Страница:
Зарубежные и многие авторитетные российские историки считают, что Сталин, начиная, по крайней мере, с весны 1941 года, окончательно настроился на упреждающий удар по Германии. Более того, в самых последних публикациях в России по истории Второй мировой войны приводятся довольно убедительные обоснования на тот счет, что «идея упреждающего удара против Германии была единственно реальной и вполне правомерной». И еще более определенно: «Упреждающий удар спас бы миллионы жизней и, возможно, привел бы намного раньше к тем же политическим результатам, которым страна, разоренная, голодная, холодная, потерявшая цвет нации, пришла в 1945 году, воздвигнув Знамя Победы над Рейхстагом». Чтобы уж не было никаких сомнений на сей счет, делается окончательный вывод: «И то, что такой удар нанесен не был, что наступательная доктрина, тщательно разработанная в Генеральном штабе Красной Армии и начавшая осуществляться в мае—июне 1941 года не была реализована, возможно, является одним из основных стратегических просчетов Сталина». В результате почти полный разгром и пленение двух фронтов: сначала Западного в июле 1941 г., затем, в августе – Юго-Западного; разгром летом и осенью более 300 наших дивизий, насчитывавших свыше 5 млн человек; потеря каждую неделю по 30—35 дивизий; уничтожение противником за три недели 3500 самолетов, 6000 танков, более 20 000 орудий и минометов – столь грандиозная катастрофа могла произойти, очевидно, не только из-за отдельных, пусть и крупнейших, просчетов, не из-за примитивно трактуемой внезапности [12].
Глубочайшим образом раскрыл трагическую историю 1941-го самарский историк, а точнее инженер-авиационщик Марк Солонин [13]. Он пошел дальше публицистики Резуна-Суворова. Суворовский «Ледокол» вызвал многочисленную полемику, критические взгляды, но позиция автора в нем занимает большое место. Я не придерживаюсь той точки зрения, которую подкрепляют слова Юрия Фельштинского:
«Среди казенщины и банальщины идей и людей, чьи книги вы никогда не отличите друг от друга, если вырвете титульные страницы написанных ими томов, работы Виктора Суворова «Ледокол» и «День М» – явление выдающееся. И именно потому, что автор этих книг никогда и ни в чем не убедит многочисленную армию историков-профессионалов, я пишу эти строки – в защиту истории, в защиту истины, в защиту автора столь неординарных книг. Пишу с благодарностью и с ревностью, поскольку и сам довольно давно, еще до того как в «Русской мысли» стали появляться статьи В.Суворова, пришел к выводу, что, «конечно же», Сталин сам собирался напасть на Гитлера. И только так можно объяснить его поведение 1939—1941 годов» [14].
Марк Солонин потратил пятнадцать лет, почти не пользуясь архивными данными, чтобы раскрыть и показать реальную действительность 22 июня и позже – на всех основных направлениях наступления противника.
Виктор Суворов так характеризует его книгу: «Марк Солонин совершил научный подвиг, и то, что он пишет, и то, что он делает, – это «золотой кирпич» в фундамент той истории войны, которая когда-нибудь будет написана».
Не станем пересказывать содержание книг Марка Солонина. Оно доступно для всех. И заинтересованный читатель может сам к ним обратиться. Игра стоит свеч!
Что же собой представляет этот «золотой кирпич»? Приведем статью Марка Солонина, опубликованную им в журнале «Огонек». В ней изложены основные выводы автора о причинах трагического начала войны. Привожу статью в сокращении:
«То, что случилось 22 июня 1941 года, стало началом самой крупной и, пожалуй, самой позорной катастрофы за весь период советской истории. И хотя советская пропаганда это чувство стыда, позора пыталась на протяжении десятилетий смыть, изгнать – причем в полном соответствии с желанием самого народа! – эта тема подсознательно до сих пор не дает нам покоя. Советская пропаганда предложила народу версию, прямо противоположную правде, но очень удобную: многократно превосходящий противник набросился на беззащитную страну, мы были не готовы, одна винтовка была на двоих и так далее. Эти абсурдные тезисы давно опровергнуты цифрами и фактами (абсолютное превосходство было в 1941 году как раз у СССР над вермахтом – не только в живой силе, но и в технике). Однако они настолько въелись в российское сознание, что их повторяют даже те, кто своими глазами видел сотни тысяч бойцов и командиров, добровольно сдававшихся в плен, и фронтовые дороги, заваленные новехонькой брошенной техникой. Это нежелание сказать себе правду о войне до сих пор является чем-то вроде общего комплекса...
А правда, которую так не хочется признать, такова: множество советских людей, запуганных и доведенных до нищеты сталинским режимом, потерявших нравственные и моральные ориентиры, в 1941 году не хотели воевать и погибать за ТАКУЮ власть. За власть, которая лишила человека всех прав и свобод. Это и была самая страшная неожиданность, с которой режим столкнулся в 1941 году. Я уверен, что разгром Красной Армии в 41-м произошел именно потому, что большая часть действующей армии просто отказалась воевать. Скажем так: и не умела, и не хотела...
Строго говоря, нужно наконец понять, что у нас с 41-го по 45-й была не одна, а две войны. Совершенно разные войны. Это потом уже позорная и героическая, Отечественная, усилиями пропаганды были слиты в одну.
Просто фашистский режим оказался еще более жестоким, чем советская власть. Сталину достался именно тот противник, с которым он мог справиться: еще более бесчеловечный, бесконечно далекий от представлений о гуманизме и правах человека. И поэтому Отечественную войну, которая началась примерно на рубеже 1942 – 1943 годов, действительно выиграл народ, который, однако, воевал и погибал не за усатого и не за мировую революцию, а за себя, мстя за погибших в плену товарищей и замученную гитлеровцами семью. И не благодаря, а вопреки режиму дошел в 45-м до Берлина» [15].
«Писатель Даниил Гранин, выступая по случаю Дня Победы (в 2001 году), сказал, – пишет Марк Солонин, – что все объективные условия были в пользу победы Германии, которая, казалось бы, не могла не победить, но – победила Россия! Потому, мол, что мы боролись за Родину и за высокие идеалы. (Идеалы эти настолько виртуальны, что я не запомнил, как их обозначил Гранин.)»
Убедительнее выглядит позиция Марка Солонина, чем писателя Даниила Гранина.
Прав ли Марк Солонин? Прочитав его книги, я полностью разделяю авторские суждения. Меня смущает только формулировка, выраженная автором в трех словах: Марк Солонин в ней утверждает, что «армия не воевала» – вот и ответ на вопрос: «Что произошло в 1941 году?» Думаю, что это не совсем так. Действительно, большая часть армии «не воевала», добровольно сдавалась в плен. Но некоторые воевали, пытались остановить захватчиков хоть на день, хоть на несколько часов или минут. В изданных мемуарах описаны сотни примеров мужества командиров и бойцов, сложивших головы в полях под Белостоком, Витебском, Минском, Белой Церковью, Уманью, Киевом, Новгородом, Ленинградом, под Москвой. В историю войны золотыми буквами вписана борьба Брестской крепости. Многие из погибающих героев, уверен, говорили так: «Товарищ Сталин, мы так Вам верили!»
Армия, в которую я пришел на фронт после военного училища, была другая, сформированная после 22 июня 1941 года.
Глава третья
Солдатская беседа
Слово о русском солдате
Бои за Бельково
Глубочайшим образом раскрыл трагическую историю 1941-го самарский историк, а точнее инженер-авиационщик Марк Солонин [13]. Он пошел дальше публицистики Резуна-Суворова. Суворовский «Ледокол» вызвал многочисленную полемику, критические взгляды, но позиция автора в нем занимает большое место. Я не придерживаюсь той точки зрения, которую подкрепляют слова Юрия Фельштинского:
«Среди казенщины и банальщины идей и людей, чьи книги вы никогда не отличите друг от друга, если вырвете титульные страницы написанных ими томов, работы Виктора Суворова «Ледокол» и «День М» – явление выдающееся. И именно потому, что автор этих книг никогда и ни в чем не убедит многочисленную армию историков-профессионалов, я пишу эти строки – в защиту истории, в защиту истины, в защиту автора столь неординарных книг. Пишу с благодарностью и с ревностью, поскольку и сам довольно давно, еще до того как в «Русской мысли» стали появляться статьи В.Суворова, пришел к выводу, что, «конечно же», Сталин сам собирался напасть на Гитлера. И только так можно объяснить его поведение 1939—1941 годов» [14].
Марк Солонин потратил пятнадцать лет, почти не пользуясь архивными данными, чтобы раскрыть и показать реальную действительность 22 июня и позже – на всех основных направлениях наступления противника.
Виктор Суворов так характеризует его книгу: «Марк Солонин совершил научный подвиг, и то, что он пишет, и то, что он делает, – это «золотой кирпич» в фундамент той истории войны, которая когда-нибудь будет написана».
Не станем пересказывать содержание книг Марка Солонина. Оно доступно для всех. И заинтересованный читатель может сам к ним обратиться. Игра стоит свеч!
Что же собой представляет этот «золотой кирпич»? Приведем статью Марка Солонина, опубликованную им в журнале «Огонек». В ней изложены основные выводы автора о причинах трагического начала войны. Привожу статью в сокращении:
«То, что случилось 22 июня 1941 года, стало началом самой крупной и, пожалуй, самой позорной катастрофы за весь период советской истории. И хотя советская пропаганда это чувство стыда, позора пыталась на протяжении десятилетий смыть, изгнать – причем в полном соответствии с желанием самого народа! – эта тема подсознательно до сих пор не дает нам покоя. Советская пропаганда предложила народу версию, прямо противоположную правде, но очень удобную: многократно превосходящий противник набросился на беззащитную страну, мы были не готовы, одна винтовка была на двоих и так далее. Эти абсурдные тезисы давно опровергнуты цифрами и фактами (абсолютное превосходство было в 1941 году как раз у СССР над вермахтом – не только в живой силе, но и в технике). Однако они настолько въелись в российское сознание, что их повторяют даже те, кто своими глазами видел сотни тысяч бойцов и командиров, добровольно сдававшихся в плен, и фронтовые дороги, заваленные новехонькой брошенной техникой. Это нежелание сказать себе правду о войне до сих пор является чем-то вроде общего комплекса...
А правда, которую так не хочется признать, такова: множество советских людей, запуганных и доведенных до нищеты сталинским режимом, потерявших нравственные и моральные ориентиры, в 1941 году не хотели воевать и погибать за ТАКУЮ власть. За власть, которая лишила человека всех прав и свобод. Это и была самая страшная неожиданность, с которой режим столкнулся в 1941 году. Я уверен, что разгром Красной Армии в 41-м произошел именно потому, что большая часть действующей армии просто отказалась воевать. Скажем так: и не умела, и не хотела...
Строго говоря, нужно наконец понять, что у нас с 41-го по 45-й была не одна, а две войны. Совершенно разные войны. Это потом уже позорная и героическая, Отечественная, усилиями пропаганды были слиты в одну.
Просто фашистский режим оказался еще более жестоким, чем советская власть. Сталину достался именно тот противник, с которым он мог справиться: еще более бесчеловечный, бесконечно далекий от представлений о гуманизме и правах человека. И поэтому Отечественную войну, которая началась примерно на рубеже 1942 – 1943 годов, действительно выиграл народ, который, однако, воевал и погибал не за усатого и не за мировую революцию, а за себя, мстя за погибших в плену товарищей и замученную гитлеровцами семью. И не благодаря, а вопреки режиму дошел в 45-м до Берлина» [15].
«Писатель Даниил Гранин, выступая по случаю Дня Победы (в 2001 году), сказал, – пишет Марк Солонин, – что все объективные условия были в пользу победы Германии, которая, казалось бы, не могла не победить, но – победила Россия! Потому, мол, что мы боролись за Родину и за высокие идеалы. (Идеалы эти настолько виртуальны, что я не запомнил, как их обозначил Гранин.)»
Убедительнее выглядит позиция Марка Солонина, чем писателя Даниила Гранина.
Прав ли Марк Солонин? Прочитав его книги, я полностью разделяю авторские суждения. Меня смущает только формулировка, выраженная автором в трех словах: Марк Солонин в ней утверждает, что «армия не воевала» – вот и ответ на вопрос: «Что произошло в 1941 году?» Думаю, что это не совсем так. Действительно, большая часть армии «не воевала», добровольно сдавалась в плен. Но некоторые воевали, пытались остановить захватчиков хоть на день, хоть на несколько часов или минут. В изданных мемуарах описаны сотни примеров мужества командиров и бойцов, сложивших головы в полях под Белостоком, Витебском, Минском, Белой Церковью, Уманью, Киевом, Новгородом, Ленинградом, под Москвой. В историю войны золотыми буквами вписана борьба Брестской крепости. Многие из погибающих героев, уверен, говорили так: «Товарищ Сталин, мы так Вам верили!»
Армия, в которую я пришел на фронт после военного училища, была другая, сформированная после 22 июня 1941 года.
Глава третья
Как не надо воевать: «Любой ценой»
«Первое, чему следует научить новобранца, – что его главнейший долг состоит в повиновении вышестоящим без совещаний с собственной совестью».
Уильям Ченнинг, из биографии Наполеона I
Солдатская беседа
Накануне праздника Победы, 6 мая 1999 года, газета «Ржевские вести» напечатала очерк Н.Ладыгина и Н. Смирнова под названием «Так надо воевать!». Привожу его с небольшим сокращением:
«Десять дней, с 30 июля по 8 августа, 220-я стрелковая дивизия под командованием полковника С.Г.Поплавского, с переданными ей отдельной стрелковой бригадой и танковой бригадой, безуспешно штурмовала сильно укрепленные опорные пункты врага – Бельково, Свиньино и Харино.
При атаках на эти деревни необходимо было преодолеть низкую, поросшую кустарником местность, которая после сильных дождей превратилась в труднопроходимую трясину. В ежедневных неоднократных атаках наши части несли огромные потери. Бои принимали затяжной характер. Танки и небольшие стрелковые подразделения, прорвав первую траншею врага, ворвались в Бельково, но успеха не достигли.
5 августа группа бойцов 376-го полка из батальона капитана Ф.И.Таранца во главе с политруком С.И.Выжимовым стремительным броском ворвалась на окраину Белькова и уничтожила 6 вражеских дзотов. Фашисты отсекли группу основных сил пулеметным и минометным огнем. Все 18 человек погибли.
9 августа атаку лично возглавил командир дивизии полковник Станислав Гилярович Поплавский. Генерал армии С.Г.Поплавский об этом эпизоде в своих мемуарах вспоминал так: «Меня вызвал к телефону командующий войсками фронта И.С.Конев, находившийся на командном пункте 30-й армии.
– Почему не используете приданную вам танковую бригаду? – спросил он.
– Почти все танки застряли в болотах, – ответил я.
– Так вытаскивайте их сами и ведите в атаку, а за ними подтяните пехоту.
К повторной атаке удалось подготовить только 4 машины. Выполняя приказ командующего в буквальном смысле, я сел в ведущий танк, приказав командиру 673-го стрелкового полка подполковнику Максимову пойти за нами и броском овладеть Бельково. Должны были перейти в наступление два других полка».
Танки не имели возможности маневрировать в условиях болотистой местности, но головной танк с Поплавским, умело ведомый командиром танка И.Воронцовым, достиг северо-западной окраины Белькова. Остальные три танка двигались еще по нейтральной полосе.
В то время немцы плотной завесой артиллерийского и минометного огня отсекли нашу пехоту от танков, и Поплавский по рации приказал экипажам танков вести огонь с места. Но при развороте танк Воронцова провалился одной гусеницей в глубокую траншею. Машина прочно осела днищем на грунт. Поплавский по радио сообщил об этом Максимову, но тот был ранен и выбыл из строя. К танку начали подбираться небольшие группы гитлеровцев. Открыв люк, танкисты забросали врага гранатами.
Возможно, враг решил захватить экипаж живым. Командир танковой роты, находившийся в этом танке, добровольно вызвался добраться к своим, но по дороге погиб. Три члена экипажа и комдив Поплавский до наступления темноты отбивались от наступавших гитлеровцев. Все уже были ранены. На всякий случай обменялись адресами и договорились, что тот, кто останется в живых, напишет родным погибших.
Еще днем командир 653-го стрелкового полка И.А.Курчин приказал своему начальнику штаба Г.В.Сковородкину организовать ударную группу и лично возглавить освобождение танкового экипажа. Группе Сковородкина удалось огнем отсечь противника от танка и в течение дня удерживать его на расстоянии.
С наступлением ночи батальон 673-го стрелкового полка под командованием майора Н.И.Глухова подобрался к танку и совместно с группой Сковородкина вывел экипаж с комдивом в расположение дивизии. Глухов передал Поплавскому приказ командующего фронтом Конева немедленно доложить о себе с наблюдательного пункта соседней бригады. Через полчаса Поплавский был уже на НП бригады и начал докладывать, после нескольких фраз связь прервалась. Затем начальник штаба 30-й армии генерал Г.И.Хетагуров, успокаивая Поплавского, сказал: «Берите управление дивизией в свои руки».
12 августа в 11 часов дня 653-й и 673-й полки ворвались в Бельково. С 12 по 21 августа дивизия в жестоких боях дошла до Ржева, овладела деревней Опоки, полевым аэродромом, где было захвачено 15 исправных самолетов противника [16]. Велики были потери наших частей. Так, в 653-м стрелковом полку во второй половине августа оставалось около 300 бойцов, в бою за аэродром погиб и командир 653-го полка И.А.Курчин. В дивизионной газете «За Родину!» была напечатана заметка «Бить врага, как танкист Воронцов!», где рассказывалось, как в бою за один сильно укрепленный вражеский пункт танкист Иван Воронцов ворвался на мощном танке в деревню и уничтожил гитлеровцев. Но вот машина правой гусеницей застряла в немецкой траншее. Враг торжествовал! Но танкист Воронцов в неравном бою отстреливался 12 часов, истребил 18 гитлеровцев, уничтожил 3 блиндажа, в упор расстрелял трех немцев, пытавшихся взорвать танк».
Прочитав очерк, я вспомнил крошечный эпизод в батальоне выздоравливающих, где я пробыл больше месяца после ранения в 1942-м подо Ржевом. Просматривая армейскую газету, я прочел статью под названием «Так надо воевать!». Под вечер, во время перекура, затеяли традиционный разговор «за жизнь». Оказалось, не обошли вниманием статью и другие солдаты. Любопытно, что газета эта попала к нам из другой армии: ее принесли раненые – из 220-й стрелковой дивизии. Попал я в медсанбат, а затем в батальон выздоравливающих из 215-й стрелковой дивизии.
О чем пошел разговор?
Первый солдат: «Уж больно неверно писаки обозначили статейку».
Второй солдат: «А ты, Иван, как бы ее обозначил?»
Первый солдат: «Ежели по правде, то я бы обозначил ее так: «Так – не надо воевать!»
Третий солдат: «Ишь, выдумщик!»
Кажется, на последнем восклицании беседа оборвалась. Да, честно говоря, всех больше интересовало известие о завтрашнем приезде из медсанбата врачей на предмет «выявления» годных к отправке на передовую.
Перед сном тогда я подумал: «Прав ли первый солдат? Какой здравый смысл побудил комдива забраться в танк? Разве он верил в то, что машина целехонькой доберется по непролазной грязи до Бельково? Неужели он предполагал, что лишь один его мужественный поступок, не лишенный серьезного риска, воодушевит бойцов и они проявят смелые и решительные действия?»
Свои неоконченные рассуждения о том событии я быстро позабыл. Напомнила о нем почти через 60 лет ржевская газета. Пройдя многие баталии, хлебнув их горькую чашу, я решил к нему вернуться и мысленно поддержал первого солдата из той давней беседы.
Чтение генеральских мемуаров, книг местных ржевских авторов, знакомство с материалами Тверского объединенного государственного и Ржевского краеведческого музеев позволяют представить картину знаменитого июльско-августовского наступления в 1942 году, так называемую Ржевско-Сычевскую операцию. В официальной историографии России, вплоть до сегодняшних дней, серьезных оценок ее нет. Военные историки стараются не касаться этого малоприятного факта в истории Великой Отечественной войны.
Полководцы, возглавлявшие ту операцию (И.С.Конев, Г.К.Жуков), в своих воспоминаниях о ней ограничиваются скудными строками. Впрочем, много ли известно случаев, когда сами полководцы рассказывали бы о своих поражениях? В историческом очерке о «Боевом пути 31-й армии», в составе которой воевала 220-я дивизия, – одни панегирики. Не говорю уж об академическом труде «История Второй Мировой войны 1939 – 1945». На страницах двенадцатитомного издания можно прочитать о победах Красной Армии, а вот о ее поражениях, вероятно, авторы решили, пусть расскажут потомки.
Мучительный вопрос, на который я пытался найти ответ, состоял в том, чтобы выяснить: были ли предприняты попытки изменить сроки наступления? Известно, что внезапно разбушевавшиеся нескончаемые дожди за короткое время превратили всю зону боевых действий в непроходимую трясину. Понятно, что лишь Конев и Жуков могли добиться разрешения Ставки – изменить время проведения операции. Они этого не сделали. Верно, Западный фронт перешел в наступление на несколько дней позже Калининского, но это не меняет сущности вопроса.
Отдельные западные военные историки, описывая сражения на Восточном фронте, касаясь боев на ржевско-вяземском плацдарме, не в состоянии понять, почему русские полководцы так неразумно поступили – не дождались более благоприятных погодных условий в районе предстоящих боев. Ведь тем самым они практически лишили наступающие войска поддержки авиации и танковых сил, а также частично и артиллерии. Но эти историки не учитывают два принципиально важных обстоятельства: советскую тоталитарную систему, от которой неотделимы были Красная Армия и характер русского солдата, привыкшего безрассудно повиноваться. Что касается отечественных военных историков и генералов, воевавших подо Ржевом, то в своих воспоминаниях они, как правило, оказались больно «забывчивыми» или попросту «вралями».
А как понять Георгия Константиновича Жукова, который в ноябре—декабре 1942 года предпринял наступление на Ржев (операция «Марс») в еще более неподходящих условиях (снег, пурга, мороз, обледенение дорог)?
«Десять дней, с 30 июля по 8 августа, 220-я стрелковая дивизия под командованием полковника С.Г.Поплавского, с переданными ей отдельной стрелковой бригадой и танковой бригадой, безуспешно штурмовала сильно укрепленные опорные пункты врага – Бельково, Свиньино и Харино.
При атаках на эти деревни необходимо было преодолеть низкую, поросшую кустарником местность, которая после сильных дождей превратилась в труднопроходимую трясину. В ежедневных неоднократных атаках наши части несли огромные потери. Бои принимали затяжной характер. Танки и небольшие стрелковые подразделения, прорвав первую траншею врага, ворвались в Бельково, но успеха не достигли.
5 августа группа бойцов 376-го полка из батальона капитана Ф.И.Таранца во главе с политруком С.И.Выжимовым стремительным броском ворвалась на окраину Белькова и уничтожила 6 вражеских дзотов. Фашисты отсекли группу основных сил пулеметным и минометным огнем. Все 18 человек погибли.
9 августа атаку лично возглавил командир дивизии полковник Станислав Гилярович Поплавский. Генерал армии С.Г.Поплавский об этом эпизоде в своих мемуарах вспоминал так: «Меня вызвал к телефону командующий войсками фронта И.С.Конев, находившийся на командном пункте 30-й армии.
– Почему не используете приданную вам танковую бригаду? – спросил он.
– Почти все танки застряли в болотах, – ответил я.
– Так вытаскивайте их сами и ведите в атаку, а за ними подтяните пехоту.
К повторной атаке удалось подготовить только 4 машины. Выполняя приказ командующего в буквальном смысле, я сел в ведущий танк, приказав командиру 673-го стрелкового полка подполковнику Максимову пойти за нами и броском овладеть Бельково. Должны были перейти в наступление два других полка».
Танки не имели возможности маневрировать в условиях болотистой местности, но головной танк с Поплавским, умело ведомый командиром танка И.Воронцовым, достиг северо-западной окраины Белькова. Остальные три танка двигались еще по нейтральной полосе.
В то время немцы плотной завесой артиллерийского и минометного огня отсекли нашу пехоту от танков, и Поплавский по рации приказал экипажам танков вести огонь с места. Но при развороте танк Воронцова провалился одной гусеницей в глубокую траншею. Машина прочно осела днищем на грунт. Поплавский по радио сообщил об этом Максимову, но тот был ранен и выбыл из строя. К танку начали подбираться небольшие группы гитлеровцев. Открыв люк, танкисты забросали врага гранатами.
Возможно, враг решил захватить экипаж живым. Командир танковой роты, находившийся в этом танке, добровольно вызвался добраться к своим, но по дороге погиб. Три члена экипажа и комдив Поплавский до наступления темноты отбивались от наступавших гитлеровцев. Все уже были ранены. На всякий случай обменялись адресами и договорились, что тот, кто останется в живых, напишет родным погибших.
Еще днем командир 653-го стрелкового полка И.А.Курчин приказал своему начальнику штаба Г.В.Сковородкину организовать ударную группу и лично возглавить освобождение танкового экипажа. Группе Сковородкина удалось огнем отсечь противника от танка и в течение дня удерживать его на расстоянии.
С наступлением ночи батальон 673-го стрелкового полка под командованием майора Н.И.Глухова подобрался к танку и совместно с группой Сковородкина вывел экипаж с комдивом в расположение дивизии. Глухов передал Поплавскому приказ командующего фронтом Конева немедленно доложить о себе с наблюдательного пункта соседней бригады. Через полчаса Поплавский был уже на НП бригады и начал докладывать, после нескольких фраз связь прервалась. Затем начальник штаба 30-й армии генерал Г.И.Хетагуров, успокаивая Поплавского, сказал: «Берите управление дивизией в свои руки».
12 августа в 11 часов дня 653-й и 673-й полки ворвались в Бельково. С 12 по 21 августа дивизия в жестоких боях дошла до Ржева, овладела деревней Опоки, полевым аэродромом, где было захвачено 15 исправных самолетов противника [16]. Велики были потери наших частей. Так, в 653-м стрелковом полку во второй половине августа оставалось около 300 бойцов, в бою за аэродром погиб и командир 653-го полка И.А.Курчин. В дивизионной газете «За Родину!» была напечатана заметка «Бить врага, как танкист Воронцов!», где рассказывалось, как в бою за один сильно укрепленный вражеский пункт танкист Иван Воронцов ворвался на мощном танке в деревню и уничтожил гитлеровцев. Но вот машина правой гусеницей застряла в немецкой траншее. Враг торжествовал! Но танкист Воронцов в неравном бою отстреливался 12 часов, истребил 18 гитлеровцев, уничтожил 3 блиндажа, в упор расстрелял трех немцев, пытавшихся взорвать танк».
Прочитав очерк, я вспомнил крошечный эпизод в батальоне выздоравливающих, где я пробыл больше месяца после ранения в 1942-м подо Ржевом. Просматривая армейскую газету, я прочел статью под названием «Так надо воевать!». Под вечер, во время перекура, затеяли традиционный разговор «за жизнь». Оказалось, не обошли вниманием статью и другие солдаты. Любопытно, что газета эта попала к нам из другой армии: ее принесли раненые – из 220-й стрелковой дивизии. Попал я в медсанбат, а затем в батальон выздоравливающих из 215-й стрелковой дивизии.
О чем пошел разговор?
Первый солдат: «Уж больно неверно писаки обозначили статейку».
Второй солдат: «А ты, Иван, как бы ее обозначил?»
Первый солдат: «Ежели по правде, то я бы обозначил ее так: «Так – не надо воевать!»
Третий солдат: «Ишь, выдумщик!»
Кажется, на последнем восклицании беседа оборвалась. Да, честно говоря, всех больше интересовало известие о завтрашнем приезде из медсанбата врачей на предмет «выявления» годных к отправке на передовую.
Перед сном тогда я подумал: «Прав ли первый солдат? Какой здравый смысл побудил комдива забраться в танк? Разве он верил в то, что машина целехонькой доберется по непролазной грязи до Бельково? Неужели он предполагал, что лишь один его мужественный поступок, не лишенный серьезного риска, воодушевит бойцов и они проявят смелые и решительные действия?»
Свои неоконченные рассуждения о том событии я быстро позабыл. Напомнила о нем почти через 60 лет ржевская газета. Пройдя многие баталии, хлебнув их горькую чашу, я решил к нему вернуться и мысленно поддержал первого солдата из той давней беседы.
Чтение генеральских мемуаров, книг местных ржевских авторов, знакомство с материалами Тверского объединенного государственного и Ржевского краеведческого музеев позволяют представить картину знаменитого июльско-августовского наступления в 1942 году, так называемую Ржевско-Сычевскую операцию. В официальной историографии России, вплоть до сегодняшних дней, серьезных оценок ее нет. Военные историки стараются не касаться этого малоприятного факта в истории Великой Отечественной войны.
Полководцы, возглавлявшие ту операцию (И.С.Конев, Г.К.Жуков), в своих воспоминаниях о ней ограничиваются скудными строками. Впрочем, много ли известно случаев, когда сами полководцы рассказывали бы о своих поражениях? В историческом очерке о «Боевом пути 31-й армии», в составе которой воевала 220-я дивизия, – одни панегирики. Не говорю уж об академическом труде «История Второй Мировой войны 1939 – 1945». На страницах двенадцатитомного издания можно прочитать о победах Красной Армии, а вот о ее поражениях, вероятно, авторы решили, пусть расскажут потомки.
Мучительный вопрос, на который я пытался найти ответ, состоял в том, чтобы выяснить: были ли предприняты попытки изменить сроки наступления? Известно, что внезапно разбушевавшиеся нескончаемые дожди за короткое время превратили всю зону боевых действий в непроходимую трясину. Понятно, что лишь Конев и Жуков могли добиться разрешения Ставки – изменить время проведения операции. Они этого не сделали. Верно, Западный фронт перешел в наступление на несколько дней позже Калининского, но это не меняет сущности вопроса.
Отдельные западные военные историки, описывая сражения на Восточном фронте, касаясь боев на ржевско-вяземском плацдарме, не в состоянии понять, почему русские полководцы так неразумно поступили – не дождались более благоприятных погодных условий в районе предстоящих боев. Ведь тем самым они практически лишили наступающие войска поддержки авиации и танковых сил, а также частично и артиллерии. Но эти историки не учитывают два принципиально важных обстоятельства: советскую тоталитарную систему, от которой неотделимы были Красная Армия и характер русского солдата, привыкшего безрассудно повиноваться. Что касается отечественных военных историков и генералов, воевавших подо Ржевом, то в своих воспоминаниях они, как правило, оказались больно «забывчивыми» или попросту «вралями».
А как понять Георгия Константиновича Жукова, который в ноябре—декабре 1942 года предпринял наступление на Ржев (операция «Марс») в еще более неподходящих условиях (снег, пурга, мороз, обледенение дорог)?
Слово о русском солдате
Итак, роковое решение принято... Пять армий, авиация, танковые бригады, артиллерийские полки приведены в движение. Подумаем вот над чем... Начиная наступление, на что надеялись новые «Александры Невские», «Суворовы», «Кутузовы»?
Почему я так назвал наших генералов? Известно, что в современной России, как и вчера, широко культивируется память о войне 1812 года. Не случайно в Москве фактически заново воздвигнут знаменитый храм Христа Спасителя, в свое время построенный на средства народа в честь победы России над Наполеоном. В 2007 году в Москве положено начало подготовки к празднованию 200-летия с начала Отечественной войны 1812 года. Есть еще одна причина, почему мы припомнили великих русских полководцев. Многие воевавшие подо Ржевом генералы были награждены за военное искусство орденами, носящими их имена.
Известно, что ордена эти Сталин ввел в военные годы. Было ли достаточно оснований награждать ими нынешних полководцев?
На что надеялись командиры, начиная операцию?
На Бога? В одном лишь случае: если он прекратит безобразия в подведомственной ему Природе. По такому случаю можно было бы и выпить чарку водки. Но чуда не произошло! Полные тщеславия, безмерной гордыни и уверенности в себе после разгрома немцев под Москвой, они серьезно переоценили собственные возможности наступать и недооценили возможности противника – обороняться.
Я, например, удивлен таким фактом. Когда командующему Западным фронтом Г.К.Жукову сообщили о генерал-полковнике Вальтере Моделе, новом командующем 9-й немецкой армией, оборонявшей ржевско-вяземский плацдарм, он легкомысленно, с шуткой, отозвался о произошедшей перемене: «Модель, значит? Будем бить Моделя» – так пишет Г.К.Жуков в своих мемуарах. Вышло наоборот! Вальтер Модель, руководя обороной на ржевско-вяземском плацдарме, показал высокие полководческие качества. Не случайно Гитлер назвал его «Львом обороны».
Неужели советские командиры думали, что самолеты без радиосвязи и новейших навигационных приборов, в условиях нелетной погоды и в присутствии сильной немецкой авиации и их зенитных частей, завоюют небо над полем боя, а значит, смогут защитить наступающих? Этого не произошло!
Может быть, танки сумеют преодолеть бездорожное пространство от исходных позиций до немецкой обороны и уничтожат вражеские огненные точки, помогут десантировать пехоту, прикроют ее своей крепкой броней? Этого не произошло!
В 1942 году, как ни бахвалилась советская печать, расхваливая в пропагандистских целях качество отечественного оружия, это было далеко от правды. Мы, солдаты, знали истину, но, зная, что за расхваливание немецкой техники грозит трибунал, – молчали. Наш прославленный ППШ, с очень неудобным для снаряжения дисковым магазином, по всем параметрам уступал немецкому «шмайсеру»; громоздкая, с длинным штыком винтовка XIX века конструкции Мосина уступала немецкому карабину. Устаревший, с водяным охлаждением пулемет «максим» доставлял пулеметчикам немало забот, особенно в летнее время, а с текстильной лентой – в непогоду. Ручной пулемет Дегтярева запомнился бывшим пулеметчикам разве что непомерным для этого вида оружия весом. Когда на вооружении немецкой пехоты появился компактный скорострельный МГ-42, нашим атакующим батальонам мало оставалось шансов уцелеть под его (до 1000 выстрелов в минуту) огнем. С таким пулеметом с удачно расположенной позиции в считаные минуты можно было истребить целый батальон.
Как всегда, командармы и комиссары были твердо уверены в высоком чувстве долга и патриотизме командиров и рядовых. Так ли вышло?
Основная надежда, которую начальство не афишировало, была на русского солдата, на его выносливость, способность выдерживать любые физические и психологические нагрузки. Это и произошло, но эффект оказался невысоким.
Сутками без сна, без приличной пищи, без налаженного быта, неделями немытый, завшивленный, постоянно на холоде или на морозе, под дождями или снегом, на собственных ногах – от Москвы до Берлина – в бесконечных маршах и переходах, порой до 40—50 километров за день или ночь, годами лишенный женской ласки, скверно одетый, испытывая постоянное насилие над собой командиров и комиссаров, вечную боязнь особистов – скажите, солдат какой армии мог бы выдержать все это?
Солдат под Бельково не обманул начальство, безропотно шел в атаки по колено в воде, падал мертвым на мокрую холодную землю, и никто его по-людски не хоронил ни тогда, ни позже.
Солдат, идя в атаку, фактически оставался один на один с противником, знал, что ему уже не помогут ни Бог, ни командиры, ни свои самолеты, танки и артиллерия.
Пытаясь понять и осмыслить это ненормальное жизненное явление, которое сюжетно смело можно сравнить со знаменитой картиной художника Карла Брюллова «Гибель Помпеи», я подумал вот о чем. И там, в бушующем океане лавы, и здесь, на поле боя, души людей были полны отчаяния и полной обреченности. Я бы назвал бои под Бельковым безумием, граничащим с преступлением. Думаю, что в дни боев за Ржев советские генералы в первую очередь обманывали себя и других. На это больших способностей не требуется.
Во всех демократических странах законом установлены сроки, после которых правительство обязано рассекретить государственные тайны. В России давно вышли сроки давности информации о Великой Отечественной войне, но многие архивные материалы недоступны и по сей день. Одна из причин этого – «белые пятна» в истории Отечественной войны. До сих пор они либо не раскрыты полностью, либо мы о них мало знаем.
Почему я так назвал наших генералов? Известно, что в современной России, как и вчера, широко культивируется память о войне 1812 года. Не случайно в Москве фактически заново воздвигнут знаменитый храм Христа Спасителя, в свое время построенный на средства народа в честь победы России над Наполеоном. В 2007 году в Москве положено начало подготовки к празднованию 200-летия с начала Отечественной войны 1812 года. Есть еще одна причина, почему мы припомнили великих русских полководцев. Многие воевавшие подо Ржевом генералы были награждены за военное искусство орденами, носящими их имена.
Известно, что ордена эти Сталин ввел в военные годы. Было ли достаточно оснований награждать ими нынешних полководцев?
На что надеялись командиры, начиная операцию?
На Бога? В одном лишь случае: если он прекратит безобразия в подведомственной ему Природе. По такому случаю можно было бы и выпить чарку водки. Но чуда не произошло! Полные тщеславия, безмерной гордыни и уверенности в себе после разгрома немцев под Москвой, они серьезно переоценили собственные возможности наступать и недооценили возможности противника – обороняться.
Я, например, удивлен таким фактом. Когда командующему Западным фронтом Г.К.Жукову сообщили о генерал-полковнике Вальтере Моделе, новом командующем 9-й немецкой армией, оборонявшей ржевско-вяземский плацдарм, он легкомысленно, с шуткой, отозвался о произошедшей перемене: «Модель, значит? Будем бить Моделя» – так пишет Г.К.Жуков в своих мемуарах. Вышло наоборот! Вальтер Модель, руководя обороной на ржевско-вяземском плацдарме, показал высокие полководческие качества. Не случайно Гитлер назвал его «Львом обороны».
Неужели советские командиры думали, что самолеты без радиосвязи и новейших навигационных приборов, в условиях нелетной погоды и в присутствии сильной немецкой авиации и их зенитных частей, завоюют небо над полем боя, а значит, смогут защитить наступающих? Этого не произошло!
Может быть, танки сумеют преодолеть бездорожное пространство от исходных позиций до немецкой обороны и уничтожат вражеские огненные точки, помогут десантировать пехоту, прикроют ее своей крепкой броней? Этого не произошло!
В 1942 году, как ни бахвалилась советская печать, расхваливая в пропагандистских целях качество отечественного оружия, это было далеко от правды. Мы, солдаты, знали истину, но, зная, что за расхваливание немецкой техники грозит трибунал, – молчали. Наш прославленный ППШ, с очень неудобным для снаряжения дисковым магазином, по всем параметрам уступал немецкому «шмайсеру»; громоздкая, с длинным штыком винтовка XIX века конструкции Мосина уступала немецкому карабину. Устаревший, с водяным охлаждением пулемет «максим» доставлял пулеметчикам немало забот, особенно в летнее время, а с текстильной лентой – в непогоду. Ручной пулемет Дегтярева запомнился бывшим пулеметчикам разве что непомерным для этого вида оружия весом. Когда на вооружении немецкой пехоты появился компактный скорострельный МГ-42, нашим атакующим батальонам мало оставалось шансов уцелеть под его (до 1000 выстрелов в минуту) огнем. С таким пулеметом с удачно расположенной позиции в считаные минуты можно было истребить целый батальон.
Как всегда, командармы и комиссары были твердо уверены в высоком чувстве долга и патриотизме командиров и рядовых. Так ли вышло?
Основная надежда, которую начальство не афишировало, была на русского солдата, на его выносливость, способность выдерживать любые физические и психологические нагрузки. Это и произошло, но эффект оказался невысоким.
Сутками без сна, без приличной пищи, без налаженного быта, неделями немытый, завшивленный, постоянно на холоде или на морозе, под дождями или снегом, на собственных ногах – от Москвы до Берлина – в бесконечных маршах и переходах, порой до 40—50 километров за день или ночь, годами лишенный женской ласки, скверно одетый, испытывая постоянное насилие над собой командиров и комиссаров, вечную боязнь особистов – скажите, солдат какой армии мог бы выдержать все это?
Солдат под Бельково не обманул начальство, безропотно шел в атаки по колено в воде, падал мертвым на мокрую холодную землю, и никто его по-людски не хоронил ни тогда, ни позже.
Солдат, идя в атаку, фактически оставался один на один с противником, знал, что ему уже не помогут ни Бог, ни командиры, ни свои самолеты, танки и артиллерия.
Пытаясь понять и осмыслить это ненормальное жизненное явление, которое сюжетно смело можно сравнить со знаменитой картиной художника Карла Брюллова «Гибель Помпеи», я подумал вот о чем. И там, в бушующем океане лавы, и здесь, на поле боя, души людей были полны отчаяния и полной обреченности. Я бы назвал бои под Бельковым безумием, граничащим с преступлением. Думаю, что в дни боев за Ржев советские генералы в первую очередь обманывали себя и других. На это больших способностей не требуется.
Во всех демократических странах законом установлены сроки, после которых правительство обязано рассекретить государственные тайны. В России давно вышли сроки давности информации о Великой Отечественной войне, но многие архивные материалы недоступны и по сей день. Одна из причин этого – «белые пятна» в истории Отечественной войны. До сих пор они либо не раскрыты полностью, либо мы о них мало знаем.
Бои за Бельково
Расскажу об одном из них, ставшем известным совсем недавно: о боях 220-й дивизии за три деревни – Бельково, Свиньино, Харино, – расположенные в шести-семи километрах севернее Ржева. Они составляли один из укрепленных пунктов противника на пути к городу.
К борьбе с немцами дивизия подготовлена была наилучшим образом. Насчитывала 14 тыс. командиров и бойцов. В ее распоряжении находились: танковая бригада (примерно 50 танков), отдельный артиллерийский полк, особая курсантская бригада, несколько дивизионов реактивных минометов. Сила! Она превышала обороняющуюся сторону: в людях – в 8—9 раз, в танках – в 50, в артиллерии – в 4—6 раз. Дивизия имела богатый боевой опыт. Она прошла огненный 41-й год, защищая Витебск и Сычевку, гнала врага от Москвы на запад.
Командовал дивизией полковник Станислав Гилярович Поплавский, кадровый командир Красной Армии. В 41-м – майор, командир полка. Отличился в январских боях в 42-м западнее Ржева – в знаменитых Мончаловских лесах. Вопрос состоял в одном – умело или неумело распорядятся на поле боя «Александры Невские», «Суворовы» и «Кутузовы» людским и боевым превосходством над немцами, сумеют ли проявить военное мастерство?
В первый же день наступления, уже на рассвете, пошел дождь, затем перешел в ливень. Интересно, где находились синоптики? Быстро вся земля превратилась в черную грязную кашу и практически стала непроходимой. Вода в реках, озерах, ручьях вышла из берегов и разлилась, затапливая все вокруг. Правда, следует заметить, что наши самолеты-штурмовики успели совершить один вылет и постарались проутюжить немецкие траншеи.
Сохранились отдельные воспоминания ветеранов, участников боев за Бельково. Они раскрывают общую картину сражения «без зонтиков» над головой. Вот что в них рассказано: попытки саперов построить так называемые «дороги-лежневки» оказались неудачными. Под тяжестью танков, орудий они глубоко уходили в раскисшую землю. Вся местность была залита водой. Люди, пушки, лошади застревали в грязи. Приходилось вручную веревками вытаскивать лошадей и пушки из топи. Пехота фактически осталась без поддержки танков и артиллерии.
К борьбе с немцами дивизия подготовлена была наилучшим образом. Насчитывала 14 тыс. командиров и бойцов. В ее распоряжении находились: танковая бригада (примерно 50 танков), отдельный артиллерийский полк, особая курсантская бригада, несколько дивизионов реактивных минометов. Сила! Она превышала обороняющуюся сторону: в людях – в 8—9 раз, в танках – в 50, в артиллерии – в 4—6 раз. Дивизия имела богатый боевой опыт. Она прошла огненный 41-й год, защищая Витебск и Сычевку, гнала врага от Москвы на запад.
Командовал дивизией полковник Станислав Гилярович Поплавский, кадровый командир Красной Армии. В 41-м – майор, командир полка. Отличился в январских боях в 42-м западнее Ржева – в знаменитых Мончаловских лесах. Вопрос состоял в одном – умело или неумело распорядятся на поле боя «Александры Невские», «Суворовы» и «Кутузовы» людским и боевым превосходством над немцами, сумеют ли проявить военное мастерство?
В первый же день наступления, уже на рассвете, пошел дождь, затем перешел в ливень. Интересно, где находились синоптики? Быстро вся земля превратилась в черную грязную кашу и практически стала непроходимой. Вода в реках, озерах, ручьях вышла из берегов и разлилась, затапливая все вокруг. Правда, следует заметить, что наши самолеты-штурмовики успели совершить один вылет и постарались проутюжить немецкие траншеи.
Сохранились отдельные воспоминания ветеранов, участников боев за Бельково. Они раскрывают общую картину сражения «без зонтиков» над головой. Вот что в них рассказано: попытки саперов построить так называемые «дороги-лежневки» оказались неудачными. Под тяжестью танков, орудий они глубоко уходили в раскисшую землю. Вся местность была залита водой. Люди, пушки, лошади застревали в грязи. Приходилось вручную веревками вытаскивать лошадей и пушки из топи. Пехота фактически осталась без поддержки танков и артиллерии.