Я вспомнила, как четыре дня была без сознания, а Шиа сидел на краешке моей кровати и рассказывал мне разные истории. С тех пор я много раз спрашивала себя, о чем же он рассказывал тогда мне. Об удачливом карточном игроке с такими же волосами, как у меня? Или я все это придумала?
   – Если бы я только знала, что вы знакомы с моим отцом, возможно, он был бы сейчас жив... – В отчаянии я уронила голову на руки.
   – Мэгги. – Шиа обнял меня и крепко прижал к груди. – Мне в голову не могло прийти, что Джесси Таггарт – ваш отец. Ведь ваша фамилия Вестшайр, и вы говорили мне, что ваш отец еще не родился, что он из будущего.
   Я поняла, каким бредом душевнобольного должны были казаться все мои прежние высказывания о том, что мой отец жил здесь, в этом времени. Неудивительно, что Шиа не верил мне. Сердце мое разрывалось от печали.
   – Так вы верите мне или нет? – снова спросил он.
   – Я очень хотела вам верить.
   Он дотронулся до моего подбородка и слегка сжал его пальцами, так что я не могла повернуть голову и была вынуждена смотреть ему прямо в глаза.
   – Вы все время сдерживаетесь, ведете себя со мной как с чужим. Я этого не хочу, мне этого недостаточно.
   Он наклонился ко мне, его рука заскользила у меня под волосами, лаская мне кожу на затылке. Тепло его пальцев буквально обожгло все мое тело, каждой своей клеточкой я устремилась к Шиа.
   – Однажды вы доверили мне свое тело, красавица, – продолжал он, – но я хочу и ваше сердце.
   – Оно ваше.
   – Не лгите. Очень трудно одурачить того, кто постоянно – как я – играет в покер; я просто читаю все у вас на лице. Вы все время скрываете какую-то часть себя, бережете ее в надежде, что настанет время, когда не придется больше рисковать. Но уверяю вас, это время никогда не настанет. Жизнь – это сплошной риск.
   Притянув меня к себе так близко, что я могла почувствовать биение его сердца, он прошептал срывающимся голосом:
   – Позвольте мне быть вашим будущим, Мэгги.
   – Сейчас не время говорить об этом, – возразила я. – Я только что похоронила своего отца.
   – Тогда позвольте мне помочь вам забыться.
   Он откинул мне волосы с шеи и легонько подул, охлаждая мою разгоряченную потную кожу. Все мое тело ныло, сгорая от страсти, но опасение, что я не смогу удовлетворить его, мешало отдаться этому желанию до конца.
   – Подождите немного. – Я сунула руку в карман и достала предмет, который, как я надеялась, мог мне сейчас помочь.
   – Что вы там достали?
   Я раскрыла ладонь; там покоилась бутылочка, по форме напоминающая колокольчик.
   – О, нет! Опять эта мерзость для путешествия во времени?
   Я отрицательно покачала головой.
   – Это порошок Афродиты. Имеет смысл это попробовать, – добавила я быстро. – Я долгие годы приготовляла духи, возбуждающие сексуальные желания. Почему не может существовать некоторая комбинация, составленная из естественных компонентов, обладающая подобным действием? Китайцы столетиями использовали для этого ягоду олений рык, существует еще мускусное масло из...
   Шиа вырвал бутылочку у меня и рук и швырнул ее через плечо.
   – Ваш собственный запах вот единственный стимулятор, который мне действительно необходим, красавица. – Он повалил меня на полку и потерся носом о мое ухо.
   – Но... но я вообще не употребляю духов.
   – Именно это я и имел в виду. Ваш собственный запах – вот все, что мне нужно. Мне не хочется больше быть таким осторожным и терпеливым, каким я был до сих пор.
   Его губы неумолимо приближались к моим, и дыхание мое в который раз отказалось мне повиноваться. Он долго возился с одной из моих кнопок, затем отказался от этого нудного занятия и принялся медленно стягивать с меня юбку. Потом так же медленно и сладострастно он стянул с меня трусики, и они белым голубем отправились вслед за порошком Афродиты.
   Начав ласкать меня медленно, нежно, тщательно обдумывая, казалось, каждое свое движение, он очень умело держал меня в плену, в муке все возрастающей страсти. Он покрывал мою шею поцелуями, и каждое прикосновение его губ сопровождалось стоном, самопроизвольно вырывавшимся из моего горла.
   Цепи, сковывавшие доселе мое сердце, таяли, растворялись в океане страсти, освобождая меня из созданной мною самой тюрьмы; начало исчезать и пространство, до сих пор отделявшее нас друг от друга: я уже не могла бы сказать, где кончается он и где начинаюсь я. Вместе мы образовали единое целое, связь эта становилась все крепче, стирая в наших душах боль прошлого.
   Все еще находясь в тисках страсти, я открыла глаза и посмотрела на Шиа. Таким я его еще никогда не видела: его лицо было распахнутым настежь окном в его душу. И я поняла то, чего так долго не замечала раньше. Испытав последнюю судорогу сладострастия, я отдалась волшебной могущественной силе, потрясшей до основ мое естество и навсегда привязавшей меня к прошлому и человеку из прошлого тому, кто обещал только что стать моим будущим.
   Шиа дрожал, страстно сжимая меня в объятиях, его дыхание было неровным. Немного успокоившись, он, снова обретя дар речи, сказал:
   – Вы прямо-таки скрутили меня всего, красавица. Я думаю, мне понадобятся всего пять или шесть минут, чтобы начать все снова.
   Я громко засмеялась, чувствуя мощные мускулы его живота, прижатого к моему. Наверное, лишь в раю можно испытать то, что я испытывала в эту минуту.
   – Мне кажется, я должна остаться здесь. Навсегда, – сказала я. Сознание того, что мое путешествие наконец подходит к концу, наградило меня новой волной блаженства.
   – Я тоже так думаю, – прошептал он, нежно прикусив мне ухо. – Я уже обещал, что куда бы мы ни отправились, мы отправимся туда только вместе.
   И он поцеловал меня в шею.
 
   Двумя часами позже, когда Шиа ненадолго покинул меня, чтобы разыскать что-нибудь съестное в нашем переполненном вагоне, мой взор неожиданно упал на пакет, который передали мне полицейские в участке. Я подняла крошечный сверток, в котором, наверное, были вещи моего отца и поковыряла пальцем упаковку, разрываясь между желанием немедленно открыть пакет и страхом, предупреждавшим – подожди. Я не хотела разрушить блаженство, наполнявшее меня после часов любви с Шиа, но не могла преодолеть соблазна узнать содержимое пакета.
   Я тяжело вздохнула и вскрыла пакет.
   Вверху красовалась надпись, извещавшая о том, что пакет адресуется мне. Почерк был ровный, уверенный, с нажимом не совсем то, что я ожидала от Джесси Таггарта. Едва сдерживая слезы, я поняла, как мало в действительности я знаю о своем отце. Я даже не могу узнать его почерк.
 
   ДорогаяМаргарет!
   Сегодняденьтвоегорождения. Японимаю, чтоэтотподарокнемногоопоздал, нотаккакянесмогпоздравитьтебяствоимшестым днемрождения, какобещал, янадеюсь, ты примешьэтотподароквзаментого.
 
   Япосмотрела на дату. 15 августа 1926 года. Оглушенная всем тем, что произошло со мной за последнее время, я до сего момента не отдавала себе отчета в том, что отец погиб в мой день рождения.
   Жадно хватая ртом воздух, я продолжила чтение; слова буквально прыгали у меня перед глазами.
 
   Твояматьбылапрекраснаяженщина, из хорошейсемьи. Когдаяженилсянаней, янадеялся, чтоонапоможетмнепокончитьсмоим прошлымисделаетизменячто-нибудьпутное.
   Ноесличто-тоиизменилосьвомне, то тольковхудшуюсторону. Явсегдазнал, что недостоинее: чемусерднееястаралсяхоть как-тоейсоответствовать, темхужеэто уменяполучалось.
   Втуночьяпроигралвседеньги, которые копилнадом, ибылнастольконизок, чтовместотого, чтобынаправитьсявКалифорнию, подцепилвЧиггер-клабодногобродягу– такогоженеудачника, какя, – ивместесниммы поехаликдамбе, желаяутопитьнашегоре вбутылке.
   Намнеудалосьсделатьдажеэто. Мой автомобильзанеслонагравии, имыоказались возере. Явсюночьпроискалтогопарня, нотак инесмогнайтиего.
* * *
   Я почувствовала резь в глазах, пальцы сами собой комкали бумагу. Так вот чье тело было выброшено на берег и по ошибке захоронело под именем моего отца там, в будущем. Моя мать столько лет приносила фиалки совсем не тому человеку. С трудом подавляя слезы, я продолжила чтение.
 
   Смертьтогочеловекабылапоследнейкаплей. Замесяцдотогомоясестрадаламне некийпорошок, который, каконаполагала, поможетмнепреодолетьполосунесчастий. Многоразяхотелзаброситьэтугадостьподальше, ночто-товсевремямешаломнесделать это. Таккакяпроигралвсе, этоснадобьепоказалосьмнеединственнымвыходом. Явдохнул порошок, желаяоказатьсяижитьтам, где счастьесновавернетсякомне. Полагаю, именнопоэтомуяоказалсяздесь.
   Удачадействительновернуласькомне, но ятакинесмогзабытьотебеиотвоемдне рождения, накоторыйянеприехал. Каждый год, когдаприближаетсяэтадата, янемогу думатьниочем, кромеэтого, нотеперь, янадеюсь, мнеудастсясноваувидетьтебяипопытатьсязагладитьсвоювину.
 
   Так вот почему каждое лето накануне дня моего рождения мысли об отце буквально преследовали меня! Это было мучительное желание видеть меня, становившееся с годами всеболезненнее, привело меня в Арканзас на поиски, казавшиеся бесплодными. Я вздохнула и стала читать дальше.
 
   Ячувствовалсебяужасно, имнетакине хватилодухадостойноперенестиполосунеудачивернутьсяктебеитвоейматери.
   Тыможешьсебепредставить, какябыл потрясен, когдавпервыеувиделтебянастраусиныхгонках. Рыжиеволосы– вточности такиеже, какмои. Что-топодсказываломне, чтоэтоименноты, иробкаядогадкабыстро превратиласьвуверенность. Японял, чтовсе моижеланиястехпор, какяоказалсявпрошлом, былинаправленынато, чтобытыпоследовалавследзамной. Послетойссорывклубе яначалследитьзатобой, чтобыудостоверитьсявтом, чтотынепострадалатогда.
   Тогда, впятницу, яслышал, кактыназвала Вэллисвоеимя– МэггиТаггарт– иокончательноубедилсявправотесвоегопредположения. ПослеубийстваОрвиллаБиггсаяследовал затобойиШиадосамогоозера. Ядважды проехалмимовастудаиобратно. Этобыло ужасно,– сноваисновавозвращатьсяине иметьвозможностиподойтиктебе. Казалось, этомукошмарунебудетконца; нонаэтотраз янемогброситьтебявбеде.
   Ядобралсядоозеракакразвтотмомент, когдаавтомобильЯнгераслетелсдороги. Яподумал, чтолюдиВиллиубилиЯнгера– итебя закомпаниюсним, дляверности. Мнеповезло, ясмогвытащитьавтомобильизводынаберег. Ямогбыутешиться, воображая, будтовытаскиваютогонесчастногопарня, нооблегченияненаступиловдуше– потомучтотеперь ядумал, чтопотерялтебя.
   Когдаследующимутромяувиделтебявроще, наверное, небылочеловекасчастливееменя; новтотмоментяещенебылготовпризнатьсятебе, кемсталтвойотец. Когдаприбыли копы, ярешил, чтотеперьтывбезопасности. Нояслишкомпозднодогадался, чтокопывзаговоресВилли.
   ЯпошелработатьнаДелателяВдовсединственнойцелью– узнатьчто-нибудьотвоей судьбе.
   Яхотелбывсерассказатьтебелично, нона тотслучай, еслимнеэтонеудастся, решил написатьписьмо. Янезнаю, увижулиятебя когда-нибудьживой, ноеслиэтослучится, то знай, всвоейжизниясовершилмногоошибок, носамаябольшая– этота, чтоиз-заменяты оказаласьздесь.
   Этосамоеужасноеизвсего, чтоясовершил всвоейжизни, нояобязательновернутебя обратно. Янемогуспокойнонаблюдать, какие тыиспытываешьстрадания. Яоченьсильно люблютебя.
   Счастливогоднярождения, Мэгги.
   Дж. Т.
 
   Я еще раз перечитала последнюю фразу. Он любил меня. Строки начали расплываться, превращаясь в мутные серые полосы. Прижимая письмо к щекам, к своему сердцу, я наконец позволила себе выплакаться – за все, чтоя потеряла и что приобрела. Но главным образом за то, что дал мне мой отец.
   Внезапно я почувствовала слабый знакомый аромат. Ужас охватил меня, когда я вспомнила, при каких обстоятельствах уловила его впервые.
   Голова у меня закружилась, я постаралась отодвинуться как можно дальше от бумажного листка, но аромат порошка уже пронизал все мое тело, увлекая меня в глубокий туннель. Паника поднималась во мне перспектива вернуться в свое время отчетливо встала передо мной. Нет, этого не должно случиться сейчас.
   Темнота уже окутывала меня, а я думала о Шиа. Он не поверит, он не поймет; он решит, что я бросила его. Я пыталась освободиться от письма, чтобы Шиа смог догадаться о причинах моего исчезновения и последовать за мной. Последнее, что я запомнила, – это страшная судорога в пытающихся разжаться пальцах.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

   Едва очнувшись, я почувствовала легкую вибрацию от ударов колес о рельсы. Обеспокоенная, открыла глаза, но тут же зажмурила их из-за яркого света; боль пронзила голову.
   Я уже сидела не в старомодном купе, а в удобном пассажирском кресле поезда девяностых годов. С надеждой посмотрела на соседнее кресло, надеясть увидеть там Шиа. Но там сидела женщина в строгом деловом костюме, ее одежда была современна, как стекло, сталь и бетон возвышавшихся за окном небоскребов; их гладкие силуэты врастали крышами в коричнево-желтый туман.
   Я поняла, что потеряла все, что желание моего отца отправить меня в мое время осуществилось. Порошок. Мне нужен порошок, чтобы добраться до Шиа. Вспомнив о письме, я опустила взгляд и обнаружила, что продолжаю сжимать его в своей руке. Поднеся письмо к носу, я глубоко вдохнула, отчаянно желая вернуться к Шиа.
   Ничего не произошло. Слабый аромат, ранее исходивший от листков, улетучился. Придя в отчаяние, я невидящими глазами уставиласьна бумагу, лихорадочно спрашивая себя, что мне делать дальше. Все, что составляло теперь смысл моего существования, осталось в прошлом. Однажды я обещала Шиа, что никогда не покину ему, не попрощавшись, но не выполнила обещания, и это письмо было единственным объяснением моего исчезновения. Невыразимое горе придавило так, будто все беды мира обрушились на меня. Я хорошо знаю, каково бывает, когда любимый человек, коварно обманув, покидает тебя. Я также знаю, каково жить, вопрошая бесконечно и безответно, что же случилось и почему тебя оставили.
   За последние две недели я смогла наконец поверить в себя, в свои силы это слишком серьезно для меня, чтобы так просто, без борьбы смириться с потерей Шиа. Это не может закончиться таким образом. Даже если мне не суждено жить с ним в его мире, я все равно буду пытаться вернуться в прошлое, чтобы объяснить Шиа, как это произошло.
   Я посмотрела в окно на холодный, затянутый серой дымкой горизонт. Где-то там находилась моя лаборатория. Работать 24 часа в сутки и не важно, сколько потребуется этих суток, чтобы приготовить нужный состав. Уповая на везение, всегда сопутствовавшее Таггартам, и на свои способности, я собиралась найти ключ к прошлому и дорогу к Шиа.
   Тремя неделями позже я сидела, ссутулившись, за рабочим столом в своей маленькой белой лаборатории. Я много работала, но нина дюйм не приблизилась к цели. Мои помощники думали, что я усиленно тружусь ночами, составляя духи для клиентов, чтобы ликвидировать долги, накопившиеся за время моего отсутствия. Они были крайне удивлены, когда узнали, что вместо этого я лихорадочно исследую магические свойства трав, которые управляют, согласно древним источникам, астральными перемещениями и всевозможной, как они выражались, «мистической чепухой».
   Но ни одно из старинных руководств, описывающих различные магические ритуалы с использованием трав, не содержало рецептов для перемещения во времени. Мерилом моего безрассудства и отчаяния может служить то обстоятельство, что я как за соломинку схватилась за составы с топинамбуром, которые, как утверждалось, использовались ведьмами, колдунами и прочей нечистью для воспарения... Я взболтала бутылочку с настоем этого дурмана. Проигнорировав предупреждающий знак на этикетке – два черных кошачьих глаза, – я откупорила склянку и понюхала. Сморщившись, я мгновенно отстранила от себя бутылочку. Это была неприятно пахнущая трава ничего общего с тем, что я искала. Я снова заткнула пробку и продегустировала склянки с черной беленой и мандрагорой, но увы, и это оказалось совсем не то. Но время от времени я возвращалась к топинамбуру; на моих полках стояло с полдюжины емкостей с этим снадобьем.
   Со вздохом я открыла последний еще не проверенный пузырек. Я встряхнула насыпанные в мортиру семена ипомеи и взяла в руки пестик. Вспомнив, что именно эти цветы украшали «лабораторию» Мортианы, я невольно вздрогнула, но, совладав с собой, начала тщательно растирать семена.
   Во время ритуальных обрядов погребения или вызывания духов жрецы ацтеков использовали семена, вызывающие галлюцинации, добавляя их в смесь табака и золы сожженных ядовитых насекомых. Но какие именно семена делали будущую жертву более сговорчивой?.. Я поднесла к носу полученный порошок и вдохнула его запах. Какое-то очень глубинное воспоминание о девушке, распростертой перед алтарем, промелькнуло в моем сознании, затем исчезло; придя в себя, я резко отдернула колбу от носа.
   Аромат не был похож на искомый. Вершиной безрассудства было то, что я искала аналогию между путешествием во времени и символикой смерти и воскрешения. Это было уже слишком!
   Я упала духом и, расстроенная, уронила голову на руки. Кроме цветка тюбетейки, я не нашла больше ни одного компонента из составляющих искомый порошок. Я уже испробовала все, что только было возможно, но ни на йоту не приблизилась к нужному составу, а значит, ни на шаг – к Шиа.
   Послышался звонок в дверь. Дверь должна быть закрыта. Я выпрямилась, у меня почему-то перехватило дыхание.
   – Кто там? – спросила я. Через прозрачную дверь погруженного во тьму магазина, я увидела силуэт переминавшегося с ноги наногу мужчины. Я медленно потянулась к кнопке вызова полиции.
   – Мэгги?
   В мой кабинет вошел Дэвид. Если бы я не была так напугана, я бы узнала моего Дон Жуана и почти уже бывшего мужа по его любимому одеколону «Поло».
   – Я же передавала через своего поверенного, что не желаю видеть вас. Неужели я должна поменять код на двери?
   – Нам надо поговорить.
   Его обычно безупречно постриженные волосы касались сзади воротника; для него это был верх небрежности. Такая прическа хорошо подходила бы Шиа, но Дэвида она определенно портила. Этот пижон скорее откажется от еды – даже от секса, – чем пропустит визит к парикмахеру или маникюрше. Возможно, Дэвид изменил свою прическу потому, что его новый визажист был потрясающим красавчиком с белокурыми, спускающимися ниже талии волосами.
   – Слишком поздно нам разговаривать, – сказала я, отодвигая подальше бутылочки с необычной маркировкой, чтобы он не разглядел, чем я сейчас занимаюсь.
   – Малышка, пожалуйста, я действительно страдаю. – Он выглядел настолько измученным, что я даже на мгновение задалась вопросом, не случился ли у его прапрабабушки Вестшайр еще один удар. Если удара у нее пока не было, то, скорее всего, он случится, когда старуха узнает, что я продала ее бесценное бриллиантовое кольцо всего за сотню баксов.
   – Я подумал, что ты, может быть, голодна. – И он протянул мне пакет. В воздухе разлился приятный аромат. Это были еще теплые, прямо из духовки, облитые шоколадной глазурью булочки, – мои любимые; их я обычно покупала в магазинчике неподалеку.
   – Горячих булочек явно недостаточно для того, чтобы я смогла простить вас. – Впрочем, бесполезно было разубеждать Дэвида в том, что из любой затруднительной ситуации можно выпутаться с помощью взятки; но если уж наша встреча произошла, надо, по крайней мере, попытаться извлечь из нее хоть некоторое удовольствие. Я расчистила место в конце прилавка.
   – Присаживайтесь. В вашем распоряжении, – я заглянула в пакет и насчитала четыре булочки, – пятнадцать минут. – Я взяла булочку и протянула пакет Дэвиду, но он покачал головой. Должно быть, ему много хуже, чем я подумала вначале.
   – Я словно побывал в аду, – начал он.
   Я хотела парировать, что моя жизнь оказалась не слаще; к тому же с тех пор как я увидела его с девкой под душем, я потеряла двух мужчин, на фоне которых он выглядел весьма бледно... но мне не хотелось говорить об этом, это было бы слишком для него. Он не заслуживал такой кары. Вместо этого я откусила булочку.
   – Я был у врача. – Он громко всхлипнул. – Я подцепил болезнь.
   – Что? – я замерла, перестав жевать.
   – Я обнаружил это около пяти недель назад вскоре после того, как вернулся домой без тебя.
   Сердце мое ушло в пятки. А мне казалось, что на свете не было ничего, что могло бы расстроить его. Кроме, конечно, чего-то совсем фатального.
   – Эта болезнь венерическая?
   Он внимательно изучал прилавок, будто ища на нем ответ на мои слова. Когда он наконец посмотрел на меня, в его голубых глазах читалось беспокойство. Я только однажды видела подобное выражение в его глазах это было тогда, в ванной. Наконец он ответил.
   – Это половое расстройство. Но это не то, что ты думаешь. Доктор говорит, что у меня сексуальная невоздержанность.
   Он отвел взгляд.
   – Ради Бога, Дэвид. Я думала, ты умираешь. И испугалась до полусмерти. О чем ты думал? Нет, можешь не отвечать. Тоже мне, проблема. Ты ни о ком, кроме себя, никогда не думаешь.
   Он был поражен; на мгновение мне даже показалось, что он действительно изменился – хотя бы чуть-чуть. Дэвид поднял руки, тем самым давая понять, что сдается.
   – Ты права. Я был ужасным эгоистом. Я не достоин тебя. Я всегда знал это.
   Я доела булочку и, достав еще одну из пакета, протянула ему.
   – Продолжай. Съешь булочку.
   Он придвинулся и, принимая булочку, как бы случайно притронулся к моей руке. Его прикосновение показалось мне теперь настолько же холодным и неприятным, насколько теплыми и зовущими были прикосновения Шиа.
   Я села позади него и стала наблюдать, как он ест. Многое в нем навсегда останется неизменным. Его мизинец, как всегда, изогнувшись, оттопырился в сторону.
   – Ну, расскажи мне о половой невоздержанности, которую ты приобрел.
   Он прочистил горло.
   – Это настоящая болезнь. Что-то вроде алкоголизма. – Дэвид замялся. – Я только об этом и думаю. Кажется, я никогда больше не испытаю удовлетворения.
   Я вспомнила его голодные глаза после наших занятий любовью. Это преследовало меня со дня нашей свадьбы – до того, пока я не узнала Шиа, пока всецело не отдалась ему. Я поняла тогда, что не стоит из-за этого беспокоиться. Все мои страхи остались в прошлом.
   – Это излечимо?
   Он кивнул:
   – Но нужно постоянно бывать у врача. Быть может, даже лечь в больницу.
   – Очень сожалею, что тебе придется пройти через это, Дэвид. Понимаю, как тяжело сознавать, что с тобой не все в порядке. Не знаю, что еще сказать, но это не сможет оправдать твою ложь. Я по-прежнему настаиваю на разводе.