Страница:
Разве это не в обычае Природы разыгрывать моралите специально для вразумления американских инвесторов и политиков? Разве она не предупреждала Цезаря о мартовских идах? И не она ли выпустила на улицы Нью-Йорка молодых людей в до блеска начищенных ботинках, чтобы раздавать подсказки о будущем курсе акций? Не она ли в полный голос поведала о катастрофических итогах похода Наполеона в Россию гитлеровским генералам, когда те пересекали Березину? Кто другой поместил фотографию Безоса на обложку
Time
,когда акции
Amazon
.
com
шли по 100 долл… и бил в колокола в самый разгар американского пузыря посредством восхитительно абсурдных высказываний тех, кто должен был бы разбираться в этих вопросах?
Впрочем, мир и не должен замечать эти слабые проблески будущего. Иначе история была бы столь же скучной и бессмысленной, как пленарные заседания Конгресса. Шалтай-Болтай никогда не спускается со стены тихо и спокойно - он падает!
На самом деле, американский спад может оказаться похуже японского: в отличие от японцев, профинансировавших бум своими личными сбережениями, разгул потребительских расходов в США оплачивали не американцы. Он был оплачен деньгами иностранцев. Иными словами, только доброта иностранцев, пожелавших вложить свои излишние доллары в экономику США, сделала возможным безрассудные траты американских потребителей.
Федеральный резерв встревожился
Замедленный, мягкий спад
5 Сказочная судьба Алана Гринспена
7 июля 2001 г. Федеральный резерв открыл в Чикаго музей. В репортажах рассказывалось об экспозиции, содержащей описание экономических проблем и предлагающей посетителям угадать, что должен делать Федеральный резерв: поднять ставки, понизить их или воздержаться от вмешательства? После чего посетителю объясняли, что сделал в реальной ситуации Алан Гринспен. В массовом сознании искусство управления центральным банком воспринимается как наука. Ответ всегда может быть либо верен, либо ошибочен. Считается, что ответ председателя Федерального резерва Алана Гринспена всегда верен. В наше циничное время он остался одним из немногих, в ком почти никто не сомневается. Он был управляющим самой успешной из известных истории регулируемых денежных систем, самым знаменитым руководителем центрального банка со времен Джона Ло и лучшим государственным служащим со времен Понтия Пилата.
Алан Гринспен родился б марта 1926 г., когда центральный банк США уже прочно встал на ноги. Но Федеральный резерв, как называют этот банк, еще не был тогда той величественной цитаделью, в которую он превратился к концу столетия. Центральный банк в то время был еще незрелым учреждением, неуклюжим, как всякий подросток, и столь же неуверенным в себе. Председатели Федерального резерва еще не были знаменитостями.
Федеральный резерв был создан почти втайне, для выполнения функций центрального банка Америки. Его не назвали «центральным банком», потому что это было бы чересчур. Тогда Америка была более свободной страной, чем сегодня, и штаты все еще делали попытки сохранить остатки своей независимости. Для Конгресса образца 1913 г. центральный банк - это было слишком. Поэтому политики, вряд ли понимавшие, что они делают, проголосовали за создание Федерального резерва, а в результате получили центральный банк.
Прощай, золото
Гринбеки Линкольна
От декаданса к депрессии
Впрочем, мир и не должен замечать эти слабые проблески будущего. Иначе история была бы столь же скучной и бессмысленной, как пленарные заседания Конгресса. Шалтай-Болтай никогда не спускается со стены тихо и спокойно - он падает!
На самом деле, американский спад может оказаться похуже японского: в отличие от японцев, профинансировавших бум своими личными сбережениями, разгул потребительских расходов в США оплачивали не американцы. Он был оплачен деньгами иностранцев. Иными словами, только доброта иностранцев, пожелавших вложить свои излишние доллары в экономику США, сделала возможным безрассудные траты американских потребителей.
Федеральный резерв встревожился
В Федеральном резерве работают тысячи экономистов. Они проводят исследования и пишут отчеты с таким, например, названием: «Нахождение числовых значений высокоагрегированных экономических моделей с использованием path-following-алгоритмов на примере виноделия». Возможно, эти статьи никто никогда не читает (даже их авторы), но та, что появилась на свет весной 2002 г., стала в своем роде бестселлером.
Работа «Предотвращение дефляции: уроки японского опыта 1990-х годов» была опубликована Федеральным резервом в июне 2002 г. Если бы ее опубликовали раньше, скажем, на два-два с половиной года, ее почти наверняка никто бы не заметил, как и все остальные публикации Федерального резерва. Потому что в то время вряд ли кто-нибудь поверил бы в полезность изучения японского опыта. Японцы, заброшенные на другой край планеты, казались безнадежно оторванными от реальности и неспособными что-либо сделать правильно. Америка же пи в чем не могла ошибиться. Но ведь чуть ли не главная прелесть этого старого шарика, на котором мы живем, в том, что он вертится.
Пока США наслаждались солнечным бумом, таким ярким, что он сбил с пути истинного целое поколение, в Японии стояла 12-летняя ночь с ее рынком «медведей», рецессиями, банкротствами и дефляцией. Казалось невозможным, чтобы мрачная японская комедия могла однажды быть поставлена в Северной Америке. Но вот… когда индекс Dow опустился ниже отметки 8000 пунктов, WorldCom всплыла кверху брюхом, а безработица выросла… и все это как-то вдруг, неожиданно, то, по словам аналитика рынка облигаций из Credit Swiss First Boston ,«все говорят о публикации Федерального резерва, посвященной дефляции. Вы вдруг замечаете множество людей, толкующих о Японии, и начинаете сопоставлять» 59.
В конце 2002 г. Алан Гринспен все еще был героем. А Ясуси Миэно 60, напротив, стал даже не злодеем, а хуже - просто никем. Теперь он стал всего лишь еще одним руководителем центрального банка, тем, кому не повезло расположиться в главном кресле Банка Японии и обнаружить, что он председательствует в эпоху упадка второй по значению экономики мира, крупнейшего в ее истории. К Гринспену относились как к одному из тех, кто «спас мир» после кризиса 1998 г. А к Миэно - как к тому, кто почти разрушил его; по крайней мере, таково было содержание исследовательского отчета Федерального резерва, и это мнение разделяли многие американские экономисты.
Федеральный резерв был напуган. Падение цен стало для Японии постоянным явлением: островитяне жили в условиях падающих цен с 1996 г. В номинальных ценах Япония в 2002 г. была такой же, как в 1995 г. Поэтому в конце 2002 г. Федеральный резерв запустил PR-проект, чтобы убедить мир в невозможности дефляции в США: Федеральный резерв скорее разрушит денежную систему, чем допустит стабилизацию цен.
Дефляция в Америке «маловероятна», заявил Москоу, один из управляющих Федерального резерва. Риск этого «крайне мал», добавил другой управляющий Бенджамин Бернанке. «Чрезвычайно отдаленная перспектива», - дал свою оценку председатель Совета управляющих Алан Гринспен.
Затем Бернанке, похоже, пригрозил мировой финансовой системе: «У нас есть технология под названием печатный станок».
Несмотря на заверения в том, что дефляция не составляет проблемы, в конце 2002 г. Гринспен должен был бы потерять сон из-за мыслей о «превращении в японцев». Ведущие издания активно разрабатывали эту идею, а штатные экономисты Федерального резерва предлагали решения. Гринспен должен был задаться вопросом: что случилось с Миэно? Риск дефляции оказался не «чрезвычайно отдаленным», а, напротив, чрезвычайно близким. Уже 60 лет рост цен не был таким медленным, как сегодня, а цены на промышленные товары явно падали. Цены продолжали расти только на услуги и энергию. Управляющие Федерального резерва не могли об этом не знать и потому не могли оставаться равнодушными, напротив, постепенно их охватывал испуг.
К концу 2002 г. из Японии стали приходить все более скверные новости. Все экономические показатели говорили об одном: даже после 12-летнего спада ВВП Японии в текущих ценах во II квартале 2001 г. упал на 10% в годовом исчислении, и это при том, что ключевая ставка процента равнялась лишь 0,001%.
Работа «Предотвращение дефляции: уроки японского опыта 1990-х годов» была опубликована Федеральным резервом в июне 2002 г. Если бы ее опубликовали раньше, скажем, на два-два с половиной года, ее почти наверняка никто бы не заметил, как и все остальные публикации Федерального резерва. Потому что в то время вряд ли кто-нибудь поверил бы в полезность изучения японского опыта. Японцы, заброшенные на другой край планеты, казались безнадежно оторванными от реальности и неспособными что-либо сделать правильно. Америка же пи в чем не могла ошибиться. Но ведь чуть ли не главная прелесть этого старого шарика, на котором мы живем, в том, что он вертится.
Пока США наслаждались солнечным бумом, таким ярким, что он сбил с пути истинного целое поколение, в Японии стояла 12-летняя ночь с ее рынком «медведей», рецессиями, банкротствами и дефляцией. Казалось невозможным, чтобы мрачная японская комедия могла однажды быть поставлена в Северной Америке. Но вот… когда индекс Dow опустился ниже отметки 8000 пунктов, WorldCom всплыла кверху брюхом, а безработица выросла… и все это как-то вдруг, неожиданно, то, по словам аналитика рынка облигаций из Credit Swiss First Boston ,«все говорят о публикации Федерального резерва, посвященной дефляции. Вы вдруг замечаете множество людей, толкующих о Японии, и начинаете сопоставлять» 59.
В конце 2002 г. Алан Гринспен все еще был героем. А Ясуси Миэно 60, напротив, стал даже не злодеем, а хуже - просто никем. Теперь он стал всего лишь еще одним руководителем центрального банка, тем, кому не повезло расположиться в главном кресле Банка Японии и обнаружить, что он председательствует в эпоху упадка второй по значению экономики мира, крупнейшего в ее истории. К Гринспену относились как к одному из тех, кто «спас мир» после кризиса 1998 г. А к Миэно - как к тому, кто почти разрушил его; по крайней мере, таково было содержание исследовательского отчета Федерального резерва, и это мнение разделяли многие американские экономисты.
Федеральный резерв был напуган. Падение цен стало для Японии постоянным явлением: островитяне жили в условиях падающих цен с 1996 г. В номинальных ценах Япония в 2002 г. была такой же, как в 1995 г. Поэтому в конце 2002 г. Федеральный резерв запустил PR-проект, чтобы убедить мир в невозможности дефляции в США: Федеральный резерв скорее разрушит денежную систему, чем допустит стабилизацию цен.
Дефляция в Америке «маловероятна», заявил Москоу, один из управляющих Федерального резерва. Риск этого «крайне мал», добавил другой управляющий Бенджамин Бернанке. «Чрезвычайно отдаленная перспектива», - дал свою оценку председатель Совета управляющих Алан Гринспен.
Затем Бернанке, похоже, пригрозил мировой финансовой системе: «У нас есть технология под названием печатный станок».
Несмотря на заверения в том, что дефляция не составляет проблемы, в конце 2002 г. Гринспен должен был бы потерять сон из-за мыслей о «превращении в японцев». Ведущие издания активно разрабатывали эту идею, а штатные экономисты Федерального резерва предлагали решения. Гринспен должен был задаться вопросом: что случилось с Миэно? Риск дефляции оказался не «чрезвычайно отдаленным», а, напротив, чрезвычайно близким. Уже 60 лет рост цен не был таким медленным, как сегодня, а цены на промышленные товары явно падали. Цены продолжали расти только на услуги и энергию. Управляющие Федерального резерва не могли об этом не знать и потому не могли оставаться равнодушными, напротив, постепенно их охватывал испуг.
К концу 2002 г. из Японии стали приходить все более скверные новости. Все экономические показатели говорили об одном: даже после 12-летнего спада ВВП Японии в текущих ценах во II квартале 2001 г. упал на 10% в годовом исчислении, и это при том, что ключевая ставка процента равнялась лишь 0,001%.
Замедленный, мягкий спад
Кристофер Вуд в своей книге 1992 г. «Экономика «мыльного пузыря»
(
The
Bubble
Economy
)говорит о сходстве между Японией и Америкой, но сегодня аналогия должна бы быть обратной:
Японские акции вернулись к уровню 1984 г. - через 17 лет. В Америке пузырь начал надуваться в 1995 г.
Если Соединенным Штатам суждено повторить опыт Японии, курс акций вернется к уровню 1995 г., когда индекс Dow был ниже 4000, в 2012 г., т.е. почти в тот самый момент, когда поколение бэби-бумеров будет особенно нуждаться в деньгах.
Природа в своей мудрости и Господь в своем милосердии всегда дают людям то, что те заслуживают, а не то, чего они ждут. Любовь моя, добро пожаловать в Хиросиму.
Как и в Америке, в Японии есть своеобразная проблема морального риска. Подавляющее большинство тех, кто работает в японской торговле и финансах, включая большинство иностранцев, до сих пор привержено идее, что Japan Inc . никогда не даст обанкротиться своим финансовым учреждениям, что все кредиты будут погашены, а все депозиты - в полной безопасности. [Как и в Америке с ее системой федерального страхования, эта вера в системные гарантии для всех видов кредитного риска усиливала раздувание спекулятивного пузыря. | Это же увеличивает риск большого разочарования или чего-то более худшего, если это широко разделяемое убеждение будет подорвано. Потому что в обществе, основанном на всеобщем согласии, чем дольше игнорируется реальность, тем больше потенциал панической реакции, когда все вдруг осознают происходящее. Вероятность экстремального результата нельзя исключить полностью, потому что в последние годы уровень спекуляций был настолько экстремален, что последствия мягкими мерами не поправить.Вуд был одновременно и прав, и не прав. Депозиты не были в полной безопасности. Финансовым учреждениям в конце концов позволили обанкротиться. Не все кредиты оказались надежными. Но Япония не впала в панику. В ее системе коллективного капитализма каждый имеет такую долю во всем, что никто не пожелал высвободить силы созидательного разрушения. Банки, правительство, рабочие, средства массовой информации - все те, кто неустанным трудом созидал Japan Inc .,теперь выступают за предотвращение быстрого исправления ошибок. Благодаря их усилиям Япония пребывает в состоянии замедленного, долгого спада, начавшегося в январе 1990 г. и продолжающегося поныне.
«Во всем, что создал Бог, есть некий изъян, - объясняет Эмерсон в эссе «Воздаяние» ( Compensation ). - Может показаться, всегда наличествует эта мстительность, настигающая не подозревающих о ней, даже в вольной поэзии, в которой воображение попыталось устроить необузданный праздник и отринуть прочь древние законы - этот ответный удар, эту отдачу после выстрела, свидетельствующие, что закон неотвратим, что в природе ничто не даром, что все имеет цену».Судный день неотвратим; он может длиться 24 часа или 24 года. «Большим рынкам "медведей" нужно время, - говорит Джереми Грэнтам о финансовых рынках США. - В 1929 г. у нас начался 17-летний рынок "медведей", который сменился 20-летним рынком "быков", за которым в 1965 г. последовал 17-летний рынок "медведей", а потом 18-летний рынок "быков". Можно ли поверить в то, что сегодня нас ждет одногодичный рынок "медведей"? Выглядит не слишком симметрично. Коррекция займет многие годы».
Японские акции вернулись к уровню 1984 г. - через 17 лет. В Америке пузырь начал надуваться в 1995 г.
Если Соединенным Штатам суждено повторить опыт Японии, курс акций вернется к уровню 1995 г., когда индекс Dow был ниже 4000, в 2012 г., т.е. почти в тот самый момент, когда поколение бэби-бумеров будет особенно нуждаться в деньгах.
Природа в своей мудрости и Господь в своем милосердии всегда дают людям то, что те заслуживают, а не то, чего они ждут. Любовь моя, добро пожаловать в Хиросиму.
5 Сказочная судьба Алана Гринспена
Нам известно, что золото, которое дьявол дает своим избранникам, после его ухода превращается в экскременты.
Зигмунд Фрейд
7 июля 2001 г. Федеральный резерв открыл в Чикаго музей. В репортажах рассказывалось об экспозиции, содержащей описание экономических проблем и предлагающей посетителям угадать, что должен делать Федеральный резерв: поднять ставки, понизить их или воздержаться от вмешательства? После чего посетителю объясняли, что сделал в реальной ситуации Алан Гринспен. В массовом сознании искусство управления центральным банком воспринимается как наука. Ответ всегда может быть либо верен, либо ошибочен. Считается, что ответ председателя Федерального резерва Алана Гринспена всегда верен. В наше циничное время он остался одним из немногих, в ком почти никто не сомневается. Он был управляющим самой успешной из известных истории регулируемых денежных систем, самым знаменитым руководителем центрального банка со времен Джона Ло и лучшим государственным служащим со времен Понтия Пилата.
Алан Гринспен родился б марта 1926 г., когда центральный банк США уже прочно встал на ноги. Но Федеральный резерв, как называют этот банк, еще не был тогда той величественной цитаделью, в которую он превратился к концу столетия. Центральный банк в то время был еще незрелым учреждением, неуклюжим, как всякий подросток, и столь же неуверенным в себе. Председатели Федерального резерва еще не были знаменитостями.
Федеральный резерв был создан почти втайне, для выполнения функций центрального банка Америки. Его не назвали «центральным банком», потому что это было бы чересчур. Тогда Америка была более свободной страной, чем сегодня, и штаты все еще делали попытки сохранить остатки своей независимости. Для Конгресса образца 1913 г. центральный банк - это было слишком. Поэтому политики, вряд ли понимавшие, что они делают, проголосовали за создание Федерального резерва, а в результате получили центральный банк.
Прощай, золото
К моменту создания Федерального резерва США являлись частью валютной системы, утвердившейся в 1880 г.: «полноценного» международного золотого стандарта, при котором национальные валюты свободно обменивались на золото. Но закон о Федеральном резерве открыто поставил перед новой организацией задачу: «обеспечить эластичность денег». Полное название закона звучит следующим образом: «Закон о создании Федеральных резервных банков для обеспечения эластичности денег, для налаживания системы переучета векселей, для организации более эффективного надзора за банковским делом в США и для иных целей». Возможно, что законодателей особенно прельстили «иные цели»: немного даровых денег перед выборами никак не помешают.
Полноценный золотой стандарт, вместе с хорошими манерами и архитектурой, пал в окопах Первой мировой войны. Под давлением военных расходов Британия не выдержала, и система рассыпалась. «Закон приняли не раньше, чем перестали существовать условия, в прежнее время принимавшиеся как данность, - пишут Милтон Фрид-мен и Анна Шварц в «Истории денежного обращения в США». - Еще прежде, чем Федеральная резервная система начала функционировать, разразилась Первая мировая война. Воюющие стороны очень скоро отказались от золотого стандарта, и поток золота направился в США в качестве платы за снабжение союзников».
Фридмен и Шварц дают описание системы, служителем которой через 72 года стал Алан Гринспен: «Место квазиавтоматической дисциплины золотого стандарта неизбежно заняли произвольные решения группы людей».
Создание Федерального резерва представляло собой разрыв с традициями предыдущего столетия, когда все держалось на золоте. Люди XIX столетия не забывали уроков XVIII столетия: Миссисип-ский проект Джона Ло, пузырь Южных морей, пузырь Ост-Индской компании, ассигнаты Французской революции, а также различные «мыльные пузыри» с недвижимостью и каналами в Британии. Они не доверяли бумажным деньгам, настаивали на золотом обеспечении и почти целое столетие наслаждались финансовой стабильностью.
Первая мировая война не окончательно вывела золото из игры. В межвоенные годы возникла система золотовалютного стандарта, при котором бумажные деньги все еще были привязаны к цене золота. Но время от времени связи эти слабели и рвались. Межвоенный стандарт существовал до конца Второй мировой войны, когда его сменила Бреттон-Вудская система, в которой уже не отдельные граждане, а только правительства сохраняли право обменивать свои бумажные деньги на золото. Им достаточно было просто обратиться в «золотое окно» центрального банка и потребовать золото вместо имевшихся у них бумажных денег.
Бреттон-Вудское соглашение было аннулировано 15 августа 1971 г., когда Ричард Никсон заметил, что очередь к «золотому окну» все растет и растет. Иностранцы окончательно утратили доверие к доллару и хотели только золота. Показалось, что для решения проблемы проще всего оказалось закрыть золотое окно и, таким образом, расстаться с Бреттон-Вудской системой.
Все было, разумеется, не так просто. Лишившись возможности обменивать свои бумажные доллары на золото, иностранцы начали продавать их на открытом рынке, так что курс пошел вниз. Дешевые доллары сделали импорт более дорогим. Когда владельцы долларов, американцы и иностранцы, бросились избавляться от быстро обесценивающихся денег, инфляция потребительских цен в США ускорилась. Потери коснулись всех, кто имел сбережения или получал постоянный доход в долларах.
Это был грабеж, но кто это заметил? Большинство людей не беспокоятся о том, чтобы думать, и не думают о том, чтобы обеспокоиться. С тех пор, как в июле 1896 г. Уильям Дженнингс Брайан произнес знаменитую речь «Золотой крест», американцы ни разу не выходили на улицы из-за денежных проблем. Брайан сожалел о том, что «твердые деньги» (или деньги, обеспеченные золотом) не открывают перед фермерами и рабочими легких путей избавления от долгов. Бедолагам приходится их выплачивать!
Денежная система, установившаяся после краха Бреттон-Вудского режима, понравилась бы Брайану, потому что там не осталось и следа золота. Начиная с 1971 г. и до наших дней правительства были вольны обесценивать деньги, как им заблагорассудится. Это была международная система управляемых валют, в которой обеспеченность золотом была мало того, что не нужна, но еще и активно преследовалась Международным валютным фондом, потому что она-де снижала способность государств гибко реагировать на возникающие экономические проблемы.
Но на протяжении тысячелетий золото проявило себя как надежная основа денежных систем: золотые византийские монеты, например, не выходили из обращения в течение восьми столетий - их ценность оставалась стабильной, в то время как короли и империи появлялись и уходили в небытие. Причины выбора золота очевидны: его редкость, ковкость, легкость в перемещении. Земля отдает свое золото понемногу и неохотно, тогда как бумагу вывозят с заводов грузовиками, и она легко вспыхивает, сгорая так же быстро, как нажитое состояние. Каждая унция золота, добытая со времен Креза, полностью сохранила свою ценность и полезность до того самого дня, когда родился Алан Гринспен.
Бумажные деньги, напротив, служат недолго. Коллекционеры могли бы увешать все стены образцами вышедших из обращения бумажных денег. Рано или поздно любые бумажные деньги выходят из обращения. В истории нет примеров обратного. Но когда родился Алан Гринспен, золото все еще было важным элементом денежной системы. В тот день унцию золота можно было купить за 20,63 долл. Двенадцатью годами ранее ту же унцию можно было купить менее чем за 19 долл., и такой была цена золота на протяжении почти 200 лет. Доллар так долго был привязан к золоту, что вряд ли был смысл справляться о цене. И в 1926 г., через 13 лет после создания Федерального резерва, которому было вменено в обязанность поддерживать курс доллара, можно ли было усомниться в том, что доллар останется сильным?
Полноценный золотой стандарт, вместе с хорошими манерами и архитектурой, пал в окопах Первой мировой войны. Под давлением военных расходов Британия не выдержала, и система рассыпалась. «Закон приняли не раньше, чем перестали существовать условия, в прежнее время принимавшиеся как данность, - пишут Милтон Фрид-мен и Анна Шварц в «Истории денежного обращения в США». - Еще прежде, чем Федеральная резервная система начала функционировать, разразилась Первая мировая война. Воюющие стороны очень скоро отказались от золотого стандарта, и поток золота направился в США в качестве платы за снабжение союзников».
Фридмен и Шварц дают описание системы, служителем которой через 72 года стал Алан Гринспен: «Место квазиавтоматической дисциплины золотого стандарта неизбежно заняли произвольные решения группы людей».
Создание Федерального резерва представляло собой разрыв с традициями предыдущего столетия, когда все держалось на золоте. Люди XIX столетия не забывали уроков XVIII столетия: Миссисип-ский проект Джона Ло, пузырь Южных морей, пузырь Ост-Индской компании, ассигнаты Французской революции, а также различные «мыльные пузыри» с недвижимостью и каналами в Британии. Они не доверяли бумажным деньгам, настаивали на золотом обеспечении и почти целое столетие наслаждались финансовой стабильностью.
Первая мировая война не окончательно вывела золото из игры. В межвоенные годы возникла система золотовалютного стандарта, при котором бумажные деньги все еще были привязаны к цене золота. Но время от времени связи эти слабели и рвались. Межвоенный стандарт существовал до конца Второй мировой войны, когда его сменила Бреттон-Вудская система, в которой уже не отдельные граждане, а только правительства сохраняли право обменивать свои бумажные деньги на золото. Им достаточно было просто обратиться в «золотое окно» центрального банка и потребовать золото вместо имевшихся у них бумажных денег.
Бреттон-Вудское соглашение было аннулировано 15 августа 1971 г., когда Ричард Никсон заметил, что очередь к «золотому окну» все растет и растет. Иностранцы окончательно утратили доверие к доллару и хотели только золота. Показалось, что для решения проблемы проще всего оказалось закрыть золотое окно и, таким образом, расстаться с Бреттон-Вудской системой.
Все было, разумеется, не так просто. Лишившись возможности обменивать свои бумажные доллары на золото, иностранцы начали продавать их на открытом рынке, так что курс пошел вниз. Дешевые доллары сделали импорт более дорогим. Когда владельцы долларов, американцы и иностранцы, бросились избавляться от быстро обесценивающихся денег, инфляция потребительских цен в США ускорилась. Потери коснулись всех, кто имел сбережения или получал постоянный доход в долларах.
Это был грабеж, но кто это заметил? Большинство людей не беспокоятся о том, чтобы думать, и не думают о том, чтобы обеспокоиться. С тех пор, как в июле 1896 г. Уильям Дженнингс Брайан произнес знаменитую речь «Золотой крест», американцы ни разу не выходили на улицы из-за денежных проблем. Брайан сожалел о том, что «твердые деньги» (или деньги, обеспеченные золотом) не открывают перед фермерами и рабочими легких путей избавления от долгов. Бедолагам приходится их выплачивать!
Денежная система, установившаяся после краха Бреттон-Вудского режима, понравилась бы Брайану, потому что там не осталось и следа золота. Начиная с 1971 г. и до наших дней правительства были вольны обесценивать деньги, как им заблагорассудится. Это была международная система управляемых валют, в которой обеспеченность золотом была мало того, что не нужна, но еще и активно преследовалась Международным валютным фондом, потому что она-де снижала способность государств гибко реагировать на возникающие экономические проблемы.
Но на протяжении тысячелетий золото проявило себя как надежная основа денежных систем: золотые византийские монеты, например, не выходили из обращения в течение восьми столетий - их ценность оставалась стабильной, в то время как короли и империи появлялись и уходили в небытие. Причины выбора золота очевидны: его редкость, ковкость, легкость в перемещении. Земля отдает свое золото понемногу и неохотно, тогда как бумагу вывозят с заводов грузовиками, и она легко вспыхивает, сгорая так же быстро, как нажитое состояние. Каждая унция золота, добытая со времен Креза, полностью сохранила свою ценность и полезность до того самого дня, когда родился Алан Гринспен.
Бумажные деньги, напротив, служат недолго. Коллекционеры могли бы увешать все стены образцами вышедших из обращения бумажных денег. Рано или поздно любые бумажные деньги выходят из обращения. В истории нет примеров обратного. Но когда родился Алан Гринспен, золото все еще было важным элементом денежной системы. В тот день унцию золота можно было купить за 20,63 долл. Двенадцатью годами ранее ту же унцию можно было купить менее чем за 19 долл., и такой была цена золота на протяжении почти 200 лет. Доллар так долго был привязан к золоту, что вряд ли был смысл справляться о цене. И в 1926 г., через 13 лет после создания Федерального резерва, которому было вменено в обязанность поддерживать курс доллара, можно ли было усомниться в том, что доллар останется сильным?
Гринбеки Линкольна
Первое появление центрального банка в Америке пришлось на 1860-е годы. До Гражданской войны люди могли выбирать, какими банкнотами пользоваться. В Америке свободно ходили монеты Британии и других суверенных государств, и каждый был волен ими пользоваться.
В то время в стране не было государственного банка. Закон признавал только одно средство платежа - золотые и серебряные монеты. Денежная масса страны состояла большей частью из банкнот, обеспеченных звонкой монетой. Хождение бумажных денег, таким образом, регулировалось законами конкуренции.
Но к 1862 г. правительство Линкольна подсчитало расходы на убийство южан, и получилось больше, чем соглашались дать банкиры северян. И без того зажатый в тиски финансовых проблем, Линкольн решил пойти знакомым путем. В начале 1862 г. был принят закон об узаконенном платежном средстве, разрешивший федеральному правительству выпускать бумажные деньги. Гринбеки Линкольна не имели другого обеспечения, кроме обещаний правительства. Новые деньги выпускались непосредственно правительством и являлись узаконенным платежным средством по всем обязательствам, кроме таможенных пошлин и процентов по казначейским облигациям.
Недовольный законом сенатор Чарльз Сампер размышлял, действительно ли было необходимо «запятнать наше достоинство [неразменными бумажными деньгами] - обесчестить себя явным отказом от выплаты долгов?… Горько - очень горько - думать, что такую страну, такую сильную, такую богатую и столь горячо любимую заставят принять эту морально сомнительную политику» 61.
Гринбеки Линкольна до сих пор с нами. Только считанные единицы экономистов, конспирологов и эксцентричных комментаторов с подозрением относятся к этим деньгам и к тем, кто ими управляет. Иными словами, они имеют репутацию, какая бывает только у живых героев войны и мертвых рок-звезд. Но всё, чем можно управлять, обречено стать жертвой плохого управления… но крайней мере, такова наша гипотеза.
Нам трудно это представить, но когда-то у денег не было централизованного управления. Специалисты по истории экономики - приверженцы веры в неумолимую поступь прогресса - описывают период до Гражданской войны как время частых кризисов, нестабильности и банковских крахов. Поэтому введенная Линкольном централизация денежного хозяйства и даже его необеспеченные бумажные деньги многим представляются улучшением.
Но некоторые историки считают, что в предыдущий период - в эпоху Джэксона - у Соединенных Штатов была такая стабильная денежная система, какой впоследствии у них никогда не было. «Разговоры о разгуле жульничества, неплатежей и спекуляций "диких банков" крайне преувеличены, - пишет Генри Роджерс Хаммел в книге «Освобождение рабов, порабощение свободных» ( Emancipating Slaves , Enslaving Free Men ). -Если пересчитать суммарные потери владельцев банкнот за весь период, предшествовавший Гражданской войне, во всех штатах, принявших законы о свободе банковского дела, они будут меньше потерь одного года при 2%-ной инфляции в пересчете на масштабы хозяйства 1860-х годов» 62.
Денежные власти 1863 г. очень быстро приобрели плохие привычки. В их распоряжении были печатные станки. В северных штатах объем денег в обращении быстро удвоился. Уже к следующему году курс гринбеков упал до 35 центов золотом. Пытаясь защититься, люди избавлялись от бумажных денег и накапливали золотые и серебряные монеты. Очень скоро частная чеканка монет была объявлена незаконной. А Конгресс попытался «запретить торговые договоры с обязательством оплаты в золоте». Однако в те дни гринбеки не пользовались таким всеобщим доверием, как сегодня. Правительство Линкольна было вынуждено отступить: иностранные государства настаивали на золотом обеспечении денег.
В конце XIX в. созданный Линкольном аппарат централизованного управления деньгами был по большей части демонтирован. Но опасные идеи не удержать под спудом. В 1913 г. была создана Федеральная резервная система, после того как банковская паника 1907 г. убедила банкиров, что банковский картель можно обрядить в мантию филантропии, и они протащили эту идею через Конгресс 63.
Первоначально Федеральный резерв представляла собой преимущественно децентрализованную резервную систему с 12 окружными банками. Однако с вступлением США в Первую мировую войну все изменилось. Федеральный резерв был главным финансистом этой войны и накопил огромный пакет краткосрочных государственных облигаций. Не желая после окончания войны расставаться с ролью главного финансиста, Федеральный резерв продолжил политику инфляции денег и стал центральным игроком короткой и глубокой рецессии 1920-1921 гг. В 1920-е годы Федеральный резерв, направляемый Бенджамином Стронгом, тогдашним главой Федерального резервного банка Нью-Йорка, буквально «шел на всё» (по выражению Уильяма Андерсона) в попытке поддержать британский фунт. «Идти на всё» - это привычный стиль Федерального резерва.
В то время в стране не было государственного банка. Закон признавал только одно средство платежа - золотые и серебряные монеты. Денежная масса страны состояла большей частью из банкнот, обеспеченных звонкой монетой. Хождение бумажных денег, таким образом, регулировалось законами конкуренции.
Но к 1862 г. правительство Линкольна подсчитало расходы на убийство южан, и получилось больше, чем соглашались дать банкиры северян. И без того зажатый в тиски финансовых проблем, Линкольн решил пойти знакомым путем. В начале 1862 г. был принят закон об узаконенном платежном средстве, разрешивший федеральному правительству выпускать бумажные деньги. Гринбеки Линкольна не имели другого обеспечения, кроме обещаний правительства. Новые деньги выпускались непосредственно правительством и являлись узаконенным платежным средством по всем обязательствам, кроме таможенных пошлин и процентов по казначейским облигациям.
Недовольный законом сенатор Чарльз Сампер размышлял, действительно ли было необходимо «запятнать наше достоинство [неразменными бумажными деньгами] - обесчестить себя явным отказом от выплаты долгов?… Горько - очень горько - думать, что такую страну, такую сильную, такую богатую и столь горячо любимую заставят принять эту морально сомнительную политику» 61.
Гринбеки Линкольна до сих пор с нами. Только считанные единицы экономистов, конспирологов и эксцентричных комментаторов с подозрением относятся к этим деньгам и к тем, кто ими управляет. Иными словами, они имеют репутацию, какая бывает только у живых героев войны и мертвых рок-звезд. Но всё, чем можно управлять, обречено стать жертвой плохого управления… но крайней мере, такова наша гипотеза.
Нам трудно это представить, но когда-то у денег не было централизованного управления. Специалисты по истории экономики - приверженцы веры в неумолимую поступь прогресса - описывают период до Гражданской войны как время частых кризисов, нестабильности и банковских крахов. Поэтому введенная Линкольном централизация денежного хозяйства и даже его необеспеченные бумажные деньги многим представляются улучшением.
Но некоторые историки считают, что в предыдущий период - в эпоху Джэксона - у Соединенных Штатов была такая стабильная денежная система, какой впоследствии у них никогда не было. «Разговоры о разгуле жульничества, неплатежей и спекуляций "диких банков" крайне преувеличены, - пишет Генри Роджерс Хаммел в книге «Освобождение рабов, порабощение свободных» ( Emancipating Slaves , Enslaving Free Men ). -Если пересчитать суммарные потери владельцев банкнот за весь период, предшествовавший Гражданской войне, во всех штатах, принявших законы о свободе банковского дела, они будут меньше потерь одного года при 2%-ной инфляции в пересчете на масштабы хозяйства 1860-х годов» 62.
Денежные власти 1863 г. очень быстро приобрели плохие привычки. В их распоряжении были печатные станки. В северных штатах объем денег в обращении быстро удвоился. Уже к следующему году курс гринбеков упал до 35 центов золотом. Пытаясь защититься, люди избавлялись от бумажных денег и накапливали золотые и серебряные монеты. Очень скоро частная чеканка монет была объявлена незаконной. А Конгресс попытался «запретить торговые договоры с обязательством оплаты в золоте». Однако в те дни гринбеки не пользовались таким всеобщим доверием, как сегодня. Правительство Линкольна было вынуждено отступить: иностранные государства настаивали на золотом обеспечении денег.
В конце XIX в. созданный Линкольном аппарат централизованного управления деньгами был по большей части демонтирован. Но опасные идеи не удержать под спудом. В 1913 г. была создана Федеральная резервная система, после того как банковская паника 1907 г. убедила банкиров, что банковский картель можно обрядить в мантию филантропии, и они протащили эту идею через Конгресс 63.
Первоначально Федеральный резерв представляла собой преимущественно децентрализованную резервную систему с 12 окружными банками. Однако с вступлением США в Первую мировую войну все изменилось. Федеральный резерв был главным финансистом этой войны и накопил огромный пакет краткосрочных государственных облигаций. Не желая после окончания войны расставаться с ролью главного финансиста, Федеральный резерв продолжил политику инфляции денег и стал центральным игроком короткой и глубокой рецессии 1920-1921 гг. В 1920-е годы Федеральный резерв, направляемый Бенджамином Стронгом, тогдашним главой Федерального резервного банка Нью-Йорка, буквально «шел на всё» (по выражению Уильяма Андерсона) в попытке поддержать британский фунт. «Идти на всё» - это привычный стиль Федерального резерва.
От декаданса к депрессии
В тот самый год, когда родился Алан Гринспен, Ирвинг Фишер опубликовал известную статью «Статистическая связь между безработицей и изменениями цен»
(
А
Statistical Relationship between Unemployment and Price Changes).В статье было описано то, что позднее стало известно как кривая Филлипса: функция, демонстрирующая, что умеренная инфляция не так уж плоха, поскольку, судя по всему, стимулирует занятость. К тому времени управляющие Федерального резерва уже разгадали ключевую формулу операций центрального банка в XX в.: для разогрева экономики нужно снижать процентные ставки, для охлаждения - повышать. Все верили, что пока инфляция не вышла из-под контроля низкие процентные ставки будут стимулировать здоровый бум.
Через год после рождения Гринспена в истории Федерального резерва случилось поразительное событие, задавшее тон на следующие три четверти столетия.
В июле 1927 г. Огден Миллс, министр финансов США, организовал совещание у себя дома на Лонг-Айленде. Он пригласил самых влиятельных людей в денежном мире той эпохи - руководителей центральных банков Англии, Франции, США и Германии. Присутствовали Бенджамин Стронг из Федерального резерва, Монтегю Норман из Банка Англии и Яльмар Хорас Грили Шахт из Рейхсбанка. Эмиль Моро, глава Банка Франции, ненавидел переезды почти так же сильно, как руководителей центрального банка Англии. Поэтому он прислал в качестве представителя своего подчиненного, Шарля Риста.
Речь шла о золоте. Точнее говоря, проблема заключалась в утечке золота из Англии, причиной чего был установленный Норманом чрезмерно высокий курс фунта стерлингов. После Первой мировой войны Банк Англии установил завышенный курс фунта, чем вызвал наступление экономического кризиса в Британии. Было предложено всем вместе расширить кредит. Стронг был близким другом Нормана; Шахт и Норман также были в дружеских отношениях. Помехой, как и 44 года спустя, был только француз. Франция пригрозила предъявить к погашению имевшиеся у нее фунты и тем самым опустошить английский золотой запас.
Чтобы снять давление с фунта, Стронг решил снизить процентные ставки в США и сделать американское золото доступным для Франции. При этом он жизнерадостно сообщил Ристу, что намерен предложить «стопку виски фондовому рынку» 64. Впоследствии в 1931 г. Адольф Миллер из Совета управляющих Федерального резерва, давая показания перед сенатским комитетом по банкам, сообщил, что этот эпизод представлял собой «самую большую и смелую операцию из всех, когда-либо предпринимавшихся Федеральным резервом, и, по моему мнению, привел к одной из самых дорогостоящих ошибок, когда-либо совершенных им или любой другой банковской системой в последние 75 лет». Экономист из банка J. P . Mor gan вскоре после совещания на Лонг-Айленд заметил: «Монти и Бен посеяли ветер. Полагаю, мы пожнем бурю… Нас ждет мировой кредитный кризис».
Кредитный кризис наступил, но только через два года после вздувания долга. С конца 1924 г. фондовый рынок уже почти удвоился. После конференции на Лонг-Айленде Уолл-стрит за вторую половину 1928 г. подрос еще на 50%. За три месяца перед августом 1929 г. он раздулся еще на 25%.
Через год после рождения Гринспена в истории Федерального резерва случилось поразительное событие, задавшее тон на следующие три четверти столетия.
В июле 1927 г. Огден Миллс, министр финансов США, организовал совещание у себя дома на Лонг-Айленде. Он пригласил самых влиятельных людей в денежном мире той эпохи - руководителей центральных банков Англии, Франции, США и Германии. Присутствовали Бенджамин Стронг из Федерального резерва, Монтегю Норман из Банка Англии и Яльмар Хорас Грили Шахт из Рейхсбанка. Эмиль Моро, глава Банка Франции, ненавидел переезды почти так же сильно, как руководителей центрального банка Англии. Поэтому он прислал в качестве представителя своего подчиненного, Шарля Риста.
Речь шла о золоте. Точнее говоря, проблема заключалась в утечке золота из Англии, причиной чего был установленный Норманом чрезмерно высокий курс фунта стерлингов. После Первой мировой войны Банк Англии установил завышенный курс фунта, чем вызвал наступление экономического кризиса в Британии. Было предложено всем вместе расширить кредит. Стронг был близким другом Нормана; Шахт и Норман также были в дружеских отношениях. Помехой, как и 44 года спустя, был только француз. Франция пригрозила предъявить к погашению имевшиеся у нее фунты и тем самым опустошить английский золотой запас.
Чтобы снять давление с фунта, Стронг решил снизить процентные ставки в США и сделать американское золото доступным для Франции. При этом он жизнерадостно сообщил Ристу, что намерен предложить «стопку виски фондовому рынку» 64. Впоследствии в 1931 г. Адольф Миллер из Совета управляющих Федерального резерва, давая показания перед сенатским комитетом по банкам, сообщил, что этот эпизод представлял собой «самую большую и смелую операцию из всех, когда-либо предпринимавшихся Федеральным резервом, и, по моему мнению, привел к одной из самых дорогостоящих ошибок, когда-либо совершенных им или любой другой банковской системой в последние 75 лет». Экономист из банка J. P . Mor gan вскоре после совещания на Лонг-Айленд заметил: «Монти и Бен посеяли ветер. Полагаю, мы пожнем бурю… Нас ждет мировой кредитный кризис».
Кредитный кризис наступил, но только через два года после вздувания долга. С конца 1924 г. фондовый рынок уже почти удвоился. После конференции на Лонг-Айленде Уолл-стрит за вторую половину 1928 г. подрос еще на 50%. За три месяца перед августом 1929 г. он раздулся еще на 25%.