На какое-то мгновение в нем промелькнуло нечто человеческое.
   — При чем здесь я? Мы делаем то, что должны делать. Любое решение, которое мы принимаем, основано на необходимости. Чем я унизил тебя?
   Я пожал плечами и повернулся к Херту. Пора было заканчивать.
   — Больше всего я ненавижу тебя, — сказал я. — Намного больше, чем его. Но это к делу не относится. Я хочу убить тебя, Херт. И я с удовольствием сделал бы твою смерть медленной. Я мучил бы тебя так, как ты мучил меня. Вот чего я хочу.
   Проклятье, на его лице до сих пор отсутствовало какое-либо выражение. Я хотел, чтобы он по крайней мере попросил о снисхождении, но он не стал этого делать. Не знаю, помогли бы ему эти просьбы й*ли нет. Но, глядя на него, я чуть не потерял самообладание. В руке у меня был стилет, мое любимое оружие для простого убийства; я страстно желал, чтобы он ощутил его прикосновение, но его взгляда я просто не мог выдержать. Я схватил его за горло и отшвырнул к стене, держа острие клинка у его левого глаза. Не помню, что я прохрипел ему в ухо, видимо, обычное ругательство. Потом я сказал:
   — Они хотят, чтобы я оставил тебя в живых. Что ж, ублюдок, живи. Какое-то время. Но я буду за тобой следить, понял? Только попробуй подослать кого-нибудь ко мне — и получишь свое. Понял?
   — Никого я не буду к тебе подсылать, — сказал он. Я покачал головой. Я ему не верил, но понял, что по крайней мере выиграл какое-то время.
   — Я иду домой, — сказал я Коти. — Идешь со мной?
   Она посмотрела на меня, наморщив лоб и с грустью в глазах. Я отвернулся.
   Когда Херт направился к двери, я услышал позади звук удара стали о сталь, и в комнату влетел тяжелый меч. Затем, пятясь, появился джарег. У его горла был конец рапиры, а рукоять рапиры была в руке моего деда. На плече у деда сидел Амбруш. В комнату влетел Лойош.
   — Нойш-па!
   — Да, Владимир. Ты хотел меня видеть?
   — В некотором роде, — произнес я. Моя злость еще не прошла, и я решил, что мне надо уйти отсюда, пока я не сорвался.
   — Привет, Талтос, — сказал Келли деду.
   Они кивнули друг другу.
   — Подождите здесь, — сказал я, ни к кому конкретно не обращаясь. Я вышел в холл. Телохранитель, которого я ранил, все еще стонал и держался за живот, хотя нож он вытащил. Другой рядом с ним держался за правую ногу. Я заметил раны на обеих ногах, обеих руках и на плече. Раны были небольшие, но, вероятно, глубокие. Хорошо, что мой дед сохранил форму. Я осторожно прошел мимо них и вышел на улицу. Теперь там выстроилась сплошная линия вооруженных выходцев с Востока и такая же сплошная линия стражников Дома Феникса. Однако телохранителей-джарегов больше не было.
   Я прошел вдоль линии стражников, пока не отыскал их командира.
   — Лорд Хааврен? — спросил я.
   Он посмотрел на меня, и его лицо напряглось. Он коротко кивнул.
   — Никаких проблем не будет, — пояснил я. — Это ошибка. Выходцы с Востока сейчас разойдутся. Я просто хотел вам об этом сказать.
   Он мгновение смотрел на меня, потом отвернулся, словно я был куском падали. Я вошел в аптеку. Найдя там волшебницу, я сказал:
   — Все, можешь снять защиту. А если хочешь еще заработать, скоро на улицу выйдет Херт, и, думаю, он будет рад, если его телепортируют домой.
   — Спасибо, — сказала она. — Мне было очень приятно.
   Я кивнул и направился обратно к дому Келли. В это время появился Херт с несколькими ранеными телохранителями, включая одного, который не мог идти без посторонней помощи. Херт даже не взглянул на меня. Я прошел мимо него и увидел, как волшебница подошла и заговорила с ним.
   Когда я снова вошел в дом, нигде не было видно ни деда, ни Коти.
   — Они ушли в кабинет Келли, — сказал Лойош.
   — Хорошо.
   — Почему ты послал меня, вместо того чтобы установить с ним псионический контакт?
   — Мой дед этого не одобряет, за исключением неотложных случаев.
   — Разве этот случай не был неотложным?
   — Пожалуй, был. Что ж, я еще хотел, чтобы ты не путался под ногами и я мог бы совершить какую-нибудь глупость.
   — Понятно. И как, совершил?
   — Да. У меня даже все получилось.
   — Значит ли это, что теперь все в порядке?
   Я посмотрел в сторону кабинета, где дед разговаривал с Коти.
   — Вероятно, нет, — произнес я. — Но это не в моей власти. Я думал, что после всего случившегося буду мертв, и хотел, чтобы здесь был кто-нибудь, кто мог бы позаботиться о Коти.
   — Но что насчет Херта?
   — Он обещал оставить меня в покое, при свидетелях. Так или иначе, честности на несколько недель ему хватит.
   — А потом?
   — Увидим.

17

   «1 НОСОВОЙ ПЛАТОК: ПОСТИРАТЬ И ВЫГЛАДИТЬ»
   На следующий день мне стало известно, что войска из Южной Адриланки выведены. Коти не появилась. Но я этого, собственно, и не ожидал.
   Чтобы отвлечься, я отправился прогуляться по окрестностям. Я начинал потихоньку радоваться тому, что теперь мне угрожает не большая опасность, чем когда начался весь этот бред. Это могло быть ненадолго, но я решил наслаждаться ощущением безопасности, пока возможно. Я даже слегка вышел за пределы своей территории, просто потому, что так хорошо себя чувствовал. Я заглянул в пару заведений, которые обычно не посещаю, и это доставило мне удовольствие. Я старался не напиться, хотя, вероятно, это вряд ли имело значение.
   Я прошел мимо жилища прорицателя, где был так давно, но заходить не стал. Однако это заставило меня задуматься о том, что я буду делать с такой кучей денег. Ясно было, что я не стану строить замок для Коти. Даже если она вернется, ей вряд ли захочется иметь замок. А идея купить себе более высокий титул в Доме Джарега казалась нелепой. Оставалось лишь…
   И тут мне пришла в голову мысль.
   Первой моей реакцией было рассмеяться, но сейчас я не мог позволить себе смеяться над какими бы то ни было идеями, а кроме того, я выглядел бы глупо, стоя посреди улицы и смеясь. Однако чем больше я думал, тем больший эта идея приобретала смысл. Я вспомнил о Херте. Как сказал Келли, это был уже практически конченый человек; моя идея позволяла ему остаться в живых, и при этом у него отпадала необходимость убивать меня.
   Для меня это все упрощало. Конечно, пришлось бы решать некоторые организационные проблемы… Гм-м. Я завершил прогулку без происшествий.
 
   Два дня спустя я сидел у себя в конторе, когда вошел Мелестав.
   — Да?
   — Только что пришел посланник от Херта, босс.
   — Вот как? Что он сказал?
   — Он передал, что Херт согласен. Сказал, что ты знаешь, о чем речь. Он ждет ответа.
   — Будь я проклят, — сказал я. — Да. Я знаю, о чем речь.
   — Будут какие-нибудь распоряжения?
   — Да. Сходи в хранилище и возьми пятьдесят тысяч империалов.
   — Пятьдесят тысяч?
   — Совершенно верно.
   — Но… хорошо. Потом что?
   — Отдай их посланнику. Обеспечь ему сопровождение. Убедись, что деньги дойдут до Херта.
   — Хорошо, босс. Как скажешь.
   — Потом возвращайся сюда: у нас будет много работы. И пришли Крейгара.
   — Ладно.
   — Я уже здесь.
   — А? О…
   — Что произошло?
   — То, чего мы хотели. У нас есть проституция, которую мы должны ликвидировать, бандитизм, с которым мы должны покончить, и игорный бизнес, мелкие воришки и прочая мелочь, которых мы можем оставить в покое.
   — Ты имеешь в виду, что все получилось?
   — Да. Мы только что купили Южную Адриланку.
 
   Этим вечером я пришел домой поздно и обнаружил там Коти, спавшую на диване. Я посмотрел на нее. Темные волосы были разбросаны по ее тонкому, горделивому лицу. Скулы четко выделялись в свете единственной лампы, а прекрасные брови были сдвинуты во сне, словно она была озадачена чем-то в своих сновидениях.
   Она казалась все такой же прекрасной, внутри и снаружи. Мне было больно смотреть на нее. Я мягко потряс ее за плечо. Она открыла глаза, слабо улыбнулась и села.
   — Привет, Влад.
   Я сел рядом, но не слишком близко.
   — Привет, — сказал я.
   Она заморгала, прогоняя сон, потом сказала:
   — У меня был долгий разговор с Нойш-па. Полагаю, это то, чего ты хотел, верно?
   — Я знал, что не смогу с тобой разговаривать. Я надеялся, что он сумеет сказать то, чего не мог сказать я.
   Она кивнула.
   — Не хочешь мне рассказать? — спросил я.
   — Не уверена. Ты помнишь, я говорила тебе — теперь уже давно — о том, как ты несчастлив и почему. Так вот, я думаю, все это правда.
   — Да.
   — И то, что я делаю вместе с Келли, мне кажется правильным, и я намерена это продолжать.
   — Да.
   — Но это не дает ответа на все вопросы. Я думала, моя работа с Келли распутает все проблемы, и отнеслась к тебе несправедливо. Прости меня. Ведь остальная жизнь не прекращается. Я работаю с Келли, потому что это мой долг, но этим он не ограничивается. У меня есть долг и по отношению к тебе.
   Я опустил взгляд. Не дождавшись от нее продолжения, я сказал:
   — Я не хочу, чтобы ты возвращалась ко мне лишь потому, что считаешь это своим долгом.
   Она вздохнула:
   — Нет, я имела в виду не это. Ты был прав, я должна была с тобой обо всем поговорить. Но я не могла рисковать — ты меня понимаешь?
   Я уставился на нее. Подобное никогда не приходило мне в голову. Порой я испытывал страх и неуверенность, но я никогда не думал, что и Коти может чувствовать себя точно так же.
   — Я люблю тебя, — сказал я.
   Она слегка шевельнула рукой. Я придвинулся и обнял ее.
   — Ты возвращаешься домой? — спросил я.
   — У нас еще так много работы.
   Я подумал о своем последнем приобретении и усмехнулся:
   — Ты не знаешь и половины всего.
   — Гм? — сказала она.
   — Я только что купил Южную Адриланку.
   Она уставилась на меня.
   — Ты купил Южную Адриланку? У Херта?
   — Да.
   Она покачала головой:
   — Да, полагаю, нам с тобой есть о чем поговорить.
   — Коти, это спасло мне жизнь. Разве это…
   — Не сейчас.
   Я ничего не сказал. Помолчав, она добавила:
   — Я теперь в долгу перед всеми: перед Келли, перед людьми с Востока, перед теклами. Я все еще не знаю, что ты по этому поводу думаешь.
   — Я тоже, — произнес я. — Я не знаю, проще или сложнее будет решить все проблемы, если ты снова будешь жить здесь. Но я знаю, что мне тебя недостает, что мне тяжело ложиться спать без тебя.
   Она кивнула, потом сказала:
   — Я вернусь, если ты этого хочешь, и мы попробуем уладить все вместе.
   — Да, я хочу, — сказал я.
   Мы никак не стали праздновать это событие — просто обнялись, и для меня это был праздник, и мои слезы, пролитые на ее плечо, казались мне столь же чистыми и светлыми, как слезы осужденного на смерть, неожиданно отпущенного на свободу.
   Что в каком-то смысле вполне можно было отнести ко мне.