Тиллер снова высунул голову, чтобы посмотреть вслед самолету, и заключил:
   – По-моему, фирма «Блом энд Фосс».
   Они стали ждать, пока самолет снова развернется и двинется в их сторону. Если это случится, значит, летчик примет свое решение и последуют соответствующие меры. Возможно, они зашли в запретный район, где не следовало находиться турецким рыбакам, либо пилот догадался, что каик совсем не то, за что себя выдает. Вполне возможно, он уже связался по радио с базой и сейчас вернется, чтобы полить их огнем из пулеметов.
   – Где-то там внизу есть ручной пулемет, – прокричал Мейген в трюм. – Разыщите и подготовьте к стрельбе. Может понадобиться.
   Самолет накренился и сделал крутой поворот направо, но команда шхуны не могла определить, куда он направится дальше, и лишь слышала затихающий гул мотора.
   – Уходит? – спросил Ларсен.
   – Вернется, – мрачно заключил Мейген. – Разворачивается.
   На этот раз летчик резко сбросил высоту и стал пикировать на шхуну по левому борту. Теперь он вполне мог врезаться в мачту.
   – Сволочной показушник! – выругался Мейген.
   Рев моторов приближался, и Барнсуорт передал ручной пулемет Ларсену, стоявшему возле открытого люка. Он прикрыл ствол краем брезента и выдвинул его наружу.
   – Эндрю, мне кажется, я мог бы его сбить! – предложил он Мейгену.
   – Нет! Огня не открывать! – заорал капитан. – Ради всего святого машите руками.
   Он сдернул с головы потрепанную кепку, вскарабкался на кормовой подзор и стал размахивать кепкой над головой. Мейген прекрасно понимал, что станет первой жертвой, если немец откроет огонь. Но пока он командовал шхуной, нужно было сделать все, чтобы сохранить ее в целости и сохранности, а Ларсену придется подчиниться приказу капитана. В это мгновение гнев подавил страх. Трюм содрогался от рева моторов самолета.
   – Что он собирается делать? – прорычал Барнсуорт. – Неужели решил пустить нас на дно тараном?
   Но в самую последнюю секунду пилот потянул на себя штурвал и проскочил над верхушкой мачты, когда до нее оставалось всего несколько футов. Каик содрогнулся всем корпусом.
   – Твою в Бога мать! – заорал Мейген, на этот раз изрядно перепуганный, потому что воздушной волной от пронесшегося над головой самолета его едва не выбросило за борт. – Будь ты трижды проклят, зараза!
   Самолет удалился на полмили от шхуны и стал набирать высоту. На каике понимали, что если летчик еще раз вернется, то лишь с одной целью – пустить их на дно. Самолет накренился.
   – Опять возвращается! – закричал Мейген. – Ребята, всем лечь на палубу плашмя! На этот раз встретим его огнем!
   Но самолет выровнялся и направился в сторону Родоса, стал постепенно уменьшаться и вскоре превратился в точку на небе. В утреннем воздухе повис лишь легкий рокот мотора.
   – Черт, – подытожил Мейген. – У меня такое ощущение, что на этот раз пронесло.
   Ларсен вернул Тиллеру берет, показал на значок и сурово отчитал:
   – Наверняка блестел на солнце. Теперь, надеюсь, понимаешь, почему мы против всякой мишуры. Можешь взять мой берет. У меня есть запасной. Еще где-то завалялся значок САС. Полотняный, никакой меди. Но пришивать будешь сам.
   Тиллер усмехнулся и забрал свой головной убор, снял сверкающий значок в виде земного шара в обрамлении лаврового венка и положил в карман. Тем самым он как бы признал, что душой и телом принял правила новой странной жизни.
   – Для начала неплохо, Тигр, – прокомментировал его поступок Ларсен, дружески хлопнув по плечу. – Но этого мало.
   Показав на голову, уточнил:
   – Все идет отсюда. Когда работает голова, нет проблем. Но начало положено – это главное.
   Мейген положил на колени судовой журнал, открыл и лизнул языком кончик карандаша.
   – Как правильно писать «Блом энд Фосс»? – спросил у Тиллера.
   Мейген предпочел бы держаться как можно ближе к восточному берегу Сими, пока они не достигнут отдаленной оконечности острова, где находился порт в глубоководном заливе Яло. Но где-то была расположена орудийная батарея, хотя никто не знал, где именно, и курс следовало проложить с таким расчетом, чтобы как можно дольше оставаться вне пределов досягаемости артиллерии. В тот день Мейген уже почти распрощался со своим судном во время встречи с немецким самолетом и не хотел снова рисковать. По имевшимся сведениям, итальянский гарнизон был небольшим, человек пятьдесят, не больше, но Джерретт предупредил, что вести себя нужно крайне осторожно, поскольку нельзя было предугадать реакцию макаронников.
   Разложив карту, Мейген показал Ларсену предполагаемый курс и пояснил:
   – Мы могли бы бросить якорь в заливе Маратонда или Нано, но мне бы не хотелось приближаться к берегу с севера, потому что одна из береговых батарей наверняка расположена где-то поблизости.
   – На твой взгляд, где самое безопасное место? – спросил Ларсен.
   – Залив Маратонда.
   – А как мы доберемся до порта?
   – Раздобудем вьючных осликов, – ответил Мейген, пожав плечами. – Оттуда по прямой до порта пять или шесть миль. Возможно, путь вдвое длиннее, если разыскать тропы, которые ведут от залива Панормити к порту.
   – А самый быстрый путь?
   – Всем надеть форму и войти в гавань Сими под британским флагом. Будем надеяться на лучшее.
   – Я бы предпочел самый быстрый путь, – вставил Ларсен. – Ты как?
   После некоторого колебания Мейген сказал:
   – Я бы сделал так: держимся подальше от берега, пока не дойдем до входа в гавань, а потом – прямиком в порт. В этом случае наше появление будет для них неожиданностью, и они не станут стрелять, пока не разберутся, с кем имеют дело.
   – Можно не сомневаться, что пальчики у них будут на спусковом крючке, – заметил Ларсен.
   Каик уверенно продвигался вдоль побережья, и пока никто не заметил признаков жизни на скалах, и горная местность была лишена растительности. Изрезанная линия побережья расплывалась в жарком мареве. Они миновали залив Пети и повернули на северо-запад к небольшому островку Нимос, лежащему возле Сими. За ним стала открываться панорама залива Яло.
   – Я вижу порт, сэр, – прокричал с носа Гриффитс, не отнимая от глаз окуляров бинокля.
   – Мы ляжем в дрейф минут на десять, а потом двинемся в гавань, – сказал Мейген и добавил:
   – Поднять британский флаг!
   Мейген забросил в рубку кепку и надвинул на глаза форменную фуражку. На смену бесформенным брюкам пришли форменные шорты, рыбацкий жилет сменила форменная белая рубашка с золотым шитьем лейтенанта на погонах. Оба офицера также пристегнули кобуры пистолетов. В подобной ситуации ручное огнестрельное оружие вряд ли бы пригодилось, но пистолеты символизировали власть.
   Через десять минут Мейген направил каик к берегу, сбавил ход и затем перевел в нейтральное положение, так что ЛС8 медленно катился по спокойной воде.
   – Корабли есть? – спросил Мейген у Гриффитса.
   – Нет, ничего не вижу, сэр.
   – Продолжайте наблюдать.
   – Слушаюсь, сэр.
   Они оставили позади мыс у входа в залив и вскоре могли видеть невооруженным глазом здания у причала. По крутым склонам холмов к воде сбегали ряды разноцветных домов, а над всей округой царил старый замок. Над ним лениво хлопало на легком ветру огромное полотнище флага, национальную принадлежность которого невозможно было установить.
   Все навострили глаза и уши в надежде уловить признаки тревоги на суше, но тишину нарушало только журчание воды под килем каика.
   – Мне кажется, джентльмены, что мы справились, – сказал Мейген. – Они раскроют нам объятия.
   При этих словах далеко за кормой раздался громкий всплеск и послышался гром орудийного выстрела.
   Мейген громко выругался.
   Второй снаряд пролетел достаточно близко, чтобы они услышали его резкий свист над головами.
   – Откуда стреляют, Гриффитс? – спросил Мейген.
   – Вон оттуда, сэр, – указал пальцем матрос.
   Действительно, в указанном месте они увидели вспышку третьего выстрела.
   – Стреляют на редкость плохо, – холодно заметил Ларсен.
   – Может быть, они боятся попасть в нас? – предположил Мейген. – Возможно, они открыли предупредительный огонь и хотят заставить нас остановиться?
   – Тогда почему все снаряды падают за кормой? – ехидно поинтересовался Ларсен.
   – Все бы ничего, – заметил Мейген, – но они расходуют боеприпасы, которые нам еще могут пригодиться. Я предлагаю остановиться и подождать дальнейшего развития событий.
   Каик лег в дрейф, слегка покачиваясь на спокойной воде. Ветра практически не было, и Мейген спустил флаг и прикрепил его к борту с той стороны, где его могли бы рассмотреть артиллеристы на берегу. Орудие смолкло. На борту стали ждать, что теперь предпримут итальянцы.
   Они не заставили себя долго ждать. От причала отошел катер и направился к каику, сторожко обошел его вокруг и остановился на расстоянии в триста ярдов. Матрос в носовой части судорожно схватился за ручки пулемета, нацеленного на каик. С кормы катера свисал неимоверно большой итальянский флаг с изображением королевского дома Италии по центру.
   Однако всеобщее внимание привлек человек, восседавший в середине катера. С головы до ног он был одет во все белое. С плеча ниспадало пышное золотое шитье, а от солнца его защищал огромный зонт нежных тонов.
   – Вот это да! – вырвалось у Барнсуорта. – Кинг Конг собственной персоной.
   Офицер, одетый скромнее, встал и прокричал в мегафон:
   – По-английски говорите?
   – Мы и есть англичане, – крикнул в ответ Мейген.
   Указав на британский флаг, пояснил:
   – Королевский военно-морской флот. Отряд особого назначения.
   – Чего хотите?
   – Мы прибыли для переговоров с вашим комендантом. Мы пришли сюда как союзники.
   Офицеры на катере посовещались, после чего обладатель мегафона крикнул:
   – Пожалуйста. Следуйте за мной.
   Пассажиры катера, видимо, не до конца поверили заверениям Мейгена, и матросу с пулеметом было велено переместиться с носа на корму, где ко всеобщему удовольствию его время от времени накрывало с головой полотнище флага.
   – Сэр, может, мне лучше подготовить орудие к бою? – спросил Гриффитс. – Я могу его зарядить, но пока прикрою парусом.
   Мейген согласно кивнул и сказал:
   – И лучше на всякий случай подготовить ручной пулемет, чтобы был под рукой.
   Ларсен также вытащил из трюма карабин, засунул его в складки паруса, чтобы не заметили с катера, и тщательно прицелился.
   – Если будешь держать тем же курсом, я могу снять пулеметчика, – тихо предложил он Мейгену. – Затем могу продырявить элегантного господина под зонтом.
   – Очень хорошо. Если это западня, мы сможем развернуться и смыться. Местные артиллеристы не способны попасть в крейсер со ста ярдов.
   – Э, нет, Эндрю, – утихомирил его Ларсен. – Никуда мы бежать не станем. Посмотри-ка на это.
   Перед их глазами встала низко сидевшая в воде серая посудина, которую до того момента скрывал каменный пирс внутренней гавани. Корабль развернулся в их сторону и послышался гул мощной машины, набиравшей обороты.
   – Красотка! – восхищенно присвистнул Ларсен. – Вот это корабль! Что это за штука?
   – Противолодочный корабль, гроза подлодок, – пояснил Мейген, которого включили в состав этой группы, потому что он немного знал итальянский. – Уменьшенный вариант нашего корабля с теми же задачами.
   – Мы захватили один такой корабль в начале лета, – сказал Брайсон. – Он оборудован тремя двигателями фирмы «Изотта-Фраскини» и может лететь, как молния, но в штормовую погоду он ни на что не годен.
   Они молча наблюдали за приближающимся кораблем. Он очень низко сидел в воде и казался слишком узким при его длине, но создавалось впечатление скорости, большой скорости. С носа по обоим бортам торчали торпедные аппараты, а над ними возвышался крупнокалиберный пулемет. Возле него стояли два матроса.
   – Да, мальчики, – не выдержал Ларсен, глядя на пенистые буруны, вздувшиеся у носа корабля, – я так понимаю, что сорок узлов – не предел для этой посудины.
   – Если уж быть точным, ближе к пятидесяти, – поправил его Мейген. – Во всяком случае, это его проектная скорость.
   Корабль обошел каик с кормы. Мейген облегченно вздохнул, когда увидел, что орудийный расчет у спаренной 20-мм «бреды» к корме от мостика держал орудие нацеленным на носовую часть. Но если это была ловушка, она уже захлопнулась.
   Продемонстрировав свою скорость, корабль развернулся и подошел бортом к шхуне. Неожиданно затих гул машин, и длинное серое туловище застыло в воде. На открытом мостике сидел на стуле офицер. На его голове красовалась не фуражка, а кожаный шлем, которыми обычно пользовались автогонщики.
   Он встал со стула, снял шлем и сошел на палубу. Прислонившись к поручням своего элегантного корабля, спросил:
   – Британский флот?
   – Абсолютно верно, – крикнул в ответ Мейген.
   – Как называется ваше судно?
   – ЛС8 из флотилии шхун Леванта. Судно отряда особого назначения. Приветствую вас.
   – Привет и вам, капитан, – ответил офицер с широкой улыбкой, встал по стойке «смирно» и отдал честь. – Добро пожаловать на Сими.
   – Благодарю вас, – ответил Мейген и отдал честь.
   – Когда станете на якорь в порту, приходите в гости. Я хочу вас лично приветствовать.
   С этими словами командир корабля показал, как подносит к губам бокал.
   – Благодарю вас, – прочувственно ответил Мейген.
   – Розовый джин, если не возражаете?
   – Это будет замечательно.
   – Тогда до встречи.
   Офицер снова отдал честь, вернулся на мостик и снова сел на стул, а корабль тотчас же рванул вперед.
   – По-моему, он настроен вполне дружелюбно, – сказал Мейген. – Хотелось бы только знать, откуда у него сведения о розовом джине.
   Ларсен что-то буркнул под нос. Джерретт объяснил ему, что ситуация сложилась крайне сложная и ничего нельзя принимать на веру, и поэтому он воспринимал происходящее скептически. Проще говоря, по словам Джерретта, итальянские фашисты по-прежнему поддерживали немцев, а с другой стороны, итальянцы, не питавшие симпатии к фашистам, немцев не поддерживали. Они ненавидели как немцев, так и сторонников Муссолини с их начищенными сапогами, но боялись и тех, и других. Большинство греков ненавидели всех итальянцев и всех немцев и никого не боялись, но оружия у них не было. Кроме того, приходилось брать в расчет и существование греков-фашистов, коллаборационистов. Какие группировки преобладали на каких островах и какими они располагали силами, оставалось тайной, равно как и отношение различных группировок к союзникам. По образному выражению Джерретта, все это напоминало осиное гнездо.
   Судя по первым впечатлениям от Сими, с ним нельзя было не согласиться.
   Когда они вошли во внутреннюю гавань, в конце волнореза их уже поджидала толпа местных жителей.
   – Здравствуйте! – прокричал им по-гречески Ларсен, исчерпав тем самым до конца свой словарный запас.
   – Здравствуйте! Здравствуйте! Англичане! – неистово заорали в толпе в ответ.
   Изможденные люди в лохмотьях приветственно махали руками и выражали неописуемый восторг при виде англичан. Они побежали навстречу шхуне вдоль по волнорезу, игнорируя итальянский корабль, который намеревался пришвартоваться у пирса. Толпа возбужденных и радостных греков все прибывала, и команда шхуны увидела, что людьми заполняется вся набережная у крохотного порта.
   – Разряди орудие, Гриффитс, – приказал Мейген. – И присмотри за тем, чтобы оно было надежно укрыто.
   – Слушаюсь, сэр.
   – Все оружие сложить в трюме, – продолжал распоряжаться капитан. – Если это западня, мы с этим сейчас ничего не можем поделать. Я не намерен ставить под угрозу жизнь мирных жителей, если нам придется удирать и вести бой на ходу.
   Они наблюдали за тем, как катер пришвартовался к пирсу и элегантный офицер в белом покинул свое убежище под зонтом и вышел на набережную. Он брезгливо сбил пальцами пылинки с плеч и одернул на себе плотно облегавший фигуру мундир.
   – Что за хреновина у него на голове, сэр? – спросил Брайсон.
   – Мне кажется, это страусовые перья, – ответил Мейген.
   – Боже! – простонал Брайсон.
   Другой офицер тоже покинул катер и знаками пояснил команде шхуны, что им следует швартоваться рядом с катером.
   – Так, ребята, подготовить швартовы с носа и кормы.
   Тиллер восхищенно наблюдал за тем, как Мейген подвел к берегу неуклюжее судно, ставшее у пирса как вкопанное.
   – Стоп машина, Брайсон!
   Толпа придвинулась ближе. Люди аплодировали и приветствовали судно криками.
   Протянулись руки, чтобы принять швартовы и обменяться рукопожатиями с членами команды. Вокруг были худые морщинистые лица, почерневшие под солнцем и расплывшиеся в улыбках. От человека к человеку через толпу передали на шхуну гроздь зеленого винограда и бутылку вина.
   – Пейте, пейте, пейте, – скандировали на берегу.
   Мейген поднес бутылку ко рту и сделал большой глоток. Вино было очень сухим и резковатым на вкус, но выбирать не приходилось. Затем к бутылке приложились по очереди все члены команды, и каждого толпа ободряла приветственными криками. Гвалт стоял ужасный, и в этот момент через толпу стала пробиваться группа итальянских солдат во главе с двумя офицерами в белой форме. Греки ворчали и неохотно уступали дорогу. Некоторые даже попытались было преградить путь солдатам, но их оттеснили прикладами ружей.
   Солдаты явно нервничали, а офицеры еще больше. Приблизившись к шхуне, оба выкинули руки вперед в фашистском салюте. На борту никто не шевельнулся, и толпа тотчас притихла. Тишину нарушил старик, стоявший в первом ряду. Он громко высморкался и смачно плюнул в воду. Его сосед последовал его примеру с той лишь разницей, что сплюнул на землю. Мейген видел, что слюна попала на блестящие черные сапоги одного из офицеров, который сделал вид, что ничего не заметил. Между толпой и солдатами ощущалась острая неприязнь.
   – Быть беде, – поделился своими мыслями с Ларсеном Мейген. – Думаю, нам надо что-то предпринять и как можно скорее.
   Ларсен вскочил на мол и обратился к толпе:
   – Кто-нибудь здесь говорит по-английски?
   Вперед выступил крутой на вид мужчина с седеющими волосами и изрезанным морщинами лицом, почерневшим под солнцем. Он держал руку на рукоятке длинного кинжала, торчавшего из-за пояса, и негромко заговорил:
   – Меня зовут Кристофу, Анжелиос Кристофу. Я из рыбацкой семьи, и мы здесь живем не первое поколение. Мы приветствуем британский флот на нашей земле.
   Они обменялись рукопожатием под одобрительный гул толпы. Люди подметили, что гости из Британии не ответили на фашистское приветствие итальянцев.
   Ларсен коротко пояснил, что их группа представляет собой передовой отряд значительных британских сил, что британцы были старыми друзьями и союзниками греков, что он разделяет чувства местных жителей, но сейчас не нужно никаких беспорядков и всем необходимо тихо разойтись по домам.
   – Сегодня вечером будет праздник, – заключил он, – но сейчас нам нужно провести деловые переговоры.
   Ларсен показал на итальянских офицеров. Рыбак согласно кивнул и обратился к своим согражданам. Когда он кончил говорить, из дальнего конца толпы кто-то что-то выкрикнул, а в ответ прокатился смех, и рыбак ухмыльнулся.
   – Люди интересуются, – перевел он Ларсену, – собираетесь ли вы повесить всех итальянцев. Если у вас есть такие планы, этот человек готов вам помочь. У него припасена прочная веревка.
   Ларсен хотел было им разъяснить, что итальянцев надо взять в союзники, чтобы не пустить на остров немцев, но еще раз посмотрел на лица стоявших перед ним людей и решил, что делиться с ними подобными мыслями рановато. Может, позже.
   – Никто никого не будет вешать, никто не будет стрелять и никакой драки, – твердо заявил он громким голосом. – Если у кого-то появится желание бузить, я сам им займусь.
   Ларсен ткнул пальцем в толпу и потом показал на себя. Он понял, что смысл сказанного дошел до толпы еще до того, как Кристофу закончил переводить, и его слова явно не пришлись по душе местным жителям. У них давно и много накопилось обид, и чем скорее они начнут сводить счеты, тем лучше, считали они.
   Ни одна из сторон не была готова к уступкам, и казалось, они достигли мертвой точки. В этот момент Ларсен совершил поступок, на который способен только прирожденный дипломат. Он достал из кармана греческий флажок, прикрепил его к фалу и поднял над мачтой. Толпа зашлась в радостных криках. Люди требовали, чтобы Кристофу перевел на английский их чувства и мысли. Рыбак схватил Ларсена за руку и горячо проговорил:
   – Они сделают так, как вы сказали, но сегодня вечером мы ждем вас в таверне в девять часов, чтобы достойно отметить нашу встречу. Они хотят, чтобы вы дали слово, что придете.
   Ларсен показал на свои часы и потом на таверну, сделал жест, как бы поднося к губам бокал, и в ответ толпа проревела одобрение.
   – Девять часов, – крикнул он, и они что-то радостно прокричали в ответ, уяснив, что он дал слово. Но на этом церемония встречи не закончилась. Каждый мужчина посчитал своим долгом обнять всех членов команды шхуны и обменяться рукопожатием, перед тем как отправиться домой. Впрочем, это не заняло много времени, и через двадцать минут набережная опустела, если не считать итальянских солдат, опершихся на винтовки, и пары усталых офицеров, давно сомлевших от жары. – Ну а вы, пара комедиантов, что из себя представляете? – спросил Ларсен, ткнув пальцем в их сторону.

5

   – Что значит комедианты? – недоуменно переспросил офицер, разодетый менее пышно, чем его товарищ, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу.
   Не прошло часа с того момента, когда группа СБС нашла весьма негостеприимный прием со стороны итальянского гарнизона, а теперь стало ясно, что их бывших врагов подстерегало на острове гораздо больше опасностей. Если до итальянцев не доберутся находящиеся поблизости немцы, греки могут их опередить. А если двух стоявших перед ними офицеров можно было считать типичным примером защитников Додеканесских островов, не было никаких оснований предполагать, что кто-то остановит немцев, если они решат сюда прийти.
   – Пожалуйста! – настаивал офицер.
   – Кто вы такие? Кого представляете? – повторил свой вопрос Ларсен.
   Офицер расправил плечи и выпятил грудь под великолепно пошитым мундиром. Это был молодой человек с длиннющими усами, кончики которых он норовил покусывать губами, когда нервничал.
   – Я Джузеппе Антонио Джулиано Перквеста, лейтенант армии его королевского величества короля Виктора Эммануила, и до недавнего времени командовал взводом в бронетанковой дивизии. Сейчас я исполняю обязанности переводчика при штабе его превосходительства полковника Ардетти, коменданта данного острова. К вашим услугам, синьор.
   – А ваш товарищ?
   – Это адъютант полковника капитан Сальвини.
   При упоминании его имени капитан сухо поклонился, взмахнув пышным букетом страусовых перьев на шляпе. Это был темноволосый смуглый человек с глазами-щелками и трясущимися руками. Ларсену он активно не нравился.
   – Послушайте, Джузеппе, – твердо заявил Ларсен. – Во-первых, чтобы больше этого не было.
   Он повторил фашистское приветствие.
   – Договорились?
   Лейтенант согласно кивнул с улыбкой, но Сальвини помрачнел.
   – Во-вторых, мы пришли сюда как друзья и освободители, а не как захватчики. Это касается и вас, и местных жителей. Мы пришли как советники. Я понятно говорю?
   – Да, конечно, я все понял.
   – Мой первый совет – не раздражайте местных жителей. Вашим солдатам нужно держаться от них подальше.
   – Понимаю, синьор. Но такие вопросы, естественно, решает комендант. Он передает вам свой дружеский привет.
   – Странная, однако, у него манера принимать дорогих гостей, – вмешался Мейген. – Хорошо еще нам повезло, что ваши артиллеристы не умеют стрелять.
   Перквеста смущенно расправил усы и рассыпался в извинениях:
   – Прошу прощения, была допущена ошибка. Все – как бы это сказать? – очень переживают. Ведь в любой момент здесь могут появиться немцы. Они настаивают, чтобы мы по-прежнему сражались на их стороне. Комендант уже получил послание по радио от генерала Клеманна с Родоса. А генерал – человек жесткий.
   Внимательно наблюдая за выражением лица Сальвини, Ларсен пришел к выводу, что никакой ошибки не было. Если итальянский гарнизон оказывал сопротивление любым поползновениям со стороны англичан, немцы никак не могли обвинить их в предательстве. С другой стороны, итальянцам очень бы не хотелось нанести повреждения или тем более потопить корабль британского флота, если за ним последуют главные силы. Именно поэтому на артиллерийской батарее приняли все меры к тому, чтобы снаряды и близко не упали от шхуны. Кроме того, наверняка среди итальянцев были люди, придерживающиеся диаметрально противоположных взглядов, которые, скорее всего, были представлены двумя стоявшими на набережной офицерами.
   Перквеста понял, что Ларсен ему не поверил, и нервно потеребил яркий галстук на шее.
   – Комендант хотел бы с вами встретиться, – сообщил он. – Он хотел бы ознакомиться с вашими предложениями. Если не возражаете, я готов вас проводить.