Страница:
На этот раз мы поняли, что дело обстоит именно так…
Посол срочно выехал к генеральному секретарю МИД[10] Л. Лейфланду.
Швед был сух и мрачен. Чеканя каждое слово, он заявил, что вечером 27 октября советская подводная лодка под номером 137 села на мель в шхерах Карлскруны в пределах военной базы. Зашедшая без разрешения подлодка – продолжал дипломат – не установила контакта со шведскими властями. «Шведское правительство очень серьезно смотрит на случившееся», – подчеркнул он. Главнокомандующему вооруженными силами страны поручено провести расследование с целью выяснения причин захода советской подлодки в запретный район.
В шведском МИДе торопились вручить послу Яковлеву ноту протеста, во-первых, чтобы оставить инициативу за шведской стороной, а во-вторых, шведы хотели исключить возможность консультации посла с Москвой перед тем, как он поедет в МИД. Руководитель Первого политического департамента Ёран Берг по поручению министра Улльстена позвонил в посольство и попросил к телефону Е.П. Рымко, но того не оказалось на месте, и Берг передал дежурному, что посла срочно вызывает к себе Л. Лейфланд.
В вышеприведенных воспоминаниях Е. Рымко есть одна неточность: генеральный секретарь Лейфланд в беседе с советским послом не говорил о том, что U-137 села на мель накануне вечером 27 октября. В Стокгольме все заинтересованные ведомства донесение Л. Фошмана из Карлскруны приняли по принципу «испорченного телефона» и посчитали, что авария произошла в день обнаружения лодки, т. е. в среду 28 октября. Отсюда такая спешка.
Через два с лишним часа посла М.Д. Яковлева вызвал «на ковер» министр иностранных дел Швеции Ула Улльстен и, воинственно сверкая толстыми стеклами очков, вручил ему ноту протеста. В ноте говорилось: «Шведское правительство очень серьезно смотрит на это грубое нарушение правил доступа в страну», а устно министр добавил, что советские спасатели ни при каких обстоятельствах не могут заходить в шведские воды.
Яковлев дал обещание передать содержание ноты в Москву и добавил, что уже проинформировал свое руководство на Смоленской площади о беседе с генсеком МИД Швеции тремя часами раньше и что ответной реакции оттуда пока не получено.
Через 1,5 часа секретарь посла позвонил в МИД Швеции и попросил Л. Лейфланда принять М.Д. Яковлева. Генсек назначил время 18.00. Рабочее время в МИД уже закончено, главный – парадный – вход в здание уже закрыт, и советского посла встретили через малый подъезд. Второй секретарь Анатолий Новиков, выступающий в качестве переводчика посла, зачитал текст ответа Москвы, в котором говорилось, что авария с U-137 произошла из-за навигационной ошибки. Советская сторона настаивала на том, чтобы 3 советских спасательных судна зашли в шведские воды и сняли подлодку с грунта. Лейфланд с трудом сдержал раздражение и в ответ повторил слова своего министра, сказанные послу двумя часами раньше.
Советский посол в Швеции М.Д. Яковлев
Испытания этого трудного дня для 70-летнего посла М. Яковлева беседами в МИД не закончились.[11] Вечером в Королевском драматическом театре, где давали А. Стриндберга в честь исландского президента, как раз в эти дни прибывшего в Швецию с официальным визитом, и где советский посол как дуайен дипкорпуса должен был присутствовать, публика меньше всего обращала внимание на то, что происходит на сцене, и пялилась на советского дипломата. Самым пикантным моментом было то, что на сцене шла пьеса шведского классика под названием «Игра с огнем».
На стокгольмской политической сцене в самый ответственный момент не оказалось на месте… министра обороны Швеции Торстена Густафссона. Представитель фермерской партии – Партии центра, – сам фермер с о-ва Готланд, он был ставленником Т. Фельдина, председателя этой же партии, которого буржуазная коалиция выдвинула на пост первого министра страны после поражения социал-демократов на выборах. В среду утром министр обороны отправился в запланированную поездку в Осло, ничего еще не подозревая о событиях в Карлскруне.
Когда он узнал об этом, решил все-таки остаться на встрече министров обороны северных стран, а вместо себя послал домой своего заместителя статс-секретаря Свена Хирдмана, дипломата с большим стажем работы в Советском Союзе, КНР и специалиста по восточноевропейским странам.
Это была первая грубая «ошибка» Густафссона, которую не простила ему шведская общественность.
Вторую он допустил уже вечером, давая по телефону интервью шведской журналистке. На вопрос, не исключает ли министр возможность снятия лодки с мели советскими спасателями, Густафссон ответил:
– Это зависит от обстоятельств, которые могут возникнуть после допроса членов экипажа лодки.
Не зная деталей дела, Густафссон проявлял разумную осторожность, но опять не угодил СМИ. По их мнению, этот ответ был в высшей степени неудачным для министра обороны, потому что шведские военные такую возможность не допускали вообще. С этого момента он стал предметом откровенных насмешек и издевательств журналистов. Добродушный фермер, в общем-то далекий от политических склок и интриг столицы, стал белой вороной, а скорее, голубем на фоне ястребов внутри правительства и поставил свою дальнейшую карьеру в довольно щекотливое положение.
В 13.00 в советском посольстве на Ёрвелльсгатан раздался первый звонок журналистов, пытавшихся получить от советских дипломатов хоть какую-то реакцию на известие о подводной лодке U-137. Звонили из шведского телеграфного агентства ТТ и просили связать их с кем-нибудь из наших военных. Сотрудник военного атташата, подошедший к телефону, ответил журналистам:
– Вы первые, от кого мы это слышим.
Полчаса спустя позвонили из газеты «Свенска дагбладет» и тоже попросили связать их с военно-морским атташе. Капитан 1 ранга Ю. Просвирнин был на обеде, поэтому дежурный посольства попросил перезвонить попозже. Когда корреспондентка «Свенска дагбладет» перезвонила опять, то Просвирнин в посольстве все еще отсутствовал, и взять трубку пришлось мне, поскольку я единственный из владевших шведским языком оказался поблизости.
– Можно ли переговорить с кем-либо, кто знает об аварии, произошедшей с советской подводной лодкой? – Спросил женский голос.
– Нам пока ничего не известно об аварии. – Я говорил правду.
– Но кого-то, возможно, вы уже послали в Карлскруну для оказания помощи экипажу?
– Мне об этом ничего не известно, – отвечаю я.
– Можно ли поговорить с военно-морским атташе?
– В данный момент его нет в посольстве.
– Он уже уехал в Блекинге?
– Насколько мне известно, нет.
– Можно ли поговорить с кем-нибудь из ответственных сотрудников?
– В посольстве нет безответственных сотрудников, – перевожу я разговор в юмористическое русло и кладу трубку.
Это действительно был первый для меня сигнал об аварии с U-137.
В посольстве пока еще никто не располагал на этот счет какой-нибудь информацией.
День второй, четверг 29 октября 1981 года
День третий, пятница 30 октября 1981 года
Посол срочно выехал к генеральному секретарю МИД[10] Л. Лейфланду.
Швед был сух и мрачен. Чеканя каждое слово, он заявил, что вечером 27 октября советская подводная лодка под номером 137 села на мель в шхерах Карлскруны в пределах военной базы. Зашедшая без разрешения подлодка – продолжал дипломат – не установила контакта со шведскими властями. «Шведское правительство очень серьезно смотрит на случившееся», – подчеркнул он. Главнокомандующему вооруженными силами страны поручено провести расследование с целью выяснения причин захода советской подлодки в запретный район.
В шведском МИДе торопились вручить послу Яковлеву ноту протеста, во-первых, чтобы оставить инициативу за шведской стороной, а во-вторых, шведы хотели исключить возможность консультации посла с Москвой перед тем, как он поедет в МИД. Руководитель Первого политического департамента Ёран Берг по поручению министра Улльстена позвонил в посольство и попросил к телефону Е.П. Рымко, но того не оказалось на месте, и Берг передал дежурному, что посла срочно вызывает к себе Л. Лейфланд.
В вышеприведенных воспоминаниях Е. Рымко есть одна неточность: генеральный секретарь Лейфланд в беседе с советским послом не говорил о том, что U-137 села на мель накануне вечером 27 октября. В Стокгольме все заинтересованные ведомства донесение Л. Фошмана из Карлскруны приняли по принципу «испорченного телефона» и посчитали, что авария произошла в день обнаружения лодки, т. е. в среду 28 октября. Отсюда такая спешка.
Через два с лишним часа посла М.Д. Яковлева вызвал «на ковер» министр иностранных дел Швеции Ула Улльстен и, воинственно сверкая толстыми стеклами очков, вручил ему ноту протеста. В ноте говорилось: «Шведское правительство очень серьезно смотрит на это грубое нарушение правил доступа в страну», а устно министр добавил, что советские спасатели ни при каких обстоятельствах не могут заходить в шведские воды.
Яковлев дал обещание передать содержание ноты в Москву и добавил, что уже проинформировал свое руководство на Смоленской площади о беседе с генсеком МИД Швеции тремя часами раньше и что ответной реакции оттуда пока не получено.
Через 1,5 часа секретарь посла позвонил в МИД Швеции и попросил Л. Лейфланда принять М.Д. Яковлева. Генсек назначил время 18.00. Рабочее время в МИД уже закончено, главный – парадный – вход в здание уже закрыт, и советского посла встретили через малый подъезд. Второй секретарь Анатолий Новиков, выступающий в качестве переводчика посла, зачитал текст ответа Москвы, в котором говорилось, что авария с U-137 произошла из-за навигационной ошибки. Советская сторона настаивала на том, чтобы 3 советских спасательных судна зашли в шведские воды и сняли подлодку с грунта. Лейфланд с трудом сдержал раздражение и в ответ повторил слова своего министра, сказанные послу двумя часами раньше.
Советский посол в Швеции М.Д. Яковлев
Испытания этого трудного дня для 70-летнего посла М. Яковлева беседами в МИД не закончились.[11] Вечером в Королевском драматическом театре, где давали А. Стриндберга в честь исландского президента, как раз в эти дни прибывшего в Швецию с официальным визитом, и где советский посол как дуайен дипкорпуса должен был присутствовать, публика меньше всего обращала внимание на то, что происходит на сцене, и пялилась на советского дипломата. Самым пикантным моментом было то, что на сцене шла пьеса шведского классика под названием «Игра с огнем».
На стокгольмской политической сцене в самый ответственный момент не оказалось на месте… министра обороны Швеции Торстена Густафссона. Представитель фермерской партии – Партии центра, – сам фермер с о-ва Готланд, он был ставленником Т. Фельдина, председателя этой же партии, которого буржуазная коалиция выдвинула на пост первого министра страны после поражения социал-демократов на выборах. В среду утром министр обороны отправился в запланированную поездку в Осло, ничего еще не подозревая о событиях в Карлскруне.
Когда он узнал об этом, решил все-таки остаться на встрече министров обороны северных стран, а вместо себя послал домой своего заместителя статс-секретаря Свена Хирдмана, дипломата с большим стажем работы в Советском Союзе, КНР и специалиста по восточноевропейским странам.
Это была первая грубая «ошибка» Густафссона, которую не простила ему шведская общественность.
Вторую он допустил уже вечером, давая по телефону интервью шведской журналистке. На вопрос, не исключает ли министр возможность снятия лодки с мели советскими спасателями, Густафссон ответил:
– Это зависит от обстоятельств, которые могут возникнуть после допроса членов экипажа лодки.
Не зная деталей дела, Густафссон проявлял разумную осторожность, но опять не угодил СМИ. По их мнению, этот ответ был в высшей степени неудачным для министра обороны, потому что шведские военные такую возможность не допускали вообще. С этого момента он стал предметом откровенных насмешек и издевательств журналистов. Добродушный фермер, в общем-то далекий от политических склок и интриг столицы, стал белой вороной, а скорее, голубем на фоне ястребов внутри правительства и поставил свою дальнейшую карьеру в довольно щекотливое положение.
В 13.00 в советском посольстве на Ёрвелльсгатан раздался первый звонок журналистов, пытавшихся получить от советских дипломатов хоть какую-то реакцию на известие о подводной лодке U-137. Звонили из шведского телеграфного агентства ТТ и просили связать их с кем-нибудь из наших военных. Сотрудник военного атташата, подошедший к телефону, ответил журналистам:
– Вы первые, от кого мы это слышим.
Полчаса спустя позвонили из газеты «Свенска дагбладет» и тоже попросили связать их с военно-морским атташе. Капитан 1 ранга Ю. Просвирнин был на обеде, поэтому дежурный посольства попросил перезвонить попозже. Когда корреспондентка «Свенска дагбладет» перезвонила опять, то Просвирнин в посольстве все еще отсутствовал, и взять трубку пришлось мне, поскольку я единственный из владевших шведским языком оказался поблизости.
– Можно ли переговорить с кем-либо, кто знает об аварии, произошедшей с советской подводной лодкой? – Спросил женский голос.
– Нам пока ничего не известно об аварии. – Я говорил правду.
– Но кого-то, возможно, вы уже послали в Карлскруну для оказания помощи экипажу?
– Мне об этом ничего не известно, – отвечаю я.
– Можно ли поговорить с военно-морским атташе?
– В данный момент его нет в посольстве.
– Он уже уехал в Блекинге?
– Насколько мне известно, нет.
– Можно ли поговорить с кем-нибудь из ответственных сотрудников?
– В посольстве нет безответственных сотрудников, – перевожу я разговор в юмористическое русло и кладу трубку.
Это действительно был первый для меня сигнал об аварии с U-137.
В посольстве пока еще никто не располагал на этот счет какой-нибудь информацией.
День второй, четверг 29 октября 1981 года
Утром шведское правительство дает главкому Л. Льюнгу указание расследовать инцидент с подводной лодкой. Главком, в свою очередь, приказал Л. Фошману доставить капитана 3 ранга Гущина на берег и допросить его об обстоятельствах захода лодки в шхеры Карлскруны.
После двухчасовых переговоров начальника штаба базы К. Андерссона с командиром U-137 выясняется, что А. Гущин категорически отказывается от приглашения шведов.
Представители СМИ со всего мира начинают собираться в Карлскруне.
Правительство Швеции формулирует условия освобождения лодки из плена:
– официальное извинение Москвы за нарушение шведского суверенитета;
– опрос капитана 3 ранга А. Гущина на берегу;
– осмотр внутренних помещений лодки.
Поздним вечером эксперты ФАО НИИ МО[12] Швеции начинают серию скрытных замеров вокруг подводной лодки на радиоактивность. Возникает версия о присутствии на борту подлодки ядерного оружия.
Лодка в окружении судов местной военно-морской базы стоит на своем прежнем месте.
Признаться, сообщению об аварии с подводной лодкой в провинции Блекинге я тогда не придал особого значения.
Во-первых, информация на этот счет была довольно скудной. Кроме того, мы привыкли полагаться на собственные источники и не очень-то доверять шведским средствам массовой информации. За последнее время они столько раз кричали: «Волки, волки!» – то есть изо дня в день писали о таинственных – подразумевай, советских – подводных лодках, занимающихся шпионажем в шведских водах, что даже бдительные шведы устали от этой истерии подозрений.
Во-вторых, я находился под впечатлением только что отшумевшей антисоветской кампании, связанной с другой аварией. В июне в шхерах Нючёпинга наскочил на риф наш танкер «Антонио Грамши» и оставил за собой несколько сотен тонн пролившейся нефти. Пострадали песчаные пляжи, флора и частично фауна побережья. Авария произвела на шведское общественное мнение впечатление сопоставимое с тем, что произвели рейды русских казаков в 1719–1720 гг., которых Петр Первый направил с эскадрой галер в карательную экспедицию на восточное побережье Швеции, чтобы подтолкнуть упорствующую правящую верхушку страны к заключению мира.
Самое интересное, что в момент аварии на борту танкера находился шведский лоцман, и по международным правилам ответственность с советского капитана за несчастный случай снимался. Страховая английская компания «Ллойд», в которой был застраховано судно, однозначно признало виновной стороной шведов, но это все равно не помешало им обвинить русских во всех смертных грехах. Один бедный чиновник-картограф, сообщивший журналистам о том, что риф, на который напоролся танкер, не был нанесен на карту, был подвергнут газетами беспощадному остракизму и, по нашим данным, за непатриотичное поведение «сослан» смотрителем маяка на удаленный остров. Об объективности здесь не могло быть и речи.
А история с лодкой стала раскручиваться с таким размахом и усердием, какого страна не видела, вероятно, за всю свою историю. Антисоветские (в смысле антирусские) круги наконец-то получили в руки долгожданный козырь, который они теперь могли разыгрывать по своему усмотрению.
Во главе всей шумихи, по вполне понятным причинам, стояли шведские военные. Несмотря на мощную оборонительную систему, напичканную всевозможной электронной техникой и аппаратурой слежения, обнаружения и оповещения на акватории Карлскруны, они у себя под носом не смогли обнаружить зашедшую в территориальные воды Швеции подводную лодку. Эту осечку налогоплательщики простить своим военным не могли, и СМИ, конечно же, стали напоминать об этом военным. Естественно, что военные круги, обозленные своим проколом, хотели хоть как-то оправдаться в глазах общественности, поэтому выступили с самыми жесткими требованиями и условиями по отношению к U-137 и ее экипажу. Кроме того, военным представился хороший повод заявить о том, что им не хватает выделяемых на оборону денег. Как бы ни был избит и замусолен этот тезис, шведские военные круги воспользовались им, потому что, несмотря на свою очевидность и тривиальность, он всегда приносил и еще будет приносить желаемый для них результат.
Ну а главное, конечно, состояло в том, чтобы создать у шведов образ врага. Он находился на востоке, и об этом официальная пропаганда постоянно напоминала своим согражданам. И вот враг пришел, и все могли посмотреть, как он выглядит, и убедиться в том, что пропаганда никогда не врала. Официальный Стокгольм, в первую очередь, МО, сделал всё возможное, чтобы оживить старые мифы и глубже укоренить их в сознании своих соотечественников.
Весьма характерной была спонтанная реакция вице-адмирала и начальника Генерального штаба вооруженных сил Швеции Бенгта Шубака. Когда ему доложили о том, что в Карлскруне села на мель советская подводная лодка, он радостно воскликнул:
– Наконец-то!
Наконец-то час военных пробил!
Генеральный прокурор страны Магнус Шёберг заявил о том, что его ведомство взвешивает возможность возбуждения уголовного дела против командира лодки за шпионаж[13]. Его поддержал доцент международного права Лундского университета Еран Меландер.
– Швеция вправе осудить командира подлодки за шпионаж, – заявил доцент газете «Дагенс Нюхетер». – Это бы полностью соответствовало собственной практике Советов в аналогичных случаях. В принципе можно провести параллель с т. н. делом об U-2. Когда американский самолет-шпион в мае 1960 г. был сбит над советской территорией, пилот был арестован и предан суду. Поскольку никаких конвенций на этот счет не существует, то должно быть применено прецедентное право, а оно дает Швеции право действовать так же, как в свое время поступили Советы.
Проводились также параллели с захватом Северной Кореей в 1968 г. разведывательного судна США «Пуэбло». Корейцы взяли экипаж в плен и отдали всех под суд, утверждая, что «Пуэбло» зашел в их территориальные воды. Вспоминали об истории с угоном советского самолета в Японию в 1967 г. Пилот МИГ-25 Виктор Беленко попросил в США политическое убежище, а японцы, отвергая претензии Советского Союза на сохранение за самолетом иммунитета, разобрали его на части, чтобы убедиться, что он не представляет опасности для страны, и вернули его русским в ящиках в разобранном виде. Может, и шведам разобрать лодку на части и вернуть ее потом в ящиках?
20 апреля 1978 г. инцидент, напоминающий историю U-137, произошел с южнокорейским самолетом, вторгшимся в воздушное пространство Советского Союза из-за ошибок в навигации. Советские истребители обстреляли самолет и принудили его совершить посадку на замерзшее озеро на побережье Белого моря.
Вопрос о силовом способе решения инцидента рассматривался и на правительственном уровне во время утреннего совещания в здании МИД, в котором помимо дипломатов приняли участие Л. Льюнг, Б. Шубак, некоторые члены правительства и эксперты по международному праву. Для консультаций приглашали также лидера Умеренной коалиционной партии Ульфа Адельсона и члена этой партии, бывшего министра обороны Э. Крёнмарка.
«Застрельщиком» в применении силы по отношению к U-137 и ее экипажу выступили консерваторы – умеренные коалиционеры. Но на прямой вопрос, возможно ли с помощью военных захватить лодку и интернировать ее экипаж, главком и его начальник штаба ответили, что осуществить это на практике будет чрезвычайно сложно. Если экипаж задраит люк и будет обороняться, то штурм лодки обернется большими человеческими жертвами с обеих сторон. Шведы будут вынуждены применить бронебойное и автоматическое оружие, а также газ. Великая держава вряд ли станет пассивно наблюдать за таким развитием событий и использует свой флот для оказания помощи лодке. Швеция окажется в состоянии войны с Советским Союзом. Одно дело демонстрировать угрозу применения силы, чтобы заставить русских пойти на выполнение шведских условий, а другое – пустить эту силу в ход.
Горячие головы несколько охладило также вмешательство в дискуссию внешнеполитического ведомства Швеции. Один из старших дипломатов МИД, эксперт по международно-правовым вопросам, проработавший не один год в шведском посольстве в Москве, Бу Юнссон выступил с заявлением о том, что полной аналогии с делом U-2 нет, поскольку нет явных доказательств того, что подводная лодка зашла в шведские воды с целью шпионажа. Он констатировал, что любое иностранное судно может зайти в шведские воды, если судну угрожает опасность. В таком случае оно должно в соответствии с международными правилами подать сигнал бедствия и войти в радиоконтакт с местными властями. Русские не сделали этого, и правительство, по его мнению, должно принять все меры для выяснения причин, из-за которых лодка оказалась там, где она села на мель, опросить ее командира, а потом уже снять ее с мели и отбуксировать в нейтральные воды.
МИД Швеции с самого начала занимал хоть и не всегда корректную, но в целом достаточно взвешенную позицию, понимая, что ухудшение отношений с великой державой в конечном итоге не пойдет на пользу стране, а восстанавливать их потом придется дипломатам.
Комментируя эту позицию правительства, национальные СМИ иронично отмечали, что их соотечественникам предстояло исполнить известный кунштюк: съесть торт и сохранить его целым, то есть, провести расследование и доказать мировому общественному мнению, что U-137 занималась шпионажем против Швеции, но одновременно не привлекать А. Гущина к суду за шпионаж.
Заголовок шведской газеты с обвинением С-363 в шпионаже
В Москве никто не смог прокомментировать инцидент с подводной лодкой, поскольку информация о нем полностью отсутствовала. Когда корреспондент «Дагенс Нюхетер» в Москве попытался узнать реакцию советской стороны, он наткнулся на глухую стену молчания. Только один политический комментатор, весьма удивленный полученной от шведа информацией, сказал, что такую новость вряд ли можно считать хорошей.
– Вероятно, произошла ошибка в навигации, – добавил он.
Именно эту причину день спустя выдвинет советская сторона в ходе начатого в Швеции расследования причин захода U-137 в шхеры Карлскруны.
Для Советского Союза, выступившего инициатором международной кампании в пользу создания на севере Европы безъядерной зоны, поимка подводной лодки в запретном шведском районе пришлась исключительно некстати. Идея нашла сторонников не только у нейтральных шведов (включая такую популярную политическую фигуру, как Улоф Пальме) и финнов, но и у «натовских» норвежцев и датчан.
Улоф Пальме – лидер Социал-демократической партии Швеции и дважды премьер-министр Швеции
Можно было уверенно предположить, что все эти планы были похоронены вечером 27 октября, когда U-137 напоролась на подводный камень и крепко села на мель. Да и в целом престижу страны, ВМФ и советских мирных инициатив, и без того воспринимавшихся на Западе с большим недоверием, был нанесен непоправимый удар. Наконец, инцидент с подводной лодкой заставил некоторую часть шведов призадуматься о целесообразности продолжения традиционной политики нейтралитета. Их мысли высказала вслух консервативная «Дейли Телеграф» в статье, озаглавленной «Нейтралитет не является источником безопасности». В ней утверждалось: «Нет в мире страны, которая угрожала бы Советам меньше, чем Швеция. Теперь все знают, как русские принимают в расчет страну, практикующую нейтралитет и не угрожавшую России со времен Карла XII».
Что и говорить, аргумент был «убойный», он добавил много соли в старые шведские раны!
Одновременно с совещанием в МИДе было проведено заседание в Росенбаде, летней резиденции премьер-министра в пригороде столицы. Некоторые политики приняли участие и в том, и в другом.
В ходе расследования инцидента с подводной лодкой шведское правительство по рекомендации своего главкома Л. Льюнга первоначально рассмотрело возможность применения закона о безопасности судов, т. е. их пригодности для плавания в море. Опираясь на этот закон, Главком надеялся подвергнуть U-137 детальному осмотру, а капитана 3 ранга А. Гущина – обстоятельному допросу, что позволило бы выяснить истинные причины захода лодки в Карлскруну.
Идея всем понравилась, и министр коммуникаций К. Эльмстедт, чье ведомство включало в себя Морскую инспекцию, наложил на рапорт Главкома соответствующую резолюцию. Но вскоре после этого в секретариат правительства позвонил чиновник министерства коммуникаций и спросил:
– Вы представляете, что вы натворили? Вы знаете, что это за собой влечет?
В секретариате об этом ничего не знали, но чиновник их быстро просветил. Если шведы применят закон о безопасности судов, то на борту лодки придется создать комиссию, которой наряду с прочими придется рассмотреть вопрос о заключении договора между экипажем и командованием ВМС Швеции о порядке питания, условиях сна, отдыха и проведения досуга – например, экскурсии в город и т. д. и т. п. Русские обсмеются до смерти, когда увидят, какую роскошную жизнь для них придумали эти шведские придурки.
О возражениях министерства коммуникаций доложили правительству, и министры опять задумались, размышляя, как же им выйти из этого положения. Закон действительно получался каким-то несуразным. Во время ланча Т. Фельдин собрал за столом 5 членов правительства и решил, что по отношению к русским можно воспользоваться отдельными положениями закона о безопасности, а именно пунктами 13 и 14, касающимися осмотра судна и определения его безопасности.
Но и после этого решения еще оставались закавыки, которые возникали все из-за того же добротно скроенного и, как автомат, работавшего законодательства Швеции, в котором все было согласовано, взвешено, взаимосвязано и одно вызывало другое. А что если морская инспекция обнаружит, что лодка неисправна и настолько дряхла, что ее нельзя будет выпустить в море? Представьте себе, как пострадает авторитет Швеции, если сразу после проведения морской инспекции U-137 утонет в море!
После ланча правительство внесло еще один пункт в свое «соломоново решение», а именно: если возникнет вопрос о том, чтобы не выдавать подводной лодке разрешение на выход в море по соображениям безопасности, следует отдельно проинформировать правительство. Иначе говоря, правительство, а не морская инспекция будет решать, выпускать лодку своим ходом в море или нет.
Наконец шведское законодательство было вроде приведено в соответствие практической жизненной ситуации. Но и на этом дело не закончилось. Трудности создал морской инспектор в карлскрунском порту Гуннар Маттсон. Он провел несколько бесплодных часов на борту тральщика в ожидании, когда шведские военные и политики договорятся наконец с русскими о том, чтобы его допустили на борт лодки, но так и не дождался. Тогда он плюнул в воду, сказал командиру тральщика: «Когда понадоблюсь – позвоните», – и отправился к себе домой в Кальмар.
А у военных и у дипломатов возникло впечатление, что Маттсон захотел сыграть в конфликте первую скрипку и войти в историю. Что если этот въедливый инспектор начнет осматривать на лодке каждый винтик и гайку и не выдаст сертификат пригодности к мореплаванию? Русские с этим вряд ли согласятся.
На самом верху началась возня. У. Улльстен попросил министра коммуникаций К. Эльмстедта позвонить в подчиняющийся ему департамент и повлиять на инспектора Матссона. Тот пообещал, но… ничего не сделал, потому что считал, что Матссон правильно понимает и исполняет свои обязанности.
Закон превыше всего. Или его буква. Это одно и тоже.
…Между тем шведские военные лихорадочно готовились к встрече отряда советских военных кораблей и по крупицам стягивали в Карлскруну различные подразделения. Кризис застал врасплох шведских военных, хотя они денно и нощно крепили оборону, исправно набирали рекрутов, получали деньги налогоплательщиков и постоянно «возникали» в средствах массовой информации, утверждая свое право на существование.
На случай военных действий разворачивался полевой лазарет. Из Карлсборга в спешном порядке перебросили роту парашютистов. В районе Грэсвика старую казарму оборудовали под лагерь для интернирования экипажа подводной лодки. Специалисты ФАО по подсказке американцев приступили к проработке мероприятия по обнаружению на борту лодки ядерного оружия.
Калле Андерссон нанес еще один визит на советскую подводную лодку, пытаясь уговорить капитана 3 ранга А. Гущина сойти на берег и позволить опросить себя шведским экспертами относительно причин, по которым лодка оказалась в карлскрунских шхерах. Но капитан 3 ранга категорически отказался сделать это, мотивируя свой ответ тем, что на этот счет не имеет никаких указаний из своей базы в Балтийске. Капитан 2 ранга провел на лодке 2 бесплодных часа, но был вынужден уйти ни с чем.
В дальнейшем военные убрали свои корабли подальше от места аварии, а сторожить лодку и контактировать с ней поручили местной береговой охране. Шведы рассказывали, что, в отличие от капитана 3 ранга А. Гущина, находившийся на борту лодки капитан 1 ранга Иосиф Аврукевич несколько раз покидал лодку, чтобы «поболтать» с сотрудниками береговой охраны на их катере ТЬ-253.
Командир последнего Конрад Сёдерхольм вспоминает, что русский произвел на них впечатление динамичного и приятного офицера.
Командующий всеми подразделениями вооруженных сил Швеции в провинции Блекинге полковник Жан-Карлос Данквардт вместе с гражданскими властями начал операцию по перекрытию района аварии. В первую очередь военным мешали журналисты. На близлежащих островах уже расположились солдаты, готовые к боевым действиям, а поскольку шведские граждане продолжали беспрепятственно передвигаться по шхерам, это могло вызвать излишний ажиотаж и неожиданные эффекты. Любопытных шведских туристов регулярно вывозили на катерах в Гусиный пролив, делали с ними «почетные» круги вокруг лодки и давали возможность фотографировать ее со всех ракурсов к вящему неудовольствию экипажа.
Капитан 1 ранга И. Аврукевич в окружении шведских военных
Перед экскурсией военные заставляли всех желающих либо предъявить документы, либо произнести фразу по-шведски, после чего своим разрешалось сесть в экскурсионную лодку, а иностранцам остаться на берегу и завидовать подданным Карла XVI Густава.
…В 14.00 совпосла М. Яковлева вызвал к себе У. Улльстен и зачитал ему 3 требования шведской стороны, после выполнения которых лодку могут отпустить домой: экспертное расследование причин инцидента и опрос командира подлодки, снятие ее с мели шведскими спасательными судами и официальное извинение Москвы за случившееся. Министр обратился к послу с требованием, чтобы начальники А. Гущина снабдили его всеми необходимыми инструкциями, способствующими выполнению предъявленных шведской стороной условий.
М. Яковлев ответил, что час назад он получил от А. Громыко указание, суть которого заключается в том, что СССР просит Швецию оказать помощь аварийной лодке и отбуксировать ее в нейтральные воды к местонахождению отряда советских кораблей. Командиру лодки даны указания продолжить контакты со шведскими военными. Посол просил разрешить сотрудникам посольства посетить лодку.
В ответ он получил решительный отказ.
Насколько я помню, в посольстве в эти дни соблюдался обычный порядок работы. Каждый продолжал трудиться на вверенном ему участке, не придавая особого значения инциденту с подводной лодкой. Все, кроме посвященных, думали, что это крайне досадное недоразумение в ближайшие часы будет разрешено.
После двухчасовых переговоров начальника штаба базы К. Андерссона с командиром U-137 выясняется, что А. Гущин категорически отказывается от приглашения шведов.
Представители СМИ со всего мира начинают собираться в Карлскруне.
Правительство Швеции формулирует условия освобождения лодки из плена:
– официальное извинение Москвы за нарушение шведского суверенитета;
– опрос капитана 3 ранга А. Гущина на берегу;
– осмотр внутренних помещений лодки.
Поздним вечером эксперты ФАО НИИ МО[12] Швеции начинают серию скрытных замеров вокруг подводной лодки на радиоактивность. Возникает версия о присутствии на борту подлодки ядерного оружия.
Лодка в окружении судов местной военно-морской базы стоит на своем прежнем месте.
Признаться, сообщению об аварии с подводной лодкой в провинции Блекинге я тогда не придал особого значения.
Во-первых, информация на этот счет была довольно скудной. Кроме того, мы привыкли полагаться на собственные источники и не очень-то доверять шведским средствам массовой информации. За последнее время они столько раз кричали: «Волки, волки!» – то есть изо дня в день писали о таинственных – подразумевай, советских – подводных лодках, занимающихся шпионажем в шведских водах, что даже бдительные шведы устали от этой истерии подозрений.
Во-вторых, я находился под впечатлением только что отшумевшей антисоветской кампании, связанной с другой аварией. В июне в шхерах Нючёпинга наскочил на риф наш танкер «Антонио Грамши» и оставил за собой несколько сотен тонн пролившейся нефти. Пострадали песчаные пляжи, флора и частично фауна побережья. Авария произвела на шведское общественное мнение впечатление сопоставимое с тем, что произвели рейды русских казаков в 1719–1720 гг., которых Петр Первый направил с эскадрой галер в карательную экспедицию на восточное побережье Швеции, чтобы подтолкнуть упорствующую правящую верхушку страны к заключению мира.
Самое интересное, что в момент аварии на борту танкера находился шведский лоцман, и по международным правилам ответственность с советского капитана за несчастный случай снимался. Страховая английская компания «Ллойд», в которой был застраховано судно, однозначно признало виновной стороной шведов, но это все равно не помешало им обвинить русских во всех смертных грехах. Один бедный чиновник-картограф, сообщивший журналистам о том, что риф, на который напоролся танкер, не был нанесен на карту, был подвергнут газетами беспощадному остракизму и, по нашим данным, за непатриотичное поведение «сослан» смотрителем маяка на удаленный остров. Об объективности здесь не могло быть и речи.
А история с лодкой стала раскручиваться с таким размахом и усердием, какого страна не видела, вероятно, за всю свою историю. Антисоветские (в смысле антирусские) круги наконец-то получили в руки долгожданный козырь, который они теперь могли разыгрывать по своему усмотрению.
Во главе всей шумихи, по вполне понятным причинам, стояли шведские военные. Несмотря на мощную оборонительную систему, напичканную всевозможной электронной техникой и аппаратурой слежения, обнаружения и оповещения на акватории Карлскруны, они у себя под носом не смогли обнаружить зашедшую в территориальные воды Швеции подводную лодку. Эту осечку налогоплательщики простить своим военным не могли, и СМИ, конечно же, стали напоминать об этом военным. Естественно, что военные круги, обозленные своим проколом, хотели хоть как-то оправдаться в глазах общественности, поэтому выступили с самыми жесткими требованиями и условиями по отношению к U-137 и ее экипажу. Кроме того, военным представился хороший повод заявить о том, что им не хватает выделяемых на оборону денег. Как бы ни был избит и замусолен этот тезис, шведские военные круги воспользовались им, потому что, несмотря на свою очевидность и тривиальность, он всегда приносил и еще будет приносить желаемый для них результат.
Ну а главное, конечно, состояло в том, чтобы создать у шведов образ врага. Он находился на востоке, и об этом официальная пропаганда постоянно напоминала своим согражданам. И вот враг пришел, и все могли посмотреть, как он выглядит, и убедиться в том, что пропаганда никогда не врала. Официальный Стокгольм, в первую очередь, МО, сделал всё возможное, чтобы оживить старые мифы и глубже укоренить их в сознании своих соотечественников.
Весьма характерной была спонтанная реакция вице-адмирала и начальника Генерального штаба вооруженных сил Швеции Бенгта Шубака. Когда ему доложили о том, что в Карлскруне села на мель советская подводная лодка, он радостно воскликнул:
– Наконец-то!
Наконец-то час военных пробил!
Генеральный прокурор страны Магнус Шёберг заявил о том, что его ведомство взвешивает возможность возбуждения уголовного дела против командира лодки за шпионаж[13]. Его поддержал доцент международного права Лундского университета Еран Меландер.
– Швеция вправе осудить командира подлодки за шпионаж, – заявил доцент газете «Дагенс Нюхетер». – Это бы полностью соответствовало собственной практике Советов в аналогичных случаях. В принципе можно провести параллель с т. н. делом об U-2. Когда американский самолет-шпион в мае 1960 г. был сбит над советской территорией, пилот был арестован и предан суду. Поскольку никаких конвенций на этот счет не существует, то должно быть применено прецедентное право, а оно дает Швеции право действовать так же, как в свое время поступили Советы.
Проводились также параллели с захватом Северной Кореей в 1968 г. разведывательного судна США «Пуэбло». Корейцы взяли экипаж в плен и отдали всех под суд, утверждая, что «Пуэбло» зашел в их территориальные воды. Вспоминали об истории с угоном советского самолета в Японию в 1967 г. Пилот МИГ-25 Виктор Беленко попросил в США политическое убежище, а японцы, отвергая претензии Советского Союза на сохранение за самолетом иммунитета, разобрали его на части, чтобы убедиться, что он не представляет опасности для страны, и вернули его русским в ящиках в разобранном виде. Может, и шведам разобрать лодку на части и вернуть ее потом в ящиках?
20 апреля 1978 г. инцидент, напоминающий историю U-137, произошел с южнокорейским самолетом, вторгшимся в воздушное пространство Советского Союза из-за ошибок в навигации. Советские истребители обстреляли самолет и принудили его совершить посадку на замерзшее озеро на побережье Белого моря.
Вопрос о силовом способе решения инцидента рассматривался и на правительственном уровне во время утреннего совещания в здании МИД, в котором помимо дипломатов приняли участие Л. Льюнг, Б. Шубак, некоторые члены правительства и эксперты по международному праву. Для консультаций приглашали также лидера Умеренной коалиционной партии Ульфа Адельсона и члена этой партии, бывшего министра обороны Э. Крёнмарка.
«Застрельщиком» в применении силы по отношению к U-137 и ее экипажу выступили консерваторы – умеренные коалиционеры. Но на прямой вопрос, возможно ли с помощью военных захватить лодку и интернировать ее экипаж, главком и его начальник штаба ответили, что осуществить это на практике будет чрезвычайно сложно. Если экипаж задраит люк и будет обороняться, то штурм лодки обернется большими человеческими жертвами с обеих сторон. Шведы будут вынуждены применить бронебойное и автоматическое оружие, а также газ. Великая держава вряд ли станет пассивно наблюдать за таким развитием событий и использует свой флот для оказания помощи лодке. Швеция окажется в состоянии войны с Советским Союзом. Одно дело демонстрировать угрозу применения силы, чтобы заставить русских пойти на выполнение шведских условий, а другое – пустить эту силу в ход.
Горячие головы несколько охладило также вмешательство в дискуссию внешнеполитического ведомства Швеции. Один из старших дипломатов МИД, эксперт по международно-правовым вопросам, проработавший не один год в шведском посольстве в Москве, Бу Юнссон выступил с заявлением о том, что полной аналогии с делом U-2 нет, поскольку нет явных доказательств того, что подводная лодка зашла в шведские воды с целью шпионажа. Он констатировал, что любое иностранное судно может зайти в шведские воды, если судну угрожает опасность. В таком случае оно должно в соответствии с международными правилами подать сигнал бедствия и войти в радиоконтакт с местными властями. Русские не сделали этого, и правительство, по его мнению, должно принять все меры для выяснения причин, из-за которых лодка оказалась там, где она села на мель, опросить ее командира, а потом уже снять ее с мели и отбуксировать в нейтральные воды.
МИД Швеции с самого начала занимал хоть и не всегда корректную, но в целом достаточно взвешенную позицию, понимая, что ухудшение отношений с великой державой в конечном итоге не пойдет на пользу стране, а восстанавливать их потом придется дипломатам.
Комментируя эту позицию правительства, национальные СМИ иронично отмечали, что их соотечественникам предстояло исполнить известный кунштюк: съесть торт и сохранить его целым, то есть, провести расследование и доказать мировому общественному мнению, что U-137 занималась шпионажем против Швеции, но одновременно не привлекать А. Гущина к суду за шпионаж.
Заголовок шведской газеты с обвинением С-363 в шпионаже
В Москве никто не смог прокомментировать инцидент с подводной лодкой, поскольку информация о нем полностью отсутствовала. Когда корреспондент «Дагенс Нюхетер» в Москве попытался узнать реакцию советской стороны, он наткнулся на глухую стену молчания. Только один политический комментатор, весьма удивленный полученной от шведа информацией, сказал, что такую новость вряд ли можно считать хорошей.
– Вероятно, произошла ошибка в навигации, – добавил он.
Именно эту причину день спустя выдвинет советская сторона в ходе начатого в Швеции расследования причин захода U-137 в шхеры Карлскруны.
Для Советского Союза, выступившего инициатором международной кампании в пользу создания на севере Европы безъядерной зоны, поимка подводной лодки в запретном шведском районе пришлась исключительно некстати. Идея нашла сторонников не только у нейтральных шведов (включая такую популярную политическую фигуру, как Улоф Пальме) и финнов, но и у «натовских» норвежцев и датчан.
Улоф Пальме – лидер Социал-демократической партии Швеции и дважды премьер-министр Швеции
Можно было уверенно предположить, что все эти планы были похоронены вечером 27 октября, когда U-137 напоролась на подводный камень и крепко села на мель. Да и в целом престижу страны, ВМФ и советских мирных инициатив, и без того воспринимавшихся на Западе с большим недоверием, был нанесен непоправимый удар. Наконец, инцидент с подводной лодкой заставил некоторую часть шведов призадуматься о целесообразности продолжения традиционной политики нейтралитета. Их мысли высказала вслух консервативная «Дейли Телеграф» в статье, озаглавленной «Нейтралитет не является источником безопасности». В ней утверждалось: «Нет в мире страны, которая угрожала бы Советам меньше, чем Швеция. Теперь все знают, как русские принимают в расчет страну, практикующую нейтралитет и не угрожавшую России со времен Карла XII».
Что и говорить, аргумент был «убойный», он добавил много соли в старые шведские раны!
Одновременно с совещанием в МИДе было проведено заседание в Росенбаде, летней резиденции премьер-министра в пригороде столицы. Некоторые политики приняли участие и в том, и в другом.
В ходе расследования инцидента с подводной лодкой шведское правительство по рекомендации своего главкома Л. Льюнга первоначально рассмотрело возможность применения закона о безопасности судов, т. е. их пригодности для плавания в море. Опираясь на этот закон, Главком надеялся подвергнуть U-137 детальному осмотру, а капитана 3 ранга А. Гущина – обстоятельному допросу, что позволило бы выяснить истинные причины захода лодки в Карлскруну.
Идея всем понравилась, и министр коммуникаций К. Эльмстедт, чье ведомство включало в себя Морскую инспекцию, наложил на рапорт Главкома соответствующую резолюцию. Но вскоре после этого в секретариат правительства позвонил чиновник министерства коммуникаций и спросил:
– Вы представляете, что вы натворили? Вы знаете, что это за собой влечет?
В секретариате об этом ничего не знали, но чиновник их быстро просветил. Если шведы применят закон о безопасности судов, то на борту лодки придется создать комиссию, которой наряду с прочими придется рассмотреть вопрос о заключении договора между экипажем и командованием ВМС Швеции о порядке питания, условиях сна, отдыха и проведения досуга – например, экскурсии в город и т. д. и т. п. Русские обсмеются до смерти, когда увидят, какую роскошную жизнь для них придумали эти шведские придурки.
О возражениях министерства коммуникаций доложили правительству, и министры опять задумались, размышляя, как же им выйти из этого положения. Закон действительно получался каким-то несуразным. Во время ланча Т. Фельдин собрал за столом 5 членов правительства и решил, что по отношению к русским можно воспользоваться отдельными положениями закона о безопасности, а именно пунктами 13 и 14, касающимися осмотра судна и определения его безопасности.
Но и после этого решения еще оставались закавыки, которые возникали все из-за того же добротно скроенного и, как автомат, работавшего законодательства Швеции, в котором все было согласовано, взвешено, взаимосвязано и одно вызывало другое. А что если морская инспекция обнаружит, что лодка неисправна и настолько дряхла, что ее нельзя будет выпустить в море? Представьте себе, как пострадает авторитет Швеции, если сразу после проведения морской инспекции U-137 утонет в море!
После ланча правительство внесло еще один пункт в свое «соломоново решение», а именно: если возникнет вопрос о том, чтобы не выдавать подводной лодке разрешение на выход в море по соображениям безопасности, следует отдельно проинформировать правительство. Иначе говоря, правительство, а не морская инспекция будет решать, выпускать лодку своим ходом в море или нет.
Наконец шведское законодательство было вроде приведено в соответствие практической жизненной ситуации. Но и на этом дело не закончилось. Трудности создал морской инспектор в карлскрунском порту Гуннар Маттсон. Он провел несколько бесплодных часов на борту тральщика в ожидании, когда шведские военные и политики договорятся наконец с русскими о том, чтобы его допустили на борт лодки, но так и не дождался. Тогда он плюнул в воду, сказал командиру тральщика: «Когда понадоблюсь – позвоните», – и отправился к себе домой в Кальмар.
А у военных и у дипломатов возникло впечатление, что Маттсон захотел сыграть в конфликте первую скрипку и войти в историю. Что если этот въедливый инспектор начнет осматривать на лодке каждый винтик и гайку и не выдаст сертификат пригодности к мореплаванию? Русские с этим вряд ли согласятся.
На самом верху началась возня. У. Улльстен попросил министра коммуникаций К. Эльмстедта позвонить в подчиняющийся ему департамент и повлиять на инспектора Матссона. Тот пообещал, но… ничего не сделал, потому что считал, что Матссон правильно понимает и исполняет свои обязанности.
Закон превыше всего. Или его буква. Это одно и тоже.
…Между тем шведские военные лихорадочно готовились к встрече отряда советских военных кораблей и по крупицам стягивали в Карлскруну различные подразделения. Кризис застал врасплох шведских военных, хотя они денно и нощно крепили оборону, исправно набирали рекрутов, получали деньги налогоплательщиков и постоянно «возникали» в средствах массовой информации, утверждая свое право на существование.
На случай военных действий разворачивался полевой лазарет. Из Карлсборга в спешном порядке перебросили роту парашютистов. В районе Грэсвика старую казарму оборудовали под лагерь для интернирования экипажа подводной лодки. Специалисты ФАО по подсказке американцев приступили к проработке мероприятия по обнаружению на борту лодки ядерного оружия.
Калле Андерссон нанес еще один визит на советскую подводную лодку, пытаясь уговорить капитана 3 ранга А. Гущина сойти на берег и позволить опросить себя шведским экспертами относительно причин, по которым лодка оказалась в карлскрунских шхерах. Но капитан 3 ранга категорически отказался сделать это, мотивируя свой ответ тем, что на этот счет не имеет никаких указаний из своей базы в Балтийске. Капитан 2 ранга провел на лодке 2 бесплодных часа, но был вынужден уйти ни с чем.
В дальнейшем военные убрали свои корабли подальше от места аварии, а сторожить лодку и контактировать с ней поручили местной береговой охране. Шведы рассказывали, что, в отличие от капитана 3 ранга А. Гущина, находившийся на борту лодки капитан 1 ранга Иосиф Аврукевич несколько раз покидал лодку, чтобы «поболтать» с сотрудниками береговой охраны на их катере ТЬ-253.
Командир последнего Конрад Сёдерхольм вспоминает, что русский произвел на них впечатление динамичного и приятного офицера.
Командующий всеми подразделениями вооруженных сил Швеции в провинции Блекинге полковник Жан-Карлос Данквардт вместе с гражданскими властями начал операцию по перекрытию района аварии. В первую очередь военным мешали журналисты. На близлежащих островах уже расположились солдаты, готовые к боевым действиям, а поскольку шведские граждане продолжали беспрепятственно передвигаться по шхерам, это могло вызвать излишний ажиотаж и неожиданные эффекты. Любопытных шведских туристов регулярно вывозили на катерах в Гусиный пролив, делали с ними «почетные» круги вокруг лодки и давали возможность фотографировать ее со всех ракурсов к вящему неудовольствию экипажа.
Капитан 1 ранга И. Аврукевич в окружении шведских военных
Перед экскурсией военные заставляли всех желающих либо предъявить документы, либо произнести фразу по-шведски, после чего своим разрешалось сесть в экскурсионную лодку, а иностранцам остаться на берегу и завидовать подданным Карла XVI Густава.
…В 14.00 совпосла М. Яковлева вызвал к себе У. Улльстен и зачитал ему 3 требования шведской стороны, после выполнения которых лодку могут отпустить домой: экспертное расследование причин инцидента и опрос командира подлодки, снятие ее с мели шведскими спасательными судами и официальное извинение Москвы за случившееся. Министр обратился к послу с требованием, чтобы начальники А. Гущина снабдили его всеми необходимыми инструкциями, способствующими выполнению предъявленных шведской стороной условий.
М. Яковлев ответил, что час назад он получил от А. Громыко указание, суть которого заключается в том, что СССР просит Швецию оказать помощь аварийной лодке и отбуксировать ее в нейтральные воды к местонахождению отряда советских кораблей. Командиру лодки даны указания продолжить контакты со шведскими военными. Посол просил разрешить сотрудникам посольства посетить лодку.
В ответ он получил решительный отказ.
Насколько я помню, в посольстве в эти дни соблюдался обычный порядок работы. Каждый продолжал трудиться на вверенном ему участке, не придавая особого значения инциденту с подводной лодкой. Все, кроме посвященных, думали, что это крайне досадное недоразумение в ближайшие часы будет разрешено.
День третий, пятница 30 октября 1981 года
Карл Андерссон продолжал настойчиво добиваться от командира подлодки, чтобы последний начал переговоры с представителями командования ВМС Швеции, но А. Гущин согласился только на проведение опроса на борту лодки в присутствии персонала советского посольства.
Пожелания офицера передали в Стокгольм, и в Карлскруну прибыл военно-морской атташе советского посольства Ю. Просвирнин и 2-й секретарь Б. Григорьев. Вслед за ними в городе появился начальник шведской контрразведки СЭПО комиссар Туре Фошберг.
U-137 вел оживленный радиообмен со своей базой в Балтийске. Шведы запретили ей пользоваться кодом и выделили для связи с домом фиксированную частоту. Подлодка не соблюдала эти требования, чем вызывала раздражение военных властей Швеции.
Пожелания офицера передали в Стокгольм, и в Карлскруну прибыл военно-морской атташе советского посольства Ю. Просвирнин и 2-й секретарь Б. Григорьев. Вслед за ними в городе появился начальник шведской контрразведки СЭПО комиссар Туре Фошберг.
U-137 вел оживленный радиообмен со своей базой в Балтийске. Шведы запретили ей пользоваться кодом и выделили для связи с домом фиксированную частоту. Подлодка не соблюдала эти требования, чем вызывала раздражение военных властей Швеции.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента