– Уилер! – сказал он. – Негодяй! Я…
   К тому времени я уже окончательно пришел в себя.
   – Руди! – заорал я на него. – Заткнитесь! Ну-ка, быстро налейте мне выпить, пока я не выбил вам зубы!
   Его глаза внезапно расширились, и музыка резко оборвалась.
   – Хорошо! – сказал он нервно. – Только не кричите так громко. Вам с водой или с содовой?
   Я сказал ему и, повернувшись, уставился на Камиллу, которая не сдвинулась с места ни на дюйм.
   – Ну-ка, – сказал я, – перестань вести себя как близорукий пудель! Иди накинь хоть что-нибудь!
   Я слегка поддал ей, и она вскочила, подозрительно взвизгнув.
   – Послушайте, старина, – сказал Руди нервно, – я уверен, что мы сможем договориться без всякого насилия. В конце концов, я не хочу, чтобы мне испортили лицо!
   Камилла исчезла в спальне, запрев за собой дверь, а я закурил сигарету и забрал из дрожащей руки Руди свой бокал.
   – Нет ничего лучше спокойной жизни, а? – слабо улыбнулся он.
   – В особенности когда можно отдохнуть от семейных неприятностей, – согласился я. – Как поживает ваша жена?
   Он вздрогнул:
   – Уилер, вы ведь не скажете ей?
   – Почему вы так боитесь, что она узнает о ваших маленьких ночных прогулках?
   – Вы не знаете Джуди, – сказал он с горечью. – Иначе бы вы не спрашивали. Стоит мне на кого-нибудь взглянуть, и разговоров не оберешься.
   – Мне всегда почему-то казалось, что киноартисты смотрят на эти вещи просто, – сказал я. – Или это предрассудок?
   – Если бы Джуди была такой! – сказал он пылко. – Она самая преданная жена из всех, кого я знаю. Попробуйте залезть к ней под юбку, лейтенант! Если у вас получится, я готов заплатить вам два процента с прибыли от своего будущего фильма!
   – Это интересное предложение, мистер Равель, – сказал я. – Надо будет обговорить его с моим антрепренером.
   – Так и сделайте! – посоветовал он искренне. – Видите ли, лейтенант, до женитьбы у меня была довольно дурная репутация. – На его лице появилась ироническая улыбка. – Но я исправился. По крайней мере, Джуди так считает, и мне не хотелось бы ее разочаровывать, старина. Если только она узнает… – При одном упоминании об этом его улыбка перестала быть иронической.
   – Жена вам, наверное, очень доверяет? – спросил я.
   – А как же иначе, – сказал он бодрым голосом. – Она меня безумно любит. – Он взглянул в сторону спальни. – Я думаю, что мне не стоит дожидаться Камиллу, – сказал он. – Передайте ей, что я позвоню, ладно?
   – Ладно, – кивнул я.
   – На сегодня мне хватит! – Он закрыл глаза, мысленно переживая случившееся. – Пойду, пока еще что-нибудь не произошло.
   Я бросил взгляд в сторону двери и увидел, что она все-таки была не закрыта. Она была почти закрыта и, пока я смотрел на нее, открывалась все шире и шире.
   На секунду я ощутил себя Элом Крестьянином – битником, который всю жизнь ждал, когда произойдет нечто из ряда вон выходящее, а когда наконец это произошло, то из-за неожиданности растерялся и не знает, что ему делать.
   В щель просунулось дуло пистолета, а затем и рука, этот пистолет державшая. Руди все еще сидел в кресле с закрытыми глазами, не подозревая, что вечер для него еще и не начинался по-настоящему. Объяснять ему что-то не было времени – дуло пистолета было направлено ему прямо в спину.
   Я схватил его за отвороты пиджака и изо всех сил швырнул в сторону. Он описал гигантскую дугу и шлепнулся на кушетку, а та, в свою очередь, спружинила и выкинула его на пол. В то же время раздались три выстрела подряд, и бутылка виски в баре разлетелась вдребезги.
   Я чуть было не застонал при виде этого. Больше всего на свете я жаждал, чтобы со мной был пистолет, правда, если бы здесь не было меня – это было бы еще лучше.
   Я одним прыжком очутился у двери, пока дуло не успело повернуться в мою сторону, и изо всех сил ударил по кисти руки, державшей пистолет. За дверью взвыли. Пистолет шлепнулся на пол, и, схватившись за кисть обеими руками, я принялся выворачивать ее вверх, одновременно поворачиваясь сам.
   Этот прием надо проводить очень быстро, и я ни секунды не медлил, потому что люди с пистолетами меня всегда очень пугают Я резко наклонился вперед, занося руку через свое плечо, и перекинул стрелка через себя.
   Он опять немилосердно взвыл.
   Я вовремя вспомнил, что надо отпустить его кисть, и, пролетев по воздуху до ближайшей стены, он впечатался в нее с такой силой, что затрясся весь дом.
   Я наклонился, поднял пистолет с пола и почувствовал себя значительно лучше. Со стороны кушетки донесся какой-то шум, и из-под нее внезапно выглянуло лицо Равеля.
   – Землетрясение! – завопил он. – Все на улицу!
   Человек у стены перекатился по полу со спины на живот. По-моему, он икал и, болезненно опершись об пол руками, встал на четвереньки. Он отдохнул несколько секунд, затем сделал нечеловеческое усилие и поднялся на ноги.
   Я взглянул на высокую фигуру живого трупа с запавшими глазами, горевшими ненавистью, из них текли слезы.
   Это был Бен Лютер, которого я уже встречал сегодня утром у Харкнесса и который тогда же попросил меня отделать Руди Равеля резиновой дубинкой.
   – Я убью его! – яростно прошипел Лютер. – Где он?
   Грязный лживый ублюдок, я убью его!
   – Что вам сделал Руди? – спросил я с недоумением. – Я думал, что он вам нужен для этой вашей картины, в которую вы вложили так много денег?
   – Руди? – Он уставился на меня так, как будто я с Луны свалился. – При чем здесь Руди?
   – Но вы его пытались только что убить?!
   – Вы что, с ума сошли?! – спросил он визгливо. – Это был лжец и негодяй Харкнесс.
   – По-моему, они не похожи, – сказал я. – Но вы лучше взгляните сами.
   Я помахал рукой в сторону белого изможденного лица, все еще торчащего откуда-то из-за кушетки.
   Лютер медленно повернулся, затем внезапно вздрогнул.
   – Равель! – прошептал он. – Я в него стрелял?
   Его глаза внезапно закатились. И он хлопнулся в обморок.
   Раздался щелчок замка, и дверь в спальню приоткрылась примерно на фут. В образовавшуюся щель просунулась голова Камиллы.
   – Кто победил? – спросила она осторожно. Затем она взглянула на Бена Лютера, распростертого на полу, на Руди, торчавшего из-под кушетки с идиотским выражением лица, и глубоко вздохнула.
   – Я думаю, победил ты, Эл Крестьянин! – сказала она счастливо. – Убери отсюда куда-нибудь этих идиотов и можешь спокойно пожинать плоды своей победы.

Глава 8

   Руди очень осторожно уселся за руль своего кроваво-красного "порше".
   – Вы спасли мне жизнь, лейтенант, – сказал он.
   – Не стоит благодарности, – честно признался я.
   – Я только надеюсь, что в следующий раз вы изберете для этого иной способ, – холодно добавил он.
   Затем Руди завел мотор, и маленькая спортивная машина вылетела из "Дневной мечты", оставив за собой запах паленой резины. Я секунду постоял на месте, прислушиваясь к звуку мотора, и с последним аккордом лирической темы "Солдат удачи" вернулся в квартиру.
   Бен Лютер сидел на злополучной кушетке с бокалом в руке и пустотой во взоре.
   Камилла снова смешивала коктейли. На ней были короткие шорты и черно-белая шерстяная рубашка, придававшая ей несколько пиратский вид.
   Я взял бокал виски и взглянул на Лютера. Он все еще никак не мог оправиться от своего полета по комнате.
   – Я могу арестовать вас за покушение на убийство, – сказал я.
   – Да, лейтенант, – прошептал он. – Даже не знаю, что это на меня нашло?
   – А вы попытайтесь объяснить, – сказал я. – Но если вы будете только твердить, что ничего не знаете, то я упрячу вас за решетку в пять минут.
   Он медленно покачал головой.
   – Я думал, что это Харкнесс, – просто сказал он.
   – Изумительно! – сказал я. – Я сразу все понял.
   Он отпил немного виски: к счастью, в баре нашлась еще одна бутылка.
   – Дело в том, лейтенант, – сказал Лютер, – что ту женщину, секретаршу, убил Харкнесс.
   – Харкнесс, – тупо повторил я. – Вы можете это доказать?
   – Я это знаю, – сказал он коротко.
   – Интуиция?
   Лютер сунул руку в карман, нашел пачку сигарет и закурил.
   – Я знаю, почему он ее убил, – сказал он. – И когда я вам расскажу, лейтенант, вы сможете со мною согласиться.
   – Будем надеяться, – сказал я.
   Он глубоко вздохнул:
   – Дон Харкнесс – режиссер. Я думаю, вы это знаете. И он не может поставить ни одной картины, пока не найдет человека, который согласится финансировать ее; его последние два фильма хороши, но они не дали полных сборов, потому что в них не играли знаменитые актеры.
   – Так, – сказал я, – и что же?
   – Он пришел ко мне с предложением поставить новый фильм с участием Руди Равеля и Джуди Мэннерс, – продолжал Лютер. – Эти два имени наверняка дали бы полный сбор. Я сказал ему, что, если он гарантирует их участие в картине, я гарантирую ему, в свою очередь, двести тысяч долларов. При таком капитале банки бы оплатили ему все остальные расходы в кредит.
   – Мистер Лютер, – сонно вмешалась Камилла, – вы не знаете, почему все считают, что неприлично иметь столько денег и не желать ими делиться?
   Он взглянул на Камиллу, потом вновь перевел взгляд на меня.
   – Харкнесс впервые заговорил об этом примерно с месяц назад в Лос-Анджелесе, – сказал он:
   – Затем неделю назад он позвонил мне и сообщил, что Равель с женой уехали отдыхать на Парадиз-Бич. Он попросил меня приехать, чтобы обсудить фильм всем вместе. Естественно, я приехал. Мы встретились в их доме и заговорили о фильме: сценарий им понравился, но никакого ответа они сразу не дали. После этого я предупредил Харкнесса, что не дам ни цента, пока они не подпишут контракт, и вот через три дня он мне показывает контракт, подписанный, и я немедленно передаю ему первые сто тысяч долларов.
   – Сколько прекрасных денег! – вздохнула Камилла. – И все на какую-то глупую картину!
   Лютер допил виски, и лицо его стало приобретать естественную окраску.
   – Вчера утром мне позвонила Барбара Арнольд, которую я тогда встретил в их доме. Она сказала мне, что очень волнуется, так как сделка еще не заключена, и что Харкнесс у них уже два дня не был. Когда же он в последний раз был у них, то ей пришлось куда-то отойти от стола, на котором лежали разные подписанные документы, и когда она вернулась, то ей показалось, что с подписей Равеля и Джуди были сняты копии: на подлинниках они выглядели бледнее, как будто их перенесли на другой лист бумаги. Если бы Барбара ошиблась и все рассказала бы своим хозяевам, ее могли бы выгнать за это. Она не хотела терять работу. Тогда она позвонила мне, так как знала, что я финансирую съемки, и волновалась, что Харкнесс мог подделать подписи под контрактами, которые, как она точно знала, еще не были подписаны.
   Лютер устало вытер пот с лица.
   – До вчерашнего вечера я нигде не мог поймать Харкнесса. Я честно рассказал ему все, и он ответил, что Барбара лжет в отместку за то, что он пытался поцеловать ее. Я дал ему двадцать четыре часа, чтобы он доказал, что подписи не поддельные, либо вернул мне деньги.
   – Почему бы вам просто не спросить Руди или Джуди, подписывали они контракт или нет? – сказал я. – Проще ведь не придумаешь.
   Он потер лоб:
   – Нет, лейтенант, это, слишком тонкий вопрос. Допустим, они действительно подписали, а секретарша солгала. Это бы только показало им, что я не доверяю Харкнессу, что я даже считаю его способным на жульничество. А если я не доверяю собственному партнеру, они бы крепко задумались, стоит ли связываться с нами.
   Понимаете?
   – Пожалуй, – согласился я.
   – После того как вы сегодня утром ушли от него, – продолжал он, – я был так потрясен страшной новостью, что сначала ни о чем другом не мог думать. Харкнесс так уверенно говорил о контрактах и заявил, что докажет свою невиновность уже к вечеру. Он обещал мне прийти в отель в половине одиннадцатого, но не пришел. Я чувствовал, что он не придет. Тогда я на все махнул рукой и позвонил Равелю, но его не было дома. К телефону подошла Джуди, и я прямо ее спросил, подписала ли она контракт с Харкнессом. Она ответила, что нет, они с мужем все еще обсуждают наше предложение.
   Лютер размял сигарету дрожащими пальцами.
   – Для меня стало ясно, что Харкнесс сначала подделал подписи, а потом убил секретаршу, чтобы она не могла свидетельствовать против него. Одна только мысль об этом привела меня в такую ярость, что я взял свой пистолет и отправился искать этого лжеца, подлеца и убийцу, укравшего у меня сто тысяч долларов. Подъезжая к отелю "Старлайт", я увидел, как его автомобиль отъезжал от стоянки. Я поехал следом, потерял его, отстав на красном светофоре, но затем решил, что снова напал на след, когда увидел, как Харкнесс – тот, кого я считал Харкнессом, – вышел из автомобиля и вошел в эту дверь, и я последовал за ним. Остальное вы знаете, лейтенант. Поверьте, я вам вечно буду благодарен за то, что не убил невинного человека.
   Он вновь нервно закурил, глядя прямо перед собой.
   – Пистолет я забрал, – сказал я. – И я вас не арестую, Лютер!
   – Нет? – Он дико посмотрел на меня.
   – При одном условии, – сказал я. – Вы больше не должны видеть Харкнесса. Договорились?
   – Конечно! – Он взглянул на меня ошарашенно. – Не знаю, как и благодарить вас. Я…
   – Хватит, – резко прервал я его. – Я не знаю, как Равель посмотрит на это дело утром, но думаю, что он не предъявит никаких обвинений. И запомните, если вы попробуете хоть на пушечный выстрел подойти к Харкнессу, я швырну вас уже не об стенку, а об землю, так что вас придется откапывать экскаватором.
   – Поверьте, лейтенант, я этого не сделаю! – сказал он. – Я не заслужил этого, благодарю!
   – Вы лучше идите сейчас домой, – сказал я. – На сегодня с меня хватит.
   – Да, конечно.
   Он поднялся с кушетки и подошел к двери. На секунду он остановился и взглянул на Камиллу.
   – Пожалуйста, пришлите мне счет за весь тот беспорядок, что я у вас учинил, – вежливо сказал он, поклонился и вышел.
   Глаза Камиллы полезли на лоб.
   – Как ты думаешь, он заплатит, если я попрошу пятьдесят тысяч? – спросила она.
   – Он может оспаривать последние три нуля, – предположил я.
   Она тепло улыбнулась:
   – Ты самый приятный полицейский из всех, что я знала, Эл. Когда я соберусь кого-нибудь убить, я позабочусь, чтобы тебя поблизости не было.
   – Это точно, – согласился я. – Мягкое сердце, глупый ум… Ты веришь в совпадения?
   – То есть?
   – Лютер подъезжает к отелю как раз тогда, когда Харкнесс покидает его. Он теряет его, отстав на красном светофоре, но потом обнаруживает опять, как он считает. Но это не Харкнесс, это Равель. По-моему, это совпадение, причем с большой буквы.
   – Ты думаешь, он лжет, Эл?
   – Конечно, лжет, – сказал я. – Интересно только зачем? В том-то и главная трудность, когда расследуешь дело об убийстве. Все лгут, никто не говорит правды.
   – Все? – спросила она холодно.
   – Все, – подтвердил я. – Джуди Мэннерс, Руди Равель, Харкнесс, Лютер и ты.
   – То есть как это я? – спросила она негодующе.
   – Спокойно, Золушка, – сказал я. – Кстати, тебя не раздражает, что я так тебя зову?
   – Почему бы тебе прямо не сказать, в чем дело, Эл Уилер, – сказала она ледяным тоном, – и не прекратить эту комедию!
   – Может быть, в имени Камилла ты нашла именно ту экзотику, которой не хватает в имени Сандра? – сказал я.
   Она медленно поднялась с кушетки, подошла к стенному шкафчику и, повернувшись ко мне спиной, начала смешивать себе коктейль.
   – Как ты узнал? – спросила она спокойно.
   – Что твое имя Сандра Шейн? – сказал я. – Наверное, в Окридже. Когда услышал, что Руди и Джуди Мэннерс приезжали туда три месяца назад, я сразу понял, что такая девушка, как ты, не создана для Окриджа, а Руди как раз такой мужчина, который оценит твои таланты.
   – Я жила там еще целую неделю, – медленно сказала она. – Затем я приехала в Пайн-Сити, позвонила ему и на следующий день сняла себе здесь квартиру.
   – Руди немного перестарался, когда рассказывал мне о тебе, – сказал я. – О том, как вы познакомились в Париже и что он специально смотрел твой паспорт, чтобы убедиться в том, что ты Камилла Кловис. Я даже удивился, зачем он так старается.
   – Да, – согласилась она. – Руди плохой актер.
   – И когда-нибудь то, что он сыграет, станет кошмарной былью, – ответил я.
   – Благодарю вас, профессор! – воскликнула она с энтузиазмом.
   – Не пропустите следующей моей лекции в среду, – сказал я. – Дегенеративные пороки людей и их влияние на половую жизнь птиц и пчел. Интереснейший материал.
   Она нетерпеливо пожала плечами:
   – Что с того, что я Сандра Шейн, и какое это имеет значение?
   – Для меня ты всегда будешь Золушкой, – сказал я страстно. – Но если тебе интересно, это имеет огромное значение. Это указывает, что ты знала Джуди Мэннерс еще в Окридже, а следовательно, у тебя была причина ее убить.
   – Я не знала, что ее убили, – сказала она спокойно.
   – Существует версия, что смерть секретарши – это ошибка преступника. Жертвой должна была стать Джуди Мэннерс. Ты была любовницей ее мужа, он платил за тебя ренту, а многие женщины предпочитают быть миссис. А не мисс.
   – Не я, – сказала она холодно.
   – Уводить у Джуди мужчин из-под носа, кажется, вошло у тебя в привычку, – заметил я. – Сначала Джонни Кей, теперь Руди.
   – Что здесь такого? – Она пожала плечами. – Я интереснее Джуди. После того как умерла Пирл Коулмен, нам с Джонни не имело смысла хранить в тайне наши отношения, нравилось это моему отцу или нет. Тем более, что Джонни должен был идти в армию.
   – Джуди тебя, наверное, обожала, – сказал я.
   – Наши чувства всегда были взаимными, – ответила она холодно.
   – Вчера вечером ты мне сказала, что Руди в ту ночь был у тебя и что он ушел примерно в половине двенадцатого. Так?
   – Да.
   – Но раньше ты говорила, что это было в половине первого.
   – Половина двенадцатого, половина первого, неужели ты думаешь, что я смотрела на часы?
   – Тогда я подумал, что ты просто даешь Руди алиби.
   Сейчас я не уверен. Это алиби нужно и тебе.
   – В каком бы часу Руди от меня ни ушел, лейтенант, я всю ночь провела в своей квартире в постели!
   – Это может кто-нибудь подтвердить? – спросил я холодно.
   – Почему бы тебе не поинтересоваться у этого лилипута с биноклем? Он наверняка торчал в кустах за окном.
   – А если нет? Кто это подтвердит?
   – Зачем?
   – Затем, что это наводит на размышления.
   Камилла – это имя действительно подходило ей куда больше, чем Сандра, – весело мне улыбнулась:
   – Не забываешь ли ты об одном обстоятельстве?
   – Каком?
   – Мы с Джуди знаем друг друга с детства. Если бы даже у нее была сестра-близняшка, я и то сразу бы их отличила. И если бы я захотела убить Джуди – ошибки бы не произошло.
   – Может быть, – согласился я. – И все же лучше тебя никто не знает ее окриджского прошлого, а в тех письмах, что она получила, это прошлое пересказано чуть ли не наизусть.
   – Ну ладно! – В ее глазах загорелась злость. – Так что же ты собираешься делать? Арестовать меня?
   Я взглянул на часы – было уже четверть третьего – и покачал головой.
   – Не могу, – сказал я. – У меня сейчас просто не осталось сил.
   – Прекрасно, – сказала она. – Тогда спокойной ночи!
   – Прощай, Золушка, – сказал я с сожалением.
   Я уже дошел до двери, когда услышал за спиной смех.
   Камилла стояла всего в нескольких шагах позади меня: шорты и рубашку она успела потерять где-то по дороге.
   – Золушка! – повторила она. – Ты опять прибегаешь к нечестным приемам, Эл! – Она рассмеялась. – Сегодня холодная ночь, Эл Крестьянин. Зачем тебе уходить?
   – Сейчас я действительно не знаю зачем, – признался я.
   – И тебя даже не волнует, убийца, я или нет? – спросила она мягко. – Смотри, Крестьянин, не ошибись!
   – А?
   – А вдруг я всажу в тебя нож? – Она зверски блеснула глазами. – Конечно, я выберу подходящий момент!
   – Смерть в экстазе! – сказал я. – Какой заголовок для газет!

Глава 9

   – Он стрелял в Равеля, и вы его не арестовали? – взревел Лейверс.
   – Верно, шеф, – согласился я.
   – А если бы он убил Равеля, вы бы погрозили ему пальчиком, наставили на путь истинный и потом все равно отпустили бы?!
   – Я забрал у него пистолет, – объяснил я, – и предупредил, чтобы он больше не встречался с Харкнессом.
   Ничего страшного не произошло.
   – А если бы произошло, то уж я бы позаботился о том, чтобы вам мало не показалось, – пообещал он мне. – То, что я сейчас от вас услышал, только усложняет дело. Девчонка из Окриджа по фамилии Шейн – любовница Равеля; грязные делишки Харкнесса, да еще и Лютер, возомнивший себя убийцей. Да мы увязли по уши!
   – Да, сэр, – согласился я.
   – Какого черта вы тут сидите и поддакиваете?! – разбушевался он. – Вон отсюда! Идите и хоть что-нибудь делайте!
   – Я напишу мемуары, – сказал я вежливо, – у меня давно уже готово название: "Я был среднего возраста шерифом полиции". В первой главе будет говориться о…
   – Вон! – прохрипел Лейверс.
   – Не забудьте, шериф, – сказал я спокойно, – я мог бы посвятить эти мемуары и вам!
   Я быстро закрыл за собой дверь, пока в меня не успели чем-нибудь швырнуть. Аннабел Джексон подняла свою белокурую головку и с любопытством на меня посмотрела.
   – Иногда мне кажется, что ты хочешь убить его, – задумчиво сказала она. – Путем преднамеренного повышения кровяного давления. Я, конечно, немедленно обращусь в полицию.
   – Это очень умно с твоей стороны, – сказал я, – подставить меня под удар, переложить на мои плечи всю ответственность. Ты ведь прекрасно знаешь, что это именно твои девственные формы повышают давление у каждого мужчины в нашем управлении!
   – Какие формы? – спросила она подозрительно.
   – То слово, о котором ты думаешь, обозначает лишь душевное состояние.
   – В своем душевном состоянии ты умудряешься найти секс даже в пишущей машинке, – сказала она с отвращением.
   – Ты хочешь сказать, что на ней можно напечатать такие изумительные слова, как…
   – Так я и знала, – сказала она. – Пока ты был у шефа, тебе кто-то звонил.
   – Что-нибудь случилось?
   – Я сказала, что ты сейчас занят. Мне не хотелось прерывать шерифа, когда он намыливал тебе шею.
   – Без шуток, – сказал я, – кто это был? Монро?
   Мэнсфилд, Бордо-Коллинз?
   – Ни один из этих господ, – сказала она счастливым голосом. – Мистер Харкнесс просит передать, что ему срочно нужно тебя увидеть.
   – Опять совпадение! – сказал я. – Это становится невыносимым.
   – Соединить тебя? – спросила Аннабел безразличным голосом.
   – Он хочет видеть меня, я хочу видеть его, я пойду и повидаю его, – сказал я.
   Когда я добрался до отеля "Старлайт", на моих часах было немногим более десяти. Когда я расставался с Камиллой ранним утром на краю бассейна, небо было чистым и прозрачным, теперь же стали появляться облака, что было для меня истинным облегчением: противно вставать и идти на работу, когда утро начинается хорошо, но если еще и днем ярко светит солнце – это уже просто мука.
   Я постучал к Харкнессу, и дверь быстро открылась. Он опять был в пижамных брюках и черном шелковом халате.
   – Это ваш рабочий костюм? – спросил я его.
   Он добродушно улыбнулся:
   – Входите, лейтенант, вы как раз поспели к завтраку.
   – Не надо! – Я вздрогнул.
   Он уселся за, стол и бросил на него оценивающий взгляд, пока я усаживался в кресло, тщательно отворачивая голову.
   – Вы хотели меня видеть, – сказал я. – Вы меня видите.
   На стоящей перед ним тарелке возвышались три огромных куска ветчины. Он осторожно положил на каждый кусок три печеных яйца, затем поколебался и в конце концов полил все блюдо густым кленовым сиропом.
   – Лейтенант, – тихо сказал он, – вы должны мне помочь.
   – С вашим завтраком я не желаю иметь ничего общего, – сказал я слабым голосом.
   – Я не шучу!
   Он развернул пакетик сахара и подержал его с минуту над чашкой, затем передумал, высыпал его в ложку со взбитыми сливками и отправил к себе в рот.
   – Бен Лютер, – внезапно сказал он, – делает все для того, чтобы посадить меня в тюрьму.
   – За что?
   – Именно это я и хотел бы знать. – Он нерешительно посмотрел на уже пустую тарелку перед собой, колеблясь, поесть ему сначала или продолжить разговор.
   Жадность победила, и он заменил пустую тарелку на полную. Полив взбитыми сливками пирог с сыром, он буквально утопил его в кленовом сиропе. – Черт! – сказал он неразборчиво с набитым ртом. – Я уже два раза звонил Бену, а он даже не захотел разговаривать со мной. Я позвонил Джуди Мэннерс, но она окатила меня ледяным презрением, а Руди даже не подошел к телефону. Заваривается какая-то каша, лейтенант, и у меня есть подозрение, что варить ее собираются из меня.
   – Это, должно быть, настоящий экстаз для такого гурмана, как вы! – восхищенно сказал я. – Каннибал, питающийся собственной плотью!
   – Я говорю совершенно серьезно! – запротестовал он.
   – Я тоже. И плюс ко всему, у меня на руках нераскрытое дело об убийстве. Так что, надеюсь, вы меня простите.
   – Но я могу чем угодно поклясться, что это как-то связано с убийством! – сказал он удрученно.
   Он рассказал мне все ту же историю, которую я уже слышал прошлой ночью, умудряясь при этом с завидной скоростью опустошать тарелки.
   – Мы с ним договорились встретиться в половине одиннадцатого в его отеле, – продолжал он. – Я, к сожалению, задержался и опоздал на час. Но его уже не было. Я просидел в вестибюле часов до двенадцати, но так и не дождался.