Гурмалулу вздрогнул.
— Нет! Гурмалулу будет покупать виски и пить его сам...
Том не дал ему договорить и поднялся.
— Пошли! Для бумеранга есть работа!
Когда сняли повязку
— Нет! Гурмалулу будет покупать виски и пить его сам...
Том не дал ему договорить и поднялся.
— Пошли! Для бумеранга есть работа!
Когда сняли повязку
у нее с глаз, Мария замерла на месте, ошеломленная.Она встряхнула головой. Уж не спит ли она? Может, все это ей снится? Может, это всего лишь кошмар, результат ее недавнего разговора с Крумом о странных египетских находках в Австралии? Но нет! Это не сон. Она помнила все. Помнила, как несколько черных рук схватили ее, когда она разбирала перед хижиной свою коллекцию больных растений, как ей заткнули рот и понесли, связанную, к отвесным скалам Радужной Змеи. В суматохе, поднятой взбешенными искателями, никто и не заметил ее исчезновения. Только наверху, на узком плато, поросшем еще не пораженным болезнью кустарником, у нее изо рта вынули кляп и завязали глаза. Последнее, что она видела, была отвесная красная скала, увенчанная причудливыми зубцами и острыми пиками, рассеченная глубоким узким каньоном, который на западе врезался в ее красную грудь и разветвлялся затем гигантским лабиринтом отвесных пропастей. Она воспользовалась тем, что рот ее свободен, и пронзительно просвистела свой сигнал. Но сейчас ее никто не услышал. Дальше ее вели с завязанными глазами. Она догадывалась, что они движутся по какой-то узкой тропинке, справа от которой высилась отвесная стена, а слева была пропасть. Потом она услышала какой-то скрежещущий звук и ее ввели в какое-то подземелье. Она почувствовала это по спертому воздуху. Потом они долго шли, поднимаясь по ступеням наверх, спускаясь вниз, пока не остановились, и здесь у нее с глаз сняли повязку.
Мария ни разу не была в Египте, но много читала о его древних памятниках, видела фотографии и иллюстрации, смотрела фильмы. И ей показалось, что, словно на ковре-самолете, она перенеслась за тысячи километров, которые отделяли Австралию от Египта, и очутилась на берегу Нила, в каменных храмах Луксора.
Посреди огромного зала, вырубленного в песчаной скале и освещаемого через несколько узких отверстий в потолке, высились два ряда сфинксов — существ с человеческой головой и телом льва, олицетворяющих человеческий разум и львиную силу. Между ними бродило с десяток кошек, которые подходили к Марии и терлись о ее ноги с тихим мяуканием.
В глубине зала, подпираемый двумя испещренными иероглифами пилонами, виднелся портал храма. Снизу доверху стены были расписаны яркими фресками. Взгляд Марии скользил по этому ошеломляющему скоплению изображений фараонов — огромных, ростом в десять раз выше своих подданных, цариц, вельмож, писарей и рабов, кораблей и колесниц. И все это было выполнено со знакомой ей трогательной неумелостью, со всей наивностью древнего художника, который не имел ни малейшего представления о законах перспективы. Вот в первом ряду изображен фараон в колеснице. Военачальники, которые стоят за ним, согласно канонам египетской живописи, нарисованы во втором ряду над его головой; воины, которые стоят позади всех, — в третьем ряду. И все они написаны так, что головы, руки и ноги изображены в профиль, а глаза и плечи — анфас, так, как изображали людей тогдашние художники и как повелевал канон жрецов. А пространство между изображениями военных и трудовых сцен было заполнено бесчисленными животными: ибисами, львами, шакалами, конями, быками, овцами, козами. И рядом с ним — кенгуру, эму и попугаи, лотосы, папирусы и эвкалипт — странная смесь флоры и фауны двух различных миров, Австралии и Египта.
Черный страж подтолкнул ее копьем, и она переступила порог. Ей показалось, что она потеряется среди этого леса колонн, снизу доверху испещренных иероглифами. По сторонам, на низких пьедесталах, высились многочисленные каменные фигуры; ее окружал весь пантеон египетских божеств — людей с головами животных: коровы, шакала, крокодила, львицы, барана, ибиса, сокола. У их ног лежали грубые статуи рыб и жуков-скарабеев. А из глубины, куда вела величественная колоннада, с пьедестала из полированного базальта на нее смотрело прекрасное лицо женщины, словно изваянное из живой плоти, расцвеченное красками, которые еще не потеряли своей свежести. У нее были полные, сочные губы, прямой греческий нос и большие теплые глаза из инкрустированного горного хрусталя, опушенные черными густыми ресницами. Голову венчал подобный царской короне, высокий головной убор, украшенный золотом и драгоценными камнями. Что-то в этом образе тронуло пленную девушку, что-то очень человеческое, теплое и близкое, так не вязавшееся с этим сборищем каменных холодных богов-полуживотных. Казалось, эта молодая голова мечтала о чем-то возвышенном и недостижимом или же припоминала, едва сдерживая слезы, что-то далекое, прекрасное и незабываемое, но ушедшее безвозвратно. И в сочных ее губах одновременно читались гордость, и горечь, и глубокая печаль. Такая человеческая печаль!
Позади нее, растянувшись по всей длине стены, искрилась бесчисленными оттенками радуги огромная мозаичная змея из черных опалов. «Вот это, наверное, и есть ночные опалы», — подумала невольно Мария. Стоят они, должно быть, миллионы. А в это время ее брат, Эму, и все те несчастные копались в грязи в своих шахтах и убивали друг друга из-за каких-то осколков, кусочков, стоящих жалкую сотню или тысячу фунтов. Над змеей, которая гипнотизировала ее темным сиянием своих спектров, мягким золотистым теплом светился огромный солнечный диск с множеством лучей, которые заканчивались человеческими руками.
Все это было так удивительно, так неожиданно здесь, в Мертвом сердце Австралии, так знакомо и в то же время так неправдоподобно, что Мария была не в силах пошевелиться, очарованная, застывшая от удивления.
Резкий голос, похожий больше на крик, заставил ее вздрогнуть и вывел ее из того состояния оцепенения, в которое она впала:
— Падите в ноги фараону! — кричал голос на языке аранда. — Падите перед ним ниц! Никто не имеет права стоять в присутствии фараона. Самые знатные должны целовать землю, по которой ступал сын бога.
Она оглянулась. Ее стражи действительно пали ниц, касаясь лбами каменного пола. Ошеломленная, не зная, что делать, она вдруг услышала другой голос — тихий, но густой, человеческий голос, который говорил на чистом английском языке:
— Девушка, не бойся! Подойди ко мне!
И тогда она увидела его самого, фараона, восседающего на золотом троне, неподвижного, как все статуи в этом торжественном зале. Двое чернокожих воинов в белых набедренных повязках и пестрых египетских платках с копьями и щитами в руках стояли по обеим его сторонам, замершие как изваяния. На фараоне была одежда из полупрозрачной материи с вотканными золотыми нитями, обшитая драгоценными камнями. В руке он держал золотой скипетр. На голове у него была роскошная тиара, с обвивающей ее золотой змеей «уреем» — символом величия и неограниченной власти. Змея угрожающе подняла голову, раздула шею и сверкала маленькими рубиновыми глазками. А ниже, с худого черного лица с резкими европейскими чертами, заканчивающегося длинной острой бородкой, но без усов, на нее испытующе смотрели большие черные глаза. Лихорадочные глаза.
Зловещий голос вновь прокричал:
— Падите ниц перед великим Эхнатоном!
Фараон прошептал, не поворачивая головы:
— Замолчи, Кенатон! Сейчас я говорю!
Увидев, наконец, на кого она может обрушить свой гнев, Мария резко спросила:
— Кто вы такой? По какому праву вы меня похитили? И почему вы меня держите связанной?
Он немного помедлил и бесстрастно произнес:
— Спрашивать буду я. Ты будешь только отвечать. Потом, когда придет время, ты все узнаешь.
— Не имеете права!
— Фараон, сын солнца, на все имеет право!
И странный голос повторил как эхо:
— Божественный фараон на все имеет право. Потому что он сын солнца.
Она вскинула голову.
— Я не его раба, и на меня он никаких прав не имеет!
Все так же безучастно он обратился к чернокожим:
— Развяжите ее!
Потом сказал ей:
— Сейчас спрашиваю я. Что вам надо в моих владениях?
Она невольно уступила его властному тону.
— Наши люди добывают здесь черные опалы. И никто не знает, даже никогда не слышал, кто вы и где ваши владения.
— А ты, девушка? Тебе ведь не нужны опалы. Чего ты ищешь здесь?
— Я изучаю одну опасную болезнь, которая уничтожает флору этого района.
Он прикрыл глаза.
— Опасную, говоришь? Что вы можете о ней знать?!
— А вы знаете что-нибудь больше?
Сделав вид, что он не слышал ее, фараон продолжил:
— Смогут ли белые люди ее остановить?
Мария пожала плечами.
— Попытаемся! Если нам удастся уничтожить растительность в пустыне и насекомых в радиусе сотни-двухсот километров, тогда, я думаю...
— А если не удастся?
— Боюсь даже подумать. Произойдет катастрофа. Мировая катастрофа, страшнее взрыва всех атомных бомб.
— Зачем вам уничтожать насекомых?
— Потому что они разносят болезнь.
Немного помолчав, он спросил ее:
— А ты можешь разводить таких насекомых?
Она взглянула на него, ошеломленная вопросом. Когда-то, когда мексиканская опунция распространилась в Австралии и угрожала засорить своими непроходимыми колючими зарослями пастбища и поля, фермеров спасло одно насекомое, вывезенное из Мексики, — кактобластис касторум. Этот факт известен каждому энтомологу. Еще студенткой Мария занималась в лаборатории разведением кактобластиса. Выращивала она и насекомых энтомофа-гов, убивающих других насекомых: афелинуса, который откладывает свои яйца в телах кровяных вшей и личинки которого вгрызаются в их внутренности; трихограмму, которая откладывает яйца в яйца ночных бабочек; божьих коровок родилия и криптолемус, которые питаются цитрусовыми червями. Она умела их разводить, но не сказала об этом. Беглое подозрение, еще неясное, но страшное, зародилось в ее сознании.
— А зачем вам это?
Фараон не ответил. Легким кивком головы он дал знак стражам.
— Эхенуфер, отведи ее, пусть увидит богатство и мощь фараона!
И снова тот же невидимый дребезжащий голос прокричал:
— Падите в ноги фараону!
Стражники повели ее налево. При их приближении один каменный блок в стене отошел в сторону, и перед ними открылся зияющий чернотой вход в какой-то коридор. Они прошли по нему шагов сто и остановились в том месте, где коридор разветвлялся на два новых коридора. И снова в сторону отошла каменная плита. Мария почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. В свете факелов перед ней засверкали груды золотых сосудов, браслетов, ожерелий, шлемов, щитов, мечей, копий. Тускло поблескивали черные опалы. Даже она, считавшая себя невосприимчивой к опаловой лихорадке, поняла, что это стоит миллионы: золото в таком количестве, какое она не могла себе представить, опалы такого качества и таких размеров, какие ей и не снились.
Внезапно что-то метнулось в воздухе и опустилось ей на плечо. И тот же пронзительный голос прокричал ей почти в ухо:
— Падите ниц!
Опомнившись от неожиданности и страха, девушка повернула голову. На плече у нее сидел красивый белый какаду с желтым хохолком. Она несмело его погладила.
— Какой красивый попугайчик! — обратилась она к нему.
— Кок — кок! — забормотал попугай.
— Милый ты мой попугайчик! — повторила Мария.
Черный Эхенуфер прикоснулся к ее плечу, напоминая, что им надо возвращаться. И она снова пошла впереди него. Массивная плита бесшумно повернулась и слилась со стеной. Так же бесшумно закрылся и вход в коридор.
Она снова стояла перед троном.
— Ну что, видела мои богатства? Может ли кто другой мериться с фараоном?
В голосе его Мария невольно уловила нечто большее, нежели обыкновенное бахвальство, какую-то болезненную нотку, страстное желание услышать слова восхищения.
Услышав слово «фараон», попугай прокричал:
— Падите ниц...
Фараон оборвал его:
— Хватит, Кенатон!
Кенатон замолчал. Он уселся на пьедестал женской статуи и начал чистить клювом перышки, время от времени тихо вскрикивая:
— Какой красивый попугайчик! Милый ты мой попугайчик!
Видно было, что ему нравились эти слова.
Мария пренебрежительно скривила губы.
— А зачем вам это богатство?
— Если пожелаешь, оно будет твоим!
Она резко вскинула голову. Чего добивается этот странный человек?
Фараон встал. Сделал шаг вперед, горделиво расправив узкие плечи, вздернул острую бородку.
— Не только золото и опалы. Вся страна принадлежит мне. Я — Эхнатон, последний из фараонов Красной южной земли, которую вы назвали Австралия.
Если бы она находилась в городе или в «Сити», Мария просто бы посмеялась над такими претензиями, а его самого посчитала бы сумасшедшим. Но здесь, в недрах гор Радужной змеи, подавленная мрачной торжественностью грандиозного храма, его баснословными богатствами, она забыла, что за пределами этих каменных чудес была и другая Австралия, с многомиллионным населением, с фабриками, армией, экономической и военной организацией, которая никогда не слышала, да и не хотела слышать о существовании какого-то подземного фараона, который неизвестно каким образом уцелел до наших дней.
— Слушай! — торжественно начал Эхнатон. — И суди сама! Если ты умеешь читать иероглифы, посмотри на надпись на пьедестале Нефертити!
Нефертити! Мария вдруг поняла, почему так близко, почему так знакомо было ей это тонкое одухотворенное лицо. Голова Нефертити вносила жизнь и тепло в этот мертвый каменный зал, где царил физически еще живой, но духовно давно уже мертвый фараон с его покорными воинами-роботами, глаза которых были неподвижны и пусты, а движения замедленны, как у сомнамбул.
Девушка не тронулась со своего места, она даже не посмотрела на древнюю надпись. Ведь она не была египтологом и не могла прочитать ее. Фараон закрыл глаза и ровным, бесстрастным голосом заговорил. Он знал наизусть этот чудесный рассказ, в котором давались объяснения множеству старых загадок и содержались ответы на еще большее количество вопросов.
— «Говорит Нефертити, единственная царица Черной земли Кемет, единственная царица Красной южной земли».
Он перевел дух и, не взглянув на нее, продолжал:
— «Когда мой божественный супруг, фараон Верхнего и Нижнего Египта Эхнатон, вознесся на небо и слился с солнцем, я покинула свое царство и своих детей, чтобы спастись от коварства жрецов, тех самых, что отравили моего супруга, фараона и бога. Но перед этим, чтобы спасти его от поругания, я перенесла его мумию в гробницу его матери, Тейе. Однако жрецы, да будут они прокляты навеки, нашли ее и там и вычеркнули его имя из священных текстов, чтобы таким образом, лишенная имени, душа его вечно скиталась в пустоте.
Я решила направиться на восток, чтобы встретиться с Атоном — богом солнца, ежедневно восходящим над землей, и там слиться с моим божественным фараоном и супругом. Поэтому я отправилась по морю на судне в сто и пятьдесят локтей длиной и в сорок локтей шириной. С собой я взяла сто пятьдесят моряков из самых верных людей Эхнатона. Они уверовали в единого Атона, отреклись от многобожия жрецов, они видели чужие небеса, чужие земли, и сердца их были смелее львиных. Они предсказывали бурю до того, как она налетала, и дождь до того, как появлялись облака.
Я пересекла Красное море, — которое отделяет пустыню Кемет от пустыни шумеров, и вышла в Большое южное море. Но владетель Пунта, боящийся гнева египетских жрецов, отказался принять изгнанницу. Он сказал голосом, дрожащим от стыда за то, что ему приходилось произнести:
— Пресветлая царица! Новый фараон станет моим врагом, если я дам тебе приют. А если откажу тебе — ты станешь моим врагом. Научи меня, что мне делать, если ты так же мудра, как и прекрасна!
И, не ответив ему, я снова двинулась прямо на восток, потому что знала, что на востоке есть земля, но не знала, что земля есть и на юге. Мимо корабля проплывали акулы, пролетали крылатые рыбы, невиданные чудовища выбрасывали целые фонтаны воды из своих голов. Мои моряки не боялись никаких опасностей, но сердце мое было разбито. Поэтому я не останавливалась и плыла все время вперед.
Тогда и Атон покинул нас. Моряки и рабы начали болеть. Каждый день мы бросали по нескольку трупов в море. И некому стало управлять парусом, и некому стало грести веслами. Наконец, когда мы уже думали, что погибнем среди бесконечности этого чужого моря, мы увидели берега богатого зеленого острова. Но и здесь наши сердца не нашли покоя. Остров назывался Ланка, и на нем правило множество властителей. Атон одарил их несметными богатствами: жемчугом, бриллиантами, золотом, слоновой костью, сандаловым деревом, благовониями, обезьянами и рабами, однако из алчности они воевали непрерывно между собой, и никто из них не дал убежища злосчастным скитальцам. Там солнце всходило прямо на востоке и заходило точно на западе, а в полдень предметы не имели теней.
И сказал нам царь Раванна:
— Я не знаю, буду ли я и завтра царем. Бегите, потому что и вас не пощадят враги мои! Возьмите рабов, сколько вам надо, и отплывайте с нашего острова!
Мы взяли у него много черных рабов. А на Ланке жили белые и черные люди. И белые были господами, а черные — рабами. И эти черные рабы были разных племен, поэтому они не понимали говора друг друга. Они взялись за весла, ветер наполнил парус, и мы снова тронулись в путь, не зная, куда он нас приведет.
Путешествовали мы долго. А однажды один из моряков сказал:
— Наш мир кончился. У нас солнце восходит слева и заходит направо. Здесь солнце восходит справа и заходит налево. Нет наших созвездий. Чужое море под чужим небом. Нет и Полярной звезды. Как мы будем ориентироваться ночью?
И сказал тогда один из рабов:
— Посмотрите на это созвездие — оно похоже на крест. Когда крест поднимается прямо на небосводе, значит, наступила полночь, и указывает он прямо на юг.
Надежда снова вернулась в наши сердца, потому что теперь мы могли ориентироваться и ночью. А созвездие мы назвали Южным крестом. Крест символизирует бессмертие. Это знак огня, солнца и вечной жизни. Это скрещенные палочки, трением которых жрецы добывают огонь.
И много еще чудес мы видели, которые потом уже перестали казаться чудесами. По волнам за нами гнались морские разбойники из царства Сина. На островах, куда мы подходили, чтобы набрать воды и новых рабов вместо умерших, мы сражались с черными людоедами. Морские чудовища протягивали щупальца и хватали людей с палубы. Бушевали бури, каких мы не видывали, а волны были так же высоки, как пирамиды Хеопса и Хефрена.
Однажды на горизонте появилась пространная суша, низкая, поросшая густыми лесами. Вечером мы остановились в устье полноводной реки. А ночью мне явился божественный Эхнатон и сказал:
— Нефертити, ты сойдешь на этот берег и здесь, вдали от Тамери, Любимой страны, построишь новый город. И твои потомки создадут государство, более могущественное и великое, чем Черная земля Кемет.
И на следующее утро, вознеся хвалу восходящему Атону псалмом возлюбленного Эхнатона, я сошла на берег. Благословенной была эта земля, изобилующая лесами и водами, богатая дичью. Странные, невиданные деревья, еще более удивительные твари, каких никто еще не видел и о которых никогда не слышал... Может, это были Райские поля Иару? Земля без людей. Нигде ни следа человека: ни врага, ни друга. Страна без львов, без шакалов, без гиен. Страна, по которой можно ходить, не опасаясь, что тебя выследит неприятель, что на тебя нападет зверь.
И я, Нефертити, заселила эту землю, основала новый город Ахетатон — Небосвод Атон, построила новый храм единого бога. И оставила строгий завет. Никогда больше не почитать старых божеств, потому что в мире есть только один бог Атон — Солнечный диск, не человек и не животное, а сила, сотворившая весь мир, видимый и невидимый, мощь которой проявляется в красоте всего, что нас окружает. И я завещала потомкам новый закон: не на насилии и крови строить государство и могущество, а на любви и с помощью Атона — бога всечеловеческой любви, как нас учил тому божественный Эхнатон. И я запретила иметь жрецов, потому что каждый должен общаться без посредника со своим творцом. Потому что жрецы создают многобожие, чтобы иметь больше храмов, для которых нужно все больше и больше жрецов, дабы росла и крепла их сила.
Я уже стара и мечтаю умереть. Скоро переселюсь на небо и там, в блеске Атона, сольюсь с божественным Эхнатоном, имя которого означает щит Атона.
Славлю Вечного Творца псалмом любимого моего супруга:
О, как чарующ твой восход,
Атон, первоисточник жизни!
На горизонте появляешься ты —
и ничто живое не может устоять перед твоей красой,
ибо ты лучезарен, возвышен и далек.
И Землю, сотворенную тобою,
ты ласково держишь в своих солнечных ладонях.
Так сказала Нефертити, царица Верхнего и Нижнего Египта и Красной южной земли, и приказала высечь эти слова на колонне из гранита, чтобы люди читали и помнили их, пока стоит гранит. И пусть тот, кто в грядущие дни увидит эту надпись, не разрушает ее. Дабы ее могли прочитать идущие за ним».
Эхо голоса фараона, удесятеренное каменными сводами, давно смолкло, а Мария все стояла, потрясенная этим невероятным рассказом. Она молчала, обдумывая услышанное. И сомнения ее невольно отступали перед неподдельной искренностью древнего рассказчика, перед открытым лучистым взглядом каменной царицы.
Сейчас она вспомнила многое из того, что знала раньше, но забыла. А было так. Археологи обнаружили мумию Эхнатона и его матери Тейе, которая была нецарского происхождения. Была найдена и мумия наследника Эхнатона Тутанхамона в единственной не разграбленной до наших дней гробнице фараона. Только от Нефертити не осталось никаких следов — ни мумии, ни слова.
Много тысяч лет прошло с тех пор, а город существует, если не тот же самый, то другой, подобный ему. И народ существует, несомненно изменившийся, приобретший новый облик, но доживший до наших дней, пусть даже его потомки и скрываются под землей, в Мертвом сердце Австралии, отступив перед неодолимой силой белого человека.
Истина ли все это или лишь красивый вымысел? А сколько тайн, остававшихся неразгаданными, мог объяснить этот холодный камень, покрытый иероглифами! Один только он стоил в тысячу раз больше всех сокровищ фараона, собранных в подземных тайниках, больше всех опалов, которые можно было бы добыть в горах Радужной Змеи.
Существовала гипотеза, что человек заселил этот континент около десяти тысяч лет назад, но была и другая, согласно которой это произошло не более трех тысяч лет назад. И вот оказывается, что вторая, наименее приемлемая гипотеза получает подтверждение. Получает доказательство и предположение о существовании родства между австралоидами и некоторыми древними племенами Индии, Цейлона и Индонезии. Почти все исследователи единодушны во мнении, что австралоиды пришли с севера. Но как это произошло? Ведь аборигены так и остались плохими мореплавателями в отличие от полинезийцев. Невозможно предположить, что они пересекли бурные просторы Индийского океана на своих утлых лодках из древесной коры. Выдвигается и гипотеза, что они пришли по суше, которая некогда связывала Азию с Австралией в виде перешейка. Но этот перешеек исчез пятьдесят миллионов лет назад, задолго до того, как появился человек. И вот — каменная колонна давала ответ на все эти вопросы — первых аборигенов привезла на своем корабле Нефертити.
Всего лишь несколько дней назад Мария прочитала одну статью, в которой утверждалось, что сегодня аборигены Австралии, которых насчитывается едва ли пятьдесят тысяч человек, говорят на ста семидесяти языках, в то время как в Европе существует сорок восемь, в Америке — сорок четыре, а в многомиллионной Азии сто тридцать три языка. Когда-то, до прихода европейцев, туземцев было около трехсот тысяч человек и говорили они приблизительно на пятистах языках, большинство из которых исчезли вместе с племенами, которые на них говорили. И эта загадка получала сейчас объяснение. Каждое привезенное Нефертити племя имело свой язык. Одни племена похищали женщин у других племен, происходило смешение, исчезали характерные для каждого племени индивидуальные черты, возникала единая раса. Но каждое племя сохранило тот язык, на котором оно говорило раньше.
Объяснялась и другая загадка, заключавшаяся в том, что первые европейские переселенцы встречали на континенте аборигенов со светлой кожей, что приводило их в изумление.
Голос живого фараона прервал ее размышления.
— Люди не могли жить, поклоняясь единому богу. Каждый хотел своего бога, который бы заботился только о нем, заступался бы за него. Их пугало беспристрастие Единого. И постепенно они вернулись к старому пантеону. В храме Атона, рядом с золотым диском, лучи которого ласкают мир, они установили статуи своих древних богов. И вот, рядом с богиней неба Нут и богом земли Хебом встали их сыновья Осирис, Гор и Сет и их сестры Исида и Нефтида. Эта стенопись рассказывает о злоключениях Осириса, который научил людей земледелию и запретил им убивать друг друга, и о злом Сете, который заманил Осириса в ковчег, запер его там и бросил ковчег в море. Здесь рассказывается об Исиде, которая нашла тело своего брата и супруга и оживила его.
Мария ни разу не была в Египте, но много читала о его древних памятниках, видела фотографии и иллюстрации, смотрела фильмы. И ей показалось, что, словно на ковре-самолете, она перенеслась за тысячи километров, которые отделяли Австралию от Египта, и очутилась на берегу Нила, в каменных храмах Луксора.
Посреди огромного зала, вырубленного в песчаной скале и освещаемого через несколько узких отверстий в потолке, высились два ряда сфинксов — существ с человеческой головой и телом льва, олицетворяющих человеческий разум и львиную силу. Между ними бродило с десяток кошек, которые подходили к Марии и терлись о ее ноги с тихим мяуканием.
В глубине зала, подпираемый двумя испещренными иероглифами пилонами, виднелся портал храма. Снизу доверху стены были расписаны яркими фресками. Взгляд Марии скользил по этому ошеломляющему скоплению изображений фараонов — огромных, ростом в десять раз выше своих подданных, цариц, вельмож, писарей и рабов, кораблей и колесниц. И все это было выполнено со знакомой ей трогательной неумелостью, со всей наивностью древнего художника, который не имел ни малейшего представления о законах перспективы. Вот в первом ряду изображен фараон в колеснице. Военачальники, которые стоят за ним, согласно канонам египетской живописи, нарисованы во втором ряду над его головой; воины, которые стоят позади всех, — в третьем ряду. И все они написаны так, что головы, руки и ноги изображены в профиль, а глаза и плечи — анфас, так, как изображали людей тогдашние художники и как повелевал канон жрецов. А пространство между изображениями военных и трудовых сцен было заполнено бесчисленными животными: ибисами, львами, шакалами, конями, быками, овцами, козами. И рядом с ним — кенгуру, эму и попугаи, лотосы, папирусы и эвкалипт — странная смесь флоры и фауны двух различных миров, Австралии и Египта.
Черный страж подтолкнул ее копьем, и она переступила порог. Ей показалось, что она потеряется среди этого леса колонн, снизу доверху испещренных иероглифами. По сторонам, на низких пьедесталах, высились многочисленные каменные фигуры; ее окружал весь пантеон египетских божеств — людей с головами животных: коровы, шакала, крокодила, львицы, барана, ибиса, сокола. У их ног лежали грубые статуи рыб и жуков-скарабеев. А из глубины, куда вела величественная колоннада, с пьедестала из полированного базальта на нее смотрело прекрасное лицо женщины, словно изваянное из живой плоти, расцвеченное красками, которые еще не потеряли своей свежести. У нее были полные, сочные губы, прямой греческий нос и большие теплые глаза из инкрустированного горного хрусталя, опушенные черными густыми ресницами. Голову венчал подобный царской короне, высокий головной убор, украшенный золотом и драгоценными камнями. Что-то в этом образе тронуло пленную девушку, что-то очень человеческое, теплое и близкое, так не вязавшееся с этим сборищем каменных холодных богов-полуживотных. Казалось, эта молодая голова мечтала о чем-то возвышенном и недостижимом или же припоминала, едва сдерживая слезы, что-то далекое, прекрасное и незабываемое, но ушедшее безвозвратно. И в сочных ее губах одновременно читались гордость, и горечь, и глубокая печаль. Такая человеческая печаль!
Позади нее, растянувшись по всей длине стены, искрилась бесчисленными оттенками радуги огромная мозаичная змея из черных опалов. «Вот это, наверное, и есть ночные опалы», — подумала невольно Мария. Стоят они, должно быть, миллионы. А в это время ее брат, Эму, и все те несчастные копались в грязи в своих шахтах и убивали друг друга из-за каких-то осколков, кусочков, стоящих жалкую сотню или тысячу фунтов. Над змеей, которая гипнотизировала ее темным сиянием своих спектров, мягким золотистым теплом светился огромный солнечный диск с множеством лучей, которые заканчивались человеческими руками.
Все это было так удивительно, так неожиданно здесь, в Мертвом сердце Австралии, так знакомо и в то же время так неправдоподобно, что Мария была не в силах пошевелиться, очарованная, застывшая от удивления.
Резкий голос, похожий больше на крик, заставил ее вздрогнуть и вывел ее из того состояния оцепенения, в которое она впала:
— Падите в ноги фараону! — кричал голос на языке аранда. — Падите перед ним ниц! Никто не имеет права стоять в присутствии фараона. Самые знатные должны целовать землю, по которой ступал сын бога.
Она оглянулась. Ее стражи действительно пали ниц, касаясь лбами каменного пола. Ошеломленная, не зная, что делать, она вдруг услышала другой голос — тихий, но густой, человеческий голос, который говорил на чистом английском языке:
— Девушка, не бойся! Подойди ко мне!
И тогда она увидела его самого, фараона, восседающего на золотом троне, неподвижного, как все статуи в этом торжественном зале. Двое чернокожих воинов в белых набедренных повязках и пестрых египетских платках с копьями и щитами в руках стояли по обеим его сторонам, замершие как изваяния. На фараоне была одежда из полупрозрачной материи с вотканными золотыми нитями, обшитая драгоценными камнями. В руке он держал золотой скипетр. На голове у него была роскошная тиара, с обвивающей ее золотой змеей «уреем» — символом величия и неограниченной власти. Змея угрожающе подняла голову, раздула шею и сверкала маленькими рубиновыми глазками. А ниже, с худого черного лица с резкими европейскими чертами, заканчивающегося длинной острой бородкой, но без усов, на нее испытующе смотрели большие черные глаза. Лихорадочные глаза.
Зловещий голос вновь прокричал:
— Падите ниц перед великим Эхнатоном!
Фараон прошептал, не поворачивая головы:
— Замолчи, Кенатон! Сейчас я говорю!
Увидев, наконец, на кого она может обрушить свой гнев, Мария резко спросила:
— Кто вы такой? По какому праву вы меня похитили? И почему вы меня держите связанной?
Он немного помедлил и бесстрастно произнес:
— Спрашивать буду я. Ты будешь только отвечать. Потом, когда придет время, ты все узнаешь.
— Не имеете права!
— Фараон, сын солнца, на все имеет право!
И странный голос повторил как эхо:
— Божественный фараон на все имеет право. Потому что он сын солнца.
Она вскинула голову.
— Я не его раба, и на меня он никаких прав не имеет!
Все так же безучастно он обратился к чернокожим:
— Развяжите ее!
Потом сказал ей:
— Сейчас спрашиваю я. Что вам надо в моих владениях?
Она невольно уступила его властному тону.
— Наши люди добывают здесь черные опалы. И никто не знает, даже никогда не слышал, кто вы и где ваши владения.
— А ты, девушка? Тебе ведь не нужны опалы. Чего ты ищешь здесь?
— Я изучаю одну опасную болезнь, которая уничтожает флору этого района.
Он прикрыл глаза.
— Опасную, говоришь? Что вы можете о ней знать?!
— А вы знаете что-нибудь больше?
Сделав вид, что он не слышал ее, фараон продолжил:
— Смогут ли белые люди ее остановить?
Мария пожала плечами.
— Попытаемся! Если нам удастся уничтожить растительность в пустыне и насекомых в радиусе сотни-двухсот километров, тогда, я думаю...
— А если не удастся?
— Боюсь даже подумать. Произойдет катастрофа. Мировая катастрофа, страшнее взрыва всех атомных бомб.
— Зачем вам уничтожать насекомых?
— Потому что они разносят болезнь.
Немного помолчав, он спросил ее:
— А ты можешь разводить таких насекомых?
Она взглянула на него, ошеломленная вопросом. Когда-то, когда мексиканская опунция распространилась в Австралии и угрожала засорить своими непроходимыми колючими зарослями пастбища и поля, фермеров спасло одно насекомое, вывезенное из Мексики, — кактобластис касторум. Этот факт известен каждому энтомологу. Еще студенткой Мария занималась в лаборатории разведением кактобластиса. Выращивала она и насекомых энтомофа-гов, убивающих других насекомых: афелинуса, который откладывает свои яйца в телах кровяных вшей и личинки которого вгрызаются в их внутренности; трихограмму, которая откладывает яйца в яйца ночных бабочек; божьих коровок родилия и криптолемус, которые питаются цитрусовыми червями. Она умела их разводить, но не сказала об этом. Беглое подозрение, еще неясное, но страшное, зародилось в ее сознании.
— А зачем вам это?
Фараон не ответил. Легким кивком головы он дал знак стражам.
— Эхенуфер, отведи ее, пусть увидит богатство и мощь фараона!
И снова тот же невидимый дребезжащий голос прокричал:
— Падите в ноги фараону!
Стражники повели ее налево. При их приближении один каменный блок в стене отошел в сторону, и перед ними открылся зияющий чернотой вход в какой-то коридор. Они прошли по нему шагов сто и остановились в том месте, где коридор разветвлялся на два новых коридора. И снова в сторону отошла каменная плита. Мария почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. В свете факелов перед ней засверкали груды золотых сосудов, браслетов, ожерелий, шлемов, щитов, мечей, копий. Тускло поблескивали черные опалы. Даже она, считавшая себя невосприимчивой к опаловой лихорадке, поняла, что это стоит миллионы: золото в таком количестве, какое она не могла себе представить, опалы такого качества и таких размеров, какие ей и не снились.
Внезапно что-то метнулось в воздухе и опустилось ей на плечо. И тот же пронзительный голос прокричал ей почти в ухо:
— Падите ниц!
Опомнившись от неожиданности и страха, девушка повернула голову. На плече у нее сидел красивый белый какаду с желтым хохолком. Она несмело его погладила.
— Какой красивый попугайчик! — обратилась она к нему.
— Кок — кок! — забормотал попугай.
— Милый ты мой попугайчик! — повторила Мария.
Черный Эхенуфер прикоснулся к ее плечу, напоминая, что им надо возвращаться. И она снова пошла впереди него. Массивная плита бесшумно повернулась и слилась со стеной. Так же бесшумно закрылся и вход в коридор.
Она снова стояла перед троном.
— Ну что, видела мои богатства? Может ли кто другой мериться с фараоном?
В голосе его Мария невольно уловила нечто большее, нежели обыкновенное бахвальство, какую-то болезненную нотку, страстное желание услышать слова восхищения.
Услышав слово «фараон», попугай прокричал:
— Падите ниц...
Фараон оборвал его:
— Хватит, Кенатон!
Кенатон замолчал. Он уселся на пьедестал женской статуи и начал чистить клювом перышки, время от времени тихо вскрикивая:
— Какой красивый попугайчик! Милый ты мой попугайчик!
Видно было, что ему нравились эти слова.
Мария пренебрежительно скривила губы.
— А зачем вам это богатство?
— Если пожелаешь, оно будет твоим!
Она резко вскинула голову. Чего добивается этот странный человек?
Фараон встал. Сделал шаг вперед, горделиво расправив узкие плечи, вздернул острую бородку.
— Не только золото и опалы. Вся страна принадлежит мне. Я — Эхнатон, последний из фараонов Красной южной земли, которую вы назвали Австралия.
Если бы она находилась в городе или в «Сити», Мария просто бы посмеялась над такими претензиями, а его самого посчитала бы сумасшедшим. Но здесь, в недрах гор Радужной змеи, подавленная мрачной торжественностью грандиозного храма, его баснословными богатствами, она забыла, что за пределами этих каменных чудес была и другая Австралия, с многомиллионным населением, с фабриками, армией, экономической и военной организацией, которая никогда не слышала, да и не хотела слышать о существовании какого-то подземного фараона, который неизвестно каким образом уцелел до наших дней.
— Слушай! — торжественно начал Эхнатон. — И суди сама! Если ты умеешь читать иероглифы, посмотри на надпись на пьедестале Нефертити!
Нефертити! Мария вдруг поняла, почему так близко, почему так знакомо было ей это тонкое одухотворенное лицо. Голова Нефертити вносила жизнь и тепло в этот мертвый каменный зал, где царил физически еще живой, но духовно давно уже мертвый фараон с его покорными воинами-роботами, глаза которых были неподвижны и пусты, а движения замедленны, как у сомнамбул.
Девушка не тронулась со своего места, она даже не посмотрела на древнюю надпись. Ведь она не была египтологом и не могла прочитать ее. Фараон закрыл глаза и ровным, бесстрастным голосом заговорил. Он знал наизусть этот чудесный рассказ, в котором давались объяснения множеству старых загадок и содержались ответы на еще большее количество вопросов.
— «Говорит Нефертити, единственная царица Черной земли Кемет, единственная царица Красной южной земли».
Он перевел дух и, не взглянув на нее, продолжал:
— «Когда мой божественный супруг, фараон Верхнего и Нижнего Египта Эхнатон, вознесся на небо и слился с солнцем, я покинула свое царство и своих детей, чтобы спастись от коварства жрецов, тех самых, что отравили моего супруга, фараона и бога. Но перед этим, чтобы спасти его от поругания, я перенесла его мумию в гробницу его матери, Тейе. Однако жрецы, да будут они прокляты навеки, нашли ее и там и вычеркнули его имя из священных текстов, чтобы таким образом, лишенная имени, душа его вечно скиталась в пустоте.
Я решила направиться на восток, чтобы встретиться с Атоном — богом солнца, ежедневно восходящим над землей, и там слиться с моим божественным фараоном и супругом. Поэтому я отправилась по морю на судне в сто и пятьдесят локтей длиной и в сорок локтей шириной. С собой я взяла сто пятьдесят моряков из самых верных людей Эхнатона. Они уверовали в единого Атона, отреклись от многобожия жрецов, они видели чужие небеса, чужие земли, и сердца их были смелее львиных. Они предсказывали бурю до того, как она налетала, и дождь до того, как появлялись облака.
Я пересекла Красное море, — которое отделяет пустыню Кемет от пустыни шумеров, и вышла в Большое южное море. Но владетель Пунта, боящийся гнева египетских жрецов, отказался принять изгнанницу. Он сказал голосом, дрожащим от стыда за то, что ему приходилось произнести:
— Пресветлая царица! Новый фараон станет моим врагом, если я дам тебе приют. А если откажу тебе — ты станешь моим врагом. Научи меня, что мне делать, если ты так же мудра, как и прекрасна!
И, не ответив ему, я снова двинулась прямо на восток, потому что знала, что на востоке есть земля, но не знала, что земля есть и на юге. Мимо корабля проплывали акулы, пролетали крылатые рыбы, невиданные чудовища выбрасывали целые фонтаны воды из своих голов. Мои моряки не боялись никаких опасностей, но сердце мое было разбито. Поэтому я не останавливалась и плыла все время вперед.
Тогда и Атон покинул нас. Моряки и рабы начали болеть. Каждый день мы бросали по нескольку трупов в море. И некому стало управлять парусом, и некому стало грести веслами. Наконец, когда мы уже думали, что погибнем среди бесконечности этого чужого моря, мы увидели берега богатого зеленого острова. Но и здесь наши сердца не нашли покоя. Остров назывался Ланка, и на нем правило множество властителей. Атон одарил их несметными богатствами: жемчугом, бриллиантами, золотом, слоновой костью, сандаловым деревом, благовониями, обезьянами и рабами, однако из алчности они воевали непрерывно между собой, и никто из них не дал убежища злосчастным скитальцам. Там солнце всходило прямо на востоке и заходило точно на западе, а в полдень предметы не имели теней.
И сказал нам царь Раванна:
— Я не знаю, буду ли я и завтра царем. Бегите, потому что и вас не пощадят враги мои! Возьмите рабов, сколько вам надо, и отплывайте с нашего острова!
Мы взяли у него много черных рабов. А на Ланке жили белые и черные люди. И белые были господами, а черные — рабами. И эти черные рабы были разных племен, поэтому они не понимали говора друг друга. Они взялись за весла, ветер наполнил парус, и мы снова тронулись в путь, не зная, куда он нас приведет.
Путешествовали мы долго. А однажды один из моряков сказал:
— Наш мир кончился. У нас солнце восходит слева и заходит направо. Здесь солнце восходит справа и заходит налево. Нет наших созвездий. Чужое море под чужим небом. Нет и Полярной звезды. Как мы будем ориентироваться ночью?
И сказал тогда один из рабов:
— Посмотрите на это созвездие — оно похоже на крест. Когда крест поднимается прямо на небосводе, значит, наступила полночь, и указывает он прямо на юг.
Надежда снова вернулась в наши сердца, потому что теперь мы могли ориентироваться и ночью. А созвездие мы назвали Южным крестом. Крест символизирует бессмертие. Это знак огня, солнца и вечной жизни. Это скрещенные палочки, трением которых жрецы добывают огонь.
И много еще чудес мы видели, которые потом уже перестали казаться чудесами. По волнам за нами гнались морские разбойники из царства Сина. На островах, куда мы подходили, чтобы набрать воды и новых рабов вместо умерших, мы сражались с черными людоедами. Морские чудовища протягивали щупальца и хватали людей с палубы. Бушевали бури, каких мы не видывали, а волны были так же высоки, как пирамиды Хеопса и Хефрена.
Однажды на горизонте появилась пространная суша, низкая, поросшая густыми лесами. Вечером мы остановились в устье полноводной реки. А ночью мне явился божественный Эхнатон и сказал:
— Нефертити, ты сойдешь на этот берег и здесь, вдали от Тамери, Любимой страны, построишь новый город. И твои потомки создадут государство, более могущественное и великое, чем Черная земля Кемет.
И на следующее утро, вознеся хвалу восходящему Атону псалмом возлюбленного Эхнатона, я сошла на берег. Благословенной была эта земля, изобилующая лесами и водами, богатая дичью. Странные, невиданные деревья, еще более удивительные твари, каких никто еще не видел и о которых никогда не слышал... Может, это были Райские поля Иару? Земля без людей. Нигде ни следа человека: ни врага, ни друга. Страна без львов, без шакалов, без гиен. Страна, по которой можно ходить, не опасаясь, что тебя выследит неприятель, что на тебя нападет зверь.
И я, Нефертити, заселила эту землю, основала новый город Ахетатон — Небосвод Атон, построила новый храм единого бога. И оставила строгий завет. Никогда больше не почитать старых божеств, потому что в мире есть только один бог Атон — Солнечный диск, не человек и не животное, а сила, сотворившая весь мир, видимый и невидимый, мощь которой проявляется в красоте всего, что нас окружает. И я завещала потомкам новый закон: не на насилии и крови строить государство и могущество, а на любви и с помощью Атона — бога всечеловеческой любви, как нас учил тому божественный Эхнатон. И я запретила иметь жрецов, потому что каждый должен общаться без посредника со своим творцом. Потому что жрецы создают многобожие, чтобы иметь больше храмов, для которых нужно все больше и больше жрецов, дабы росла и крепла их сила.
Я уже стара и мечтаю умереть. Скоро переселюсь на небо и там, в блеске Атона, сольюсь с божественным Эхнатоном, имя которого означает щит Атона.
Славлю Вечного Творца псалмом любимого моего супруга:
О, как чарующ твой восход,
Атон, первоисточник жизни!
На горизонте появляешься ты —
и ничто живое не может устоять перед твоей красой,
ибо ты лучезарен, возвышен и далек.
И Землю, сотворенную тобою,
ты ласково держишь в своих солнечных ладонях.
Так сказала Нефертити, царица Верхнего и Нижнего Египта и Красной южной земли, и приказала высечь эти слова на колонне из гранита, чтобы люди читали и помнили их, пока стоит гранит. И пусть тот, кто в грядущие дни увидит эту надпись, не разрушает ее. Дабы ее могли прочитать идущие за ним».
Эхо голоса фараона, удесятеренное каменными сводами, давно смолкло, а Мария все стояла, потрясенная этим невероятным рассказом. Она молчала, обдумывая услышанное. И сомнения ее невольно отступали перед неподдельной искренностью древнего рассказчика, перед открытым лучистым взглядом каменной царицы.
Сейчас она вспомнила многое из того, что знала раньше, но забыла. А было так. Археологи обнаружили мумию Эхнатона и его матери Тейе, которая была нецарского происхождения. Была найдена и мумия наследника Эхнатона Тутанхамона в единственной не разграбленной до наших дней гробнице фараона. Только от Нефертити не осталось никаких следов — ни мумии, ни слова.
Много тысяч лет прошло с тех пор, а город существует, если не тот же самый, то другой, подобный ему. И народ существует, несомненно изменившийся, приобретший новый облик, но доживший до наших дней, пусть даже его потомки и скрываются под землей, в Мертвом сердце Австралии, отступив перед неодолимой силой белого человека.
Истина ли все это или лишь красивый вымысел? А сколько тайн, остававшихся неразгаданными, мог объяснить этот холодный камень, покрытый иероглифами! Один только он стоил в тысячу раз больше всех сокровищ фараона, собранных в подземных тайниках, больше всех опалов, которые можно было бы добыть в горах Радужной Змеи.
Существовала гипотеза, что человек заселил этот континент около десяти тысяч лет назад, но была и другая, согласно которой это произошло не более трех тысяч лет назад. И вот оказывается, что вторая, наименее приемлемая гипотеза получает подтверждение. Получает доказательство и предположение о существовании родства между австралоидами и некоторыми древними племенами Индии, Цейлона и Индонезии. Почти все исследователи единодушны во мнении, что австралоиды пришли с севера. Но как это произошло? Ведь аборигены так и остались плохими мореплавателями в отличие от полинезийцев. Невозможно предположить, что они пересекли бурные просторы Индийского океана на своих утлых лодках из древесной коры. Выдвигается и гипотеза, что они пришли по суше, которая некогда связывала Азию с Австралией в виде перешейка. Но этот перешеек исчез пятьдесят миллионов лет назад, задолго до того, как появился человек. И вот — каменная колонна давала ответ на все эти вопросы — первых аборигенов привезла на своем корабле Нефертити.
Всего лишь несколько дней назад Мария прочитала одну статью, в которой утверждалось, что сегодня аборигены Австралии, которых насчитывается едва ли пятьдесят тысяч человек, говорят на ста семидесяти языках, в то время как в Европе существует сорок восемь, в Америке — сорок четыре, а в многомиллионной Азии сто тридцать три языка. Когда-то, до прихода европейцев, туземцев было около трехсот тысяч человек и говорили они приблизительно на пятистах языках, большинство из которых исчезли вместе с племенами, которые на них говорили. И эта загадка получала сейчас объяснение. Каждое привезенное Нефертити племя имело свой язык. Одни племена похищали женщин у других племен, происходило смешение, исчезали характерные для каждого племени индивидуальные черты, возникала единая раса. Но каждое племя сохранило тот язык, на котором оно говорило раньше.
Объяснялась и другая загадка, заключавшаяся в том, что первые европейские переселенцы встречали на континенте аборигенов со светлой кожей, что приводило их в изумление.
Голос живого фараона прервал ее размышления.
— Люди не могли жить, поклоняясь единому богу. Каждый хотел своего бога, который бы заботился только о нем, заступался бы за него. Их пугало беспристрастие Единого. И постепенно они вернулись к старому пантеону. В храме Атона, рядом с золотым диском, лучи которого ласкают мир, они установили статуи своих древних богов. И вот, рядом с богиней неба Нут и богом земли Хебом встали их сыновья Осирис, Гор и Сет и их сестры Исида и Нефтида. Эта стенопись рассказывает о злоключениях Осириса, который научил людей земледелию и запретил им убивать друг друга, и о злом Сете, который заманил Осириса в ковчег, запер его там и бросил ковчег в море. Здесь рассказывается об Исиде, которая нашла тело своего брата и супруга и оживила его.