Борохова Наталья. Адвокат черной королевы

   Эту тему Дубровская была готова обсуждать часами.
   – Конечно, – ответила она, уже замирая от сладкого предвкушения дальнейших признаний.
   – Я говорил, что тебе не о чем беспокоиться?
   Если разговор будет продолжаться в том же духе, Лиза согласна послать к черту арбитражный процесс и висеть на телефоне сутки.
   – Говорил, милый.
   – Но, по-моему, ты меня не поняла, – грозно сказал он.
   Дубровская слегка заволновалась. Если это признание в любви, то к чему этот суровый тон? Так не говорят влюбленные. Так может рычать только налоговый инспектор, проверяя наспех составленную декларацию.
   – Ты ставишь в дурацкое положение не только себя, но и меня, в конце концов. О каком взаимном доверии может идти речь? Ты ведешь себя неправильно. Может, я не современен, но я привык считаться с мнением родителей. И мне не все равно, что скажут о тебе окружающие!
   Лиза абсолютно ничего не понимала. Поток обвинений из уст любимого вывел ее из равновесия. Оправдания себе она придумать не смогла по той простой причине, что не знала, от чего ей обороняться.
   Красноречие Мерцалова иссякло. Возможно, он осознал, что слегка погорячился, поскольку уже более спокойным тоном сказал на прощание:
   – Извини, если я испортил тебе настроение, но это лишь потому, что ты мне небезразлична.
   В трубке раздались гудки, и Лиза как завороженная стояла и смотрела на телефонный аппарат. Что произошло, она так и не поняла…

   Разговор с Андреем выбил ее из временного графика, и в суд она ворвалась в начале десятого. Это означало одно: она непунктуальна и безалаберна. Но вопреки ее ожиданиям в кабинете судьи не оказалось ни Плешака, ни ее доверителя Данилкина.
   – Они не явились, – объяснила судья. – Причины мне неизвестны. Быть может, вы хоть что-нибудь знаете?
   Дубровская замотала головой.
   – Вы обсуждали мировое соглашение?
   Лиза замялась:
   – Наверняка. Я так думаю… Хотя я ничего не знаю.
   Судья сдвинула очки на кончик носа и в недоумении уставилась на Дубровскую.
   – Вы не разговаривали со своим доверителем?
   – Нет.
   Женщина хмыкнула.
   – Ну, что же! По крайней мере, я начинаю привыкать к сюрпризам. Судебное заседание я, конечно, отложу. Но настоятельно советую вам не испытывать мое терпение. Оно не безгранично.
   Дубровская кивнула головой и попятилась к двери. Дурной день еще не закончился…

   Конечно, ей пришлось поехать к Алине. Какая дикая ситуация! Она не знает телефонного номера своего клиента, более того, ни разу не видела его в лицо. Конечно, при наличии доверенности с таким объемом полномочий это вовсе не обязательно, но все-таки хотелось бы иметь контакт с человеком, который платит тебе деньги.
   Павловскую пришлось ждать. Ее мать, пропустив Дубровскую в дом, осмотрела девушку с головы до пят. Чем было вызвано подобное любопытство, Лиза не поняла. Ее проводили в комнату Алины и оставили в состоянии легкого беспокойства. «Она будет» – вот единственная фраза, на которую расщедрилась мадам аристократка. Ни больше ни меньше. Такое впечатление, что Дубровская пришла наниматься в прислуги.
   Девушка уселась на вращающееся кресло и приготовилась к долгому ожиданию.
   Бесспорно, комната Алины была гордостью молодой хозяйки. Если бы за окном особняка не стоял современный автомобиль, а на столе не лежал бы сотовый телефон, можно было бы предположить, что изобретена машина времени и Лиза попала в девятнадцатый век. Сейчас распахнутся массивные двери, и в комнату войдет молодая графиня в напудренном парике.
   Со стен на нежданную гостью снисходительно смотрели вельможные лица далеких предков Павловских. Тисненые корешки книг скупо мерцали на полках старинного шкафа. А бронзовый канделябр и чернильница с пером на бюро органично дополняли картину ушедшего столетия. Конечно, здесь немного мрачновато, и сама Лиза предпочла бы жить в более жизнерадостной атмосфере, но комната была обставлена весьма искусно. Каждый, кто попадал сюда, надолго терял ощущение времени и забывал о суете бытия.
   На глаза Лизе попалась синяя бархатная коробка, раскрытая, оставленная забывчивой хозяйкой на полке, среди многочисленных безделушек. На темном фоне рассыпались звезды. Во всяком случае, так показалось Елизавете первоначально. Она встала с кресла и подошла поближе. Увиденное оказалось серьгами, скорее всего старинной работы. Пять прекрасных крупных бриллиантов сверкали в каждой серьге.
   Дубровская взяла в руки украшение и приложила к ушам. Зеркало в витиеватой бронзовой раме подтвердило, что серьги смотрятся великолепно. Создавалось впечатление, что камешки не скреплены между собой, а словно повисли в воздухе. Девушка повертела головой из стороны в сторону, наслаждаясь тем, как задорно скачут бриллиантовые огни на фоне ее темных, распущенных волос…
   Внезапно зазвонил телефон. Елизавета не успела ничего сообразить, как в комнату вошла мадам Павловская. Увидев девушку с серьгами в руках, она застыла на месте. Дубровская и сама была застигнута врасплох неожиданным появлением матери Алины. Руки сами собой разжались, и серьги мягко упали на ковер.
   Две женщины стояли напротив друг друга. В глазах одной читались растерянность и стыд, в глазах другой – подозрительность.
   – Мама, мне кто-то звонил? – С полотенцем на голове в дверях показалась Алина.
   Увидев Лизу, она заулыбалась.
   – Ты здесь?! Это здорово!
   Лицо матери пошло красными пятнами, но, сообразив, видимо, что Елизавете предъявить все равно нечего, женщина переключилась на дочь:
   – Я просила бы тебя впредь не разбрасывать драгоценности где попало.
   Алина рассмеялась:
   – А что, у нас завелись воры?
   Павловская-старшая ничего не ответила, но, бросив на Дубровскую выразительный взгляд, покинула комнату. Алина состроила уморительную рожицу и покачала головой.
   – Не обращай внимания. Мама не выносит беспорядка.
   Она взяла коробочку и положила туда серьги.
   – Это наша фамильная ценность. Досталась мне по наследству от прапра… тьфу, запуталась! – от какой по счету бабушки. Страшно подумать, сколько им лет! Они называются «бриллиантовые слезы». Хочешь примерить?
   Дубровская замотала головой. С нее одной примерки было достаточно…

   – Понимаешь, я чувствовала себя не совсем уютно, – горячилась Лиза, пересказывая подруге подробности неудачного визита в суд.
   – Я тебя не понимаю, – пожимала плечами Алина.
   – Ну, как тебе сказать… Короче, я не имею понятия, на кого работаю. Что это за человек. Что он хочет, в конце концов.
   – Ну, положим, то, чего он хочет, ты знаешь. Кто он – тоже не секрет. Тебе известно все: его фамилия и имя, паспортные данные, наконец. Чего тебе еще нужно? Семейное положение? Вредные привычки?
   – Но я его даже не видела!
   – А тебе это надо?
   Лиза замялась.
   – Вообще-то нет. Но мне важно узнать другое: как обстоят дела с мировым соглашением. Не могу же я находиться в неведении.
   – Каким соглашением?
   – Плешак хотел встретиться с Данилкиным, чтобы разрешить все спорные вопросы миром. Я думаю, он хочет отдать ему деньги. Во всяком случае, он сказал это на предварительном слушании в суде.
   – Они не встречались. Это мне известно совершенно точно.
   – Почему? Ведь Плешак говорил мне…
   – Я могу только предположить. Похоже, наш должник просто водит всех за нос. Тянет время.
   – Наверно, ты права, – задумчиво отозвалась Лиза. – Но это ему даром не пройдет. Я проучу пройдоху!
   – Как? – с улыбкой спросила Алина.
   – Помимо основного долга, он заплатит Данилкину пени. Чем дольше господин Плешак будет валять дурака, тем больше воздуха окажется в его бумажнике. Это я могу обещать. Кроме того, я попрошу суд наложить арест на его денежные средства и имущество. Не ровен час, наш Иван Васильевич пустит свое благосостояние с молотка и предстанет перед судом в облике голодранца.
   – Мне кажется, кто-то утверждал, что ничего не смыслит в арбитраже? – лукаво спросила Алина. – Я уверена, что этот «кое-кто» немного поскромничал.
   Лиза была польщена. Но она была настроена проявить упорство.
   – Алина, попробуй связаться с Данилкиным. Вдруг они все-таки встретились.
   – Обещаю, что я с ним поговорю.
   – Ты можешь это сделать сейчас?
   – Он очень занят.
   – Это я уже слышала.
   – Ну, хорошо, – сдалась Павловская. Взяв в руки сотовый телефон, она набрала какой-то номер. Прослушав сообщение, она поднесла трубку к уху Дубровской. «Связь временно затруднена. Надеемся на ваше понимание», – проговорил женский голос.
   – Вот незадача! – огорчилась Лиза.
   – Не переживай, – успокоила ее подруга. – Если я узнаю что-то новое, я обязательно тебе сообщу. Ты мне веришь?
   А что еще оставалось делать Дубровской?

   …Последующие дни не прояснили ситуацию, связанную с судьбой арбитражного дела. Господин Данилкин передал через Алину горячий привет Дубровской и искреннее недоумение по поводу мирового соглашения с фирмой «Русский лес». Похоже, Плешак действительно ушел в глубокое подполье. И вот тогда, когда Елизавета уже не ждала от него никаких известий, в ее доме раздался телефонный звонок.
   – Это я, – вещала трубка густым мужским басом. – Мне нужна Дубровская.
   – Она у телефона. С кем я говорю?
   – Со мной, маленькая зловредная козявка!
   – ?!
   – Плешак на проводе.
   Ах, это Иван Васильевич! Должно быть, он уже хорошо набрался, раз позволил себе оскорбления в адрес своего процессуального противника.
   – …получил от тебя какую-то странную бумажку. Как я понял, ты меня решила зарядить на крутые бабки? Все никак не уймешься?
   – Если мне не изменяет память, мы на «ты» с вами еще не переходили, – осторожно возразила Лиза.
   – Так давай перейдем! Лично я уже начал. Ты что себе позволяешь? Пишешь какие-то малявки и рассылаешь честным людям с требованием денег. Тебя этому учили в институте?
   – Все, что я сделала, в пределах закона! А вот вы себе позволяете лишнее. Я могу записать наш разговор и привлеку вас за оскорбление.
   – Ты этого не сделаешь!
   – Это еще почему?
   – Я прижму тебя к ногтю, и твоя статья в Уголовном кодексе будет куда круче моей. Понимаешь, о чем я толкую, детка?
   – Нет.
   Плешак захохотал.
   – А я думаю, что ты понимаешь. Ну да ладно! Я – человек не злой. Даю тебе шанс. Давай отказывайся от иска, или, как там у вас, юристов, принято. Короче, сиди дома, или ты очень сильно об этом пожалеешь!
   Ну, конечно, он пьян! Растягивание отдельных слогов, частая отрыжка говорили о том, что Иван Васильевич перебрал лишнего и сидит, вперив мутный взгляд в бутылку с остатками спиртного, а она, Елизавета Дубровская, ведет с ним дискуссии о законе и совести. Да он наутро не вспомнит ее имени!
   – Ты меня поняла? Привет Данилкину, маленькая лгунья!
   Дубровская повесила трубку и обреченно вздохнула.
   Андрей, расхваливая преимущества арбитражного процесса, как-то говорил ей о том, что там ее будут окружать воспитанные, культурные люди. Что до нее, то ей почему-то приятнее было иметь дело с простыми уголовными элементами, чем с отдельными представителями бизнеса…

   – Не размазывай слезы. На вот, возьми платок, – говорил ей Андрей. – Меня не будет только месяц. Время пролетит так быстро, что ты не успеешь соскучиться.
   Они стояли в зале аэропорта. Пестрый людской муравейник вливался и выливался в стеклянные двери, суетился вокруг, покупая билеты, сдавая багаж, наспех отовариваясь газетами в киосках. Эти же двое, заплаканная девушка и молодой человек с чемоданом, среди толчеи были словно на необитаемом острове. Она отчаянно цеплялась за пуговицы его куртки. Он рассеянно гладил ее поникшую голову и изредка поглядывал на табло. Они оба мысленно торопили время. Пытка последними перед расставанием минутами казалась нестерпимой.
   – Тебе будет некогда скучать, – повторял он. – Закончи свое арбитражное дело. Помнишь, ты обещала победу. Кстати, там у тебя все нормально?
   Если бы он спросил это раньше! Лиза бы непременно пожаловалась ему на грубияна Плешака. Они вместе посмеялись бы над вечно занятым и неуловимым Данилкиным. Андрей, вполне возможно, дал бы ей дельный совет и заверил ее, что все она делает правильно. Но он был так занят последнее время, так далек от нее самой и ее проблем. Не было бы беды, если бы причина крылась только в извечном цейтноте. Это бы Елизавета смогла пережить с легкостью. Но в его молчаливости, какой-то странной задумчивости ей мерещился вполне определенный смысл. Мерцалов мог смеяться и привычно подтрунивать над ней, а через минуту он уже был мрачнее тучи, невпопад отвечал на вопросы и смотрел так отрешенно, будто вместо Дубровской перед ним находилась стена.
   Объяснение всем этим странностям было весьма несложное – Алина… Именно она была корнем всех проблем, той самой причиной, из-за которой их отношения с Андреем пошли наперекосяк. И не важно, что сама Павловская не испытывала романтических чувств к Мерцалову. Важно было другое. Андрей любил ее. Он страдал молча, не жалуясь. Ведь не мог же он открыть свое израненное сердце Елизавете. Сама же Дубровская не решилась вызвать его на откровенный разговор, боясь услышать правду, перешагнуть через которую она уже не сможет. Так они и существовали в последнее время. По инерции…
   – Ну, так как дела с арбитражем? – спрашивал он только для того, чтобы не молчать. Не стоять же истуканами!
   – Все хорошо, – отвечала она. Не могла же она потратить последние бесценные минуты на обсуждение недостойного поведения противной стороны.
   – Я буду тобой гордиться, – пообещал он. Но ей хотелось слышать совсем иные слова.
   Объявили посадку.
   – Мне надо идти, – сказал он и потрепал ее по щеке, поцеловал в нос.
   Так обращаются либо с неразумным ребенком, либо с собакой. Если бы на месте Лизы оказалась Павловская, он сжал бы ее в объятиях и целовал долго, по-настоящему. А потом они бы стояли рука в руке, не стыдясь влажных от слез глаз, пока женщина за стойкой, смущенно покашливая, не решилась бы прервать затянувшееся прощание.
   Лиза так отчетливо представила себе эту картину, что на несколько секунд даже прикрыла глаза. Ей стало больно…
   – Ну, пока! – улыбнулся он, собираясь уходить.
   – Нет, постой! – очнулась она от забытья. – Я должна тебя спросить…
   – Спрашивай, – позволил он, но взглянул на часы.
   – Тот разговор по телефону, – быстро начала она. – Ты имел в виду…
   Эта странная фраза-вопрос звучала, должно быть, сумбурно, потому что Мерцалов сначала нахмурился, ничего не понимая, потом его лицо прояснилось. Видно, он догадался, о чем идет речь.
   – Забудь. Это все ерунда, не более того.
   – Но ты говорил мне это все так серьезно. Ты сердился на меня!
   – Разве? – удивился он. – А я и забыл.
   – Но что случилось?
   – Ничего. Ты какая-то странная в последнее время. Точно у тебя появились какие-то секреты…
   И это он говорит про нее!
   – До встречи, дорогая.
   Дорогая, но не любимая!
   Дубровская смотрела ему вслед, уже не сдерживая слез. Она знала, что больше его никогда не увидит. Над ней уже сгустились грозовые тучи…

   – А вы – премиленькая, – заявил Елизавете маленький тщедушный человечек. Он осмотрел девушку, как племенную кобылу, и остался доволен. – Признаться, я боялся увидеть чудище морское. Примерно так вас описал мне Иван Васильевич.
   Дубровская наконец поняла, чем она обязана столь пристальному вниманию незнакомого мужчины. Они встретились в коридоре суда, и Елизавета поначалу никак не могла взять в толк, почему вместо Плешака рядом с кабинетом судьи топчется нечто напоминающее хорька.
   – Вы, должно быть, представитель ответчика? – догадалась она.
   – Так точно, – заявил мужчина. – Я – юрист. Афонин Петр Никанорович. Ваш старший коллега, между прочим.
   Мужчина не сказал Лизе ничего особенного, но она уже чувствовала по отношению к нему неприязнь. Слишком плотоядно посматривал он на нее, слишком приторная улыбка играла на его тонких губах. Должно быть, сам он считал себя этаким плейбоем, но его наружность вызывала у дам скорее смех, чем сколько-нибудь серьезное отношение. Он был крохотного роста, с чахлой грудью и маленькими острыми глазками. Костюм, по всей видимости, на два размера больше, чем следовало, болтался на нем, как мешок на пугале. Редкая растительность едва прикрывала голову. Но все это ничуть не влияло на его самомнение. Он чувствовал себя привлекательным самцом, которого представительницы слабого пола готовы растащить на части.
   – Мы с вами сработаемся, – подмигнул он Дубровской. – Как насчет рандеву?
   – Простите? – захлопала глазами Лиза.
   – Вы не находите, что тесное общение двух юристов может принести взаимную выгоду обеим сторонам?
   Девушка еще надеялась, что витиеватая речь Афонина скрывает за собой вполне безобидную суть. Не его вина в том, что из-за неурядиц на личном фронте Дубровская совсем утратила чувство юмора.
   – Ну, так как? Пересечемся? – Он придвинулся к ней вплотную.
   Лиза автоматически сделала шаг назад.
   – У нас будет еще время обсудить мое предложение, – самодовольно заявил коротышка, восприняв молчание девушки как поощрение. – А сейчас я хотел бы выяснить одно: как вы отнеслись к инициативе Плешака?
   Дубровская совсем перестала соображать:

   – Вы имеете в виду мировое соглашение?
   Пришел черед удивляться Афонину.
   – Мировое соглашение? Что за ерунда!
   – Тогда о какой инициативе идет речь?
   – Вы собираетесь отказываться от своих требований?
   Да он ополоумел! Телефонный звонок Плешака, когда тот заплетающимся языком нес какую-то чушь, был, оказывается, не лепетом запойного алкоголика, а предложением по урегулированию юридического спора! Самому Ивану Васильевичу, положим, мог помочь только нарколог, но с какой радости его юрист повторяет весь этот бред, Елизавета понять не могла.
   – Вы шутите? – вырвалось у нее. – Почему я должна отказываться от иска, если это дело для меня выигрышное на все сто процентов?
   – Так уж на сто? – забавлялся человечек.
   – Разумеется. Вы что, не читали документы, приобщенные к делу?
   – Читал. Но вот что я скажу тебе, милашка. Я никогда не проигрывал и теперь не собираюсь. – Он хитро улыбнулся Дубровской. – Сказать честно, ты меня чертовски завела!

   – …Я прошу назначить по делу экспертизу с целью определения подлинности подписи Данилкина на представленной истцом доверенности…
   Афонин говорил много и нудно. Елизавета не понимала ничего. Вернее, интуиция подсказывала ей, что творится что-то неладное. Если бы этот похожий на хорька человечек нес несусветную чушь, судья остановила бы его в два счета. Но она почему-то хмурилась, изредка бросая пристальные взгляды на сжавшуюся в комок Дубровскую.
   – …оплату экспертизы гарантируем. Полагаем, что решение экспертизы будет иметь значение для определения возможности уголовно-правового преследования представителя истца.
   Словно луч забрезжил в темном царстве! Последняя фраза звучала как выстрел. Кажется, кого-то этот смешной человек в нелепом пиджаке хочет обвинить в преступлении. Вот только кого? Этого Елизавета, как ни старалась, понять не могла…

   Ходатайство представителя ответчика было удовлетворено. Судья назначила экспертизу. В деле был объявлен перерыв.
   Оглушенная Елизавета вышла в коридор.
   – Ну, что скажете? – зацепился за нее Афонин. Он просто раздувался от гордости и, по всей видимости, не собирался отпускать Дубровскую так просто.
   – Я не совсем поняла, – призналась она. – В чем вы собираетесь обвинить Данилкина? Он что-то сделал?
   Неизвестно, что смешного нашел Афонин в ее немудреном вопросе, но он буквально согнулся от истерического хохота. Он веселился от души: притоптывал ногами по полу, держался за живот. Отведя душу, он уставился на Лизу с любопытством натуралиста, встретившего редкое насекомое.
   – Вы что, совсем ничего не поняли?
   Дубровская замотала головой.
   – Данилкин здесь совершенно ни при чем, – улыбаясь сообщил он. – Все дело в вас!
   – Во мне?!
   – Ну, конечно! Это вы совершили преступление! Это вы будете отвечать по закону!
   В какой-то кошмарный момент Лизе показалось, что Афонин просто сошел с ума и сейчас появятся санитары, которые увезут его в царство белых халатов и смирительных рубашек. Шло время, но ничего не менялось. Жизнерадостный юрист по-прежнему скалился. Она все так же стояла перед ним, дрожа, как осиновый лист на ветру.
   – Но что я сделала? – решилась она на вопрос.
   – А то сами не знаете, – недоверчиво хихикнул Афонин. – Вы подделали подпись Данилкина на доверенности. Никакого Данилкина в природе не существует. Он умер пару месяцев назад.

   Они сидели в маленьком кафе, куда ее совсем недавно на чашечку кофе приглашал Плешак. Лиза напоминала тряпичную куклу. Вялая, апатичная, она обмякла в кресле за дальним столиком. Рядом с ней искрился жизнелюбием Афонин. Он уплетал за обе щеки пломбир и вел с девушкой поучительную беседу. Хотя правильнее было бы назвать это лекцией на тему морали. Юрист не сомневался, что Елизавета его слушает, поэтому тон выбрал снисходительный и даже фамильярный.
   – Ну, что я буду иметь с того, если такая симпатичная крошка, как ты, окажется в тюрьме? Моральное удовлетворение? Нет! Материальную выгоду? Опять нет! Что получит Плешак? Да ничего особенного, ради чего стоило бы ломать копья.
   Он вытер молочную каплю на подбородке и облизал ложку.
   – …получит ли фирма «Резерв» свои деньги? А есть ли тебе до этого дело? Ведь бедняге Данилкину на это уже наплевать! А что получишь ты, милая? Во-первых, тебя попрут из адвокатов. Во-вторых, тебе светит немалый срок за мошенничество. А надо ли вспоминать, что с такой красивой, молодой и наивной девушкой сделает тюрьма? Бр-р-р.
   Он доел мороженое и с вожделением взглянул на нетронутую порцию Елизаветы.
   – Ты приобретешь немало полезных умений и навыков. Может, даже превратишься в секс-бомбу. Если ты, конечно, понимаешь, о чем речь… М-да! Но я – человек гуманный. Мне не нужны жертвы. И если ты будешь разумной, мы без труда утрясем этот маленький инцидент.
   – Как? – К Елизавете вернулась способность говорить.
   – Без труда, милашка. Без лишних усилий и нервов, – заверил ее Афонин. – Ты не возражаешь, если я возьму твое мороженое? Я вижу, у тебя нет аппетита. Зря! Молодой девушке нужно питаться. На мой вкус, ты немного тоща.
   Он придвинул к себе вазочку и энергично заработал ложкой.
   – План такой. Для начала ты отказываешься от иска. Ты ведь уже поняла, что денег тебе не видать как своих ушей.
   – Но что я скажу?
   – А там ничего особенного объяснять не нужно. Ты отказалась от своих требований, и на этом точка! И второе…
   Он громко чмокнул, облизал ложку и внимательно посмотрел на Лизу.
   – Мы отметим нашу дружбу в узком кругу. Ты и я. Клянусь, ты не пожалеешь. Я – мужчина что надо!
   Дубровская почувствовала на своем колене его потную ладошку. Она вздрогнула от неожиданности, но юрист руку не убрал. Глядя прямо ей в глаза и гаденько улыбаясь, он запустил руку под юбку. Елизавета даже не поняла, что случилось. Она действовала неосознанно, скорее машинально. Но вазочка с остатками пломбира оказалась почему-то на голове героя-любовника.
   Молочные ручейки заструились по лоснящейся физиономии представителя «Русского леса». Он облизал губы и достал из кармана платок. Промокнув им макушку и щеки, Петр Никанорович почистил лацканы пиджака, смахнул белые капли с брюк и только после этого взглянул на Лизу.
   – Считай, что я ничего не заметил, маленькая мерзавка. Если ты такая горячая, может, это и к лучшему. Не выношу холодных женщин. Но будешь упрямиться – сгною! Запомни, тебе срок – от силы месяц! Пока не будет назначено судебное заседание.
   Елизавета поднялась и, взяв в руки портфель, попыталась выйти из-за стола. Афонин задержал ее за руку.
   – Там, где ты рискуешь оказаться в ближайшее время, ты будешь мечтать о любом мужике. Но к твоим услугам будут только грязные, немытые бабы. Подумай об этом на досуге…

   – Лучше, если мы с тобой встретимся в моей квартире, – сказала ей по телефону Алина. – В доме у нас появляться не стоит. Диктую адрес…
   Дубровская была настолько вымотана последними событиями, что странная реплика Павловской прошла мимо ее ушей.
   Алина встретила ее в роскошном кимоно с павлинами. Она была привычно улыбчива и спокойна. Усадив гостью в удобное кресло, девушка подала ей кофе. Мало-помалу Елизавета стала отходить от пережитого стресса. У нее даже восстановилась способность интересоваться окружающим миром, и она с удовольствием начала осматривать жилище подруги.
   Здесь все было устроено по последнему слову дизайнерской моды. Ничего старого и мрачного. Никаких пыльных книг, антикварных безделушек, тяжелых бархатных портьер и ковров. Только хром, стекло и дерево. Минимум предметов, максимум воздуха и света. Но в этом просторе не было ничего холодного, безликого, офисного. Теплые тона, потрясающе удобная мебель, искусно подобранные мелочи…
   Павловская, выслушав Елизавету, только пожала плечами.
   – Этого не может быть! Ты видела свидетельство о смерти Данилкина?
   Лиза беспомощно взглянула на подругу.
   – Мне Афонин передавал копии каких-то бумаг, но боюсь, что я забыла их в суде. Я была в шоке!
   – Еще бы. Я тебя понимаю. Но тем не менее ты должна была разобраться во всех его аргументах.
   – Мне не хватило самообладания. – Дубровская покраснела до ушей. Как хорошо, что об ее позоре не знает Андрей!
   – Скажу честно, я не так часто в последнее время видела Данилкина, – призналась Алина. – Мы общались с ним больше по телефону. Доверенность мне передала его бухгалтер. Я не заподозрила ничего ужасного. Мы перекинулись с этой женщиной парой фраз о погоде. Постой!
   Алина соскочила с места и выбежала из комнаты. Через минуту она вернулась с пестрой коробкой в руках.
   – Сейчас я тебе покажу его фото. А то ты, пожалуй, вообразишь, что мой Данилкин – миф!
   Дубровская не успела ничего возразить, как Павловская, перебрав проворными пальцами содержимое коробки, протянула ей снимок.
   – Вот посмотри. Это мы вдвоем.
   На фотографии действительно была запечатлена Алина и невысокий мужчина приятной наружности. Они сидели за столиком какого-то летнего кафе и улыбались в объектив. Перед мужчиной стояла кружка с пивом. На столе лежали розы.
   – Этот снимок сделан нынешним летом. Как видишь, Данилкин – не фантом. Живой, здоровый и симпатичный мужчина…
   Лиза с ней была согласна. Ее неуловимый клиент был уже немолод, респектабелен. Умное лицо с выразительными глазами, горделивая посадка головы, расслабленная поза и взгляд человека, знающего цену жизни. Одет он был по-летнему легко. Короткие рукава и расстегнутый ворот рубашки открывали взгляду густую растительность. В кармане его брюк, должно быть, находились часы. Дубровская заметила замысловатую змейку – цепочку, выходящую наружу. Стало быть, клиент Елизаветы любил дорогие эффектные вещи.
   Улучив момент, когда подруга убирала со стола чашки, Лиза перевернула фото. «Помни А.Д.» Что же, все верно. Арсений Данилкин…
   – Но как же мертвый мог выдать доверенность? – спросила она и поняла, что сморозила глупость.
   – Бог с тобой, Лиза! – возмутилась Павловская. – Сплюнь, не то накаркаешь.
   – Он жив?
   – Так же, как и мы с тобой! Я только вчера говорила с ним по телефону…

   Елизавета предпочла бы провалиться сквозь землю, только не позволить подруге узнать об ее поисках. Она любила Алину и безоговорочно доверяла ей, но ситуация, в которой Лиза оказалась по странной прихоти судьбы, требовала ясности. Дубровская решилась, не советуясь с Павловской, посетить офис фирмы «Резерв» и побеседовать с тем самым бухгалтером, из рук которой Алина получила злосчастную доверенность. Благо, что юридический адрес предприятия Данилкина значился в реквизитах договора купли-продажи.
   Улица Фестивальная пряталась где-то в отдаленном районе. Дубровская немало поплутала по дворам и переулкам, опросила около десятка граждан, прежде чем оказалась в нужном месте. Она ехала медленно, пытаясь за плотной завесой дождя рассмотреть номера домов. Итак, пятнадцатый, семнадцатый… Цель близка. Но что это?
    Дом под номером двадцать один по улице Фестивальной оказался церковью!
   – …Нет, дитя мое, вы что-то путаете, – заверил ее седовласый священник. – Наш храм действует не один десяток лет, а мирских учреждений здесь отродясь не было.
   Лиза, разумеется, уже поняла, что поиски завели ее в тупик. Но, продолжая цепляться за свою навязчивую идею отыскать следы человека-призрака Данилкина, она проявляла завидное упорство.
   – Но бывало так, что в божьих храмах располагались музеи, детские приюты, дома пионеров, в конце концов! Не могло быть так, что фирма «Резерв»…
   – Нет. Бог миловал, – смиренно возразил ей мужчина с крестом на груди. – Я бы с удовольствием рассказал вам об истории нашей церкви, но через час должна начаться служба, и я совсем не располагаю временем.