Страница:
заградотряды, отряды по пресечению дезертирства из Красной Армии, спецотряды
ЧК. Столь огромное количество иностранцев в армии "суверенной" страны более
всего говорит о том, насколько "Советская республика" была суверенна.]. В те
годы никто из этого особых тайн не делал. Немецкие солдаты и офицеры,
свободные от службы, разгуливали по Петрограду и Москве, работали казино для
немецких офицеров, издавались газеты. И чтобы ни у кого не было никаких
сомнений, немецкий генерал Кирхбах, давая во Пскове интервью корреспонденту
еще не запрещенной газеты "Речь", на вопрос: "Возможно ли занятие немецкими
войсками Петрограда и Москвы?", - с "нордической" прямотой ответил: "Да,
если возникнет угроза большевистскому режиму".
Итак, триста тысяч "воинов-интернационалистов", обрастая по ходу дела
подонками из местного населения, эффективно обеспечивали уничтожение
русского государства. Численно они даже превосходили немецкие оккупационные
силы, которые смогло выделить германское командование для контроля над
уступленными по Брестскому договору территориями. Эти силы составляли
примерно 280 тысяч человек, сведенные в 43 пехотных и семь кавалерийских
дивизий с артиллерийским парком в 108 тяжелых и 1614 полевых орудий. Около
2000 моряков должны были взять под контроль бывший русский флот, основная
часть которого по договору передавалась немцам. Адмирал Щастный увел флот из
Гельсингфорса в Кронштадт, поставив Ленина в совершенно идиотское положение
перед своими хозяевами, за что и был расстрелян.
Одессу и прилегающие к ней районы заняла 2-я восточная
австро-венгерская армия под командованием генерала Бем-Эрмолит. Три корпуса
этой армии развернули оккупационные штабы в Одессе, Херсоне и
Каменец-Подольске. Немецкая группа армий "Киев" под командованием сначала
генерала Линзингена, а потом генерал-фельдмаршала Эйхгорна, взявшего затем
общее командование над всеми оккупационными силами, заняла огромную
территорию, охватывающую всю Украину, Крым, область Войска Донского, южную
часть Белоруссии и прибрежные районы Грузии. Шесть корпусов группы армий
"Киев" развернули оккупационные штабы в Гомеле, Новоград-Волынске, Киеве,
Харькове, Таганроге и Симферополе. К северу от Полесья оккупацию
осуществляли 10-я армия, армейская группа "Д" и 8-я армия со штабами в
Минске, Двинске, Риге, Ревеле и Выборге. Командовал немецкими войсками на
северо-западном направлении знаменитый генерал фон дер Гольц, в прошлом
командир дивизии "железных гренадер" 25 мая 1918 года немцы высадили
трехтысячный десант в Поти, а 10 июня германские войска вошли в Тифлис.
Через несколько дней 58-й Берлинский пехотный полк форсировал Керченский
пролив, захватил Тамань. Уже существовали планы захвата Сибирской железной
дороги и "целесообразной организации в германских интересах" Хивы, Бухары,
Туркестана и Мерва.
Немецким войскам открывался прямой путь в Индию. От перспектив
захватывало дух. Казалось бы, исполнялись самые необузданные мечты, налицо
была новая всемирная империя, которая не спилась даже Наполеону, а к тому же
с центром не в Париже, а в Берлине. Но не хватало сил, чтобы освоить все
отданные большевиками районы бывшей Российской Империи. Мясорубка Западного
фронта полностью истощила резервы, а имеющихся в наличии 280 тысяч
военнослужащих явно было недостаточно. В штабе фельдмаршала Эйхорна часто
возникал искус отозвать с контролируемой большевиками территории сотни тысяч
своих солдат, сменивших кайзеровские каски на нечто, похожее по стилю на
"буденовки". Они тем более были нужны, что поднаторели в грабежах и
конфискациях. Но искус приходилось подавлять. Ленинскими методами немцы
действовать не решались, да и кайзеровская Ставка не давала разрешения на
использование "интернационалистов".
Не решаясь действовать по-большевистски, немцы тем не менее действовали
собственными методами, которые хотя и были не столь "разбойными", но
достаточно настойчивыми, последовательными и безоговорочными. Только до 31
июля 1918 года немцы вывезли из оккупированных областей 60 миллионов пудов
зерна и продуктов его переработки, фуража и семян масличных культур, 500
миллионов штук яиц, 2 миллиона 750 тысяч пудов рогатого скота живым весом,
полтора миллиона пудов картофеля и овощей. Кроме этого, в задыхающийся от
английской блокады рейх было отправлено 3, 5 миллионов пудов железной руды,
42 миллиона пудов марганцевой руды и ежемесячно по 300 вагонов специальных
сортов леса. Вывозились даже тряпье и металлолом. Вывозить было что.
Бомбардировка Севастополя немецким линейным крейсером "Гебен",
втянувшего тем самым Турцию в войну против России на стороне Германии, почти
наглухо отрезала Россию от союзников, так как следствием стало закрытие
проливов. Русской внешней торговле был нанесен страшный удар: русский
экспорт упал на 98%, импорт - на 95%, что явилось одной из главных причин
военного перенапряжения России и ее конечного крушения в крови и хаосе.
Продукция, предназначенная для вывоза, в течение трех лет оседала на
складах, и была теперь захвачена немцами и большевиками. "Еще никогда с
момента изобретения корабельного компаса, - вспоминал Черчилль, - действия
одного боевого корабля не приводили к столь грандиозным и страшным
последствиям, как действия немецкого крейсера "Гебен" в августе-октябре 1914
года". Доблестный "Гебен" все годы войны, не имея дока и даже причала,
держал в напряжении русский Черноморский флот и, как бы демонстрируя свой
триумф, пришел летом 1918 года в захваченный немецкими войсками Севастополь,
где и прошел впервые за всю войну доковый ремонт, ибо немцам было передано
все оборудование базы в целости и сохранности. Кто бы мог это представить
хотя бы в 1917 году?!
С территории, захваченной большевиками, таким же потоком шли в Германию
эшелоны. К причалам Петроградского порта подходили немецкие торговые суда,
таинственные шведские и норвежские пароходы, какие-то непонятные транспорты
под флагами частных владельцев из Дании, США и Аргентины, "липовые"
госпитальные суда под флагами Красного Креста Швейцарии. Район порта был
наглухо оцеплен ЧОНом. За излишнее любопытство полагался расстрел на месте.
Загнанный в Северном море на свои базы и не решавшийся высунуться оттуда в
страхе перед англичанами, немецкий флот господствовал на Балтике,
обеспечивая перевозки, хотя кишащее минами море (обе стороны за годы войны
выставили на Балтике более 120 тысяч мин) было очень опасно, и только весьма
веские причины могли заставить судовладельцев посылать свои транспорты в
полумертвый порт Петрограда.
Зато бесперебойно действовали железные дороги, связывая республику
"Советов и пролетарской диктатуры" с Германией через захваченные немецкими
войсками территории Польши, Белоруссии и Прибалтики. Действовала и северная
железнодорожная ветка до Гельсингфорса и далее на Скандинавские страны.
Чтобы обеспечить бесперебойное действие железных дорог, немцы вынуждены были
поставить большевикам 50 тысяч тонн угля. Вечером 18 апреля 1918 года на
"пограничной" станции Орша встретились два поезда: один двигался в Москву с
персоналом германского посольства во главе с графом Мирбахом, другой вез в
Берлин сотрудников "полпредства рабоче-крестьянского правительства". Состав
"полпредства" был очень интересным. Возглавлял его А. А. Иоффе - личность,
мягко говоря, весьма любопытная. Родившись в 1883 году, он в начале 1900-х
годов попал под гипнотическое обаяние знаменитого Парвуса и, пройдя школу
своего великого учителя, отлично понял весьма простую истину, что, прежде
чем совершить мировую революцию, нужно сначала собрать достаточно денег на
ее проведение. Вместе с Троцким, Урицким, Володарским и Ганецким. Иоффе
представлял "гвардию" Парвуса при Ленине, осуществляя до октября 1917 года
прямую связь с немцами, а затем фактически возглавляя "советскую" делегацию
на мирных переговорах в Брест-Литовске. И, естественно, именно он был послан
в Берлин, где помимо всего прочего, его ждала встреча с любимым учителем -
Парвусом.
Вместе с ним в составе "полпредства" ехал Я. С. Ганецкий - правая рука
Ленина в годы прозябания "вождя" в Кракове, где его, как известно,
арестовали в первые дни войны как русского шпиона. Именно Ганецкий,
бросившись в Берлин, поднял на ноги "социал-демократов" в германской столице
и Вене, добившись не только освобождения Ленина, но и его переброски в Цюрих
экстренным поездом [Железнодорожная связь между Австро-Венгрией и Швейцарией
была прервана с началом военных действий.]. В 1915 году Ганецкий был вызван
Парвусом в Стокгольм, откуда направлялась вся подрывная деятельность
немецкой разведки против России. В марте 1917 года по договоренности Ленина
с Парвусом Ганецкий временно остается в Стокгольме в составе так называемого
"заграничного бюро ЦК", в чью задачу входил бесперебойный перевод денежных
средств от немцев в Россию - большевикам. С помощью Парвуса Ганецкий
завязывал многочисленные контакты с иностранными банками. После октябрьского
переворота он был назначен главным комиссаром банков и членом коллегии
Народного комиссариата финансов, то есть входил в руководство учреждений,
которые командовали грабежами и принимали награбленное, ведя его учет на
контролируемой территории. ("Социализм - это учет").
Третьим в состав полпредства входил знаменитый Красин, которого,
казалось бы, не надо представлять, если бы о нем за последние 75 лет было
написано хоть одно слово правды. Одаренный инженер, он имел душу и навыки
профессионального преступника, а потому чутьем и интуицией тянулся к
большевикам. Во время революции 1905 года совместно с людьми Парвуса он
участвовал в ограблении Петербургского отделения Волжско-Камского банка,
присвоив значительную сумму денег, что вызвало неудовольствие Парвуса.
Однако Парвусу вскоре пришлось срочно бежать за границу, а Красин
остался в России, развив между двумя революциями кипучую деятельность.
Диапазон его увлечений мог бы составить несколько томов уголовного дела: от
организации налетов на банковские фургоны и подготовки к выводу из строя
всей столичной кабельной электрической сети до изготовления фальшивых денег
и тривиального убийства полицейских. Дерзкий и решительный авантюрист,
любивший рискованные действия, Красин разочаровался в Ленине, открыто
издеваясь над приходящими из Цюриха его статейками, призывавшими к революции
в Швейцарии. Когда в Петроград прибыл известный Георгий Соломон с целью
собрать средства для бедствующего в эмиграции вождя мирового пролетариата
(Парвус специально ограничивал Ленина в средствах, чтобы злее был в нужный
момент), Красин, выслушав Соломона, вынул бумажник и протянул тому две
пятирублевых бумажки. Соломон с возмущением отказался, заявив Красину, что
обойдутся и без него. "Как хотите, - пожал плечами Красин, пряча банкноты
обратно в бумажник, дружелюбно при этом заметив Соломону. - Не сердитесь,
Георгий, Ленин не заслуживает помощи. Он охвачен манией разрушения и
непредсказуем. Никто не знает, какая мысль родится завтра в его татарской
башке. Шел бы он к черту. Давайте лучше пообедаем".
Однако Ленин после переворота, уничтожив всю торговлю в стране,
Наркомом торговли почему-то назначил именно Красина. В наркомат Красина
стекались конфискованные деньги и товары как из крупных купеческих фирм с
миллионными оборотами, так и из мелких лавок и мастерских, успевших
наторговать всего рублей на 300. Деньги и ценности передавались в Народный
банк и основанный при нем "золотой фонд", а товары - на склады,
переполненные до крыш из-за вызванного войной застоя во внешней торговле.
Красин был одним из соавторов системы "закрытых складов", которая
заключалась в том, что даже когда, казалось бы, в стране есть все
необходимое, ничего не продавалось, а только распределялось. Эта система
жива и в наши дни, действуя с той же эффективностью. Разница только в том,
что в те годы доведенные голодом и нуждой до отчаянья люди решались на штурм
складов, во время которого их безжалостно расстреливали из пулеметов, после
чего расстрел каждого в отдельности оформлялся как приговор ревтрибунала.
Правда, склады были не безразмерны. Время от времени испортившиеся продукты
приходилось под покровом ночи и под строгой охраной вывозить на свалку, где
их заливали известью, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь ими не воспользовался.
По дороге кое-что, конечно, разворовывалось и появлялось на черном рынке. От
гнилых продуктов вспыхивали эпидемии, в которых, естественно, обвиняли
спекулянтов.
Впрочем, склады надеялись вскоре разгрузить, для чего Красин и
направлялся в Германию.
Самой замечательной личностью из всех, направляемых в Берлин, был
четвертый сотрудник "полпредства" - Вячеслав Менжинский. По личному указанию
Ленина он должен был занять пост генерального консула РСФСР в немецкой
столице. Вячеслав Менжинский - наиболее зловещая фигура в большевистской
верхушке. Первый заместитель "железного Феликса", один из наиболее
кровожадных вампиров из коллегии ВЧК, он вместе с тем занимал пост Наркома
финансов и был одним из главных комиссаров "народного банка". Интересное
сочетание должностей, не правда ли? Одной рукой грабим и убиваем, второй -
оприходуем и прячем. И важными, видимо, были причины, заставившие
Менжинского бросить в России свои многотрудные и прибыльные дела и
отправиться в Берлин [В июле 1916 году Менжинский опубликовал в парижской
эмигрантской газете "Наше Эхо" весьма интересную статью о Ленине, в которой
писал: "Ленин - это политический иезуит, который в течение многих лет лепит
из марксизма все, что ему нужно для данного момента. Ныне он уж совершенно
запутался в своих теориях... Ленин - это незаконнорожденное дитя русскою
абсолютизма, считающий себя единственным претендентом на русский престол,
когда тот станет вакантным... Если он когда-нибудь получит власть то
наделает глупостей не меньше, чем Павел I... Ленинисты - это даже не
фракция, а какая-то секта или клан партийных конокрадов, пытающихся
щелканьем своих кнутов заглушить голос пролетариата". Странная компания
собралась в Кремле!]. На Силезском вокзале Берлина делегацию вместе
какими-то мелкими клерками из Германского МИДа встречал сам великий Парвус.
Значение этого человека в судьбе России столь велико, а знают о нем
настолько мало, что это даже обидно, поскольку именно Парвус был учителем и
наставником Ленина, первым гениально угадавший в Ильиче именно того
человека, чья безумная энергия сокрушения позволит осуществить его, Парвуса,
глобальные планы фантастического обогащения. Ибо, надо честно признать,
черной работы Парвус не любил, хотя ему и пришлось ею как-то заниматься в
1905 году. Считается, что настоящая фамилия Парвуса - Гельфанд, хотя
последние данные заставляют в этом усомниться. У международных авантюристов
такого масштаба очень трудно докопаться до настоящей фамилии. Он был на три
года старше Ленина, родился в 1867 году в городе Березино Минской губернии.
Детство свое провел в Одессе, где в 1885 году окончил гимназию, а затем
уехал в Германию для продолжения образования. В 1891 году Парвус закончил
Базельский университет по курсу экономики и финансов, после чего несколько
лет проработал в различных банках Германии и Швейцарии. Увлекся Марксом.
Видимо, первым понял возможность использования марксистской и
псевдомарксистской фразеологии для прикрытия каких угодно политических и
военных преступлений. С упоением изучал историю России, состояние ее
хозяйства и финансов. Обратил внимание на глубокий антагонизм, раздирающий
все слои русского общества и предвидел полную беспомощность и беззащитность
этого общества, если оно лишится очень тонкого образованного слоя,
состоящего из дворянства и интеллигенции; он произвел огромное впечатление
на Ленина.
Парвус был единственным человеком в "социал-демократической" среде, с
которым Ленин не решался полемизировать, хотя на всех прочих налетал боевым
петухом, если они осмеливались как-то иначе, чем он, трактовать марксизм,
никогда не стесняясь при этом в выражениях. "Холуй, лакей, наймит, подонок,
проститутка, предатель" - вот основной набор ленинских
литературно-полемических приемов в спорах с правыми, и с виноватыми.
Однако Парвуса, которого вождь ненавидел, пожалуй, больше всех других,
вместе взятых, он не осмеливался задеть никогда ни устно, ни в печати.
Напротив, внимательно прислушиваясь, часто восклицал: "Вздор!
Архиреакционно! Но если посмотреть диалектически, то это и есть практический
марксизм!". Практический марксизм по Парвусу сводился к следующему:
достижение мирового господства, называемого на марксистском жаргоне "мировой
революцией", возможно только одним способом: взятием под контроль мировой
финансовой системы. Он считал, что для этого совсем не обязательно ломать
старую, то есть существующую финансовую систему, а достаточно только,
внедрившись в нее, взять ее постепенно под собственный контроль и обратить
на осуществление своих целей. Это возможно только при условии захвата
какой-нибудь более-менее богатой страны и, обратив в деньги все ее
богатства, все движимое и недвижимое имущество, навязать ее народу чистый
платоновский социализм (то есть худший вид рабства), а полученные таким
образом средства вложить в мировую финансовую систему. И если сумма будет
достаточно большой, с ее помощью навязать миру и соответствующую идеологию.
("Архиреакционно!"). Естественно, будет необходим массовый и беспощадный
террор, но широчайший простор для его маскировки дает умелое использование
таких выражений, как "пролетарская диктатура", "классовая борьба",
"отживающие классы", "всеобщее равенство", "полная свобода" и продуманная
тактика действий по простой схеме: "достижение успеха, закрепление успеха,
развитие успеха". В своих рядах необходима строжайшая дисциплина, ни
малейшей тени раскола, абсолютная тайна жизни руководящего звена и его
постепенное обожествление. ("Архиреакционно! Но если посмотреть
диалектически...").
Это еще не были постановления и директивы, указы и декреты, секретные и
совершенно секретные инструкции с угрозами смертной казни в случае
разглашения. Это были разговоры в уютных кафе или на вечеринках, где высшим
героизмом считалось сыграть на фортепьяно "Варшавянку" или декларировать
общие фразы типа "Долой самодержавие!". Но "сценарий" уже наговаривался.
Расхождения возникли сразу. Если Парвус считал, что лучшей страны для
первоначального осуществления плана, чем Россия, даже придумать невозможно,
то Ленин был категорически против. Ленин считал, что в России ничего
невозможно, а Парвус, напротив, был убежден, что в России возможно все, даже
невозможное. И когда тысячелетний русский дуб закачался, подрубленный
жестокими и унизительными поражениями русско-японской войны, Парвус сразу же
оценил обстановку, народ, веками воспитываемый имперскими лозунгами
блистательных побед и легкомысленной воинственности, не простит режиму столь
постыдного военного разгрома, полностью поглотившего гордость империи - ее
огромный флот, половина которого попала в плен и красовалась под японскими
флагами. Тут не нужно было быть марксистом. Достаточно было помнить слова
Герцена: "Благословенны поражения в войнах, а не победы в них... Ибо самые
крепкие цепи для народа куются из победных мечей".
Получив от японцев первые два миллиона фунтов стерлингов, Парвус, не
теряя времени, стал духовным вождем и руководителем революции 1905 года. (Из
японских денег и Ленину кое-что досталось: на организацию 3-го съезда РСДРП
и газету "Вперед"). Но Ленин, не веря в Россию, наблюдал из-за границы за
действиями Парвуса, ругая его вслух и восхищаясь в душе.
Методика Парвуса была четкой: революция в стране - это революция в
столице. Окраины детонируют. Он создал "Советы", взяв на себя пост
Председателя Петербургского совета. Чего стоит один его финансовый манифест!
А лозунги, разжигающие антивоенные и пораженческие настроения! А авария
"Орла", задержавшая выход 2-й Тихоокеанской эскадры! А организация шествия 9
января 1905 года, когда парвусовские боевики с деревьев Александровского
парка начали стрелять по солдатам из оцепления Зимнего дворца и привели к
знаменитому Кровавому воскресенью! Налеты на банки! Кронштадт, Севастополь,
Свеаборг! "Потемкин" и "Очаков"! Все было сделано замечательно, кроме
одного. Не начали сразу массовый террор и все проиграли в итоге. Ленин, хотя
сам ни в чем не участвовал, внимательно следил, подмечая ошибки. И еще раз
убедился: в России можно организовать бунт, беспорядки, погромы и стачки, но
построить то, что им задумано - никогда. Не та страна. Нужно начинать с
Западной Европы.
Арестованный и приговоренный к каторге Парвус сбежал с Сибирского этапа
и объявился... в Турции, став экономическим и финансовым советником
правительства младотурок. Заработав на этом поприще не один миллион, завязав
отношения со всемирным клубом международных банков и картелей, Парвус ни на
минуту не забывал и своего главного плана - сокрушения России. Не забывал,
но и не отвлекался от бурной экономической деятельности. Его финансовый
гений, по меткому выражению Троцкого, превратился из топора, подрубающего
русский дуб, в лопату садовника, подпитывающего турецкий кипарис, спасая
разваливающуюся Оттоманскую империю от экономического краха. При этом Парвус
не забывал и себя. Он основывал банки и торговые предприятия, ворочал
гигантскими суммами, когда Ленин и кучка верных ему сторонников в буквальном
смысле слова прозябали в эмиграции. Ленин жил то на "экспроприированные"
деньги (пока не посадили Камо и Кобу), то на мамины переводы (пока она была
жива), то на пожертвования друзей (пока всем не надоел), то на иждивении
добрых швейцарских социалистов, постепенно впадая в полную прострацию.
Но Парвус никогда его не забывал, ибо понимал, что никто не сможет
осуществить его план лучше Ленина.
Сараевский выстрел прозвучал для Парвуса зовущим набатом. Он мгновенно
увидел и вычислил, чем кончится для России вступление Турции в войну на
стороне Германии. С пылом страстного оратора он убеждал решительного, но
недалекого Энвера-Пашу и его "младотурков", что только воюя на стороне
Германии, Турция снова сможет возродиться как великая империя, смыв с себя
позор бесконечных поражений и капитуляций, грубых унижений и оскорблений
последних двадцати лет ее истории. За кофе и сигарами он беседует с
германским послом в Турции фон Вангенгеймом, и из далекого Константинополя
летит радиограмма, заставившая адмирала Сушона, планировавшего
самоубийственный прорыв из Средиземного моря в Северное, развернуть "Гебен"
и полным ходом спешить в Дарданеллы. Он нажимает на свои тайные кнопки - и в
Турцию идут поставки зерна, проката, станков и боеприпасов, часть груза по
дороге сгружается в Болгарии. Гений Парвуса уже сделал невозможное: против
России выступают два кровных вековых врага - Болгария и Турция, - круша все
идеи панславизма и панисламизма. Недаром друг Парвуса, Энвер-Паша - военный
министр и глава военного кабинета Турции - в итоге сбреет свои усы "а ля
кайзер", вступит в Коминтерн и сложит свою буйную голову на
советско-афганской границе в 1922 году во время какой-то очередной из
бесчисленных и бессмысленных операций ОГПУ во имя мировой революции.
Но это было только начало. Обеспечив блокаду России на юге, Парвус
снова неожиданно появляется среди "социал-демократии", ослепляя блеском
брильянтовых запонок и золотых перстней нищую русскую эмиграцию.
Его знаменитая брошюра "За демократию! Против царизма!" уже успела
наделать шума, поскольку долго молчавший Парвус осмелился вновь появиться на
ниве партийной публицистики с совершенно новой трактовкой очередных задач
"социалистического" движения, которая заставила онеметь от ужаса подавляющее
большинство его бывших товарищей по партии. Суть новой "теории" заключалась
в следующем: не надо ставить вопрос о виновниках войны и выискивать "кто
напал первым". Это неважно. Кто-то должен был напасть, поскольку мировой
империализм десятилетия готовил мировую бойню. Не следует терять время на
поиски никому не нужных причин, надо учиться мыслить социалистически: как
нам, мировому пролетариату, использовать войну и определить, на чьей стороне
сражаться? Всем известно, что самая мощная в мире социал-демократия - это
социал-демократия Германии. Если социализм будет разбит в Германии - он
будет разбит везде. Путь к победе мирового социализма - это всесторонняя
поддержка военных усилий Германии. А то, что русский царизм дерется на
стороне Антанты, яснее ясного показывает нам, - кто истинный враг
социализма. Итак, рабочие всего мира должны воевать против русского царизма.
Задача мирового пролетариата - уничтожающий разгром России и революция в
ней! Если Россия не будет децентрализована и демократизирована - опасность
грозит всему миру. А поскольку Германия несет главную тяжесть борьбы против
московского империализма, то легко сделать единственна верный вывод: ПОБЕДА
ЧК. Столь огромное количество иностранцев в армии "суверенной" страны более
всего говорит о том, насколько "Советская республика" была суверенна.]. В те
годы никто из этого особых тайн не делал. Немецкие солдаты и офицеры,
свободные от службы, разгуливали по Петрограду и Москве, работали казино для
немецких офицеров, издавались газеты. И чтобы ни у кого не было никаких
сомнений, немецкий генерал Кирхбах, давая во Пскове интервью корреспонденту
еще не запрещенной газеты "Речь", на вопрос: "Возможно ли занятие немецкими
войсками Петрограда и Москвы?", - с "нордической" прямотой ответил: "Да,
если возникнет угроза большевистскому режиму".
Итак, триста тысяч "воинов-интернационалистов", обрастая по ходу дела
подонками из местного населения, эффективно обеспечивали уничтожение
русского государства. Численно они даже превосходили немецкие оккупационные
силы, которые смогло выделить германское командование для контроля над
уступленными по Брестскому договору территориями. Эти силы составляли
примерно 280 тысяч человек, сведенные в 43 пехотных и семь кавалерийских
дивизий с артиллерийским парком в 108 тяжелых и 1614 полевых орудий. Около
2000 моряков должны были взять под контроль бывший русский флот, основная
часть которого по договору передавалась немцам. Адмирал Щастный увел флот из
Гельсингфорса в Кронштадт, поставив Ленина в совершенно идиотское положение
перед своими хозяевами, за что и был расстрелян.
Одессу и прилегающие к ней районы заняла 2-я восточная
австро-венгерская армия под командованием генерала Бем-Эрмолит. Три корпуса
этой армии развернули оккупационные штабы в Одессе, Херсоне и
Каменец-Подольске. Немецкая группа армий "Киев" под командованием сначала
генерала Линзингена, а потом генерал-фельдмаршала Эйхгорна, взявшего затем
общее командование над всеми оккупационными силами, заняла огромную
территорию, охватывающую всю Украину, Крым, область Войска Донского, южную
часть Белоруссии и прибрежные районы Грузии. Шесть корпусов группы армий
"Киев" развернули оккупационные штабы в Гомеле, Новоград-Волынске, Киеве,
Харькове, Таганроге и Симферополе. К северу от Полесья оккупацию
осуществляли 10-я армия, армейская группа "Д" и 8-я армия со штабами в
Минске, Двинске, Риге, Ревеле и Выборге. Командовал немецкими войсками на
северо-западном направлении знаменитый генерал фон дер Гольц, в прошлом
командир дивизии "железных гренадер" 25 мая 1918 года немцы высадили
трехтысячный десант в Поти, а 10 июня германские войска вошли в Тифлис.
Через несколько дней 58-й Берлинский пехотный полк форсировал Керченский
пролив, захватил Тамань. Уже существовали планы захвата Сибирской железной
дороги и "целесообразной организации в германских интересах" Хивы, Бухары,
Туркестана и Мерва.
Немецким войскам открывался прямой путь в Индию. От перспектив
захватывало дух. Казалось бы, исполнялись самые необузданные мечты, налицо
была новая всемирная империя, которая не спилась даже Наполеону, а к тому же
с центром не в Париже, а в Берлине. Но не хватало сил, чтобы освоить все
отданные большевиками районы бывшей Российской Империи. Мясорубка Западного
фронта полностью истощила резервы, а имеющихся в наличии 280 тысяч
военнослужащих явно было недостаточно. В штабе фельдмаршала Эйхорна часто
возникал искус отозвать с контролируемой большевиками территории сотни тысяч
своих солдат, сменивших кайзеровские каски на нечто, похожее по стилю на
"буденовки". Они тем более были нужны, что поднаторели в грабежах и
конфискациях. Но искус приходилось подавлять. Ленинскими методами немцы
действовать не решались, да и кайзеровская Ставка не давала разрешения на
использование "интернационалистов".
Не решаясь действовать по-большевистски, немцы тем не менее действовали
собственными методами, которые хотя и были не столь "разбойными", но
достаточно настойчивыми, последовательными и безоговорочными. Только до 31
июля 1918 года немцы вывезли из оккупированных областей 60 миллионов пудов
зерна и продуктов его переработки, фуража и семян масличных культур, 500
миллионов штук яиц, 2 миллиона 750 тысяч пудов рогатого скота живым весом,
полтора миллиона пудов картофеля и овощей. Кроме этого, в задыхающийся от
английской блокады рейх было отправлено 3, 5 миллионов пудов железной руды,
42 миллиона пудов марганцевой руды и ежемесячно по 300 вагонов специальных
сортов леса. Вывозились даже тряпье и металлолом. Вывозить было что.
Бомбардировка Севастополя немецким линейным крейсером "Гебен",
втянувшего тем самым Турцию в войну против России на стороне Германии, почти
наглухо отрезала Россию от союзников, так как следствием стало закрытие
проливов. Русской внешней торговле был нанесен страшный удар: русский
экспорт упал на 98%, импорт - на 95%, что явилось одной из главных причин
военного перенапряжения России и ее конечного крушения в крови и хаосе.
Продукция, предназначенная для вывоза, в течение трех лет оседала на
складах, и была теперь захвачена немцами и большевиками. "Еще никогда с
момента изобретения корабельного компаса, - вспоминал Черчилль, - действия
одного боевого корабля не приводили к столь грандиозным и страшным
последствиям, как действия немецкого крейсера "Гебен" в августе-октябре 1914
года". Доблестный "Гебен" все годы войны, не имея дока и даже причала,
держал в напряжении русский Черноморский флот и, как бы демонстрируя свой
триумф, пришел летом 1918 года в захваченный немецкими войсками Севастополь,
где и прошел впервые за всю войну доковый ремонт, ибо немцам было передано
все оборудование базы в целости и сохранности. Кто бы мог это представить
хотя бы в 1917 году?!
С территории, захваченной большевиками, таким же потоком шли в Германию
эшелоны. К причалам Петроградского порта подходили немецкие торговые суда,
таинственные шведские и норвежские пароходы, какие-то непонятные транспорты
под флагами частных владельцев из Дании, США и Аргентины, "липовые"
госпитальные суда под флагами Красного Креста Швейцарии. Район порта был
наглухо оцеплен ЧОНом. За излишнее любопытство полагался расстрел на месте.
Загнанный в Северном море на свои базы и не решавшийся высунуться оттуда в
страхе перед англичанами, немецкий флот господствовал на Балтике,
обеспечивая перевозки, хотя кишащее минами море (обе стороны за годы войны
выставили на Балтике более 120 тысяч мин) было очень опасно, и только весьма
веские причины могли заставить судовладельцев посылать свои транспорты в
полумертвый порт Петрограда.
Зато бесперебойно действовали железные дороги, связывая республику
"Советов и пролетарской диктатуры" с Германией через захваченные немецкими
войсками территории Польши, Белоруссии и Прибалтики. Действовала и северная
железнодорожная ветка до Гельсингфорса и далее на Скандинавские страны.
Чтобы обеспечить бесперебойное действие железных дорог, немцы вынуждены были
поставить большевикам 50 тысяч тонн угля. Вечером 18 апреля 1918 года на
"пограничной" станции Орша встретились два поезда: один двигался в Москву с
персоналом германского посольства во главе с графом Мирбахом, другой вез в
Берлин сотрудников "полпредства рабоче-крестьянского правительства". Состав
"полпредства" был очень интересным. Возглавлял его А. А. Иоффе - личность,
мягко говоря, весьма любопытная. Родившись в 1883 году, он в начале 1900-х
годов попал под гипнотическое обаяние знаменитого Парвуса и, пройдя школу
своего великого учителя, отлично понял весьма простую истину, что, прежде
чем совершить мировую революцию, нужно сначала собрать достаточно денег на
ее проведение. Вместе с Троцким, Урицким, Володарским и Ганецким. Иоффе
представлял "гвардию" Парвуса при Ленине, осуществляя до октября 1917 года
прямую связь с немцами, а затем фактически возглавляя "советскую" делегацию
на мирных переговорах в Брест-Литовске. И, естественно, именно он был послан
в Берлин, где помимо всего прочего, его ждала встреча с любимым учителем -
Парвусом.
Вместе с ним в составе "полпредства" ехал Я. С. Ганецкий - правая рука
Ленина в годы прозябания "вождя" в Кракове, где его, как известно,
арестовали в первые дни войны как русского шпиона. Именно Ганецкий,
бросившись в Берлин, поднял на ноги "социал-демократов" в германской столице
и Вене, добившись не только освобождения Ленина, но и его переброски в Цюрих
экстренным поездом [Железнодорожная связь между Австро-Венгрией и Швейцарией
была прервана с началом военных действий.]. В 1915 году Ганецкий был вызван
Парвусом в Стокгольм, откуда направлялась вся подрывная деятельность
немецкой разведки против России. В марте 1917 года по договоренности Ленина
с Парвусом Ганецкий временно остается в Стокгольме в составе так называемого
"заграничного бюро ЦК", в чью задачу входил бесперебойный перевод денежных
средств от немцев в Россию - большевикам. С помощью Парвуса Ганецкий
завязывал многочисленные контакты с иностранными банками. После октябрьского
переворота он был назначен главным комиссаром банков и членом коллегии
Народного комиссариата финансов, то есть входил в руководство учреждений,
которые командовали грабежами и принимали награбленное, ведя его учет на
контролируемой территории. ("Социализм - это учет").
Третьим в состав полпредства входил знаменитый Красин, которого,
казалось бы, не надо представлять, если бы о нем за последние 75 лет было
написано хоть одно слово правды. Одаренный инженер, он имел душу и навыки
профессионального преступника, а потому чутьем и интуицией тянулся к
большевикам. Во время революции 1905 года совместно с людьми Парвуса он
участвовал в ограблении Петербургского отделения Волжско-Камского банка,
присвоив значительную сумму денег, что вызвало неудовольствие Парвуса.
Однако Парвусу вскоре пришлось срочно бежать за границу, а Красин
остался в России, развив между двумя революциями кипучую деятельность.
Диапазон его увлечений мог бы составить несколько томов уголовного дела: от
организации налетов на банковские фургоны и подготовки к выводу из строя
всей столичной кабельной электрической сети до изготовления фальшивых денег
и тривиального убийства полицейских. Дерзкий и решительный авантюрист,
любивший рискованные действия, Красин разочаровался в Ленине, открыто
издеваясь над приходящими из Цюриха его статейками, призывавшими к революции
в Швейцарии. Когда в Петроград прибыл известный Георгий Соломон с целью
собрать средства для бедствующего в эмиграции вождя мирового пролетариата
(Парвус специально ограничивал Ленина в средствах, чтобы злее был в нужный
момент), Красин, выслушав Соломона, вынул бумажник и протянул тому две
пятирублевых бумажки. Соломон с возмущением отказался, заявив Красину, что
обойдутся и без него. "Как хотите, - пожал плечами Красин, пряча банкноты
обратно в бумажник, дружелюбно при этом заметив Соломону. - Не сердитесь,
Георгий, Ленин не заслуживает помощи. Он охвачен манией разрушения и
непредсказуем. Никто не знает, какая мысль родится завтра в его татарской
башке. Шел бы он к черту. Давайте лучше пообедаем".
Однако Ленин после переворота, уничтожив всю торговлю в стране,
Наркомом торговли почему-то назначил именно Красина. В наркомат Красина
стекались конфискованные деньги и товары как из крупных купеческих фирм с
миллионными оборотами, так и из мелких лавок и мастерских, успевших
наторговать всего рублей на 300. Деньги и ценности передавались в Народный
банк и основанный при нем "золотой фонд", а товары - на склады,
переполненные до крыш из-за вызванного войной застоя во внешней торговле.
Красин был одним из соавторов системы "закрытых складов", которая
заключалась в том, что даже когда, казалось бы, в стране есть все
необходимое, ничего не продавалось, а только распределялось. Эта система
жива и в наши дни, действуя с той же эффективностью. Разница только в том,
что в те годы доведенные голодом и нуждой до отчаянья люди решались на штурм
складов, во время которого их безжалостно расстреливали из пулеметов, после
чего расстрел каждого в отдельности оформлялся как приговор ревтрибунала.
Правда, склады были не безразмерны. Время от времени испортившиеся продукты
приходилось под покровом ночи и под строгой охраной вывозить на свалку, где
их заливали известью, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь ими не воспользовался.
По дороге кое-что, конечно, разворовывалось и появлялось на черном рынке. От
гнилых продуктов вспыхивали эпидемии, в которых, естественно, обвиняли
спекулянтов.
Впрочем, склады надеялись вскоре разгрузить, для чего Красин и
направлялся в Германию.
Самой замечательной личностью из всех, направляемых в Берлин, был
четвертый сотрудник "полпредства" - Вячеслав Менжинский. По личному указанию
Ленина он должен был занять пост генерального консула РСФСР в немецкой
столице. Вячеслав Менжинский - наиболее зловещая фигура в большевистской
верхушке. Первый заместитель "железного Феликса", один из наиболее
кровожадных вампиров из коллегии ВЧК, он вместе с тем занимал пост Наркома
финансов и был одним из главных комиссаров "народного банка". Интересное
сочетание должностей, не правда ли? Одной рукой грабим и убиваем, второй -
оприходуем и прячем. И важными, видимо, были причины, заставившие
Менжинского бросить в России свои многотрудные и прибыльные дела и
отправиться в Берлин [В июле 1916 году Менжинский опубликовал в парижской
эмигрантской газете "Наше Эхо" весьма интересную статью о Ленине, в которой
писал: "Ленин - это политический иезуит, который в течение многих лет лепит
из марксизма все, что ему нужно для данного момента. Ныне он уж совершенно
запутался в своих теориях... Ленин - это незаконнорожденное дитя русскою
абсолютизма, считающий себя единственным претендентом на русский престол,
когда тот станет вакантным... Если он когда-нибудь получит власть то
наделает глупостей не меньше, чем Павел I... Ленинисты - это даже не
фракция, а какая-то секта или клан партийных конокрадов, пытающихся
щелканьем своих кнутов заглушить голос пролетариата". Странная компания
собралась в Кремле!]. На Силезском вокзале Берлина делегацию вместе
какими-то мелкими клерками из Германского МИДа встречал сам великий Парвус.
Значение этого человека в судьбе России столь велико, а знают о нем
настолько мало, что это даже обидно, поскольку именно Парвус был учителем и
наставником Ленина, первым гениально угадавший в Ильиче именно того
человека, чья безумная энергия сокрушения позволит осуществить его, Парвуса,
глобальные планы фантастического обогащения. Ибо, надо честно признать,
черной работы Парвус не любил, хотя ему и пришлось ею как-то заниматься в
1905 году. Считается, что настоящая фамилия Парвуса - Гельфанд, хотя
последние данные заставляют в этом усомниться. У международных авантюристов
такого масштаба очень трудно докопаться до настоящей фамилии. Он был на три
года старше Ленина, родился в 1867 году в городе Березино Минской губернии.
Детство свое провел в Одессе, где в 1885 году окончил гимназию, а затем
уехал в Германию для продолжения образования. В 1891 году Парвус закончил
Базельский университет по курсу экономики и финансов, после чего несколько
лет проработал в различных банках Германии и Швейцарии. Увлекся Марксом.
Видимо, первым понял возможность использования марксистской и
псевдомарксистской фразеологии для прикрытия каких угодно политических и
военных преступлений. С упоением изучал историю России, состояние ее
хозяйства и финансов. Обратил внимание на глубокий антагонизм, раздирающий
все слои русского общества и предвидел полную беспомощность и беззащитность
этого общества, если оно лишится очень тонкого образованного слоя,
состоящего из дворянства и интеллигенции; он произвел огромное впечатление
на Ленина.
Парвус был единственным человеком в "социал-демократической" среде, с
которым Ленин не решался полемизировать, хотя на всех прочих налетал боевым
петухом, если они осмеливались как-то иначе, чем он, трактовать марксизм,
никогда не стесняясь при этом в выражениях. "Холуй, лакей, наймит, подонок,
проститутка, предатель" - вот основной набор ленинских
литературно-полемических приемов в спорах с правыми, и с виноватыми.
Однако Парвуса, которого вождь ненавидел, пожалуй, больше всех других,
вместе взятых, он не осмеливался задеть никогда ни устно, ни в печати.
Напротив, внимательно прислушиваясь, часто восклицал: "Вздор!
Архиреакционно! Но если посмотреть диалектически, то это и есть практический
марксизм!". Практический марксизм по Парвусу сводился к следующему:
достижение мирового господства, называемого на марксистском жаргоне "мировой
революцией", возможно только одним способом: взятием под контроль мировой
финансовой системы. Он считал, что для этого совсем не обязательно ломать
старую, то есть существующую финансовую систему, а достаточно только,
внедрившись в нее, взять ее постепенно под собственный контроль и обратить
на осуществление своих целей. Это возможно только при условии захвата
какой-нибудь более-менее богатой страны и, обратив в деньги все ее
богатства, все движимое и недвижимое имущество, навязать ее народу чистый
платоновский социализм (то есть худший вид рабства), а полученные таким
образом средства вложить в мировую финансовую систему. И если сумма будет
достаточно большой, с ее помощью навязать миру и соответствующую идеологию.
("Архиреакционно!"). Естественно, будет необходим массовый и беспощадный
террор, но широчайший простор для его маскировки дает умелое использование
таких выражений, как "пролетарская диктатура", "классовая борьба",
"отживающие классы", "всеобщее равенство", "полная свобода" и продуманная
тактика действий по простой схеме: "достижение успеха, закрепление успеха,
развитие успеха". В своих рядах необходима строжайшая дисциплина, ни
малейшей тени раскола, абсолютная тайна жизни руководящего звена и его
постепенное обожествление. ("Архиреакционно! Но если посмотреть
диалектически...").
Это еще не были постановления и директивы, указы и декреты, секретные и
совершенно секретные инструкции с угрозами смертной казни в случае
разглашения. Это были разговоры в уютных кафе или на вечеринках, где высшим
героизмом считалось сыграть на фортепьяно "Варшавянку" или декларировать
общие фразы типа "Долой самодержавие!". Но "сценарий" уже наговаривался.
Расхождения возникли сразу. Если Парвус считал, что лучшей страны для
первоначального осуществления плана, чем Россия, даже придумать невозможно,
то Ленин был категорически против. Ленин считал, что в России ничего
невозможно, а Парвус, напротив, был убежден, что в России возможно все, даже
невозможное. И когда тысячелетний русский дуб закачался, подрубленный
жестокими и унизительными поражениями русско-японской войны, Парвус сразу же
оценил обстановку, народ, веками воспитываемый имперскими лозунгами
блистательных побед и легкомысленной воинственности, не простит режиму столь
постыдного военного разгрома, полностью поглотившего гордость империи - ее
огромный флот, половина которого попала в плен и красовалась под японскими
флагами. Тут не нужно было быть марксистом. Достаточно было помнить слова
Герцена: "Благословенны поражения в войнах, а не победы в них... Ибо самые
крепкие цепи для народа куются из победных мечей".
Получив от японцев первые два миллиона фунтов стерлингов, Парвус, не
теряя времени, стал духовным вождем и руководителем революции 1905 года. (Из
японских денег и Ленину кое-что досталось: на организацию 3-го съезда РСДРП
и газету "Вперед"). Но Ленин, не веря в Россию, наблюдал из-за границы за
действиями Парвуса, ругая его вслух и восхищаясь в душе.
Методика Парвуса была четкой: революция в стране - это революция в
столице. Окраины детонируют. Он создал "Советы", взяв на себя пост
Председателя Петербургского совета. Чего стоит один его финансовый манифест!
А лозунги, разжигающие антивоенные и пораженческие настроения! А авария
"Орла", задержавшая выход 2-й Тихоокеанской эскадры! А организация шествия 9
января 1905 года, когда парвусовские боевики с деревьев Александровского
парка начали стрелять по солдатам из оцепления Зимнего дворца и привели к
знаменитому Кровавому воскресенью! Налеты на банки! Кронштадт, Севастополь,
Свеаборг! "Потемкин" и "Очаков"! Все было сделано замечательно, кроме
одного. Не начали сразу массовый террор и все проиграли в итоге. Ленин, хотя
сам ни в чем не участвовал, внимательно следил, подмечая ошибки. И еще раз
убедился: в России можно организовать бунт, беспорядки, погромы и стачки, но
построить то, что им задумано - никогда. Не та страна. Нужно начинать с
Западной Европы.
Арестованный и приговоренный к каторге Парвус сбежал с Сибирского этапа
и объявился... в Турции, став экономическим и финансовым советником
правительства младотурок. Заработав на этом поприще не один миллион, завязав
отношения со всемирным клубом международных банков и картелей, Парвус ни на
минуту не забывал и своего главного плана - сокрушения России. Не забывал,
но и не отвлекался от бурной экономической деятельности. Его финансовый
гений, по меткому выражению Троцкого, превратился из топора, подрубающего
русский дуб, в лопату садовника, подпитывающего турецкий кипарис, спасая
разваливающуюся Оттоманскую империю от экономического краха. При этом Парвус
не забывал и себя. Он основывал банки и торговые предприятия, ворочал
гигантскими суммами, когда Ленин и кучка верных ему сторонников в буквальном
смысле слова прозябали в эмиграции. Ленин жил то на "экспроприированные"
деньги (пока не посадили Камо и Кобу), то на мамины переводы (пока она была
жива), то на пожертвования друзей (пока всем не надоел), то на иждивении
добрых швейцарских социалистов, постепенно впадая в полную прострацию.
Но Парвус никогда его не забывал, ибо понимал, что никто не сможет
осуществить его план лучше Ленина.
Сараевский выстрел прозвучал для Парвуса зовущим набатом. Он мгновенно
увидел и вычислил, чем кончится для России вступление Турции в войну на
стороне Германии. С пылом страстного оратора он убеждал решительного, но
недалекого Энвера-Пашу и его "младотурков", что только воюя на стороне
Германии, Турция снова сможет возродиться как великая империя, смыв с себя
позор бесконечных поражений и капитуляций, грубых унижений и оскорблений
последних двадцати лет ее истории. За кофе и сигарами он беседует с
германским послом в Турции фон Вангенгеймом, и из далекого Константинополя
летит радиограмма, заставившая адмирала Сушона, планировавшего
самоубийственный прорыв из Средиземного моря в Северное, развернуть "Гебен"
и полным ходом спешить в Дарданеллы. Он нажимает на свои тайные кнопки - и в
Турцию идут поставки зерна, проката, станков и боеприпасов, часть груза по
дороге сгружается в Болгарии. Гений Парвуса уже сделал невозможное: против
России выступают два кровных вековых врага - Болгария и Турция, - круша все
идеи панславизма и панисламизма. Недаром друг Парвуса, Энвер-Паша - военный
министр и глава военного кабинета Турции - в итоге сбреет свои усы "а ля
кайзер", вступит в Коминтерн и сложит свою буйную голову на
советско-афганской границе в 1922 году во время какой-то очередной из
бесчисленных и бессмысленных операций ОГПУ во имя мировой революции.
Но это было только начало. Обеспечив блокаду России на юге, Парвус
снова неожиданно появляется среди "социал-демократии", ослепляя блеском
брильянтовых запонок и золотых перстней нищую русскую эмиграцию.
Его знаменитая брошюра "За демократию! Против царизма!" уже успела
наделать шума, поскольку долго молчавший Парвус осмелился вновь появиться на
ниве партийной публицистики с совершенно новой трактовкой очередных задач
"социалистического" движения, которая заставила онеметь от ужаса подавляющее
большинство его бывших товарищей по партии. Суть новой "теории" заключалась
в следующем: не надо ставить вопрос о виновниках войны и выискивать "кто
напал первым". Это неважно. Кто-то должен был напасть, поскольку мировой
империализм десятилетия готовил мировую бойню. Не следует терять время на
поиски никому не нужных причин, надо учиться мыслить социалистически: как
нам, мировому пролетариату, использовать войну и определить, на чьей стороне
сражаться? Всем известно, что самая мощная в мире социал-демократия - это
социал-демократия Германии. Если социализм будет разбит в Германии - он
будет разбит везде. Путь к победе мирового социализма - это всесторонняя
поддержка военных усилий Германии. А то, что русский царизм дерется на
стороне Антанты, яснее ясного показывает нам, - кто истинный враг
социализма. Итак, рабочие всего мира должны воевать против русского царизма.
Задача мирового пролетариата - уничтожающий разгром России и революция в
ней! Если Россия не будет децентрализована и демократизирована - опасность
грозит всему миру. А поскольку Германия несет главную тяжесть борьбы против
московского империализма, то легко сделать единственна верный вывод: ПОБЕДА