Его взгляд прожигал Кристину насквозь.
   — Я… я ведь уже сказала: мне ничего не известно… — после долгой паузы прошептала она.
   Мейсон, конечно, почувствовал, что его противница дрогнула, но ему не верилось, что она так бистро пошла на попятную. Непохоже… Скорее это лишь обходной маневр, для отвода глаз.
   Он вынужден был признать, что недооценил эту женщину. Судя по всему, для нее нет ничего важнее материнства, так что борьба предстоит серьезная…
   По спине Мейсона поползла струйка пота — в доме Крис не было кондиционера, и он вдруг ощутил, что еще немного — и его хватит тепловой удар. Мейсону ужасно хотелось снять пиджак и расстегнуть воротник рубашки, но он боялся, что Кристина сочтет это признаком слабости. Нет уж, дудки! Раз она терпит, то и он вытерпит, не развалится!
   — Если вам недостаточно этого письма, я могу сдать кровь на анализ, чтобы подтвердить свое отцовство, — холодно произнес Мейсон.
   — Да вы хоть десять анализов сдайте, я все равно вам не разрешу… — воскликнула Крис, но почему-то осеклась, не докончив фразы.
   — Интересно, что? Что вы мне не разрешите? — вызывающе усмехнулся Мейсон.
   — Видеться с Кевином, — прошептала она побелевшими губами.
   Мейсон подошел к ней почти вплотную и сказал, тоже понизив голос до шепота:
   — Я не знаю, с чего вы взяли, что у вас есть выбор. Его нет… Не стройте иллюзий.
   — Почему вы пришли именно сегодня? — беспомощно пролепетала Крис. — Зачем? Что вам от меня нужно?
   Мейсон, конечно, не стал ей рассказывать, что он уже несколько раз подъезжал к ее дому в надежде увидеть сына. Хотя адвокат настоятельно советовал не делать этого! А сегодня утром по пути в Кармичел, пригород Сакраменто, на одну из многочисленных строек, которые вела его компания, Мейсон снова его не послушался. Благо крюк был небольшой… А потом увидел, что калитка открыта, и… опомнился только, когда уже очутился в этом доме. Но какой смысл говорить все это женщине, которая его ненавидит?
   — По крайней мере, я хочу принимать участие в воспитании своего сына, — лаконично ответил Мейсон. — Как, впрочем, и любой отец. Это вполне естественно.
   — Нет… — Крис попятилась к стене. — Нет… Этого не будет… Только через мой труп!
   — Хорошо, тогда будем судиться, — пожал плечами Мейсон. — Хотя вы не хуже меня знаете, что проиграете. Я в этом деле пострадавшая сторона. Вы столько лет лишали меня общения с ребенком. Так что смотрите… еще неизвестно, как к этому отнесется суд. Может, вам вообще не позволят видеться с Кевином.
   Чутье подсказывало Мейсону, что пора уходить. А то еще немного — и он сорвется на крик… Нет, пусть лучше она считает его хладнокровным негодяем. Эта тактика неизменно приносила ему успех.
   — Подумайте хорошенько, вам есть что терять… Мой адвокат через пару дней свяжется с вами, — бросил через плечо Мейсон и пошел к двери.
   Но у порога остановился и задал вопрос, который давно был готов слететь у него с языка:
   — Почему у Кевина шрам на животе?
   — Спросите у своего сыщика, — отрезала Крис, поворачиваясь к нему спиной. — Он вам все разузнает и на блюдечке принесет.
   «Господи, да что с ней разговаривать, с этой стервой? От нее слова человеческого не добьешься. Ну, ничего! Я ей покажу, на чьей стороне закон! Мы с Кевином еще наверстаем упущенное», — успокаивал себя Мейсон, шагая к машине, хотя больше всего на свете ему сейчас хотелось еще разок взглянуть на сына, ради рождения которого Диана пожертвовала жизнью.
   Но устраивать сцену здесь и сейчас было не в его интересах.
 
   Крис видела в окно, как Мейеон Уинтер перешел через улицу и сел в желтый пикап, на боку которого красовалась эмблема его фирмы. В считанные минуты — она с Кевином не успела бы за это время обойти вокруг квартала — вся ее жизнь рухнула. Причем не разлетелась на осколки, которые можно с грехом пополам собрать и склеить (как произошло после смерти Дианы), а разбилась вдребезги. И восстановить ничего уже не удастся…
   У Кристины еще теплилась слабая надежда, что Мейсон Уинтер лжет, что это какой-то дьявольски хитроумный план, преследующий целью выудить у нее… но что? Чем она может прельстить такого человека, как он? Ради чего он стал бы городить этот огород?
   Нет, Мейсон явно говорит правду… К тому же — письмо Дианы.
   Господи, что же делать?
   Ужас захлестывал Крис с головой, не давал ей дышать. Нет-нет! Она не отдаст своего мальчика! Где это видано, чтобы мать отдавала сына первому встречному? Мало ли кем человек себя назовет! Да хоть японским императором! Ишь, наглец! Решил, что стоит ему потребовать ребенка — и все кинутся его ублажать. Да с какой стати? Он что, ходил к Кевину в больницу, выхаживал его, утешал, плакал вместе с ним, когда ему было больно?
   Крис не надеялась, что ей удастся найти с Мейсоном общий язык. Нормальный человек не сваливается как снег на голову женщине, которая пять лет воспитывала одна его ребенка, и не принимается прямо с порога грозить ей судом. Так ведет себя только законченный эгоист, который считает ребенка своей собственностью. А от подобных людей лучше держаться подальше.
   Но ведь Мейсон Уинтер от нее не отвяжется…
   В голове Кристины царил полный сумбур.
   Кевин был для нее смыслом жизни, без него она не представляла своего существования. И поэтому лихорадочно пыталась найти выход. Хотя прекрасно знала, что бороться с Мейсоном Уинтером невозможно.
   Не успев приехать в Сакраменто — Мейсон жил там всего четыре года, — он приобрел огромное влияние. «Уинтер Констракшн Компани» не исподволь просочилась в город, а ворвалась туда с шумом и грохотом, в мгновение ока вытеснив все остальные строительные компании из центра на окраины. Никто и опомниться не успел, как Мейсон уже скупил земли на севере штата, и вскоре во всех промышленных зонах как грибы выросли склады с эмблемой его компании.
   Мейсон Уинтер первым понял, что в Сакраменто назревает бум жилищного строительства, и всего через месяц после его появления в городе инвесторам из Лос-Анджелеса и Сан-Франциско начало приходить в голову, что, пожалуй, в Калифорнию до сих пор имеет смысл вкладывать деньги. Так что когда бум разразился, Мейсон Уинтер встретил его во всеоружии. Он до отказа забил рынок стройматериалами, и теперь ему оставалось только пожинать плоды.
   Построенные Мейсоном дома были повсюду: его небоскребы чуть ли не в одночасье и далеко не всегда к лучшему изменили городской ландшафт, а складские помещения из голого бетона наводили уныние своим однообразием.
   Мейсон считался авангардистом и был на ножах со всеми консерваторами. Ходили слухи, будто бы он держит в страхе политиков. Это, скорее всего, было некоторым преувеличением, но на политическую жизнь он безусловно влиял. Ни одна мало-мальски крупная акция без него не обходилась. Его фамилия минимум раз в неделю появлялась в колонке деловых или светских новостей, и, конечно, он считался блестящим женихом. Вот только жениться не спешил.
   Короче говоря, Кристине в нем все не нравилось. Решительно все! Будь ее воля, она бы даже на пять минут не отдала ему Кевина.
   Дождавшись, пока Мейсон доехал до конца квартала и завернул за угол, Кристина вернулась в кухню. С лужайки доносился беспечный смех…
   Все выглядело так обычно, так мирно и безмятежно, что ей на минуту показалось: стоит переступить порог — и наваждение кончится…
   Кристина смотрела на резвившегося Кевина и думала, что он часть ее самой и она не может его разделить ни с кем. Это все равно что отдать кому-то свою руку или ногу.
   И плевать ей, прав Мейсон Уинтер или не прав! Она не отдаст ему ребенка! Кевин — ее сын! Никто больше к нему не подступится.
   Как же, наверное, ненавидела ее мать, если даже из могилы попыталась ей отомстить…
   — Что случилось, Крис? — с явным беспокойством спросила, подойдя к ней, Мэри.
   — Ничего, — солгала Кристина, инстинктивно пытаясь оградить и себя и подругу от тяжелого разговора.
   Но Мэри не первый день знала ее и, естественно, не поверила Крис.
   — Не морочь мне голову. Ты же бледная как смерть. Выкладывай, что стряслось.
   — Потом. Я… я пока не готова. Мне надо подумать…
   Мэри остановилась посередине кухни и пристально посмотрела на Крис.
   — Если хочешь, я заберу ребятишек к себе, Джон дома и с удовольствием ими займется.
   — Нет! — Голос Крис сорвался на крик: — Нет! Не надо Кевину уходить со двора.
   — Ну хорошо, — озадаченно сказала Мэри. — Тогда я позову Джона сюда.
   Не желая пугать подругу, Крис с трудом заставила себя улыбнуться.
   — Не нужно его звать. Тебя послушать — так я совсем плоха, вот-вот концы отдам.
   Но Мэри даже не удосужилась ей ответить.
   Обменявшись с мужем по телефону парой коротких фраз, она повернулась к Крис и заявила тоном, не терпящим возражений:
   — Он сейчас придет.
   Крис прижалась лбом к стеклянной двери и тихо спросила, не отрывая глаз от ребенка, без которого ее жизнь теряла бы всякий смысл:
   — Кто подарил Кевину заводных собачек?
   — Трейси. Мы купили их неделю назад, и бедняжка столько дней терпела — держала язык за зубами. Чуть не лопнула, но все-таки не проговорилась. Больше я так над своей дочерью издеваться не буду.
   — А где ты их достала? — заставила себя поддержать разговор Крис, надеясь, что он отвлечет ее от тревожных мыслей. — Я перед Рождеством весь город объездила — ничего не нашла.
   Мэри собралась было что-то ответить, но тут в дверь постучали, и послышался мужской голос:
   — А вот и я!
   — Мы на кухне, — крикнула Мэри и, схватив Крис за руку, добавила: — Пойдем! Пойдем ко мне и спокойно поговорим. Там нам никто не помешает.
   — Ну хорошо, — поколебавшись, согласилась Крис и попросила вошедшего Джона: — Только не спускай глаз с Кевина. Смотри, чтобы он никуда не убегал.
   — Не беспокойся, все будет в лучшем виде, — бодро заверил ее Джон и деловито поинтересовался: — Когда гости должны разойтись по домам?
   — Это уж ты сам решай, дорогой, — ответила за Кристину Мэри. — Как они осточертеют тебе и друг другу, так пусть и расходятся.
   Джон кивнул и озабоченно поглядел на Кристину.
   — Вид у тебя сейчас — краше в гроб кладут. Ты, Мэри, смотри, не забудь налить подруге чего-нибудь покрепче, а то она никак в себя не придет.
   Дети тут же облепили его, словно мухи: Кевин уселся на одно колено, Трейсй на другое.
   Крис посмотрела на них, и у нее на душе снова кошки заскребли. Господи, почему ее Кевину так не везет в жизни? Мало он настрадался, что ли? Почему судьба не послала ему такого отца, как Джон? Это ведь ужасно несправедливо!

Глава 9

   Высокий вяз, росший во дворе дома Мэри Хендриксон, заслонял своими раскидистыми ветвями гостиную от палящего солнца. Крис облегченно вздохнула, попав после удушливой жары в прохладное, полутемное помещение. Конечно, зализывать раны лучше всего в уютной пещере, но за неимением оной здесь тоже неплохо.
   Мэри без лишних слов принесла с кухни бутылку ликера «Гран Марнье» и две рюмки.
   — На, выпей, — протянула она рюмку подруге. — Можешь ничего не рассказывать, но вообще-то это очень помогает. Мне, по крайней мере, всегда становится легче.
   Крис молча понюхала ароматный апельсиновый ликер. Руки у нее дрожали, и налитый до краев напиток слегка расплескался. Она вдруг почувствовала, что еще секунда — и из глаз ее потекут слезы. Как ликер из рюмки.
   Этого еще не хватало!
   Крис чертыхнулась. Больше всего на свете она ненавидела истеричек.
   — Ну-ну, что ты! — Мэри обхватила ее за талию Ичподвела к дивану. — У тебя такой вид, словно ты потеряла лучшую подругу. Хотя я, между прочим, все еще здесь. Ты не надейся, от меня не так-то легко избавиться. — Мэри старалась говорить шутливо, но по ее лицу было видно, что она встревожена.
   — Ты почти угадала, — вздохнула Кристина, без сил опускаясь на диван, — только я могу потерять не подругу, а сына.
   — Кевина? — ахнула Мэри.
   — Да. Человек, который позвонил тогда в дверь… это был не курьер, а… отец Кевина.
   — Отец? — потрясенно переспросила Мэри. — Но почему? Почему он вдруг решил появиться? После стольких лет?
   Крис облокотилась о стол и подперла руками подбородок.
   — Да я сама не все еще понимаю. Он показал мне письмо сестры. Диана в свое время написала его Уинтеру, но оно попало в его руки совсем недавно. Так что он все эти годы и не подозревал о существовании Кевина.
   — А почему письмо не было отправлено тогда, когда было написано?
   — Наверное, содержание письма не устраивало мою мать. У нее были другие виды.
   — Погоди-погоди… А при чем тут твоя мать?
   — Письмо все время лежало в ее бумагах. — Крис поежилась, словно в комнате вдруг повеяло сквозняком. — Секретарша разбирала старые бумаги и решила, что письмо забыли отправить. Вот уж действительно, оказала услугу!
   Мэри издала тихий стон.
   — Но почему эта дуреха не позвонила тебе? Я думала, вы с адвокатом старинные друзья.
   — Нет, с этим человеком я вообще не знакома. Раньше нашим семейным адвокатом был Пол Майкл, но мать порвала с ним отношения, когда узнала, что он помогал мне найти для Кевина приемных родителей.
   — Нет, Крис, мне все равно непонятно, как письмо оказалось в бумагах твоей матери, — нахмурилась Мэри.
   — Я тоже могу лишь догадываться, но, вероятно, Диана чувствовала себя очень плохо и, не дождавшись меня, вынуждена была отдать письмо маме. А та воспользовалась этим в своих интересах. — Крис вдруг вскочила на ноги и заметалась по комнате. — Да-да! Я уверена, так все и было! Мама очень переживала, потеряв Диану, а тут…
   — А тут появилась возможность хотя бы удержать ее ребенка, — подхватила Мэри. — Единственное, что осталось от любимой дочери.
   — Вот именно! Она ведь понимала, что ей самой Кевина не отдадут.
   — И потому сказала, что Диана перед смертью просила тебя взять Кевина к себе.
   Крис остановилась как вкопанная у стола.
   — Господи, неужели она нарочно… Как же я сразу не сообразила?! Хотя нет, не может быть… — Она смущенно покосилась на подругу. — Знаешь, когда речь заходит о моей матери, я бываю такой подозрительной, даже самой потом стыдно. Представляешь, когда я услышала про это письмо, мне пришло в голову, что она специально хотела в один прекрасный день натравить на меня отца Кевина! Сейчас я, конечно, понимаю, что это бред, но тогда… тогда не сомневалась в своей правоте. Хотя мать не была на такое способна. Не знаю уж, как она относилась ко мне, но Кевина она очень любила.
   — Может, Харриет просто забыла про письмо и потому ничего с ним не сделала? — предположила Мэри.
   — Может быть. А может, у нее рука не поднялась выбросить предсмертное письмо дочери, — терзаясь угрызениями совести, прошептала Кристина.
   — Да, конечно, — кивнула Мэри. — Я вполне допускаю и то, что она собиралась отдать письмо Кевину, когда он подрастет — чтобы мальчик сам разыскал отца, если ему захочется с ним познакомиться.
   Крис задумчиво вздохнула.
   — Может быть. Теперь мы этого уже никогда не узнаем, но я уверена, что у мамы не было коварных замыслов.
   — Может, Мадлен нам что-нибудь расскажет?
   Крис покачала головой.
   — Нет, вряд ли. Мама ни с кем не делилась своими тайнами.
   Аккуратная Мэри заметила на полировке след от рюмки и поспешила стереть его мягкой тряпочкой.
   — А как выглядит… ну, этот… отец? — наконец отважилась она задать вопрос, который уже давно витал в воздухе.
   Крис махнула рукой.
   — И не спрашивай! Самовлюбленный павлин. Такой переедет на дороге собаку и скажет, что не виноват — просто было скользко. Но хоть в тюрьме не сидел — и то слава Богу.
   — А ты откуда знаешь? Ты же его первый раз увидела.
   Морщась от головной боли, Крис потерла затылок и обреченно вздохнула.
   — Я упустила одну очень важную подробность. Отца Кевина зовут Мейсон Уинтер.
   Мэри разинула рот.
   — Как? Мейсон Уинтер? Тот самый? — На ее лице отразилось смятение. — О Господи, Крис… А ведь правда, Кевин на него похож, как две капли воды.
   — Не представляю, что в нем нашла Диана, — продолжала Крис. — Они такие разные. Диана была доброй, чуткой, ни с кем не ссорилась. А этот колючий, резкий, весь словно состоит из острых углов.
   — Ты так говоришь, словно уже успела его изучить, — скептически заметила Мэри.
   — В каком-то смысле да. Его имя стало фигурировать в газетах как раз в то время, когда я еще думала о продвижении по службе и внимательно читала деловые новости, чтобы быть в курсе событий. — Крис обхватила плечи руками, стараясь унять дрожь. — Господи, да я его видеть не могу! Что мне делать, Мэри? Я не могу себе представить, что хоть на минуту смогу отдать ему Кевина. Не то что на выходные!
   Мэри обняла подругу.
   — Может, до этого не дойдет?
   — Дойдет. Суд будет на его стороне, — обреченно махнула рукой Крис. — Газеты будут пестреть заголовками типа «Несчастный отец борется за сына», «Происки коварной бабки», «Украденное детство»… Борцы за права отцов устроят демонстрацию. Да и сам Мейсон, если уж он решил вернуть себе сына, я думаю, пустит в ход все свои связи. Нет, Мэри, мне ни за что не выиграть этот процесс!
   Мэри надолго задумалась. На лице ее отражалась целая гамма чувств. Ошеломление, в которое ее повергла исповедь подруги, сменилось сначала тревогой, потом возмущением, и наконец последовал взрыв.
   — Да, но какая все-таки наглость — явиться без предупреждения и по-хозяйски предъявить свои права на ребенка! Словно ты нянчишься с Кевином за деньги и в любой момент готова от него отказаться. На что он вообще рассчитывал? На то, что ты уступишь ему, извинишься и отойдешь в сторонку? Понятно, что ты так разволновалась.
   — Да я чуть с ума не сошла от страха, — призналась Крис. — Ты только подумай: явиться ко мне в дом без всякого предупреждения и потребовать, чтобы я отдала ему сына!
   — Неужели он не понимает, что для Кевина разлука с тобой будет невыносима?
   — Ему это и в голову не пришло, — уверенно провозгласила Кристина. — По крайней мере, он так себя вел, будто я не живой человек, а какая-то досадная помеха на его пути.
   — Да, похоже, он считает, что его обманом лишили собственности, и для него это самое главное.
   Крис всхлипнула:
   — Что мне делать, Мэри? Я не могу подпустить его к Кевину.
   — Не знаю, Крис, что тебе и посоветовать, — расстроенно покачала головой подруга.
   — Я думала, такое случается только в кино! — негодующе воскликнула Крис. — От этого человека веет ледяным холодом… Вот уж действительно, мистер Уинтер[1]. Вырядился в такую жару, сидит в пиджаке и галстуке. И хоть бы хны!
   — Не понимаю, при чем тут это? — удивилась Мэри. — Какое значение имеет то, в чем он был одет?
   — А я думаю, это ключ к пониманию его характера. Он даже ни капельки не вспотел, хотя в кухне была жуткая жара от включенной духовки. А как он хладнокровно разговаривал! Будто речь шла не о ребенке, о финансовой сделке! Да он вообще не знает, как подступиться к ребенку. Что, скажи на милость, он будет делать, если малыша укусит оса или он занозит палец? Скорее всего он заявит, что Кевин — плакса, и на этом разговор закончится!.. А если Мейсон узнает, что лучший друг Кевина — девочка и они вдвоем увлеченно играют в дочки-матери, я вообще не представляю, что он устроит…
   — Ты расскажешь про Мейсона Кевину? — внезапно оборвала ее Мэри.
   Крис вздрогнула.
   — Нет… Пока, во всяком случае, нет…
   — Что бы ты ни решила, помни: мы с Джоном на твоей стороне, — заверила подругу Мэри.
   Кристина благодарно улыбнулась. Хорошо, когда у тебя есть верные друзья! Но прибегать к их помощи следует только в самом крайнем случае. С Мейсоном Уинтером связываться опасно, так что лучше Хендриксонов в эту историю не впутывать.
 
   Ночью Крис не сомкнула глаз. Она напряженно прислушивалась к шуму машин, хотя понимала, что это глупо, никто не станет красть Кевина. Однако ничего не могла с собой поделать.
   Машины проезжали редко, но и этого было вполне достаточно, чтобы не дать ей уснуть.
   Побродив с полчаса по дому и приняв пару таблеток аспирина от головной боли, Крис взялась за скучный роман, который уже не в первый раз заменял ей снотворное. Однако теперь и это не помогло. В конце концов она отложила книгу в сторону и направилась в спальню Кевина.
   Она любила смотреть на спящего сына, это ей никогда не надоедало. Он чудесным образом изменил ее жизнь, и она не уставала этому изумляться, хотя с момента его рождения прошло уже пять лет. Кристина даже не подозревала, что на свете существует такая любовь. Она любила Кевина беззаветно, радостно, всей душой. Благодаря ему каждый ее день был наполнен великим смыслом.
   Осторожно, чтобы не разбудить мальчика, Крис присела на краешек его кровати и долго сидела, прислушиваясь к его тихому, мерному дыханию. Одно это доставляло ей невыразимую радость, ведь она хорошо помнила, как он не мог дышать самостоятельно и его легкие были подключены к кислородному аппарату. Крис до сих пор с содроганием вспоминала, как, просыпаясь, Кевин начинал кричать, но крики были почти не слышны, потому что трубка, по которой кислород поступал в его организм, давила на голосовые связки. А она, глядя на это, обливалась слезами и, не в силах помочь малышу, с ненавистью смотрела на кислородный аппарат, хотя, конечно, понимала, что без него Кевин бы умер.
   Малыш перенес две операции, и после каждой из них его подключали к аппарату искусственного дыхания. Крис надеялась, что все, что может случиться потом, будет легче перенести — ведь она уже знала, чего ожидать. Но оказалось, никакое знание не может защитить мать от ее переживаний за ребенка. Его боль — это всегда ее собственная боль.
   Крис утешалась лишь тем, что ребенку этот кошмар не запал в память. Кевин был еще слишком мал и напрочь позабыл свое пребывание в клинике, несмотря на то, что его продержали там пять с половиной месяцев. С тех пор беднягу еще трижды госпитализировали, но, слава Богу, он переносил это мужественно.
   Для Кристины же каждое пребывание Кевина в больнице было тяжелейшим испытанием. Вернувшись из Денвера в Сакраменто, она сутками не отходила от младенца и похудела на двадцать фунтов. Медсестры приносили ей поесть, а Джон с Мэри заставили Крис отказаться от комнаты в мотеле, в которую она почти не заглядывала, и пожить у них, пока Мэри не подыщет для нее недорогую квартирку.
   К компании «Вейнсрайт» целых два месяца держали для Крис место и осаждали ее телефонными звонками. Но потом стало ясно, что лечение Кевина затянется надолго, и Кристина уволилась.
   Уход с любимой работы оказался для нее не таким мучительным, как она себе представляла. А если быть откровенной самой с собой, то оно, к ее удивлению, прошло практически незамеченным. Попав в отделение для недоношенных детей, туда, где вопрос жизни и смерти был главным, Крис на многое взглянула другими глазами. Ей стало ясно, что в мире есть вещи, о которых она даже не подозревала. И что карьера — это еще не все в жизни. Никакие торжества, устраивавшиеся по случаю выгодных контрактов, не могли сравниться с радостью, которую она испытала, когда Кевин впервые ей улыбнулся. И самой главной, самой выстраданной ее победой было возвращение с младенцем домой после шестимесячного пребывания в больнице. Харриет и Мадлен навещали малыша регулярно, но задерживались ненадолго — максимум на полчаса. Силы Харриет быстро убывали, однако Кристина была так поглощена малышом, что не замечала ничего вокруг. Лишь перед Днем Благодарения она вдруг спохватилась и, сообразив, что они с матерью не виделись уже целую неделю, позвонила ей домой.
   К телефону подошла Мадлен. Она сказала, что Харриет увезли в больницу с острым приступом. На рентгеновском снимке обнаружилось, что у нее перелом позвоночника. Харриет умоляла Мадлен не рассказывать об этом Кристине. То ли потому, что не хотела ее беспокоить, то ли из вредности. Крис так до конца и не поняла почему, но ей от этого не стало легче.
   Она каждый день навещала мать в больнице, и всякий раз это было для них обеих пыткой. Наконец они пришли к соглашению, что Крис будет приезжать раз в неделю, а в остальные дни ограничится телефонными звонками. Доложив о состоянии Кевина, Крис спешила распрощаться, чтобы, не дай Бог, они с матерью снова не повздорили. А так у них постепенно создавалась иллюзия, будто они ладят между собой.
   Харриет протянула еще два года. Она переезжала из санатория в санаторий, пока у нее не кончились деньги. Характер ее совсем испортился, даже врачам и сиделкам, которые, казалось бы, ко всему привыкли, было неимоверно трудно с ней ладить. Под конец жизни она оттолкнула от себя всех, в том числе и самых близких людей, среди которых была верная Мадлен. Чувствуя, что смерть неумолимо приближается, Харриет выплескивала на окружающих свою бессильную ярость, и от нее все старались держаться подальше.
   Однако на похороны к ней пришло чуть ли не сто человек, Многие с ней в последние годы не общались, боясь нарваться на неприятности, но, когда она умерла, захотели проводить ее в последний путь.
   Почти все свое имущество Харриет завещала единственному внуку, оговорив, правда, что он вступит в полное владение наследством только после тридцати пяти лет, а до этого может пользоваться деньгами исключительно для получения образования. Впрочем, когда копнули поглубже, оказалось, что от довольно приличного состояния осталось долларов семьсот — все остальное ушло на оплату больниц и санаториев. Мадлен же перепали лишь жалкие крохи.