Браун Картер. Поклонник

   — Я просто так спросила, — сказала она.
   — Я просто так ответил.
   Я вышел из дома на аллею и направился к своему ?хили?. Стелла шла за мной. Я обратил внимание, что у веранды стоял лишь один ?континенталь?. Не было того, что с откидным верхом. Так что машинами они все же пользовались.
   — Возвращайся поскорее, Эл, — сказала Стелла, когда я садился в свой ?хили?. — Ты разве не поцелуешь меня на прощанье?
   — Не думаю, — сказал я. — А где живет Ромэйр? Все списки адресов у Полника, а звонить в офис как-то не хочется.
   Она назвала мне адрес.
   — Квартирка там не ахти какая, — сказала она. — Иногда мне даже кажется, уж не заскучал ли бедняжка без работы?
   — Где он потерял, там Бродвей приобрел, — сказал я. Примерно через тридцать минут я подъехал к зданию, где находилась квартира Ромэйра. Как выразилась Стелла, местечко ?не ахти?. Его квартира располагалась на первом этаже, чем ее преимущества и исчерпывались.
   Я позвонил в дверь, и через несколько секунд мне открыл сам хозяин. В ярко-голубом халате, артистическая прическа подчеркивала его греческий профиль.
   — Лейтенант Уилер, — сказал он тепло. — Стелла позвонила и сказала, что вы едете ко мне. Какая женщина Стелла, а? — Он бросил на мен лукавый взгляд, якобы устанавливающий между нами полное взаимопонимание.
   — Да, она, безусловно, женщина дальновидная, — согласился я.
   — Не желаете ли войти? — Он шире распахнул дверь.
   — Конечно, — сказал я и прошел за ним в квартиру. — Что еще сказала Стелла?
   — Ничего. Больше ничего. Только лишь, что вы заскочите поболтать о бедной Джулии и о том ужасном малом, с которым она встречалась… О Вейсмане.
   — Очень предусмотрительно со стороны Стеллы, — сказал я. — Да, а она не забыла предупредить вас, что можно мне рассказывать, а чего нельзя?
   — Мой дорогой! Ну конечно нет. Я намерен быть с вами предельно откровенным… Между прочим, вы знакомы с Питером Пайнсом?
   Я взглянул на парня в очках с тяжелой роговой оправой, который вальяжно развалился в глубоком кресле. Так называемый поэт, который болтался со всеми другими на вечеринке у Стеллы.
   — Конечно, знакомы.
   — А… это опять вы, лейтенант, — сказал Пайнс.
   — Не груби, Питер, — сказал Ромэйр серьезным тоном. — Я уверен, лейтенант делает все от него зависящее для выяснения истины. Не желаете чего-нибудь выпить, лейтенант?
   — Спасибо, не откажусь, — сказал я.
   — Вам китайского или индийского?
   В нерешительности я стал медленно хлопать глазами.
   — Что значит китайского или индийского?
   — Чаю, конечно. Выбирайте, какой хотите. Я уселся в кресло, которое так же, как Ромэйр на Бродвее, видело когда-то лучшие времена.
   — Полагаю, чай я пропущу, — сказал я. — Что вам известно о Харри Вейсмане?
   — Весьма отвратительный тип, — четко доложил Ромэйр. — Не то чтобы знал о нем достаточно… Этот тип вскружил Джулии голову. Не возражаете, если я отлучусь на секундочку, чтобы поставить чайник на плиту? Знаю, Питер не прочь выпить чашечку чая.
   Ромэйр исчез на кухне. Я закурил сигарету и осмотрел комнату. На стенах висели четыре плаката в рамах, каждый из которых представлял собой афишу, объявляющую о том, что в такой-то пьесе главную роль исполняет Эдгар Ромэйр. Я смутно припоминал, что одна из них была ?хитом? около десяти лет назад.
   Помнится, это было сразу после того, как я бросил службу в армейской разведке в Лондоне, рехнулся и стал полицейским в Пайн-Сити. Так и не мог понять — зачем. Наверное, мечтал жить там, где растут прекрасные апельсины, но и представить тогда себе не мог, что в Калифорнии водитс столько красивых и падких на мужчин старлеток.
   Я перевел взгляд на Пайнса.
   — Живете здесь?
   — Живу, — сказал он. — Только не смотрите на меня такими глазами, лейтенант. Между нами здесь нет никаких странных утонченных отношений. Мы с Эдгаром нормальные мужчины.
   — Вы едва меня не обманули, — сказал я ему. Ромэйр быстрым шагом вернулся в комнату.
   — Так вот, как я уже говорил, лейтенант, Вейсман — весьма отвратительный тип. Человек, живущий мошенничеством и…
   — Я пришел сюда разговаривать не о Вейсмане, — сказал я сдержанно. — Я пришел сюда разговаривать о другом. Прошлой ночью, за несколько часов до того, как ее убили, Джулия Грант имела стычку со Стеллой из-за вас. Вот о чем я хочу, чтобы вы мне рассказали.
   — Вы мне льстите, лейтенант. — Его улыбка выражала сомнение в моих словах. — Старый пес еще кое на что годен?
   — Брось ты эту слезливую пошлятину, Эдгар! — грубо прервал его Пайнс. — Возможно, в конце двадцатых в каком-нибудь захолустном театре, играющем пьесы для приезжих итальянцев, ты бы и мог вызвать таким пассажем большой фурор, но здесь, с этой ищейкой такие штучки не пройдут. Говори с ним нормальным языком. Если будешь говорить просто, он, возможно, тебя поймет.
   Лицо Ромэйра медленно заплывало краской.
   — Ну… я… я не понимаю, откуда вы это взяли, лейтенант? Я имею в виду то, что девочки сцепились из-за меня.
   — Я взял это от Стеллы, — сказал я. — А ей-то уж как не знать. Скажите просто, что вы делали после того, как ушли со вчерашней вечеринки у Стеллы?
   — Я уже говорил вашему сержанту, — сказал он упрямо, — что ушел сразу после полуночи, поехал прямо сюда, домой, и лег спать.
   — У вас есть своя машина?
   — Конечно.
   — И вы отрицаете тот факт, что эти две дамы сцепились из-за вас?
   — Само предположение смехотворно, лейтенант! Джулия сходила с ума по этому Вейсману, а Стелла уже замужем.
   — Но это, кажется, никоим образом не отражается на ее любовных похождениях.
   — А вот об этом я знать ничего не желаю, — сказал он убежденным тоном и гордо выгнул спину. — Я знаю, что взгляды людей за последнее врем претерпели значительные изменения, но я был воспитан в духе уважения к определенным принципам, и эти принципы…
   — Эдгар! — вскрикнул Пайнс страшным голосом.
   — Простите! — пробормотал Ромэйр.
   — Я знаю финал этого монолога, лейтенант, — устало сказал Пайнс. — Через пять минут он встанет по стойке ?смирно? и запоет американский гимн.
   — Явное преувеличение! — пытался оправдываться Ромэйр.
   — У вас есть какие-либо соображения по поводу того, кто мог убить Джулию Грант? — не отставал я.
   — Есть. — Он на секунду улыбнулся. — Но я, конечно, не могу ничего доказать, лейтенант. Я могу лишь дать совет. Почему бы вам не поговорить с Кэнди Логан?
   — Стелла Гибб советовала мне поговорить с вами, и меня это никуда не привело, — сказал я. — Теперь вы советуете мне поговорить с Кэнди Логан… почему?
   — Я просто подумал, что она может быть вам полезна, лейтенант, вот и все.
   Из кухни раздался резкий свист.
   — Ага! — радостно воскликнул Ромэйр. — Это чайник. Вы уверены, что не хотите чашечку чаю, лейтенант?
   — Уверен, — сказал я.
   — Тогда вы извините меня — я отлучусь на минутку, — сказал он и умчался опять на кухню. Я перевел взгляд на Пайнса.
   — Пока мы не отклонились от темы, — где были вы прошлой ночью между часом и тремя?
   Я видел, как за толстыми линзами сверкнули глаза.
   — У меня алиби, лейтенант. И почти неоспоримое, если можно так сказать.
   — Так скажите какое, а я поставлю вам оценку, — сказал я.
   — Мне надо назвать ее имя? Это одна из тех девушек, что были на вечеринке.
   — И как далеко завело вас ваше алиби?
   — Дальше, чем мне хотелось бы говорить, — скромно заметил он. — Но могу сказать вам, лейтенант, если это вас устраивает, сколько оно заняло времени, — до половины четвертого.
   — Я уверен, что вас можно в чем-то обвинить. За вами определенно что-то есть, — сказал я задумчиво. — Надо только хорошенько поразмышлять, за что вас посадить. Возможно, за совращение несовершеннолетних грязными стишками. Кто вас издает?
   Яркий багрянец разлился по его щекам.
   — Меня… э… видите ли, еще не издавали.
   — Ах вот как, — сказал я. — Хорош поэт.
   — Это лишь вопрос времени, — сказал он поспешно. — В Нью-Йорке сейчас два или три дома заинтересовались моими стихами.
   — Нью-Йорк давно почистили, — сказал я. — А те дома, о которых вы говорите, больше не работают.
   — Я бы хотел, чтобы вы оставили ваши дешевые подковырки при себе, лейтенант! — Его лицо стало пунцовым. — Меня тошнит, когда приходитс встречаться с каким-нибудь неотесанным…
   — Лейтенантом полиции?
   Ромэйр прискакал обратно в комнату с двумя чашками того, что, по моему разумению, являлось чаем. Если это был не чай, — значит, мен обманули. Он подал одну чашку Пайнсу, затем уселся напротив меня и стал лихорадочно помешивать ложечкой темную жидкость.
   — У вас есть еще какие-нибудь вопросы ко мне, лейтенант?
   — Да в общем-то нет, — сказал я. — Но запомните одно: отказ от дачи свидетельских показаний офицеру полиции является уголовным преступлением.
   — Что вы этим хотите сказать?
   — Это очень просто. Если вы не рассказываете мне обо всех известных вам фактах, которые могут иметь отношение к дан, ому делу, то сейчас можете сесть в тюрьму на о-очень долгий срок.
   Я видел, как он пролил чай на блюдечко.
   — Не поддавайся на провокацию, Эдгар, — сказал Пайнс. — Это старый трюк. Он просто пытается запугать тебя, чтобы ты сказал то, чего сам толком не знаешь.
   — Само собой, — сказал я. — Я могу сначала припугнуть, а потом и впрямь упечь вас за решетку, если вы будете что-то скрывать от меня… причем это касается обоих.
   Пайнс громко хмыкнул:
   — Да он только хочет…
   — Заткнись! — сказал я ему.
   Он посмотрел на меня, снова открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вовремя передумал.
   — Так вот, — сказал я Ромэйру. — Если вам что-то известно, то сейчас самое время рассказать все. Завтра может быть слишком поздно.
   Он снова пролил чай на блюдце.
   — Я не знаю, — униженно произнес Ромэйр. — Я… я правда ничего не знаю. Лейтенант, а есть у вас такая штука, как защита свидетеля? Я имею в виду…
   — Эдгар! — резко оборвал его Пайнс. — Ради общего блага, закрой свой поганый рот!
   Ну все, на сегодня с меня хватит этого Пайнса, подумал я. Я поднялс и подошел к тому месту, где он сидел.
   — Заткнись, — сказал я ему.
   — Вы не смеете… — Он медленно поднялся, глаза его округлились.
   — Вытяните руки перед собой, — сказал я жестко. Он сделал, как ему было велено. Я вынул наручники и защелкнул их у него на запястьях.
   — Вы не можете со мной так поступить! — В его голосе зазвучали истерические нотки. — Почему вы арестовываете меня? По какому обвинению? Я требую объяснений! Требую вызвать моего адвоката! Вы не можете обращаться со мной как с обычным уголовником!
   — Марш! — скомандовал я ему. — На кухню. — И легонько хлопнул его по плечу, указывая правильное направление.
   Он с неохотой побрел на кухню, все еще громко возмущаясь. Я отцепил наручник с его левой руки и оглядел кухню. Раковина выглядела подходящим местом. Я пристегнул свободный наручник к трубе, ведущей к крану.
   — Я» оставлю вас здесь помедитировать, — сказал я ему. — Возможно, вас посетит вдохновение, и вы сложите пару стишков.
   Я вернулся в гостиную, плотно затворив за собой кухонную дверь, из-за которой доносились протестующие вопли Пайнса о справедливости и правах человека.
   Я снова подошел к своему креслу и уселся в него. Ромэйр смотрел на меня испуганными глазами.
   — Нужно ли это было делать? — спросил он.
   — Нужно, чтобы нас больше не прерывали разные грубияны, — сказал я. — Так о чем вы говорили?
   Он сделал большой глоток чая и потом посмотрел на меня почти умоляющими глазами.
   — Лейтенант, я задал вопрос: предоставляется ли защита свидетелю при определенных обстоятельствах?
   — Конечно, предоставляется, — сказал я. — При любых обстоятельствах, если это необходимо. Чего вы боитесь? Что вас кто-то убьет, если вы расскажете мне о том, что вам известно? Полиция, уверяю вас, примет все возможные меры по вашей защите, если это…
   — Я не совсем то имел в виду, — сказал он. — По совести сказать, лейтенант, я, в основном, подразумевал шантаж.
   — Все, что я сказал, естественно, относится и к шантажу, — пояснил я. — Самая большая ошибка человека, подвергающегося шантажу, — это сидеть молчком. Вам это должно быть известно.
   — Да, вы правы, — сказал он. — Но все это не так просто, когда вы сталкиваетесь с… — Он в отчаянии покачал головой. — Я — несчастный человек, лейтенант. У меня ничего нет, кроме небольшого дохода по процентам. Когда я сошел со сцены, у меня были достаточные вложения, чтобы обеспечить мне скромный доход до конца моих дней. Но за последние два месяца ушла почти треть всего капитала! — Ужас послышался в его голосе. — Если так пойдет и дальше, я буду разорен в ближайшие шесть месяцев! Так больше продолжаться не может. Что бы ни случилось, я уже не потерплю…
   — Кто вас шантажирует? — спросил я.
   — Вейсман, конечно, — сказал он. — Я думал, вы уже догадались.
   — Я не обладаю даром ясновидения, как Учитель, — сказал я. — Почему он шантажирует вас?
   — Ну, на самом деле, лейтенант… Нет, не могу сказать… Я думаю… Это абсолютно необходимо? Разве вы не можете воздействовать на него после того, что я вам сказал?
   — Нам недостает самой малости под названием ?улики?, — сказал я.
   — Ой, — безвольно сказал он. — Я об этом не подумал. Значит, вы не сможете обеспечить мою защиту, да?
   — Конечно, сможем, — сказал я. — Мы можем…
   — Нет, вы не сможете, — сказал он. — Если я вам все скажу, вы потом расскажете вашему начальству, затем это выйдет на суд, и все газеты разнесут… Извините, лейтенант. Я вел себя по отношению к вам крайне невежливо. Я… я лишь пошутил.
   — Послушайте, Ромэйр, — сказал я. — Мы говорим сейчас о мотиве убийства, и вы не можете…
   — Извините, лейтенант. — Его лицо стало бледным как мел. Медленно он вытянул руки перед собой запястьями вместе. — Арестуйте меня, если хотите, но отныне мои уста будут на замке!
   — Ах, черт! — сказал я с отвращением. — Наручников больше нет.
   Я открыл входную дверь под яростный аккомпанемент лязга наручников, бьющихся о кухонный кран.
   — И последнее, лейтенант, — раздался взволнованный голос Ромэйра у меня за спиной. — Как быть с Питером? Я имею в виду наручники. Вы разве не освободите его?
   — Передайте ему, что ключ пришлю по почте, — сказал я и с треском захлопнул за собой дверь.

Глава 6

   Она, естественно, жила в пентхаусе. Вход внутрь здания лежал через декоративную алюминиевую решетку. Проходя через фойе, я подумал, что какой-нибудь художник по интерьеру заработал на нем не меньше десяти тысяч долларов. Обряженный в серую ливрею швейцар проводил меня к лифту. Я нажал кнопку с пометкой ?П? и понесся ввысь, быстро и бесшумно.
   Наверху, у пентхауса, было свое фойе. Меньшее по размерам, чем внизу, но отделанное не менее шикарно. Я нажал кнопку звонка и стал ждать.
   Дверь открылась. На пороге стояла Кэнди Логан и смотрела на меня. На ней была мужская рубашка… белая, с длинным хвостом сзади. Спереди она едва прикрывала бедра.
   — Привет, — сказала она. — Я думала, ты мне сначала позвонишь.
   — Интересно, когда брюки вышли из моды? — спросил я хриплым голосом.
   — Так прохладнее, — сказала она беспечно. — Почему бы тебе не войти и не взглянуть на то, что я называю домом?
   — Ты хочешь сказать, что здесь есть еще что-нибудь достойное внимания?
   — Зайди и посмотри сам.
   Я прошел за ней. На первый взгляд стиль гостиной показался мне современным, дорогим и не восточным. Уже хорошо. Но Кэнди шла впереди меня, и хвостик ее рубашки мотался из стороны в сторону, поэтому у меня, говоря честно, не оставалось времени на то, чтобы разглядывать детали интерьера.
   Она направилась в угол комнаты к бару, а я завалился на диван и стал с интересом смотреть, как она готовит напитки для нас. Она наливала в бокалы ?Чивас Ригал?, впрыскивая по капельке сельтерской из весьма изысканного сифона.
   — Здесь прекрасный вид из окна, — сказала она, заводя разговор.
   — Отсюда, где я сижу, вид не менее превосходный, — сказал я ей. — И ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что я могу променять его на какое-то паршивое окно.
   Она принесла два бокала и села на диван рядом со мной. Я благодарно принял бокал из ее рук и стал пить.
   — Как мило, что ты выкроил минутку и заглянул ко мне, Эл, — сказала она. — Я уж думала, что расследование этого убийства не даст нам возможности повидаться.
   — Что сказал тебе по телефону Ромэйр? — спросил я ее.
   — Ромэйр? — Брови ее удивленно приподнялись. — О чем ты говоришь?
   — Я сегодня работаю объездчиком, — сказал я. — И если бы ты не стояла следующей по списку, я бы бросил это дело.
   — Почему бы тебе не расслабиться? — сказала она. — Успокойся, Эл, и объясни все по порядку.
   — Не морочь мне голову, милая, — сказал я ей. — Стелла Гибб сказала, что мне надо поговорить с Ромэйром, и затем позвонила ему и предупредила, что я еду к нему. Ромэйр посоветовал мне поговорить с тобой, и могу поспорить, что он тоже звонил тебе и предупредил о моем появлении.
   — Ты никому не веришь? — вздохнула она. Привычным движением Кэнди забросила ногу на ногу, и, хотя край рубашки лишь чуть-чуть вздернулся, этого оказалось достаточно, чтобы возбудить мое любопытство — а есть ли у нее что-то под рубашкой? Я почувствовал, что этот вопрос требует повторного расследования.
   — Однажды я поверил одной даме, — сказал я. — Оглянуться не успел, как чуть было не стал мужем.
   — И это было бы неглупым шагом, если она владела какой-нибудь недвижимостью, — сказала Кэнди.
   — Не будем отклоняться от темы, — сказал я ей. — Ну, так что Ромэйр, а?
   — По правде сказать, Эдгар действительно звонил мне.
   — И что он сказал?
   — Он думает, что я должна рассказать тебе правду о Стелле и Джулии. Мол, теперь ты вряд ли поверишь ему, что бы он ни говорил. Сам он собирался все рассказать, но разговор как-то не получился. — Она нахмурилась. — Там что-то получилось с Питером… Тот сходит с ума, стараясь освободиться от крана!
   — Пайнс — параноик, — объяснил я. — Ему мерещится, будто кухонный кран охотится за ним. И вообще — все краны, — он не мылся уже три недели, — а этот представляется ему главарем всей банды. Это история из серии о враче и больном: первый боится возмездия второго за нанесенный здоровью ущерб. Питер на прошлой неделе менял прокладку в кухонном кране и, как ему кажется, провел эту операцию несколько неряшливо.
   Кэнди откинулась на диван, заложив руки за голову.
   — Ну ладно, если ты не хочешь слушать о Стелле и Джулии…
   — Я хочу.
   — Эдгар сказал, что ты, возможно, поверишь мне, если я расскажу тебе о них. Всю правду.
   — Возможно. Попробуй.
   — Они ненавидели друг друга, — не смущаясь, произнесла Кэнди. — И обе сходили с ума по парням. Стелла всегда занималась тем, что отбивала у Джулии ее кавалеров.
   — Это я уже знаю, — сказал я. — Слышал эту песню, и мелодия мне слегка наскучила.
   — Та стычка, что произошла на вечеринке у Стеллы, она не из-за Эдгара, тут причина — Харри Вейсман.
   — Все это похоже на аттракцион в китайском цирке, — сказал я. — На сцене семь маленьких китайцев, и один из них непрерывно вытаскивает из шляпы кроликов. Вот только не понятно, — это все тот же китаец или разные.
   — Ты опять болтаешь чепуху, — вздохнула она. — Если ты мне не веришь, я заткнусь и больше не буду отнимать твое драгоценное время.
   — Продолжай, — разрешил я.
   — Джулия была по уши влюблена в Вейсмана, а Стелла однажды вечером случайно увидела их вместе в баре. Для Стеллы это была своего рода пощечина; любого нового парня Джулии она воспринимала именно так. Делом чести стало соблазнить Вейсмана и увести его от подружки. Ее увлекала сама мысль — перетащить Вейсмана из постели Джулии в свою собственную. А когда все случится, она похвалится этим перед побежденной соперницей.
   — Ну и как?.. Удалось?
   Кэнди выразительно пожала плечами.
   — Откуда мне знать. Но их схватка произошла именно по этой причине. Джулия предупреждала, чтобы та ушла с ее дороги.
   — Ты думаешь, ее убила Стелла?
   — Я точно не знаю, — сказала Кэнди. — Но я уверена, что она способна на это. Я никогда не встречала более порочной женщины, чем Стелла!
   — А Учитель? Он тоже не может ее исправить, как ты считаешь? Этот загар и все прочее? Кэнди разразилась хохотом.
   — Давно я так не смеялась! Исправить Стеллу! Ты что, не знаешь… — Она внезапно замолчала. — Ладно, не важно.
   — Ну, продолжай, — сказал я. — Интересно послушать. Это даже более увлекательно, чем чтение сплетен в скандальных журналах.
   — Я просто хотела сказать, что ничто не может исправить Стеллу… кроме могилы… наверное, — сказала Кэнди. — Хочешь еще выпить?
   — Конечно. А еще я хочу посмотреть, как ты проходишь по комнате туда и как возвращаешься с бокалом обратно.
   — Могу сделать и то и другое, — сказала она, взяла пустой бокал из моих рук и медленно пошла через всю комнату к бару.
   Ее бедра двигались свободно и легко, как в танце. Она вернулась с новыми порциями и опять уселась рядом со мной. Ее длинные ноги с превосходным загаром — лучшая реклама в пользу поклонения солнцу, какую я когда-либо видел.
   — Ну, вот и все, — сказала она. — У вас есть еще вопросы, лейтенант? У меня, как вам известно, есть алиби на время убийства. Так случилось, что я, видите ли, провела ту ночь с мужчиной. Конечно, если вы будете настаивать, я могу назвать вам его имя, но уверена, что ему бы это не понравилось. Видите ли, я случайно узнала, что у него жена и восемь голодных детей; и если он потеряет свою работу уборщика в офисе шерифа, то он…
   — Интересно, — прервал я ее, — у тебя есть еще что-нибудь под этой рубашкой?
   — Никогда не вздыхай так выразительно, задавая подобные вопросы, — сказала она. — Ты напоминаешь мне моего усопшего супруга. Вот с таких вздохов и началась его сердечная болезнь, а потом…
   — У меня нет никакой недвижимости, — сказал я. — Поэтому мне не о чем волноваться.
   — Это легко поправить, — сказала она просто. — Женись на мне, а?
   — Ну да, конечно, — сказал я. — И глазом не успеешь моргнуть, а у нас уже полон дом детворы под ногами.
   — Я серьезно, Эл, — сказала она низким голосом. — Почему бы тебе не жениться на мне? Мне кажется, я снова хочу замуж. Ты как раз из тех, за кого бы я рискнула выйти во второй раз. Недвижимости осталось столько, что вполне хватит нам обоим. Ты бы бросил эту работу копа с ночными разъездами, а я бы могла…
   — Впервые слышу от дамы высоконравственное предложение. Я потрясен. И даже не уверен, что мне это нравится. Но лучше скажи, а ты сама не бегала на свидания с Харри Вейсманом?
   — Не пытайся увильнуть от ответа! — резко парировала она.
   — Никто не любит Харри Вейсмана, — сказал я. — Судьба Джулии Грант тоже никого особенно не заботила. Но если сама Джулия никого не волновала, то почему все так переживали о том, с кем она встречается?
   — Понятия не имею, — сказала Кэнди и зевнула. — Я не хочу играть с тобой в ?полисменов и разбойников?. Я хочу выйти замуж.
   — Тебе надо зарегистрироваться в агентстве, — сказал я ей. — За двадцать пять баксов они выдадут тебе пачку из десяти фотографий с лицами десяти парней, которые выглядят по-разному, но на уме у них одно и то же.
   Кэнди поднялась с кушетки и встала передо мной. Медленно стянула с себя белую рубашку, и та упала на пол. А Кэнди все стояла и смотрела на меня сверху вниз.
   По крайней мере одно теперь можно было считать неоспоримым фактом: под этой рубашкой у нее точно ничего не было.
   — Ты уверен, что не хочешь на мне жениться? — нежно проворковала она.
   — Это, пожалуй, единственная вещь, в которой я уверен, — выдавил я. — И еще я сконфужен.
   — Мы бы могли сейчас же оформить все необходимые документы, — продолжала она. — Неужели это такая трудная ноша — быть моим мужем?
   — Ты, вероятно, серьезно относишься к этому солнцепоклонству, — сказал я. — У тебя везде такой ровный загар.
   — Ты все еще уходишь от ответа, — сказала она. — Спрашиваю в последний раз, Эл Уилер. Ты женишься на мне?
   — Не думаю, — сказал я.
   Она нагнулась, подняла рубашку с пола и набросила ее на себя через голову, как обычно делают все женщины. Затем она змеевидными движениями вползла в нее, и белая ткань стала спадать с ее груди к бедрам. Такого рода представления и возродили в свое время интерес публики к водевилям.
   — Жаль, что вам так рано надо уходить, — сказала она раздраженным тоном. — Что-то вы меня сильно утомили своим присутствием, Эл Уилер!
   Я допил свое виски и встал. Затем медленно побрел к двери. Кэнди осталась стоять на месте, наблюдая за мной. Я подошел к двери и обернулся:
   — Я могу тебе сказать, чего боится Ромэйр. Вейсман шантажирует его, а Эдгар не желает платить. Но еще больше он не желает обсуждать, что является предметом шантажа. Ты тоже не желаешь это обсуждать?
   — Убирайся! — прошипела она сквозь зубы.
   — Джулию Грант убили, — сказал я. — Может быть, тебе следует рассказать мне, чего ты боишься. Я быстро это улажу, а то ведь как бы не было слишком поздно.
   — Убирайся! — Она схватила бутылку из бара и швырнула ее в меня.
   Я убрался.
   Этот ночной экскурсионный тур я проходил без экскурсовода. Последний визит — и тур, в любом случае, будет завершен. Я собирался заскочить к своему приятелю Харри Вейсману. Уже становилось поздно, и, несмотря на то, что у меня оставалось менее двадцати четырех часов до отпущенного мне шерифом срока, я подумал: все равно надо отправляться спать, каким бы жалким ни был итог этой бурной ночи.