Даг в ответ быстро обнял ее левой рукой и повернулся к Риду.
   – Ах, Рид... Твой папа хочет видеть тебя в старом амбаре. Немедленно.
   Рид посмотрел на Дага так, словно тот был ядовитой змеей, неожиданно оказавшейся там, куда Рид собирался положить руку.
   – Зачем? – с подозрением спросил он.
   – По – моему, они с Рашем многое хотят тебе сказать. – Даг склонил голову к плечу и улыбнулся Риду. Фаун решила, что никогда еще не видела менее дружелюбной улыбки. Рид в ответ открыл было рот, но спорить не стал; к облегчению Фаун, он просто вышел из кухни. Она услышала, как за ним хлопнула передняя дверь.
   Фаун откинула со лба свои непослушные кудри.
   – Куда это вы вдвоем ходили? – спросил Даг.
   – Он зачем-то потащил меня на дальнее пастбище, чтобы помочь освободить теленка, застрявшего между жердями изгороди. Только к тому времени, когда мы туда добрались, этот глупыш высвободился уже сам. Я ничего не имела против прогулки, только у меня столько еще дел! – Фаун отстранилась и оглядела Дага с ног до головы. Он часто бывал не особенно опрятен, но сейчас выглядел просто помятым. – Удалось тебе спокойно поразмыслить?
   – Да, я провел очень много объяснивший час. И не без пользы, я надеюсь.
   – Знаю я тебя! Держу пари: ты просто не способен посидеть спокойно. – Фаун отряхнула несколько кусочков коры и листья, приставшие к его рубашке, и недовольно отметила новую прореху в его штанах на колене; штаны были испачканы кровью там, где колено было поцарапано. – Шатался по лесу, конечно. Клянусь, ты столько ходил, что забыл, как остановиться. Уж не на деревья ли ты лазил?
   – Всего на одно.
   – Что за глупость – со сломанной-то рукой! – ласково принялась отчитывать Дага Фаун. – Ты хоть не свалился?
   – Нет.
   – Благодарение богам! Ты должен быть осторожнее. Надо же, лазить по деревьям! Я-то думала, что предполагаю такое в шутку. Хочу, чтобы ты знал: мне нужен неполоманный жених.
   – Я знаю, – улыбнулся Даг и огляделся. Фаун только теперь осознала, что они каким-то чудесным образом оказались наедине. Даг, похоже, подумал об этом одновременно с ней: он уселся в большое деревянное кресло у очага и привлек к себе Фаун. Девушка радостно взобралась к нему на колени и подняла голову, ожидая поцелуя. Поцелуй получился страстным, и оба ловили ртами воздух, когда их губы оторвались друг от друга.
   – Им не удастся, – ворчливо сказала Фаун, – еще долго держать нас порознь.
   – Нас не растащат, даже если привяжут к диким коням, – согласился Даг. Глаза его блестели, но улыбка стала серьезной.
   – Ты уже решила, где хочешь провести завтрашнюю ночь? Уедем или останемся?
   Фаун вздохнула и выпрямилась.
   – А ты что предпочитаешь?
   Даг губами отвел локоны со лба Фаун – прикасаться к ее лицу свои крюком он не любил. Это превратилось в ряд поцелуев, которыми он покрыл ее брови. Потом Даг задумчиво откинулся в кресле.
   – Здесь нам будет физически легче. До лагеря Хикори за день мы не доберемся, не говоря уже о двух часах завтра вечером. Если мы разобьем в пути лагерь, тебе придется все делать самой.
   – Я не возражаю против работы, – вскинула голову Фаун.
   – Дело вот в чем. Мы будем не просто заниматься любовью, мы будем творить воспоминания. Завтра такой день, который будешь помнить всю жизнь, даже когда другие дни забудутся. Так что настоящий вопрос, и единственно важный, заключается вот в чем: какие воспоминания ты хочешь унести в будущее?
   В нем говорит опыт, подумала Фаун. Лучше к нему прислушаться.
   – По крестьянскому обычаю молодожены отправляются в свой новый дом, чтобы спать под новой крышей. Вечеринка все равно продолжается. Если мы останемся, клянусь, дело кончится тем, что я до полуночи буду мыть посуду, чем мне вовсе не хотелось бы заниматься этой ночью.
   – У меня нет дома, куда я мог бы тебя увезти. У меня с собой нет даже шатра. Так что тебя ждет крыша из звезд, если не крыша из дождевых облаков.
   – На дождь не похоже. Обычно в это время года три-четыре дня держится чудесная ясная погода. Признаю, я предпочитаю комнату на постоялом дворе ночлегу в поле, но по крайней мере с тобой можно не бояться москитов.
   – Думаю, нам удастся устроиться лучше, чем в поле.
   Фаун, обдумывая его слова, сказала серьезно:
   – Этот дом для меня под завязку полон воспоминаний. Некоторые из них приятные, но многие мучительны, а мучительные воспоминания имеют привычку являться первыми. И еще: этот дом будет полон моих родственников. Завтра ночью я предпочла бы быть в месте, не связанном ни с какими воспоминаниями. – «И где не будет моего семейства».
   Даг склонил голову, показывая, что понял.
   – Так мы тогда и сделаем.
   Фаун решительно выпрямилась.
   – Кроме того, я выхожу за дозорного. В походном стиле нам и следует жить. Одеяло под звездами – это будет правильно. – Она ухмыльнулась, поцеловала Дага в шею и игриво прошептала: – Мы могли бы выкупаться в реке...
   Даг выглядел вполне готовым поддаться соблазну; в углах его глаз появились морщинки, которые Фаун так любила.
   – Искупаться в реке всегда хорошо. Чистый дозорный – это...
   – Очень необычно? – предположила Фаун. И еще она очень любила, когда в его груди отдавался глубокий смех.
   – Это счастливый дозорный, – твердо закончил Даг.
   – Мы будем собирать дрова, – продолжала Фаун, и уголки ее губ поползли вверх.
   Его губы были заняты другим. Сквозь поцелуй Даг пробормотал:
   – Разведем большой, большой костер.
   – Найдем шумных белок...
   – Эти белки – просто наказание. – Даг посмотрел на Фаун, и она удивилась: как ему удается фокусировать взгляд на таком близком расстоянии? – Если их будет целых три... Ты оптимистка, Искорка.
   Фаун хихикнула, радуясь, что у него так блестят глаза. Даг показался ей таким печальным, когда вернулся...
   К огорчению Фаун, на лестнице раздались тяжелые шаги. Приближался не то Флетч, не то Вит. Фаун вздохнула и выпрямилась.
   – Значит, едем.
   – Если только не начнется гроза.
   – Молнии и гром не удержат меня в этом доме и на день, – лихорадочно прошептала Фаун. – Пришло время мне двигаться дальше. Ты понимаешь?
   Даг кивнул.
   – Начинаю понимать, крестьяночка. Для тебя так и должно быть.
   Фаун в последний раз поцеловала Дага, прежде чем соскользнуть с его коленей, думая: «Завтра мы будем целоваться сколько захотим». Сердце ее таяло от нежности в глазах Дага, когда он неохотно выпустил ее из объятий. Любая буря не страшна, если есть такая надежная гавань, как эта улыбка.

19

   Бесконечные хозяйственные дела на следующее утро Фаун одолела с лету. Как всегда, она подоила коров, а потом, решительно размахивая палкой, заставила растерянных буренок бежать на пастбище непривычной рысцой. Практические нужды заставили отложить соблюдение правила, согласно которому жених и невеста до венчания не должны видеться в день свадьбы, до окончания завтрака, когда прибыла тетушка Роуз Блуфилд, чтобы помочь Трил с готовкой и наведением порядка, а самые близкие подруги Фаун и к тому же ее кузины Филли Блуфилд и Джинджер Ропер явились наряжать невесту.
   Первым делом нужно было как следует вымыться. Женщины отправились к колодцу, а мужчин отослали на реку. Фаун испытывала серьезные опасения насчет того, можно ли оставить Дага в его уязвимом состоянии на милость папы Блуфилда, Флетча и Вита; хорошо хоть близнецам было велено сначала переделать кучу всякой грязной работы. Пока Филли и Джинджер тащили Фаун к колодцу, она все еще продолжала выкрикивать вслед мужчинам строгие приказания не позволить лубкам Дага намокнуть. Затем последовали глупые полчаса наготы, воды и мыльной пены у колодца; мама Блуфилд принесла ради такого дела свое лучшее душистое мыло. Фаун по возвращении в спальню, где Филли и Джинджер принялись расчесывать ее волосы, с облегчением услышала шаги и голоса мужчин; Даг спокойно отдавал Виту какие-то распоряжения.
   Филли и Джинджер очень старались сделать все так, как им велела Фаун, сохранившая, впрочем, довольно смутные воспоминания о рассказах Рилы насчет свадебных обычаев Стражей Озера; Фаун только сокрушалась о том, что ее волосы слишком кудрявы и непослушны, чтобы улечься так, как, несомненно, ложились длинные пряди дозорных. Так или иначе, результат получился очень привлекательный: волосы аккуратными густыми волнами были подняты с висков вверх и сколоты в узел на темени, после чего им было позволено струиться по спине обычным бурным потоком. В маленьком ручном зеркале, которое подружки держали на расстоянии вытянутой руки, лицо Фаун выглядело поразительно благородным и взрослым, и Фаун даже заморгала от непривычного вида. Брат Джинджер этим утром проехал четыре мили до Зеркального пруда, чтобы доставить цветы, о которых его так просила Фаун: три не слишком помятые водяные лилии; теперь ими украсили волосы Фаун.
   – Мама говорила, что ты можешь получить сколько хочешь роз, – сказала Филли, склонив к плечу голову и осматривая плоды своих усилий.
   – Эти цветы больше напоминают об озере, – ответила Фаун. – Дагу они понравятся. У бедняги здесь нет ни родных, ни друзей, так что ему приходится обходиться тем же, что и местным крестьянам. Я знаю, как он огорчен тем, что не может по обычаю Стражей Озера прислать свадебные дары до венчания: у них, как я понимаю, принято делать это заранее.
   – Мама предположила, – сказала Филли, – что ни одна женщина его собственного народа не пожелала выйти за него из-за его увечья.
   Фаун предпочла не обратить внимания на скрытое осуждение ее собственного решения и только сказала:
   – Не думаю, что это так. За время службы очень многие дозорные становятся калеками. Как бы то ни было, Даг – вдовец.
   – Мой брат говорит, что близнецы рассказывали, как его конь разговаривает с ним по-человечески, когда рядом никого нет, – сообщила Джинджер.
   – Откуда они это знают, – фыркнула Фаун, – если в это время рядом никого не бывает?
   – Верно, – неохотно согласилась Джинджер, обдумав слова Фаун.
   – И к тому же это ведь говорили близнецы.
   – Они такие, – подтвердила Филли и с сожалением добавила: – Должно быть, они выдумали и историю о том, как он своей магией сделал целой стеклянную чашу, которую они разбили.
   – Э-э... нет. Про это они не выдумали, – признала Фаун. – Мама убрала ее подальше на сегодня, чтобы ее снова кто-нибудь не уронил.
   За этими словами последовало глубокомысленное молчание. Филли принялась расправлять локоны Фаун, отведя в сторону ее руку: Фаун все время пыталась пригладить непослушные кудри.
   – Он такой высокий, – с любопытством произнесла Джинджер, – а ты такая маленькая. Думаю, он расплющит тебя, как гусеницу. Да к тому же у него обе руки повреждены. Как же вы двое справитесь с делом сегодня ночью?
   – Даг очень изобретателен, – твердо ответила Фаун.
   Филли ткнула ее локтем в бок и захихикала.
   – Откуда ты знаешь, а?
   – Думаю, кое-кто уже кое-что попробовал, – ухмыльнулась Джинджер. – Чем, интересно, вы занимались целый месяц в дороге?
   Фаун вскинула голову и фыркнула:
   – Не ваше дело, – но не смогла тут же не добавить самодовольно: – Должна сказать, что после него возвращаться к крестьянским парням не захочется. – Это высказывание вызвало новый приступ смеха, впрочем, быстро стихшего: в комнату вошла Нетти.
   Джинджер подвинула для нее стул к скамье, на которой сидела Фаун, и Нетти положила на нее завернутый в полотно сплетенный браслет; Дагу его браслет она уже отдала – вместе с подарком от себя.
   – Понравилась ему свадебная рубашка? – спросила Фаун, немного сожалея о том, что не может задать Нетти вопрос: «Как рубашка на нем выглядела?»
   – О да, голубушка, он был очень доволен. Даже тронут, по-моему. Даг сказал, что никогда в жизни не носил ничего подобного, и удивился, как это мы сумели изготовить ее так быстро и втайне. И еще он сказал, что теперь испытывает облегчение, потому что понял, зачем вы, девушки, его обмеряли вчера – похоже, это его изрядно тревожило. – Нетти развернула полотно; темная тесьма лежала у нее на коленях, и золотые бусины придавали браслету богатый и законченный вид.
   – Где он носит свой браслет? И где мне полагается носить мой?
   – Он говорит, что обычно, если человек не левша, он носит браслет на левом запястье, и наоборот, естественно, если левша. Даг наденет свой на левую руку повыше протеза. Даг говорит, что когда придет время наложения уз, он сядет, а ты встанешь лицом к нему, так что я смогу завязать ваши браслеты без особых трудностей.
   – Хорошо, – с сомнением протянула Фаун, пытаясь представить себе эту картину. Она протянула левую руку и позволила Нетти обернуть ее несколько раз тесьмой и завязать красивым узлом. Бусины очень изящно свешивались с концов тесьмы, и Фаун повертела рукой, чтобы почувствовать, как они скользят по коже. Часть ее тайной сути была заключена в браслете, вплетенная в него вместе с кровью: так сказал Даг; Фаун могла только поверить ему на слово.
   Потом настало время надевать платье – нарядное зеленое хлопчатобумажное платье, выстиранное и тщательно выглаженное ради такого случая; другое нарядное платье Фаун было из теплой шерсти и предназначалось для зимних холодов. Даг должен был запомнить зеленое платье с той ночи в Глассфордже, когда он так нежно и торопливо снял его с Фаун, словно разворачивая подарок, – но это останется их тайной; впрочем, Фаун надеялась, что вид платья воодушевит Дага. Филли и Джинджер совместными усилиями осторожно надели платье через голову Фаун, стараясь не испортить прическу и не помять лилии.
   Раздался стук в дверь, но посетитель не стал ждать разрешения войти; это оказался Вит, заморгавший при виде Фаун. Он открыл было рот, чтобы отпустить свою обычную обидную шуточку, но вовремя передумал и просто смущенно улыбнулся.
   – Даг спрашивает: как насчет оружия? – сообщил он, раскрывая причину своего появления: он оказался посланцем. – Он вроде хочет надеть все... то есть все одновременно. Он говорит, что так дозорный показывает, что приносит в шатер своей новобрачной. А Флетч говорит, что на свадьбе никто оружия не носит – так просто не делается. Папа говорит, что он не знает, как лучше. Так что Даг говорит: спросите Фаун, и он так и сделает.
   Фаун хотела ответить: «Конечно, это же его свадьба, он должен соблюсти некоторые свои обычаи», но вместо этого осторожно поинтересовалась:
   – А о скольких видах оружия идет речь?
   – Ну, во-первых, тот большой мясницкий резак, который он называет своим боевым ножом. Потом еще нож, который он носит в сапоге, и еще один, который он, похоже, иногда пристегивает к бедру. Зачем ему три ножа, когда у него всего одна рука, я не знаю. И есть еще этот его забавный лук и колчан со стрелами, в котором тоже торчат какие-то маленькие ножи. Даг расстроен, что у него нет с собой меча – того, который он получил по наследству от своего папы в лагере, и еще пики или чего-то вроде для сражения верхом – ее тоже у него с собой нет... к счастью.
   Джинджер и Филли выслушали это длинное перечисление, разинув рты.
   Вит кивнул им, показывая, что вполне разделяет их чувства, и закончил:
   – Не иначе как он весь будет звякать на каждом шагу и, не дай бог, еще свалится в воду по пути на свадьбу... – Брови Вита поползли вверх в мрачном предвкушении. – Думаешь, он кого-нибудь со всем этим арсеналом убил? Не иначе как должен был... Уж такая у него страшноватая коллекция шрамов – я видел, когда мы мылись. Правда, по-моему, у него было много времени, чтобы их насобирать. – Еще мгновение подумав, Вит добавил: – Как тебе кажется, он нервничает перед свадьбой? Он этого, ясное дело, не показывает, да только с ним никогда не разберешь.
   С таким помощником, как Вит, едко подумала Фаун, удивительно, как это Даг до сих пор не взбесился.
   – Скажи ему... – язык Фаун застрял между «да» и «нет»: слишком хорошо она помнила убийства, которые Даг совершил своим оружием, – скажи ему, чтобы взял только боевой нож. – На случай, если Даг все-таки нервничает, нож послужит ему утешением. – Скажи ему, что этот нож заменит все остальное, ладно? Мы поймем.
   – Ладно. – Вит не ушел сразу же, а еще постоял, почесывая затылок.
   – Рубашка хорошо ему подошла? – спросила Фаун.
   – Ага, кажется, подошла...
   – Тебе кажется? Ты что, не видел? Ах да, ведь тебя спрашивать без толку...
   – Она очень даже ему понравилась. Он все трогал ее кончиками пальцев, которые торчат из лубка: вроде как ему приятно ее гладить. Но только вот что ты мне объясни: знаешь, я помогал ему расстегивать и застегивать штаны – так как вообще он справлялся с ними всю прошлую неделю? Я ж ни разу не видел, чтобы он разгуливал с расстегнутыми штанами, а каким бы колдуном он ни был, по нужде же должен он когда-то ходить...
   – Вит, – сказала Фаун, – уйди!
   Джинджер и Филли, получив пищу для размышлений и глядя на вспыхнувшую Фаун, принялись хихикать.
   – Дело в том, – продолжал Вит, никогда не отличавшийся способностью понимать намеки, – я точно знаю: ни я, ни Флетч, ни папа ему не помогали – и уж тем более этого не делали близнецы, которые его не слишком обожают. Наверное, это могла быть Нетти, но на самом деле я думаю, что скорее все же ты... ай! – Тирада Вита закончилась воплем, когда Нетти твердой рукой огрела его своей палкой.
   – Вит, – сказала Нетти, – если ты сам не найдешь себе дела, его тебе найду я. И не вздумай приставать к дозорному Фаун со своими догадками, иначе будешь иметь дело со мной: ведь я-то завтра никуда не уеду.
   Наконец-то укрощенный Вит тут же убрался, умиротворяюще бормоча: «Ладно, скажу: только нож».
   Снаружи донесся скрип колес и удары копыт: к дому подъезжало все больше тележек, гости обменивались приветствиями. Фаун чувствовала себя очень странно: она смирно сидела в комнате, вместо того чтобы бегать и помогать родителям...
   В спальню, вытирая о передник руки, вошла мама Блуфилд и сказала:
   – Шеп Сойер с женой только что прибыли – последними. Солнце уже почти в зените, так что можем начинать в любой момент.
   – Даг готов? С ним все в порядке?
   – Он чистый и одет опрятно, выглядит совершенно спокойным и к тому же Вит уже дважды по его просьбе менял крюк на парадную руку и обратно.
   Фаун обдумала услышанное.
   – И в пользу чего он решил в конце концов?
   – Когда я в последний раз его видела, был ввинчен крюк.
   – Хм-м... – Означало ли это, что Даг почувствовал себя свободнее и решил позволить себе при незнакомых людях остаться с крюком – или наоборот, обеспокоен и предпочел сохранить самое полезное орудие и возможное оружие? – Что ж, скоро все закончится. Я не собиралась подвергать его таким испытаниям, когда согласилась остановиться здесь.
   Мама кивнула кузинам Фаун, Джинджер и Филли.
   – Девочки, оставьте нас на минутку.
   Нетти поднялась на ноги, поддержав тем самым просьбу Трил.
   – Пойдемте, цыплятки, дадим новобрачной отдышаться и поговорить с мамой. – Она выставила подружек в свою рабочую комнату и тихо притворила за собой дверь.
   – Через несколько минут, – сказала мать Фаун, – ты станешь замужней женщиной. – В ее голосе звучали беспокойство и растерянность. – Это случится скорее, чем я ожидала... да и вообще я не ожидала, что все так сложится. Мы всегда хотели сделать как для тебя лучше, как лучше для твоего замужества. Все случилось так быстро... К свадьбе Флетча мы и то больше приготовились. – Трил нахмурилась: это казалось ей несправедливым.
   – Я рада, что для моей свадьбы приготовления оказались короткими. То, что есть, и так заставляет меня нервничать.
   – Ты уверена в своем решении, Фаун?
   – Насчет сегодня – нет. Насчет того, что будет завтра и потом, – да.
   – Нетти хранит в секрете все, что ты ей говорила... Но, знаешь, если решишь передумать, мы можем все остановить. В какой бы беде ты себя ни считала, мы как-нибудь смогли бы со всем справиться.
   – Мама, мы уже говорили об этом. Дважды. Я не беременна – чем хочешь поклянусь.
   – Есть и другие беды.
   – Для девушки, похоже, такая беда единственная, с которой люди считаются. – Фаун вздохнула. – Так сколько же человек говорит об этом, раз ты снова меня спрашиваешь?
   – Многие говорят, – признала Трил.
   – Целая куча, бьюсь об заклад, – прорычала Фаун. – Что ж, время покажет, что они ошибались, и я надеюсь, ты заставишь их проглотить их слова, когда так и окажется, – меня-то здесь не будет.
   Трил обошла вокруг Фаун и без нужды принялась поправлять ее локоны.
   – Признаю, Даг кажется славным парнем, нет, более того: хорошим человеком, но как насчет его родичей? Даже он не может обещать, что они тебе будут рады. Что, если они будут плохо с тобой обращаться?
   «Я все равно буду чувствовать себя дома». Фаун одернула себя прежде, чем эти слова сорвались с языка.
   – Я справлюсь. Я справилась с разбойниками, глиняными людьми и зловредными привидениями. Уж с родственниками-то я справлюсь. – «Ведь это же будут не мои родственники».
   – Разумно ли это?
   – Будь люди разумны, разве кто-нибудь когда-нибудь выходил бы замуж?
   – Пожалуй, нет, – фыркнула Трил. – Только если ты двинешься по дороге, конца которой не видишь, – тихо добавила она, – есть шанс, что ты повстречаешься со всякими темными вещами.
   Собравшись в сотый раз защищать свой выбор, Фаун передумала и просто ответила:
   – Это верно. – Поднявшись, она твердо заключила: – Но это моя дорога. Наша дорога. Я не могу стоять на месте и продолжать дышать. – Фаун поцеловала мать в щеку. – Я готова. Пойдем.
   Трил издала последний материнский вздох, с которым трудно было спорить, но последовала за Фаун. По дороге они захватили Нетти и Джинджер с Филли. Трил быстро еще раз оглядела кухню, наконец отложила полотенце, одернула платье и первой вошла в гостиную.
   Гостиная была набита битком, гости заполнили и холл: дядя Хок, папин брат, и тетя Роуз Блуфилд с сыном, который еще не покинул родительский дом, дядя и тетя Ропер с двумя младшими сыновьями (один из них как раз и сумел найти водяные лилии), Шеп Сойер и его жизнерадостная жена, всегда радующаяся дармовому угощению, Флетч и Кловер и родственники Кловер, близнецы, необычно добронравные, Вит, папа Блуфилд...
   И Даг, на голову выше всех, но все равно кажущийся зажатым в угол... Белая рубашка была ему к лицу. Времени на рюши и вышивку не хватило, но Нетти и тетушка Ропер придумали отделать воротник, манжеты и застежку темно-зеленым шнуром. Рукава сшили широкими – достаточно широкими, чтобы скрыть и лубок, и протез, – а к манжетам пришили по второй пуговице, чтобы потом можно было сделать их поуже. Перламутровых пуговиц хватило в обрез... Фаун накануне отобрала у Дага на некоторое время перевязь, чтобы выстирать и выгладить ее, так что теперь она не выглядела такой заскорузлой, хоть и осталась довольно потрепанной. На Даге были светлые штаны с меньшим, чем обычно, количеством заплат и пятен – тоже насильственно выстиранные накануне. Потертые ножны на левом бедре казались настолько неотъемлемой частью Дага, что были почти незаметны, несмотря на свой устрашающий размер.
   Неожиданные аплодисменты, которым было встречено появление Фаун, заставили ее покраснеть. И вдруг оказалось, что Даг не смотрит ни на кого, кроме Фаун, и все снова стало хорошо. Она подошла и встала рядом с женихом. Его правая рука, лежащая на перевязи, дрогнула, как если б Даг отчаянно хотел, но не мог взять Фаун за руку. Фаун ограничилась тем, что подвинула ногу так, чтобы касаться Дага бедром, и это прикосновение ободрило их обоих. Ощущение напряжения в комнате, где каждый пытался притвориться, будто все в порядке, и быть любезным ради Фаун, почти заставило ее пожелать, чтобы все ее родичи вернулись к своей нормальной ленивой мерзостности, но все же не совсем.
   Шеп Сойер вышел вперед, улыбнулся, откашлялся и произнес несколько коротких, давно привычных слов. К облегчению Фаун, он, взглянув на Дага, воздержался от своих обычных грубых свадебных шуточек, которые все присутствующие слышали от него так часто, что могли бы повторить наизусть. Потом он прочел брачный контракт; представители старшего поколения внимательно слушали, рассудительно кивая или поднимая брови и переглядываясь. Даг, Фаун, ее родители, три пары взрослых родственников, Флетч и Кловер подписали его, Нетти поставила крестик рядом со своим именем, после чего Шеп заверил договор своей подписью и печатью.
   Затем папа Блуфилд принес семейную книгу и открыл ее на столе, и процедура была повторена. Даг с любопытством заглядывал в книгу через плечо Фаун, и она перелистала ее немного назад, чтобы показать ему записи о рождениях, смертях, браках, передаче земли, покупках и наследствах, дойдя до записи о собственном рождении, а несколькими годами раньше – о свадьбе родителей с именами и подписями свидетелей, многие из которых уже умерли, а некоторые присутствовали и даже выполняли те же самые обязанности.
   Потом Даг и Фаун, по подсказке Шепа, произнесли свои клятвы. Накануне о них было немало споров. Дагу не нравились крестьянские обеты – все эти обещания пахать, сеять и собирать урожай в должный сезон, поскольку, по его словам, он вряд ли мог выполнять все эти обязанности, а в свадебной клятве полагается произносить лишь чистую правду. Что же касается охраны земли для своих детей, он делал это всю жизнь ради детей всех живущих. Однако Нетти объяснила ему, что эти обещания были лишь поэтическими словами о том, что пара будет заботиться друг о друге, растить детей и вместе стареть, и это успокоило Дага. Произносимые слова и в самом деле звучали в его устах странно в этом душном и тесном помещении, но его глубокий звучный голос каким-то образом придавал им такой вес, словно они обещали безопасную гавань кораблю в шторм. Голос Дага, казалось, продолжал звучать, даже когда он умолк, и на лицах всех пожилых пар появилось задумчивое выражение, словно они всматривались в собственные воспоминания. По сравнению с этим голос Фаун в ее собственных ушах прозвучал слабо и тонко, как если бы она была глупой маленькой девчонкой, играющей во взрослую игру и не способной никого убедить.