Кстати, о шахе. Небось, минеральные источники, насыщающие водоем животворящей влагой, помогают и в деле поддержания авторитета власти. «Почему наш шах так хорошо выглядит? Да потому что в милости у Аллаха!» На самом деле спасибо надо сказать благотворному влиянию минеральных солей, но чтобы сия простая истина не открылась, простолюдинов к озеру не допущают.
   Тот, кто пребывает в милости у Аллаха, был виден с их позиции не хуже, чем само озеро. Карташ ожидал увидеть этакого классического киношного повелителя с жаркого Востока: толстого, старого, ленивого в каждом движении. Этот же был неплохо сложен, гибок и далеко не стар. По всему чувствовалось, что он ведет жизнь отнюдь не праздную. Да и вправду, где ему разнежиться, когда воюй с одними, конкурируй с другими, договаривайся с третьими! Одни смены власти в Афгане с кого хочешь лишний жирок сгонят: то бесконечные перевороты, то советские войска, потом талибы, теперь американцы и вызванный их приходом новый междоусобный раздрай. И несмотря на гордое звание шаха жить ему приходится не во дворце – откуда может взяться у него дворец, чай, не арабский шейх. Впрочем, в маленьких, недоступных простолюдинам радостях шах себе не отказывал. Эти радости восточного повелителя Карташ и Гриневский сейчас и наблюдали из своего укрытия.
   Шах возлежал возле самого озера на темно-красном, покрытом орнаментом ковре, в окружении полудюжины наложниц в возрасте лет от пятнадцати до двадцати пяти. Или кем они ему там приходятся – законные жены, рабыни? Ну уж точно не родные сестры – судя по тому, что они вытворяли на коврике.
   Гриневский за спиной Карташа не то поперхнулся, не то всхлипнул. Да и у Алексея, надо признаться, дух перехватило.
   И было от чего.
   Голова шаха удобно покоилась на смуглом животе черноволосой чаровницы – чаровница кормила повелителя какими-то ягодками, похожими на виноград. Время от времени шах яство отвергал и неторопливо, со вкусом приникал губами к другому фрукту – темному соску юной прелестницы. (Надо ли говорить, что грудь ее была обнажена – равно как и бюсты всех прочих наложниц?) Другая то ли жена, то ли рабыня в это время исполняла то, что воспитанные китайцы называют «игрой на флейте», а по-научному говоря – пользовала шаха орально. И, судя по замутненным глазам владыки, в сем искусстве преуспевала весьма. Еще две восточные барышни неспешно растирали шахский торс маслами, от чего означенный торс блестел на солнце, как надраенный самовар. Возле ковра располагался складной столик с напитками в термосах (чтоб напитки не нагревались) и вазы – некоторые с фруктами, но большая часть со сладостями. Две красотки из гарема скромно перекусывали. Отдыхающая смена, что ли? Ну да, очень похоже: чуть позже подуставшую виртуозку игры на флейтесменила одна из отдыхающих-закусывающих и принялась исполнять любимый миллионами шлягер в совсем других ритме и тональности – голова ее двигалась значительно быстрее и увереннее, нежели у предшественницы. Ни дать ни взять выступление кумира на концерте – опосля разогрева публики группами так себе… Однако добраться до коды, до финального аккорда шах исполнительнице не дал: бесцеремонно оттолкнув ее в сторону, он секунду помялся, выбирая, не выбрал и поступил точно по-соломоновски: схватил обеих массажисток за талии и повалил на ковер. Содрал с обеих невесомые полупрозрачные повязочки, обматывавшие бедра, взгромоздился на одной, вторую пристроил рядышком, под бочок – и заработал
   – Да что ж это делается-то… – застонал Гриневский.
   Алексей шикнул на него: мол, не время, братан, на порнуху таращиться, война идет.
   – Я три года нормальную ляльку не видел, а тут такое… – сдавленным шепотом объяснил Таксист.
   Неджметдин уверял, что охрана, расставленная по горам, стережет исключительно подступы к озеру, а зону внутри периметра не контролирует. Более того – граница периметра отодвинута от священного места настолько, чтобы, пробудись у кого такой соблазн, все равно не смог бы увидеть, что происходит у воды и на воде. Да-с, пожалуй, это действительно так. Глядя на шаховы игрища, невольно веришь, что свою интимную жизнь шах вряд ли выставит на обозрение простым часовым.
    Непростыхже часовых было двое.
   Два телохранителя, допущенных к самым сокровенным сторонам жизни владыки, берегли его покой на берегу озера. Первого телохранителя хоть сейчас бери и вставляй в серию бондианы, где дело происходит на Ближнем Востоке. Колоритен, ничего не скажешь. Вышел ростом и крепкотелостью, а особо вышел чернотой и густотой бороды. А на зеленой, похожей на френч куртке выделялись пошарпанные кожаные ремни портупеи зело занятного вида. Уж не аглицкая ли, образца начала века?! К портупее с обоих боков присобачены кобуры – ясное дело, расстегнутые, с торчащими пистолетными рукоятями. Голову можно прозакладывать, что бородатый одинаково неплохо шмаляет с обеих рук. За спиной у него висит классическая американская автоматическая винтовка М-16, но скорее всего она служит запасным оружием, если вдруг придется вести бой на расстоянии. А вот кинжалом, что висит на поясе в ножнах, отделанных каменьями, ясен хрен, этот чукча владеет, как циркач. Небось, с малолетства упражняется – вместо школы, пионерских лагерей и посещения секции юных натуралистов.
   Сейчас этот генацвале прохаживался вдоль руин, происходящим у озера нисколько не интересуясь. Если и проводил взглядом по ожившей на темно-красном ковре камасутре, то задерживался не дольше, чем на предметах неодушевленных – вроде камней и молельни. Впрочем, оба телохранителя в этом аспектепроявляли себя одинаково равнодушно: не косили украдкой и уж тем более не пялились, причмокивая и облизываясь, на приозерную порнографию. Увы, сие лишь указывало на их профессионализм, а вовсе не на принадлежность к беззаботному товариществу евнухов или к сексуальной прослойке цвета ультрамарин. Просто когда настоящийпрофессионал работает, он уже не человек с его слабостями и пороками, он – почти машина. Машина, у которой остались лишь рефлексы, подчиненные исключительно поставленной задаче и ничему более. И для них, двух притаившихся в камнях доморощенных наемников поневоле, ничего обнадеживающего в этой картине не усматривается.
   Но особенно Карташа заинтересовал второй телохранитель, сидящий на ступеньке молельни, – определенно европеоид. «Уж не русский ли, – само собой сложилось в голове предположение, – не из тех ли, кто не вернулся домой после выполнения интернационального долга? Ведь всяких историй хватало... Взяли в плен, или сам перебежал, прижился, не исключено, принял ислам, доказал свою верность повелителю, допустим, прикрыв собой во время покушения, – вот и попал в фавор, удостоился полного доверия…» Кожа, правда, смуглая, а какой, с другой-то стороны, ей еще быть, когда живешь на Востоке? Светлые волосы еще ни о чем не говорят, равно могут принадлежать и шведу, и англичанину, и настоящемугрузину, а уж если на то пошло, то у итальянцев или бразильцев тоже хватает своих блондинов. Но вот тип лица, особенно нос такой знакомой формы – картошкой, – это скорее указывает на соотечественника. Что ж, приятель, ты однажды сделал свой выбор, тут уж не обессудь.
   Отсюда было не разглядеть, какой марки снайперская винтовка лежит у «соотечественника» на коленях, но вот то, что он умеет с ней обращаться, это уж определенно, это в Мекку не ходи, это верняк…
   А товарищ шах изволили развлекаться дальше, подключив к развлекухе оставшихся гюльчатаечек. И в результате на ковре образовался столь запутанный, столь заковыристыйклубок плоти, что разобраться, где чья нога и где чья голова было решительно невозможно, а любой режиссер порнофильмов немедля удавился бы от зависти при взгляде на сию вакханалию тел. Тем не менее, эта машина наслаждения работала безупречно – слаженно двигались поршни, ходили кулачковые механизмы, до двух диверов на скале, даже через такое расстояние долетали ритмичные охи-ахи… Короче, ни дать ни взять, а гонит продукцию конвейер-автомат по производству оргазмов…
   Телохранитель-блондин поднял снайперку, прильнул глазом к оптическому прицелу.
   Ах ты лапочка, вот оно, значит, как – значит, невооруженному глазу мы не верим, проводим регулярный осмотр местности сквозь оптику!
   Карташ и Гриневский моментально, не сговариваясь, убрали головы из своей смотровой щели. Недосуг им любоваться на восточные любовные утехи, а все, что требуется для планирования акции, они уже разглядели.
   – Будем прикидывать, – сказал Карташ. – Что мне стало без остатка, до донца ясно и понятно, так это расчет нашего равнинного друга Неджметдина...
   – Мы кладем шаха, нас кладет его кодла, – мрачно подхватил его мысль Гриневский. – Опознать нас никому не удается, два белых придурка, какие-то левые русские отморозки. Короче, уж кто-кто, а Недж тут совершенно ни при чем и никому ничего не должен. Все расходятся довольными – кроме убиенного шаха, двух жмуров европейской внешности и двух пленниц великого и мудрого Неджметдина… В общем, вляпались мы с тобой, начальник, в полное дерьмо.
   – Все, Таксист, понервничали и хоре, задвигаем эмоции и давай крутить варианты. Времени мало. Шах не до вечера же тут плещется. Может, с часок подрызгается и адью.
   Таксисит расстегнул нагрудный карман, достал сигарету из пачки, поднес к лицу, глубоко вдохнул табачный аромат. Хотелось курить не только Гриневскому, но где ж тут закуришь…
   – Значит, вариант номер раз, начальник. Мы спускаемся к этому шаху, раскрываемся перед ним, растолковываем ситуацию вплоть до платины, клянемся на Коране, что не врем, и предлагаем торг. Попробуем сойтись на договоре типа того, что мы заключили с Дангатаром. Только ради собственного спокойствия уменьшим долю до четверти от общей суммы. Чем меньше запросишь, тем больше шансов выжить. За сумасшедшие платиновые бабки выторговываем у шаха жизнь и в придачу не меньше десятка его бойцов, с которыми спускаемся с гор и вытаскиваем женщин из стойбища Неджа.
   – Гибло, – покачал головой Карташ. – Весь расчет строится на невиданном благородстве шаха, помноженном на неслабую алчность. И что он нам поверит на слово...
   – Зачем на слово? – перебил Таксист. – Пусть пошлет кого-нибудь на сортировку.
   – И на фига ему тогда мы с нашими договорами и женщинами, когда платина окажется в его руках!
   Близился полдень – час, когда, согласно ритуалу, шах принимает озерную ванну. Следовало определяться, не затягивая.
   – Вариант два, – сказал Таксист. – По-тихому уходим отсюда и чешем к туркменским погранцам. Сдаем им канал переброски наркотиков... да и сами наркотики, уверен, еще в стойбище, отличная возможность погранцам отличиться, наполучать звезды и ордена! А взамен требуем освобождения женщин из крытки. Вряд ли, заявись на хазу к Неджу отряд регулярных войск, перед ним станут понты крутить, в конфликт с государством Неджу вступать нет никакого резона. Ясно, что одним кровником у нас отныне станет больше, но... Но это, согласись, тоже вариант.
   – Что вариант, согласен. Но если погранцы в замазке – а так, я думаю, оно и есть, кто-нибудь из командования заставы наверняка работает на Неджа, – то все накроется качественным медным тазом. И сами спалимся, и женщин погубим. К тому же что мы скажем пограничникам? Что есть такой канал? Я думаю, они и сами в курсе. А одних наших уверений, что наркотики находятся в стойбище, ясное дело, будет недостаточно, чтобы ворваться в кочевье и переворошить его вверх дном.
   – Двигай свое, начальник.
   Карташ не торопясь свинтил крышку с фляжки, сделал два глотка, налил немного воды на ладонь, смочил лицо. Передал фляжку Гриневскому.
   Аккурат в этот момент над озерцом раздался протяжный, полный муки стон… Хотя нет, не муки: то шах завершил, наконец, начатое и, как говаривали все те же китайцы, принялся изливать семя своего рубинового жезла в яшмовые кладовые прелестниц. А может, и нефритового. А может, и не в яшмовые, хрен упомнишь…
   – Знаешь, Петюня, а ведь можно попробовать уделать этого шаха и выжить, – задумчиво сказал Алексей, наблюдая за агоническими конвульсиями владыки. – Если тебя, конечно, не останавливает, что придется лишать жизни ни в чем перед тобой неповинного человека.
   – Да пошел ты! – скрежетнул зубами Таксист. – Гони дело, а не пургу мети!
   Шах наконец опустошил свои закрома и в изнеможении откинулся на ковер. Рабыни ибн Изауры принялись хлопотать вокруг утомленного повелителя – кто опять маслицем растирает, кто благодарно ласкает опаловый-опалый жезл…
   – А ты не кипи чайником зазря. Я размышляю на ходу, прикидываю варианты. Полного плана пока нет. Итак, давай исходить из того, что присоветовал нам Недж. Но чуть подправим сценарий. Во-первых, ты вступишьтогда, когда я окажусь рядом с шахом, и будешь работать по телохранителям, шаха оставив мне. Это первое отличие от плана Неджа. Во-вторых, касаемо отхода, то есть самого щекотливого момента…
   – Ты очумел, начальник? – так отреагировал Таксист, когда Карташ изложил ему весь план до конца.
   – Есть немножко, – не стал возражать Карташ. – Но без, как ты говоришь, чумынаше дело гиблое, мы не победим. Короче, иначе не прокатит. Не те фраера…
   Гриневский с сомнением покачал головой. Однако более приемлемого выхода предложить не смог.
   В полдень солнце зависло точно над озером. И сразу стало ясно, из-за чего ритуал приурочили к двенадцати пополудни. Возникло полное ощущение, что солнце затопило скальную чашу расплавленным желтым металлом. Ничего дурного не сказать, что красиво – то красиво. Хотя и слишком жарко. И в эту красоту стали прыгать шах и его верные гурии-наяды, поднимая фонтаны золотистых брызг.
   – Ну… я пошел.
   Алексей спустился вниз, туда, где громоздились камни, больше похожие на маленькие скалы, стал петлять между ними. Долгонько бы ему пришлось петлять, не действуй он, как было предписано инструкциями Неджа, а именно каждый раз сворачивая вправо, только вправо, никуда кроме как вправо. Увидев под ногами щель, он протиснулся в нее и очутился в неожиданно просторной пещерке. Где и увидел тот самый колодец. В колодце стояла вода.
   Не мешкая, он разделся. Оставил на себе лишь пояс с ножнами. Даже плавки снял, чтобы разительно не выделяться на общем фоне и, может быть, выиграть на этом мгновение-другое.
   – В таких случаях, наверное, следует перекреститься, – самому себе сказал Карташ вслух. Но богохульствовать все-таки не стал, некрещеный – значит, нельзя.
   Он сел на край колодца, опустил ноги в воду... Еханый мамай, холодрыга-то какая!!!
   «Ничего, ничего, – успокаивал он себя, – на солнце вода прогрелась, там теплее, всего-то минуту перетерпеть, фигню какую-то продержаться». Под этот аккомпанемент Карташ вошелв колодец головой вперед.
   Холод обжег, точно кипятком. Ба-лин!.. Вот как любители зимних купаний, сиречь моржи, зарабатывают свои инфаркты! Когда сердце проваливается такглубоко, оно может и не вернуться на прежнее место, заблудиться в дебрях организма...
   Он быстро достиг колодезного дна. Здесь туннель – или как его назвать, чтоб было правильно – совершал плавный изгиб и становился горизонтальным, поне-многу, очень плавно забирая вверх.
   Легонько, чтобы не влепиться лбом в камень, отталкивался Карташ пятками от дна. Хватался руками за выступы. Естественно, не видно было ни зги. Хорошо, никаких тебе ответвлений и развилок. Только вперед или назад, не запутаешься.
   Холод постепенно давал о себе знать: проникал в каждую клетку тела, змеей полз по позвоночнику, сдавливал череп. На случай судорог, конечно, имеется острие ножа. Но ведь нет у него с собой баллонов со сжатым воздухом, у него с собой только легкие, простые человеческие легкие!
   Проход стал расширяться. Над головой забрезжило светлое пятно – бесспорно выход в озеро. Карташ заработал руками и ногами изо всех сил.
   И – выскочилв озерную чашу.
   Сразу же увидел над головой, не прямо над собой, а чуть правее, голые тела. А где-то под ним блеснул со дна, словно подмигивая, некий металлический предмет – наверное, из числа древних. Который давешнего охотничьего азарта не вызвал.
   Как не велико было желание вырваться на поверхность немедленно, глотнуть кислорода, он заставил себя подниматься под углом. Чтобы оказаться аккурат посреди этого нудистского праздника Нептуна.
   Одно хорошо – вода в озере, как он и ожидал, была малость потеплее подземной. И чем выше к солнцу, тем теплее становились озерные слои.
   Пожалуй, его еще не обнаружили. Нет, возможно, какие-то женщины и заметили плывущего внизу голого человека, но так вот сходу сообразить что к чему, почуять опасность и поднять тревогу... тут надо быть уж очень подозрительным и очень собранным. А они все расслаблены уж дальше некуда. Плюс к тому – он, Алексей, гол и наг, а нагой человек не увязывается мозгом с опасностью, сигнальная система молчит. А вот шах точно его пока не видит – этот бы среагировал мгновенно.
   Главное, чтобы его сейчас видел Таксист. Потому что если Гриня промедлит со своим снайперским выходом, то... Короче, лучше об этом не думать.
   Он вынырнул точно посреди группового безобразия. Взмыл над водой, несколько раз торопливо хапнул ртом воздух, насыщая легкие.
   Уходя вновь под воду, мотнул головой и увидел, как колоритный бородач в английской портупее подламывается в коленях, медленно оседает. В каждой его лопате-ладони торчало по пистолету. Он бессмысленно, агонически жал на курки и, уже не в силах поднять оружие, стрелял себе под ноги. Пули щелкали по скальной поверхности, вышибая мелкую крошку и фонтанчики пыли.
   Алексей ухнул под воду и тут же вытолкнул себя вновь, подняв тучу брызг. Еще один глубокий вдох. Нормально, дыхалку вернул в порядок.
   А вокруг уже творилось такое... Уши закладывало от визга. Загорелые женские тела выскакивали на берег, матово блестя и отекая водой.
   Мужская сущность, как не забивай ее внушением, жила своей параллельной, несовместимой с текущим моментом жизнью. Ну, казалось бы, насквозь не место всяким глупостям и иным мыслям, помимо боевых. Но вот рядышком пролетело, изогнувшись стеблем бамбука, гибкое тело первой флейтистки,с выбритым лобком, и взгляд невольно поволочился за ней. Вот Алексей опередил красавицу в индийском стиле – круглобедрую, пухлощекую, пышногрудую, – которая вдруг поскользнулась, на секунду приняв такую позу, что... А вот его обнаженного плеча коснулась небольшая острая грудь, и ворохнулось внутри... да и снаружи тоже. Так, глядишь, примут не за диверсанта, а за сексуального террориста, блин...
   Так, а где, собственно, шах?
   А, вот он, ублажитель и повелитель. Шах выскочил на берег, окруженный своими наложницами (или кто они ему там). Прикрывается, гад. Грамотно. Таксисту его не выцелить. Даже если Гриня начнет лупить по женщинам, у шаха все равно будет время.
   Второго шахского телохранителя Алексей увидел, когда следом за всей купальной братией выскочил на берег. Блондин лежал, опрокинувшись навзничь, входное пулевое отверстие располагалось точно посреди его лба. Молоток Гриня, здорово сработал. Надо думать, этого умельца он снял первым – как наиболее опасного.
   Наперерез Карташу выскочила разъяренная фурия. Распущенные волосы, широко распахнутые яростью глаза – черт побери, прям шамаханская царица, пышущая яростью на вторженца, потревожившиего покой ее возлюбленного! «Как ты прекрасна в гневе, любовь моя», – абсолютно не к месту вспомнилось откуда-то. Но – не до церемоний теперь и не до классических цитат. Увернувшись, Алексей подсек ее под обольстительно голую лодыжку и понесся дальше.
   А вот еще одна еммануель бросилась на защиту своего обожаемого повелителя. С нею Карташ обошелся жестче – полоснул лезвием по предплечью. Хватило. Она охнула, отпрыгнула и выпала, вытаращив полные испуга глаза на рану.
   «Извини, красавица, таковы условия игры, – мысленно сказал ей Алексей. – Рана пустяшная, заживет – не заметишь как. Искупаешься еще разок в чудо-озере, и на глазах затянется розовенькой кожицей».
   Что не позволено шаху – разрешено старлею. В том смысле, что шаха Гриневский, в отличие от Карташа, к телохранительским пистолетам подпустил, но и не пристрелил, как падлу. Так что Алексей скоренько выдрал из ладони бородача в английской портупее девяносто вторую «беретту», модель «Ф» на пятнадцать патронов. А что, классный шпалер перепал! Из жесткого неподатливого кармашка на кобуре он выхватил запасную обойму, тут же на бегу вставил ее, выщелкнув старую. Кто знает, сколько раз успел нажать на курок бородач, может, и все пятнадцать…
   А Гриневский не подпускал к бесхозному оружию не только шаха. Та самая флейтисточкапопробовала было подобраться к снайперскому винтарю, валяющемуся рядом с блондином, но дважды у ее ног дзенькнули пули, и она отступилась.
   Алексей преследовал шаха. Но преследовал гораздо медленнее, чем мог бы. Как ни странно, Карташ опасался простоты. Потому что стань все просто, то есть бухнись шах на колени, начни просить пощады или просто молиться, вот так взять да за здорово живешь пристрелить несопротивляющегося человека – это, знаете ли, не всякий... Распаляй не распаляй себя, что этот моджахед гонит наркоту, губит наших детей, на их смертях делает деньги, что во имя спасения близкого человека можно… и так далее, а палец может просто-напросто закостенетьна курке, и не сдвинешь, как ни пытайся. Карташ боялся в себе потомственного офицера, генов деда и отца с их понятием чести, засевшим в подкорке. Одно дело грохнуть вражину в бою, во имя идеи или когда реальноспасаешь близкого человека, и совсем другое – когда условия спасения близких и самого себя опосредованыи ты фактически исполняешь малопочтенную роль палача. Таким образом, мы имеем еще один психологический барьер, который надо сломать или перехитрить.
   Короче, Алексей, отставая, давал шаху возможность добраться до своей одежды. А под ней у него не может не быть оружия.
   Все карташские проблемы мог бы снять метким выстрелом Таксист – если б не три наложницы, бегущие следом и нагими телами его заслоняющие. А по женщинам Гриня не стрелял. Тоже мне благородный, блин.
   Пестрый ворох шаховых шмоток валялся посреди молельни, точно в углублении для жертвенника. Шах влетел в круглую беседку, прыжком одолел последние метры, опустился на колени и сунул руку под одежду на полу. Одна из обнаженных гурий, что вбежали в молельню вместе с повелителем, сразу обессилела – видимо, подкосил нежданно-негаданно обрушившийся… точнее, всплывший из озера кошмар, – опустилась на каменный пол, прижалась к стене и обхватила колени руками, дрожа, что твой заяц. Две другие, молельню пробежав, выскочили наружу с другой стороны и понеслись вдоль колоннады.
   Алексей взлетел по выбеленным солнцем, растрескавшимся от времени каменным ступеням. «Ну чем не натуральное античное приключение, – отстраненно подумалось ему. – Голые в руинах, Тацит отдыхает…»
   Шах повернулся ко входу, в его руке матово блеснул металл. Пушка. Вот это другое дело…
   Алексей вскинул трофейную «беретту» и выстрелил. Дернулась в ладони огнестрельная машинка, рыбкой отскочила гильза…
   И впервые в жизни Алексей увидел прелести рикошета. Он промазал первым выстрелом. Однако пуля, отбив кусок исторически бесценных руин прямо перед стоящим на коленях шахом, срикошетила и угодила тому в живот. Шах так и не успел вдавить курок. Он выронил массивный, какие любят использовать в гангстерских фильмах, инкрустированный золотыми пластинами пистолет и завалился ничком.
   Второй выстрел Алексея Карташа оказался уже излишним, оказался контрольным.
   Теперь последний, но обязательный штрих. Без которого, как было сказано, нам не поверят. Карташ нагнулся над шахом. Вот он, тот знаменитый медальон на цепочке. Действительно, никакого замочка, снять можно только с головой. Ну это, извините, восточные крайности. Мы люди западные, нам ближе иные способы. Благо подходящим инструментарием мы вооружены. Армейский нож – это вам не только чтоб пырять, это вам много чего в одном флаконе…
   Состыковав клинок и ножны соответствующим образом, простейшими и одновременно действенными кусачками он перекусил цепочку. Без всякой брезгливости сунул медальон в рот и помчался к озеру. Бултыхнулся с разбегу в озерную воду.
   Он уже почти добрался до каменного дна, когда его дважды, с интервалом в секунду, долбануло под лопатку и в ногу. Это было больно. Будто со всего маху кто-то влепил ломом. А рядом пронеслись, обогнав Карташа, похожие на тугой белесый жгут струи.
   Пули.
   Пули, выпущенные из обычного стрелкового оружия, в воде теряют убойную силу. Было бы не так – всплывал бы уже Алешенька Карташ на поверхность с пулевыми пробоинами под лопаткой и в ноге. Толщи воды сработали как бронежилет, смягчили удары. Правда, попади эти вильгельмы телли в голову – послали бы старлея в форменный нокаут. А нокаут под водой – это совсем не то, что продлевает жизнь и делает ее веселой и беззаботной.
   Не приходилось сомневаться, что за стрелки такие свалились на нашу голову. Подоспели шахские охраннички, что стерегли подступы к священному озеру. Быстро подоспели, надо сказать, еще б немного, и все стало бы гораздо горячее.