Но на Брунгильду тоже подействовала свадебная атмосфера чистой романтики. Она кокетливо – как ей показалось – посмотрела на Гучу и произнесла слова, которые выбили черта из колеи очень и очень надолго:
– Я буду в этот раз зрительницей и надену один из тех неприятных и неудобных мундиров с оборками и длинными юбками, каких ты мне натаскал полные сундуки.
Чингачгук поперхнулся грибочком, который только что надкусил, и надолго умолк, пытаясь представить свою военизированную супругу в платье.
– Самсон, – прошептала Акава, наклоняясь к мужу, – то кушанье, что тебе так тогда понравилось, на самом деле никакие не слизни, и в личинках древесных тараканов их никто не обваливал!
– Акава, – перебил зеленовласую супругу рыжий вор, не дослушав до конца, – я бы съел то, что ты даешь, даже если б это кушанье было сделано из помета троллей, обвалянного в верблюжьих колючках!
Лицо изумрудноглазой красотки вытянулось, глаза стали похожими на блюдца.
– Откуда ты это узнал? – изумленно спросила она.
Самсон замер, лицо его приобрело землистый оттенок, а веснушки из оранжево-красных стали коричнево-черными.
– Догадался, – просипел он и подумал; что проще было бы принять яд из рук любимой супруги, чем приготовленное ею кушанье.
Акава недолго сохраняла серьезное выражение лица. Она прыснула и поцеловала супруга в посеревшую щеку.
– Вот глупый, я же шучу! – сказала она, смеясь. – Это были обыкновенные болотные мухоморы в соусе из белых поганок с добавлением дурман-травы и ила.
Самсон снова поперхнулся – на этот раз под громкий хохот соседей по столу – оборотней.
– Аполлоша, – очень серьезно сказала Мексика, – я поняла – это на всю жизнь.
– Что именно, муха? – Аполлоша отдавал должное угощению, и романтично-торжественный момент его не затронул.
– Ты должен немедленно на мне жениться, иначе можешь упустить все свое жизненное счастье.
– Интересно, малявка, – усмехнулся колючий, как и все подростки, Аполлоша, – а кто знает, в чем мое счастье?
– Я знаю, – серьезно ответила девочка. – Твое счастье во мне. Я твое счастье!
– Ты мой хвостик, – рассмеялся Аполлоша, переводя все в шутку. И действительно, не воспринимать же всерьез лепет пятилетней крохи!
Но Тыгдынский конь, подняв морду от чашки с овощами, очень серьезно сказал:
– Вполне возможно, я бы даже отметил, наиболее вероятно, что девочка права.
Чем поверг парня в смятение. Мексика между тем переключила свое внимание на коня, задав вопрос:
– Тыгдын, а может, мы тебе тоже какую-нибудь невесту найдем?
– Спасибо, не надо, – отмел на корню это предложение эрудит, но потом заржал, будто рассмеялся. – Хотя если ты найдешь кобылу, которая умеет разговаривать на всех языках, окончила все образовательные заведения и при этом знает больше меня, то я, пожалуй, согласен.
– Я очень серьезно отнесусь к этому вопросу, – пообещала Мексика и хитро прищурилась. И наставник, точно зная, что означает такой взгляд, похолодел.
– Гризелла, можно на ты? – спросил Господин Смерть.
– Можно подавиться, загнуться, накрыться медным тазом, – прошипела ведьма.
– Я понимаю, что любить ведьму – это значит взять на себя большую ответственность, – произнес Мафусаил так проникновенно и с такой серьезностью, что у Гризеллы заблестели глаза. Она моргнула, убеждая себя, что это не слезы, совсем не слезы.
– Не будет толку от твоей любви, – прошептала она, и лицо ее при этом стало грустным, даже каким-то горестным. – Нет нам счастья – ведьмам. Мы обречены на одиночество. Ты не бойся, тебе не обязательно на мне жениться. Удачу в играх, да и не только в них, но и во всех остальных делах я тебе и так наколдую.
– Да удача у меня и так есть, мне ты нужна, – ответил Мафусаил, вдруг осознав, что Гризелла понравилась ему еще с первого взгляда. Он слышал, что она была уродливой старухой, но он этого не заметил. Как-то получилось заглянуть внутрь – туда, куда Гризелла никого не допускала. Он поднял руку и погладил прекрасную ведьму по голове, и тут случилось чудо – змеи пропали. Вместо них под пальцами Мафусаила струились шелковистые светлые кудри.
Гризелла вздохнула. Она водила ложкой по тарелке, но аппетита не было, так ни кусочка и не съела.
– Ты пойми, – тихо сказала она, – я даже если и не хочу, то все равно делаю злые дела. Сущность моя такая. Мне придется разрушить твою жизнь, чтобы сохранить себя.
– Ну это мы еще посмотрим, – заявил Мафусаил, чувствуя такой азарт, какого не было ни в одной игре.
На другом конце стола трактирщик Джулиус смотрел на Басеньку. Он ничего не говорил, не было таких слов, какие могли бы описать ту любовь, что горела в его сердце.
– Джулиус, – сказала Басенька, наклонившись к супругу, – у нас будет еще один ребенок.
– Басенька, – прошептал Джулиус, – ты же знаешь, что я люблю всех сыновей, на кого бы они ни походили.
– На этот раз будет девочка, – сказала Басенька, – и похожа она будет на тебя.
Трактирщик булькнул что-то неразборчивое и надолго умолк, переваривая новость. Он вдруг представил дочь со своей внешностью и расстроился до слез. Он бы предпочел, чтобы девочка была похожа на кого-нибудь другого, на Бенедикта например.
Грянули бубны, и цыганки, сорвавшись с мест, закружились в танце. Они держали в руках яркие платки и так красиво размахивали ими, что со стороны казалось, будто куски материи, украшенные бахромой, живут своей жизнью.
– Хорошая свадьба, – одобрительно кивнул Полухайкин, – с цыганами, в натуре!
– И с саранчой! – Гуча кивнул на ангела.
Тот сметал со стола все, до чего могли дотянуться руки. Он не глядя шарил по столу, ощупывал тарелки, а Медуза Горгона, выпучив и без того огромные глазищи, пододвигала жениху все новые и новые кушанья.
– Ангел ты наш, – произнес Гуча, наблюдая за тем, как Бенедикт ест, – ты бы помедленнее.
Бенедикт замер и, обнаружив перед собой гору пустых тарелок, покраснел.
– Извините, – пролепетал он, – я, кажется, опять все съел? Никак не могу привыкнуть к такому способу восполнения энергии.
– Да еды-то не жалко, – усмехнулся черт. – Вот только учти, что у тебя сегодня первая брачная ночь.
– И что? – не понял его ангел.
– И то, что после такого жора тебе грозит опять понос с оргазмом перепутать!
Сказал он это тихо, так, что слышал только король Полухайкин. Но Альберт Иванович, понимая, что не стоит смущать жениха, даже не рассмеялся.
Праздник продолжался до самого вечера, но все когда-нибудь кончается. Отгуляла, отгремела свадьба.
Жениха и невесту умчал ковер-самолет. Умчал далеко – в Талону, где им предстояло жить. Дворец пустовал давно, но королева Марта следила за тем, чтобы он содержался в идеальном порядке. По ее распоряжению, которое она отправила в Талону еще до выезда из Рубельштадта, там приготовили спальню для молодоженов. Прошла уже неделя после праздника, но двери спальни так ни разу и не открылись. Слуги ставили подносы с едой под дверь и потом забирали пустую посуду.
Жизнь в Иномирье шла своей чередой. Королева Марта ухаживала за огородом, Брунгильда Непобедимая муштровала солдат, Акава развлекалась, а Гуль-Буль-Тамар устраивала выволочки нерадивым слугам. И ничто не предвещало перемен. Ничто, пока Гуча не вспомнил о требовании матушки показать ей внука.
Брунгильда Непобедимая категорически отказывалась отпускать Аполлошу, но мужчинам – мужу и сыну – удалось уговорить прекрасную воительницу.
И вот из Крепости выехал отряд всадников. Хотя Гуча и собирался проделать весь путь на ковре-самолете, ему пришлось уступить непреклонной Брунгильде. Она во что бы то ни стало решила проводить сына. Но случилось непредвиденное. Башня встретила всадников на границе королевства, на том самом месте, где когда-то упал в озерцо рыжий вор.
Гуча и Аполлоша вошли внутрь, не зная о том, что домой вернутся очень нескоро.
ЭПИЛОГ
– Я буду в этот раз зрительницей и надену один из тех неприятных и неудобных мундиров с оборками и длинными юбками, каких ты мне натаскал полные сундуки.
Чингачгук поперхнулся грибочком, который только что надкусил, и надолго умолк, пытаясь представить свою военизированную супругу в платье.
– Самсон, – прошептала Акава, наклоняясь к мужу, – то кушанье, что тебе так тогда понравилось, на самом деле никакие не слизни, и в личинках древесных тараканов их никто не обваливал!
– Акава, – перебил зеленовласую супругу рыжий вор, не дослушав до конца, – я бы съел то, что ты даешь, даже если б это кушанье было сделано из помета троллей, обвалянного в верблюжьих колючках!
Лицо изумрудноглазой красотки вытянулось, глаза стали похожими на блюдца.
– Откуда ты это узнал? – изумленно спросила она.
Самсон замер, лицо его приобрело землистый оттенок, а веснушки из оранжево-красных стали коричнево-черными.
– Догадался, – просипел он и подумал; что проще было бы принять яд из рук любимой супруги, чем приготовленное ею кушанье.
Акава недолго сохраняла серьезное выражение лица. Она прыснула и поцеловала супруга в посеревшую щеку.
– Вот глупый, я же шучу! – сказала она, смеясь. – Это были обыкновенные болотные мухоморы в соусе из белых поганок с добавлением дурман-травы и ила.
Самсон снова поперхнулся – на этот раз под громкий хохот соседей по столу – оборотней.
– Аполлоша, – очень серьезно сказала Мексика, – я поняла – это на всю жизнь.
– Что именно, муха? – Аполлоша отдавал должное угощению, и романтично-торжественный момент его не затронул.
– Ты должен немедленно на мне жениться, иначе можешь упустить все свое жизненное счастье.
– Интересно, малявка, – усмехнулся колючий, как и все подростки, Аполлоша, – а кто знает, в чем мое счастье?
– Я знаю, – серьезно ответила девочка. – Твое счастье во мне. Я твое счастье!
– Ты мой хвостик, – рассмеялся Аполлоша, переводя все в шутку. И действительно, не воспринимать же всерьез лепет пятилетней крохи!
Но Тыгдынский конь, подняв морду от чашки с овощами, очень серьезно сказал:
– Вполне возможно, я бы даже отметил, наиболее вероятно, что девочка права.
Чем поверг парня в смятение. Мексика между тем переключила свое внимание на коня, задав вопрос:
– Тыгдын, а может, мы тебе тоже какую-нибудь невесту найдем?
– Спасибо, не надо, – отмел на корню это предложение эрудит, но потом заржал, будто рассмеялся. – Хотя если ты найдешь кобылу, которая умеет разговаривать на всех языках, окончила все образовательные заведения и при этом знает больше меня, то я, пожалуй, согласен.
– Я очень серьезно отнесусь к этому вопросу, – пообещала Мексика и хитро прищурилась. И наставник, точно зная, что означает такой взгляд, похолодел.
– Гризелла, можно на ты? – спросил Господин Смерть.
– Можно подавиться, загнуться, накрыться медным тазом, – прошипела ведьма.
– Я понимаю, что любить ведьму – это значит взять на себя большую ответственность, – произнес Мафусаил так проникновенно и с такой серьезностью, что у Гризеллы заблестели глаза. Она моргнула, убеждая себя, что это не слезы, совсем не слезы.
– Не будет толку от твоей любви, – прошептала она, и лицо ее при этом стало грустным, даже каким-то горестным. – Нет нам счастья – ведьмам. Мы обречены на одиночество. Ты не бойся, тебе не обязательно на мне жениться. Удачу в играх, да и не только в них, но и во всех остальных делах я тебе и так наколдую.
– Да удача у меня и так есть, мне ты нужна, – ответил Мафусаил, вдруг осознав, что Гризелла понравилась ему еще с первого взгляда. Он слышал, что она была уродливой старухой, но он этого не заметил. Как-то получилось заглянуть внутрь – туда, куда Гризелла никого не допускала. Он поднял руку и погладил прекрасную ведьму по голове, и тут случилось чудо – змеи пропали. Вместо них под пальцами Мафусаила струились шелковистые светлые кудри.
Гризелла вздохнула. Она водила ложкой по тарелке, но аппетита не было, так ни кусочка и не съела.
– Ты пойми, – тихо сказала она, – я даже если и не хочу, то все равно делаю злые дела. Сущность моя такая. Мне придется разрушить твою жизнь, чтобы сохранить себя.
– Ну это мы еще посмотрим, – заявил Мафусаил, чувствуя такой азарт, какого не было ни в одной игре.
На другом конце стола трактирщик Джулиус смотрел на Басеньку. Он ничего не говорил, не было таких слов, какие могли бы описать ту любовь, что горела в его сердце.
– Джулиус, – сказала Басенька, наклонившись к супругу, – у нас будет еще один ребенок.
– Басенька, – прошептал Джулиус, – ты же знаешь, что я люблю всех сыновей, на кого бы они ни походили.
– На этот раз будет девочка, – сказала Басенька, – и похожа она будет на тебя.
Трактирщик булькнул что-то неразборчивое и надолго умолк, переваривая новость. Он вдруг представил дочь со своей внешностью и расстроился до слез. Он бы предпочел, чтобы девочка была похожа на кого-нибудь другого, на Бенедикта например.
Грянули бубны, и цыганки, сорвавшись с мест, закружились в танце. Они держали в руках яркие платки и так красиво размахивали ими, что со стороны казалось, будто куски материи, украшенные бахромой, живут своей жизнью.
– Хорошая свадьба, – одобрительно кивнул Полухайкин, – с цыганами, в натуре!
– И с саранчой! – Гуча кивнул на ангела.
Тот сметал со стола все, до чего могли дотянуться руки. Он не глядя шарил по столу, ощупывал тарелки, а Медуза Горгона, выпучив и без того огромные глазищи, пододвигала жениху все новые и новые кушанья.
– Ангел ты наш, – произнес Гуча, наблюдая за тем, как Бенедикт ест, – ты бы помедленнее.
Бенедикт замер и, обнаружив перед собой гору пустых тарелок, покраснел.
– Извините, – пролепетал он, – я, кажется, опять все съел? Никак не могу привыкнуть к такому способу восполнения энергии.
– Да еды-то не жалко, – усмехнулся черт. – Вот только учти, что у тебя сегодня первая брачная ночь.
– И что? – не понял его ангел.
– И то, что после такого жора тебе грозит опять понос с оргазмом перепутать!
Сказал он это тихо, так, что слышал только король Полухайкин. Но Альберт Иванович, понимая, что не стоит смущать жениха, даже не рассмеялся.
Праздник продолжался до самого вечера, но все когда-нибудь кончается. Отгуляла, отгремела свадьба.
Жениха и невесту умчал ковер-самолет. Умчал далеко – в Талону, где им предстояло жить. Дворец пустовал давно, но королева Марта следила за тем, чтобы он содержался в идеальном порядке. По ее распоряжению, которое она отправила в Талону еще до выезда из Рубельштадта, там приготовили спальню для молодоженов. Прошла уже неделя после праздника, но двери спальни так ни разу и не открылись. Слуги ставили подносы с едой под дверь и потом забирали пустую посуду.
Жизнь в Иномирье шла своей чередой. Королева Марта ухаживала за огородом, Брунгильда Непобедимая муштровала солдат, Акава развлекалась, а Гуль-Буль-Тамар устраивала выволочки нерадивым слугам. И ничто не предвещало перемен. Ничто, пока Гуча не вспомнил о требовании матушки показать ей внука.
Брунгильда Непобедимая категорически отказывалась отпускать Аполлошу, но мужчинам – мужу и сыну – удалось уговорить прекрасную воительницу.
И вот из Крепости выехал отряд всадников. Хотя Гуча и собирался проделать весь путь на ковре-самолете, ему пришлось уступить непреклонной Брунгильде. Она во что бы то ни стало решила проводить сына. Но случилось непредвиденное. Башня встретила всадников на границе королевства, на том самом месте, где когда-то упал в озерцо рыжий вор.
Гуча и Аполлоша вошли внутрь, не зная о том, что домой вернутся очень нескоро.
ЭПИЛОГ
– Тыгдын, расскажи еще раз про Аполлошу, – потребовала Мексика.
Она вытянулась, из маленькой девочки превратившись в тонконогого, нескладного подростка. Недавно принцесса Полухайкина отпраздновала свое пятнадцатилетие, но праздник девочку не порадовал. Она тосковала по Аполлоше. Десять лет прошло с их отъезда. И Брунгильда Непобедимая, и все остальные правители Иномирья искали башню, но та словно растворилась в тумане. Словно и не существовала вовсе.
Не желая расстраивать родителей, девочка делала вид, что ей интересны подарки, что ей очень нравится первое взрослое платье – длинное, со шлейфом. Она даже надела корону, а косы – теперь длинные, до пояса – расплела, позволив волосам свободно струиться по спине.
Сегодня Мексика была одета в обычное платье – коричневое, чуть ниже колен. В длинном платье неудобно скакать на коне. Мексика и Тыгдынский конь возвращались из Зачарованного леса после безуспешных поисков башни отшельника Амината.
Стук копыт не нарушал спокойствия летнего дня. Жужжали пчелы, облетая цветы по обочинам дороги, шелестел теплый ветерок в листве деревьев. Пушистые белые облака закрывали солнце, давая земле прохладу и обещая дождь. Удивительный, мирный день дышал красотой и покоем. Но Мексика этого не замечала – она давно забыла, что такое радость. И мир для нее стал серым и тоскливым – без Аполлоши.
– Далеко-далеко, в стране краснокожих людей есть племя неудачливых воинов. Народ этот зовется инчучунами, и никакое волшебство не может вернуть им удачу. Они обречены быть несчастными, – в который раз начал рассказывать старую историю Тыгдын.
– Такими, как дядя Бенедикт? – уточнила девочка.
– Нет, – ответил наставник. – Бенедикт попадает в мелкие неприятности, но следствием этих мелочей всегда бывает очень большая удача. А инчучуны потеряли счастье, потому что не ценили его, пользовались им без меры и всегда были недовольны. И тогда пришел злой бог по имени Шибальба и отнял их счастье. Он наложил страшное проклятие, которое снять может только великий воин Чингачгук, вождь инчучунов.
– Дядя Гуча, – дополнила девочка. Она уже много раз слышала эту историю, но постоянно требовала, чтобы Тыгдын снова и снова рассказывал ее. Тыгдынский конь не отказывал, он лучше всех понимал, что творится с юной принцессой, и знал, что если кому и суждено найти башню отшельника Амината, то только ей.
– Да, Гуча, – Тыгдын кивнул, – и когда он справится с Шибальбой, то сразу же вернется домой.
– С ними что-то случилось, – воскликнула девочка со слезами в голосе, – иначе они были бы дома!
– Возможно, время в стране инчучунов течет по-другому, и там прошло не десять лет, а десять дней или десять месяцев, – предположил конь.
Они уже въехали в город. Народ расходился, уступая дорогу принцессе. Девочка кивала в ответ на поклоны, но не всегда замечала, кто ее приветствует. Ее глаза туманили слезы.
Во дворец заходить она не стала. Там сразу сбежится толпа служанок под руководством заботливой мамочки. Увидев заплаканное лицо дочери, королева Марта всполошится и тут же примется лечить ее от всех болезней, какие только сможет придумать. И Мексика, чтобы избежать этого, пошла в огород. Там, среди капустных кочанов, можно будет побыть одной. Ей это просто необходимо.
Огород был огромен и обещал дать невероятный урожай. Капустные кочаны, занимавшие большую часть участка, поражали своими размерами. Девочку из-за них было не видно. Она немного поплакала, но потом, незаметно для себя, уснула. Разбудил ее голос отца.
– В натуре, или ты мне расскажешь, где искать эту чокнутую башню, или я тебя раздавлю! – бушевал король Полухайкин, нажимая пальцем на грудь Тентогля.
– Не знаю… – блеял Тентогль, пытаясь сдвинуть богатырский палец с груди. Он так и не нашел средства снять заклятие Мексики. Все эти годы злодей просидел в тюрьме под присмотром землеройных гномов, которых король Полухайкин по-прежнему называл кротами.
– Знаешь, гад, нутром чую, знаешь! – рычал Альберт Иванович. Он был настроен решительно. Его любимая дочь страдает, а этот мелкий мошенник скрывает важную информацию!
– Может, и правда не знает, – предположила сердобольная Марта, наблюдавшая за экзекуцией. Она тайком от мужа подкармливала злодея, несмотря на то что спасибо ей пленник так ни разу и не сказал.
– Марточка, шла бы ты во дворец, – попросил Альберт. – Не женское это дело на такие разборки смотреть!
– Меня уже ничем не удивишь, – ответила королева Марта. – А идти в пустой дом не хочется.
Король Полухайкин помрачнел и нахмурился. С тех пор, как из дома исчез смех дочери, он тоже не любил оставаться во дворце.
Когда Аполлоша поехал в гости к бабушке, в далекую страну краснокожих людей, он не успел попрощаться с принцессой Полухайкиной. Мексика сначала терпеливо ждала, уверенно заявляя, что Аполлоша скоро приедет, потом стала грустить, но надежды не теряла. А потом вдруг стала таять так же, как таяла ее надежда. Теперь она была взрослой девушкой, но казалась гораздо старше своих пятнадцати лет. Горе наложило отпечаток на беззаботное прежде лицо. Устав от постоянной заботы матери и отца, она ушла в избушку Гризеллы. Принцесса помогала тем, кто к ней обращался, и многие, знавшие ее раньше, не могли узнать в бледной, молчаливой девушке ту самую веселую хохотушку, что прежде была всеобщей любимицей.
Ее можно было увидеть в самых неожиданных местах – оседлав метлу, такую же, как у Гризеллы, Мексика носилась по небу, отыскивая башню старого отшельника. А когда ей хотелось поговорить об Аполлоше, она отправлялась в путь на Тыгдынском коне. Но метлу всегда брала с собой, зная, что еще одно транспортное средство может пригодиться в любой момент.
Из облака вынырнул ковер-самолет и завис над огородом.
– Полухайкин-ага! – закричал Хасан, не успев приземлиться. – Нашли! Ми нашли!
– Что нашли, водила? – спросил Полухайкин, отвлекаясь от тяжелых дум.
– Башня нашли! Как ты приказала, ми визде смотрел, да! А потом такси-макси пропадать стал, туда летят, обратна – нету! Я умный Хасан! Ковер-самолет взял пустой – и на бермудскую треугольнику запустил. А сам смотрела! Так када ковер залетает, тумана нету и видно – дурной башня стоит!
– А ну спускайся, полетим смотреть! – воскликнул Полухайкин, но Мексика слышала весь разговор. Она оседлала метлу, первой поднялась в воздух и унеслась в том направлении, куда показывал Хасан.
– Стой! – закричал король Полухайкин и вскочил на ковер-самолет, но легкая метла с хрупкой пассажиркой на борту была уже далеко впереди.
Мексика, забыв обо всем, неслась, словно ветер, и первой попала в башню, стремительно влетев в темный зев входа.
Вокруг серых каменных стен заклубился туман, и башня сначала стала едва видимым темным пятном, а потом, когда к ней приблизился Полухайкин на ковре-самолете, пропала вообще, укутавшись туманом.
Но это не могло остановить отца. Король прыгнул в серое марево в надежде хотя бы зацепиться за крышу, если не удастся запрыгнуть в окно под ней.
Когда туман исчез, приземлившийся рядом Хасан не увидел ни башни, ни короля Полухайкина.
Не заметил он и того, как мужичок с ноготок выпутался из длинной бахромы летающего половика и пустился бежать, забавно семеня маленькими ножками. А если бы ошеломленный таксист мог думать о чем-нибудь, кроме разыгравшейся на его глазах трагедии, то он бы услышал тонкий, словно комариный писк, голос злодея.
– Я вам покажу Халяву Наоборот! Я отомщу, всем отомщу! – кричал последний в Иномирье злодей.
Отбежав на два метра, Тентогль утомился. Густая трава казалась ему непроходимыми дебрями. Он запоздало подумал о том, что бежать-то надо было в башню, но что делать теперь, он не знал. И вдруг на глаза ему попал странный предмет – большой желтый диск с чеканным профилем короля Полухайкина. Тентогль вдруг понял, что это золотая монета. Она была такого размера, что положить ее в карман злодей бы не смог. Он лег на сольдик грудью и заплакал от бессилия.
– Я вам покажу! – рыдал он. – Вы еще услышите о Тентогле!
Любопытная сорока, заметив блеск в траве, опустилась рядом. Тентогль кинулся бежать и вдруг провалился в норку, в которую могла бы влезть разве что мышка. Он уже простился с жизнью, но неожиданно для себя упал на что-то мягкое.
Злодей оказался в огромной пещере, застеленной пушистыми коврами. Посреди пещеры лежала старая ржавая лампа. Тентогль, не веря в свою удачу, кинулся к медной лампе и, добежав, принялся лихорадочно тереть тусклый бок.
Из горлышка лампы повалил дым – разноцветный, веселенький. Дым переливался золотым и розовым, красным и синим, зеленым и оранжевым. Все цвета радуги, переливаясь и смешиваясь, мерцали в туманном облаке, что зависло под потолком пещеры.
Тентогль подпрыгивал от нетерпения, ожидая, когда разноцветное облако примет нужную форму. Он точно знал, что будет дальше. Сейчас перед ним появится серьезный мужчина, его лысина будет обмотана чалмой, на теле – восточный халат, перетянутый ярким кушаком, на ногах – туфли без задников, с загнутыми кверху носками. «Чего изволишь, хозяин? Я выполню все твои желания. Я – раб лампы Аладдина!» – скажет он.
Облако превратилось в сотню маленьких шариков, которыми ловко жонглировал человечек небольшого роста. Одет он был в черный кургузый пиджачок, из-под которого выглядывала рубашка с плоеным, будто у клоуна, воротником. Полосатые штаны были коротковаты. Огромные ботинки по размеру подошли бы великану. Лицо у человечка было разрисовано очень странно. Вокруг рта – белый овал, на щеках – красные круги, а нос – тоже красный – почему-то держался на резиночке.
– Ты кто? – пролепетал сбитый с толку Тентогль.
– Ах да, забыл представиться, – спохватился клоун. – Я – раб лампы Насреддина!
Она вытянулась, из маленькой девочки превратившись в тонконогого, нескладного подростка. Недавно принцесса Полухайкина отпраздновала свое пятнадцатилетие, но праздник девочку не порадовал. Она тосковала по Аполлоше. Десять лет прошло с их отъезда. И Брунгильда Непобедимая, и все остальные правители Иномирья искали башню, но та словно растворилась в тумане. Словно и не существовала вовсе.
Не желая расстраивать родителей, девочка делала вид, что ей интересны подарки, что ей очень нравится первое взрослое платье – длинное, со шлейфом. Она даже надела корону, а косы – теперь длинные, до пояса – расплела, позволив волосам свободно струиться по спине.
Сегодня Мексика была одета в обычное платье – коричневое, чуть ниже колен. В длинном платье неудобно скакать на коне. Мексика и Тыгдынский конь возвращались из Зачарованного леса после безуспешных поисков башни отшельника Амината.
Стук копыт не нарушал спокойствия летнего дня. Жужжали пчелы, облетая цветы по обочинам дороги, шелестел теплый ветерок в листве деревьев. Пушистые белые облака закрывали солнце, давая земле прохладу и обещая дождь. Удивительный, мирный день дышал красотой и покоем. Но Мексика этого не замечала – она давно забыла, что такое радость. И мир для нее стал серым и тоскливым – без Аполлоши.
– Далеко-далеко, в стране краснокожих людей есть племя неудачливых воинов. Народ этот зовется инчучунами, и никакое волшебство не может вернуть им удачу. Они обречены быть несчастными, – в который раз начал рассказывать старую историю Тыгдын.
– Такими, как дядя Бенедикт? – уточнила девочка.
– Нет, – ответил наставник. – Бенедикт попадает в мелкие неприятности, но следствием этих мелочей всегда бывает очень большая удача. А инчучуны потеряли счастье, потому что не ценили его, пользовались им без меры и всегда были недовольны. И тогда пришел злой бог по имени Шибальба и отнял их счастье. Он наложил страшное проклятие, которое снять может только великий воин Чингачгук, вождь инчучунов.
– Дядя Гуча, – дополнила девочка. Она уже много раз слышала эту историю, но постоянно требовала, чтобы Тыгдын снова и снова рассказывал ее. Тыгдынский конь не отказывал, он лучше всех понимал, что творится с юной принцессой, и знал, что если кому и суждено найти башню отшельника Амината, то только ей.
– Да, Гуча, – Тыгдын кивнул, – и когда он справится с Шибальбой, то сразу же вернется домой.
– С ними что-то случилось, – воскликнула девочка со слезами в голосе, – иначе они были бы дома!
– Возможно, время в стране инчучунов течет по-другому, и там прошло не десять лет, а десять дней или десять месяцев, – предположил конь.
Они уже въехали в город. Народ расходился, уступая дорогу принцессе. Девочка кивала в ответ на поклоны, но не всегда замечала, кто ее приветствует. Ее глаза туманили слезы.
Во дворец заходить она не стала. Там сразу сбежится толпа служанок под руководством заботливой мамочки. Увидев заплаканное лицо дочери, королева Марта всполошится и тут же примется лечить ее от всех болезней, какие только сможет придумать. И Мексика, чтобы избежать этого, пошла в огород. Там, среди капустных кочанов, можно будет побыть одной. Ей это просто необходимо.
Огород был огромен и обещал дать невероятный урожай. Капустные кочаны, занимавшие большую часть участка, поражали своими размерами. Девочку из-за них было не видно. Она немного поплакала, но потом, незаметно для себя, уснула. Разбудил ее голос отца.
– В натуре, или ты мне расскажешь, где искать эту чокнутую башню, или я тебя раздавлю! – бушевал король Полухайкин, нажимая пальцем на грудь Тентогля.
– Не знаю… – блеял Тентогль, пытаясь сдвинуть богатырский палец с груди. Он так и не нашел средства снять заклятие Мексики. Все эти годы злодей просидел в тюрьме под присмотром землеройных гномов, которых король Полухайкин по-прежнему называл кротами.
– Знаешь, гад, нутром чую, знаешь! – рычал Альберт Иванович. Он был настроен решительно. Его любимая дочь страдает, а этот мелкий мошенник скрывает важную информацию!
– Может, и правда не знает, – предположила сердобольная Марта, наблюдавшая за экзекуцией. Она тайком от мужа подкармливала злодея, несмотря на то что спасибо ей пленник так ни разу и не сказал.
– Марточка, шла бы ты во дворец, – попросил Альберт. – Не женское это дело на такие разборки смотреть!
– Меня уже ничем не удивишь, – ответила королева Марта. – А идти в пустой дом не хочется.
Король Полухайкин помрачнел и нахмурился. С тех пор, как из дома исчез смех дочери, он тоже не любил оставаться во дворце.
Когда Аполлоша поехал в гости к бабушке, в далекую страну краснокожих людей, он не успел попрощаться с принцессой Полухайкиной. Мексика сначала терпеливо ждала, уверенно заявляя, что Аполлоша скоро приедет, потом стала грустить, но надежды не теряла. А потом вдруг стала таять так же, как таяла ее надежда. Теперь она была взрослой девушкой, но казалась гораздо старше своих пятнадцати лет. Горе наложило отпечаток на беззаботное прежде лицо. Устав от постоянной заботы матери и отца, она ушла в избушку Гризеллы. Принцесса помогала тем, кто к ней обращался, и многие, знавшие ее раньше, не могли узнать в бледной, молчаливой девушке ту самую веселую хохотушку, что прежде была всеобщей любимицей.
Ее можно было увидеть в самых неожиданных местах – оседлав метлу, такую же, как у Гризеллы, Мексика носилась по небу, отыскивая башню старого отшельника. А когда ей хотелось поговорить об Аполлоше, она отправлялась в путь на Тыгдынском коне. Но метлу всегда брала с собой, зная, что еще одно транспортное средство может пригодиться в любой момент.
Из облака вынырнул ковер-самолет и завис над огородом.
– Полухайкин-ага! – закричал Хасан, не успев приземлиться. – Нашли! Ми нашли!
– Что нашли, водила? – спросил Полухайкин, отвлекаясь от тяжелых дум.
– Башня нашли! Как ты приказала, ми визде смотрел, да! А потом такси-макси пропадать стал, туда летят, обратна – нету! Я умный Хасан! Ковер-самолет взял пустой – и на бермудскую треугольнику запустил. А сам смотрела! Так када ковер залетает, тумана нету и видно – дурной башня стоит!
– А ну спускайся, полетим смотреть! – воскликнул Полухайкин, но Мексика слышала весь разговор. Она оседлала метлу, первой поднялась в воздух и унеслась в том направлении, куда показывал Хасан.
– Стой! – закричал король Полухайкин и вскочил на ковер-самолет, но легкая метла с хрупкой пассажиркой на борту была уже далеко впереди.
Мексика, забыв обо всем, неслась, словно ветер, и первой попала в башню, стремительно влетев в темный зев входа.
Вокруг серых каменных стен заклубился туман, и башня сначала стала едва видимым темным пятном, а потом, когда к ней приблизился Полухайкин на ковре-самолете, пропала вообще, укутавшись туманом.
Но это не могло остановить отца. Король прыгнул в серое марево в надежде хотя бы зацепиться за крышу, если не удастся запрыгнуть в окно под ней.
Когда туман исчез, приземлившийся рядом Хасан не увидел ни башни, ни короля Полухайкина.
Не заметил он и того, как мужичок с ноготок выпутался из длинной бахромы летающего половика и пустился бежать, забавно семеня маленькими ножками. А если бы ошеломленный таксист мог думать о чем-нибудь, кроме разыгравшейся на его глазах трагедии, то он бы услышал тонкий, словно комариный писк, голос злодея.
– Я вам покажу Халяву Наоборот! Я отомщу, всем отомщу! – кричал последний в Иномирье злодей.
Отбежав на два метра, Тентогль утомился. Густая трава казалась ему непроходимыми дебрями. Он запоздало подумал о том, что бежать-то надо было в башню, но что делать теперь, он не знал. И вдруг на глаза ему попал странный предмет – большой желтый диск с чеканным профилем короля Полухайкина. Тентогль вдруг понял, что это золотая монета. Она была такого размера, что положить ее в карман злодей бы не смог. Он лег на сольдик грудью и заплакал от бессилия.
– Я вам покажу! – рыдал он. – Вы еще услышите о Тентогле!
Любопытная сорока, заметив блеск в траве, опустилась рядом. Тентогль кинулся бежать и вдруг провалился в норку, в которую могла бы влезть разве что мышка. Он уже простился с жизнью, но неожиданно для себя упал на что-то мягкое.
Злодей оказался в огромной пещере, застеленной пушистыми коврами. Посреди пещеры лежала старая ржавая лампа. Тентогль, не веря в свою удачу, кинулся к медной лампе и, добежав, принялся лихорадочно тереть тусклый бок.
Из горлышка лампы повалил дым – разноцветный, веселенький. Дым переливался золотым и розовым, красным и синим, зеленым и оранжевым. Все цвета радуги, переливаясь и смешиваясь, мерцали в туманном облаке, что зависло под потолком пещеры.
Тентогль подпрыгивал от нетерпения, ожидая, когда разноцветное облако примет нужную форму. Он точно знал, что будет дальше. Сейчас перед ним появится серьезный мужчина, его лысина будет обмотана чалмой, на теле – восточный халат, перетянутый ярким кушаком, на ногах – туфли без задников, с загнутыми кверху носками. «Чего изволишь, хозяин? Я выполню все твои желания. Я – раб лампы Аладдина!» – скажет он.
Облако превратилось в сотню маленьких шариков, которыми ловко жонглировал человечек небольшого роста. Одет он был в черный кургузый пиджачок, из-под которого выглядывала рубашка с плоеным, будто у клоуна, воротником. Полосатые штаны были коротковаты. Огромные ботинки по размеру подошли бы великану. Лицо у человечка было разрисовано очень странно. Вокруг рта – белый овал, на щеках – красные круги, а нос – тоже красный – почему-то держался на резиночке.
– Ты кто? – пролепетал сбитый с толку Тентогль.
– Ах да, забыл представиться, – спохватился клоун. – Я – раб лампы Насреддина!