— Подними руки вверх, приятель, — распорядился Лэнки. — И попробуй дотянуться до потолка, только медленно, без резких движений — я ведь внимательно смотрю за тобой.
   Я получил возможность наблюдать презанятное зрелище. Пока бандит преувеличенно медленно поднимал руки к потолку, глаза его то темнели, то вновь загорались, словно на ум приходили какие-то отчаянные мысли, но тут же сами собой исчезали.
   В конце концов ладони его оказались на довольно приличной высоте.
   — Обыщи его, Нелли, — приказал мне Лэнки.
   Скрупулезно обшарив всю одежду Картера, я освободил его от двух крупнокалиберных кольтов и ножа с тонким шестидюймовым лезвием и увесистой рукоятью.
   — Теперь держи дуло у него под подбородком и смотри прямо в глаза, как будто вам предстоит поединок, — велел мой долговязый друг, — а я малость пошарю сам.
   Я не сомневался, что отобрал у Картера все виды оружия, какие он мог припрятать, но Лэнки ловко извлек откуда-то крохотный револьвер 22-го калибра, настолько миниатюрный и плоский, что казался пригодным разве что для детской руки, однако, разумеется, был смертельно опасным орудием убийства. Куску свинца очень немного надо, чтобы пробить жизненно важную точку и погубить человека.
   Лэнки рассматривал пистолетик с улыбкой.
   — Убийственно опасная игрушка, Нелли, — сказал он, — и чего-нибудь примерно в таком духе я как раз ожидал от Мистера Убийцы Картера — думаю, такое имя подходит ему больше.
   Долговязый медленно оглядел бандита и негромко распорядился:
   — Теперь можешь опустить лапы, дружок.
   Картер молча повиновался. Как ни странно, теперь я не замечал на его лице никакой особенной злобы. Скорее, на нем читалась сосредоточенность, словно главарь банды пытался разрешить в уме сложную задачу, в какой-то мере связанную с Лэнки.
   — Сними куртку, Картер, — скомандовал мой друг.
   — Что ты еще задумал? — удивился бандит.
   — Я спешу, приятель, — поторопил его долговязый, и куртка упала на стул. — Теперь встань лицом к стене и положи на нее руки, — велел Лэнки.
   Меня удивляли его странные распоряжения, но Картер безропотно их выполнял.
   — Стой спокойно, любезный, и не вздумай дергаться, — снова приказал мой. друг.
   Он вытянул из штанов рубаху Картера и оголил ему спину.
   — Будь ты проклят! — шепотом выругался бандит.
   Все тело Картера так напряглось, что я думал, он сейчас повернется, но холодное дуло револьвера Лэнки, тыкавшееся в хребет, удержало главаря банды от резких движений.
   — Иди-ка сюда, Нелли! — позвал долговязый.
   Я подошел и уставился на спину Картера. Такого я никак не ожидал! Костлявый торс бандита покрывала сеть мускулов, а поверх них шли длинные рубцы в полдюйма шириной, словно полосы серебристой краски на бледно-розовом фоне кожи.
   — Господи! — охнул я. — Но что на свете могло….
   — О, это памятка из Валле-Насиональ, — объяснил Лэнки. — Я знал, что под одеждами этого гигантского канюка мы найдем самого Дона Педро!
   — Ты хочешь сказать, что Дон Педро… что Картер и есть этот кровожадный разбойник? Но…
   И тут я прикусил язык, вспомнив кое-какие подробности: Дона Педро, похоже, не знал ни один из членов банды, и лишь его кольцо с печаткой было символом власти главаря. Кроме того, когда Лэнки рассказывал историю о наказании рабов в Валле-Насиональ, на лице Картера мелькало весьма занятное выражение, если не сказать больше!
   Лэнки отступил на шаг.
   — Заправь рубаху, Дон Педро, — велел он.
   Картер отвернулся от стены и начал спокойно убирать подол рубашки в штаны.
   — Ты порешь чепуху, Лэнки, — проговорил он. — Я-то считал тебя здравомыслящим человеком, а ты вдруг заявляешь, будто я — этот испанец Дон Педро, так, что ли?
   — Дон Педро никогда не был испанцем, — усмехнулся долговязый. — И я это давным-давно понял.
   — Каким образом? — с неподдельным любопытством осведомился бандит.
   — Да судя по тому сорту людей, что на него работают, — пожал плечами Лэнки. — Мексиканец не удержался бы от искушения навербовать тучу мерзавцев соплеменников. Но большинство людей Дона Педро всегда составляли янки. Объяснение этому — ты, Картер, и меня оно вполне устраивает. Все сходится тютелька в тютельку.
   — Да, у меня на спине есть шрамы, а по-твоему, Дон Педро — единственный в мире обладатель подобного украшения. Из этого ты делаешь вывод, что я и есть Дон Педро, и никто иной! Так может рассуждать только полный идиот!
   — Ага, — досадливо скривился мой друг. — Может, еще скажешь, что плавал на судне и как-то раз помощник капитана или кто-то иной из команды взял да и отделал тебя концом каната? А, приятель?
   — Почему бы и нет? Разве такое не случается на кораблях?
   — Подобные рубцы оставляет лишь размоченная веревка, какую пускают в ход только в Валле-Насиональ, — возразил Лэнки. — Эта веревка распластывается по спине и снимает широкие полосы кожи. Сынок, ты был в Валле-Насиональ и именно там подвергся поркам, оставившим эти шрамы. Да, одним разом тут дело не обошлось. Тебя долго обрабатывали, прежде чем ты согласился ползать в пыли и лизать руку того, кто тебя бил.
   Верхняя губа Картера скривилась в гримасе гнева и стыда.
   — Даже если допустить, что я побывал в Валле-Насиональ, Дон Педро — не единственный, кто сумел оттуда бежать.
   — Только один из десяти тысяч сбегает оттуда, — напомнил Лэнки. — И было бы очень странно, если бы тебе и Дону Педро просто случилось побывать там вместе, а потом объединиться для неправедных дел.
   — Ты придумал свою версию, — с серьезным видом заявил бандит, — а все теории более или менее ошибочны, Лэнки. Постарайся в дальнейшем этого не забывать.
   — Твоя спина приведет тебя на виселицу, Картер, — усмехнулся долговязый. — И меня это вполне устраивает.
   — Ты имеешь в виду шерифа, тюрьму и все прочее? — поинтересовался главарь банды.
   Лэнки кивнул.
   — В отличие от тебя я не хочу, чтобы слово «убийца» стало одним из моих имен, — заметил он. — И, если закон не сочтет твою виновность доказанной, думаю, мне придется вернуть тебе свободу и дать честный шанс выяснить отношения с револьверами в руках. Но вряд ли нам выпадет такая возможность. По-моему, закон тут же вонзит в тебя зубы, Картер, и проглотит без остатка.
   — И при всем при том ты настолько наивен, что надеешься выйти из этого дома живым? С чего ты взял, что я не брошусь на тебя сейчас с голыми руками? — спросил Картер.
   — Ты не сделаешь этого, — покачал головой Лэнки.
   — Но почему? — воскликнул бандит. — Откуда такая уверенность?
   — Если ты вынудишь нас стрелять — к примеру, начнешь шуметь или издашь какой-нибудь ненужный звук, то тем самым лишишь себя последних шансов, — с угрозой в голосе проворчал Лэнки. — Попав же в тюрьму, ты либо сумеешь удрать, либо наймешь адвоката, который выболтает тебе жизнь. И даже если тебя сочтут виновным, не исключено, что дадут долгий срок вместо веревки, а со временем ты опять-таки сбежишь на свободу. В таких людях, как ты, надежд а работает — что твой крот под землей. И ты всегда будешь надеяться отыскать хоть какую-то лазейку. Но знай: одно лишнее движение, пока на тебя нацелен мой револьвер, — и ты покойник!
   Картер неожиданно ухмыльнулся, и, глядя на его физиономию, я подумал, что это исчадие ада никак не принадлежит к числу смертных.
   — Что ж, приятель, — обронил он, — у тебя есть голова на плечах, и она умеет мыслить логически. Это говорит в твою пользу. Но имей в виду: этот дом хорошо охраняется. Как же ты думаешь вытащить меня из него?
   — А вот так и выведу — прогулочным шагом, — фыркнул долговязый. — Как только мы подойдем к кому-нибудь из твоих караульных, ты прикажешь ему возвращаться и оставить тебя в покое. Ясно?
   Картер кивнул.
   — Звучит вполне разумно, — объявил он.
   Не успел он договорить, как дверь распахнулась и на «пороге возник хорошо знакомый нам бородач. На парне лица не было.
   — Только что прискакал Тощий Джейк Харлоу, — доложил он. — Мэйс подобрался к самым холмам и…
   — А ну вон отсюда! — взревел главарь банды. — Пошел прочь и стой в коридоре! Если еще раз посмеешь ворваться ко мне без стука, я с тебя шкуру спущу! Где тебя воспитывали? В конюшне?
   Бородач поспешно скрылся с глаз долой. А Картер как ни в чем не бывало продолжал:
   — Хорошие манеры — нечто такое, что должно быть в крови. Этот малый понятия не имеет, что значит пристойно себя вести. Я всегда говорил, что воспитание дороже любых денег.
   Я слушал бандита в каком-то оцепенении. Самодовольство того дьявола в человеческом облике завораживало меня. Просто поразительно, как гармонично высокомерие и адская злоба сочетались в одном лице, а своеобразное чувство юмора, видимо, стало второй натурой.
   — Полагаю, Лорен Мэйс вышел на след банды? — кольнул его я.
   — И что с того? — хмыкнул Картер. — Если мне так или этак светит попасть в тюрьму, то пусть остальные катятся хоть в преисподнюю. Это самое подходящее для них место, так что не будем мешать.
   — О'кей, — согласился Лэнки. — Может, это и впрямь наилучший маршрут для всей компании. А теперь нам надо убираться из этого дома. Ты, Картер, топай впереди с Нелли Грэем, а я пойду сзади, как менее важная персона. Но помни: я все время держу руку в кармане и палец мой лежит на спусковом крючке. Следи за своим шагом, а коли понадобится открывать рот, говори четко, ясно и спокойно. Ну, мальчики, вперед, самое время сматываться!

Глава 39
БЕГСТВО

   Мы уже почти дошли до двери, как вдруг, помню, Картер обернулся и сказал Лэнки, шествовавшему позади нас в полной боевой готовности:
   — А что заставило тебя говорить о Блонди таким образом?
   — Мне пришло в голову, что ты, возможно, подслушивал, — честно признался мой друг.
   Картер довольно хихикнул:
   — Да, ты неглуп. Даже чертовски проницателен, браток, и в свое время да на своем месте мог бы стать кое-кому очень полезным союзником.
   Бандит открыл дверь, и мы вместе вышли во тьму коридора, Я нес фонарь, и гигантские тени плясали у наших ног, но, как ни странно, все они исчезали, не прикасаясь к нам.
   Мы спустились по лестнице в огромный зал, где совсем недавно ужинали. Огонь уже умирал, но громадные уголья светились так ярко, что их отблески окрашивали все вокруг в красный свет. Это представилось мне неким важным и мрачным предзнаменованием, ибо еще до наступления нового дня должно было начаться кровопролитие.
   Но я бы нисколько не обрадовался, окажись мое пророчество правдивым.
   Мы прошли по залу к парадной двери, если уместно так называть сводчатый проход во внутренний дворик.
   Кто-то сразу окликнул нас из темноты:
   — Эй! Кто идет?
   — Я! — ответил за всех Картер.
   На часах стоял наш старый знакомец бородач.
   — Ты всегда требуешь, чтоб ночью все вели себя тише воды, ниже травы, — забурчал он недовольно, — а теперь вот сам вздумал разгуливать с двумя незнакомцами. Что ж это получается, босс?
   — А ну, заткни пасть! — вызверился на него главарь. — Оставь меня в покое, парень. Никогда не препираться со старшими — хорошее правило в любой игре, но в моих играх — особенно.
   — Да ладно, — буркнул тот. — Это твои похороны, не мои.
   Я был настолько взвинчен, что, услышав это, едва не расхохотался.
   Мы благополучно миновали дворик, и, когда добрались до арочного прохода, ведущего в лес, я спросил:
   — Эта дорога ведет к конюшне?
   — Нет, — усмехнулся Картер.
   — Почему же ты раньше не сказал? — сердито зарычал я.
   — А с какой стати я должен помогать вам поскорее перерезать мне глотку? — резонно ответствовал бандит.
   Ну, в общем, нам пришлось вернуться и снова топать через дворик, пока не уперлись в большие двустворчатые ворота, из-за которых пахло сеном и доносился звук пережевывания жвачки.
   Я страшно обрадовался. Ничто на свете не приносит такого покоя и умиротворения, как аромат сена в конюшне, мерное движение лошадиных челюстей и перестук копыт.
   Лэнки закрывал за нами дверь, как вдруг я снова услышал окрик бородача:
   — Эй, не тащите фонарь ко всему этому сену! Вам сто раз хватит и лунного света!
   Он, конечно, дело говорил, но мы не послушались, так как я уже повесил фонарь на гвоздь. И тут навстречу вышел Блонди.
   — Все в порядке, я их приготовил, — объявил он.
   — Ты — подлый предатель! Грязный, ничтожный мерзавец! — налетел на него Картер.
   — Никакой я не предатель и не мерзавец! — возразил наш молодой союзник, для вящей убедительности тряхнув головой.
   — Ладно-ладно, я-то знаю, кто ты таков, — злобно зашипел главарь банды. — Кто, как не ты, спустил на меня этих псов? Но дорожка еще не пройдена и конец света не наступил. Я успею отыграться. Вы уверены, что меня ждет веревка, но…
   Не успел он закончить эту грозную тираду, как за дверью раздался истошный вопль, и я узнал голос бородача. Парень, видно, пошел за нами и слыхал достаточно, чтобы понять: его босс — в наших руках!
   Лэнки, само собой, тоже мигом разобрался в происходящем, да еще наверняка получше моего. Долговязый рванул к двери, распахнул ее, выстрелил в темноту, а потом еще два раза.
   — Я только задел его, а значит, надо удирать отсюда, и со всех ног, ребята, — пояснил он, вернувшись к нам. — Предлагаю взять четырех лошадок и сматываться!
   Мы прыгнули на первых же четырех мустангов, выведенных Блонди из стойл. Это были отличные лошади. Я получил своего пегого, Лэнки — серую лошадку, отобранную у Тома Экера, Блонди и его прежний босс тоже сели на превосходных коней. Молодой человек первым вылетел из ворот конюшни, я — за ним, следом — Картер, а Лэнки замыкал процессию.
   Мы на полном скаку миновали внутренний дворик, слыша, как сзади с диким ревом пробуждается весь дом. Кто-то даже палил наугад, но толстые стены приглушали звуки выстрелов. Все это напоминало охоту, как если бы мы были дичью, а сзади бушевала свора псов, готовых разорвать нас в клочья.
   Как только хвост моего коня метнулся сквозь ворота, сзади раздались два винтовочных выстрела.
   Миновав проход, я оглянулся и, к своей великой радости, обнаружил, что и Лэнки и Картер продолжают во весь опор скакать следом. Может, их лошадей и ранили, но всадники точно остались невредимы. И это принесло мне неимоверное облегчение.
   Затем мы нырнули во тьму леса, и громкий цокот подков по дороге сменился приглушенным буханьем.
   — Блонди! — вдруг окликнул парня Лэнки.
   — Да? — отозвался тот.
   — Неплохо бы напасть на них из засады, — крикнул долговязый. — Нет ли где-нибудь тут подходящего местечка, где мы могли бы схорониться и пропустить банду вперед?
   — Деревья стоят слишком редко! — гаркнул в ответ парень. — И среди стволов четверым никак не спрятаться!
   Это он верно заметил.
   Мы свернули в лощину и как бешеные поскакали вниз по долгому, пологому склону, что удлиняло шаг наших лошадей. В тот момент мне казалось, будто ничто в мире не способно остановить нас.
   — Куда мы направляемся? — заорал Блонди, который по-прежнему возглавлял кавалькаду, выполняя роль проводника, ибо, естественно, знал эту местность куда лучше нашего.
   — В Кэтхилл! — зычно ответствовал Лэнки.
   У меня душа ушла в пятки. Сначала я не поверил собственным ушам, но быстро сообразил, что мой долговязый друг не сумел устоять перед соблазном устроить сенсацию: узник торжественно возвращается в тюрьму, волоча за собой недавнего главу линчевателей, отягощенного достаточным количеством улик, дабы признать в нем главаря кровожадной разбойничьей шайки, известной на всю округу, и благополучно повесить!
   Наверное, это была неплохая мысль, но у меня от нее задрожали коленки.
   Мало-помалу мы выбирались из редколесья на все более открытое пространство. Блонди перешел на легкий аллюр и подъехал к нам с Лэнки, в то время как Картер оказался чуть-чуть впереди.
   Руки и ноги бандита были свободны, но он не предпринял ни единой попытки выкинуть какой-нибудь фортель, ибо знал, что Лэнки где-то рядом и не спускает с него глаз. Поверьте, этого вполне хватало, чтобы вести себя смирно!
   Блонди хотел узнать, какой маршрут предпочитал глава нашей экспедиции, и сам предложил свернуть чуть-чуть южнее, как если бы мы направлялись к городу Ориндж, и лишь в самый последний момент через одноименный каньон рвануть к Кэтхиллу. Таким образом бандиты не знали бы наверняка, где нас ловить.
   — Разгадав этот план, они могли бы перекрыть горловину каньона и запросто перебить нас, — заметил Лэнки.
   — Да, — признал наш светловолосый проводник, — но это — как в азартной игре.
   — Мы взяли самых лучших лошадей? — продолжал допытываться Лэнки.
   — Да, но там все кони хороши, и даже очень, — проговорил Блонди. — И мы не сумеем намного вырваться вперед. К тому же наши преследователи могут сменить лошадей по дороге.
   — Где? — потребовал ответа долговязый.
   — На ранчо Томлинсона или в поместье Гилберта, — тотчас ответил молодой человек.
   — Так почему бы нам не заскочить туда и не сделать то же самое?
   — А ты прислушайся! — только и сказал Блонди.
   Он поднял руку, и я услышал далеко за нами мягкий перестук копыт по земле, сопровождаемый треском кустарника.
   — Погоня совсем близко, — продолжал Блонди. — Не успеем мы поменять мустангов, как на нас насядут преследователи, не так ли?
   — Да, — признал Лэнки, — тут им крупно повезло. Нашим противникам никто не помешает остановиться, сменить лошадок, а потом наверстать упущенное, в то время как наши кони утомятся до изнеможения. И при этом рассчитывать мы сможем только на них!
   Долговязый тяжело вздохнул.
   — И все-таки, — немного помолчав, заметил он, — до сих пор нам сопутствовала удача, и я не вижу оснований с ней расставаться. Вперед, ребята! Давайте последуем совету Блонди, у него есть голова на плечах. Если мы поскачем к Оринджу, бандиты, скорее всего, рванут следом, а мы, резко вильнув в сторону Кэтхилла, пожалуй, сумеем сбросить их с хвоста.
   План выглядел достаточно ясно.
   Иными словами, у нас было два шанса из трех удержаться впереди, выжав все силы из наших лошадей. Затем, оторвавшись на приличное расстояние, мы бы резко метнулись в сторону, на узкую дорожку, ведущую к Кэтхиллу. И пусть бандиты сменили бы своих мустангов на свежих, им, вероятно, пришлось бы потратить какое-то время, разгадывая следы там, где мы повернули. А мы тем временем домчались бы до Ориндж-каньона и гнали бы вовсю к городу.
   Что ж, просто и ясно. Но сердце мое на мгновение замерло от страха, что уже никакие силы не помешают мне снова попасть в Кэтхилл.
   Мы переправились через реку и вдоль берега поскакали к Оринджу.
   Тут и там в черных и гладких, как зеркало, водах потока отражались звезды, а деревья так и мелькали, со свистом проносясь мимо, — при таком бешеном галопе кажется, будто ты неподвижен, а летит все вокруг. Мне грело душу то, с какой легкостью пегий выбрасывал ноги и держал скорость. После того как мы отмахали первую милю, он ни разу не оказывался позади.
   Мы ворвались в очередную чахлую рощицу и резко свернули направо.
   — Мы оставили их за линией горизонта! — в полном восторге завопил Блонди. — Сзади ничего не слышно!
   И в самом деле до нас не доносилось никаких звуков погони!
   Мы промчались сквозь деревья и снова выбрались на открытую местность. Впереди зияло черное, как дуло револьвера, устье Ориндж-каньона. И в тот же миг по правую руку от нас над холмами показался строй всадников, летящих во весь опор!

Глава 40
ЖРЕБИЙ

   И в совсем гиблом положении надежда умирает последней. Прошло не меньше секунды, прежде чем я сообразил, что стряслось. Выполняя свой замечательный план, мы почти загнали лошадей — они уже едва держались на ногах. И все-таки нас, вне всяких сомнений, обыграли! Те всадники справа мчались ужасающе быстро, а их мустанги, казалось, не просто скачут, но летят стрелой, легкие, как олени, выдавая все, на что способен хорошо отдохнувший конь, в чьи бока крепко вонзаются шпоры.
   Да, бандиты сменили-таки лошадей и поставили все на предположение, что мы обязательно двинем в Кэтхилл. Они срезали напрямик и теперь просто-напросто приставили нам нож к горлу.
   Я заскрипел зубами, да так, что искры посыпались из глаз. Уж не знаю, то ли от ярости, то ли от страха, а скорее всего, от обоих этих чувств вместе. Картер, ехавший у меня за спиной, громко захохотал.
   Мы снова подстегнули измученных животных, и я, полуобернувшись, закричал:
   — Зря смеешься, Картер! Что бы ни случилось, тебе в любом случае конец!
   Но он, продолжая хохотать, завопил на скаку:
   — Эй, догоняйте их, ковбои!
   Да, само собой, вряд ли этого типа очень волновало, останется он жив или умрет, раз вокруг погибнет множество других людей. Крови бандит жаждал больше всего на свете, и сейчас эта его кровожадность возобладала над остальными качествами.
   Нам, разумеется, надо было первыми проскользнуть в горловину каньона. «А не могли бы мы, забравшись туда, удержать их огнем наших винтовок?» — подумал я. Да, это казалось единственной возможностью. Но едва мы подскакали поближе, предательски ясный лунный свет, так ловко разоблачающий все самые хитроумные маневры, показал, что с обеих сторон на стены каньона поднимались специально вырубленные ступени!
   Нет, стоило нам устроить засаду, как бандиты выслали бы по одному-два человека на обе стены, и те, продвигаясь вперед по мере нашего отступления, легко выбили бы нас из любого укрытия внизу.
   Ни единого шанса вести арьергардные бои тоже не было. Оставалось лишь удирать во все лопатки, положась на копыта наших мустангов.
   Но и тут нам не оставили никаких шансов. Мы почти до смерти загнали бедных коняг, поставив все на план, оказавшийся неудачным.
   Раздумывая об всем этом, я окончательно пал духом. Но тут меня осенила еще одна мысль. Что, если кто-то один попытается удержать узкий проход ущелья, пока прочие рванут дальше, к Кзтхиллу? До него теперь оставалось совсем немного — не более двух-трех миль, и даже наши усталые лошади могли добраться туда довольно быстро.
   Тем временем один обреченный отдал бы жизнь, удерживая бандитов в устье каньона. Зато он, несомненно, спас бы всех остальных.
   Помнится, когда я только подумал об этом, ледяной обруч стиснул голову и холод пробрал до самого мозга костей. А вдруг жребий падет на меня?
   Или мой долг — предложить это?
   И тут я услышал, как Картер сквозь смех проговорил:
   — Один из вас, парни, мог бы закупорить горный проход своим телом, чтобы двое других благополучно доставили меня в ад. А, Лэнки? Так дайте же мне взглянуть на бравого молодца, который станет столпом закона и опорой общества, подставив себя под огонь подобным образом!
   И бандит захохотал пуще прежнего.
   — Правильная мысль, — одобрил Лэнки. — Иногда и худший из подлецов может пролаять нечто стоящее. Давайте прокричим, кто что выберет, ребята, и проигравший воткнется в устье каньона. Ну, раз-два, начали!
   Может, это и самый глупый способ жеребьевки, но, думаю, любому ковбою случалось не раз к нему прибегать. Помню, на ранчо мы, вечером прискакав домой, именно так определяли беднягу, коему предстояло напоить лошадей, расседлать их и отвести либо в конюшню, либо на пастбище.
   И вот мы с Лэнки и Блонди дружно закричали.
   — Головы! — завопил я, памятуя, что мне всегда везло с этим словом.
   И, как звон похоронного колокола, два голоса одновременно с моим провозгласили:
   — Хвосты!
   Ледяной обруч обхватил мою голову еще туже. Это означало, что мне конец. Я вместо пробки заткну горлышко каньона на одну-две минуты — в общем, на достаточное время, чтобы другие спаслись, и тогда…
   Сквозь туман терзавшей меня агонии я услышал голос Лэнки:
   — Нет, это мой ход, Нелли! У меня есть план, как часами удерживать эту воющую стаю койотов. А вы оба как дьяволы скачите в Кэтхилл. Если шериф в городе, сдайте нашу дикую кошку ему, и никому другому. Ну а коли Мэйс в отлучке, заприте Картера в тюрьме и кликните мужчин города. А тогда возвращайтесь, прихватив всех боеспособных ребят, каких только сумеете найти. Вы найдете меня еще живым, да что там, я успею проделать две трети дороги к Кэтхиллу! Потому как это моя счастливая ночь, сынок!
   Пока он говорил, наши преследователи из банды Дона Педро поняли, что уже не смогут отрезать нас от входа в каньон, и, вопя, как индейцы, поливали градом пуль.
   Никого даже не поцарапало. При такой бешеной скорости в нас могла угодить разве что какая-нибудь шальная пуля.
   Я обернулся к долговязому и помахал рукой в знак того, что им пора уходить. Пару раз я прочищал горло, пытаясь заговорить, а когда ко мне наконец вернулся голос, он больше смахивал на мышиный писк.
   — Это мое дело, и я его выполню! — пообещал я.
   Но все это время мое слабое, трусливое сердце ныло: «Почему бы ему не остаться вместо тебя? Почему бы не перекрыть каньон на какое-то время? Лэнки набит всякими планами, хитростями и ухищрениями… У него их миллион! Он меткий стрелок! Он способен долго сдерживать погоню, в то время как ты погибнешь очень скоро. И потом, Лэнки — старше, он прожил больше половины жизни, а у тебя еще все впереди!»
   Да, должен честно признать, такие мысли бродили в тот момент у меня в голове. И не поддался я им в основном из духа противоречия, потому что стало стыдно.
   Чего и кого я стыдился? Ведь только трое могли услыхать мой ответ, и один из этих троих был величайшим негодяем на свете!