Марина моментально отпрянула назад, захлопнула за собой дверь. Мысли прыгали в голове с невероятным проворством. Отступать в вагон, который она только что покинула – бессмысленно, окажешься в ловушке. Сзади китайцы, впереди – набитое трупами купе и, без сомнений, полицейские шпики, которых в роскошных вагонах хватает. Значит...
   Она вмиг отперла ведущую наружу дверь, распахнула. В лицо ударил ветерок, совсем рядом пролетали сосновые ветви. Марина вставила ключ в замок ведущей в тамбур двери, отступила на шаг и согнула его сильным ударом ноги, обеспечив себе хоть какой-то выигрыш во времени.
   Держась свободной рукой за притолоку, выглянула наружу. Ну, что поделать, не оставалось другого выхода... Осмотревшись, она зажала плоскую пластиковую ручку футляра в зубах, хорошо все просчитала и, опираясь левой ногой на дверь, в несколько секунд перебралась на крышу вагона. Сделать это оказалось гораздо легче, чем представлялось сначала.
   Крыша оказалась довольно широкая, почти плоская, с какими-то металлическими выступами и продольными трубами, холодными на ощупь, как предусмотрительно убедилась Марина. Поезд ощутимо потряхивало на древних рельсах, кренило вправо-влево, ветер трепал волосы, но, в общем, место было не самое неуютное на свете. Здесь можно довольно долго продержаться, не прилагая особых усилий.
   Скверно только, что существовали люди, стремившиеся во что бы то ни стало нарушить ее уединение...
   Через вагон от нее над крышей появилась голова, а там – рука, а за рукой – плечо. Марина встала на колени, вцепившись в одну из этих непонятных металлических труб, притворяясь, будто смотрит совсем в другую сторону. Китаец, оценив обстановку, стал взбираться уже гораздо проворнее. Протянул руку напарнику, рывком поднял его на крышу. С пистолетами в руках, пригибаясь, оба двинулись в ее сторону, а за ними наконец-то показалась Гуань, двигавшаяся ловко и проворно. Вряд ли она всю сознательную жизнь только тем и занималась, что бегала по крышам вагонов несущегося во всю мочь поезда, но, как и Марина, прошла хорошую школу, это сразу чувствовалось...
   Решив, что момент самый подходящий, Марина рухнула на пыльный, нагретый солнцем металл, прижимая животом футляр, вытянула руку с пистолетом и, подпирая левой ладонью запястье, несколько раз нажала на курок, решительно опустошая магазин. Тут уж лучше переборщить, чем экономить патроны...
   Обоих китайцев снесло с крыши, как сбитые кегли. Нелепо взмахнув руками, они покатились один вправо, другой влево. Тот, что справа, полетел с крыши практически моментально. Марина видела со своего места, как его отшвырнуло на обочину. Второй попытался ухватиться за трубу, пару секунд висел, удерживаясь одной левой. Марина выпустила по нему последний патрон, и он сорвался, вагон на миг скрыл его из виду, потом тело вновь появилось – катившееся под откос без всяких признаков жизни.
   Лежа на боку, Марина затолкала в обойму последние шесть патронов. Гуань, лежавшая ничком на своей крыше, начала стрелять. Марина слышала пули, прошедшие справа и слева от нее, довольно далеко. Китаянка явно не стремилась в нее попасть, прекрасно помня о футляре. Пока что она его не высмотрела, а значит, осторожничает...
   Марина тоже выстрелила, поддерживая общение. Не попала да и не стремилась. Потом они обменялись еще несколькими выстрелами, исключительно в целях психологического давления.
   Так, а что же дальше? Даже если кто-то видел, как сверху сыплются покойники, никто не стал пока останавливать поезд, он несся с прежней скоростью... Но что потом? Нельзя же так и валяться тут до самого столичного вокзала! Вот-вот покажется город, могут заметить, получатся ненужные сложности...
   Марина выстрелила еще два раза, уже целясь со всем возможным прилежанием. И оба раза промахнулась – чертов поезд дергался и качался в самые неожиданные моменты. Второй раз она промахнулась буквально на сантиметр, пуля ударила в трубу совсем рядом с головой Гуань, так что та инстинктивно прижалась лицом к пыльному железу. Патронов не осталось. Не колеблясь, Марина отшвырнула бесполезный пистолет, чтобы не занимать руки ненужным хламом.
   Гуань подняла голову и, оценив ситуацию, усмехнулась.
   – Ну что, белая шваль, приехали?
   Их разделяло метров сорок, было довольно тихо, если не считать стука колес, и каждое слово долетало отчетливо.
   – Как знать... – сказала Марина громко.
   Увидев, что пистолет китаянки наведен прямо на нее, она хмыкнула и, все так же стоя на коленях, держась одной рукой за трубу, отвела вторую, с футляром, в сторону. Спросила:
   – Уверена, что найдешь потом, если я его выпущу?
   – Посмотрим...
   – Прыгать придется, – сказала Марина. – Искать. Проблематичное предприятие, да?
   Судя по лицу китаянки, она подумала о том же самом. И убрала пистолет куда-то под куртку. Сказала без видимой злобы, с расстановкой, убедительно:
   – Слушай, мерзавка, у тебя еще есть один-единственный шанс... Если подойдешь ко мне и отдашь футляр, я тебя оставлю в живых. И даже не буду потом уродовать. Не по доброте, а оттого, что ты мне еще пригодишься. Хотя, в крайнем случае, я могу обойтись и без тебя...
   – Плакать хочется в три ручья от твоего великодушия, – сказала Марина.
   – Не дури, – поморщилась Гуань. – Иди сюда. И останешься в живых. Иначе я сама подойду, и будет совсем плохо. Особенно если выбросишь футляр, пока я буду идти. Тогда поймешь, что лучше бы тебе и на свет не родиться...
   – Ах, я вся дрожу... – сказала Марина. – Ну, иди сюда, сука!
   Гуань медлила. Она нисколько не потеряла головы, и ее определенно настораживало, что Марина держится совершенно иначе, не так, как прежде. На загадочном азиатском личике отражалось некоторое смятение чувств. Черноволосая красотка и опасалась подвоха, и прекрасно понимала, что времени у нее осталось совсем мало, нужно срочно на что-то решаться...
   Надо полагать, верх взяло чувство долга. Гуань решительно взмыла на ноги и кинулась вперед.
   Марина встретила ее каскадом ударов. Беда только, что левая рука во всем этом не участвовала, поскольку крепко держала футляр, зато китаянка могла пустить в ход все четыре конечности, хорошо еще, не одновременно...
   Это был дикий танец на крохотном пятачке, череда мастерских ударов, уходов, выпадов... Гуань прекрасно владела боевой рукопашной. С парой приемчиков Марина встретилась впервые и едва сумела парировать. Повезло, что китаянка вынужденно сдерживала боевой пыл и смертоубийственные замыслы. Ей нужно было не просто убить или вырубить, а, в первую очередь, завладеть футляром, и Марина эту тонкость прекрасно понимала.
   Очередной выпад едва не пришелся ей в солнечное сплетение. И она, изогнувшись в немыслимом броске, упала на спину, невыносимо долгий миг оставалась в этой позе, не удерживаясь ни руками, ни ногами. И смогла, наконец, подбить ногу Гуань, а когда та отчаянно замахала руками, пытаясь удержать равновесие, второй удар Марины пришелся ей в живот, швырнул к краю крыши. Гуань налетела щиколотками на трубу, рухнула затылком вперед, потеряв всякую опору, мелькнуло искаженное лицо, еще полное жизни и ярости...
   Через секунду Марина увидела, как безжизненное тело катится с откоса, крутясь и переворачиваясь так, что нечего даже гадать о будущем Гуань. Это уже означало полное отсутствие будущего, это означало смерть...
   Марина перевернулась на живот, одной рукой прижимая к себе драгоценный футляр, другой уцепившись за трубу. Какое-то время лежала, старательно пытаясь отдышаться, прижавшись щекой и пыльному теплому железу. Едва почувствовала, что ей стало чуточку полегче, решительно поднялась на ноги, выпрямилась. Ветер развевал волосы. Дурацкий Клеопатрин парик давным-давно сорвало с головы во время рукопашной и унесло с крыши неведомо куда.
   Далеко впереди россыпью серо-белых строений виднелась широко раскинувшаяся столица. Поезд чуть-чуть замедлил ход.
   Начинались вполне цивилизованные места, и следовало торопиться. Марина, крепко сжимая футляр, побежала к хвосту поезда. Второй вагон, третий, четвертый...
   Ключа у нее больше не было, так что она, заглянув вниз и видя, что та дверь, через которую вылезли китайцы, остается открытой, решила ею и воспользоваться, потому что ничего другого, собственно, и не оставалось...
   Как частенько случается, спускаться оказалось труднее и сложнее, чем подниматься. Очень трудно было, почти не глядя вниз, утвердить ногу на свободно болтавшейся, оглушительно хлопавшей железной двери, да вдобавок с зажатым в зубах футляром. Марина, тщательно выбрав момент, спрыгнула, ухватилась за горизонтальные металлические планки с внешней стороны двери, иначе могло прищемить так, что мало не покажется. Чертова дверь как раз в этот самый момент, ни раньше и не позже, вздумала распахнуться, и Марина повисла, поджимая ноги. Но это было не так сложно, нежели, скрючившись на краешке крыши, безошибочно выбирать момент для прыжка. Хорошо еще, что кончился лес, поезд уже громыхал по городской окраине.
   Извернувшись, она оказалась с внутренней стороны двери и, когда та в очередной раз захлопнулась, одним прыжком рванулась в тамбур. Постояла пару секунд, уронив руки, отдыхая от сумасшедшего напряжения, по-прежнему зажимая зубами плоскую ручку футляра… Казалось, омерзительный вкус гладкой пластмассы будет преследовать всю оставшуюся жизнь.
   Марина распахнула дверь, влипнув в межвагонный промежуток, на здешний манер прикрытый огромной «гармошкой» из прорезиненной ткани.
   И остановилась, как вкопанная – навстречу выдвинулся китаец. Никаких слов не требовалось – пистолет у него в руке наглядно изъяснялся сам за себя. Он сделал многозначительную гримасу, и Марина отступила на шаг. Ну, все-таки один-одинешенек, подумала она, выжидая подходящего момента для броска. Последний резерв? Черт, стоит так, что его и не достанешь с маху, определенно видывал виды...
   Противник вдруг оскалился, его лицо исказилось, тело выгнулось, запрокидываясь назад, и Марина, ничего еще не понимая, ушла в сторону отработанным пируэтом, вмиг выхватила у него пистолет, а он завалился ничком. И за его спиной обнаружилась Рита – с испуганно-азартным лицом, с черным электрошокером в руке.
   Не было времени ни радоваться, ни удивляться. Поезд уже шел по городу и, учитывая, что всего через два вагона отсюда вот-вот могло открыться нескромным взглядам битком набитое трупами купе, следовало сойти, не дожидаясь центрального вокзала. Тем более что таковой будет переполнен и китайскими агентами, и людьми Бородина, тут нет двух мнений. На месте и тех, и других сама Марина непременно послала бы на вокзал людей для подстраховки.
   Оглядевшись, она ухватилась за ярко-красный стоп-кран и решительно рванула на себя. Устройство сработало исправно, послышался пронзительный железный визг, поезд остановился со всего маху, по инерции проскрежетав еще метров пятьдесят. Марина спрыгнула на каменистую землю, подхватила Риту, крепко схватила ее за руку и потащила за собой в сторону от дороги, к обшарпанным кирпичным домишкам. Как и следовало ожидать, никто за ними не гнался.
   Они пробежали меж крайними домами, и, оказавшись на тихой немощеной улочке, пошли шагом, чтобы не привлекать внимания. Марине пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы осознать, что она, наконец, достигла столицы. Это, правда, вовсе не означало, что сложности кончились, наоборот...
   Перехватив ее взгляд, брошенный на свою сумку, болтавшуюся у Риты на плече, девчонка преспокойно сказала:
   – Не беспокойся, все твои вещички целы. И денег осталось изрядно.
   – Приятно слышать, – сказала Марина, медленно отходя от напряжения. – Ты, собственно, откуда взялась в самый подходящий момент, моя могучая правая рука? Что-то непохоже это на совпадение...
   – Какие там совпадения! – фыркнула Рита. – Я просто видела, как они тебя сгребли у почтамта. Давненько уже там торчала, на другой стороне, все тебя высматривала. Ну, и поехала следом. Я там себе мопед купила. На них полгорода гоняет, молодежь, я имею в виду. Марина припомнила моторизованные стайки подростков обоего пола. В самом деле, привычная картина...
   – Ну вот... Потом я до утра околачивалась поодаль от того дома, куда тебя затащили. И, когда тебя утром повезли на вокзал, снова села им на хвост. Дальше было еще проще – села в поезд, они же обо мне и не подозревали. Часа два все было спокойно, потом они всей компанией куда-то ломанулись, и я поняла, что начались какие-то события. Решила, что пора поучаствовать. По-моему, я пришла как раз вовремя, а?
   Марина усмехнулась, мимолетно притянула ее к себе и крепко поцеловала в губы. Пояснила:
   – Задаток. Остальное за мной. Дай-ка...
   Она сняла с плеча Риты сумку, порылась в ней, вытащила свой мобильник. Включила. Набрала номер и, помешкав пару секунд, с видом человека, вниз головой бросающегося в холодную воду, нажала кнопку. Поднесла телефон к уху и ждала с кривой улыбочкой на губах.
   – Слушаю.
   – Привет, – сказала Марина. – Там, насколько я знаю, меня поторопились похоронить? Ошибка. Я жива.
   – Я же предупреждал! Сюда нельзя звонить...
   – А как насчет исключительных случаев? – сказала Марина. – По-моему сейчас как раз такой. У меня нет других каналов, я вообще хоронюсь по углам. Такое впечатление, что за мной охотятся все на свете...
   – Что у тебя опять стряслось? – сварливо осведомился собеседник.
   – Ничего особенного. Я тут подсуетилась чуточку из кожи вон вылезла... Ну, я же способная девочка, хотя характер у меня сквернее некуда... Короче говоря, я все-таки отобрала футляр у тех прохвостов, что его сперли из самолета. Дискеты с кодами, я имею в виду. Посылку с борта «птицы-призрака», – она рассмеялась, услышав неописуемые звуки, издаваемые ее собеседником. – Ну ладно, ладно, молчу. Ты же сам говорил, что подслушать эту линию невозможно. В общем, положение идиотское – я торчу посреди этого обезьянника, и в сумке у меня...
   Она говорила еще с полминуты, не больше. Отключив телефон, улыбнулась Рите почти беззаботно и весело:
   – Это называется – события пришпорены...
   – И что теперь? – озабоченно спросила Рита.
   – Пустяки, – отозвалась Марина, задумчиво щурясь. – Если я хоть что-то понимаю в людях и в этом циничном мире, меня очень скоро будут убивать. Только-то и делов... Между прочим, это не так страшно, как может показаться. Если тебя хотят убить, нужно просто-напросто вовремя вывернуться...

Глава седьмая
Ставьте жирные точки

   Они сидели на самом краешке плоской крыши, над пропастью в восемь этажей. Отсюда, с высоты, и улицы, и дома казались гораздо красивее и благообразнее. Запахи сюда не доставали, а груды мусора выглядели совсем крохотными, неразличимыми в неаппетитных деталях, а люди представали смешными куколками, передвигавшимися забавно и нелепо.
   Маугли фыркнул с каким-то странным видом, словно сконфуженно. Марина встрепенулась, посмотрела вниз, но не увидела ничего достойного внимания. Вопросительно покосилась...
   – Смешно, – сказал Маугли. – Полное впечатление, что это ты меня всю ночь трахала, а не я тебя.
   – А что тут смешного? – прищурилась она. – Если именно так и обстояло? Ничего, это для тебя полезно в познавательном смысле. Не каждую ночь тебя обстоятельно и качественно трахает очаровательная девушка! Согласись, в этом есть свой кайф...
   – Наладить бы тебя с крыши вниз головой... – насупился он.
   – Размечтался! – пропела Марина. – Во-первых, я успею увернуться, и с крыши ляпнешься именно ты, а во-вторых, тебе вроде бы не на что жаловаться. От меня тебе сплошная выгода – и «бабки» капают, и разнузданные сексуальные забавы... Где у тебя свербит?
   – Не люблю, когда мной играют втемную.
   – Вот совпадение, я тоже, – сказала Марина. – Но так уж жизнь устроена: большинством из нас играют втемную, совершенно не спрашивая согласия... Брось, Маугли! Подробности тебе совершенно ни к чему. Если бы я тебе вывалила ничтожную долю деталей, ты бы и от нее блевал до вечера, при всем твоем суровом и разностороннем жизненном опыте. А уж от целого... Скажу тебе честно: любые лишние знания – дерьмо. Точно.
   Гибко изогнувшись, она легла на край крыши и посмотрела вниз. Картина оставалась прежней, безмятежной, сонной, никаких признаков того, что некто стал подтягивать силы, готовить засаду. Ни новых компаний, замаскированных под постоянных обитателей трущоб, ни рабочих, именно сегодня вдруг воспылавших желанием немедленно починить прохудившуюся водопроводную трубу или оборванные провода.
   Она улыбнулась – мечтательно и хищно. Пока что ее предположения били в точку. Ну, разумеется, после смерти Бородина заговорщики, и без того совершенно не стремившиеся к публичности, должны впасть в паническое оцепенение. Все подозревают всех, все боятся всего на свете, никто не в состоянии ничего просчитать хотя бы приблизительно. Впрочем, это еще не значило, что ее не намерены пристукнуть прямо здесь, на грязной улице, посреди обшарпанных домов. Поди угадай, что им придет в голову, она тоже не могла многое просчитать по недостатку информации. Так что расслабляться рано.
   Потом она увидела серую машину. Уже в третий раз. Машина ехала все так же медленно, на сей раз с другой стороны, справа налево. Марку отсюда, в таком ракурсе, трудно определить. Не особенно новая, не из роскошных, кажется, «Катамири». Ну да, чего-то в этом роде следовало ожидать – неброский одинокий рыдван...
   На сей раз машина не свернула за угол, а остановилась в условленном месте, возле двух ярких, свежих пятен на тротуаре – красная краска и зеленая. Марина собственноручно два часа назад выплеснула там содержимое обеих банок, не привлекая этим особенного внимания. По здешним меркам – вполне безобидная забава.
   Левая задняя дверца открылась, вылез человек в сером плаще. Трудно было узнать его с такой высоты, но движения очень знакомые. Марина вновь улыбнулась с гордостью человека, хорошо сделавшего свою работу и пока что рассчитавшего все верно.
   – Все, – сказала она, поднимаясь на ноги. – Начались дела...
   – Я тебе нужен? – спросил Маугли, браво выпятив грудь.
   – Мне сейчас не нужен никто, – сказала Марина. – Это только мое дело...
   Она сбежала по захламленной лестнице, показавшейся бесконечной, вышла на улицу, бесшумно притворив за собой покосившуюся грязную дверь, побрела по улице, низко наклонив голову, скрывая лицо под широкими полями дурацкого, но безумно здесь модного среди маргинальной молодежи матерчатого колпака… Расслабленная походка то ли пьяной, то ли уколовшейся, широкие мешковатые штаны, пестрая майка. Ничем не примечательная деталь здешнего пейзажа, как две капли воды похожая на аборигенов.
   Он и не узнал, это чувствовалось издали. Смотрел даже не мимо – сквозь, как на пустое место, брезгливо морща нос и нетерпеливо переминаясь со страдальческим лицом. Он всегда был крайне чувствителен к запахам, а здесь со всех сторон несло таким скопищем сомнительных ароматов, один другого отвратительнее, что этот кабинетный чистюля переживал поистине адские муки.
   – Ну, здравствуй, Дэн, – негромко сказала она, остановившись рядом.
   Он моментально справился с удивлением. Марина напряглась, как самый настоящий хищный зверь. Если ее собирались убить без лишних церемоний и переговоров, момент самый подходящий, удобнее некуда. И она краем глаза зорко следила за сидящими в машине – три ничем не выделяющиеся скучные хари, оружия пока не видно...
   – Что за маскарад... – сказал он с вымученной улыбкой.
   Примечательная у него стала физиономия. Он никак не мог решить, какое именно выражение лица у него сейчас должно быть, и оттого смотрелся довольно смешно. Марина, не сдержавшись, фыркнула.
   – Ну, что мы стоим? – сказала она спокойно. – Прогуляемся, поговорим по душам...
   И сделала пару шагов в сторону перекрестка, краем глаза фиксируя оставшихся в машине. Мало ли что, вдруг у него логичные, в общем-то, намерения – захватить, увезти в уединенное место и с помощью пресловутой «третьей степени» выяснить, где дискеты.
   Нет, те остались в машине. Денис двинулся за ней со столь недовольно-безнадежным лицом, что никаких сомнений уже не оставалось. Машина потихонечку катила следом.
   Когда они свернули за угол, Марина поинтересовалась без особых эмоций:
   – Дэн, а почему ты ни о чем не спрашиваешь? И ничего не говоришь? Как ни крути, а ситуация сложилась странная и неправильная, если подходить к ней с обычными мерками...
   Он сказал сухо, отрывисто:
   – Не хочу выглядеть глупо и смешно. Мы оба все понимаем...
   – Вот именно, – сказала Марина. – Ты знаешь, что я знаю. А я знаю, что ты знаешь, что я знаю... А тебе известно, кстати, что мы все, оказывается, когда-то жили в море? Давным-давно на суше никого еще не было, и мы все жили в море. В виде рыб и прочих плавающих тварей. И я совершенно уверена, что среди честных подводных обитателей уже тогда плавали какие-то особенно подлые рыбы. По меркам того мира определенно мерзкие. Они хапали чужую добычу, замышляли гадости, насколько были способны замышлять. И все такое прочее. Так вот, Дэн, от одной из таких рыб ты и произошел – по чертовски длинной цепочке. И с этой мысли меня уже не свернешь... Нам сюда.
   Она первой свернула в узенький проход, между двумя бетонными глухими стенами, помаленьку, но целеустремленно прибавляя шаг. Денис машинально шел следом в том же ритме. Позади раздались какие-то странные звуки, Дэн оглянулся на ходу, но Марина ухом не повела. Она прекрасно знала, что там сейчас произошло – машина с маху распорола все четыре покрышки, наехав на несколько жгутов из колючей проволоки, тщательно замаскированных под устилавшим улицу мусором при активном участии и руководстве самой Марины.
   Они петляли и петляли, пока не оказались на берегу реки, давным-давно превращенном в свалку. Даже на воде сплошной трехметровой полосой колыхался разнообразный хлам. Судя по ароматам, здесь нашла последний приют не одна дюжина дохлых кошек (если не хуже), и Марина рассмеялась, глядя, как ее шефа форменным образом перекосило.
   – Ничего, ничего, – сказала она. – Очень подходящая для тебя обстановочка, Дэн...
   Он стоял, нервно морщась, старательно пытаясь дышать ртом. Спросил, глядя в сторону:
   – Когда ты догадалась?
   – По-моему, это уже неважно, – сказала Марина. – Когда, как... Тебе самому это вряд ли интересно, правильно? Вот видишь... Главное, я, в конце концов, сообразила, что у происходящего есть только одно объяснение. Кто-то в нашем отделе работает на заговорщиков, и это – ты. Стоило лишь примерить эту версию ко всем несообразностям и темным местам, картина приобрела стройность и логическую завершенность. Ты был с ними в сговоре, Дэн, с самого начала. С Бородиным и всей этой бандой. Я должна была уехать отсюда с фальшивыми досье, которые якобы и добывал Тимофей. И события пошли бы своим чередом, никто уже не мог бы ничему помешать. Вот только я не уехала. В один прекрасный момент я взяла и задумалась. Пожалуй, это случилось тогда... Нет... Знаешь, что послужило толчком? Ты, еще в Питере, говоря о Тимофее, сказал «был». Ты говорил о нем, как о мертвом, а ведь, строго говоря, в тот момент никто из нас не мог знать точно, что с ним все-таки произошло. Твое лицо, интонация – все не походило на оговорку... Ты уже знал про самолет.
   – Зря я послал именно тебя...
   – Уж это точно, – сказала Марина. – Кто-нибудь другой сумел бы оправдать твои, ожидания...
   – Где коды?
   – Ну, разумеется, в надежном месте. Не у меня же в кармане!
   – Чего ты хочешь? Что тебе нужно, чтобы мы договорились?
   – Чтобы ты сдох!
   – Я серьезно.
   – Так и я нисколечко не шучу, – сказала Марина, фиксируя все внимание на его правой руке, медленно опускавшейся в карман легкого серого плаща.
   – Можем мы поговорить нормально, как разумные люди? Ты даже не представляешь, о чем идет речь...
   – Вот кстати, о чем? – спросила она с усмешкой. – Поставить еще более ручных марионеток, да?
   Несмотря на свое печальное положение, он улыбнулся словно с превосходством:
   – А ведь ты ни черта не поняла! Вернее, не докопалась до главного...
   – Не было случая. Кто передо мной изливал душу? С Бородиным я так и не успела поговорить толком, не нашлось возможности...
   – Вот то-то! А ведь цель может тебе и понравиться...
   – Серьезно?
   – Давай поговорим спокойно. Это вовсе не банальный переворот, направленный на замену одних марионеток другими. Это, если хочешь, революция. И не нужно так ухмыляться. Революция. Самая настоящая, похожая на ту, что когда-то положила начало Соединенным Штатам.
   – Нехило, – сказала Марина. – А ты, получается, нечто вроде Джефферсона и Вашингтона в одном флаконе?
   – Постарайся понять, – терпеливо сказал Дэн. – Речь идет именно о революции. О создании на месте полудюжины здешних карликовых держав новой России. Потому что старая безнадежно больна. Все, что у нас творится – даже не болезнь, а агония. Эти разборки… Неоэтика… И многое, многое другое. Нынешняя Россия – агонизирующий труп. Что-то переделывать – безнадежно и поздно. Поэтому нашлось немало здравомыслящих людей, которые решили все сломать. Мы максимально используем аборигенов. В конце концов, они тоже белые и далеко не все стали жвачным скотом. Здесь будет новый плавильный котел, новая цивилизация. Понимаешь? Черт возьми, ты же отсюда родом! Ты дикарка, варварка, и это прекрасно, потому что у тебя нет и не может быть врожденных, исконно аристократических кровей! Такой новый мир – как раз для тебя!