Пока выходило только следующее. Шеф собрал около себя новый круг "служек" в замену тех, кого укокошил Злыдень. Выручка шла в гору. Поскольку Шеф был не столь упрям, как его предшественник, отношения с полицией Большого Манчестера у него были сердечнее. За небольшой процент Клайв Босворт, новый главный констебль[7], позволял Шефу вволю торговать наркотиками, порнографией и девками. Босворт не любил одного – пушек, поэтому Шеф их не продавал. Выходило полюбовное, цивилизованное соглашение.
   Единственной тиной в плавательном бассейне Шефа был Маленький Мальк. А единственным хищником, единственным, кого Шеф боялся, – Злыдень.
   Но Шеф уже некоторое время не думал о Злыдне. Во всяком случае, до того утра, когда Брайан Эдварде не принес в его кабинет конверт из плотной коричневой бумаги.
   Имя Брайана, обаятельного, но бесчестного прохвоста из Рушольма, когда-то значилось в списке жертв Малькольма Пономаря. Но после смерти главаря Шеф объявил всеобщую амнистию. Отчасти потому, что убийства вредят бизнесу, но главным образом потому, что Злыдень перебил его лучших людей.
   Это обернулось удачей для Брайана, которого в одночасье повысили, допустив во внутренний круг, а семьдесят фунтов, которые он украл из дома Малькольма Пономаря, отошли в область преданий. Шеф не преминул предупредить Брайана, что воровство по мелочам приводит к утрате яиц. И Брайан силился оправдать оказанное ему доверие. Тренировочные штаны и толстовки со слоганами команды "Манчестер-сити" отошли в прошлое. Теперь он носил сшитые на заказ костюмы и кремовые шелковые рубашки с Кингс-стрит.
   – Я кое-что узнал, босс.
   Шеф, который как раз просматривал в он-лайне свои оффшорные счета, рассердился, что его отрывают. Резко вскинув голову, он безмолвно предложил Брайану удивить его чем-нибудь. Брайан же открыл конверт и достал оттуда стопку переплетенных стандартных писчих страниц.
   На верхнем листе красовалось отпечатанное на машинке слово:
   ГАНГЧЕСТЕР
   – Что это? – Шеф отпихнул от себя рукопись, чтобы показать, мол, чем бы она ни являлась, это была всего лишь кучка презренного дерьма.
   – Хренов как оно там? Телесценарий.
   – Сам вижу. Я-то тут при чем?
   – Глаза разуйте.
   – Что ты сказал?!
   – Ох, извините, босс. С языка сорвалось. Но посмотрите. Только посмотрите, кто, черт побери, это написал.
   Настороженно, будто боялся, что со шрифта ему в глаз брызнет фонтанчик серной кислоты, Шеф прочел имя на титульном листе:
   УИЛЬЯМ ДАЙ
   Шефу понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, кто это. Билли Дай! Тут он содрогнулся от отвращения, точно по невнимательности надкусил сандвич с собачьим дерьмом. Ведь из-за этого языкастого стервеца и начались все беды два года назад.
   – Телевидение? – переспросил Шеф. – Я думал, он пишет книги. Книги, которые никто не читает.
   – Расширяет свою деятельность, – блеснул умными словами Брайан. – Теперь он будет писать телесериал, который никто, мать его, смотреть не станет.
   – И что, кто-то действительно намерен это снимать?
   – Похоже на то.
   – Кто?
   – Ларри Крем ни больше ни меньше.
   – Кто такой Ларри Крем?
   – Хрен его знает, – сокрушенно признал Брайан. – Но Шонаг считает, что он большая шишка на телевидении.
   – Кто такая, черт побери, Шонаг?
   – Актриска, которую я имею по вторникам. Сладкая штучка. Играет Дориту Грин в "Улице Коронации". Ну помните, Дорита из бара? Это Шонаг дала мне почитать сценарий.
   – Брайан. – Шеф откинулся на спинку стула, чтобы изучить тощего прохвоста по ту сторону стола.
   – Ну?
   – Меня нисколько не интересует, кого или почему ты имеешь. Мне плевать, жеребец ты или девственник. Да хоть всю жизнь проведи, дроча в помойное ведро.
   Брайан не то хохотнул, не то охнул от удивления.
   – Для меня важна только твоя верность. Так почему ты тратишь мое время на эту хрень?
   – Поверьте, не без причины, босс, – самоуверенно отозвался Брайан. – Ведь эта хрень, которую написал Билли Дай, – про гангстеров Манчестера. Про нас, понимаете? Не знаю, как вы, а мне кажется, что просто наглость снимать про нас сериал, а нас в него не пригласить.
   Над этим Шеф задумался. Пальцы сплелись у него на груди. Большие поглаживали друг друга, как шмары в тюряге.
   – Им следовало с нами проконсультироваться, – признал он. – Тут сомнений нет. Они не выказали уважения.
   Брайан подавил усмешку. Шеф был крутым главарем, и мало кто посмел бы его разозлить. Но его пунктик на сицилианской чести служил постоянным источником веселья для его людей, ведь все до одного знали, что родители Шефа были иммигрантами из Греции, владельцами грязной забегаловки в Хейзел-гроув возле Стокпорта. И даже не приличной забегаловки, а той, в которой подают тепловатый чай, где на поверхности плавает перхоть.
   – Как это случилось? – нахмурился Шеф. – Вот чего я не понимаю. То он писал второсортную дрянь, которую никто не читал, а теперь вдруг его взяли на телевидение.
   – Как я слышал, Дай написал книжонку про гангстеров, которую никто не хотел публиковать. Его агент послал ее на хренову студию "Гранада", а там решили, что получится неплохой сериал. Во всяком случае, так мне сказала Шонаг.
   – Заткнешься ты наконец со своей хреновой Шонаг?
   – Извините. Ну так и что вы сделаете? – спросил Брайан. – Хотите, чтобы Дайя разукрасили?
   – Нет.
   – Может, мне отпилить у лошади голову и спрятать у него в кровати?
   – Разве он держит лошадей?
   – Сомневаюсь.
   – Тогда какой в этом смысл?
   – Просто шучу, босс. – Брайан улыбнулся до ушей, показывая, как правильно реагировать на шутку.
   – Забудь про Дайя. О нем уже позаботились. А вот с тем типом, как его там?.. С Кремом надо поговорить.
   – О чем?
   – О том, хочет ли он делать с нами дела или желает провести остаток жизни в инвалидном кресле. – Взяв со стола рукопись, Шеф лениво ее перелистнул. – О чем сценарий?
   Брайан поглядел на него изумленно.
   – А мне откуда знать?
   – Так прочти.
   Шеф швырнул рукопись через стол.
   – Легко вам говорить. Тут же семьдесят долбаных страниц.
   – Насколько я понимаю, ты умеешь читать?
   – Конечно, умею, черт побери. Просто так уж вышло, что я ненавижу хреново чтиво. Отдайте Философу. Он читает настоящие книги. Я его подловил.
   – Сволочь ты ленивая, Брайан. Бери его домой. Сейчас же.
   – О черт! Ну зачем вы так со мной, босс? Я за всю жизнь ничего длиннее этикетки на пивной бутылке не прочитал.
   – Вот именно. Ты практически безграмотен.
   – Вы хотите сказать, что я урод?
   – Мне тут умные люди нужны. Ум. Культура. Понимаешь? Я хочу, чтобы эта организация стала шиковой.
   – О'кей. Но окажете нам услугу, а, босс? Подкиньте "капусты" до получки? Я совсем на мели.
   Ворча себе под нос, Шеф шлепнул сорок соверенов в протянутую руку Брайана. "Шиковой?" Как же, держи карман шире!
* * *
   На следующее утро никто на дверях клуба не стоял. Злыдень, облаченный в костюм, в котором явился на свадьбу Билли Дайя, переступил порог и через фойе вошел в помещение клуба. На грифельной доске снаружи кто-то написал: "Седня один только рас: Куки Ля Грас". Куки Ля Грас был известным манчестерским трансвеститом. На сцене Маленький Мальк с микрофоном в руке репетировал идиотскую трескотню:
   – Дамы и господа... из самого Малого Ливерпуля, что у Болтона... сенсационная, нецензурная, первая леди Манчестера... Я сказал леди? Леди и джентльмены, поприветствуем неподражаемую Куки Ля Грас!
   Уборщица, чья-то измотанная мамаша из Левенсгульма, протирала за мизерную зарплату барную стойку. Скучающий старый придурок за ударными выбил туш.
   Маленький Мальк поморщился.
   – Что это за хрень, Питер?
   Без спешки, тяня время, Злыдень сел на табурет.
   – А мне показалось, неплохо, – пожал плечами барабанщик.
   – Словно старикашка ветры пустил, – сказал Маленький Мальк. – Давай снова... Поприветствуем Куки Ля Грас!
   Маленький Мальк ждал. И барабанщик тоже.
   – Чего ты ждешь? – окрысился Маленький Мальк.
   – Не знаю.
   – Я же только что произнес ключевую фразу!
   – Когда?
   – Сказал "Поприветствуем Куки Ля Грас".
   На сей раз барабанщик выдал четыре небрежных такта.
   – А это что значит?
   – Похоже на поезд.
   – Какое отношение поезд имеет к трансвеститу из Болтона!
   – Да.
   – Что "да"? – взорвался Маленький Мальк. – Я что, вопрос тебе задал?
   – Нет.
   – Тогда почему ты сказал "да"?
   – Показалось, что к месту, – ответил барабанщик.
   – К какому месту, мать твою? – Маленький Мальк закрыл лицо руками. – Послушай. Мне нужна только барабанная дробь. Ты ведь можешь выбить дробь, правда?
   Ударник изобразил отменную барабанную дробь.
   – Молодец. Теперь попытайся сделать это, когда я скажу: "Поприветствуем Куки Ля Грас".
   Снова барабанная дробь.
   – Зачем тут туш? – взмолился Маленький Мальк.
   – Ты же сказал, я должен его выбить, когда ты произнесешь "Куки Ля Грас".
   – Нет! Нет! – Маленький Мальк в отчаянии пнул сцену. – Не это ключевая фраза! Это я тебе говорил, какая у тебя ключевая фраза!
   – А мне откуда, черт побери, было знать? – посетовал ударник.
   – Господи Иисусе! Перерыв, мать твою! – вздохнул Маленький Мальк, возвращая микрофон на стойку и спускаясь со сцены.
   Встав с табурета, Злыдень подождал, когда Маленький Мальк пройдет мимо.
   – Мистер Пономарь?
   – А вы еще кто? – повернулся к нему Маленький Мальк.
   – Э-э-э... Прошу прощения, сэр, я слышал, вам нужен вышибала на дверях.
   – Вот как? – Маленький Мальк смерил Злыдня взглядом. – Урод пройдошистый. Да, нужен, черт побери. Ты чего-то стоишь?
   – Работал раньше на Томми Дина в Лидсе. – Злыдень протянул поддельные рекомендации.
   – Абрахам Стокер, – прочел, прищурясь, Маленький Мальк. – Так тебя зовут?
   – Да, мистер Пономарь.
   – Ты чист, Стокер? Я потому спрашиваю, что сидевшие мне не нужны. Попробуй я такого нанять, меня закроют.
   – С тех пор как был ребенком, ничего.
   – Э-э-э... нет. Извини. – Маленький Мальк протянул письмо назад. – Когда я говорю "чист", я и имею в виду кристально чист.
   Он отвернулся, показывая, что разговор окончен.
   – Ваш папа дал бы мне шанс, – сказал Злыдень.
   Маленький Мальк резко обернулся, прищурившиеся глаза налились ядом.
   – Что? Что ты сказал?
   – Я однажды встречался с вашим папой. На стадионе на Мейн-роуд. Когда я был ребенком, мужик, у которого я мыл машины, дал мне разок свой пропуск в директорскую ложу. Там я познакомился с вашим отцом. Потрясающий был человек. Весь день покупал мне кока-колу, по-настоящему за мной присматривал. Он видел, я всего лишь пацан, но отнесся ко мне с душой. Поэтому да, думаю, он дал бы мне шанс.
   – Ах вот как. Ты так думаешь?
   – Да, сэр.
   Достав пачку "ротманс", Маленький Мальк сунул в рот сигарету и порылся по карманам в поисках зажигалки. Злыдень достал серебряную зажигалку "харлей дэвидсон" и поднес ему огонек. Маленький Мальк кивнул в знак благодарности, затянулся и уставился куда-то в угол.
   – А ты скользкий тип, надо отдать тебе должное. – Отступив на шаг, Маленький Мальк искоса оглядел Злыдня. – И тебе очень нужна работа, да?
   – Да, сэр.
   Маленький Мальк скептически кивнул.
   – Стоять в дверях и спорить с пьяными придурками, которые хотят знать, почему им нельзя войти, когда у них грязные подштанники на хреновых головах?
   – Совершенно верно.
   – Ты понимаешь, что это всего пятерка в час? Никаких выплат по болезни, никакой страховки, никакого оплачиваемого отпуска?
   – Мне все равно. Я хочу работать, мистер Пономарь.
   – Ладно. Сегодня в восемь. Но только потому, что я в отчаянном положении, черт побери. Понял? У тебя испытательный срок. Если опоздаешь – уволен. Если кто-то собьет тебя с ног – уволен. Если затеешь ссору или обругаешь посетителя, даже хама, – выставлю за дверь.
   – Спасибо, мистер Пономарь.
   – И никакого оружия. Если поймаю тебя с ножом или пушкой, выставлю к чертям собачьим. Ясно, Абра-как-там-тебя?
   – Абсолютно, мистер Пономарь.
* * *
   Первый вечер Злыдня в "Диве" прошел без приключений. На дверях он работал с чернокожим парнишкой по имени Брэндо, угрюмым бодибилдером с отвратительным характером. Около одиннадцати подвалила толпа ливерпульцев. У двоих юнцов лет двадцати не нашлось билетов. Обращаясь к ним вежливо и мягко, Брэндо спокойно объяснил, что им ходу нет. Злыдень стоял в сторонке, заинтересованно наблюдая, как справится парнишка. Один ливерпулец заявил, что отказ Брэндо их впустить никак не связан с отсутствием билетов, а лишь с тем, что они приехали с того берега реки Мерси.
   – Думаешь, мы не смогли бы купить пару сраных билетов, если бы захотели?
   – Тогда почему же не купили?
   – Вечно вы, манчестерские гады, нос задираете.
   Брэндо разыграл изумление.
   – Вы имеете в виду, что я сказал, будто вы спите в мусорном ведре?
   – Что ты сказал, мать твою?
   – Я не намекал, что вы едите тараканов с пола.
   Ливерпулец неосмотрительно и неумело замахнулся.
   Пока его рука была вытянута, Брэндо ему врезал. С виду удар был так себе, но эффект произвел впечатляющий. Жертва замерла, глаза у нее закатились. Ливерпулец несколько раз открыл и закрыл рот, точно рыбка-гупия, потом засеменил сужающимися кругами, пока наконец не повалился наземь.
   Приятель поднял его, изрыгая угрозы:
   – Вы об этом еще пожалеете, сволочи. У нас крутые кореши и большие связи.
   – Ага. Крутые яйца и связи в сортире.
   Когда ливерпульцы отчалили и все снова утихло, Злыдень спросил Брэндо, где он научился драться.
   – Меня испортил телик.
   – Меня тоже.
   – Телик уничтожает нашу культуру. Всегда так было. Разные там средневековые палачи, причинявшие невыразимые мучения миллионам... Как по-твоему, они были самоучками? Нет и нет. Все свои штучки они почерпнули из телика. То же самое Гитлер. И Чингисхан. Ни один из этих гадов мухи бы не обидел, если бы не телик.
   – Согласен. Так почему ты работаешь вышибалой?
   – Я законченный неудачник, – пожал плечами Брэндо, развернул пластинку жвачки и, сунув ее в рот, начал задумчиво жевать. – А у тебя какое извинение?
   Злыдень на него только посмотрел.
   – Если честно, я только что из каталажки. Полгода за кражу со взломом. Можешь в такое поверить?
   – Легко.
   – Но не говори Мальку. Он бывших зэков не берет.
   – Он тебе не показался... э-э-э... чуток отсталым?
   – Брось. Там, где я был, такие, как Мальк, сходят за чертовых гениев. Когда-нибудь сидел?
   – Однажды.
   – Там есть ребята, из которых вышли бы великие мировые лидеры, если бы только дома у них было все путем.
   – Не врешь?
   – Вру. Но там есть и такие, кого за семь месяцев ускоренного курса можно научить открывать консервные банки.
   – А ты злой, – заметил Злыдень. – Мне это по душе.
   Брэндо смерил Злыдня взглядом, словно решал, нравится ли ему сегодняшний напарник.
   – Абрахам. Ведь так тебя зовут, верно?
   Злыдень кивнул.
   – Можешь звать меня Стокер.
   – Абрахам... Был такой пророк Авраам. Ты в Бога веришь?
   – Да, верю. А ты?
   Брэндо пожал плечами.
   – Мне негде жить, я сплю в машине. У меня нет ни денег, ни женщины. Я дошел до ручки. Но еще не настолько, чтобы начинать молиться старому пню на небе.
   – Ты не подумывал взяться за старое?
   – Зачем притворяться?
   – Как насчет того, чтобы работать на меня?
   – В качестве кого? Дворецкого?
   За спиной у них раздался взрыв смеха. Куки Ля Грас только что отпустил шутку про дыркострадальцев.
   Злыдню так и не пришлось ответить на вопрос Брэндо. У клуба остановилось такси, из которого вывалилась пара пьяных в компании хихикающих блондинок. При ближайшем рассмотрении пьяные оказались громилами лет тридцати и с лицами, как у хорьков. У обоих были одинаковые красные хари, гадкие глазки и пугающе низкие лбы.
   – Добрый вечер, джентльмены, – сказал Брэндо, знаком предлагая им проходить.
   – Какой вежливый ниггер, – бросил первый хорек. Второй заржал. Одна из женщин рассмеялась, другая смутилась, но не настолько, чтобы уйти.
   – Почему ты их впустил? – спросил Злыдень, глядя, как четверка с ржанием и пуканьем прокладывает себе дорогу через фойе.
   – Это братья Медина. Друзья Шефа, – объяснил Брэндо.
   – Ты слышал, что он тебе сказал?
   – Что это ты так удивился, мужик? Это же пустяк. Посидел бы полгода в "Стренджуэйс". Там даже тюремный капитан называл меня ниггером.
   Злыдень долго, очень долго молчал.
   – Ты завтра вечером работаешь? – спросил он наконец.
   Брэндо кивнул.
   – Беднякам ни отдыха, ни срока.
   – Возможно, кое-что случится. Я хочу, чтобы ты остался дома.
   – Ага, отличная мысль. – Брэндо явно счел это шуткой.
   – Я позабочусь, чтобы ты получил свои деньги, даже если мне придется заплатить тебе из собственного кармана.
   Злыдень спокойно улыбался, а Брэндо вдруг обнаружил, что стоявший рядом с ним человек неуловимо преобразился. Его глаза потемнели, он как будто стал выше ростом. Казавшееся до того дружелюбным и мягким лицо превратилось в маску первозданного зла.
   И было еще кое-что. Сладковатый тошнотворный запах. Смрадом убийства и смерти повеяло от Стокера. Внезапно Брэндо почему-то почувствовал привкус крови на языке и на несколько секунд забыл, как дышать.
   – Слышал, что я сказал? – спросил Злыдень.
   Брэндо мог только смотреть во все глаза.
   – Завтра пропустишь работу, – медленно и членораздельно произнес Злыдень, чтобы абсолютно удостовериться, что его поняли. – Будут неприятности.

5

   О Месяц, как безутешен твой восход!
   Как бледен лик твой, как печален он,
   И даже там, где ясен небосвод...
Сэр Филипп Сидни (1554-1586). «Астрофил и Стелла»

   [8]Паб «Старая ворона», маленькая убогая забегаловка в Глоссопе, славился пивом, курицей с карри и разборками со стрельбой между бандами.
   У его желтозубого владельца, Сноуи Рейнса, была привычка вмешиваться из-за стойки в разговоры посетителей. По слухам, Сноуи разбавлял пиво собственной мочой. Но нет, слухи врали, просто у пива был такой вкус.
   Сноуи нравилось считать себя важной шишкой, и он втихомолку упивался тем, что к нему заходят выпить (и иногда пришить друг друга) мелкие гангстеры. Пока посетители не цепляются к нему самому, дурная слава паба ведь свидетельствует в пользу его собственной мужественности, разве нет?
   Не будет преувеличением сказать, что никчемная жизнь Сноуи заключалась в том, чтобы встревать не в свое дело, пить, хвастать, спать и пердеть. Ему нравилось утверждать (за спиной у жены Шейлы), будто он трахается как кролик с девками моложе себя, но это было не так. Паб был открыт каждый день с одиннадцати до трех и с семи до полуночи. В полночь двери запирали, и потому последние выпивохи уходили не раньше двух. А значит, времени для измен почти не оставалось.
   – У нас тут когда-то "Пономарчики" пили, – возвестил Сноуи.
   До сих пор посетители все больше отмалчивались. Была середина воскресенья после Рождества, и за столиками сидели всего четверо. В уголке какой-то старик с сыном смотрели по телику чемпионат по дартсу.
   У стойки два мелких жулика по имени Парш и Заглушкер перебирали пачку краденых лотерейных билетов, проверяя, разжились ли чем-нибудь.
   Злясь, что никто не откликнулся, Сноуи попытался снова:
   – Раньше к нам захаживал Зверюга.
   – Я его знал, – отозвался Парш, не потрудившись даже поднять глаза.
   Парш был мелким подонком со сломанным носом. Под кайфом или пьяный (иными словами, почти всегда), он по обыкновению угрожал всем и каждому в пределах слышимости. Его подельник Заглушкер, высокий и угловатый, говорил мало и (к стыду своему) не дрался ни разу с тех пор, как ему исполнилось тринадцать, когда его основательно поколотили после разногласий из-за пакета печений с джемом.
   Парш и Заглушкер не пошли дальше средней школы в семидесятых, когда намеренно изображали придурков в надежде, что их примут в преступное сообщество. Не сработало. Теперь им перевалило за полтинник, они преисполнились горечи, а работы не нашли, да и не хотели.
   – Верно. – С нижней губы у Сноуи свисала сигарета, в правой руке он помахивал пинтой горького. – Крупный мужик с тихим голосом и ярко-рыжей шевелюрой.
   – У меня жена рыжая, – сказал Заглушкер.
   – Ах извини, – отозвался Сноуи. – Никого не хотел обидеть. Среди рыжих иногда встречаются очень привлекательные.
   – Только не моя жена, – парировал Заглушкер.
   Парш кивнул и осклабился.
   – Вот он знает, – кивнул на Парша Заглушкер. – Он ее трахал.
   – Несколько раз. – Парш затряс головой, прогоняя воспоминания.
   Появился еще один посетитель – высокий, в спортивном костюме, в лыжных очках и вязаной шапке.
   Окинув его пренебрежительным взглядом, Сноуи продолжал свой рассказ:
   – Так вот. Зверюга пришел, выпил пару пива. Приятный мужик. Мы поболтали о футболе. А потом вдруг говорят, он мертв. Похоже, он припарковал машину под светофором на Мейн-стрит в Глоссопе, как внезапно появился какой-то идиот байкер на сто двадцать пятом "харлее" и его пришил.
   – А я слышал, это было в клозете на вокзале в Стокпорте, – возразил Парш. – Он там ссал, а парень у соседнего писсуара всадил ему в шею шампур.
   – Я только что выиграл полтинник, – сказал Заглушкер.
   – Половина моя! – Парш алчно уставился на лотерейный билет, потом поднял глаза на Сноуи.
   – Зверюгу не застрелили, – сказал Заглушкер. – Ты про Мика Абажура говорил. Это Мика застрелили в Глоссопе. А что со Зверюгой случилось, никто не знает. Тела его не нашли. Он пропал вместе с Дюймовочкой, Доком и Малькольмом Пономарем. Трупаки, наверное, лежат где-нибудь в болоте.
   – Да? А я слышал, Пономарь жив, – не унимался Сноуи. – Говорили, он ушел на покой, потому что стал слишком жирным. Ему сделали липосакцию, отсосали жирок. И живет он теперь во французском замке с роскошной девятнадцатилетней блондинкой. Так мне, во всяком случае, говорили. Он чуток вроде Элвиса. Его то и дело где-нибудь видят, но ни одна срань пришпилить не может.
   – Я слышал, Элвис мертв, – сказал новоприбывший в лыжных очках.
   – А пошел ты, – бросил Парш. – Тебя не спрашивали.
   Пожав плечами, чужак пересел подальше.
   – Что вам налить? – Сноуи строго посмотрел на чужака в лыжных очках, давая понять, что если ему не по зубам тягаться с Паршем, то с желтозубым владельцем "Старой вороны" и подавно.
   – "Реми мартен". Двойной.
   Подслушав заказ, Парш и Заглушкер захихикали: такое же пьют только педики.
   А вот на Сноуи он произвел впечатление. Обычно он обслуживал сущую шваль Глоссопа, полудурков, которым самая малость осталась до метилового спирта. Мало кто слышал про "шампань-коньяк", а уж тем более его пробовал. Невзирая на странную внешность, чужак явно гурман. Сноуи налил двойную порцию из бутылки с коркой пыли и грязи. Но для вида все-таки оскорбительно стукнул бокалом о стойку и вырвал из руки чужака протянутую банкноту.
   Но Парш не собирался давать Сноуи спуску.
   – Уж не знаю, с кем ты разговаривал... Скорее всего с тараканами в своем вонючем туалете. Но в Манчестере каждая собака знает, что Пономарь мертв.
   – Вот как? – отозвался Сноуи. – Мне подавай факты, а не какие-то там слухи.
   – И вообще все знают, кто его порешил, – продолжал Парш. – Злыдень. Вот, мать твою, кто. "Пономарчики" были самой крутой бандой Манчестера. Самой крутой бандой на свете: в Лидсе, в Ньюкасле, да вообще везде. А Злыдень – он легенда, мать твою. Закон к нему и близко подобраться не мог. Мальк Пономарь чем-то ему насолил, и Злыдень вошел в раж. Потому Зверюга, Дюймовочка, Пономарь – все они как сквозь землю провалились.
   – Да кто такой этот Злыдень? – задал риторический вопрос Сноуи. – Хрен его знает.
   – Он всегда носил колпак. Хитрый гад, – восхищенно вставил Заглушкер, жалея, что ему самому ничего такого не пришло в голову. – Да им может быть кто угодно. Вот Сноуи, например. Или даже я.
   – Нет, мать твою, – вскинулся Парш. – Вот я мог бы. А ты нет.
   Заглушкер притих.
   – Кто у нас номер один? – не унимался Парш. – Я. Кто номер два? Ты. Повторяй за мной: "Я номер один, ты номер два".
   – Не хочу, – сказал Заглушкер.
   – Говори! – потребовал Парш, забрызгивая слюной стойку.
   Заглушкер пожал плечами.
   – Я номер один, ты номер два.
   – Что ты сказал? – Парш вытащил "беретту". – Ты что, мать твою, хочешь сказать, ты лучше меня?
   – Нет, – признал Заглушкер. – Я просто повторяю то, что ты мне велел сказать.
   Парш приставил ему к голове пушку.
   – Говори: "Я недоумок".
   – Послушай, Парш, – вздохнул Заглушкер. – Какой смысл тыкать в меня этим? Мы же с тобой оба знаем, что она не настоящая.
   – Конечно, настоящая. Настоящая копия. – Положив поддельную "беретту" на стойку, Парш толкнул свой пустой стакан Заглушкеру. – Тебе ставить, милок.
   – Я в прошлый раз ставил.
   – И будешь ставить до второго гребаного пришествия, если не перестанешь канючить да читать нотации.
   – За счет заведения, парни, – вмешался Сноуи, решив, что для еще одной смерти в его заведении, пожалуй, рановато. – Ты рассказывал про "Пономарчиков", Парш.
   – Сейчас бандой заправляет Шеф, – сказал Парш. – Его никто не видит.