Гордон выругался про себя. Местный тиран оказался ловок и не давал заморочить себе голову. Если они откажутся взглянуть на его поддельный «мандат», то, значит, напрасно он наведывался сегодня в старый город. В колоде у Гордона остался последний козырь. С его лица не сходила предназначенная толпе улыбка, однако ему очень хотелось перекреститься перед главным испытанием.
   Он запустил руку в боковой карман кожаной сумки и извлек оттуда небольшую пачку писем, после чего притворился, будто перебирает их, выискивая то, что нужно.
   — Есть тут некий... Дональд Смит? — обратился он к народу.
   Те завертели головами и стали увлеченно переговариваться. Даже в сгущающихся сумерках нетрудно было понять, сколь велико волнение, охватившее люден. Наконец кто-то ответил:
   — Погиб через год после войны. В последней битве за склады.
   Голос отвечавшего дрожал. Уже хорошо: дрожь эта была вызвана не только удивлением. И все же Гордону требовалось гораздо большее. Мэр по-прежнему таращил на него глаза, пораженный не менее остальных; когда до него дойдет, каковы намерения Гордона, жди неприятностей.
   — Вот как... В этом надо будет удостовериться. — Не давая никому раскрыть рта, он зашелестел конвертами. — А мистер или миссис Франклин Томпсон? Или их сын или дочь?
   В шепоте, пробегающем по толпе, теперь звучали суеверные нотки. Гордону ответил женский голос:
   — Они погибли! Сын умер только в прошлом году. Он работал на ферме Джесковича. Его родители были в Портленде, когда все взлетело на воздух.
   Проклятье! В распоряжении Гордона оставалось всего одно имя. Поразить их своими познаниями — уже неплохо, но ему было необходимо найти хоть одну живую душу!
   — Ладно, разберемся. А как насчет Грейс Хортон? Мисс Грейс Хортон?
   Нет тут никакой Грейс Хортон! — не вытерпел мэр. Его голос обрел прежнюю саркастическую самоуверенность. — Я знаю на своей территории всех до одного. За десять лет, что я тут провел, у нас не объявилось никакой Грейс Хортон, слышишь, самозванец? А вы, вы что, не соображаете, как он все подстроил? Нашел в городе старую телефонную книгу и выписал несколько имен, чтобы посеять смуту. — Он погрозил Гордону кулаком. — Парень, я постановляю, что ты нарушаешь общественный порядок и представляешь угрозу для здоровья населения! У тебя есть пять секунд, чтобы унести ноги, прежде чем я отдам своим людям приказ стрелять!
   Гордон тяжело дышал. У него не оставалось выбора. Что ж, придется отступить, пожертвовав гордостью ради спасения жизни.
   «Замысел был хорош, но ты и сам знал, сколь невелики шансы на успех. По крайней мере ты заставил этого мерзавца пережить пару неприятных минут».
   Однако, к своему удивлению, Гордон обнаружил, что тело отказывается повиноваться воле. Ноги словно приросли к земле. Желания спасаться бегством словно бы и не было. Правда, разумная часть его естества испытала ужас, когда он, расправив плечи, опять обратился к мэру:
   — Учтите, господин мэр, что покушение на почтового курьера является одним из немногих федеральных преступлений, наказания за которые не отменены временным Конгрессом на восстановительный период. Соединенные Штаты всегда защищали своих почтальонов.
   Он холодно глядел туда, где разгорались фонари. «Всегда!» — это слово Гордон произнес с нажимом. По его телу пробежала дрожь. Он чувствовал себя курьером — по крайней мере, был им в душе. Он представлял собой анахронизм, чудом уцелевший при наступлении нового каменного века, методично стиравшего с лица земли остатки идеализма. Не сводя горделивого взгляда с темного силуэта мэра, Гордон молча бросал ему вызов. Ну, убей же меня, уничтожь последнее, что осталось от былого величия нации!
   Несколько секунд стояла тишина. Потом мэр поднял руку и сказал:
   — Раз...
   Он не торопился, то ли давая Гордону время спастись, то ли из садистских побуждений.
   — Два...
   Игра проиграна. Гордон знал, что ему надо бежать, более не мешкая. Однако непокорное тело по-прежнему не повиновалось.
   — Три!
   «Так принимает смерть последний идеалист», — подумалось ему. Шестнадцать лет, которые ему удалось прожить, были случайностью, ошибкой Природы, которая сейчас будет исправлена. В конце концов весь его приобретенный такими трудами прагматизм улетучился, уступив место самоубийственному лицедейству.
   Тем временем в толпе зрителей возникло какое-то движение. Кто-то пробивался в первые ряды.
   Часовые вскинули ружья. Гордону показалось, что некоторые делают это как-то нехотя. Вряд ли его спасут их колебания...
   Мэр завершал отсчет секунд, несколько сбитый с толку упрямством Гордона, однако взлетевший в воздух кулак начал опускаться.
   — Господин мэр! — Дрожащий от страха голос принадлежал женщине, повисшей на начальственной руке. — Прошу вас! Я...
   Мэр вырвал руку.
   — Не встревай, женщина! Уберите же ее!
   Тощая фигурка увернулась от часовых, и над толпой прозвенел чистый голос:
   — Я — Грейс Хортон!
   — Что?! — Мэр впился в нее гневным взглядом.
   — Это моя... девичья фамилия. Я вышла замуж за год до второго голода. Тогда вы и ваши люди еще не появились в наших краях.
   Толпа опять зароптала.
   — Дурачье! — выкрикнул мэр. — Говорю вам, он выписал ее имя из телефонной книги!
   Гордон, победно ухмыляясь, одной рукой держал письма, другую приставил к околышу фуражки.
   — Добрый вечер, мисс Хортон. Чудесный вечерок, не правда ли? Между прочим, у меня тут есть для вас письмишко от мистера Джима Хортона — он проживает в Пайн-Вью, штат Орегон... Он вручил его мне двенадцать дней назад...
   Теперь все люди, столпившиеся у ворот, заговорили разом. Кто-то размахивал руками, кто-то рыдал. Гордон приложил к уху ладонь, чтобы лучше расслышать изумленные восклицания женщины, а потом повысил голос, стараясь перекрыть шум:
   — Да, мадам, у него все в порядке. Боюсь, что не смогу вам сказать ничего больше. Но я с радостью доставлю ваше ответное письмо брату, завершив обход долины.
   Он сделал шаг вперед, ближе к свету.
   — Только вот какое дело, мадам... У мистера Хортона в Пайн-Вью не оказалось достаточного количества марок, поэтому я вынужден взять с вас десять долларов наложенного платежа.
   Толпа взревела.
   Мэр, залитый светом ламп, вертелся из стороны в сторону, размахивая руками и громко увещевая подданных. Однако его уже никто не слушал: ворота распахнулись, и люди хлынули в темноту. Гордона обступила плотная толпа разгоряченных, возбужденных граждан всех возрастов. Некоторые хромали, многие были украшены шрамами, тяжелое дыхание иных свидетельствовало о туберкулезе. Однако в этот момент жизненные невзгоды отступили, потесненные внезапным возрождением надежды.
   Сохранивший невозмутимость, Гордон тем временем неуклонно продвигался к воротам. Он улыбался и кивал направо и налево, не сторонясь тех, кто тянулся к нему и трогал за локоть или за набитую битком сумку. Молодежь взирала на почтальона с суеверным ужасом. По лицам представителей старшего поколения струились слезы.
   Сделавшись вдруг объектом поклонения, Гордон все же не терял остатки совестливости и продолжал стыдиться своей лжи.
   «А впрочем, черт с ним! Не моя вина, если им хочется верить в сказки. Сам я наконец-то стал взрослым и хочу всего лишь вернуть свое. Эх вы, простаки!..»
   Однако, думая так, он продолжал расточать улыбки и усердно пожимал тянущиеся к нему руки. Любовь струилась потоком, она уже бурлила, поднимая его на волне отчаянной, нежданно возродившейся надежды и увлекая в город Окридж.



Интерлюдия



 
Весенний жар
Воспламеняет предков прах -
И ежится земля
В клубящихся дымах.

 


Часть вторая. Циклоп.




 
   АКТ О НАЦИОНАЛЬНОМ ВОЗРОЖДЕНИИ ВРЕМЕННЫЙ КОНГРЕСС ВОЗРОЖДЕННЫХ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ

   ДЕКЛАРАЦИЯ

   КО ВСЕМ ГРАЖДАНАМ: Настоящим доводится до сведения всех проживающих на территории Соединенных Штатов Америки, что народ и фундаментальные институты государства по-прежнему существуют. Ваши враги, совершившие агрессию против человечества, потерпели поражение и разгромлены. Временная администрация, осуществляющая преемственность по отношению к последнему свободно избранному Конгрессу Соединенных Штатов и исполнительной власти, прилагает решительные усилия для восстановления законности, общественной безопасности и свободы на нашей возрождающейся земле, руководствуясь Конституцией и ведомая милостивым Всевышним.

   В ЭТИХ ЦЕЛЯХ: До вашего сведения доводится, что все второстепенные законы и постановления, действовавшие на территории Соединенных Штатов до начала Третьей Мировой Войны, включая долговые обязательства, права удержания имущества вплоть до уплаты долга и судебные указы — отменены. В ожидании принятия в законном порядке новых правил округа вправе действовать в чрезвычайных условиях согласно складывающейся обстановке, руководствуясь нижеследующим:

   1. Свободы, гарантированные Биллем о Правах, распространяются на территории Соединенных Штатов на всех мужчин и женщин без исключения. Приговоры по преступлениям должны выноситься беспристрастными жюри, состоящими из лиц, равных подсудимому по положению За исключением чрезвычайных случаев, связанных с военным положением, упрощенное судопроизводство и казнь, нарушающие установленный порядок, запрещаются.

   2. Рабство запрещено. Долговые обязательства не могут быть пожизненными и не могут передаваться от родителей к детям.

   3. Округам, городам и другим территориальным единицам надлежит проводить по четным годам выборы путем тайного голосования с правом участия всех мужчин и женщин, достигших 18 лет. Официальное право принуждения принадлежит только лицам, избранным на свои посты с соблюдением изложенных правил голосования, а также лицам, непосредственно им подчиняющимся.

   4. В целях содействия возрождению государственности гражданам надлежит сохранять и пополнять материальные и интеллектуальные ресурсы Соединенных Штатов. Всегда и повсеместно, когда и где имеется таковая возможность, следует сберегать и обеспечивать хранение книг и довоенной техники на благо будущих поколений. Округа учреждают школы для обучения детей.

   Временная администрация выражает надежду на восстановление общенационального радиовещания к 2021 году. До наступления этого срока связь осуществляется путем наземного почтового сообщения. Почтовая служба будет восстановлена в центральных и восточных штатах страны к 2011, а в западных — к 2018 году.

   5. Сотрудничество с лицами, доставляющими почту Соединенных Штатов, вменяется в обязанность всем гражданам. Препятствование этим лицам в осуществлении их деятельности является тяжким преступлением.

Принято Временным Конгрессом Возрожденных Соединенных Штатов Америки. Май 2009.




1


   Черный бультерьер зашелся в рычании, роняя клочья пены. Он рвался с цепи, стараясь допрыгнуть до возбужденных, орущих людей, свешивавшихся с перил вокруг арены. С противоположной стороны арены огрызался покрытый боевыми шрамами одноглазый беспородный пес. Удерживавшая его веревка натягивалась, как тетива лука, грозя вырвать вмурованное в стену кольцо.
   В воздухе стояла густая вонь. Сладкий до тошноты дым от местного табака, щедро сдобренного марихуаной, поднимался к небу ядовитыми клубами. Фермеры и жители городка оглушительно кричали и поминутно вскакивали со скамеек, окружавших импровизированную арену. Сидевшие поближе лупили кулаками по доскам, доводя псов до невменяемого состояния.
   Псари в кожаных перчатках подтащили четвероногих гладиаторов поближе к себе и, схватив за ошейники, обернулись к почетной скамье, расположенной по центру. Сидевший там коренастый господин поощрительно кивнул.
   Сотня мужчин дружно взревела, видя, что псы спущены с поводков. Хрипящие звери вцепились друг в друга подобно драчунам, которым не давали довести потасовку до конца. Летящие во все стороны клочья шерсти и брызги крови толпа встречала шумным одобрением.
   Старейшины городка, занимавшие специальную скамью, надрывались не менее самозабвенно, чем люд попроще. Они тоже заключили пари и теперь волновались не на шутку. Один лишь коренастый господин — председатель комитета общественной безопасности города Кертин, штат Орегон, попыхивал сигарой, не проявляя интереса к происходящему, обуреваемый нелегкими раздумьями. Ему не давал покоя сидящий рядом человек, и председатель то и дело косился на него.
   Этот худой мужчина не походил на других болельщиков. Бородка его была аккуратно подстрижена, черные волосы лишь слегка касались ушей. Голубые глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, смотрели пристально и взыскательно, напоминая председателю персонажей из Ветхого Завета, смотревших на него со страниц книг в воскресной школе, которую он посещал в детстве, еще до Светопреставления.
   Сосед председателя выглядел утомленным, как и подобает путешественнику. И главное, на нем была форма, да такая, какой не чаял больше увидеть ни один из оставшихся в живых обитателей Кертина. На фуражке соседа красовалась кокарда, изображавшая всадника, которая поблескивала в свете масляных ламп. Почему-то она казалась более яркой, чем любой другой металлический предмет.
   Оглядывая своих земляков и морщась от воплей, председатель улавливал в их поведении нечто необычное. Сейчас жители Кертина надрывались не так отчаянно, как это обычно бывало на традиционных собачьих боях по средам. Ведь и они нет-нет, а поглядывали на гостя, появившегося верхом у городских ворот пять дней назад, прямого и горделивого, как божество, попросившего пищи и крова, а также места, где можно развесить уведомления. А потом незнакомец принялся раздавать почту...
   Председатель тоже поставил деньги, выбрав Уэлли — бультерьера старины Джима Шмидта. Однако ему никак не удавалось сосредоточиться на кровавой схватке, развернувшейся внизу, на песке. Он не мог справиться с собой и ежеминутно поглядывал на Почтальона.
   Сегодняшний бой был особенным: он посвящался гостю, поскольку завтра тот покидал Кертин, направляясь в Коттедж-Гроув. «А ему не нравится», — тревожился председатель, горестно вздыхая. Человек, за пять дней перевернувший их устоявшуюся жизнь, просто старался следовать законам вежливости. По его виду нетрудно было понять, что собачьи бои не относятся к его излюбленным зрелищам.
   Председатель наклонился к гостю и проговорил:
   — Полагаю, что там, в восточных штатах, такие развлечения не в моде, господин инспектор?
   Холодное выражение на лице гостя было красноречивее любого ответа. Председатель обругал себя за слабоумие. Конечно, какие могут быть собачьи бои в Сент-Поле, Топеке, Одессе, любом другом цивилизованном месте Возрожденных Соединенных Штатов! Другое дело — здесь, в разрушенном Орегоне, столь давно отрезанном от цивилизации...
   — На местах люди вправе устраиваться так, как им больше подходит, господин председатель, — успокоил гость. Его очаровывающий голос сразу заглушил непристойный шум арены. — Каковы времена — таковы и нравы. Правительство в Сент-Поле все прекрасно понимает. В моих странствиях мне приходилось наблюдать вещи и похуже.
   В глазах почтового инспектора председатель прочел свой оправдательный приговор и, вздохнув, отвел глаза. Через минуту он замигал и сперва решил, что ему в глаза попал дым от сигары. Он раздавил сигару каблуком, однако пощипывание в глазах не проходило. Мир перед ним застлало влажной пеленой, ему казалось, что он видит арену будто во сне, как нечто доселе незнакомое...
   «Господи! — пронеслось в голове у председателя. — И это — мы?! Чем это мы занимаемся? Ведь еще семнадцать лет назад я был членом Ассоциации культуры долины Уилламетт! Что произошло со всеми нами, что произошло со мной?»
   Он притворно закашлялся и закрыл лицо рукой, чтобы украдкой вытереть слезы. Оглядевшись, председатель убедился, что не одинок в своих чувствах: там и сям в орущей толпе добрая дюжина его сограждан внезапно прикусила языки и опустила глаза. Несколько человек плакали не таясь, слезы текли по их суровым лицам, задубевшим во времена жестоких схваток. Внезапно для этих немногих пролетевшие после войны годы спрессовались, утратили прежнее значение и перестали служить достаточным оправданием теперешнего одичания...
   Под конец боя крики опять стали громче. Псари вышли на арену, чтобы усмирить победителя и унести труп побежденного. Однако теперь не меньше половины зрителей нервно оглядывались на своего лидера и на прямую фигуру в форме рядом с ним.
   Инспектор поправил фуражку.
   — Благодарю вас, господин председатель. Полагаю, мне лучше удалиться. Завтра меня ждет долгий путь. Желаю всем доброй ночи.
   Он кивком простился со старейшинами, после чего встал и натянул потрепанную кожаную куртку с цветной нашлепкой на плече — красно-бело-голубой эмблемой. Пока инспектор пробирался к выходу, зрители на его пути вставали с мест и молча уступали дорогу, пряча глаза.
   Председатель, немного поколебавшись, тоже поднялся и последовал за гостем, не обращая внимания на ропот подчиненных.
   Второй бой был отменен.


2



   "Коттедж-Гроув, Орегон, 16 апреля 2011 г.

   Миссис Адель Томпсон,

   мэру Пайн-Вью, бывший штат Орегон

   Прохождение: Коттедж-Гроув, Кертин, Калп-Крик, Мак-Фартленд, Окридж, Пайн-Вью.

   Дорогая миссис Томпсон, Шлю Вам второе по счету письмо, пользуясь нашей новой почтовой эстафетой в районе Уилламеттского Леса. Если Вы получили первое письмо, то осведомлены, что Ваши окриджские соседи согласились на сотрудничество, хотя сперва не обошлось без недоразумений. Тамошним почтмейстером я назначил мистера Сонни Дэвиса — жителя тех мест с довоенных времен, пользующегося всеобщим уважением. Он, по всей видимости, уже установил с Вами контакт...."

   Гордон Кранц оторвал карандаш от пожелтевшего листка бумаги, предоставленной гражданами Коттедж-Гроув для его нужд. Над древним столом горела масляная лампа и две свечки, свет которых отражался от застекленных картинок на стене спальни. Местные жители настояли, чтобы Гордон поселился в лучшем доме городка. Комната выглядела уютной, чистой и теплой.
   Теперешнее положение Гордона и сравнить было нельзя с его положением несколько месяцев назад. В своем письме он почти не упоминал трудностей, с какими столкнулся в октябре в Окридже. Граждане горного городка открыли ему свои сердца в тот самый момент, когда он назвался представителем Возрожденных Соединенных Штатов. Однако тиран-"мэр" вынашивал планы чуть ли не физического устранения непрошенного гостя, пока тот не дал понять, что единственное его намерение заключается в учреждении почтового отделения, после чего он продолжит свой путь; тогда мэр смекнул, что его власти ничего не угрожает.
   Возможно, его страшил гнев подданных, поэтому он оказал Гордону помощь: были изысканы необходимые припасы, а под конец появился даже конь, пусть и преклонных годов. Покидая Окридж, Гордон видел на физиономии мэра выражение нескрываемого облегчения. Местный царек собирался и впредь удерживать власть, невзирая на весть о том, что где-то существует подобие прежних Соединенных Штатов.
   Зато рядовой люд провожал Гордона на протяжении целой мили: из-за деревьев то и дело появлялись смущенные граждане, совавшие ему письма, с жаром рассуждавшие о восстановлении Орегона и спрашивавшие, чем они могут посодействовать столь благородному делу. Они открыто жаловались ему на царящий в городе произвол; к моменту, когда от всадника отстал последний провожатый, он уже не сомневался, что перемены не за горами. Дни мэра были сочтены.
   "За время, прошедшее после отправки моего последнего письма из Калп-Крик, я учредил почтовые отделения в Пальмервилле и Кертине. Сегодня я завершил переговоры с мэром Коттедж-Гроув. К письму приложен мои отчет о проделанной работе, который надлежит переправить моему начальству в восстановленном штате Вайоминг. Прошу Вас передать следующему за мной курьеру корреспонденцию, а также мои наилучшие пожелания.

   Проявите терпение, если курьер появится с опозданием. Путь от Сент-Пола на запад опасен, так что может пройти год, а то и больше, прежде чем он предстанет перед Вами".

   Гордон прекрасно представлял себе, как прореагирует миссис Томпсон на эту последнюю оговорку. Мудрая дама покачает головой, а то и от души посмеется над бессовестным обманом, каким была наполнена каждая фраза в письме.
   Лучше чем кто-либо другой на этих диких просторах, бывших когда-то гордым штатом Орегон, Адель Томпсон знала, что ни о каком курьере с цивилизованного востока не может быть и речи. У Гордона нет никакого начальства, перед которым он должен отчитываться. Если город Сент-Пол и являлся столицей какой-то территории, то лишь участка с остаточной радиоактивностью на берегу Миссисипи.
   Ни восстановленного штата Вайоминг, ни, коли на то пошло, самих Возрожденных Соединенных Штатов не существовало в природе; они возникли всего лишь в воображении странствующего по погрязшему в невежестве краю лгуна-актеришки, который решил таким способом обеспечить себе выживание в смертельно опасном, наполненном подозрительностью мире.
   Миссис Томпсон была одной из тех редко встречавшихся Гордону со времени войны личностей, которые жили собственным умом и не утратили логики. Коллективная иллюзия, автором которой стал Гордон — сперва по воле случая, потом от отчаяния, — для нее не стоила ни гроша. Она испытывала к Гордону симпатию просто как к человеку и, проявляя снисхождение, не требовала взамен искусных мифов.
   В своем письме ей он наворотил всякой всячины, не имевшей отношения к действительному положению вещей, потому только, что письмо могли прочесть чужие глаза. Ведь оно множество раз будет переходить из рук в руки, прежде чем окажется в Пайн-Вью. Сама же миссис Томпсон отлично сумеет прочесть между строк. И, прочтя, ни за что его не выдаст — в этом Гордон не сомневался. Он надеялся только, что она сумеет сдержать смех.
   "Эта часть побережья ведет мирную жизнь. Поселения уже начинают помаленьку торговать между собой, преодолевая былой страх болезней и нападений «мастеров выживания». Здешние люди изголодались по вестям извне.

   Из этого не следует, что тут царит безмятежность. По рассказам, в районе реки Рог к югу от Розберга властвует беззаконие в духе Натана Холна. Поэтому путь мои лежит на север, в направлении Юджина. Кстати, туда адресованы по большей части письма, которыми меня нагрузили".

   В глубине его седельная сумки, набитой письмами, которые ему вручали всюду, где бы он ни появлялся, возбужденные и исполненные благодарности люди, хранилось письмо, написанное Эбби. Уж его-то Гордон непременно доставит, какая бы участь ни постигла остальную корреспонденцию!
   "Мне пора в дорогу. Возможно, когда-нибудь меня найдет письмецо, отправленное Вами или кем-нибудь еще из дорогих мне людей. Пока же передайте от меня сердечный привет Эбби, Майклу и всем остальным.

   В чудесном Пайн-Вью Возрожденные Соединенные Штаты крепнут и процветают, как и повсюду.

Искренне Ваш, Гордон Кранц".

   Последнее замечание было небезопасно, однако Гордон не смог от него отказаться — слишком ему хотелось намекнуть миссис Томпсон, что он не стал жертвой собственных выдумок, которые, как ему хотелось надеяться, обеспечат ему безопасность в самых мрачных углах, пока он не достигнет...
   Но чего? За все эти годы Гордон так и не решил, что же именно он ищет. Возможно, он ищет такое местечко, где хоть кто-то принял на себя ответственность и пытается противостоять наступлению каменного века... Он покачал головой. Столько лет прошло — а мечта по-прежнему отказывается умирать!
   Он сложил письмо, сунул его в старый конверт, накапал воску со свечи и припечатал штампом, найденным в развороченном помещении окриджской почты. Письмо легло поверх «отчета», сочиненного им чуть раньше, — фантастических бредней, предназначенных для чиновников вымышленной администрации.
   Рядом с конвертами покоилась его почтальонская фуражка с мерцающей в свете лампы кокардой в виде всадника, торопящегося доставить почту, — безмолвного спутника и наставника Гордона на протяжении последних месяцев.
   Новый план выживания появился у Гордона по воле случая, по чистому совпадению. Но со временем жители одного городка за другим пали жертвой самовнушения, особенно когда он стал доставлять письма из мест, где ему удавалось побывать. После стольких страшных лет люди, как оказалось, по-прежнему тосковали по утраченному веку, полному блеска, когда великая нация жила в чистоте и соблюдала порядок. Из-за этой тоски их горький скепсис дал глубокую трещину, подобно тому как в весеннюю оттепель на реке ломается ледяная корка.
   Гордон отмахнулся от охватившего его было чувства стыда. На любом из оставшихся в живых за эти семнадцать лет лежит часть вины за всеобщий позор, и его выдумка, полагал он, принесла некоторую пользу жителям городов, в которых он появлялся. Получая от них необходимое, Гордон давал им взамен надежду.