— Они были для тебя.
   — Почему «были»? Они и сейчас есть! Спасибо! — Мэгги понюхала цветок. — Мне нравится!
   — В вазе они бы понравились тебе больше, — обреченно заметил он.
   — По-моему, они и на полу выглядят неплохо! — улыбнулась она.
   — Слава Богу, что это хотя бы произошло на кухне, а не в гостиной!
   — Да, слава Богу, — согласилась она.
   Он посмотрел на нее, и все планы с ужином и медленным обольщением сразу же улетучились из его головы. Их губы слились.
   — Вообще-то я планировал соблазнять тебя всю ночь… — пробормотал он.
   Она улыбнулась:
   — Ты опережаешь свои планы!
   Розы, разбитая ваза, даже ужин — все сразу же было забыто. Единственный голод, который они испытывали сейчас, — это голод другу по другу.
   Обычно Мэгги занималась любовью молча. Когда у тебя за стенкой двое детей, волей-неволей приходится глушить стоны, уткнувшись в подушку. Теперь же она не стеснялась ничего.
   Раньше во время занятий любовью она обычно представляла, что летает над облаками. Теперь же ей не нужно было это себе представлять. Теперь она с открытыми глазами плыла среди звезд.
   — Не надо пиццы, — сказала Клер в ответ на предложение матери. — Я обойдусь салатом.
   Они сидели в доме Мэгги за ее кухонным столом, обсуждая ее нового знакомого.
   — Снова на диете? — покачала головой Рита. — Ты и так слишком худая!
   — Воздержание от еды — часть моего бизнеса, — заявила Клер, отлично понимая, что на самом деле мать спрашивает не об этом.
   «Не волнуйся, мама. Никаких наркотиков. Вот уже пять лет».
   — Тоже мне бизнес, — поморщилась Элли. — Что до меня, я бы ни за какие деньги не согласилась морить себя голодом.
   — А что до меня, — отрезала сестра, — то я за деньги готова на что угодно. Кроме, разумеется, противозаконного.
   Николь посмотрела на нее:
   — Ты что, вообще не ешь пиццы? Никогда?
   — Ну, может, раз или два в год. Когда ее не ешь, то забываешь, что это такое.
   — Не думаю, — усомнилась Николь.
   Все, кроме Чарли, рассмеялись. Чарли был занят другим — тайком скармливал ломтики сыра собакам под столом. За пару минут Тайгер и Дейта уже успели проглотить столько сыра, сколько Клер съедала за год.
   Клер налила себе бокал вина, проигнорировав поднятую бровь Риты. Не надо ее контролировать, Клер знает свою меру — один бокал, не больше, иначе на следующее утро это отразится на твоем лице. Конечно, визажисты знают свое дело — как закрасить и припудрить недостатки, но они ведь тоже не всесильны…
   Сэм Делой был одним из лучших визажистов. Это было признано всеми, и поговаривали, что скоро Сэм бросит Нью-Джерси и переберется в Нью-Йорк. Кто мог бы осудить его за это? Клер и сама бы туда перебралась, но пока не приглашают…
   — Что-то ты сегодня не в форме, — заявил ей Сэм сегодня утром. — В твоем возрасте следует строже следить за собой.
   Клер отшутилась чем-то — что она могла еще сделать? — но ей хотелось расплакаться.
   — Я не шучу, крошка. — Сэм еще раз критически оглядел ее лицо со всех сторон. — Похоже, здесь надо вызывать Фредди.
   Фредди был фотограф, славившийся своим умением затушевывать недостатки.
   — Мне всего лишь двадцать восемь, Сэм, — проговорила Клер упавшим голосом.
   Она вспомнила, как Мэгги всего неделю назад заявила, что она слишком молода для>седых волос. Тогда Клер посмеялась над этим. Теперь же ей было не смешно.
   Сэм вышел. Клер осталась ждать Фредди наедине со своими невеселыми мыслями.
   — Да, тяжелый случай, — произнес Фредди, осматривая ее, словно неодушевленный предмет. — Посмотрим, что здесь можно сделать. — Он начал передвигать лампы, пытаясь добиться лучшего эффекта.
   — Если у меня плохое настроение, — вырвалось у Клер, — значит, надо мне его еще больше испортить?
   — Что-то уж больно ты разнервничалась, — проворчал Фредди, делая пробный снимок на «Полароиде». — Я лишь говорю тебе то, что есть. Я могу ошибаться, крошка, но камеру не обманешь.
   В первый раз Клер вышла из себя на работе. Она опустила голову и дала волю слезам. Она рыдала, не в силах остановиться, пока ее лицо не стало таким, что уже ни один фотограф не помог бы.
   Съемку перенесли. Клер знала, что ей придется объясняться со своим агентством и выплачивать кругленькую сумму, но не это беспокоило ее. Ее бесил сам факт, что ее карьера зависит от чьей-то милости. Она подхватила свои вещи и направилась к выходу, но Фредди остановил ее, положив руку на плечо:
   — Извини, крошка, я не хотел. Просто мы с тобой старые друзья, а с друзьями я привык начистоту.
   — Мог бы и помягче.
   — Крошка, наш бизнес — штука жесткая. — Клер хотела идти, но Фредди еще не закончил. — Ты показывала фотографии своей племяннице? — спросил он.
   Клер среагировала на перемену в его голосе. Если Фредди вообще завел об этом разговор, значит, неспроста. Фредди был слишком занятой человек, чтобы позволить себе возиться с провальными проектами.
   «Значит, я была права, — подумала она. — Николь действительно восходящая звезда».
   — Нет. — Она постаралась, чтобы ее голос звучал непринужденно. — Надо бы, да все руки не доходят…
   — Поторопись, крошка. Чем раньше, тем лучше. Модели не долго остаются молодыми.
   Клер самой казалось, что прошло не так уж много времени с тех пор, как Фредди увидел ее на школьном крыльце и предложил сотрудничество. С этого момента для Клер настала новая жизнь, с которой, похоже, ей скоро придется распрощаться.
   — Надо поговорить с ее матерью.
   — Матерью? — Фредди рассмеялся, обнажив два ряда безукоризненно белых зубов. — При чем здесь мать? Поговори с самой девочкой!
   Клер снова посмотрела на Николь. Да, девочка была хороша, с этим нельзя было поспорить. Правильные черты, красиво очерченный подбородок, огромные синие, как у матери, глаза, густые шелковистые волосы, настоящий цвет которых был темно-каштановый. Уже не ребенок, но еще не женщина.
   Фредди был прав. Карьера Клер не может продлиться вечно. Время летит быстрее, чем порой кажется ей самой. И если она когда-нибудь собирается показать фотографии Николь, то сейчас — самый момент.
   — Николь, дорогая! — Клер поднялась, отодвинув стул. — Может быть, погуляем с собачками?
   Конор посмотрел на часы. Было уже девять.
   — Пора. — Мэгги лениво потянулась на кровати. — Ничего, я быстро к этому привыкну.
   Она напомнила ему, как он добывал в Кейп-Мей пиццу.
   — По крайней мере, — улыбнулась Мэгги, — теперь тебе нужно дойти всего лишь до кухни. Так что под дождь уж не попадешь.
   Конор наклонился и поцеловал ее.
   — Устала?
   — Да, но это хорошая усталость. — Она погладила его по шее. — Ты очень темпераментный мужчина!
   — Стараюсь, — улыбнулся он.
   — Должна признать, у тебя неплохо получается!
   — На кресле есть халат. — Конор показал ей на винтовое кресло, стоявшее рядом с книжными полками до потолка. — Кухня в конце коридора, если хочешь посмотреть, как я готовлю.
   — Лучше я немножко пороюсь в твоих книгах. Ты не возражаешь?
   — Ничуть. Только вряд ли ты найдешь что-нибудь интересное. В основном учебники, сохранившиеся еще со школьных времен.
   — Я хочу все знать о тебе, — пояснила она. — Можно много узнать о человеке по тому, что он читает.
   — Смотри не разочаруйся.
   — Не разочаруюсь. Обещаю.
   Конор снова поцеловал ее и удалился. Мэгги, блаженствуя, откинулась на подушки и слушала, как он хозяйничает на кухне. Он включил тихую музыку. Это были «Испанские зарисовки» — единственный альбом Майлза Дэвиса, который она знала и любила. Значит, ему нравится та же музыка, что и ей. Еще минуту назад она этого не знала.
   Ее вдруг охватило сильное желание порыться в его вещах.
   Мэгги поднялась, прошла в ванную, приняла душ и завернулась в халат Конора, который тот оставил на винтовом кресле. Мягкая фланель, истончившаяся от тысячи стирок, хранила форму его тела, его запах. Это так возбуждало Мэгги, что будь она в здравом уме, ее бы это испугало.
   Она пробежала взглядом по книжным корешкам. Ничего особо интересного. Учебники права, уголовный кодекс, тактика ведения допроса… Она уже почти успела забыть, что Конор полицейский. Когда бы ни предлагала Мэгги встретиться, он был свободен в любое время. Это казалось Мэгги, которая всегда была чертовски занята, немного странным. Когда же он работает?
   … Стоп! Что это? Фотографии. Как это она их пропустила? Две маленькие фотографии в аккуратных рамках. Это было даже интереснее, чем книги.
   Мэгги взяла одну из них, в черной кожаной рамке. Симпатичный молодой человек в университетской шапочке с кисточкой и мантии, держа в руках диплом, улыбался во весь рот. Он был очень высоким и худым и был очень похож на Конора. Разумеется, это Шон, кто же еще это может быть? А привлекательная блондинка слева от Шона, должно быть, его мать. Бывшая жена Конора. По лицу ее было видно, что она безумно гордится сыном. Мэгги стала вглядываться в лицо блондинки, пытаясь представить ее рядом с Конором — и не смогла, такими разными они казались. Но ведь было же что-то, что когда-то их связывало?
   Другая фотография, в темной деревянной рамке. Семейное фото — симпатичный темноволосый муж, не менее симпатичная темноволосая жена и две совершенно очаровательные маленькие девочки. Семейство позировало перед замком Золушки в Диснейленде. Все четверо широко улыбались в камеру. У девочек были большие оранжевые уши Микки-Мауса.
   — Салат готов, и я собираюсь открыть шампанское, так что…
   Мэгги обернулась. Конор стоял в дверях. Он выглядел немного смущенным.
   — Ты сказал, что я могу порыться… — Она показала ему фотографию. — Какая симпатичная семья! Кто это?
   Конор не сказал ни слова, и это насторожило Мэгги.
   — Они выглядят такими радостными, — продолжила она. — Мне кажется, я его где-то видела.
   — Это Бобби Ди Карло, — механически, словно робот, произнес Конор. — Он был моим напарником.
   — Был? — Мэгги стало еще более не по себе.
   «Что ты так испугалась, Мэгги? — попыталась успокоить она себя. — Может, этот Бобби просто уволился или переехал в другой город…»
   И все-таки Мэгги казалось, что она уже слышала это имя — Бобби Ди Карло.
   Трагедия! С этим именем связана какая-то ужасная трагедия. Она слышала об этом по телевизору…
   — Бобби погиб в прошлом году, когда пытался задержать угонщика машины. — Конор назвал день, час, минуту, когда это случилось. Голос его звучал бесстрастно, и лишь глаза выдавали всю глубину потери. — Я задержал этого сукина сына, пока не подоспел наряд полиции. Суд начнется в следующем месяце. — Его голос сорвался, и с минуту он отрешенно смотрел в пространство. — Я должен был пристрелить этого придурка и избавить суд от хлопот, — пробормотал он.
   В глазах Мэгги стояли слезы.
   Вот почему фотография показалась ей такой знакомой. Она видела ее на экране, может быть, не один, а тысячу раз. Она плохо помнила саму историю. У нее было слишком много своих проблем, чтобы думать о чужой трагедии.
   Но для Конора эта трагедия не была чужой. Это была его трагедия, его потеря.
   — Что ж, — сказала Мэгги, — ты сделал все, что мог. Остальное — дело суда.
   — Нет, не все, что мог. — Конор отвернулся от нее. — Вот что они тебе не сказали…

Глава 15

   — Не может быть! — Голос Мисси звучал на такой высокой ноте, что резал Николь уши. — Ты будешь моделью?
   Николь не осуждала свою лучшую подругу за ее скептицизм. Ей и самой было трудно в это поверить.
   — Я не шучу. — Николь вытянула перед собой руку, критически разглядывая ногти. Голубой лак уже немного поистерся — не мешало бы подкрасить заново. — Тетя Клер сказала, что ее фотограф от меня в восторге.
   — А синие волосы ты можешь оставить?
   — Нет. С ними придется расстаться. Как и с несколькими фунтами.
   — С несколькими фунтами? Николь, ты и так носишь лифчик четвертого размера! Какой же им нужен, нулевой?
   Николь стала терпеливо объяснять своей неискушенной подруге, что фотомодель всегда должна быть в форме.
   — А ты уже видела фотографии? — спросила Мисси.
   — Видела. Ты тоже должна их увидеть! Я там выгляжу лет на двадцать пять! — Николь и вправду не узнавала себя на этих фотографиях.
   — Когда ты мне их покажешь? — Мисси, казалось, вся дрожала от нетерпения.
   — Завтра, — пообещала Николь.
   — А когда ты сделаешь новые?
   — Не знаю. Зависит от обстоятельств.
   — Понимаю, — протянула Мисси. — Ты еще не сказала своей матушке.
   — Не сказала, — вздохнула Николь. — Она сейчас у того мужика. Ну, помнишь, я тебе рассказывала…
   — С которым она все время болтает по телефону?
   — Ну да.
   Она рассказала Мисси, как Конор общался с Чарли словно с ровесником.
   — Чарли, должно быть, выл от него! — предположила Мисси.
   — Ты что! Да он ждет не дождется, когда этот придурок снова придет!
   — А что твоя мамаша? Он ей и вправду нравится?
   — Мамаша — супер! Ты представляешь, что она отмочила? Целовалась с ним при всем честном народе!
   — Ты думаешь, они любят друг друга? — Голос Мисси стал томным, каким он становился всякий раз, когда речь заходила о любви.
   — Ради Бога! — поморщилась Николь. — Это отвратительно!
   — Почему? Твой папа вот снова влюбился. Почему мама не может?
   — Потому что она не такая, — пыталась объяснить Николь. К тому же она не была уверена, любит ли отец свою Салли. — Она слишком занята, чтобы думать о таких вещах.
   — Значит, все-таки находит время. — Мисси стала говорить еще что-то на эту тему, и Николь захотелось зажать уши, чтобы не слышать ее болтовни. Мисси сама не знала, о чем говорила. Ее родители никогда не расставались и скорее всего останутся вместе до конца дней своих. К тому же Мисси всю жизнь прожила в одном и том же городе, в одном и том же доме, в одной и той же комнате.
   Мисси не знала, каково это — каждый год переезжать в новый город. Или каково иметь разведенных родителей.
   Весть о новом браке отца была для Николь последней каплей.
   До тех пор она тешила себя мыслью, что Салли не более чем друг отца, что он сошелся с ней лишь от одиночества. Ей до сих пор хотелось верить, что мать и отец наконец поймут, что их развод — нелепая ошибка, и снова будут вместе.
   Но казалось, она была единственным человеком, кто жалел об этом разводе. Даже Чарли вроде бы особо не переживал по этому поводу. Иначе с чего бы он был так безумно рад этому Конору? Он не возражал, когда этот придурок у всех на глазах целовал их мать. Николь была готова стереть его в порошок. Какое он имел право? И самое главное — матери нравилось. Николь даже думать об этом не хотелось.
   Она вспомнила тот день, когда родители объявили им о своем решении развестись. Они позвали детей в гостиную и велели сесть на диван. Она помнит печаль в глазах матери, боль в глазах отца. С Чарли тогда произошла настоящая истерика. Николь же не проронила ни слезинки. Она лишь слушала и молча кивала, а когда они закончили, спросила:
   — Я могу идти?
   Родители переглянулись, и мать сказала:
   — Да.
   Николь пошла в свою комнату и долго лежала на кровати, глядя в потолок. В голове у нее не было ни единой мысли.
   — Николь молодец, — говорили родители семейному врачу. — Она очень мужественно восприняла наше решение.
   Их беспокоил Чарли. Он плакал не переставая несколько дней. Но не прошло и месяца, как с Чарли уже было все в порядке. Николь же и через два года по-прежнему верила в чудо.
   Мэгги и Конор ужинали перед камином, кормя друг друга теплыми корочками хрустящего хлеба и сладкими, как мед, поцелуями. Они пили шампанское большими глотками и заедали шоколадом.
   — Я скоро должна идти.
   — Останься.
   — Не могу.
   — Почему? За детьми присмотрит твоя мать.
   — Нет. — Мэгги покачала головой. — У меня будет неспокойно на душе.
   — Я не хочу, чтобы ты уходила.
   — Я сама не хочу, но должна.
   Тишина была долгой, наполненной поцелуями и прикосновениями, которые говорили больше, чем слова.
   — Я не искал тебя, — сказал Конор. — Я жил один почти двадцать лет. И думал, что счастлив, пока не встретил тебя.
   — Я была одинока почти два года. Мне казалось, что все хорошо — и с детьми, и со мной. Я не считала, что мне чего-то не хватает — пока не встретила тебя.
   — Ты могла бы сделать и лучший выбор. Могла бы найти себе симпатичного парня с «мерседесом» и кругленьким банковским счетом.
   — Не нужны мне никакие парни с «мерседесами». — Мэгги покрыла его ресницы дождем поцелуев. — Ты ведь и сам мог бы найти себе кого-нибудь типа моей сестры Клер — молодую, красивую, не отягощенную никакими проблемами.
   — Не нужна мне твоя сестра Клер. Мне нужна ты, со всеми твоими проблемами. — Мэгги рассмеялась:
   — Ты даже не знаешь всех моих проблем! Нет, Чарли — лапочка, но Николь — это тихий ужас.
   — Это пройдет.
   — Дети — большая проблема. Они контролируют каждое твое движение.
   — Так и должно быть, насколько я понимаю.
   — Все это случилось так быстро… — покачала она головой. — Я ни о чем не жалею, но иногда мне кажется, что мы летим, срывая тормоза.
   — Мы можем замедлить процесс.
   — Так как насчет того, чтобы провести с нами завтрашний день?
   Конор притянул ее к себе:
   — Я думаю, это хорошее начало.
   — Нет, ты с ума сошел! — воскликнул Мэтт, посылая шар в лузу. — Клинический случай!
   — Твой брат прав, — поддержал Мэтта Фрэнк, «патриарх» семьи Райли, натирая мелом кий. — Зачем тебе разведенная, да еще с двумя детьми? Чай, на ней свет клином не сошелся!
   Конор вынул из бара бутылку пива, мысленно ругая себя за то, что вообще заговорил с ними о Мэгги. Сначала его мать скривила губы, потом сестры заявили, что их будущие племянники будут годиться им во внуки, теперь вот отец с братом уже целый час читают ему мораль… Конор готов был взорваться.
   — Ты понимаешь, о чем я. — Мэтт жестом попросил достать бутылочку и для него. — По-моему, у тебя и так достаточно проблем! Ты сам не знаешь, что тебе надо.
   — А ты знаешь?
   — Я всегда знаю, что мне надо, — совершенно серьезно заявил Мэтт.
   «Еще один случай убедиться, что у Мэтта всегда было плоховато с юмором», — улыбнулся про себя Конор.
   — Я знаю, — продолжал тот, — что ты не перестаешь казнить себя за то, что виновен в смерти Бобби. А теперь хочешь, чтобы еще эта Мэгги — или как ее там? — разделила с тобой твои проблемы. Тебе это надо?
   Конор удивленно посмотрел на брата:
   — Ты действительно веришь в эту ерунду или ты это так, ради красного словца?
   — Знаешь что, — сказал Мэтт, явно обиженный, — сходи еще раз к психотерапевту, тебе не повредит.
   Конор ходил к психотерапевту несколько раз после убийства Бобби, но все без пользы — Конор всякий раз молчал как рыба.
   — Я не могу вам ничем помочь, если вы не будете помогать мне, сказал ему врач после очередного, крайне непродуктивного сеанса. Конор ничего не ответил — лишь взял свой пиджак и вышел.
   Только теперь, встретив Мэгги, Конор снова начал обретать веру в себя. Всего год назад он не поверил бы, что это возможно.
   — Не будь таким обидчивым, братишка. — Мэтт потянулся за пивом. — Я о тебе же забочусь. Сам посуди: зачем тебе нянчить чужих детей?
   Конор отпил большой глоток.
   — Что поделать, — произнес он, — мне далеко до твоего прагматизма. Я не мог бы, как ты, бросить девушку только потому, что нашел более выгодную партию.
   Мэтт уставился на него:
   — Я же говорил тебе, что у нас с Лайзой не было ничего серьезного.
   — Рассказывай это другим, братишка. Я видел вас вместе, видел, какими глазами ты смотришь на нее. Да эта девушка — лучший вариант для тебя! И ты посмел ее бросить!
   Лайза еще училась в институте и, может быть, пошла бы далеко, но это случилось бы не скоро. А Мэтт хотел все сразу: деньги, власть, престиж… Ждать было не в его духе. Лайза была всего лишь официанткой коктейль-бара с мечтой стать адвокатом.
   — Зачем нарываться на неприятности? — продолжал гнуть свою линию Мэтт. — У тебя и без того проблем хватает.
   Фрэнк, прицелившись, послал мяч в лузу и гордо выпрямился.
   — Мэтт прав, — поддержал он сына. — Зачем тебе нянчить чужих детей?
   «Слава Богу, — подумал Конор, — что отчим Шона в свое время так не думал…»
   Лишь теперь Конор начал понимать, как трудно быть отчимом, и стал еще больше уважать нового мужа своей бывшей жены за то, что тот согласился взять на себя эту роль. Конор предчувствовал, как нелегко будет ему самому в этой роли — особенно с Николь. Но он не собирался говорить этого брату.
   — Кто говорит о женитьбе? — пожал плечами Конор, хотя на самом деле о ней подумывал. — Я всего лишь сказал, что встречаюсь с женщиной, у которой двое детей, а вы на меня набросились.
   — Да посмотри на себя! — воскликнул Фрэнк. — На тебе вот такими буквами написано, что ты неудачник! Тебе жениться просто противопоказано!
   — Послушайте, — заявил Конор, — я собираюсь пригласить ее на крестины племянника в воскресенье. Если хоть кто-нибудь из вас что-нибудь скажет…
   Фрэнк воздел руки, словно сдавался:
   — Я буду молчать.
   — Делай что хочешь! — обреченно уступил Мэтт. — Если хочешь испортить себе жизнь — твое право.
   — Он сегодня придет? — спросила Николь за завтраком в воскресенье.
   Мэгги бесило, что дочь избегает называть Конора по имени.
   — Да, Конор придет, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. — Мы поедем в Эйбескон на крестины его племянника. Мне хотелось бы, чтобы ты поехала с нами.
   Николь вытаращила глаза:
   — С какой стати? Подумаешь, событие — крестины племянника!
   — Чарли едет.
   — Можно подумать, у него есть выбор! — проворчала Николь.
   «Не обращай внимания. Это пройдет».
   — Ты слишком ушла в себя в последнее время. — Мэгги провела рукой по волосам Николь. — Я начинаю скучать по тебе.
   Впрочем, в этом была и ее, Мэгги, вина. Она слишком занята работой, школой и Конором, чтобы подумать о том, чем живет ее дочь. Иногда Мэгги и самой хотелось убежать куда-нибудь из дома, чтобы не встречаться взглядом с дочерью.
   — Я хочу, чтобы мы почувствовали себя одной семьей, — попыталась объяснить она.
   Сердитая маска на лице Николь исчезла всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы у Мэгги появилась надежда.
   — Да ты, похоже, совсем перестала меня замечать. — В голосе Николь слышалась обида. — Словно я пустое место.
   — По крайней мере я заметила, что твои волосы снова прежнего цвета.
   — Подумаешь, событие! — Николь дернула худенькими плечиками. — Просто мне надоели синие волосы.
   Мэгги протянула руку и погладила дочь по голове:
   — Рада снова видеть твои чудесные волосы. — Глаза Николь сверкнули.
   — Я хочу перекраситься в зеленый, — заявила она.
   Мэгги отдернула руку, словно от огня.
   — Николь, — произнесла она упавшим голосом, — что я тебе сделала? За что ты так злишься на меня?
   — Сегодня утром звонил папа. Он женился на ней! — Отчаянию Николь не было предела. — Он женился на ней вчера вечером и даже не сказал мне первой! — Она зарыдала.
   От Мэгги потребовалось все ее самообладание, чтобы не расплакаться вместе с дочерью. Но не от известия, что ее бывший муж женился, а от того, как это известие повлияло на ее дочь. Мэгги готова была все отдать, чтобы унять ее боль.
   — Мне жаль, родная, что ты узнала об этом последней, — сказала она. — Но ты же знала, что твой отец…
   — Он не должен был! — кричала Николь сквозь слезы. — Как он смел!..
   Сердце Мэгги готово было разорваться.
   — Ты думала, что он вернется ко мне? — спросила она. От Николь не было ответа — только тихие всхлипывания.
   — Дорогая, даже если бы твой отец и не женился вновь, мы бы все равно снова не сошлись. Я же тебе тогда все объяснила. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Дело в том, что в какой-то момент мы перестали любить друг друга так, как должны любить друг друга муж и жена.
   — Может быть, если бы ты не встретила его, все еще можно было бы исправить…
   — Нет, — мягко сказала Мэгги, — даже в этом случае.
   — Не понимаю. — Николь вытирала слезы рукавом. — По-моему, когда кого-нибудь любишь — это навсегда. Как может это кончиться, словно ничего и не было?
   «Господи! Как мне объяснить ей то, чего я и сама не понимаю…»
   — Мы с папой по-прежнему любим друг друга. Просто в какой-то момент мы стали любить друг друга по-другому.
   — Значит, в один прекрасный момент ты и меня можешь разлюбить?
   — Я всегда буду любить тебя, родная. Ты моя маленькая девочка. Мой первенец.
   — Я не верю тебе! Ты говорила, что всегда будешь любить папу. Когда-нибудь ты бросишь и меня! — Николь сорвалась с места, опрокинув табуретку, и убежала в свою комнату.
   В который раз уже повторялась эта сцена?! Огрызающаяся Николь, тщетные попытки Мэгги ее успокоить, хлопнувшая дверь и звуки рыданий изнутри, от которых у Мэгги разрывалось сердце… Обычно Мэгги терпеливо ждала, когда Николь успокоится сама. Но на этот раз она чувствовала, что терпения у нее не хватит.
   Она поднялась наверх, но дверь Николь оказалась запертой изнутри.
   — Николь, нам нужно поговорить.
   Могла ли Мэгги представить, что когда-нибудь дойдет до этого? Она носила эту девочку в себе девять месяцев, меняла подгузники, вытирала слезы… И вот теперь стоит под ее дверью, словно выпрашивая подачки.