В полный прилив море ударяло в стену, и все, что попадало ему на пути, разбивалось вдребезги. Митя не сознавал опасности, не искал выхода и с громким вздохом опустился на сырую гальку.
* * *
   Маня нашла ягоды и пресную воду. Из содранной бересты она сделала чумички – в одной несла морошку, а в другой воду. Кроме того, подмышкой у нее торчал пучок мягкой сухой болотной травы, годной для стелек и для обертывания ног вместо портянок. Ей стало весело. Она угостит Митю ягодами, водой, подправит к ночи шалаш и пойдет ловить нерпёнка, чтобы поесть его теплого и вкусного мяса. Поставив чумички, Маня заглянула в шалаш и с криком отскочила:
   – Митя-а-а!.. Куда ты ушел? Зачем ты ушел?
   Отчаяние охватило ее. Где его искать? Найдет ли она Митю до ночи? Он может погибнуть!
   Девочка тщательно осмотрела шалаш и взглянула на лодку и море. Волны наступали. Начинался второй дневной прилив.
   Воду и ягоды Маня убрала в шалаш, а сама побежала к лодке. Следы… Это его сапоги. Хорошо, хорошо… Значит, он пошел в ту сторону.
   Девочка быстро нашла место, где Митя поднимался в гору, – там осыпалась земля. И дальше уже она ни на минуту не теряла следа, который хорошо был виден на свежепримятой траве.
* * *
   Начавшийся прилив быстро заполнял галечную отмель.
   Митя с ужасом смотрел, как на него надвигаются грозные пенистые волны. Ему чудилась борода Морского старика и костлявые длинные пальцы. Они высовывались крючками из волн, стараясь схватить Митю. Но в самый ужасный момент море на несколько мгновений отступало от берега; тогда пальцы судорожно царапали землю и волочили за собой гальку и крупные камни.
   Митя обезумел, но не кричал. У кого просить пощады? Кого пугать криком? Кого звать?
   Волны уже докатывались до стены и стучали об нее галькой.
   Мальчик повернулся спиной к морю и ухватился пальцами за щели утеса.
   – Митя-а!.. – раздалось почти над головой мальчика.
   Маня увидела его с ближайшего мыса и пробралась к уступу. При помощи большой суковатой палки, установленной наискось, Маня втащила обессилевшего мальчика в безопасное место.
   – Пойдем скорее к лодке. Там ягоды есть.
   Мальчик дрожал: вся одежда его была пропитана морской водой.
   С большим усилием вскарабкались дети наверх и добрели до шалаша. Маня раздела Митю, повесила все сушить, а его одела в свой халатик и уложила на мховую постель.
   Небо все больше и больше хмурилось. Солнца не было видно, и день, казалось, клонился к вечеру…
   Девочка заставила Митю поесть хлеба с ягодами и сахаром, а сама утолила голод сырой головкой кеты.
   Не теряя времени, она нарезала несколько охапок свежей травы и еще тщательней укрыла шалаш. Чтобы траву не разнесло ветром, Маня придавила ее палками.
   Сначала Митя лежал смирно, но потом начал жаловаться, что ему холодно.
   – Подожди, подожди, Митя, и огонь будет, – утешала девочка.
   – А где ты спичек возьмешь? Ведь у тебя нет спичек, – хныкал мальчик.
   – Да, это правда.
   Спичек нет, но огонь нужен, очень нужен! С огнем тепло и весело. Можно было бы сделать маленькую урасу из сена и веток, развести огонь и около очага поджарить рыбу. А спичек нет… Как добыть огонь?
   Маня часто видела, как ее отец и мать выбивали огонь из камня.
   «Это настоящий, живой огонь. Такой огонь крепко держится, потому что он из камня. От спичек огонь так себе: скоро добудешь, ну и не смотришь за ним. Спички воды боятся: намочил их – и пропало дело, – часто говорила мать Мане. – Тебе надо самой уметь добывать огонь из камня».
   Девочка очень хорошо помнила, как один раз мать дала ей в одну руку огниво, а в другую – кремень с прижатым к нему кусочком трута и велела бить по камню.
   Были сумерки. После каждого удара сыпались золотистые искорки. Потом вдруг ей обожгло палец. Мать подложила тоненькой бересты и велела раздувать тлеющий трут. Вспыхнул огонек, и Маня, слушая указания матери, развела свой маленький очаг. Ах, как тогда ей было весело! Вот сейчас бы добыть живого огонька! Как бы обрадовался Митя!..
   Девочка опустила голову. Ей хотелось вспомнить, какой это был камень и что такое трут. Камешек был маленький, немного желтоватый, а трут серый и такой мягкий…
   Вдруг она подскочила. Неужели потеряла?.. Девочка схватилась за ремешок, висевший на шее, и потянула. На ремешке были привязаны амулеты и кожаный, крепко зашитый оленьими жилами сверточек. Да, да, в этом свертке живой огонь. Теперь Маня отчетливо помнила, как мать, зашивая сверток, приговаривала: «Вот я тебе сюда кладу кремень и немного трута; его хватит разжечь два-три огня. Смотри береги все это и не распарывай, пока не будет у тебя большой-большой нужды в огне. Смотри не распарывай в открытом месте. Сделай шалашик или урасу… Сухих дров приготовь раньше да тонких-тонких стружечек нарежь или бересты приготовь, больше бересты, тонкой бересты приготовь. Если у тебя не будет настоящего огнива, обухом ножа по камешку ударяй. И всегда с собой камешек и трут вози. Будут у тебя спички – все равно не забывай про кремень и трут. Спички что? Намокнут – и пропали, а трут намокнет – высуши его подмышкой, и он опять огонь даст…»
   Маня выскочила из шалаша и запрыгала хлопая в ладоши, как будто около нее уже горел костер.
   – Когда будет большая-большая нужда… – проговорила девочка.
   А что, сейчас большая нужда или нет?.. Сейчас лето, в шалаше тепло, а рыбу и мясо нерпы она может есть сырыми. «Нет, огня разводить пока не надо… А Митя?.. Ведь он не может есть сырое мясо, да и море его намочило. Ему огонь нужен. Да, да, нужен… нужен… Для Мити огонь разведу. С огнем будет весело-весело. Сначала маленькую урасу сделаем. Сухих дров и бересты приготовим. Убить нерпу еще нужно. Убью нерпу и дам Мите кусочек сырого мяса – пусть ест. Съест! Все равно съест. Хлеба-то маленький-маленький кусочек остался. Вот будет хорошо! Митя настоящий охотник тогда будет. Никого бояться не будет, плутать по лесу не будет; сильный и ловкий будет. А то сейчас он совсем плохой. Не мог вылезть на уступ. Не мог догадаться камешков подложить и подняться. Совсем плохо так… Подожду огонь разводить. Покормлю его сырым мясом, а тогда разведу. Вот будет хорошо!»
   Маня громко рассмеялась и начала бить ладонями по коленкам.
   Когда одежда подсохла, дети отправились собирать морошку и черемшу. Маня деловито рассуждала о запасах ягоды и зелени:
   – Нерпёнка можно и сразу после дождя искать, а ягоду трудно, да и осыпаться она может.
   Из бересты при помощи ножа она быстро наделала продолговатых и круглых коробочек.
   Морошка поспела окончательно, была желтого цвета, очень сочная и отличалась приятным запахом.
   – Ешь, Митя, не бойся! Спелой морошки ведро можно съесть, а живот не заболит.
   Собирать было хорошо и легко. Ветер загнал куда-то комаров и мошек. Девочка все время смеялась. Прыгая с кочки на кочку, она вызывала на такие же скачки Митю, но он больше попадал между кочек, рассыпая ягоды.
   Дети незаметно перешли на другую сторону острова.
   – Постой, Митя, посмотрим, что там есть. Нет ли там какого-нибудь зверя?
   Ползком между корнями кустарника они пробрались на край обрыва. Все камни и галька были усыпаны нерпами. Мальчик никогда не видел такого скопления зверей. У него захватило дух. Он испугался и попятился назад.
   – Тише, тише, куда ты! – заметила Маня. – Лежи смирно… Я пойду убью сейчас нерпу, а ты смотри и учись.
   Девочка ушла вправо по ветру, с тем чтобы к зверям там внизу, у моря, подползти против ветра.
   Митя крепко схватился за ствол небольшой ольхи и смотрел на нерп. Все они спокойно лежали, лениво поворачивая голову или изредка шлепая о землю задними ластами.
   Вглядываясь в ту сторону, откуда должна была появиться девочка, Митя заметил, что между камней у самой воды двигался зеленый куст. Когда куст поравнялся с ним, он понял, что это ползет Маня с привязанной к ее спине веткой; в правой руке у Мани была толстая суковатая палка.
   Вдруг она вскочила и побежала к самой ближней кучке зверей. Ветка откатилась в сторону, но нерпы, не сразу поняв, в чем дело, медленно задвигались… А Маня уже колотила одну из них по голове, стараясь попасть в самый нос.
   Ни Митя, который наблюдал за Маней, ни девочка, увлеченная охотой, не видели, как все остальные звери сползли в воду. Теперь они плавали вдоль берега, высоко поднимая из бурных волн свои глазастые морды.
   – Митя, иди сюда! – закричала девочка, вонзая нож в грудь нерпы. – Скорее иди! Там кругом, где я шла, иди!
   Как только брызнула кровь и потекла струей, девочка припала к зияющей ране губами и начала жадно пить красную теплую жидкость.
   Насытившись, она оглянулась. Мальчика не было. Что случилось? Она взяла палку и пошла его искать.
   Осторожно шагая между камней, Митя увидел на повороте усатую морду с большими красноватыми глазами и в страхе залез на березу. Нерпа испугалась его, нырнула в море, но другие по-прежнему лезли и размещались по камням, не замечая спрятавшегося мальчика.
   Маня со своей дубинкой снова спугнула зверей и громко крикнула:
   – Митя-а!.. Где ты?..
   Мальчик слез с дерева.
   – Ты что здесь?
   – Нерпа на меня бросилась… чуть-чуть не укусила…
   – Ах, какой ты еще смешной! Разве ты не видел, как они боятся людей? Почему они не кинулись на меня, когда я била палкой их товарища?
   – Они тебя боятся, – проговорил Митя.
   Маня захохотала.
   – Ну, пойдем со мной скорей. Попей теплой крови – и тебя будут бояться, и ты будешь охотником.
   – Не буду я кровь пить, не хочу я…
   – Пойдем, пойдем, посмотришь.
   Кровь еще сочилась из убитой нерпы. Девочка снова припала к ней губами, потом, поднявшись, весело поглядела на спутника. Ее личико было в крови, – она смачно облизывалась.
   – Вкусно, очень вкусно! Пей, пока течет. Совсем другой станешь. Смотри, какая кровь хорошая.
   Митя двинулся было, чтобы попробовать, но, окинув взором неуклюжую тушу зверя, брезгливо отвернулся.
   Маня сокрушенно мотнула головой и начала снимать шкуру вместе с жиром. Ободрав животное, она поела теплого еще мяса.
   Кожу нерпы и часть мяса дети затащили как можно выше на камни и закрыли палками. С собой они взяли часть нерпичьей тушки и желудок животного.
   – Раздуем, высушим и воду будем в нем держать, – проговорила Маня, выдавливая из желудка полупереваренные куски рыбы.
   Ночью пошел дождь. Дети крепко спали, особенно Маня. Мальчик просыпался, ворочался: он был голоден, Хлеб вышел, ягоды же больше утоляли жажду, чем голод.
   Шалаш выдерживал напоры ветра и не протекал. Детям было тепло. Они спали рядом, спина к спине.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   На рыборазводном заводе отсутствие детей заметили в сумерках. Искали их на садках, осмотрели ближайший берег залива…
   – Унесло, унесло в море, – сокрушенно сказал отец Мити. – Что теперь будет с женой?! Что я ей скажу?
   Он бросился к катеру, но выйти из речки на нем можно было только ночью; по приливу.
   Все стали гадать, куда могло унести лодку с детьми: прямо в море или вдоль берега. Русские решили, что прямо в открытое море, так как ветер с полдня дул только с берега, но эвенки высказывали сомнение.
   – Это только когда тихий ветер был, он дул с берега, а тогда их унести не могло – тогда они справлялись с лодкой и ехали куда-то вдоль берега. А потом ветер ударил почти с моря: значит, их в Большую бухту, за остров, в конце концов выбросить должно.
   Так рассуждали эвенки, и поэтому отец Мани собрался завтра утром, чуть свет, идти искать их вдоль берега, вправо от устья рыбоводной речки.
   Мать Мити и мать Мани горько плакали. Особенна томительна была первая ночь. Буря ревела. Берег содрогался под ударами волн. Обе матери то и дело выбегали к: устью речки и смотрели на взбудораженное море.
* * *
   На другое утро первым проснулся Митя. Он слышал, как шумел дождь и завывал ветер. Дождь лил широким потоком, кругом журчали ручейки. Хотя в шалаш, туда, где лежали дети, вода не попадала, но Митю охватывала холодная сырость.
   – Маня, я есть хочу, – заныл мальчик, толкая подругу в бок.
   Она не сразу проснулась. Ей было тепло и снились хорошие сны.
   – Ну вот, вчера не ел мяса, а теперь есть хочешь! А чего будешь есть? У нас только сырая рыба да сырое мясо есть.
   – Я жареную нерпу буду есть, а сырую не хочу.
   – И то хорошо, что хоть жареной нерпы захотел. А раньше никак не хотел есть… И это хорошо, и это хорошо… А огонь добудем. Только вот пусть немного дождь пройдет. Поставим урасу, очаг сделаем и огонь разведем.
   – Маня, а что теперь наши делают?
   – Что делают? Нас ищут. Мой отец, вероятно, где-нибудь тут на берегу напротив острова ходит, а твой на катере приедет.
   – А если катер сломается, то не приедут?
   – Тогда сами поедем. Что у нас лодки, что ли, нет? Унесло у нас лодку, что ли? Поди, не унесло. Она крепко привязана.
   – А почему ты думаешь, что твой отец в эту сторону пошел нас искать? Почему это ты так думаешь?
   – А как же иначе! Разве отец пойдет против ветра искать? Он пойдет искать по ветру. А ветер сюда дует.
   – А что теперь, Маня, твоя мать делает?
   – Однако, то же, что и твоя, – плачут они, вот что они делают…
   – Моя мама говорила, что если я потеряюсь, то она умрет. Правда это, Маня?
   – Все может быть. Закатится сердце – и готово. Я слышала, так бывает. Старики говорили: от горя всякое с человеком может случиться.
   Митя испуганно вскинул глаза, наполнившиеся слезами.
   – А надо сигнал подать – они и перестанут плакать.
   – Какой сигнал? Опять жесткое слово сказал!
   – Дыму пустить. Большой огонь развести… Сейчас из этого ничего не выйдет.
   – Почему?
   – Не увидят они сейчас ни дыма, ни огня… Ветер сильный дует – весь дым к земле прижмет.
   – А куда же дым денется?
   – Унесет его в другую сторону.
   – В какую?
   – Да вот сюда, на ближний берег.
   – Там, где отец твой сейчас? Тогда он увидит и маме пойдет скажет.
   Маня задумалась. В самом деле, ведь так. Только вот сумеет ли она огонь добыть? Здесь, в шалаше, от дыма задохнешься, а снаружи ветер, дождь и земля сырая.
   Все же мысль о сигнале заставила девочку быстро одеться и хорошенько обдумать постройку урасы. Она подсчитала: палок мелкого тальника можно быстро нарезать, травы высокой и густой тоже много. Все дело за погодой. Перестанет дождь – и за дело можно взяться. Маня ощупала кожаный сверток и прошептала:
   – Живой огонь, вот он здесь сидит.
   Митя снова заныл:
   – Есть хочется… Ой, как хочется!
   – Кушать – так кушать. Давай будем кушать. Мясо у нас есть, рыба у нас есть, ягоды у нас есть.
   Маня достала из-под мха одну дощечку, вытерла мокрой травой, поскоблила ножом и мелко нарезала на нее черемши, рыбы и мяса нерпы. Рядом тут же насыпала морошки.
   – Ну, ну, ешь. Вот так ешь, как я!
   Митя видел, как тоненькие грязные пальчики его подруги сжимали вместе с ягодой или черемшой кусочки мяса и погружались в рот. Затем губы громко чмокали, а лицо складывалось в довольную гримасу:
   – Ах, как вкусно!
   От каждого чмоканья и восклицания Мани у Мити сильнее сосало подложечкой, а во рту набиралась слюна.
   – Ты попробуй! Ты попробуй! – щебетала девочка. – Закрой глаза и попробуй.
   Мальчик схватил два кусочка мяса, несколько ягод, зажмурил глаза и, положив все в рот, быстро сглотнул.
   – Хорошо, хорошо! – захлопала в ладоши Маня. – Бери еще, бери еще.
   Митя сначала растерянно посмотрел кругом. Ничего не случилось, он даже и не слышал, как мясо проскочило через горло. Тогда он взял еще и еще…
   Маня ласково смотрела на него и думала: «Теперь жив будет, теперь жив будет…»
   – Хорошенько ешь. Наешься – работать весело будет. Урасу скоро сделаем и огонь будем добывать.
   – А как будем огонь добывать?
   – О, это очень трудно, очень трудно!
* * *
   Конусообразный, с открытым верхом шалаш построили только к вечеру. Внутри его, как раз в центре, помещался очаг. Из лесу принесли сухих ольховых веток.
   После постройки шалаша дети натаскали целую кучу веток с зеленой хвоей кедрового стланца. Это для сигнального костра.
   Торжественная минута настала. Маня распарывала кожаный сверток. У ее ног на очаге лежала кучка бересты и несколько тонких стружек букетиками. Стружки девочка готовила из сухих палочек, при этом не отрезала их наотмашь, а только после каждого надреза поворачивала кругом палочку до тех пор, пока не перерезала ее. Эти стружки имели очень тонкие, как бумага, кончики и более толстое, прикрепленное к стержню основание. Загорались они скоро, но прогорали не сразу.
   Митя напряжено смотрел, как вспарывала шов его подруга.
   – Что там у тебя, Маня?
   – Там живой огонь! – торжественно воскликнула девочка.
   Мальчик был полон томительного ожидания. Вот под кожей блеснула береста, а затем в руках у Мани оказался всего-навсего камешек и кусочек какой-то грязной ваты.
   – Ну и огонь! – разочарованно протянул Митя. – Где же твой живой огонь?
   – Подожди! Не бормочи! – нервно окрикнула его девочка. – Ты всегда торопишься.
   Она тщательно ощупала трут.
   – Сухой, сухой… – шептали ее губы.
   Митя увидел, как Маня зажала в левой руке камешек, а под ним часть трута и, прикрыв лезвие ножа берестой, начала обухом усиленно колотить по камешку. Посыпались искорки. Сначала одна, две, а потом много-много, целый поток.
   – Да, да, Маня, огонь, живой, живой огонь! – твердил Митя, а сам трепетал. От нервной дрожи у него не попадал зуб на зуб.
   Запахло гарью. Из трута потянулась легкая струйка дыма. Маня положила его на тоненький листик бересты, которую свернула трубочкой, но так, чтобы трут видно было на одном ее конце.
   Маня легонько дула на трут, а он тлел все больше и больше. Наконец вспыхнул огонек. Его золотистый язычок охватил бересту. Она затрещала, задымилась…
   – Вот он, огонь! – закричал Митя.
   – Тише! Спугнешь, огонь спугнешь! Разве можно кричать? Он только родился, он совсем маленький, а ты кричишь. Нехороший ты мальчишка! Никогда больше с тобой не поеду.
   Митя сконфузился, а девочка взяла еще бересты, подожгла ее и поднесла к куче стружек. Пламя становилось все ярче и ярче. Мане хотелось быстро вскочить и закричать во весь голос о том, что она добыла огонь, но, вспомнив, как ругнула Митю, она степенно сказала:
   – Теперь тепло, сухо будет, рыбу и мясо можно будет жарить.
   Митя молчал.
   – Только все же немного подождем. Положим побольше толстых дров. Костер будет разгораться, а мы снаружи побудем. А то дым глаза выест.
   С огнем стало веселей. В тот же вечер Митя ел жареную кету с ягодами. Она была совершенно пресная. Мальчик сначала морщился, с трудом глотал, но обильная слюна сдабривала непривычное для него блюдо.
   Мох из старого шалаша перетаскали в новый и вечером долго сидели у огня. Маня рассказывала Мите о своих путешествиях по тайге с оленями зимой и летом. Там, далеко за хребтом, есть большущие реки и обширные озера. По их берегам растут кедровые леса. Там лучше. Сюда, на берег моря, эвенки летом приходят ради оленей: здесь мало комаров и мошек и зверям (эвенки оленей называют зверями) легче питаться. Потом здесь можно наделать порсы из вкусной кеты и наловить нерп. Из нерпичьей, а особенно из сивучьей кожи выходят крепкие ремни на упряжь оленям, а также крепкие подошвы.
   – А когда ты научилась нерп ловить? – спросил Митя.
   – Мы долго с нивхами жили, вот от них и научилась. Как только дождь перестанет, я еще нерпу убью и вырежу длинный ремень. Нам нужен длинный ремень; прошлый раз об этом мой отец говорил. Там на берегу нерп мало, а здесь их много.
   – А меня, Маня, научишь?
   – Тебя очень трудно научить. Ведь ты их боишься.
   – Нет, я теперь уж не боюсь. Только давай сначала я маленькую убью. Может быть, детеныша найдем. Вот я его и прикончу.
   Маня громко рассмеялась:
   – Понятно, с маленьких надо начинать. Не знаю только, найдем ли сейчас маленьких.
   – Если не найдем маленьких, я тогда большую убью. Как хвачу ее по морде палкой, она и свернется…
   – Так, так, Митя. Хорошо, хорошо, ты большой охотник будешь, – иронически говорила Маня. – Только никогда не хвались раньше. Никогда, понимаешь? Сначала убей, а потом скажи: «Это я убил». Так лучше.
   Первый костер для сигнала дети решили зажечь завтра утром.
   – Может быть, тише будет. Если тише будет, дым высоко-высоко кверху поднимется – тогда все увидят. И отец мой увидит, и там на заводе увидят. А тише завтра должно быть, потому после дождя всегда ветер тише бывает.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   В эту ночь, когда дети сидели у своего огня и весело беседовали, мать Мити не могла уснуть. Гнетущая мысль о гибели сына лишила ее сна и слез.
   – Чует мое сердце недоброе, – причитала она: – погиб мой мальчик! Вот уже третьи сутки, а они не возвратились.
   Однажды в присутствии мужа она высказала неудовольствие по адресу Мани, но отец Мити запротестовал:
   – Не надо сейчас никого обвинять. У эвенков горе не меньше нашего. И кто знает, может быть, во всем виноват Митя. Может быть, это он соблазнил девочку поехать.
   Ветер по-прежнему рвал листья с деревьев, и прибойные волны были настолько велики, особенно на баре[20] речки, что Василий Игнатьевич не рисковал трогаться с места. На соседней рыбалке, куда ходил рабочий завода, тоже отказали в катере и предупредили: выйти в море можно только через день после затишья, когда уляжется мертвая зыбь.
   На рассвете Елена Петровна позвала Катю, и они пошли на мыс посмотреть море. Стало немного тише. Горизонт был закрыт тяжелыми тучами, небо мутное. Через вершины гор быстро проносились лохмотья облаков, цепляясь за остроконечные каменные глыбы. Море кипело, билось о берег. По приплеску далеко-далеко видна была белая кайма прибоя.
   Мать Мити пристально смотрела на море, словно искала ответа на мучительный вопрос: жив ли мальчик? Катя не спускала взгляда с островка. Ее узкие глаза то еще больше суживались, то расширялись. Вдруг она схватила за руку Елену Петровну:
   – Смотри, они живы!.. Да, да, живы… Смотри, смотри! Видишь?
   – Где? Что там? Ничего не вижу!
   – Ах, как ты плохо смотришь! Разве ты не видишь на острове дым? Вон, вон! Они, они костер жгут.
   Над островом, на фоне черных туч, тянулась белая струйка дыма, то припадая, то взмывая вверх.
   – Да, да, они живы!.. – восклицала Катя.
   Мать Мити тоже увидела дымок.
   – Неужели это правда? Неужели это они? Разве они взяли с собой спички? Наш мальчик никогда не таскает с собой спичек. А у Мани разве были спички?
   – Не все ли равно, как они добыли огонь? – спокойно ответила Катя. – Они живы.
   – Надо скорее ехать, а то еще дети с голоду помрут.
   Когда женщины вернулись домой, мать Мити закричала:
   – Они живы! – и залилась слезами, уже не в силах вымолвить больше ни одного слова.
   В полдень пришел отец Мани и сказал:
   – Они живы. Я видел костер на острове. Лодки или обломков ее по берегу нет, значит они там.
   Однако Елена Петровна не успокоилась, а стала еще более настойчиво требовать выхода катера в море:
   – Сегодня они живы, но их могут растерзать звери, или они умрут с голоду… Уже третий день без пищи. Как это можно!
   – Ничего, не умрут, – утешали ее эвенки. – Там нерпы много, там чаек много. А раз огонь есть, то совсем хорошо.
   – Чайки! Нерпа! Да разве Митя будет есть? Ваша дочка будет есть, а Митя не будет, ни за что не будет есть. Он умрет. Ваша Маня останется живой, а мой Митя умрет…
   – Ничего, не умрет.
   – Да что ты, в самом деле! – вмешался отец Мити. – Ты же читала о путешествии Нансена к Северному полюсу… Чем он и его товарищи питались целую полярную зиму, приютившись на скале? Ведь только морскими животными. И ничего, остались живы и здоровы.
   – То Нансен, а то Митя; то Нансен, а то мой милый мальчик. Тоже сравнил!
   – С тобой не сговоришься! Но я теперь совершенно спокоен: раз на острове, то пищу достанут.
   – Но кто им поймает нерпу, кто им поймает чайку?
   – Маня все поймает, – сказала Катя.
   – Нет, нет, в это я не верю.
   – А я так вот совершенно спокоен, – поддержал эвенку отец Мити.
   – Тебе, я вижу, все равно, останется жив мальчик или умрет с голоду.
   Последние слова взбесили Василия Игнатьевича, и он сказал:
   – Ну, ладно, сейчас я соберу людей и поеду. Мальчик, несомненно, останется жив, а я, возможно, погибну. Нужно быть сумасшедшим, чтобы при таком прибое выходить в море.
   Мать Мити ничего не сказала. Она радовалась решению мужа и пошла смотреть на выход катера.
   Грозно море во время бури, но свои счеты с берегом оно сводит в первые часы затишья. Мертвая зыбь, вздымаясь при подходе к берегу, рушится на него высокой пенистой стеной. Особенно страшны буруны на отмелях, на косах и на барах речек, впадающих в море.
   Попытка выхода в море окончилась неудачей. У катера при ударе о дно бара сломался руль, и волнами выбросило судно боком на косу.
   Люди, перемокнув, спаслись, но ехать можно было теперь только после починки руля.
* * *
   Сигнальный костер радовал детей. Они прыгали вокруг него и смеялись, подбрасывая свежие ветки.
   – Наш костер далеко-далеко видно, всем видно! – кричал Митя.
   Маня успокоилась первая и, глядя на море, высчитывала, когда могут приехать за ними.
   – Сегодня к вечеру наши, возможно, приедут на катере, – сказала она. – Выйти из речки можно после обеда с малым приливом или завтра утром рано: тогда волна будет еще меньше. Сейчас вода большая, но и прибой сильный – не осилить катеру. Если не сегодня вечером, то завтра утром обязательно будут.