На единственной двери лестничной площадки четвертого этажа имя Энди Моррисона было обозначено на пожелтевшей визитной карточке, прикрепленной кнопкой. Прежде чем позвонить, Лора вдохнула поглубже и распрямилась.
   Стоя среди раскрытых чемоданов, Виктор спрашивал, правильно ли он выбрал комнату. Вместо той, что принадлежала родителям, он устроился в гостевой спальне, расположенной с самого края галереи и обладающей по совместительству большой ванной комнатой. Но она находилась далеко от лестницы, и в ней стоял неприятный запах плесени, исходящий от ковра линялой расцветки. Конечно, его детская кровать была слишком мала, ученический стол тоже, поэтому возвращаться в свою прежнюю комнату не было никакого смысла. Отныне весь дом принадлежал ему, так, может, стоит перепробовать все комнаты по очереди, чтобы выяснить, где ему спится лучше? В этой комнате были большие стенные шкафы, а также три окна, два из которых выходили на юг, а одно на восток.
   Обескураженный широтой задачи, он уселся на кровати, ржавые пружины которой издали под ним протяжный скрип. Прекрасно, первое, что нужно сделать,– это поменять кровать или, по крайней мере, купить новый матрас, причем прямо завтра. Он заметил пятна сырости на обоях в бело-голубую полоску, зато паркет был в идеальном состоянии, равно как и камин из красного мрамора.
   Он встал, свернул пахнущий плесенью ковер, который решил постелить в коридоре, и снял с двух глубоких кресел защищающие от пыли чехлы, обнаружив красивую бархатную обивку гранатового цвета. Остальная мебель представляла собой пузатый комод щедрых пропорций и секретер с инкрустированной дверцей, открыть которую ему не удалось. Он вспомнил, что внизу, в кухне, видел целый ящик с ключами и подумал, что стоит поднять их сюда. Кто же был последним гостем, который спал в этой комнате? После отъезда отца мать никогда никого не приглашала.
   Изучая свои владения, он зашел в ванную комнату, отделанную белым кафелем. Унитаз и раковины были такими древними, что выглядели забавными. На львиных лапах возвышалась широкая чугунная ванна, по бокам от нее размещались старинное биде и две раковины. «Почему две?» – спрашивали они с Максимом, еще когда были детьми. Стена с левой стороны была полностью покрыта щербатым зеркалом, от пола до потолка, а возле правой стены под окном стоял широкий туалетный столик.
   – Я не смогу здесь умываться...
   Звук его голоса оказался очень громким, и Виктор засмеялся. Самое простое – это играть в страшилки в огромном пустом доме.
   – Лучше бы позаботился о бутылке жавелевой воды,– продолжал он сквозь зубы,– о губках и прочем жизненно необходимом минимуме.
   Он не хотел наливать ванну, но и не хотел ложиться грязным. А у него было именно такое ощущение после возни среди этой пыли. Смирившись, он разделся, положив одежду на старый металлический табурет. Он пошел искать в чемоданах мыло и полотенце, потом открыл кран и подпрыгнул от звука гидравлического удара, прошедшего по трубам. Наконец потекла вода, сначала ржавая и с примесью песка, потом светлая. Съежившись, он залез в ванну и включил душ, но, вопреки ожиданию, из шланга ничего не потекло.
   Через пять минут, стуча зубами, он натянул джинсы, водолазку и мокасины. Было, вероятно, часов десять вечера, но он еще чувствовал себя в силе приняться за некоторые из многочисленных домашних дел, которые поджидали его. Поскольку он принял решение жить в Роке, он не хотел, чтобы дела затопили его с первого же вечера. Он спустился вниз и начал с того, что поднял термостат бойлера. Резервуар был заполнен мазутом, он позаботился об этом заранее. В кухне он поставил на стол коробку, открыл ее, достал маленький радиоприемник, тут же включил его и принялся доставать продукты. Какое затмение нашло на него? Почему он не подумал о том, чтобы заранее заказать уборку поместья от подвала до крыши, прежде чем въехать? Фирма, в которую он обратился, сделает это только послезавтра, он мог бы пока пожить дома.
   Дома – это здесь и сейчас. Помни о том, что ты здесь, чтобы выиграть время...
   А начнет он с составления списка мебели, которую он рассчитывает сохранить и которую собирается заказать на мебельном складе. Комиссар-оценщик уже описал все имущество виллы, где они жили с Лорой. Во всяком случае, та современная мебель, которую покупала Лора, выглядела бы смешно в интерьерах Рока, поэтому от нее надо было избавляться. Другая жизнь, другие декорации – именно так порешила их мать, когда отец вернулся.
   На столе завибрировал его мобильный телефон, на экране высветился номер Макса.
   – Надеюсь, не разбудил тебя? Я беспокоился о тебе...
   Теплый голос брата взволновал Виктора.
   – Будь уверен, и я тоже! Объясни мне, зачем я вас обоих послушал, тебя и отца? Здесь же настоящая казарма, все заплесневело, и ты можешь развлечься, когда приедешь, чтобы попугать меня, когда захочешь, ты всегда будешь в выигрыше...
   – Без шуток, Вик, у тебя все нормально?
   – Да, очень хорошо.
   – Ты поужинал?
   – Нет еще, но у меня есть банка тунца и хлебцы! Слушай, думаю, что я сегодня напьюсь...
   Даже внимательное молчание Макса было ему приятно.
   – Очень мило с твоей стороны, что позвонил мне. Увидимся завтра утром.
   Он закончил разговор, улыбаясь. Нильс никогда не позвонил бы в подобных обстоятельствах. Если он и разыскивал старших братьев, то только для того, чтобы попросить о чем-то, но никак не поинтересоваться ими.
   Виктор открыл принесенную с собой бутылку марго и налил вино в стакан. Он не собирался напиваться в одиночку, это слишком грустно, но, тем не менее, имел право отметить свое новоселье. Смакуя бордо, он начал составлять список первоочередных покупок. Через какое-то время, утомленный бесконечными рекламными вставками, он выключил радио. И тут же был оглушен глубокой тишиной, царившей в доме. Плотной, ватной, такой абсолютной, что от нее становилось не по себе. Разве старые дома не скрипят сверху донизу?
   Вдруг он заметил, что, прислушиваясь, даже затаил дыхание, и рассмеялся.
   – Эх, черт возьми, сколько тебе лет?
   Он вспомнил, что обошел только первый и второй этажи, но еще не заглядывал под крышу. Может быть, там устроились на зиму бездомные? Может, крысы или мыши?
   В маленьких комнатушках, ранее предназначавшихся для прислуги, стояли многочисленные ящики и сундуки, наполненные всяким хламом,– настоящее раздолье для грызунов. Сколько раз они с Максом играли в привидения или вампиров, с воплями сбегая по лестнице... Анфилада мансардных комнат и темный чердак с пыльными слуховыми оконцами были для них покинутым царством, которое непреодолимо манило их. Там они придумывали разные волшебные истории, рассказывая их шепотом при свете свечи. Однажды зимним вечером отец поднялся на чердак, и застиг их сидящими у мерцающих свечей, поставленных прямо на полу. Оба получили по оплеухе и прослушали лекцию о пожароопасности, и со следующего месяца предпринимали ночные вылазки, вооружившись электрическими фонарями.
   Хлебцы были слишком сладкими, и он ел тунца прямо из банки, подливая себе марго. Странно есть в одиночестве. До знакомства с Лорой, когда он был беззаботным холостяком, он жил в Сарлате, в прекрасной двухкомнатной квартире в средневековом доме старого города. Чаще всего он ужинал в ресторане с подружкой, которая была на тот момент, или принимал приглашения друзей. В те времена у него никогда не было впечатления, что он живет в одиночестве, но сегодня он открыл для себя, что это означает.
   На дне коробки Виктор нашел пачку сигарет и большой коробок спичек, который купил на всякий случай. Ему было немного стыдно, что он снова начал курить, однако затянулся с наслаждением. Раздумав варить себе кофе, он взял ящик с ключами от дома и поднялся в свою комнату. Там он уселся перед секретером с дверцей и перепробовал все ключи, но безуспешно. С некоторым раздражением он пристально рассматривал замочную скважину. Кому, черт побери, пришла в голову мысль запереть этот секретер и зачем? Спрятать там что-то ценное, какой-то секрет? Тридцать лет назад он обязательно подумал бы о сокровище. Но он вырос, и поскольку не мог открыть деревянную дверцу силой, не повредив ее, бросил эту затею, несмотря на жгучее любопытство.
   Перед тем как раздеться, он машинально задвинул щеколду на двери. Потом заставил себя проскользнуть меж ледяными простынями и медленно начал согреваться. Должно быть, поднялся ветер, потому что в трубе слышался заунывный свист. По оконному стеклу что-то стукнуло, вероятно, ветка дерева или птица, и он насторожился. Его последней отчетливой мыслью была та, что ему совсем не хочется выключать ночник.
   – Как это, не можете его найти? – Максим негодующе уставился на своего клерка.
   – Нет, мэтр, я проверял много раз.
   – Может, его положили не в ту папку по ошибке или по недомыслию. Если понадобится, переверните все архивы, но мне нужно это завещание!
   С рассерженным видом он широким шагом направился к кабинету Виктора.
   – Ты понимаешь, что нас ждет?
   Оповещенные накануне о смерти одного из клиентов, Робера Вильнёва, они обнаружили в регистрационных книгах след о существовании завещания, переданного нотариальной конторе Казаль, однако сам документ найти не удалось.
   – Оно могло быть аннулировано,– неуверенно предположил Виктор.
   – Ты знаешь папу! Это было бы обозначено в надлежащем порядке. Если ты посмотришь в досье, оно не содержит никакого изменения положений.
   – Ты звонил ему?
   – Папе? Конечно! Он категорически сказал, что речь идет о тайном завещании, которое было передано в нотариальную контору в закрытом и опечатанном виде в присутствии свидетелей. Процедура довольно редкая, вот почему он о ней все еще помнит.
   – Да, но это было тридцать лет назад. С тех пор могло произойти что угодно.
   – Какого рода «что угодно», Вик?
   – У нас много семей с фамилией Вильнёв, скажи клеркам, чтобы поискали у других.
   Раздосадованный неудачей, Максим поспешно вышел из кабинета, а в это время в интерфоне раздался голос секретарши.
   – У вас встреча в одиннадцать часов, мэтр. Клиентка уже пришла.
   – Дайте мне пять минут, Алина!
   – На то, чтобы сделать несколько затяжек?
   Не ответив, Виктор вышел во внутренний двор, где и в самом деле закурил. Максим, такой же дотошный, как и отец, принял эту историю с завещанием близко к сердцу, но его она мало волновала. Равно как и большинство дел, которыми он в данный момент занимался. Оставалось надеяться, что клиентам это не будет явно бросаться в глаза.
   Он принял молодую женщину по поводу солидного брачного контракта, затем супружескую пару, которые, будучи фермерами, постоянно отодвигали границы своего владения, пренебрегая кадастром, а потом вышел из конторы, чтобы пойти пообедать у родителей.
   – Ну как Рок? – спросил отец вместо приветствия.
   – Мне кажется, что он очень... очень большой. Марсьяль подтолкнул его к канапе и властно сунул в руку стакан.
   – Не стоит печалиться из-за этого, места никогда не бывает слишком много!
   – Его всегда слишком много, когда надо делать уборку,– заявила Бланш с виноватой улыбкой.
   – Насколько я знаю, не ты ее делаешь,– холодно возразил Марсьяль.
   Очевидно, Рок навсегда остался для них яблоком раздора.
   – Я очень счастлив, что ты там. У меня сердце разрывалось от того, что дом заброшен. Ты занял нашу комнату?
   – Нет, я оставил ее вам, если вы захотите провести выходные в деревне.
   Мать странно посмотрела на него, но смолчала, и он решил переменить тему.
   – Макс звонил тебе по поводу Робера Вильнёва?
   – Да, но это выше моего понимания! Как вы умудрились потерять бумаги? В мое время...
   Марсьяль замолк на полуслове, вероятно, вспомнив о том, что передал контору в чужие руки почти на четыре года, пока жил с Анеке.
   – Я видел Робера два-три месяца назад, на ужине в моем охотничьем клубе,– снова заговорил он.– Он сдавал нам гектаров пятьдесят у Белого мыса, чтобы ограничить размножение кабанов на его землях. Ты знаешь, несмотря на свой возраст, Робер был хитрый малый, никогда своего не упускал. Во всяком случае, он мне ни о чем не говорил, разве что о своем племяннике, который был для него как бельмо на глазу.
   – А другой семьи у него не было?
   – Именно поэтому он и составил завещание! Он хотел отделить другую семью от своего наследства. Поскольку он уже не имел родителей, а детей у него не было, он мог распоряжаться всем своим имуществом. А состояние у него было немалое... Но я полагаю, ты это знаешь, вы ведь не могли потерять всё досье?
   Виктор пропустил мимо ушей ироническое замечание и поставил стакан на низкий столик. Подняв глаза, он заметил, что мать стала мертвенно-бледной. Она поджала губы и сцепила руки, растерянно глядя на них.
   – Мама, что с тобой? Тебе плохо?
   Он бросился к ней, подхватил на руки и понес к канапе. Он хотел уложить ее, но она тут-же села, оттолкнув сына.
   – Со мной все нормально! Это просто так... небольшое недомогание, только и всего. Приступ жара. Ты понимаешь?
   Она сказала это тоном, в котором слышалась злость, что показалось ему странным. Может, у нее не было желания посвящать его в свои проблемы со здоровьем, может, она намекала на климакс, но что бы там ни было, очевидно, ей не хотелось, чтобы сын вмешивался. Он пробормотал что-то, извиняясь, и отошел от нее.
   – Полежи немного,– посоветовал Марсьяль.– Хочешь коньяку?
   Виктор отметил, что в голосе отца не было теплоты, тем не менее, Марсьяль посмотрел на жену с некоторым беспокойством. Он дал ей выпить глоток алкоголя, повернулся к сыну и продолжил разговор с того места, где он прервался.
   – Что за идея без конца перекладывать архивы! Ты видишь, к чему это привело? У Макса это уже стало манией, и вот результат – вы потеряли завещание. Только и всего! Что вы теперь думаете делать? По определению, копии его не существует.
   Виктор знал, что отец очень трепетно относился к репутации нотариальной конторы Казалей, пусть даже сам он и отошел от дел. Передав контору сыновьям, он постановил для себя никоим образом не влиять на ход дел, однако это никогда не мешало ему высказывать собственное мнение.
   – Ну что ты вмешиваешься! – вдруг сухо бросила Бланш.
   Обычно она обращалась к мужу неизменно ласково. Надо было сильно возмутить ее, чтобы она допустила подобный тон. Виктор решил, что она таким образом пыталась защитить сыновей, что было весьма необычно. В большинстве случаев она предоставляла им возможность самим выпутываться из словесных перепалок с отцом и вмешивалась только тогда, когда надо было встать на сторону Нильса.
   – Слушай, вот что я придумал,– возразил Марсьяль.– Мы с Виктором пойдем перекусим в городе, а ты останешься здесь и отдохнешь, вместо того чтобы переживать из-за нас.
   Не оставив ей времени на возражения, он ласково похлопал жену по плечу и сделал знак Виктору следовать за ним.
   Им требовалось пройти буквально несколько шагов, чтобы оказаться на улице Фенелон и зайти в «Росиньоль» – один из любимых ресторанов Марсьяля.
   Там он попросил посадить их за столик, стоящий в стороне, чтобы быть подальше от чужих ушей. Когда они сделали заказ, он начал разговор с извинения:
   – Прости, Вик, может быть, я кажусь тебе неприятным, но иногда твоя мать достает меня до такой степени...
   На его лице было написано изнеможение – даже морщины стали глубже. Виктор подумал, что родители уже долгое время не ладили, и рано или поздно отец должен был сломаться. Они никогда не обсуждали эту тему, но он мог догадываться, что Марсьяль сильно тосковал, оставив работу. Также он знал наверняка – в таком маленьком городе, как Сарлат, всегда известно обо всем – и о том, что у отца, несмотря на возраст, есть любовница, и о том, что они всегда были и раньше.
   – Мне никакого дела нет до этого завещания – это касается вас, тебя и Макса, это вы должны думать о нем! Расскажи-ка мне лучше о себе, о своих личных делах.
   – Ты оказался прав: то, что я переехал в Рок, конечно, вытеснило остальные мысли, но я не уверен, что мне там нравится.
   – Ты обязательно его полюбишь. Когда к тебе приедет сын?
   – Я возьму его на пасхальные каникулы. Мне его очень не хватает, но не представляю, как можно отправить его одного.
   – Скажи Лоре, чтобы она посадила его в самолет до Перигё, а на шею повесила табличку!
   – Папа...
   – Да, да! Согласен, это твои проблемы... Твоя мать тоже может съездить за ним, она просила меня, чтобы я тебе это предложил.
   – Спасибо.
   Виктор ковырял вилкой салат из дичи и пытался не думать ни о Тома, ни о Лоре. Он нанял дизайнера, чтобы полностью переделать соседнюю комнату для сына. А пока малыш жил в условиях, о которых Виктор не имел никакого представления. У выхода из школы его ждал Кильс, в то время как Лора снова устраивалась на работу. «Дядя Нильс» – так он начал называть его несколько месяцев назад. А теперь «дядя Нильс» спит с его мамой – как это объяснили ребенку?
   Подняв голову, он заметил, что отец обменивается взглядом с кем-то, сидящим в глубине зала, и улыбается с видом заговорщика.
   – Кого ты пытаешься очаровать, папа?
   – Если тебя об этом просят...– пошутил Марсьяль.– Я, по крайней мере, смотрю вокруг себя. В то время как ты ничего не замечаешь. Если бы ты знал, как много женщин готовы утешить тебя!
   – Все дело в том, что я не готов.
   Утолив аппетит, Виктор отодвинул тарелку, а отец тем временем невозмутимо продолжал:
   – Когда ты разведешься, ты станешь самым востребованным холостяком в этом городе. Постарайся, чтобы в следующий раз счастливая рука тебе не изменила.
   Вместо того чтобы глупо обижаться, Виктор спросил себя, почему он никогда не догадывался об антипатии, которую отец испытывал к Лоре. Из-за того, что она была парижанкой? Конечно, Лора и не пыталась измениться, слиться с провинциальной знатью, принимать людей, которые ее не интересовали. Во время семейных сборов она откровенно скучала и не скрывала этого. И только Нильсу удавалось ее рассмешить. И не без причины!
   – Съешь что-нибудь, Вик!
   Перед ним уже стояла фаршированная утиная шейка, от которой его замутило. Неужели, он и вправду ее заказал? Отец со смехом поменялся с ним тарелками.
   – К черту диету! Я съем твою утку!
   Запеченный на гриле стейк, обложенный мелкими овощами, тоже его не вдохновил, но он все-же отрезал маленький кусочек и принялся его пережевывать. Что толку истязать себя голодом! С того вечера, когда Лора открыла ему правду, он потерял десять килограммов и выглядел неимоверно худым.
   – Я нанял человека, который сделал смету расходов,– сказал Виктор.– В ближайшем будущем предстоит ремонт, надеюсь, не очень большой, но надо будет еще посмотреть крышу.
   – Ты рассчитываешь в связи с этим попросить у меня скидку? – с иронией спросил Марсьяль.
   – Нет, я добился банковского займа.
   – Добился? Это же просто ерунда, ты такой клиент, которого банкиры обожают, разве не так? Надеюсь, ты хорошо поторговался? Теперь, если ты предпочтешь взять взаймы у меня, я не буду слишком строгим кредитором...
   – Я не могу одной рукой брать у тебя, а другой тебе же отдавать.
   – Да, пожалуй, выкручивайся сам.
   Они лукаво посмотрели друг на друга, довольные, что нашли взаимопонимание. До сих пор Марсьяль в основном интересовался следующими одна за другой неудачами Нильса, и Виктор не мог припомнить, чтобы ему самому пришлось воспользоваться отцовской заботой.
   – Папа, мне пора в контору.
   – Давай, давай. А я займусь счетом... И той дамой...
   Поднимаясь из-за стола, Виктор рискнул украдкой бросить взгляд вглубь зала. Блондинка лет сорока сидела за столиком одна, она тут же отвернулась, чтобы не встретиться с ним глазами.
   – Папа, ты знаешь, кто это?
   – По-моему, я это знаю гораздо лучше, чем ты.
   Виктор пристально поглядел на отца и молча кивнул. На улице начинался мелкий холодный дождь, и он поднял воротник плаща. То, что у отца есть связь, его не удивило, но речь шла о замужней женщине, работавшей врачом в нескольких километрах от Сарлата... Эта авантюра могла принести неприятности многим.
   Он открыл дверь конторы, и к нему поспешила секретарша.
   – Господин Казаль задержался у господина Русей. Не могли бы вы заверить уступку в деле продажи Дьёдонне-Клозель? Они уже в кабинете вашего брата.
   Она допустила ошибку, пригласив их в кабинет в отсутствие Макса, и в отчаянии заламывала руки.
   – Пришлите ко мне клерка, занимавшегося этим делом,– вздохнул он.
   Виктор зашел в кабинет, где ждали клиенты, представился и сказал несколько вежливых слов, извинившись за брата. Затем он уселся за стол, отметив про себя, что продавцы находятся слева, а покупательница – справа. Обращаясь к ним в нужный момент в процессе чтения акта, он не должен был перепутать их.
   Вошел клерк и подал ему досье. Виктор, уточнив гражданское состояние клиентов, приступил к описанию имущества.
   – ...одно поместье, расположенное в коммуне Сент-Натален, включающее...
   Он слегка улыбнулся, не прерывая чтения. Это место находилось в паре километров от Рока.
   – ...описанное в кадастре следующим образом: секция в два ара и семьдесят санитаров...
   Продолжая нудно перечислять, он взглянул на женщину, сидящую справа. Ее лицо вовсе не светилось радостью человека, приобретающего дом. А жаль. Она казалась милой, хотя скучная мина не украшала ее. На ней были джинсы, ботинки, поношенная кожаная куртка, и она, по-видимому, не считала нужным пользоваться косметикой.
   – ...цена считается выплаченной с того дня, когда будут совершены платежи по настоящему акту...
   На этот раз он прервал чтение и откровенно улыбнулся клиентке, но она не смотрела на него, уткнувшись в пол.
   – Мадам Клозель, как вы будете финансировать приобретение?
   Она подняла голову и взглянула на него со страхом.
   – У меня есть деньги,– вполголоса сказала она. Не желая смущать ее еще больше, он пробормотал, обернувшись к клерку:
   – ...из собственных средств.
   Несколько заинтригованный, Виктор продолжал чтение, не переставая украдкой наблюдать за женщиной. У нее были большие темные глаза миндалевидной формы, симпатичный носик и очень чувственный рот. Коротко стриженные темно-каштановые волосы обрамляли лицо непослушными прядями, и, даже сидя, женщина казалась высокой и тонкой. Сколько ей могло быть? Лет тридцать пять? Или больше?
   – Подписано в Сарлате в одном подлинном экземпляре, который останется в распоряжении господина Казаля,– закончил он.– Ну, вот... Прошу вас подписать вот здесь.
   Он попросил клиентов выполнить последние формальности, распрощался с четой продавцов, но молодую женщину задержал у порога кабинета.
   – Можно вас на минутку?
   Она явно была недовольна, но кивнула в знак согласия, хотя и держала в руке ключи от машины.
   – В принципе, лучше всего оплатить в день покупки чеком. Так принято, и вам нечего опасаться.
   Женщина нахмурила брови, словно плохо поняла, что он ей только что сказал.
   – Хорошо,– наконец прошептала она.
   Ее взгляд снова выражал скрытый страх, и Виктор почувствовал себя неуверенно.
   – Все ли у вас в порядке? Если вас что-то беспокоит, не стесняйтесь сказать...
   Она энергично закачала головой, но сама вдруг чуть не расплакалась.
   – Меня все беспокоит! – взорвалась она.– Эта ужасная развалюха... Вдобавок я никого не знаю в этом затерянном углу! Однако думаю, это не относится к вашей компетенции, не так ли?
   Она повернулась к нему спиной, размашисто вышла во двор, споткнувшись два раза, и скрылась из виду, оставив его в полном недоумении.
   Бланш давно уже покинула свое канапе. Она яростно обернула пленкой блюда, приготовленные к обеду, и положила их в холодильник. Сама она не съела ни куска. Выходка Марсьяля обидела, как всегда, ее, но она о ней больше не думала. И напротив, смерть Робера Вильнёва неожиданно ввергла ее в тот период жизни, который она предпочитала забыть любой ценой. Однако Сарлат был слишком маленьким городком, чтобы она могла избежать встречи с Жаном, племянником Робера,– он, безусловно, явится за своим наследством.
   Бланш сидела на стуле в кухне, опустив лицо на руки, и готова была разрыдаться. Все эти годы она ничего не слышала о Жане, как и было оговорено. Услуга за услугу – они были взаимно защищены его молчанием. Ныне он станет наследником состояния Вильнёва, это его часть договора, и, в принципе, он не должен ее волновать. Тем не менее, ее бесила сама возможность столкнуться с ним нос к носу.
   Она услышала, как внизу в замке поворачивается ключ, и вскочила. Сколько времени она так просидела, задумавшись? Шаги Марсьяля уже раздавались на лестнице, и, чтобы прийти в себя, она, схватив чайник, стала наливать в него воду. Марсьяль стоял на пороге с огромным букетом тюльпанов в руке.
   – Тебе получше? – спросил он полувиновато-полурадостно. Она ненавидела этот его тон.
   Выдавив улыбку, Бланш взглянула на часы. Четыре часа двадцать минут. Чем же он занимался с тех пор, как расстался с Виктором? Цветы означали всегда одно – иллюзий она на этот счет не строила. Она хорошо знала своего мужа и была абсолютно уверена, что он ей только что изменил. В очередной раз и без малейших угрызений совести, но что она могла поделать? По крайней мере, он был здесь, как она и желала того, несмотря ни на что, и сегодня вечером он заснет рядом с ней.
   Она безропотно выставила на стол две чашки, а потом забрала у него букет из рук.