Страница:
– Я инвалид! – стриженный под бобрик мужчина с почти фиолетовым цветом лица задрал штанину, демонстрируя протез. – Как же я обойдусь без палки?
– Раньше надо было думать! – Лесник выхватил лицензию из его рук и, изорвав в клочья, выбросил в окно.
Некоторые пассажиры возмущенно загалдели. Другие в испуге прикусили языки. Лишь один экс-фельдъегерь выразил одобрение: «Правильно! Так ему и надо! Будет знать в следующий раз, как соваться в наш лес!»
– Молчать! – заорал лесник, у которого был в петлицах на один желудь больше. – Иначе сейчас все будут выдворены! Тишина! Кому там что не ясно? Слушайте условия: в лесу вас ожидают три семьи белых. Сигнал красной ракеты означает, что одной семьей стало меньше. Значит, после трех ракет поиск заканчивается, и все должны собраться здесь. Максимальный срок поиска – до рассвета. За опоздание – штраф. За порчу леса – штраф. За ущерб, причиненный себе самому и друг другу. Администрация ответственности не несет. Все понятно? Вопросов нет? Тогда прошу выгружаться.
Пассажиры один за другим принялись покидать автобус через заднюю дверь – переднюю почти сразу закупорила своим телом толстуха, которую сейчас безуспешно пытались вытолкнуть наружу водитель и оба лесника. Инвалид, зажимая в кулаке обрывки лицензии, бегал в поисках каких-то начальников, но от него все отмахивались. Здесь даже и не пахло лесом. Пахло мазутом, горелой бумагой, хлоркой и человеческим неблагополучием.
– Значит, белые живут семьями? – спросил сын.
– Да. Обычно несколько взрослых и пять-шесть малышей.
– Если мы их найдем, давай не будем трогать малышей, ладно, папа?
– Давай.
– Возьмем только одного самого большого и старого.
– Хорошо.
Солнце постепенно поднималось все выше, и от него не было никакого спасения на этом голом, унылом пустыре. Мальчик несколько раз прикладывался к термосу с водой. Откуда-то появился экс-фельдъегерь. Очевидно, ему не терпелось продолжить славословить в честь Верховного.
– А вы сами из какой Администрации будете? – спросил он, чтобы возобновить прерванный разговор.
– А не из какой, – ответил отец, с любопытством ожидая ответной реакции.
– То есть? – кустики бровей полезли вверх. – Как это – не из какой? Да разве так можно?
– Представьте себе – можно.
Некоторое время экс-фельдъегерь в растерянности стоял молча, слегка приоткрыв рот, потом резко повернулся на каблуках и удалился в направлении туалета. Там он встал в очередь, но не в общую, а в другую – покороче, состоявшую из обладателей всяких льготных удостоверений, лжекалек и просто нахалов.
Какой-то подозрительного вида субъект, жуя в зубах спичку, прохаживался среди разомлевшей толпы и время от времени заводил короткие разговоры. Вскоре он оказался рядом с отцом.
– Послушай, приятель, – доверительно зашептал он, – так они могут нас до вечера промучить. Знаю я эту сволочь. Давай скинемся по тройке, чтобы быстрее дело было. Они только этого и ждут.
– А воды здесь нельзя купить? – спросил отец, протягивая деньги.
– Воды нельзя… С тебя тройки мало, вас же двое.
Спорить не имело смысла. Скорее всего, это был переодетый лесник, таким нехитрым образом выколачивающий приварок для своей братии. С любым строптивцем они без труда могли бы расправиться в лесной чаще. За себя отец не боялся, но присутствие сына связывало его по рукам и ногам.
Экс-фельдъегерь тем временем пробился в туалет, сделал свои дела и, не обнаружив на стенах ничего примечательного, вскоре вышел наружу, одной рукой на ходу застегивая штаны. Прогрессирующий склероз, очевидно, уже стер из его памяти впечатления от предыдущего разговора, и он, как ни в чем не бывало, принялся во второй раз излагать отцу историю великих деяний Верховного Администратора, причем в рассказах этих, как и в молитвах, совпадали не только все слова и их порядок, но даже интонации. К счастью, вскоре вернулся подозрительный тип со спичкой в зубах и заговорщицки подмигнул отцу:
– Пошли со мной. Вижу, ты парень что надо! Я поставлю тебя поближе к воротам. Будешь самым первым. Через десять минут начнут пропускать.
«Парней что надо» оказалось не меньше полусотни. Да и остальные, заметив подозрительную суету, стали подтягиваться к воротам.
– Сейчас мы с тобой побежим, – сказал отец сыну. – Особо не спеши, но старайся не отставать. Лес большой, и времени у нас много. Быстрота тут не поможет. Главное – внимание и сноровка.
Ворота, скрипя, поползли в сторону, и в образовавшийся просвет, словно штурмовая колонна, атакующая вражеские редуты, с гиканьем и свистом бросилась толпа счастливых избранников Администрации.
И вот наконец, они оказались под зеленым пологом леса, в загадочном, шумящем, пронизанном светом и наполненном тенью, изменчивом и благоухающем, бесконечно древнем и вечно девственном мире, образ которого смутно помнился отцу и был совершенно незнаком сыну.
В самые первые минуты их едва не затоптали, но вскоре людской поток стал редеть, веером рассыпаясь по сторонам. Стонали сбитые с ног, звали друг друга потерявшиеся, лесники с бранью отнимали у какого-то хитреца маленькую собачонку, которая могла быть натаскана на поиск белых и потому подпадала под перечень спецсредств.
Отец и сын бежали сначала по извилистой, едва заметной тропинке, а потом свернули в глубь леса, туда, где под ногами мягко пружинил мох, а на фиолетовом черничнике еще сверкали последние капли росы.
– Папа, это ягоды?
– Да, сынок.
– А я думал, ягоды бывают только в магазинах. Можно, я сорву одну?
– Сорви, но только побыстрее. Нам нет никакого смысла здесь задерживаться.
– Невкусно, – сказал мальчик, размазывая кислый сок по подбородку. – В магазинах вкуснее.
– В магазине они с сахаром.
Вскоре их догнал экс-фельдъегерь, успевший вопреки правилам выломать длинную палку.
– Ну что, не нашли еще? – деловито осведомился он. – Вы ведь в таких делах специалист, я это сразу понял.
– Напрасно вы так думаете, – буркнул отец, предпринимая безуспешную попытку оторваться от надоедливого попутчика.
– Если вдруг найдете, не забудьте обо мне. Для вас, я вижу, главное – сам процесс, а мне нужен трофей. В случае чего я могу и заплатить. – И он назвал сумму настолько мизерную, что отец невольно засомневался в его психическом здоровье.
Лес между тем становился все гуще. Исчезли тропинки, указатели и мусорные баки. Они спустились в сырой, темный овраг, заваленный полусгнившим буреломом, цепляясь за ветки орешника, взобрались по крутому склону наверх, миновали заросшую папоротником поляну, еще хранившую следы давнего пожара, и попали в молодой, правильными рядами высаженный ельник. Мальчик заметно приустал. Он перестал задавать вопросы, прерывисто дышал и уже не выпускал отцовскую руку. Где-то сзади, не отставая, ломился через подлесок экс-фельдъегерь. Судя по всему, ветеран находился в прекрасной физической форме, и длительная профессиональная закалка давала себя знать.
– Эй, – крикнул ему отец. – Не ходите за нами, пожалуйста! Я не собираюсь вам ничего продавать. Сами ищите!
– Куда захочу, туда и пойду! Не указывайте мне! – экс-фельдъегерь на секунду высунулся из-за елки. Всем своим обликом он напоминал сейчас голодного шакала, твердо решившего перехватить чужую добычу.
Где-то слева раздался негромкий хлопок, и над верхушками деревьев, разбрасывая искры, взлетела красная ракета.
– Одной нет, – прокомментировал отец. – Давай пройдем еще немного вперед и там уже начнем искать по-настоящему.
– А может, здесь поищем?
– Такие места белые не любят.
– Папа, я больше не могу идти.
– Тогда влезай мне на спину. Крепче держись и береги глаза от веток.
Спустя полчаса отец почувствовал, что и его ноги начинают отказывать. Во рту и глотке пересохло. Виски ломило от пряных лесных запахов. Попавшая за ворот сухая хвоя колола шею. В волосах шевелились плоские противные клещи. Он давно уже перестал ориентироваться в лесу и брел наугад. Время от времени они натыкались на людей, каким-то загадочным образом успевших опередить их. Некоторые остервенело рыскали в чащобе, раздвигая руками каждый куст и едва не становясь на четвереньки, другие с рассеянным видом бродили между деревьями, третьи спокойно дрыхли или закусывали в тенечке.
Однажды их напугало злое хрюканье, доносившееся из весьма заманчивой на вид березовой рощицы, глубоко вклинившейся здесь в ельник, однако отец сразу догадался, что это проделки какого-то плута, таким нехитрым способом старающегося отогнать подальше конкурентов. Сзади снова хлопнуло, и отец, обернувшись, увидел кляксу оранжевого дыма, медленно расплывающуюся в воздухе.
– Вторая! – сказал отец. – Значит, осталась последняя семья.
– Наверное – наша?
– Конечно, наша, – подтвердил отец. – Надеюсь, ты уже отдохнул и сам сможешь идти?
Они вышли к ржавому заболоченному ручью, умыли лица, напились и наполнили водой термос. Лес на противоположном берегу стоял чистый, светлый, береза росла там вперемешку с елью – отец слыхал, что именно в таких местах любят жить белые.
– Сейчас смотри в оба, – сказал он. – Если нас и ждет удача, то именно здесь.
– Здесь, папочка, здесь, – странно изменившимся голосом прошептал мальчик. – Смотри вон туда!
И действительно – это были именно они – болетус эдулус, короли июльского леса, белые грибы!
Пузатые, коричневоголовые, они кучкой сидели возле тонкой молодой елочки, а чуть дальше в траве виднелось еще несколько.
– Папочка, чего же ты стоишь? – взмолился мальчик. – Бери их скорее! Они же наши!
Совсем рядом затрещали сучья, и мимо них враскорячку промчался фельдъегерь, весь в поту, паутине и рыжих иголках. Отец перепрыгнул через ручей, помог перебраться сыну и, волоча его за руку, без труда обогнал соперника, который зашипел при этом, как дикий кот, у которого вырвали из зубов лакомый кусочек. До цели оставалось всего несколько шагов, когда на совершенно ровном месте отец споткнулся и упал, потянув за собой сына.
Когда они вскочили на ноги, все было уже кончено.
Экс-фельдъегерь, утробно рыча и даже повизгивая от удовольствия, засовывал в карман последний, вырванный с корнем гриб. Из ближайших кустов вышел лесник и выстрелил из ракетницы вверх.
Летний грибной сезон закончился.
Автобус осторожно подкатил к шоссе и остановился у опущенного шлагбаума. Люди в темно-бурых, под цвет асфальта мундирах и оранжевых пуленепробиваемых жилетах – древнем символе своей профессии – заставили водителя покинуть машину и долго спорили с ним о чем-то, придирчиво изучали какие-то бумаги, проверяли давление в шинах, люфт руля и развал колес. Шоссе принадлежало Администрации дорог, у которой было свое представление о том, какой именно транспорт может по этим дорогам двигаться.
Наконец шлагбаум был поднят, рогатки из колючей проволоки убраны, и автобус покатил в направлении города. Мальчик тихо плакал, и это были настоящие, неподдельные слезы.
– Не надо, – пробовал утешить его отец. – Осенью я постараюсь достать лицензию на рыжего. Может, нам еще и повезет.
Вдоль дороги за сетчатой оградой двигались по бездорожью толпы людей с косами в руках – Администрация полей и огородов, объединившись на время с Администрацией садов и лугов, шла воевать Администрацию минеральных удобрений.
Пассажиры автобуса оживленно переговаривались. Большинство было очень довольно проведенным днем. Женщина-тумба демонстрировала всем огромный, со сковороду величиной, насквозь выеденный червями гриб. Инвалид сумел где-то напиться и сейчас спал, блаженно посапывая. Экс-фельдъегерь сидел в последнем ряду и мрачным взором сверлил спину отца.
Впереди шел оживленный спор на злободневные темы. Необходимо создать Администрацию Администраций, предлагал кто-то, вот тогда, наверное, будет порядок. Нет, возражали ему. Было уже такое! Без толку! Порядок может навести только Администрация армии, она это умеет. Да бросьте вы, следовали ответные возражения. Чем она, интересно, этот порядок наведет? Разве вам неизвестно, что Администрация армии рассорилась с Администрацией оружия, и та ей который год даже ржавого штыка не дает.
Автобус еще несколько раз останавливали для досмотра дорожники, но уже из другой, раскольнической администрации. Багровое солнце садилось за дальним лесом, высоко в небе дрожал узкий бледный серп месяца, тень от автобуса протянулась далеко-далеко в поля.
Мальчик устал плакать и постепенно успокоился.
– Папа, ведь нам повезет когда-нибудь? – спросил он, прижавшись щекой к плечу отца.
– Конечно, – ответил тот, – когда-нибудь повезет. Обязательно.
Но отец твердо знал, что им никогда не повезет, а если такое вдруг и случится, он, как сегодня, предпримет все возможное, чтобы помешать этому. Пускай в сердце ребенка навсегда поселятся обида и горечь, которые со временем обязательно перерастут в сознательную необоримую ненависть.
Ненависть не только к этой одной-единственной, конкретной Администрации, но и ко всем другим Администрациям на свете.
И совсем не исключено, что когда-нибудь именно этот мальчик вместе со своими возмужавшими сверстниками сделает то, что не удалось сделать отцу и его поколению – одолеет, разрушит, свергнет к чертям собачьим все эти администрации, тихо и постепенно, без насилия и выстрелов, без митингов и кровопролитной борьбы, захватившие некогда власть в этой не слишком большой, но и не такой уж маленькой, не очень богатой, но и не совершенно нищей, не то чтобы дикой, но и не совсем цивилизованной стране.
Он верил в это, потому что больше верить было не во что.
– Раньше надо было думать! – Лесник выхватил лицензию из его рук и, изорвав в клочья, выбросил в окно.
Некоторые пассажиры возмущенно загалдели. Другие в испуге прикусили языки. Лишь один экс-фельдъегерь выразил одобрение: «Правильно! Так ему и надо! Будет знать в следующий раз, как соваться в наш лес!»
– Молчать! – заорал лесник, у которого был в петлицах на один желудь больше. – Иначе сейчас все будут выдворены! Тишина! Кому там что не ясно? Слушайте условия: в лесу вас ожидают три семьи белых. Сигнал красной ракеты означает, что одной семьей стало меньше. Значит, после трех ракет поиск заканчивается, и все должны собраться здесь. Максимальный срок поиска – до рассвета. За опоздание – штраф. За порчу леса – штраф. За ущерб, причиненный себе самому и друг другу. Администрация ответственности не несет. Все понятно? Вопросов нет? Тогда прошу выгружаться.
Пассажиры один за другим принялись покидать автобус через заднюю дверь – переднюю почти сразу закупорила своим телом толстуха, которую сейчас безуспешно пытались вытолкнуть наружу водитель и оба лесника. Инвалид, зажимая в кулаке обрывки лицензии, бегал в поисках каких-то начальников, но от него все отмахивались. Здесь даже и не пахло лесом. Пахло мазутом, горелой бумагой, хлоркой и человеческим неблагополучием.
– Значит, белые живут семьями? – спросил сын.
– Да. Обычно несколько взрослых и пять-шесть малышей.
– Если мы их найдем, давай не будем трогать малышей, ладно, папа?
– Давай.
– Возьмем только одного самого большого и старого.
– Хорошо.
Солнце постепенно поднималось все выше, и от него не было никакого спасения на этом голом, унылом пустыре. Мальчик несколько раз прикладывался к термосу с водой. Откуда-то появился экс-фельдъегерь. Очевидно, ему не терпелось продолжить славословить в честь Верховного.
– А вы сами из какой Администрации будете? – спросил он, чтобы возобновить прерванный разговор.
– А не из какой, – ответил отец, с любопытством ожидая ответной реакции.
– То есть? – кустики бровей полезли вверх. – Как это – не из какой? Да разве так можно?
– Представьте себе – можно.
Некоторое время экс-фельдъегерь в растерянности стоял молча, слегка приоткрыв рот, потом резко повернулся на каблуках и удалился в направлении туалета. Там он встал в очередь, но не в общую, а в другую – покороче, состоявшую из обладателей всяких льготных удостоверений, лжекалек и просто нахалов.
Какой-то подозрительного вида субъект, жуя в зубах спичку, прохаживался среди разомлевшей толпы и время от времени заводил короткие разговоры. Вскоре он оказался рядом с отцом.
– Послушай, приятель, – доверительно зашептал он, – так они могут нас до вечера промучить. Знаю я эту сволочь. Давай скинемся по тройке, чтобы быстрее дело было. Они только этого и ждут.
– А воды здесь нельзя купить? – спросил отец, протягивая деньги.
– Воды нельзя… С тебя тройки мало, вас же двое.
Спорить не имело смысла. Скорее всего, это был переодетый лесник, таким нехитрым образом выколачивающий приварок для своей братии. С любым строптивцем они без труда могли бы расправиться в лесной чаще. За себя отец не боялся, но присутствие сына связывало его по рукам и ногам.
Экс-фельдъегерь тем временем пробился в туалет, сделал свои дела и, не обнаружив на стенах ничего примечательного, вскоре вышел наружу, одной рукой на ходу застегивая штаны. Прогрессирующий склероз, очевидно, уже стер из его памяти впечатления от предыдущего разговора, и он, как ни в чем не бывало, принялся во второй раз излагать отцу историю великих деяний Верховного Администратора, причем в рассказах этих, как и в молитвах, совпадали не только все слова и их порядок, но даже интонации. К счастью, вскоре вернулся подозрительный тип со спичкой в зубах и заговорщицки подмигнул отцу:
– Пошли со мной. Вижу, ты парень что надо! Я поставлю тебя поближе к воротам. Будешь самым первым. Через десять минут начнут пропускать.
«Парней что надо» оказалось не меньше полусотни. Да и остальные, заметив подозрительную суету, стали подтягиваться к воротам.
– Сейчас мы с тобой побежим, – сказал отец сыну. – Особо не спеши, но старайся не отставать. Лес большой, и времени у нас много. Быстрота тут не поможет. Главное – внимание и сноровка.
Ворота, скрипя, поползли в сторону, и в образовавшийся просвет, словно штурмовая колонна, атакующая вражеские редуты, с гиканьем и свистом бросилась толпа счастливых избранников Администрации.
И вот наконец, они оказались под зеленым пологом леса, в загадочном, шумящем, пронизанном светом и наполненном тенью, изменчивом и благоухающем, бесконечно древнем и вечно девственном мире, образ которого смутно помнился отцу и был совершенно незнаком сыну.
В самые первые минуты их едва не затоптали, но вскоре людской поток стал редеть, веером рассыпаясь по сторонам. Стонали сбитые с ног, звали друг друга потерявшиеся, лесники с бранью отнимали у какого-то хитреца маленькую собачонку, которая могла быть натаскана на поиск белых и потому подпадала под перечень спецсредств.
Отец и сын бежали сначала по извилистой, едва заметной тропинке, а потом свернули в глубь леса, туда, где под ногами мягко пружинил мох, а на фиолетовом черничнике еще сверкали последние капли росы.
– Папа, это ягоды?
– Да, сынок.
– А я думал, ягоды бывают только в магазинах. Можно, я сорву одну?
– Сорви, но только побыстрее. Нам нет никакого смысла здесь задерживаться.
– Невкусно, – сказал мальчик, размазывая кислый сок по подбородку. – В магазинах вкуснее.
– В магазине они с сахаром.
Вскоре их догнал экс-фельдъегерь, успевший вопреки правилам выломать длинную палку.
– Ну что, не нашли еще? – деловито осведомился он. – Вы ведь в таких делах специалист, я это сразу понял.
– Напрасно вы так думаете, – буркнул отец, предпринимая безуспешную попытку оторваться от надоедливого попутчика.
– Если вдруг найдете, не забудьте обо мне. Для вас, я вижу, главное – сам процесс, а мне нужен трофей. В случае чего я могу и заплатить. – И он назвал сумму настолько мизерную, что отец невольно засомневался в его психическом здоровье.
Лес между тем становился все гуще. Исчезли тропинки, указатели и мусорные баки. Они спустились в сырой, темный овраг, заваленный полусгнившим буреломом, цепляясь за ветки орешника, взобрались по крутому склону наверх, миновали заросшую папоротником поляну, еще хранившую следы давнего пожара, и попали в молодой, правильными рядами высаженный ельник. Мальчик заметно приустал. Он перестал задавать вопросы, прерывисто дышал и уже не выпускал отцовскую руку. Где-то сзади, не отставая, ломился через подлесок экс-фельдъегерь. Судя по всему, ветеран находился в прекрасной физической форме, и длительная профессиональная закалка давала себя знать.
– Эй, – крикнул ему отец. – Не ходите за нами, пожалуйста! Я не собираюсь вам ничего продавать. Сами ищите!
– Куда захочу, туда и пойду! Не указывайте мне! – экс-фельдъегерь на секунду высунулся из-за елки. Всем своим обликом он напоминал сейчас голодного шакала, твердо решившего перехватить чужую добычу.
Где-то слева раздался негромкий хлопок, и над верхушками деревьев, разбрасывая искры, взлетела красная ракета.
– Одной нет, – прокомментировал отец. – Давай пройдем еще немного вперед и там уже начнем искать по-настоящему.
– А может, здесь поищем?
– Такие места белые не любят.
– Папа, я больше не могу идти.
– Тогда влезай мне на спину. Крепче держись и береги глаза от веток.
Спустя полчаса отец почувствовал, что и его ноги начинают отказывать. Во рту и глотке пересохло. Виски ломило от пряных лесных запахов. Попавшая за ворот сухая хвоя колола шею. В волосах шевелились плоские противные клещи. Он давно уже перестал ориентироваться в лесу и брел наугад. Время от времени они натыкались на людей, каким-то загадочным образом успевших опередить их. Некоторые остервенело рыскали в чащобе, раздвигая руками каждый куст и едва не становясь на четвереньки, другие с рассеянным видом бродили между деревьями, третьи спокойно дрыхли или закусывали в тенечке.
Однажды их напугало злое хрюканье, доносившееся из весьма заманчивой на вид березовой рощицы, глубоко вклинившейся здесь в ельник, однако отец сразу догадался, что это проделки какого-то плута, таким нехитрым способом старающегося отогнать подальше конкурентов. Сзади снова хлопнуло, и отец, обернувшись, увидел кляксу оранжевого дыма, медленно расплывающуюся в воздухе.
– Вторая! – сказал отец. – Значит, осталась последняя семья.
– Наверное – наша?
– Конечно, наша, – подтвердил отец. – Надеюсь, ты уже отдохнул и сам сможешь идти?
Они вышли к ржавому заболоченному ручью, умыли лица, напились и наполнили водой термос. Лес на противоположном берегу стоял чистый, светлый, береза росла там вперемешку с елью – отец слыхал, что именно в таких местах любят жить белые.
– Сейчас смотри в оба, – сказал он. – Если нас и ждет удача, то именно здесь.
– Здесь, папочка, здесь, – странно изменившимся голосом прошептал мальчик. – Смотри вон туда!
И действительно – это были именно они – болетус эдулус, короли июльского леса, белые грибы!
Пузатые, коричневоголовые, они кучкой сидели возле тонкой молодой елочки, а чуть дальше в траве виднелось еще несколько.
– Папочка, чего же ты стоишь? – взмолился мальчик. – Бери их скорее! Они же наши!
Совсем рядом затрещали сучья, и мимо них враскорячку промчался фельдъегерь, весь в поту, паутине и рыжих иголках. Отец перепрыгнул через ручей, помог перебраться сыну и, волоча его за руку, без труда обогнал соперника, который зашипел при этом, как дикий кот, у которого вырвали из зубов лакомый кусочек. До цели оставалось всего несколько шагов, когда на совершенно ровном месте отец споткнулся и упал, потянув за собой сына.
Когда они вскочили на ноги, все было уже кончено.
Экс-фельдъегерь, утробно рыча и даже повизгивая от удовольствия, засовывал в карман последний, вырванный с корнем гриб. Из ближайших кустов вышел лесник и выстрелил из ракетницы вверх.
Летний грибной сезон закончился.
Автобус осторожно подкатил к шоссе и остановился у опущенного шлагбаума. Люди в темно-бурых, под цвет асфальта мундирах и оранжевых пуленепробиваемых жилетах – древнем символе своей профессии – заставили водителя покинуть машину и долго спорили с ним о чем-то, придирчиво изучали какие-то бумаги, проверяли давление в шинах, люфт руля и развал колес. Шоссе принадлежало Администрации дорог, у которой было свое представление о том, какой именно транспорт может по этим дорогам двигаться.
Наконец шлагбаум был поднят, рогатки из колючей проволоки убраны, и автобус покатил в направлении города. Мальчик тихо плакал, и это были настоящие, неподдельные слезы.
– Не надо, – пробовал утешить его отец. – Осенью я постараюсь достать лицензию на рыжего. Может, нам еще и повезет.
Вдоль дороги за сетчатой оградой двигались по бездорожью толпы людей с косами в руках – Администрация полей и огородов, объединившись на время с Администрацией садов и лугов, шла воевать Администрацию минеральных удобрений.
Пассажиры автобуса оживленно переговаривались. Большинство было очень довольно проведенным днем. Женщина-тумба демонстрировала всем огромный, со сковороду величиной, насквозь выеденный червями гриб. Инвалид сумел где-то напиться и сейчас спал, блаженно посапывая. Экс-фельдъегерь сидел в последнем ряду и мрачным взором сверлил спину отца.
Впереди шел оживленный спор на злободневные темы. Необходимо создать Администрацию Администраций, предлагал кто-то, вот тогда, наверное, будет порядок. Нет, возражали ему. Было уже такое! Без толку! Порядок может навести только Администрация армии, она это умеет. Да бросьте вы, следовали ответные возражения. Чем она, интересно, этот порядок наведет? Разве вам неизвестно, что Администрация армии рассорилась с Администрацией оружия, и та ей который год даже ржавого штыка не дает.
Автобус еще несколько раз останавливали для досмотра дорожники, но уже из другой, раскольнической администрации. Багровое солнце садилось за дальним лесом, высоко в небе дрожал узкий бледный серп месяца, тень от автобуса протянулась далеко-далеко в поля.
Мальчик устал плакать и постепенно успокоился.
– Папа, ведь нам повезет когда-нибудь? – спросил он, прижавшись щекой к плечу отца.
– Конечно, – ответил тот, – когда-нибудь повезет. Обязательно.
Но отец твердо знал, что им никогда не повезет, а если такое вдруг и случится, он, как сегодня, предпримет все возможное, чтобы помешать этому. Пускай в сердце ребенка навсегда поселятся обида и горечь, которые со временем обязательно перерастут в сознательную необоримую ненависть.
Ненависть не только к этой одной-единственной, конкретной Администрации, но и ко всем другим Администрациям на свете.
И совсем не исключено, что когда-нибудь именно этот мальчик вместе со своими возмужавшими сверстниками сделает то, что не удалось сделать отцу и его поколению – одолеет, разрушит, свергнет к чертям собачьим все эти администрации, тихо и постепенно, без насилия и выстрелов, без митингов и кровопролитной борьбы, захватившие некогда власть в этой не слишком большой, но и не такой уж маленькой, не очень богатой, но и не совершенно нищей, не то чтобы дикой, но и не совсем цивилизованной стране.
Он верил в это, потому что больше верить было не во что.