Страница:
Он продолжал вдалбливать это в головы пилотов всех трех эскадрилий, добавляя: «Еще одно. Постоянно смотрите в зеркало. И если вы увидите там фрица, — немедленно отрывайтесь!» К 5 сентября он добился того, что все его 36 истребителей взлетали с земли примерно за 3 минуты. В воздухе последовал неформальный обмен приветствиями: «Хэлло, Вуди», «Хэлло, Дуглас». Это Ли-Мэллори прилетел, чтобы понаблюдать за учениями. После них он заверил Бадера:
«Все нормально. Когда в следующий раз 11-я группа вызовет вас, я дам вам всю команду».
На следующий день Геринг впервые бросил свои Люфтваффе на Лондон.
С самого утра несколько волн бомбардировщиков поочередно прорывались сквозь оборонительные завесы к городу. Бадер, находившийся в готовности вместе со своими эскадрильями, слышал по радио поступающие сообщения и сгорал от нетерпения. Весь день он названивал в штаб группы дежурному по полетам и невозмутимому Вудхоллу, требуя, чтобы ему позволили взлететь. Однако это произошло только в 16.45, когда наконец позвонил дежурный и приказал:
«Взлетайте!»
В воздухе он услышал спокойный голос Вудхолла:
«Хэлло, Дуглас. Там кое-кто пересек побережье и кружит вокруг Норт-Уилда. Ангелы десять. Если они появятся у тебя на пути, — они твои».
Истребители быстро набрали высоту, и Бадер снова нарушил инструкции. Он приказал держаться на высоте 15000 футов, а не 10000, так как желал оказаться выше любого самолета, который будет замечен.
Возле Норт-Уилда они снова услышали Вудхолла:
«Хэлло, Дуглас. Более 70 самолетов пересекли Темзу восточнее Лондона, идут на север».
Далеко на юго-востоке в небе появилась группа черных точек. Проклятье! Примерно на 5000 футов выше. Полный газ, и Бадер снова начал набирать высоту. «Харрикейн» трясся и грохотал, свечой идя вверх. Вскоре он увидел около 70 «Дорнье» и Me-110. Над ними мелькали черные точки — Me-109. Позади него тащились эскадрильи, которые не могли угнаться за своим командиром. Хотя «Спитфайры» имели более высокую скорость, они не могли набирать высоту так же быстро. Рядом с ним удержался только Дикки Корк. Дело обещало быть жарким. Атаковать приходилось сзади снизу, причем выше болтались Me-109. Никаких шансов обмануть их. И никакого времени для тактических маневров. Враг быстро приближался. Крайние «Дорнье» шарахнулись в стороны. Короткая очередь, но бомбардировщик только проскочил в прицеле. Крутой вираж под хвостом у замыкающего звена, и светящиеся трассы потянулись к его истребителю от немецких самолетов. Корк был рядом с ним, но остальные отстали. Он поднял нос самолета, и в прицеле возник Me-110. Сверкнула трасса. Он дал еще одну очередь, но тут краем глаза Бадер увидел желтый кок «мессера», появившийся в зеркале. Секунда, чтобы дать еще одну очередь по Ме-110. И Бадер с торжеством увидел, как немецкий самолет окутался дымом, но тут раздался ужасный грохот вражеских снарядов, попавших в «Харрикейн», похожий на треск отбойного молотка. Инстинктивно он бросил самолет влево, поддавшись приступу страха. Кабина внезапно наполнилась едким дымом. На мгновение ледяной ужас сковал его, но затем он снова обрел ясность мысли и свободу движений. Самолет горел и падал вниз! Он бросил ручку управления, схватил ручки фонаря и рванул их назад. Скорее выпрыгивать! Привязные ремни! Он ударил по замку ремней, но тут неожиданно дым ушел из кабины, снесенный мощным воздушным потоком. Никакого огня. Может быть, это был пороховой дым? Не паниковать. Все в порядке. Жаль, что, поддавшись панике, он сбросил фонарь кабины. Бадер опасливо глянул назад. Никакого «мессера» на хвосте.
«Харрикейн» круто спикировал и оторвался от противника. Ме-110 скользил внизу, и Бадер бросился на него. Он поймал немца на встречном курсе и дал три короткие очереди. Ме-110 дернулся, лег на крыло, перевернулся носом вниз и через несколько секунд полетел на землю. Он упал рядом с железнодорожным полотном и взорвался.
Бадер отметил, что самолетом стало трудно управлять. «Харрикейн» все время норовил свалиться на левое крыло, и пилоту приходилось вести ручку вправо, чтобы удержать самолет на прямом курсе. С сильным удивлением Бадер обнаружил, что левый элерон не работает и практическим вырван. В правом борту кабины появились пробоины. Летная куртка на правом боку была разорвана и забрызгана жевательной резинкой, лежавшей в кармане. Еле спасся! Впервые в жизни он понял, что такое настоящий страх.
Приведя самолет обратно в Колтишелл, он подкатил прямо к ремонтному ангару, выбрался из кабины и сварливо потребовал:
«Уэст, я хочу, чтобы самолет был готов через полчаса».
Уэст быстро осмотрел истребитель и сказал:
«Извините, сэр, однако он сможет подняться в воздух только через пару дней».
«Какого дьявола?! Я хочу получить его через полчаса».
Уэст прекрасно понимал своего командира и произнес извиняющимся тоном, но твердо:
«Я боюсь, сэр, что может понадобиться и целая неделя. Кроме элерона, я вижу, что 4 пули пробили топливный бак. Вам повезло, что он самозатягивающийся, однако бензин все-таки течет. Снаряды также разбили авиагоризонт и указатель оборотов мотора. Вероятно, имеются и другие повреждения. Мне жаль, сэр, но я не могу позволить лететь на таком самолете».
Гнев Бадера угас. Потом сел Корк и, болезненно кривясь, вылез из кабины. Его лицо было в крови. Обшивка его «Харрикейна» висела клочьями, а кабина была разворочена в том месте, куда попали снаряды «мессера». Осколки стекла от разбитых приборов, зеркального прицела и остекления кабины изрезали пилоту лицо. Корк утверждал, что с ним все в порядке, но Бадер отослал его в лазарет. Уэст отметил, что еще один самолет выведен из строя. Потом сели еще 3 поврежденных «Харрикейна».
Пилоты рапортовали один за другим. Тэрнер сбил еще одного немца и видел, как взорвался сбитый Бадером самолет. МакНайт сбил два самолета, Болл — один, Тамблин — еще один. Были победы и у других летчиков. Торжествующая эскадрилья подвела итог. 11 подтвержденных побед! Но две другие эскадрильи не добились ничего. Они вообще не участвовали в бою.
Молодой Краули-Миллинг и лейтенант Бензи не вернулись. К вечеру от них все еще не было никаких известий.
Затем все-таки позвонил Краули-Миллинг. Он был сбит и сильно порезал лицо во время аварийной посадки в Эссексе. И ни слова от Бензи. Он погиб.
Утром слегка потрепанная 242-я эскадрилья снова прилетела в Даксфорд, но на этот раз от 11-й группы не последовало просьб о помощи, хотя немецкие самолеты снова бомбили Лондон. Бадер не мог видеть разрозненные эскадрильи 11-й группы, которые взлетали на перехват немецких армад и становились добычей истребителей прикрытия, когда пытались прорваться к бомбардировщикам. Слишком часто рассказ о блестящих победах становился рассказом об эскадрилье, которая была уничтожена в течение недели. Их временно отводили на север для переформирования, а на смену перебрасывали новые эскадрильи, которые точно так же через неделю приходилось выводить из боя.
Послеленча прилетел Ли-Мэллори, и Бадер заявил:
«Вчера у нас ничего не вышло, сэр. Мы были слишком медлительны. Если бы мы находились выше, мы сумели бы разнести их, а „Спитфайры“ прикрыли бы нас от „мессеров“.
Бадер был страшно зол тем, что его эскадрильи слишком долго держали на земле. Поэтому он добавил:
«Радар засек эти бомбардировщики, когда они строились над территорией Франции. Если бы мы стартовали раньше, то успели бы набрать высоту и встретили бы их, как следует. Почему мы не можем так действовать, сэр?»
Ли-Мэллори предположил:
«Немцы тоже могут желать, чтобы мы действовали именно так. Если они добьются того, что наши истребители взлетят, то смогут проболтаться в воздухе лишний час, после чего нашим истребителям придется садиться для дозаправки. И лишь тогда они бросят бомбардировщики в атаку».
«Мы должны были рискнуть».
«Может быть, и так. Но решение должна принимать 11-я группа. Именно они полагают, что должны ждать, пока немцы не двинутся вперед. Это не позволяет им поднять на перехват крупные силы. Но ваш вчерашний счет вполне оправдывает эксперимент, поэтому продолжайте действовать тремя эскадрильями. В конце концов, это всего лишь первая попытка. Давайте в следующий раз взлетайте раньше, чтобы набрать нужную высоту. Посмотрим, что произойдет тогда».
На следующее утро в Даксфорде снова стояли в готовности 3 эскадрильи. Им пришлось прождать почти весь день. Лишь около 17.00 последовал вызов дежурного по сектору. Он сообщил, что, по данным радара, вражеские самолеты собираются над Па-де-Кале.
Бадер позвонил Вудхоллу:
«Ради бога, позвольте нам взлететь, чтобы перехватить этих … по пути».
Вудхолл ответил:
«Не ершитесь, Дуглас. Я сам врежу им так сильно, как только сумею».
Но вскоре Вудхолл сам позвонил Бадеру.
«Бомбардировщики приближаются. Взлетайте как можно быстрее».
Когда они уже были в воздухе, он передал:
«Хэлло, Дуглас. Судя по всему, они направляются к Лондону. Вы будете патрулировать между Норт-Уилдом и Хорнчерчем. Ангелы двадцать».
Бадер посмотрел на вечернее солнце и подумал, что немцы наверняка сделают крюк к западу, чтобы зайти со стороны солнца. Он забыл о линии Норт-Уилд — Хорнчерч и повел свои 3 эскадрильи на юго-запад вокруг Лондона. Он забыл об «ангелах двадцать», продолжая набирать высоту, пока не оказался на 22000 футов.
А затем в нескольких милях впереди себя на фоне солнечного сияния Бадер увидел несколько черных точек, постепенно возникших из ничего, словно камеру навели на резкость. Две большие группы самолетов промелькнули перед ним, направляясь к Лондону. На той же самой высоте. (Как хорошо, что он забыл про Хорнчерч … и «ангелов» тоже.) Примерно по 60 машин в каждой группе. Он повернул на перехват, продолжая набирать высоту. Вскоре он оказался выше немецких самолетов и занял позицию со стороны солнца. Бадер приказал 19-й эскадрилье немедленно подняться еще выше и прикрыть им хвосты. После этого он приказал остальным:
«Построиться в колонну, в колонну. Мы будем прорываться прямо сквозь них».
Уголком глаза он заметил истребители, метнувшиеся со стороны солнца, и с радостью подумал, что прибыли английские самолету. Лишь несколько пилотов позади него увидели, что это были «мессера». Они повернули, чтобы встретить немцев. Пикируя на группу немецких самолетов, Бадер отметил, что это «Дорнье» и Ме-110. «Дорнье» летел немного впереди, и Бадер атаковал его с минимальной дистанции. Он выпустил длинную очередь, проскочил вниз и там поднял нос самолета, чтобы выпустить новую очередь. Однако головной «Дорнье» уже перевернулся вверх брюхом, дым валил из обоих моторов. Остальные бомбардировщики вверху! Он снова повел самолет вверх, обстреливая их, и видел вспышки попаданий зажигательных пуль. Мысли снова понеслись галопом, подстегнутые сумасшедшим темпом сражения.
Сбоку падал вниз другой «Дорнье», волоча за собой хвост огня и дыма. «Г-горит!» — раздалось в наушниках. Это Пауэлл-Шэддон сбил еще один самолет. Внезапно на Бадера посыпался целый град бомб. Это немцы спешно избавлялись от своего груза, перед тем как повернуть на юго-восток, чтобы удрать. Он заложил крутой вираж, чтобы увернуться от бомб, и увидел, что в строю осталось около 20 бомбардировщиков. Остальные рассыпались по всему небу, преследуемые английскими истребителями.
В полумиле впереди Бадер увидел «Дорнье». Бадер повернул вслед за ним и начал постепенно догонять немца. 500 ярдов. Внезапно сверху спикировали 2 «Харрикейна», проскочив мимо Бадера, и устремились к «Дорнье». Проклятье! Грабеж среди бела дня! Оба истребителя, гнавшиеся за немцем, сближались все больше. Бадер закричал в микрофон: «Осторожнее! Вы столкнетесь!» И через мгновение это случилось. Левое крыло одного «Харрикейна» сложилось и отскочило прочь. Самолет тут же закувыркался вниз. Другой «Харрикейн» мотнулся, словно пьяный, и врезался в хвост «Дорнье». Фонтаном брызнули обломки. Два изуродованных самолета расцепились и полетели вниз, сопровождаемые оторванными кусками обшивки и набора. Все это произошло в считанные секунды.
Примерно в миле от Бадера и значительно ниже летел большой «Хейнкель». Он спикировал следом за немцем. Вражеский пилот либо был очень глупым, либо с его самолетом было что-то не в порядке. Он даже не попытался уклониться при приближении английского истребителя. Вскоре «Хейнкель» заполнил все лобовое стекло — прекрасное зрелище. Как обычно, Бадер не стрелял, пока не сблизился вплотную, и лишь тогда нажал гашетку. Однако он услышал только шипение воздуха в пневмосистеме. Кончились боеприпасы! Летчик от души выругался и проскочил под самым носом «Хейнкеля». Но немец не обратил на это никакого внимания. Бадер снова описал петлю вокруг немецкого самолета, борясь с желанием протаранить его. Или хотя бы отсечь хвост пропеллером. Но потом он опомнился и отвернул прочь.
Когда он вернулся на аэродром Даксфорд, два пилота, Бримбл и Буш, сказали, что видели, как падал горящий «Дорнье», сбитый Бадером. С парашютом выпрыгнул только один человек. Буш тоже сбил один самолет, МакНайт еще пару… Успеха добились и другие пилоты — Эрик Болл, Пауэлл-Шэддон, Тэрнер, Тамблин… Всего на счет 242-й эскадрильи были занесены 11 подтвержденных побед.
Но Скландерс и Лонсдейл пропали.
Остальные две эскадрильи сбили еще 9 немецких самолетов, однако не вернулись 2 летчика 310-й эскадрильи.
Позднее позвонил Лонсдейл. Он был сбит, выпрыгнул с парашютом и приземлился прямо на дерево в парке женской школы, повредив ногу. Из-за этого он не смог сразу спуститься на землю и проболтался на ветвях целых полчаса, любуясь на визжащих внизу девчонок. Лишь потом прибыл местный констебль и снял его с помощью лестницы.
Скландерс погиб.
Затем из Катерхэма на противоположной окраине Лондона позвонил Гордон Синклер из 310-й эскадрильи. Он находился в одном из столкнувшихся «Харрикейнов» и сумел выпрыгнуть с парашютом. Бадер поспешно схватил трубку.
«Как ты, Гордон?»
Синклер ответил:
«В полной растерянности, сэр. Вы знаете, я приземлился на центральной улице Катерхэма, и когда подбирал парашют, ко мне подошел парень и сказал: „Хэлло, Гордон, старина. Что ты здесь делаешь?“ Черт побери, мы вместе с ним учились в школе».
Пилот второго «Харрикейна», чех, спастись не сумел.
Но соотношение потерь было очень хорошим. 20 вражеских самолетов уничтожены ценой 4 «Харрикейнов» и 2 пилотов. В сентябре 1940 года в расчет принимались только сухие цифры.
Но Бадер все еще не был удовлетворен. Он прилетел в штаб 12-й группы в Хакнелл, чтобы встретиться с Ли-Мэллори.
«Сэр, если бы у нас было еще больше истребителей, мы сбивали бы фрицев десятками».
«Я собирался переговорить с вами об этом. Если я дам вам еще две эскадрильи, сумеете ли вы управлять ими?» — сказал Ли-Мэллори.
Глава 17
«Все нормально. Когда в следующий раз 11-я группа вызовет вас, я дам вам всю команду».
На следующий день Геринг впервые бросил свои Люфтваффе на Лондон.
С самого утра несколько волн бомбардировщиков поочередно прорывались сквозь оборонительные завесы к городу. Бадер, находившийся в готовности вместе со своими эскадрильями, слышал по радио поступающие сообщения и сгорал от нетерпения. Весь день он названивал в штаб группы дежурному по полетам и невозмутимому Вудхоллу, требуя, чтобы ему позволили взлететь. Однако это произошло только в 16.45, когда наконец позвонил дежурный и приказал:
«Взлетайте!»
В воздухе он услышал спокойный голос Вудхолла:
«Хэлло, Дуглас. Там кое-кто пересек побережье и кружит вокруг Норт-Уилда. Ангелы десять. Если они появятся у тебя на пути, — они твои».
Истребители быстро набрали высоту, и Бадер снова нарушил инструкции. Он приказал держаться на высоте 15000 футов, а не 10000, так как желал оказаться выше любого самолета, который будет замечен.
Возле Норт-Уилда они снова услышали Вудхолла:
«Хэлло, Дуглас. Более 70 самолетов пересекли Темзу восточнее Лондона, идут на север».
Далеко на юго-востоке в небе появилась группа черных точек. Проклятье! Примерно на 5000 футов выше. Полный газ, и Бадер снова начал набирать высоту. «Харрикейн» трясся и грохотал, свечой идя вверх. Вскоре он увидел около 70 «Дорнье» и Me-110. Над ними мелькали черные точки — Me-109. Позади него тащились эскадрильи, которые не могли угнаться за своим командиром. Хотя «Спитфайры» имели более высокую скорость, они не могли набирать высоту так же быстро. Рядом с ним удержался только Дикки Корк. Дело обещало быть жарким. Атаковать приходилось сзади снизу, причем выше болтались Me-109. Никаких шансов обмануть их. И никакого времени для тактических маневров. Враг быстро приближался. Крайние «Дорнье» шарахнулись в стороны. Короткая очередь, но бомбардировщик только проскочил в прицеле. Крутой вираж под хвостом у замыкающего звена, и светящиеся трассы потянулись к его истребителю от немецких самолетов. Корк был рядом с ним, но остальные отстали. Он поднял нос самолета, и в прицеле возник Me-110. Сверкнула трасса. Он дал еще одну очередь, но тут краем глаза Бадер увидел желтый кок «мессера», появившийся в зеркале. Секунда, чтобы дать еще одну очередь по Ме-110. И Бадер с торжеством увидел, как немецкий самолет окутался дымом, но тут раздался ужасный грохот вражеских снарядов, попавших в «Харрикейн», похожий на треск отбойного молотка. Инстинктивно он бросил самолет влево, поддавшись приступу страха. Кабина внезапно наполнилась едким дымом. На мгновение ледяной ужас сковал его, но затем он снова обрел ясность мысли и свободу движений. Самолет горел и падал вниз! Он бросил ручку управления, схватил ручки фонаря и рванул их назад. Скорее выпрыгивать! Привязные ремни! Он ударил по замку ремней, но тут неожиданно дым ушел из кабины, снесенный мощным воздушным потоком. Никакого огня. Может быть, это был пороховой дым? Не паниковать. Все в порядке. Жаль, что, поддавшись панике, он сбросил фонарь кабины. Бадер опасливо глянул назад. Никакого «мессера» на хвосте.
«Харрикейн» круто спикировал и оторвался от противника. Ме-110 скользил внизу, и Бадер бросился на него. Он поймал немца на встречном курсе и дал три короткие очереди. Ме-110 дернулся, лег на крыло, перевернулся носом вниз и через несколько секунд полетел на землю. Он упал рядом с железнодорожным полотном и взорвался.
Бадер отметил, что самолетом стало трудно управлять. «Харрикейн» все время норовил свалиться на левое крыло, и пилоту приходилось вести ручку вправо, чтобы удержать самолет на прямом курсе. С сильным удивлением Бадер обнаружил, что левый элерон не работает и практическим вырван. В правом борту кабины появились пробоины. Летная куртка на правом боку была разорвана и забрызгана жевательной резинкой, лежавшей в кармане. Еле спасся! Впервые в жизни он понял, что такое настоящий страх.
Приведя самолет обратно в Колтишелл, он подкатил прямо к ремонтному ангару, выбрался из кабины и сварливо потребовал:
«Уэст, я хочу, чтобы самолет был готов через полчаса».
Уэст быстро осмотрел истребитель и сказал:
«Извините, сэр, однако он сможет подняться в воздух только через пару дней».
«Какого дьявола?! Я хочу получить его через полчаса».
Уэст прекрасно понимал своего командира и произнес извиняющимся тоном, но твердо:
«Я боюсь, сэр, что может понадобиться и целая неделя. Кроме элерона, я вижу, что 4 пули пробили топливный бак. Вам повезло, что он самозатягивающийся, однако бензин все-таки течет. Снаряды также разбили авиагоризонт и указатель оборотов мотора. Вероятно, имеются и другие повреждения. Мне жаль, сэр, но я не могу позволить лететь на таком самолете».
Гнев Бадера угас. Потом сел Корк и, болезненно кривясь, вылез из кабины. Его лицо было в крови. Обшивка его «Харрикейна» висела клочьями, а кабина была разворочена в том месте, куда попали снаряды «мессера». Осколки стекла от разбитых приборов, зеркального прицела и остекления кабины изрезали пилоту лицо. Корк утверждал, что с ним все в порядке, но Бадер отослал его в лазарет. Уэст отметил, что еще один самолет выведен из строя. Потом сели еще 3 поврежденных «Харрикейна».
Пилоты рапортовали один за другим. Тэрнер сбил еще одного немца и видел, как взорвался сбитый Бадером самолет. МакНайт сбил два самолета, Болл — один, Тамблин — еще один. Были победы и у других летчиков. Торжествующая эскадрилья подвела итог. 11 подтвержденных побед! Но две другие эскадрильи не добились ничего. Они вообще не участвовали в бою.
Молодой Краули-Миллинг и лейтенант Бензи не вернулись. К вечеру от них все еще не было никаких известий.
Затем все-таки позвонил Краули-Миллинг. Он был сбит и сильно порезал лицо во время аварийной посадки в Эссексе. И ни слова от Бензи. Он погиб.
Утром слегка потрепанная 242-я эскадрилья снова прилетела в Даксфорд, но на этот раз от 11-й группы не последовало просьб о помощи, хотя немецкие самолеты снова бомбили Лондон. Бадер не мог видеть разрозненные эскадрильи 11-й группы, которые взлетали на перехват немецких армад и становились добычей истребителей прикрытия, когда пытались прорваться к бомбардировщикам. Слишком часто рассказ о блестящих победах становился рассказом об эскадрилье, которая была уничтожена в течение недели. Их временно отводили на север для переформирования, а на смену перебрасывали новые эскадрильи, которые точно так же через неделю приходилось выводить из боя.
Послеленча прилетел Ли-Мэллори, и Бадер заявил:
«Вчера у нас ничего не вышло, сэр. Мы были слишком медлительны. Если бы мы находились выше, мы сумели бы разнести их, а „Спитфайры“ прикрыли бы нас от „мессеров“.
Бадер был страшно зол тем, что его эскадрильи слишком долго держали на земле. Поэтому он добавил:
«Радар засек эти бомбардировщики, когда они строились над территорией Франции. Если бы мы стартовали раньше, то успели бы набрать высоту и встретили бы их, как следует. Почему мы не можем так действовать, сэр?»
Ли-Мэллори предположил:
«Немцы тоже могут желать, чтобы мы действовали именно так. Если они добьются того, что наши истребители взлетят, то смогут проболтаться в воздухе лишний час, после чего нашим истребителям придется садиться для дозаправки. И лишь тогда они бросят бомбардировщики в атаку».
«Мы должны были рискнуть».
«Может быть, и так. Но решение должна принимать 11-я группа. Именно они полагают, что должны ждать, пока немцы не двинутся вперед. Это не позволяет им поднять на перехват крупные силы. Но ваш вчерашний счет вполне оправдывает эксперимент, поэтому продолжайте действовать тремя эскадрильями. В конце концов, это всего лишь первая попытка. Давайте в следующий раз взлетайте раньше, чтобы набрать нужную высоту. Посмотрим, что произойдет тогда».
На следующее утро в Даксфорде снова стояли в готовности 3 эскадрильи. Им пришлось прождать почти весь день. Лишь около 17.00 последовал вызов дежурного по сектору. Он сообщил, что, по данным радара, вражеские самолеты собираются над Па-де-Кале.
Бадер позвонил Вудхоллу:
«Ради бога, позвольте нам взлететь, чтобы перехватить этих … по пути».
Вудхолл ответил:
«Не ершитесь, Дуглас. Я сам врежу им так сильно, как только сумею».
Но вскоре Вудхолл сам позвонил Бадеру.
«Бомбардировщики приближаются. Взлетайте как можно быстрее».
Когда они уже были в воздухе, он передал:
«Хэлло, Дуглас. Судя по всему, они направляются к Лондону. Вы будете патрулировать между Норт-Уилдом и Хорнчерчем. Ангелы двадцать».
Бадер посмотрел на вечернее солнце и подумал, что немцы наверняка сделают крюк к западу, чтобы зайти со стороны солнца. Он забыл о линии Норт-Уилд — Хорнчерч и повел свои 3 эскадрильи на юго-запад вокруг Лондона. Он забыл об «ангелах двадцать», продолжая набирать высоту, пока не оказался на 22000 футов.
А затем в нескольких милях впереди себя на фоне солнечного сияния Бадер увидел несколько черных точек, постепенно возникших из ничего, словно камеру навели на резкость. Две большие группы самолетов промелькнули перед ним, направляясь к Лондону. На той же самой высоте. (Как хорошо, что он забыл про Хорнчерч … и «ангелов» тоже.) Примерно по 60 машин в каждой группе. Он повернул на перехват, продолжая набирать высоту. Вскоре он оказался выше немецких самолетов и занял позицию со стороны солнца. Бадер приказал 19-й эскадрилье немедленно подняться еще выше и прикрыть им хвосты. После этого он приказал остальным:
«Построиться в колонну, в колонну. Мы будем прорываться прямо сквозь них».
Уголком глаза он заметил истребители, метнувшиеся со стороны солнца, и с радостью подумал, что прибыли английские самолету. Лишь несколько пилотов позади него увидели, что это были «мессера». Они повернули, чтобы встретить немцев. Пикируя на группу немецких самолетов, Бадер отметил, что это «Дорнье» и Ме-110. «Дорнье» летел немного впереди, и Бадер атаковал его с минимальной дистанции. Он выпустил длинную очередь, проскочил вниз и там поднял нос самолета, чтобы выпустить новую очередь. Однако головной «Дорнье» уже перевернулся вверх брюхом, дым валил из обоих моторов. Остальные бомбардировщики вверху! Он снова повел самолет вверх, обстреливая их, и видел вспышки попаданий зажигательных пуль. Мысли снова понеслись галопом, подстегнутые сумасшедшим темпом сражения.
Сбоку падал вниз другой «Дорнье», волоча за собой хвост огня и дыма. «Г-горит!» — раздалось в наушниках. Это Пауэлл-Шэддон сбил еще один самолет. Внезапно на Бадера посыпался целый град бомб. Это немцы спешно избавлялись от своего груза, перед тем как повернуть на юго-восток, чтобы удрать. Он заложил крутой вираж, чтобы увернуться от бомб, и увидел, что в строю осталось около 20 бомбардировщиков. Остальные рассыпались по всему небу, преследуемые английскими истребителями.
В полумиле впереди Бадер увидел «Дорнье». Бадер повернул вслед за ним и начал постепенно догонять немца. 500 ярдов. Внезапно сверху спикировали 2 «Харрикейна», проскочив мимо Бадера, и устремились к «Дорнье». Проклятье! Грабеж среди бела дня! Оба истребителя, гнавшиеся за немцем, сближались все больше. Бадер закричал в микрофон: «Осторожнее! Вы столкнетесь!» И через мгновение это случилось. Левое крыло одного «Харрикейна» сложилось и отскочило прочь. Самолет тут же закувыркался вниз. Другой «Харрикейн» мотнулся, словно пьяный, и врезался в хвост «Дорнье». Фонтаном брызнули обломки. Два изуродованных самолета расцепились и полетели вниз, сопровождаемые оторванными кусками обшивки и набора. Все это произошло в считанные секунды.
Примерно в миле от Бадера и значительно ниже летел большой «Хейнкель». Он спикировал следом за немцем. Вражеский пилот либо был очень глупым, либо с его самолетом было что-то не в порядке. Он даже не попытался уклониться при приближении английского истребителя. Вскоре «Хейнкель» заполнил все лобовое стекло — прекрасное зрелище. Как обычно, Бадер не стрелял, пока не сблизился вплотную, и лишь тогда нажал гашетку. Однако он услышал только шипение воздуха в пневмосистеме. Кончились боеприпасы! Летчик от души выругался и проскочил под самым носом «Хейнкеля». Но немец не обратил на это никакого внимания. Бадер снова описал петлю вокруг немецкого самолета, борясь с желанием протаранить его. Или хотя бы отсечь хвост пропеллером. Но потом он опомнился и отвернул прочь.
Когда он вернулся на аэродром Даксфорд, два пилота, Бримбл и Буш, сказали, что видели, как падал горящий «Дорнье», сбитый Бадером. С парашютом выпрыгнул только один человек. Буш тоже сбил один самолет, МакНайт еще пару… Успеха добились и другие пилоты — Эрик Болл, Пауэлл-Шэддон, Тэрнер, Тамблин… Всего на счет 242-й эскадрильи были занесены 11 подтвержденных побед.
Но Скландерс и Лонсдейл пропали.
Остальные две эскадрильи сбили еще 9 немецких самолетов, однако не вернулись 2 летчика 310-й эскадрильи.
Позднее позвонил Лонсдейл. Он был сбит, выпрыгнул с парашютом и приземлился прямо на дерево в парке женской школы, повредив ногу. Из-за этого он не смог сразу спуститься на землю и проболтался на ветвях целых полчаса, любуясь на визжащих внизу девчонок. Лишь потом прибыл местный констебль и снял его с помощью лестницы.
Скландерс погиб.
Затем из Катерхэма на противоположной окраине Лондона позвонил Гордон Синклер из 310-й эскадрильи. Он находился в одном из столкнувшихся «Харрикейнов» и сумел выпрыгнуть с парашютом. Бадер поспешно схватил трубку.
«Как ты, Гордон?»
Синклер ответил:
«В полной растерянности, сэр. Вы знаете, я приземлился на центральной улице Катерхэма, и когда подбирал парашют, ко мне подошел парень и сказал: „Хэлло, Гордон, старина. Что ты здесь делаешь?“ Черт побери, мы вместе с ним учились в школе».
Пилот второго «Харрикейна», чех, спастись не сумел.
Но соотношение потерь было очень хорошим. 20 вражеских самолетов уничтожены ценой 4 «Харрикейнов» и 2 пилотов. В сентябре 1940 года в расчет принимались только сухие цифры.
Но Бадер все еще не был удовлетворен. Он прилетел в штаб 12-й группы в Хакнелл, чтобы встретиться с Ли-Мэллори.
«Сэр, если бы у нас было еще больше истребителей, мы сбивали бы фрицев десятками».
«Я собирался переговорить с вами об этом. Если я дам вам еще две эскадрильи, сумеете ли вы управлять ими?» — сказал Ли-Мэллори.
Глава 17
Пять эскадрилий! Более 60 самолетов! Бадер даже мечтать не мог о таком. Он постарался собраться.
«Да, сэр. Когда начнется бой, строй все равно рассыплется. Я должен держать „Спитфайры“ вверху, чтобы отгонять „мессеров“. Масса „Харрикейнов“ внизу будет спокойно заниматься бомбардировщиками, не беспокоясь о своих хвостах».
«Я тоже так думаю», — согласился Ли-Мэллори.
Казалось, он понимал абсолютно все. Тогда Бадер решил рискнуть и рассказал, как нарушил инструкции офицера наведения. Но сделал это он не для того, чтобы оправдаться, а чтобы изложить свои новые идеи. Он говорил с жаром новообращенного язычника.
«Но командир группы может ошибиться и вообще упустить противника», — предположил Ли-Мэллори.
«Офицеры наведения уже их делают. Они не могут помочь нам. Радар указывает высоту слишком неточно».
«Вы думаете, что преимущества перевешивают риск?»
«Безусловно», — пылко ответил Бадер.
После некоторого раздумья Ли-Мэллори сказал:
«Так и сделаем. Я постараюсь втолковать все это нужным людям, а вы тем временем можете проверить свою теорию. Кажется, она должна работать».
Конечно, разговор был значительно дольше, чем мы описываем здесь. Он длился более часа, и Ли-Мэллори отнюдь не во всем согласился с Бадером. Однако он был вынужден признать, что этот человек с бульдожьей челюстью и горящими глазами фанатика тщательно изучил проблему и выделил самые важные моменты. Хотя с совершенно одинаковой вероятностью предложенное им решение могло быть глубоко ошибочным или, наоборот, гениальным. Ответ на это можно было получить только в бою, и все же командир авиагруппы полагал, что в основном Бадер прав. Он добавил, что разделяет желание Бадера расколоть вражеский строй, спикировав прямо в гущу противников. В первый раз Бадер проделал это под влиянием моментальной вспышки гнева, но именно тогда родился новый тактический прием, который опровергал все старые наставления. Ли-Мэллори назвал 242-ю «эскадрильей уничтожения».
На следующий день в Даксфорде все поднялись еще до рассвета. Наступило утро. Было проведено несколько патрульных полетов, чтобы облегчить положение 11-й группы, но противника никто не видел. Все говорили, что изнывают от скуки, но это была лишь поза, призванная скрыть волнение. За прошедшие 2 недели 231 пилот погиб или был тяжело ранен, были уничтожены или тяжело повреждены 495 «Харрикейнов» и «Спитфайров» (в основном из состава 11-й группы). Заводы в это время могли выпускать не более 100 самолетов в неделю. Подготовка новых летчиков также отставала от уровня потерь, и многие новички, вышедшие из летных школ, были еще не готовы к боям.
Среди уцелевших под маской натужного веселья прятались страх и растерянность. Но все-таки летчики старались держать себя в руках. Они прекрасно понимали, что только Королевские ВВС сейчас мешают Гитлеру приступить к завоеванию Британии. Жизнь строилась на жутких контрастах. На земле они могли весело смеяться в пабах и спать на чистых простынях. Но утром они просыпались и уходили в мир охотников и добычи, сидели на раскладных стульях возле самолетов, ожидая приказа взлетать. Другие люди, которые точно знали, что вечером будут живы, приносили им сэндвичи и кофе, но в любой момент мог зазвонить телефон, и им пришлось бы бросать чашки. А уже через полчаса любой из летчиков мог оказаться в кабине горящего истребителя, который падает с высоты 20000 футов.
Только Бадер не старался что-то изображать. Он ковылял по аэродрому с таким видом, словно собирался в ближайшую минуту одним ударом нокаутировать Джо Луиса. Его самоуверенность помогала ему полностью игнорировать опасность, и она постепенно передавалась остальным летчикам. Его дух был необычайно высок. Он любил битву и восхищался ею, думал и говорил только о тактике. Совершенно не подвластный страху, он никогда не «дергался», как остальные. Немцы, сидящие в своих самолетах, вызывали у него лютую ненависть, и он приходил в бешенство при мысли, что «эти самолеты с черными крестами и свастиками сбрасывают свои поганые бомбы на мою страну. По этой же причине я испытывал глубокую любовь к любому англичанину, которого я встречал на земле».
Примерно в это же время он придумал эмблему эскадрильи — фигура Гитлера, который получает пинок в задницу летающим ботинком с номером 242. Уэст вырезал из жести специальный шаблон, и механики нарисовали эмблему на носах всех «Харрикейнов». Они не протестовали против лишней работы, хотя им и так приходилось трудиться день и ночь, чтобы привести истребители в порядок.
Когда не было полетов, Бадер не обращал внимания на то, что пилоты могут травить пар несколько шумно. Как-то раз Питер Макдональд устроил для летчиков вечеринку с шампанским. Как раз в этот день принесло Ли-Мэллори, и вице-маршал авиации появился в столовой в разгар пьянки, но сразу приказал забыть о своем высоком звании. В общем, все закончилось непритязательным весельем. Молодежь расселась на полу и пустила бутылки вкруговую. Лишь изредка раздавался крик, когда Бадер неосторожно задевал протезом чью-нибудь макушку. Иногда казалось, что Ли-Мэллори работает круглые сутки без перерывов. Он питал слабость к холодным ваннам и полуночным совещаниям, очень часто работал до 3 ночи, а в 6.50 уже поднимался. Однажды он провел в центре управления полетами 27 часов подряд, после чего отправился на аэродром, чтобы переговорить с пилотами, вернувшимися из полета. А после этого он пошел вместе с ними в столовую, был вынужден пить наравне с молодежью и выслушивать не самые деликатные шутки.
Бадер спал в офицерском общежитии в Колтишелле, однако каждый вечер он старался вырваться к Тельме, чтобы сказать, что любит ее. 13 сентября он должен был обедать вместе с ней в доме в Колтишелле, когда его вызвали к телефону в холл. Ли-Мэллори вежливо приветствовал его:
«Хэлло, Бадер. Я хотел первым поздравить вас. Вы только что награждены Орденом за выдающиеся заслуги».
Над ним словно вспыхнуло радужное сияние, и на какое-то время Бадер даже лишился дара речи. Потом он перевел дух и кое-как выдавил:
«Спасибо, сэр».
«И еще одна деталь», — добавил Ли-Мэллори через пару секунд. На следующее утро 302-я («Харрикейны») и 611-я («Спитфайры») эскадрильи прибудут в Даксфорд. Не будет ли Бадер настолько любезен, что примет их в свое соединение, которое отныне будет называться «авиакрылом 12-й группы».
Бадер постарался убедить вице-маршала, что эта перспектива приводит его в восторг.
Неформальное вручение наград можно считать хорошим обычаем, однако ничто не может притушить внутреннюю радость человека. Это чувствуют все, но особенно остро это переживал Бадер, который жил только боем. И попытками самоутвердиться. Это была слишком жгучая радость, чтобы растрачивать ее публично. Он просидел целый час, прежде чем тихонько сообщил об этом капитану по прозвищу «Погги», который в это время был в доме. Восхищенный Погти тихонько подошел к Тельме и сказал:
«Не правда ли, здорово, что Дуглас получил Орден за выдающиеся заслуги?»
Тельма удивилась.
«О чем ты говоришь, Погги?»
Но потом увидела лицо Дугласа и поняла, что произошло нечто необычное. Потом последовали обычные восторги, суматоха, поздравления и поцелуи. Все завершилось общим смехом, поскольку Тельма, как настоящая женщина, сказала:
«Однако я думаю, что прежде всего ты должен был сказать об этом мне».
На следующее утро, 14 сентября, как и обещал Ли-Мэллори, еще 2 эскадрильи прилетели в Даксфорд. Дважды в день Бадер поднимал группу из 60 истребителей в воздух, чтобы патрулировать над северным Лондоном. Противника они не встретили, так как Люфтваффе переводили дух перед следующим прыжком. Только один бомбардировщик прокрался, используя тучи, чтобы сбросить бомбы на Букингемский дворец, но при этом был сбит. Прибыл Крест за летные заслуги для Эрика Болла — первая награда из тех, что запрашивал Бадер.
Холодным хмурым утром 15 сентября 5 эскадрилий авиакрыла 12-й группы стояли кучками на летном поле Даксфорда и соседних аэродромов и ждали. По всему небу ползли рваные облака, которые могли послужить хорошим прикрытием для атакующих. С радиолокаторных станций начали поступать сообщения о вражеских самолетах, которые собираются над аэродромами северной Франции. На планшетах в штабах английских истребительных частей появились стрелки, нацеленные на Британию. И вскоре после этого эскадрильи 11-й группы, образовавшие заслон вокруг Лондона, сцепились с противником над графством Кент. Первая фаза боя закончилась. Горящие обломки самолетов усеяли все вокруг. Уцелевшие бомбардировщики, многие из которых горели и дымили, потянулись обратно во Францию. «Харрикейны» и «Спитфайры», пулеметы которых еще дымились, были вынуждены сесть, чтобы принять топливо и боеприпасы. Именно в этот момент радары обнаружили вторую группу немецких бомбардировщиков, направляющуюся к Лондону.
Через 5 минут Вудхолл поднял авиакрыло 12-й группы.
Уже в воздухе Бадер услышал в наушниках размеренный голос:
«Хэлло, Дуглас. Около 40 бандитов направляются к Лондону. Вы будете патрулировать в районе Кентербери — Грейвсенд».
«О'кей, Вуди».
Кентербери — Грейвсенд! Это было прекрасно. Утреннее солнце все еще находилось на юго-востоке, поэтому он сразу заметит бомбардировщики, если те двинутся на Лондон. 3 эскадрильи «Харрикейнов» круто пошли вверх, выстроившись тройками. «Спитфайры» держались выше и чуть левее. Находившийся справа Лондон укрывали тучи, которые становились все плотнее. 12000 футов… 16000… 20000… они уже поднялись над облаками. Раньше, чем вражеские самолеты, Бадер увидел черные клубки разрывов зенитных снарядов. Они рвались прямо по курсу у него, но чуть ниже. И почти сразу он заметил рой черных мошек, метавшихся в голубом небе. Расстояние примерно 5 миль… около 40… Ju-88 и Do-17.
Повернув вправо, он опустил нос самолета и начал пикировать. Боже, это было прекрасно, солнце прямо за спиной, а бомбардировщики ниже. Он присмотрелся повнимательней, разыскивая «мессера», и с трудом поверил собственным глазам. Ни одного! Бомбардировщики шли без сопровождения. Сердце подпрыгнуло, и кровь забилась в висках. Однако мысли были ясными и четкими.
Выше завесы облаков, под самым солнцем мчались стремительные серые тени акул-истребителей. Он немедленно включил радио.
«Сэнди, следи за „мессерами“.
«О'кей, шеф, я их вижу», — отозвался Сэнди Лейн, командир 19-й эскадрильи, и «Спитфайры» пошли вверх на перехват немецких истребителей.
«Да, сэр. Когда начнется бой, строй все равно рассыплется. Я должен держать „Спитфайры“ вверху, чтобы отгонять „мессеров“. Масса „Харрикейнов“ внизу будет спокойно заниматься бомбардировщиками, не беспокоясь о своих хвостах».
«Я тоже так думаю», — согласился Ли-Мэллори.
Казалось, он понимал абсолютно все. Тогда Бадер решил рискнуть и рассказал, как нарушил инструкции офицера наведения. Но сделал это он не для того, чтобы оправдаться, а чтобы изложить свои новые идеи. Он говорил с жаром новообращенного язычника.
«Но командир группы может ошибиться и вообще упустить противника», — предположил Ли-Мэллори.
«Офицеры наведения уже их делают. Они не могут помочь нам. Радар указывает высоту слишком неточно».
«Вы думаете, что преимущества перевешивают риск?»
«Безусловно», — пылко ответил Бадер.
После некоторого раздумья Ли-Мэллори сказал:
«Так и сделаем. Я постараюсь втолковать все это нужным людям, а вы тем временем можете проверить свою теорию. Кажется, она должна работать».
Конечно, разговор был значительно дольше, чем мы описываем здесь. Он длился более часа, и Ли-Мэллори отнюдь не во всем согласился с Бадером. Однако он был вынужден признать, что этот человек с бульдожьей челюстью и горящими глазами фанатика тщательно изучил проблему и выделил самые важные моменты. Хотя с совершенно одинаковой вероятностью предложенное им решение могло быть глубоко ошибочным или, наоборот, гениальным. Ответ на это можно было получить только в бою, и все же командир авиагруппы полагал, что в основном Бадер прав. Он добавил, что разделяет желание Бадера расколоть вражеский строй, спикировав прямо в гущу противников. В первый раз Бадер проделал это под влиянием моментальной вспышки гнева, но именно тогда родился новый тактический прием, который опровергал все старые наставления. Ли-Мэллори назвал 242-ю «эскадрильей уничтожения».
На следующий день в Даксфорде все поднялись еще до рассвета. Наступило утро. Было проведено несколько патрульных полетов, чтобы облегчить положение 11-й группы, но противника никто не видел. Все говорили, что изнывают от скуки, но это была лишь поза, призванная скрыть волнение. За прошедшие 2 недели 231 пилот погиб или был тяжело ранен, были уничтожены или тяжело повреждены 495 «Харрикейнов» и «Спитфайров» (в основном из состава 11-й группы). Заводы в это время могли выпускать не более 100 самолетов в неделю. Подготовка новых летчиков также отставала от уровня потерь, и многие новички, вышедшие из летных школ, были еще не готовы к боям.
Среди уцелевших под маской натужного веселья прятались страх и растерянность. Но все-таки летчики старались держать себя в руках. Они прекрасно понимали, что только Королевские ВВС сейчас мешают Гитлеру приступить к завоеванию Британии. Жизнь строилась на жутких контрастах. На земле они могли весело смеяться в пабах и спать на чистых простынях. Но утром они просыпались и уходили в мир охотников и добычи, сидели на раскладных стульях возле самолетов, ожидая приказа взлетать. Другие люди, которые точно знали, что вечером будут живы, приносили им сэндвичи и кофе, но в любой момент мог зазвонить телефон, и им пришлось бы бросать чашки. А уже через полчаса любой из летчиков мог оказаться в кабине горящего истребителя, который падает с высоты 20000 футов.
Только Бадер не старался что-то изображать. Он ковылял по аэродрому с таким видом, словно собирался в ближайшую минуту одним ударом нокаутировать Джо Луиса. Его самоуверенность помогала ему полностью игнорировать опасность, и она постепенно передавалась остальным летчикам. Его дух был необычайно высок. Он любил битву и восхищался ею, думал и говорил только о тактике. Совершенно не подвластный страху, он никогда не «дергался», как остальные. Немцы, сидящие в своих самолетах, вызывали у него лютую ненависть, и он приходил в бешенство при мысли, что «эти самолеты с черными крестами и свастиками сбрасывают свои поганые бомбы на мою страну. По этой же причине я испытывал глубокую любовь к любому англичанину, которого я встречал на земле».
Примерно в это же время он придумал эмблему эскадрильи — фигура Гитлера, который получает пинок в задницу летающим ботинком с номером 242. Уэст вырезал из жести специальный шаблон, и механики нарисовали эмблему на носах всех «Харрикейнов». Они не протестовали против лишней работы, хотя им и так приходилось трудиться день и ночь, чтобы привести истребители в порядок.
Когда не было полетов, Бадер не обращал внимания на то, что пилоты могут травить пар несколько шумно. Как-то раз Питер Макдональд устроил для летчиков вечеринку с шампанским. Как раз в этот день принесло Ли-Мэллори, и вице-маршал авиации появился в столовой в разгар пьянки, но сразу приказал забыть о своем высоком звании. В общем, все закончилось непритязательным весельем. Молодежь расселась на полу и пустила бутылки вкруговую. Лишь изредка раздавался крик, когда Бадер неосторожно задевал протезом чью-нибудь макушку. Иногда казалось, что Ли-Мэллори работает круглые сутки без перерывов. Он питал слабость к холодным ваннам и полуночным совещаниям, очень часто работал до 3 ночи, а в 6.50 уже поднимался. Однажды он провел в центре управления полетами 27 часов подряд, после чего отправился на аэродром, чтобы переговорить с пилотами, вернувшимися из полета. А после этого он пошел вместе с ними в столовую, был вынужден пить наравне с молодежью и выслушивать не самые деликатные шутки.
Бадер спал в офицерском общежитии в Колтишелле, однако каждый вечер он старался вырваться к Тельме, чтобы сказать, что любит ее. 13 сентября он должен был обедать вместе с ней в доме в Колтишелле, когда его вызвали к телефону в холл. Ли-Мэллори вежливо приветствовал его:
«Хэлло, Бадер. Я хотел первым поздравить вас. Вы только что награждены Орденом за выдающиеся заслуги».
Над ним словно вспыхнуло радужное сияние, и на какое-то время Бадер даже лишился дара речи. Потом он перевел дух и кое-как выдавил:
«Спасибо, сэр».
«И еще одна деталь», — добавил Ли-Мэллори через пару секунд. На следующее утро 302-я («Харрикейны») и 611-я («Спитфайры») эскадрильи прибудут в Даксфорд. Не будет ли Бадер настолько любезен, что примет их в свое соединение, которое отныне будет называться «авиакрылом 12-й группы».
Бадер постарался убедить вице-маршала, что эта перспектива приводит его в восторг.
Неформальное вручение наград можно считать хорошим обычаем, однако ничто не может притушить внутреннюю радость человека. Это чувствуют все, но особенно остро это переживал Бадер, который жил только боем. И попытками самоутвердиться. Это была слишком жгучая радость, чтобы растрачивать ее публично. Он просидел целый час, прежде чем тихонько сообщил об этом капитану по прозвищу «Погги», который в это время был в доме. Восхищенный Погти тихонько подошел к Тельме и сказал:
«Не правда ли, здорово, что Дуглас получил Орден за выдающиеся заслуги?»
Тельма удивилась.
«О чем ты говоришь, Погги?»
Но потом увидела лицо Дугласа и поняла, что произошло нечто необычное. Потом последовали обычные восторги, суматоха, поздравления и поцелуи. Все завершилось общим смехом, поскольку Тельма, как настоящая женщина, сказала:
«Однако я думаю, что прежде всего ты должен был сказать об этом мне».
На следующее утро, 14 сентября, как и обещал Ли-Мэллори, еще 2 эскадрильи прилетели в Даксфорд. Дважды в день Бадер поднимал группу из 60 истребителей в воздух, чтобы патрулировать над северным Лондоном. Противника они не встретили, так как Люфтваффе переводили дух перед следующим прыжком. Только один бомбардировщик прокрался, используя тучи, чтобы сбросить бомбы на Букингемский дворец, но при этом был сбит. Прибыл Крест за летные заслуги для Эрика Болла — первая награда из тех, что запрашивал Бадер.
Холодным хмурым утром 15 сентября 5 эскадрилий авиакрыла 12-й группы стояли кучками на летном поле Даксфорда и соседних аэродромов и ждали. По всему небу ползли рваные облака, которые могли послужить хорошим прикрытием для атакующих. С радиолокаторных станций начали поступать сообщения о вражеских самолетах, которые собираются над аэродромами северной Франции. На планшетах в штабах английских истребительных частей появились стрелки, нацеленные на Британию. И вскоре после этого эскадрильи 11-й группы, образовавшие заслон вокруг Лондона, сцепились с противником над графством Кент. Первая фаза боя закончилась. Горящие обломки самолетов усеяли все вокруг. Уцелевшие бомбардировщики, многие из которых горели и дымили, потянулись обратно во Францию. «Харрикейны» и «Спитфайры», пулеметы которых еще дымились, были вынуждены сесть, чтобы принять топливо и боеприпасы. Именно в этот момент радары обнаружили вторую группу немецких бомбардировщиков, направляющуюся к Лондону.
Через 5 минут Вудхолл поднял авиакрыло 12-й группы.
Уже в воздухе Бадер услышал в наушниках размеренный голос:
«Хэлло, Дуглас. Около 40 бандитов направляются к Лондону. Вы будете патрулировать в районе Кентербери — Грейвсенд».
«О'кей, Вуди».
Кентербери — Грейвсенд! Это было прекрасно. Утреннее солнце все еще находилось на юго-востоке, поэтому он сразу заметит бомбардировщики, если те двинутся на Лондон. 3 эскадрильи «Харрикейнов» круто пошли вверх, выстроившись тройками. «Спитфайры» держались выше и чуть левее. Находившийся справа Лондон укрывали тучи, которые становились все плотнее. 12000 футов… 16000… 20000… они уже поднялись над облаками. Раньше, чем вражеские самолеты, Бадер увидел черные клубки разрывов зенитных снарядов. Они рвались прямо по курсу у него, но чуть ниже. И почти сразу он заметил рой черных мошек, метавшихся в голубом небе. Расстояние примерно 5 миль… около 40… Ju-88 и Do-17.
Повернув вправо, он опустил нос самолета и начал пикировать. Боже, это было прекрасно, солнце прямо за спиной, а бомбардировщики ниже. Он присмотрелся повнимательней, разыскивая «мессера», и с трудом поверил собственным глазам. Ни одного! Бомбардировщики шли без сопровождения. Сердце подпрыгнуло, и кровь забилась в висках. Однако мысли были ясными и четкими.
Выше завесы облаков, под самым солнцем мчались стремительные серые тени акул-истребителей. Он немедленно включил радио.
«Сэнди, следи за „мессерами“.
«О'кей, шеф, я их вижу», — отозвался Сэнди Лейн, командир 19-й эскадрильи, и «Спитфайры» пошли вверх на перехват немецких истребителей.