящий Разум, чтобы последний приостановил течение общего закона для особых случаев. Джон Стюарт Милль говорит:
«Если мы уже не верим в сверхъестественные силы, то никакое чудо не докажет нам, что они существуют. Само по себе чудо, рассматриваемое просто как необычным факт, может быть удовлетворительно засвидетельствовано как нашими чувствами, так и свидетельскими показаниями. Но ничто не может доказать, что оно есть чудо, ибо существует другая возможная гипотеза, а именно: факт, считающийся чудом, является результатом какого-то неизвестного закона природы; и эта возможность никак не может быть устранена настолько, чтобы не оставалось другой альтернативы, кроме вмешательства существа, стоящего выше природы» [293, т. II, с. 165].Это именно тот пункт, который мы хотим, чтобы он был усвоен нашими логиками и физиками. Как мистер Милль сам говорит:
«Мы не можем признать теоремы законом природы, и в то же время верить в факт, находящийся в явном противоречии с ней. Мы не должны верить в факт или же верить, что мы ошиблись в принятии этого предполагаемого закона».Мистер Юм ссылается на «прочный и неизменный опыт» человечества, как установившего законы, чьи действия ipso facto делают чудеса невозможными. Трудность заключена в его использовании имени прилагательного неизменный, которое выведено курсивом, ибо это только предположение, что наш опыт никогда не изменится и, следовательно, мы всегда останемся при тех же опытах и наблюдениях, которые и будут служить основаниями для наших суждений. Этим также подразумевается, что у всех философов будут те же самые факты для размышлений над ними. Этим совершенно игнорируется тот факт, что человечество может оказаться временно лишенным отчетов о прежде накопленных знаниях по философским экспериментам и научным открытиям. Так, например, сожжением Александрийской библиотеки и разрушением Ниневии мир на многие века был лишен необходимых данных, по которым он мог бы дать оценку действительным познаниям древних, как эзотерическим, так и экзотерическим. Но в течение последних нескольких лет открытие Росетского камня, папирусов Эберса, д'Обиньи, Анастасия и других, а также обнаружение библиотек глиняных пластинок открыли новое поле для археологических исследований, которые, очень похоже, приведут к радикальным переменам в том «прочном и неизменном опыте человечества». Автор «Сверхъестественной религии» справедливо говорит:
«Человек, который верит чему-либо противоречащему полноценному индуктивному выводу только в силу предположения, не подтверждаемого доказательствами, – просто легковерен; но такое предположение не может изменить то, что реально очевидно»В лекции, прочитанной Хирамом Корсоном, профессором англосаксонской литературы в Корнельском университете, Итака, Нью-Йорк, перед бывшими питомцами колледжа Сент-Джонса в Аннаполисе в июле 1875 г., лектор заслуженно бросает упреки науке: